Минуты между нами

Пролог

Алиса Гордеева

Минуты между нами

Данила Кротов звезда выпускного класса, наглый красавчик и заноза в одном месте. Я же простая тихоня, зубрилка, серая мышь. Неудивительно, что Даня не замечает моих взглядов и изо дня в день равнодушно проходит мимо. Леры Ильиной для него никогда не существовало. Зато весь мой мир вертится вокруг Кротова, точнее, безумной ненависти к нему. И однажды я сломаю этого парня, чего бы мне это ни стоило!
Глупая игра. Простые правила. Две минуты наедине. Нас закрыли. О нас забыли. Это мой шанс! И я его не упущу!

Пролог

— Просыпайся, Кротов! — язвительно цежу, пытаясь скинуть с себя тяжеленные руки парня. Но куда там – Данила раскис на мне, как булка в молоке.
— Кротов, ну, вставай уже! — пихаю одноклассника в бок, и снова тщетно.
Становится не на шутку боязно: вокруг кромешная тьма; тихо, как на экзамене, только осколки странных пузырьков и пробирок похрустывают под моей спиной, да где-то вдалеке завывает ветер.
— Даня, ты живой вообще? — дрожащими пальцами провожу по щеке Кротова, немного колючей, но обнадеживающе тёплой.
Странное чувство мятным вихрем будоражит сознание: касаться своего заклятого врага вот так, запросто, — немного неловко, но в то же время до странного приятно.
— Решила меня всё-таки поцеловать? — бурчит себе под нос Данила, своим голосом хриплым моментально приводя меня в чувство.
Резко отдёргиваю руку от его лица и тут же вытираю ладонь о ткань толстовки, словно только что гладила бездомного пса, а не первого красавчика нашей школы.
— Да я лучше навсегда старой девой останусь, чем с тобой… чем с таким, как ты…
— Уу-у, — тянет придурок, — Старой девой ты и без меня останешься, Ильина! Ты себя в зеркало-то видела?
— Может, тогда слезешь с меня, Кротик? — дурацкое прозвище парня произношу нарочито медленно и сладко, хоть и сгораю от желания врезать подонку в нос.
— Да пожалуйста! — бросает Кротов и, постанывая, как дряхлый дед от радикулита, поднимается.
— Осторожно! — верещу, когда откуда-то сверху с полок снова начинают сыпаться разные склянки и пузырьки. — Мало мы тут провалялись! Ещё захотел вздремнуть, или сразу к праотцам отправиться? Что это вообще за ерунда тут хранится?
— Угадай с трёх раз, Ильина! — потешается надо мной Кротов.
— Тоже веришь во все эти опыты химические? — я поднимаюсь следом, пытаясь отряхнуться.
— Тс-с!
— Брось, Кротов! Я считала тебя умнее!
А себя гораздо трусливее, но об этом молчу. Я даже рада, что наконец не боюсь высказать Даниле всё, что накипело за эти годы.
— Да помолчи, Ильина!
— Что? Правда глаза режет?
— Заткнись уже! — Данила безошибочно находит в темноте мой рот и накрывает его своей рукой. — Слышишь?
Мотаю головой, не в силах вымолвить и слова.
— Вот и я ни черта не слышу. Где все, Ильина?

Глава 1. Сочинение

Лера

Первый ряд… Последняя парта… Место у окна… Я по привычке прихожу в класс раньше всех и, спрятавшись от мира за черным капюшоном толстовки, смотрю в пустоту.

«Я ненавижу школу», — мигает на экране смартфона вместо обычного поздравления с Днем знаний. Нажимаю «Отправить» и снова притворяюсь невидимкой в собственном классе.

«Я ненавижу жизнь, и ничего — живу». — Ответ от Джокера прилетает мгновенно.

Ухмыляюсь, на миг вынырнув из душного кокона. Равнодушным взглядом обвожу кабинет русского языка и литературы и откровенно хмурюсь при виде взбудораженных лиц одноклассников. И почему летние каникулы не могут длиться вечно?!

«Ты не понимаешь!» — набираю в ответ своему единственному в этом мире другу, добавив к короткой фразе эмодзи с мордашкой грустного котика, а потом снова отворачиваюсь к окну: созерцать притворные улыбки на лицах повзрослевших парней и размалеванных девчонок до омерзения тошно. Только глупцы могут радоваться началу учебного года — я не из их числа!

«Так объясни!» — требует Джокер, не скупясь на смайлики. Наивный! Он просто не знает, что такое «школа»! Прикованный к инвалидной коляске и напрочь лишенный слуха, он только и может, что раздавать глупые советы, оторванные от реальности!

