Мили до тебя

1 миля над землей. Эмили

Мой внутренний фундамент давно треснул. Дай я слабину сейчас, хоть на миг, я бы окончательно сломалась. И все, ради чего сделала тот выбор, рухнуло бы моментально, окончательно лишая того, что и так принадлежало мне. Погрузило бы навсегда во мрак безысходности и апатии.

Условия сделки обязывали меня стремиться к совершенству. Профессионализму. Оттачивать навыки день за днем, полностью отдаваясь учебе, потом хирургической практике. За два года после окончания учебы я достигла того, чего некоторые добиваются лет десять. Не последнюю роль, конечно, сыграл отчим, договариваясь с лучшими врачами и клиниками для стажировки.

Сейчас, в полумраке и тишине нового кабинета, освещенного только настольной лампой, я заполняла карточку летчика. Всего более тридцати пилотов, и медицинскую историю каждого мне надо было изучить.

Два дня, как я прилетела сюда, на авиационную военную базу Калабосо, расположенную в Венесуэле, срочно сменив работавшего до меня хирурга. Три с половиной тысячи километров до Вашингтона. Новая страна, очередная война. Бездушная. Жестокая. Расправа с теми, кто готов ради денег и власти терзать человеческие тела, желая подчинить своей воле сначала город, потом страну. Континент. Весь мир. Не спросив согласия и намереваясь напичкать каждого наркотой, превращая в бесправных рабов.

Ненавидела войну. Ненавидела боль. Моей страстью была хирургия. Возможность дать человеку жизнь и шанс исправить глупые ошибки. Принять верное решение. Признаться в любви или навсегда уйти. Верила, что опытный врач всегда знает свое дело. Лишь пациент где-то на уровне подсознания сам принимает решение, жить после операции или умереть.

Место работы — это отдельный мир, в котором проводишь, как минимум треть жизни. Трехэтажное здание госпиталя внешне выглядело обшарпанно. Увидев его впервые, представила, что внутри ждут грязь, бардак, насекомые. Но, переступив порог, поняла, что влюблюсь в это место. Идеально чистое и светлое. Оборудование, инструменты — все, как в лучших клиниках.

Каждый в госпитале стремился как можно скорее ввести меня в курс дела, наивно полагая, что я слишком молода и неопытна для такой работы. Придется очередной раз доказывать и показывать, на что я способна.

Помимо основной работы военного хирурга я успела получить квалификацию авиационного врача. И сразу же на меня возложили дополнительные обязанности по предполетной проверке летчиков. Ничего особенного: измерить давление, температуру, пульс и исключить употребление алкоголя. На практике это может делать любой специалист, но поручили мне.

Очередной вылет самолетов для атаки боевиков предстоял сегодня ночью. Я сидела допоздна, ожидая летчиков на осмотр. Шестеро уже отметились и получили справку с разрешением. Оставался седьмой, который задерживал меня и этим немного злил. Я могла бы уже пойти в свою комнату, принять душ и пораньше лечь. Никогда точно не известно, когда получится спать следующий раз. Это война. А где война, там раненые и бесконечные операции. Чтобы не терять зря время, принялась составлять отчет по израсходованным лекарствам.

Внимательно выписывала в отдельные колонки данные, сверяя с еще одной таблицей, пока ожидала последнего летчика. Наконец услышала два ритмичных, глухих стука. Не успела ничего ответить, как раздался скрип открывающейся двери. В кабинет из коридора мгновенно проникла полоска света, донесся грохот из коридора. Сосредоточенная на сверке цифр, я не могла сейчас отвести взгляд от них. Это было бы равносильно провалу, и пришлось бы начинать все заново. А мне нужна всего пара минут, чтобы закончить.

— Здравствуйте, — услышала уверенный мужской голос. Тембр будто знакомый.

— Здравствуйте, пилот? — переспросила, не поднимая голову и не отрываясь от цифр.

— Летчик, — поправил меня мужчина. Еле заметно усмехнулась. Я знала, что пилоты водят гражданские самолеты, а летчики — военные. Но обычно на эти детали немногие обращали внимание. Кроме тех, кто хорошо знает свое дело и видит разницу.

— Проходите, присаживайтесь, я сейчас освобожусь, — сразу ответила, стараясь не отрывать глаза и не сбиться.