«Ты все равно не поймешь!» — рявкаю буквами и, спрятав мобильный в рюкзак, отсчитываю секунды до первого в этом учебном году звонка на урок. Раз, два, три…Бр-р!

***

— Одиннадцатый «А», внимание!

Маргарита Сергеевна пару раз звонко хлопает в ладоши, чтобы мы обратили на нее внимание, и принимается что-то выводить на доске аккуратным почерком.

— Тема сочинения… — приговаривает, не выпуская из рук мел.

— «Как я провел лето»? — бесцеремонно вставляет свои «пять копеек» Даня Кротов, а класс вполне ожидаемо подхватывает его глупый выпад чередой смешков.

— А что? Я не против! — Данила вальяжно раскидывается на стуле, явно перепутав помещение лицея с дешевой забегаловкой. — Только боюсь, Маргарита Сергеевна, у вас щечки заалеют читать о моих похождениях!

Стоит ли говорить, что после заявления Кротова класс окончательно ложится на парты со смеху, а щеки молодой учительницы авансом заливает краской.

— Даня, а дашь и мне почитать? — закусив кончик авторучки, игриво лепечет Ульяна Громова — девушка Дани и по совместительству местная Барби с модельной внешностью и мозгами кокер-спаниеля. Хотя с последним я бы поспорила: братья наши меньшие порой ведут себя куда разумнее Громовой!

Впрочем, глупее брошенных Улей слов становится только ее влюбленный взгляд, обращенный к Дане. Пустоголовая кукла словно не замечает элементарных вещей: Кротов — это исчадие ада, черствый, самовлюбленный кретин с очаровательной улыбкой и камнем вместо сердца! У него даже глаза и те сияют всеми оттенками замерзшей лужи, а голос пропитан арктической стужей и царапает похлеще острой льдинки.

— А разве у вас не одно сочинение на двоих? — тут же оживляется Егор, сосед Кротова по парте. Смахнув белокурую челку с очаровательных голубых глаз, он по-дружески подталкивает Данилу в плечо. И пока Кротов закатывает к потолку дебильный взгляд, Егор оборачивается к Уле: — Что, Громова, смазливой мордашки не хватило, чтобы удержать возле себя нашего Даньку?

— Завали, Лихачев! Тебя забыли спросить! — надув пухлые губки, фыркает Ульяна. — А вообще у нас с Даней всё серьезно! Правда, Кротик?

Здесь уже даже я, не удержавшись, хмыкаю. Нет, конечно, ласково-идиотское «Кротик» проходится кусочком масла по моей воспаленной ненависти к Дане, но и сама абсурдность ситуации знатно веселит: это только в безмозглую голову Громовой могла прийти мысль выяснять отношения при всем классе, да еще и во время урока.

— У нас свободная любовь, детка! Ты не забыла? — не глядя в сторону Ули, развязно мычит Данила, и пока Громова растерянно хлопает ресничками, он небрежно закидывает руку на плечо друга и добавляет во всеуслышание: — Егорыч, тебе ли знать, каким жарким выдалось это лето!

— О! Е-е! — неприлично громко стонет Лихачев, сдувая со лба непослушную челку, а класс, как стадо баранов, снова заходится в диком смехе.

— Довольно! — наконец прорезается сквозь разнузданный гомон почти сорванный голос Маргариты Сергеевны.

Позабыв о тряпке, она рукой стирает все, что успела написать на доске, и с видом разъяренного быка оборачивается к нам.

— Кротов, Громова, Лихачев — дневники на стол! Остальные записываем тему сочинения: «Глядя на себя в зеркало, я думаю…».

— Раз уж мне по-любому светит замечание… — Первым поднимается с места Егор и, прихватив с парты помимо своего дневника еще и Данин, уверенными шагами направляется к учительскому столу. — Я вам, Маргарита Сергеевна, скажу прямо: тема для части нашего класса неподъемная.

— И отчего же? — Нахмурившись, учительница с недоверием смотрит на него.

В отличие от меня Маргарита Сергеевна никогда не любила Егора. Придираться к нему по мелочам — ее хобби. За любую провинность — замечание в дневник! А сколько раз она снижала ему оценки за сущие пустяки! То стихотворение Егор прочитает не так, то его запятая похожа на точку, то почерк слишком мелкий… И пусть Лихачев всегда обращает в шутку все ее придирки, я вижу, как ему бывает больно и обидно в такие моменты. Вот и на этот раз меня прямо-таки распирает от желания заступиться за Егора: вскочить со своей последней парты и сказать, что он ни при чем, что в очередной раз ему досталось незаслуженно, а виноват во всем Кротов. Но я молчу, как и всегда. Да и кто станет слушать меня, Леру Ильину — невзрачную невидимку без права голоса?