Мужчина закрыл за собой дверь, вновь погружая кабинет в тишину и полумрак. Неспешной уверенной походкой направился ко мне. Сел на стул напротив, откидываясь на спинку, и сложил руки на груди. Не задавал лишних вопросов. Терпеливо ждал.

Досчитывала на калькуляторе числа, пытаясь не сбиться. Ощущала на себе пристальный взгляд. Он неспешно пробежал по лицу, оставляя жгучие следы, и оно начало предательски гореть. Откликнулось. Пыталась держать ровным дыхание, чтобы не выдать непонятное волнение. Боковым зрением подметила, что парень облокотился о стол, отчего тот противно скрипнул, нарушая тишину. Летчик немного наклонил голову, не отводя от меня глаз. Старался разглядеть лицо. От нахального взгляда стало неприятно и некомфортно. Словно голодный зверь нашел легкую добычу. Как бы не так. Я не для интрижек и романов сюда приехала.

Не понимала, как он так легко смог вывести меня из равновесия. Я, такая хладнокровная на операциях, потеряла самоконтроль перед каким-то парнишкой от одного взгляда. Минуты томительного молчания. Аромат. Что-то специфическое. Запах свежести с нотками терпкости, придающие свободу, независимость, уверенность обладателю. Хотелось его увидеть, узнать кто, но одновременно страшно поднять глаза и снова случайно попасть в зависимость от мужчины. Нет. Нет. Черт. Нет. Не хочу. Не стесняясь, закрыла глаза и глубоко задышала. Сквозь пелену услышала два слова.

2 мили под небом. Рональд

Меня всегда тянуло вверх что-то необъяснимое. Невидимая сила и страсть. Все детство я провел на деревьях, строя там дома, пункты наблюдения. Представляя себя то разведчиком, то суперменом. Позже переоборудовал чердак под комнату, чтобы жить как можно выше.

Сквозь окно в крыше мог часами наблюдать за небом, облаками, пролетавшими надо мной самолетами, вспарывавшими голубое пространство, оставляя после себя белый след.

Ходить по земле — это естественно. Правильно. Заложено природой. Но те, кто поднимаются ввысь и приручают небо — они иные. Когда я взлетаю на десять миль, вокруг уже никого нет. Все остается там, подо мной — облака, люди. А в голове одна мысль — я дома.

Нас перебросили на авиабазу вблизи Калабосо, когда ранее недружественная с США Венесуэла потеряла контроль на западной границе с Колумбией. Приток наркотиков, контрабанды из этой страны, распространение террористических группировок, проводивших взрывы и поджоги в Венесуэле. Через Венесуэлу террор медленно распространялся на остальные страны Южной Америки, представлял опасность для всего континента. Действовать надо быстро. У нас было максимум полгода, чтобы помочь венесуэльской армии обезвредить террористов, потом начинался сезон дождей. Работа авиации в таких условиях затруднялась.

Венесуэльская армия предоставила нам западную часть своего аэродрома для базирования. Горы с одной стороны авиабазы и густой тропический лес с другой скрывали нас от расположенного вблизи города, позволяя сосредоточиться на службе и тренировках.

Для летчиков двухэтажное здание казарм было разделено на небольшие комнаты по два человека. Помещение маленькое, вмещало-то всего две кровати, шкаф для вещей, небольшую раковину. Душ, тренажерные залы, столовая — все находилось вне здания. И все равно это лучше, чем общие казармы, в которых жили рядовые. Тут хотя бы можно было спокойно отдыхать между длительными перелетами.

Летать на истребителе трудно и сложно психологически, поэтому между полетами я старался максимально отвлекаться от работы. Заниматься спортивными тренировками и отдыхать. В тот вечер я задержался. До сумерек играя с ребятами в баскетбол. Когда вернулся, сосед по комнате Люк сказал, что меня уже искали на предполетную проверку. Сегодня предстоял ночной вылет, к которому нужно было получить очередное разрешение.

Не переодеваясь, я направился в госпиталь. Это было самое непереносимо гнетущее место. Никто не хотел тут оказаться на столе. Никто не хотел оказаться в морге. Но и без врачей было нельзя. Госпиталь всегда на стыке подвига и страданий, жизни и смерти, здоровья и инвалидности. Будь моя воля, я бы тут никогда не появлялся, но руководство требовало перед каждым полетом проходить предполетный осмотр.