— Сами посудите, — между тем обреченно вздыхает Лихачев и, бросив на учительский стол дневники, поворачивается к классу. — Громовой, например, думать не дано от рождения, а Ильина и вовсе в зеркало никогда не смотрелась. Правда, Лерка?

Под лающие звуки одобрительного смеха Егор мельком проходится по мне уничижительным взглядом. Ничего необычного! Я давно привыкла быть девочкой для битья. Но в этот раз отчего-то становится невыносимо больно: всегда грустно, когда твои трепетные чувства натыкаются на равнодушную глыбу из камня. Впрочем, Егор никогда и не обещал мне любви или даже дружбы, а его неприязнь ко мне — заслуга Кротова, только и всего!

Глава 2. Ну где ты?

Лера

В сотый раз бросаю взгляд на экран смартфона в ожидании зелёного огонька напротив имени Джокера, но тот раздражает своим серым. И где его только носит, когда он так нужен?!

— Милая, ужин готов! — доносится с кухни голос мамы, но я прикидываюсь глухонемой и продолжаю крутиться возле зеркала.

Я должна завтра сдать сочинение, но в голову ничего не идёт! Всё, что я вижу в отражении — это «серую мышь» с невыразительным взглядом и дурацкими веснушками на носу. О чём тут писать? Я некрасивая, тощая, высокая, нескладная — одним словом, каланча. Зато волосы у меня короткие, едва доходят до плеч. Я обстригла их прошлым летом назло маме, которая ни в какую не хотела признавать, что родила уродину! Помню, она долго плакала над моими косичками, которые мы бережно растили с детского сада, а потом успокоилась и снова начала мне втирать, что я красавица, просто сама ни черта не вижу! Ну-ну! Такая я очаровательная, что Егор мимо проходит и слюни пускает на Машку Голубеву, а не на меня.

— Лера! Ужин стынет! — И снова мама. Она специально вернулась сегодня пораньше и битых два часа что-то готовила на кухне. Судя по запаху, на столе красуется моё любимое жаркое из индейки. Впрочем, какая разница? Я всё равно не выйду!

— Я не хочу есть! — ору в ответ. — Ужинайте без меня!

Сжимаю кулаки, чтоб не разреветься. Мне противно смотреть на себя в зеркало. Нет, не так: мне очень грустно и обидно! Быть гадким утёнком среди прекрасных лебедей невыносимо, но ещё печальнее, что я ничего не могу изменить! Даже если с возрастом я сделаю пластику носа и увеличу грудь, всё равно навсегда останусь дылдой с замыленным взглядом и ненавистью к своему отражению.

— Джокер! — хватаю в руки мобильный и заваливаюсь с гаджетом на кровать. — Ну где тебя черти носят?! — тихо вою, сходя с ума от одиночества.

Мы познакомились полгода назад, случайно, в одной из киношных групп в социальной сети. Мы тогда кардинально разошлись во мнении относительно нового фильма с участием Джейка Джилленхола и спорили о нём взахлёб несколько ночей подряд. Джокер так рьяно боролся за своё мнение, что, казалось, и вовсе говорил о другом фильме. Уже потом, спустя время, я поняла, что парень мог только видеть игру актёров, но о чём шла речь, ему оставалось догадываться. А потому и понимание фильмов у него всегда было своё — удивительное, неповторимое, честное.

Именно честность и подкупает меня в общении с Джокером. Рядом с ним мне больше не нужно притворяться, подбирать слова, краснеть за прошлое и опускать глаза при встрече. Мы часами напролёт можем болтать обо всём на свете, и теперь я знаю, что в моей жизни есть человек, готовый меня выслушать и понять — без нудных нотаций и взглядов свысока. А ещё он не предаст, как остальные. На этот случай мы подстраховались оба: никаких настоящих имён, никаких фотографий, явок и паролей — только буквы и наши мысли онлайн.

— Лерунчик… — В комнату без стука заглядывает отец. — У тебя всё хорошо, принцесса?

— Па! — рявкнув в ответ, резко вскакиваю с кровати. — А если бы я была не одета? Ты почему врываешься без спроса?!

— Прости, родная! — Отец театрально прикрывает руками глаза и виновато мотает головой. — Я всё время забываю, что ты уже взрослая.

— Ладно. — Кутаюсь в толстовку, как в мантию-невидимку. — Чего ты хотел?

Папа тут же открывает глаза и улыбается. Скрестив на груди руки и привалившись спиной к дверному косяку, он принимается разглядывать мою комнату, как уникальную экспозицию в музее.