Я уже слышал, что предыдущий хирург повредил руку и его заменила женщина. Женщина на войне... Звучит как утопия. Перевязки, обработки — да, но операции... Как правило, женщины слишком эмоциональны. Им сложно контролировать чувства. А раненого всегда жалко, ведь ему больно. Мне почему-то не хотелось бы оказаться под скальпелем у женщины, чтобы в ответственный момент она думала не о пациенте, а о том, что надеть вечером.

Вошел в здание, и в нос сразу ударил специфический запах больницы. Неприятно сжались пазухи. Быстро миновав коридор, подошел к нужному кабинету. Постучал пару раз и, не услышав ответа, заглянул внутрь.

В полумраке что-то писала девушка, склонившись над столом. Медсестра какая-то, а не врач. А услышав от нее «Пилот?» и вовсе поник. Совсем молодая и неопытная. Как можно только таких брать на войну? Закрыв за собой дверь, прошел вглубь кабинета и сел напротив, ожидая пока она допишет и освободится. Невольно начал рассматривать ее руки, потом переместился на лицо. Такое ощущение, что мне были знакомы ее черты, но я никак не мог узнать.

Она же, как специально, сидела, опустив голову так, что я не мог полностью видеть ее лицо. Пришлось даже немного склониться, чтобы рассмотреть ее лучше. Когда же она специфически зажала нижнюю губу зубами и чуть втянула ее, я узнал. Яркая вспышка из прошлого. Вспомнил ту, которая так делала, когда нервничала. Черт, не думал, что мы когда-то встретимся. Избегал с ней встреч как только мог. Мне было стыдно за нее и за себя. За то, что так поступил с ней тогда. За то, что она вела себя, как все. За то, что разочаровала меня. Хоть и прошло много лет, но делать сейчас вид, что я ее не помню — глупо. Тем более все равно на карточке будет мое имя. Надеюсь, все осталось в прошлом и мы сможем работать дальше вместе, не обращая внимания на ошибки молодости.

— Эмили Уотсон? — наконец решился спросить, хотя и так уже знал ответ. Она замерла, услышав меня. Заметил, как сжались ее челюсти, будто она не рада меня встретить. Выходит, тоже узнала. Немного помедлив, она подняла голову и пристально посмотрела на меня.

Эмили изменилась. Теперь передо мной не подросток с разгулявшимися гормонами, а уверенная в себе женщина. Почему-то мне казалось, что врачи убирают и завязывают волосы, а не распускают их. Хотя ей так шли темные струящиеся локоны, обрамлявшие лицо. Подростковая миловидность сменилась ухоженной эффектностью. Мы сидели и молча сверлили друг друга пронзительным взглядом, поглощенные своими воспоминаниями.

— Рональд Кейден? — наконец переспросила Эмили и, пробежав по мне взглядом, задержалась на руках. Заметила кольцо? Вероятно, да. Меня же интересовало, что у нее, наоборот, не было кольца. Либо она их не носила потому, что врач, либо потому, что не замужем. Как вообще она оказалась тут, ведь хотела стать педиатром?

3 мили над землей. Эмили

Я надеялась, что этап моей жизни, связанный с ним, закончился. Оборвала все нити, общих друзей, поменяла номер телефона. Думала, между нами навсегда выстроена глухая стена. Ни единой возможности встретиться и поговорить. Мечтала оставить в прошлом то, что и так принадлежало прошлому. Вычеркнуть из памяти этого человека. Но все имеет свою судьбу. И наша снова подталкивала нас друг к другу. Зачем? Я догадывалась зачем, но это будет слишком тяжело для нас обоих.

Он обрушивал на меня тонну своего негатива и недовольства. А я усиленно пыталась вспомнить, почему я его ненавижу. Ведь каждый волосок на моем теле встает дыбом от его голоса и ощущения того, насколько он близко. Пыталась что-то возражать, оправдываться, но тут, рядом с ним, тело предавало меня, покрываясь мурашками от одного взгляда в мою сторону. Он требовал ответа, почему я так сделала, а я не могла сказать правду.