— Па, я жду! — фыркаю недовольным ёжиком, поторапливая его.

— Как прошёл твой день? — неспешно начинает отец, а я нарочито шумно вздыхаю: беседы с предками по душам не входили в мои планы.

— Нормально, — отвечаю односложно и жду, когда отец решит оставить меня в покое.

— Чего нового в школе? — не понимает намёков старик.

Поправив на носу тонкую оправу очков, он останавливает взгляд на дверце бельевого шкафа, на которой нетронутым висит новый комплект школьной формы: пудрового цвета блузка и приталенный сарафан в строгую клетку. Мать всё лето бегала по портным в надежде приучить меня к деловому стилю одежды. Только зря! Я ни за что не откажусь от свободных джинсов и своей бесформенной толстовки.

— Ничего, — переключаю внимание папы на себя. — Те же классы, учителя, домашка…

— А ребята? Как встретили?

— Нормально, — поджимаю губы. — Что-то ещё? Или на этом допрос закончен?

— Зачем ты всё время притворяешься кактусом, Лерка? — насмешливо произносит папа.

Жаль, но его вопрос явно не тянет на шутку года!

— Ты у меня совсем не такая! Я-то знаю, дочка…— немного растерянно добавляет он.

— Па, если на этом всё, то я хотела бы остаться одна!

Меня бесит его привычка вечно ковыряться в моей душе, когда не просят!

— Ладно, принцесса, отдыхай! — Папа неловко почёсывает подбородок и на глазах сникает.

Давит на жалость? Бесполезно! Лучше бы просто закрыл за собой дверь.

— Мать оставила тебе ужин на столе, — продолжает раздражать своим присутствием папа. — Жаркое с индейкой. Твоё любимое.

— Я же сказала, что не голодна!

— Мы слышали, Лер, — задумчиво кивает отец и, развернувшись уже хочет уйти, но внезапно останавливается.

— Мать для тебя старалась.

Очередная попытка, и снова мимо.

— Я её об этом не просила!

— Знаю, — хмыкает он, разглядывая свои тёмно-синие тапки. — О любви и не просят, дочь. Бесполезно. Она либо есть, либо нет.

— Я и тебя, и маму тоже люблю! — раздражённо пыхчу, цепляясь за своё отражение в зеркале. Интересно, будь у меня другой отец или мать, я уродилась бы такой же дурнушкой, как сейчас?

— Здорово, Лер, — бурчит себе под нос папа, а потом уходит — тихо, молча, понуро. А меня накрывает волной раздражения! И почему после нашего с отцом разговора так погано на душе?!

***

Время в четырёх стенах тянется медленно и нудно, как жвачка на морозе. Раньше от скуки меня спасали хорошие книги, ещё раньше — занятия в акробатической секции. Сейчас в моей жизни остался только Джокер. Но сегодня и ему совершенно точно не до меня.

Глава 3. Поганый день

Лера

Я не люблю осень! С первых дней сентября погода будто раскисает. Под ногами всё больше опавших листьев, а впереди — сплошная серость. Ну правда! Дожди, слякоть, грязь, потом — холод и первый снег. Я всегда завидовала оптимизму отца: в этом месиве из луж и шуршащей под ногами листвы он каждый год умудряется разглядеть сказку. Я определённо уродилась не в него! Тихая охота, золотые закаты, гербарии — это всё не моё! Но папа словно не понимает, что люди разные, и каждый сентябрь пытается перетащить меня на свою сторону.

— На следующих выходных обещают отличную погоду! — Перестроившись в левый ряд, отец тормозит на перекрёстке и на мгновение оборачивается ко мне. — Что думаешь, Лер? Может, за грибами сгоняем? Дед мне все уши прожужжал, что белых нынче пруд пруди!

— Ты же знаешь, — кручу головой, продолжая смотреть в окно, — я не люблю всё это…

— Бабушка обещала напечь пирогов с капустой, — не слышит меня отец. — В баньку сходим, костерок пожжём, как раньше, а, Лерунь?

— Давайте без меня.

— Лер! — гулко выдыхает отец и трогается с места.

В салоне его авто пахнет ванилью и вселенской тоской. Неужели когда-нибудь и я начну видеть счастье в покосившейся бане и пирожках с капустой? Не приведи Бог!

— Старики скучают, — пожимает плечами папа и сворачивает к школе. — Весной у тебя контрольные и зачёты, летом — дела бесконечные, осенью — хандра. Знаешь, а зима может и не наступить.

— Куда она денется! — ворчу себе под нос и закидываю рюкзак за плечо.