Когда Рональд встал, облегченно выдохнула. Уходит. Наконец-то понял, что я не собираюсь ничего рассказывать. В следующий момент сел напротив меня на корточки. Замерла. Боялась и одновременно хотела того, что он делает. Смотрел в глаза. Без фальши и злобы. Перестала дышать, чтобы не испортить момент. Наклонился к плечу. Почувствовала жгучее дыхание. Скользнул к шее. Смаковал каждый дюйм меня. Неправильно. Но не могла остановить. Окутал своими чарами. Сделал безвольной и слабой. Превратил в статую. Замерла. Боялась шелохнуться. Он в паре дюймов от моего лица. Рассматривал. Не мог на что-то решиться. Слегка повернул голову и не спеша приблизился к моему уху. Так близко, что я ощущала его дыхание. Эти десять лет словно сдуло одним его выдохом, растворяя их во времени. Будто это был один миг. Взмах ресниц, а не чертова вечность. Почему я сейчас все бы отдала, чтобы почувствовать касание его губ? Требовательных рук. Тяжесть его тела.

— Ничего подобного, — хрипло прошептал, — тебе не плевать на меня, и ты до сих пор думаешь обо мне. Но я не твой, — моментально отрезвил своими словами. Схватила жадно воздух. Голова закружилась. Спрятала за стиснутыми зубами обиду и рвавшиеся наружу слезы. Отодвинулся от меня, рассматривал лицо. Хотел увидеть триумф надо мной. Ощутил его и усмехнулся. — Увидела кольцо, — помахал перед лицом пальцами, — и психанула. Вот почему ты так сделала с печатью. Это так по-детски, Эмили. Ты словно школьница, примитивными методами пытаешься подцепить мужчину, — ехидно кивнул в сторону кровати, — чтобы кто-то согрел твою постель.

Что?! Неожиданно для себя занесла руку и влепила ему пощечину. Ладонь обожгло соприкосновение с кожей. Парень дернул в сторону голову и погладил покрасневшую щеку.

Он не смеет так говорить, он ничего про меня не знает. Кейден перешел границы, и весь выстроенный хрустальный трон, на который я его вознесла, рухнул, рассыпаясь на осколки, больно вонзаясь в мою душу.

— Это лишь доказывает, что я прав, — вызывающе произнес он.

Сейчас я окончательно убедилась, что между нами никогда ничего не будет. Стоило ждать десять лет, чтобы понять это. К горлу подступила невыносимая жгучая боль, опаляя накопившейся злостью гортань. Нельзя соединить прошлое с настоящим, чтобы не было шрама. Всегда найдется то, чем можно упрекнуть.

— Проваливай, — выдавила сквозь зубы.

— В знак старой дружбы я не пойду жаловаться на тебя и твою выходку, — вставая, ответил он, — но если выкинешь что-то еще, узнаешь, на что я способен, Эми, — произнес мое имя кратко. Показывал, что я теперь в его руках. Не посмею нарушить запрет. Встал и молча вышел из комнаты, оставив дверь за собой открытой.

Заплетаясь в простыне, рванула к двери, с силой толкнула ее.

— Ненавижу, — кричу в пустоту, но в ответ только грохот от закрывающейся двери.

Бросившись на кровать, наконец, дала волю слезам. Они душили от безысходности. Жгучей обиды. Глупого тупика, в который я сама себя загнала. Я не могу заставить кого-то измениться. Я не хочу разрушать семью. Не должна думать о нем. Все это время надеялась, что когда-то встречу его, объясню, мы сможем быть вместе. Сейчас поняла, что пора поставить окончательную точку в этой истории. Оставить прошлое в прошлом и не тянуть его в будущее. Только как это сделать, если оно все время напоминает о себе?

Провалявшись в полудреме до утра, я вспоминала легкое прикосновение к щеке. Как мне могло показаться в тот момент, что он захочет все вернуть, поцеловать? Это так глупо, поддаться и показать свою слабость. Черт, как же хотелось вновь ощутить вкус его поцелуя. Теплое дыхание на шее, когда он притрагивается к ней. Царапанье кожи о его щетину. Теперь он знает мое слабое место. Знает, как сделать мне больно. Как манипулировать. Но пусть только попробует. Я могу лишить его полетов. И Кейден задохнется на земле, не имея возможности вырваться в небо.

Кажется, я только закрыла глаза, а звонок будильника уже прервал мой сон. Личные проблемы не должны мешать службе и тем более спасению людей, поэтому потянувшись, все же встаю. Из отражения на меня глядела незнакомка. Опустошенные глаза, припухшие от слез веки, спутанные волосы. Я специально не спеша возвращала себя к жизни. Прятала отчаяние под косметикой. Тянула время, чтобы прийти в столовую позже и не встретиться с Роном. Так и получилось, офицерский состав уже позавтракал, а столовую заполнили рядовые. Я даже начала сомневаться, не зря ли я так сделала. Все косились на меня, подмигивали и каждый второй желал раздеть. Проглотив завтрак, я поскорее хотела вернуться в госпиталь.

В ординаторской меня уже ждал Глеб. Так странно было встретить военного хирурга высшей категории с русской фамилией Борисов в американской армии. Он, как ни странно, говорил на чистом английском, без акцента. При этом цитировал русских писателей. Вот только расспросить подробнее про его прошлое пока никак не получалось.

4 мили над землей. Эмили

Как мне хотелось сейчас провалиться, исчезнуть, раствориться, что угодно, лишь бы не находиться с ним наедине. Не слышать шуток или укора. Не оправдываться. Очередной раз чувствовать себя виноватой. Но мы тут одни. И я должна сделать чертов отчет.

Приложив к сгибу его руки стетоскоп, продолжила, не обращая внимания на цепкий, подозрительный взгляд Рона. Механически накачивала манжету и прослушивала пульс. Интересно, вспоминал ли он меня хоть раз за эти десять лет? Хотя... у него жена, семья, зачем ему это? К тому же в его глазах я кто? Поверил в какие-то сплетни про меня и даже не дал шанс ничего объяснить.

Сейчас же внимательно следил за каждым моим движением, будто ждал, когда я ошибусь. Врач с моей практикой ошибается только тогда, когда хочет ошибиться. Как вчера вечером. Намеренно и полностью осознавая поступок.

— Давление в норме, — повесив на шею стетоскоп, сказала я, сняла манжету и убрала тонометр.

Теперь надо измерить пульс, а значит, опять придется касаться его. Подняла левую руку, чтобы засечь время на часах, а указательный и средний палец другой руки положила на его запястье. Подушечками нащупала упругие вены и уловила пульс. Ритмичный. Умеренный. Как и сам Рон. Но биение моего сердца было настолько сильно, что вскоре заглушило все ощущения. Я не могла отличить его пульс от своего. Они словно слились в унисон. Да что такое со мной творится? Он проникал в каждую мою клеточку, заражал ее собой. Пульс подчинялся его ритму. Эмоции лились через край. Мозг понимал, что точка поставлена, но тело отказывался в это верить. Убрала пальцы с его запястья и молча протянула Рону термометр. Думаю, он догадается, что с ним нужно делать. Сама пошла в другой конец кабинета, чтобы включить ЭКГ-аппарат.

Я не услышала от него ни слова, но сейчас это было даже лучше. Мне просто нужно представить, что передо мной не Рон, а кто-то другой. И все. Просто кто-то другой, посторонний мне человек.

Как только термометр издал звук, что измерил показания, я вернулась и протянула руку. Рон достал прибор, сам посмотрел на дисплей и положил термометр на стол. Черт! Спокойно, Эмили. Он просто проверяет тебя на прочность. Я взяла прибор и, убедившись, что температура в норме, убрала его на место.

— Надо еще сделать кардиограмму, раздевайся до пояса, снимай обувь и ложись, — указывая рукой в противоположный угол, спокойно сказала.

— Нашла все-таки способ меня раздеть? — ухмыльнулся он, наблюдая за мной из-под бровей, и взялся за ворот футболки.

Я усмехнулась, но успела отвернуться до того, как он начал стягивать майку, чтобы случайно не попасться на том, что я его разглядываю.

Услышав за спиной твердые шаги прилипающих босых ног к линолеуму выдохнула, лишая легкие воздуха. Напряжение в кабинете нарастало, и я чувствовала, что скоро кто-то из нас сорвется.

Это просто очередной летчик. И он женат. И я забуду его. Когда-нибудь.

Взяв датчики, склонилась над лежащим на спине Роном. Как бы я ни была сосредоточена на подключении электродов, не могла не заметить широкую накаченную грудь, обтянутую гладкой загорелой кожей. Рельефные крепкие руки, напоминающие о постоянных тренировках. Каждая клеточка внутри замерцала от желания прикоснуться к нему.

— Хватит уже разглядывать меня, делай кардиограмму, — услышала нахальный голос. — Я хочу сегодня еще попасть на тренировку, — будто заметив, что я рассматриваю его, ухмыльнулся тот, кого хотелось убить.