— Зима — никуда. — Отец паркуется с торца здания и снова буравит меня взглядом. — А вот старики не вечные, понимаешь?

— Не начинай, па! — Поджав губы, натягиваю капюшон и тянусь к ручке на дверце, чтобы поскорее сбежать. — Я звонила деду в августе, поздравляла его с юбилеем, да и с бабушкой виделась в начале лета.

— Ну да, — мотает русой шевелюрой отец. — Удачного дня, дочь! — Он перебирает пальцами по рулю и улыбается немного грустно, а может, задумчиво. Впрочем, не важно! Главное — старик отстал от меня со своим деревенским уик-эндом!

— И тебе не скучать! — Выскакиваю из прогретого салона авто в промозглый сентябрь и, не оглянувшись, бегу вдоль высокого забора к входу в школу.

Шум, чей-то смех, бесконечная суета... Я с облегчением выдыхаю, когда пробираюсь сквозь всю эту суматоху к кабинету истории и занимаю свою излюбленную заднюю парту. Спрятавшись от гула одноклассников за капюшоном толстовки, вывожу на полях новенькой тетради абстрактные узоры и беспрестанно думаю о Джо.

За всё утро я так и не смогла найти нужные слова, чтобы ответить ему. Да и что принято говорить в подобных случаях? «Мне жаль», «сочувствую», «понимаю»? Всё мимо! Мне впервые мало нашего онлайн-общения. Хочется всё бросить и сорваться к Джокеру. Обнять его. Дать почувствовать, что он не один. Я рядом! А разве такое словами объяснишь — так, чтобы без пафоса и общих фраз?

— Крот, пасуй! — Дикий возглас Лёши Косолапова сменяется сумасшедшей тряской. Моя несчастная парта трещит и хрустит, когда придурок под два метра ростом с ногами внезапно запрыгивает на неё и начинает скакать, как умалишённый.

Тут же выныриваю из капюшона и ошарашенно смотрю на парня снизу вверх, хватая свои вещи, которые вот-вот вместе с разгромленной партой окажутся на полу.

— Ты что делаешь, чокнутый?! — пытаюсь возмутиться, но мой голос теряется в чужом гоготе и криках.

— Не попадёшь! Не попадёшь! — кривляется Косолапов, виляя над моим носом своей задницей, как флагом. — Ма-зи-ла! — тянет по слогам, оставляя на столе грязные следы от тракторной подошвы.

— Совсем ополоумел?! — На свою беду, вскакиваю с места в тот самый момент, когда Кротов всё же пасует, и не чем-нибудь, а вонючей кроссовкой, и прямо мне в лоб! Сволочь!

— У-у! — растерянно гудит Лёша, пока в классе повисает минута молчания, а я неистово растираю ушибленное место и проклинаю дебилов, вздумавших играть в пионербол грязной обувью.

— Кажись, попал! — хмыкает Кротов, почёсывая затылок.

Ни тебе «прости», ни элементарного «мне очень жаль». В пустых глазах Дани ни грамма раскаяния. На губах — подобие улыбки. Чего ещё можно ждать от бесчувственного ублюдка?

Голос Кротова — как отмашка для всего класса, что всё нормально: шутка удалась, бестолковая игра продолжается. А иначе как объяснить взрыв смеха и победных возгласов? И всем, как обычно, плевать, что мне больно и до слёз обидно…

— Когда большие мальчики играют, «серые мышки» сидят по норкам, Ильина! — хохочет Косолапов и спрыгивает с парты. — Не высовывайся, когда не просят! — с укором обращается он ко мне. — Крот, жди ответку! — как ни в чём не бывало голосит в сторону Дани и, подхватив ботинок, бешеным гамадрилом уносится прочь.

Поджимаю губы и немой рыбой падаю на своё место — тихо, безропотно. Прячу ушибленный лоб за плотной тканью толстовки и с нетерпением жду звонка. Правда, почти не слышу, о чём с упоением битый час рассказывает нам историк — пожилой учитель с проседью в волосах и скрипучим басом. Весь урок я монотонно смотрю на Даню и пытаюсь понять: за что одним в этой жизни позволено всё, а другие вынуждены безвылазно барахтаться в вонючем болоте чужой жестокости?

Lera [03.09 08: 37]: Ты никогда не говорил, что отец вас бьёт?

Joker [03.09 08:38]: Не меня. Только брата.

Lera [03.09 08:39]: Всё равно погано. И часто?

Joker [03.09 08:39]: Часто.

Lera [03.09 08:41]: Зачем? В чём люди вообще находят кайф, причиняя другим боль?

Joker [03.09 08:43]: Не знаю. Отца душит ненависть и собственное бессилие.