Черт! Мне что, глаза завязать?! Так и хотелось резко высказаться, но в памяти всплыл утренний разговор с Глебом. Я должна попробовать настоять на своем.

— Работая врачом в мужском коллективе, каждый день приходится наслаждаться видом загорелых торсов, — демонстративно пробежалась взглядом по всем открытым участкам его тела и натянуто улыбнулась. — Поверь, ты не единственный. — Сделав снова серьезный вид, приказала: — Молчи и не шевелись, а то опять могут получиться плохие результаты.

Сама же отвернулась к прибору. То ли Рону нечего было сказать, то ли он не хотел испортить результаты анализов, но он промолчал. Что бы там ни было, но это моя маленькая победа. Сама себе мимолетно улыбнулась, записывая кардиограмму. Частота сердечных сокращений в норме, физическое состояние сердца в норме, аритмий нет, нарушений нет.

— Можешь вставать и одеваться, — сказала, снимая датчики, — с тобой все в порядке, — отвожу в сторону взгляд и, положив электроды, направилась к компьютеру. — Я сейчас сделаю отчет.

— Как вообще какой-то медсестре доверили проводить предполетную подготовку? — услышала за спиной недовольный голос.

Я догадывалась, на что он намекал. Вчера я повела себя не как врач, пошла на поводу эмоций и поставила ту чертову печать. Знаю, что не должна была так поступать, но что сделано, то сделано.

Я молча набирала текст, заполняя форму, Рон же будто специально искал повод меня задеть, отомстить за вчерашнее.

— Классная у тебя работа. Раздевайся. Ложись. Давай я на тебя поглазею. Одевайся. Печать. Ты похоже сюда для этого и приехала? — продолжал издеваться он.

— Ты знаешь, да! — развернулась к нему и выпалила: — Военные — они более серьезные, чем мальчики на гражданке.

— Удачной охоты, — усмехнувшись, ответил Рон и направился к двери.

— Не уходи, — остановила его в последний момент, говоря уже в спину. Рон замер, но не повернулся. — Тебе еще надо сходить к Глебу и показать ему отчет.

5 миль под небом. Рональд

Шел по коридору и удивлялся сам себе. Во мне проснулся тот мальчишка со школы, когда хотелось подшутить, поиздеваться над кем-то. Знал слабое место и давил на это, выводя ее из себя.

Когда она одновременно со мной схватилась за ручку двери, почувствовал прохладную ладонь, накрывшую мою. Она не собиралась убирать руку, даже больше, с силой нажала на мою, желая открыть дверь сама. Но я специально не позволил ей сделать это. Ведь просил не командовать мной, но она снова пыталась это делать. Эмили со всей злости впилась в мою кожу ногтями, а потом отдернула руку, сдаваясь.

Пожалуй, стоило прекратить эту игру, пока она не зашла слишком далеко. Открыл дверь, пропуская девушку первой. Она бросила на меня недоверчивый взгляд, но все же зашла к Борисову передо мной, сразу же направившись к его столу. Я зашел следом и закрыл за нами дверь.

— Я обследовала капитана Кейдена, вот отчет, — кладя на стол листы, сказала она, — с ним все в порядке. Глеб, я вас оставлю, у меня дела.

Не дожидаясь ответа, Эмили развернулась и, обогнув меня, направилась к выходу. Лишь громко хлопнула дверью напоследок, отчего Глеб удивленно поднял на меня глаза.

— Вы хорошо постарались, молодой человек, разозлив моего самого спокойного сотрудника, — покачал головой врач и взял листы.

— Проверьте лучше за ней отчет, а то опять не то напишет, — кивнул я на бумаги. Видно было, что его забавляла вся эта ситуация, в то время как мне не до шуток. Я столько времени терял впустую из-за этих обследований.

Борисов читал первый лист, и в уголках его глаз появились сначала многочисленные морщинки, а потом мужчина захохотал. Что такого смешного он мог вычитать там? Неужели она опять написала какую-то чепуху?

— Что такое? — спросил резко.

Еще пара таких справок, и меня на самом деле отстранят от полетов. Эмили добьется своего. Я догадывался, почему она злится на меня. Надо будет все же поговорить с ней как-то и объясниться.

— Вот, — протягивая мне лист, — можете ознакомиться, — усмехнулся Борисов.

Пробежал глазами по тексту. Давление, пульс, температура, для меня тут не было ничего особенного. Пока глаза не дошли до строчки «Примечание».