Lera [03.09 08:43]:Как можно ненавидеть родного сына?!

Joker [03.09 08:44]:Вжик не родной, а я немощный. Догоняешь?

Lera [03.09 08:47]:И почему твой брат терпит побои? Можно же обратиться в полицию, опеку, там… не знаю. Да сдачи дать! Не маленький!

Глава 4. Моя реальность

Даня

Громкая музыка смазывает в хлам чужие голоса. Ритмичная, надоедливая, она так и подначивает поскорее доесть остывший хот-дог и освободить столик другим жадным до фастфуда посетителям. Но не на тех нарвались! Мы с пацанами держимся уже часа два и никак не разойдёмся по домам. Финальный сезон для нашей футбольной сборной раскупорен, а значит, пока небо не затянется чернотой, а желудки не начнут трещать от колы и картошки-фри, мы никуда не уйдём!

Глупая традиция, знаю! И, наверно, на месте того же Горыча я бы давно наплевал на неё и умчал домой. Только тем я и отличаюсь от золотой элиты нашего класса — меня никто и нигде не ждёт. Пожалуй, кроме Ваньки — моего мелкого сводного братца. Но пока я не готов видеть даже его.

— Крот, что за вселенские проблемы обуяли твою кучерявую голову? — Егор откидывается на спинку сиденья и, сдув чёлку, с размаху кладёт руку мне на плечо. От парня за версту несёт наггетсами и сырным соусом, и я морщусь.

— Просто устал.

— Ещё бы! — ржёт Лихачёв и шумно втягивает через трубочку газировку. — Ты сегодня вообще зверь! Утёр нос Палычу на раз-два!

— Ага, — киваю, стараясь не думать, какой ценой…

Чёртова боль! Она расползается по телу обезумевшими муравьями, а я не знаю, как её заглушить! Одному Богу известно, скольких усилий мне сегодня стоило просто притащить свой зад в школу, не то что целый урок гонять мяч. Каждое движение сродни пытке, каждый вдох — кислотой по лёгким. Но самое поганое, я даже в грёбаный медпункт не могу обратиться: вопросов не миновать, а я не готов озвучить правду. Да и чего добьюсь? Привлеку ненужное внимание к нашей семье, ещё пуще разозлю отчима, которому в лучшем случае погрозят пальчиком, а в худшем — лишат родительских прав. И что тогда? Ладно, мне через месяц восемнадцать, но что будет с Ванькой? Если уж в родном доме он нафиг никому не нужен, то в интернате и подавно засохнет.

— Данила! — басит с другого конца стола Димка Лаптев. — А правду говорят, что ты на бои вернулся?

Позабыв о боли, изо всех сил заезжаю Лихачёву локтем по рёбрам. Егор давится колой, но мне плевать! Долбаный балабол! Я же просил его молчать!

— Не твоё дело, Лапоть! — откашлявшись сипит Егор. Чует, что попал!

— Ты ж сам сказал! — голосит, отложив в сторону гамбургер, Тёма Сивков. — Мол, поэтому Крот сегодня и без формы был, чтобы ссадинами своими физрука не бесить. Так что, Дань, правда или нет?

Киваю сухо, безразлично. Если врать, то всем одинаково. Если и играть роль безжалостного подонка, то до конца!

— Рили? — Выпучив глаза, Лаптев не глядя закидывает в рот картошку фри. Тоже мне, шоу нашёл!

— А то! — осмелев, хмыкает Егор. Думает, раз я подтвердил его болтовню, то ему и длинный язык списал с рук. Придурок!

— А с кем дрался? — не унимается Лаптев, чем приковывает к моей персоне всеобщее внимание. Вот только этого мне сейчас не хватало?

— Не твоего ума дело, Лапоть! — огрызается Егор и, опершись локтями о край стола, расплывается в улыбке — немного кривой, безумно довольной. Он, как гиена, радуется, что сумел прибиться к самому сильному хищнику в округе. Когда-нибудь он поймёт, как ошибался!

— Да ладно! — с набитым ртом бубнит Димка.

— Крот, ну ты чё? Тут все свои! — вторит ему Тёма.

— Ну-ну… — хмыкаю себе под нос. Один «свой» уже, судя по всему, запустил череду слухов по школе, теперь хрен отмоешься!

— Вы чё, совсем шизанутые? Не понимаете, что о таком не трещат налево и направо? — пытается загладить свою вину передо мной Егор, нервно вертя в руках бумажный стаканчик. Понимает, гадёныш, что доверие моё потерял, а как его вернуть, не имеет понятия.

— Да потому, что не было никакой драки! — подаёт голос Леша Косолапов. Жаль, я сегодня промахнулся и не расквасил этому верзиле-гамадриле старой кединой его рябой нос. — Сами подумайте, дебилы, кто парня семнадцатилетнего до боёв допустит? Ну, олухи!

Косолапов начинает ржать, да так, что стол ходуном ходит. Я лишь покрепче стискиваю челюсти и молчу: плевать, пусть спорят без меня.

— Была драка! Я сам видел!

— Драку?

— Ага, сейчас! Кто бы его туда пустил?

— Да Лёха просто завидует! Ему, небось. отказали.

— Я чё, больной? Нафига мне всё это?

— Да не драку, идиоты! Синяк на спине Крота. Там, в раздевалке.

— И я — на плече. Ещё думал, что показалось.

— Данила, а покажи?

— Отстаньте вы от него!

— Так ты, Крот, получается, продул, поэтому отмалчиваешься? Вот слабак!

— Сам ты слабак! Там проигравшего сразу в морг отправляют, а Данька нам игру спас!

— Я так и не понял, а с кем наш Крот-то дрался?

Пацаны в своём споре входят в такой раж, что постепенно забывают, с чего всё началось: всуе полощут физрука, вспоминают какого-то Федю из параллельного класса, которому летом некие отморозки сломали ногу, хвалятся своими фингалами и немыслимыми победами… Слушать их становится не на шутку скучно, да и голова разрывается на части. Не удивлюсь, если отчим вчера наградил меня сотрясением мозга. А потому в разгар очередной словесной перепалки встаю и под шумок сваливаю: сначала — к свободной кассе, а потом — домой.

Zipper ly[03.09 19:49]: Здарова, мелкий! Картошки-фри хочешь?

Joker [03.09 19:50]: Спрашиваешь!

Joker [03.09 19:50]: И бутер мне возьми! С двойной котлетой!

ZipperFly[03.09 19:52]: Мать тебе уши оторвёт, если узнает!

Joker [03.09 19:53]: Сначала тебе!

ZipperFly[03.09 19:57]:Как дома?

Joker [03.09 19:58]: Тихо. У матери сериал идёт. Отец весь день у себя сидит. Вроде, трезвый. Сам как? Живой?

ZipperFly[03.09 19:49]: Ты всё время забываешь, Ванька, что я супермен.

— Мам, я дома! — Краем глаза заглядываю в гостиную и уже хочу подняться к себе: знаю, как стыдно матери бывает после срывов отчима и тяжело даже просто смотреть на меня. К слову, последнее у нас взаимно.

Глава 5. Четверг. Чулки. Честность.

Лера

Это страшное слово «утро»! Оно куда хуже комочков в манной каше на завтрак или незамеченной жвачки на стуле. Я терпеть не могу рано вставать! Как по мне, так само понятие «утро» нужно запретить на законодательном уровне. Или хотя бы перенести его официальное начало часов на десять, а то и на одиннадцать. Кто, интересно, придумал начинать жить в семь утра?!

— Лера! Подъём! — Мама громко стучит в дверь и тут же уносится прочь.

Умыться, накраситься, уложить волосы, приготовить завтрак, напомнить отцу о таблетках, не забыть налить мне в кофе молока — мамино утро всегда начинается шумно и на бегу.

Сонно потирая глаза, не спешу вылезать из-под теплого одеяла. Я не выспалась и совершенно точно не хочу идти в школу. Трогаю лоб, но тот, к моему великому разочарованию, обычной температуры, а значит, свалить на плохое самочувствие не получится и рано или поздно придётся вставать.

— Дочь! Школу проспишь! — ровно через минуту за дверью раздается голос отца. Побриться, занять туалет на добрых полчаса, неспешно пролистать новостную ленту, с важным видом позавтракать, неторопливо одеться, перед выходом выпить лекарство и обязательно поцеловать мать в щеку, повторив при этом сумасшедшее число раз «люблю». Папа по утрам напоминает пофигистичную улитку — такой же медлительный и невозмутимый.

— Лера! — хором с кухни. — Завтрак готов!

— Иду! — Я все же опускаюсь разнеженными от сонного тепла пятками на холодный пол и невольно морщусь. Жизнь штука безумно несправедливая: всегда чего-то хочется и постоянно ничего нельзя! Я завидую маминой энергии и умению папы находить свой утренний дзен — у меня ни черта не получается!

Мое утро по обыкновению серое, недовольное и ворчливое. Там, где нужно ускориться, я торможу: зависаю над щеткой с зубной пастой, за завтраком ковыряюсь ложкой в каше, но так и выхожу из-за стола голодной, да и необходимость заправлять кровать вгоняет меня в уныние. Зато я долго не думаю, что надеть на себя, и не верчусь перед зеркалом часами, как мама. Волосы в хвост я собираю не глядя, да и кроссовки могу натянуть с закрытыми глазами.