«Плохое зрение, так как не видит дальше собственного носа. Плохой слух, так как слышит только себя. Лишенный чувств и этики придурок. Рекомендую отстранить от полетов, а лучше отправить домой».

— Надеюсь, это шутка? — скомкал одной рукой лист и швырнул на пол.

— Вот, можете ознакомиться с другим вариантом отчета, — протянул мне еще один лист.

Все данные повторялись, а в графе «Примечание» написано совершенно другое.

«Физическое и эмоциональное состояние капитана Р. Кейдена на отличном уровне. Разрешены полеты на сверхзвуковых истребителях. Плохие предыдущие показатели являются ошибкой в измерениях врача Э. Уотсон».

Она подписывала себе приговор последней фразой. Я поднял глаза на Глеба.

— Вы же понимаете, чем это ей грозит? Хотите дать этой бумажке ход? — ставя меня перед выбором, спросил он.

Черт, я был очень зол на нее. Тогда, в ее комнате, за ее выходку, готов был сам собрать ее вещи и отправить домой, но сейчас вспоминал слова из первой справки, и что-то не давало мне покоя. Что она имела в виду, написав это? Что я не вижу и слышу? Внутри все гудело от ощущения недосказанности. А сердце как никогда начало ускоряться, призывая меня не делать этого. Я покачал головой.

— Вы можете переделать? — бросил отчет ему на стол.

— Если вы этого хотите, то да, — кивнул Глеб.

— Я подожду, — садясь на стул, предупредил.

Глеб взял отчет и удалился.

Я же поднял скомканный ранее листок и развернул его, перечитывая строки.

«Плохое зрение, так не видит дальше собственного носа. Плохой слух, так как слышит только себя. Лишенный чувств и этики придурок».

Что же она хотела этим сказать? Что я должен увидеть и услышать? Что она сохнет по мне, как десять лет назад? Черт, она думает, я не вижу, как она похорошела. Пропали подростковая угловатость и сутулость. Сейчас передо мной была привлекательная женщина. Только у нас разные пути. Мы пробудем на этой базе пару месяцев и опять разъедемся в разные уголки нашей страны. То, что когда-то не срослось, не срастется снова. К тому же теперь я женат. И не смогу бросить Лизу.

Услышав звук открывающейся двери, я обернулся. В кабинет вошел Глеб и протянул мне новый листок.

— Великий русский писатель Лев Толстой говорил: «...Мы любим людей за то добро, которое мы им сделали, и не любим за то зло, которое мы им делали». Я не знаю, что у вас там было в прошлом, да и это не мое дело, — начал он, садясь на свое место, — но, надеюсь, вы перестанете мучать друг друга и займетесь делом. Документы передадите лейтенанту Куперу.

Я пробежал глазами по строчкам, доверять я теперь не мог. Но ничего кроме разрешения к полету и сбоя техники, которую отправят на повторную поверку, не было. Я поднял глаза на Глеба.

— Вы хотите сказать, что я кого-то мучаю? Может, это она ведет себя, как ребенок?

Глеб пригладил седую бороду и задумался.

6 миль над землей. Эмили

Не было аппетита идти на завтрак. Не было желания встречаться с Роном. Не было мыслей, как вести себя с ним дальше.

Наблюдала из окна своей комнаты за солдатами, вышедшими на утреннюю зарядку, и тоже возникло желание пробежаться и подумать. На ходу закидывая в себя хлебцы и запивая их соком, я одевалась для пробежки. Возможно, бежать в военной форме было бы правильней, но мне больше нравилась обычная спортивная одежда, предназначенная для бега.

Выйдя из здания, обняла себя руками, привыкая к утренней прохладе. База «Калабосо», на которой мы жили, находилась немного севернее экватора, и днем температура поднималась до тридцати градусов, но утром тут было довольно свежо.

На фоне гула самолетов был слышен голос командира, руководившего солдатами, украдкой смех какого-то осмелевшего рядового. И, чтобы не привлекать к себе лишнее внимание, я обогнула госпиталь, воткнула наушники и побежала по тропинке. Она проходила за основными зданиями базы и дальше раздваивалась. Налево вела в сторону взлетных полос, направо — к лесному массиву. Сегодня мне хотелось побыть в тишине ото всех, поэтому свернула к лесу.

Как же здесь было удивительно! Ограничивающие базу с одной стороны экзотические растения, которые я видела впервые и названия, конечно, не знала, окунули меня в некую сказку, волшебство. Дивный сладкий аромат цветов, приправленный запахом зелени. Яркий солнечный свет, пробивавшийся сквозь листву, заставил прищуриться и улыбнуться. Как все было гармонично! И чего так не хватало мне? Ведь на самом деле, у меня все хорошо. Я, моя семья — все живы и здоровы. Рональд? Я сама себя накрутила с ним. Жила ведь как-то без него все это время. Просто, случайно встретив сейчас, спустя столько времени, почему-то решила, что он должен влюбиться в меня снова. Но я всего лишь ошиблась. У него своя жизнь. У меня своя. Не стоит чего-то ждать. Надо жить дальше. Мне не хотелось больше спорить с ним, что-то доказывать. Пусть все будет как есть. Он сделал свой выбор. И я тоже. От этого осознания я радостно вскинула руки и улыбнулась еще шире, утопая в солнечных лучах. И продолжила бежать, впитывая энергию местности.

Спустя время боковым зрением заметила кого-то справа от себя и автоматически повернула голову в ту сторону, встретившись взглядом с лейтенантом, который приходил по поводу Рональда. Он довольно улыбнулся, кивнув. Я махнула в ответ и вытянула наушники, чтобы поздороваться.

— Доброе утро, — поприветствовала его, переходя на шаг.

— Доброе, — кивнул он, — мисс Уотсон, кажется?

— Можно просто Эмили, — переводя дыхание, ответила. — Вы тоже бегаете по утрам?

— Да, предпочитаю пробежку занятиям на спортплощадке. Вы в отличной форме, еле вас догнал, — поднимая большой палец, довольно прищурился он. — Как вы, освоились?

— Я уже в курсе всех дел, лейтенант. Штат тут большой, но коллектив доброжелательный и отзывчивый.

Сейчас, когда он оказался рядом, я смогла рассмотреть его лучше. Светло-серые глубокие глаза, словно бездна, изучающая и притягивающая. Было в них что-то необычное и одновременно пугающее.

— Дэйв, зовите меня Дэйв, — уточнил он. — Да, вы правы людей много и больных тоже, кроме того бывает так, что к нам могут дополнительно привозить раненых, если какой-то военной базе нужна помощь.

— Я всегда готова к работе.

Наша утренняя пробежка превратилась в прогулку. Дэйв, пользуясь случаем, провел мне небольшую экскурсию по базе, которую я так до сих пор и не видела. Мы прошли вдоль взлетных полос, длинных и идеально гладких. Я увидела истребители разных конструкций. Еще проходя обучение на авиационного врача, летала один раз на таком самолете, чтобы почувствовать условия, в которых оказывается летчик при полете.

Дэйв же сам занимался оперативным планированием полетов. Разрабатывал планы атаки, а летчики выполняли эти задания. Его внешность, угловатые черты лица, прямой нос, изучающий взгляд подтверждали то, что он стратег, видящий общую картину и постоянно анализирующий людей и систему.

***

Желание поесть пришло, но желание встречаться с Роном нет, поэтому, взяв вещи, я направилась сначала в душ, а потом работать. Глеб уже сидел за столом и что-то заполнял, когда я вошла в кабинет.

— Доброе утро, Эмили, — приглаживая бороду, улыбнулся он.

— Доброе утро, — кивнула в ответ. — Вы сегодня рано.

— Да, сегодня у нас операция. И несколько человек надо выписать, отправляем домой. Подготовьте их к выписке, — протянул мне карточки.

Я взяла пластиковые папки и, положив к себе на стол, принялась их разбирать. Бумажную работу я любила не меньше, чем лечение и оперирование, хотя в последних куда большая ответственность.

Я задумалась и подняла глаза на Глеба. Он удивил меня еще при первой встрече. Это не был типичный военный врач. На вид ему около шестидесяти. Седая голова, приличных размеров белая борода, глубокие морщины как следствие изматывающей тяжелой работы. Неужели я тоже буду так выглядеть в шестьдесят лет? Глеб что-то писал, и из-под закатанного рукава заметила на руке черные линии замысловатой татуировки. Интересно, есть ли у него семья, жена? Мне хотелось многое узнать о нем, но спрашивать как-то неловко. Будто почувствовав на себе взгляд, он поднял глаза.

— Ну что, вы готовы, Эмили?