Только сегодня утро не совсем обычное!

Орудую зубной щеткой со скоростью света, наспех застилаю пледом кровать, а потом зависаю возле зеркального шкафа и, до боли кусая губы, смотрю на несчастный сарафан, уже почти неделю красующийся на дверце.

Joker [04.09 07:01]: Доброе утро, соня! Про спор помнишь?

Так и хочется вышвырнуть мобильный в форточку! Неужели обязательно напоминать о моем вчерашнем проигрыше, да еще и в семь утра?!

Lera [04.09 07:04]: Я ночью упала с кровати и все забыла!

Joker [04.09 07:05]: Как хорошо, что у тебя есть я! Напоминаю: ЧЧЧ. Не благодари!

Lera [04.09 07:05]: ЧЧЧ?

Joker [04.09 07:06]: Четверг. Чулки. Честность.

Lera [04.09 07:07]: Речь шла о юбке! При чем здесь чулки?????

Joker [04.09 07:08]: А вот и память вернулась))) Ну, если забудешь про чулки — не страшно!

Lera [04.09 07:08]: Ненавижу тебя!

Joker [04.09 07:08]: Удачного дня!

Самые большие глупости в жизни люди совершают на спор, особенно когда уверены в своей победе. Вот и я вчера готова была поклясться, что наизусть помню все песни любимых «Coldplay», и так нелепо пролетела, а теперь… Теперь вынуждена отправиться на учебу в дурацком сарафане и сгорать со стыда целый день напролет. Впрочем, приди я хоть голой, никто не заметит.

И все же мне требуется недюжинная сила воли, чтобы заставить себя напялить это приталенное подобие одежды — не в меру короткое, обтягивающее, обнажающее не только ноги ниже колен, но, кажется, и душу. В тонкой блузке пудрового цвета и в клетчатом сарафане я ощущаю себя до невозможности уязвимой, и хотя понимаю, что это обычная форма и так в нашей школе выглядит каждая вторая ученица, взглянуть в зеркало всё же не решаюсь. Зато хватаю со стула толстовку, сжимаю ее в руках и едва справляюсь с желанием обмануть Джокера. Ну, правда, как он узнает? Глупый спор, онлайн-общение — я могу написать все что угодно! Да только папа всегда учил, что быть честной — это как чистить зубы по утрам: можно и пропустить, но в итоге неприятно пахнуть будет из твоего рта. Именно поэтому зажимаю в кулаке свой дикий страх, а безумную неуверенность в себе прихлопываю, как надоедливого комара. Стиснув челюсти, поправляю подол сарафана и на всякий случай запихиваю толстовку в рюкзак — так спокойнее! А потом, глубоко вдохнув, выхожу в коридор и, дабы избежать восторженных стонов мамы, сразу плетусь в прихожую.

— Пап, мне сегодня нужно приехать чуть раньше! — завязывая шнурки на кроссовках, кричу на всю квартиру.

— А завтрак?! — возмущается мама.

— В школе поем! Па, ну ты где?!

— Лера, Лера! — вздыхает отец, жадно допивая утренний кофе. — Ну кто ж так делает, дочь?! Почему заранее не предупредить? — Слышу, как по обыкновению он чмокает маму в щечку, а потом шаркает тапками в мою сторону. — Дай мне минуту! Сейчас переоденусь!

— Я на улице подожду! — Схватив ключи, вылетаю из квартиры, прежде чем старики заметят мое преображение и начнут охать.

Пока жду отца во дворе, успеваю сто раз передумать: нужно быть самой настоящей идиоткой, чтобы отправиться в школу в таком виде! Чувствую, как от стыда начинают гореть уши, как теплый ветер зарождающейся осени холодит обтянутые тонким капроном коленки, и уже порываюсь вернуться. Кого я обманываю — это все не про меня! Но стоит сделать шаг по направлению к дому, как из подъезда вылетает отец и, покручивая на пальце автомобильный брелок, как ни в чем не бывало проходит мимо меня.

— Лерка, ты идешь? — бросает на бегу и садится за руль. Не смотрит на меня, не смеется. Словно и вовсе не видит, что я изменилась.

— Да, наверно, — неловко бубню в ответ. Я не знаю, как быть!

Глава 6. Не по плану

Даня

— Ты не можешь просто взять и всех кинуть! — бурчит Лихачёв, путаясь в пуговицах собственной сорочки.

— Это ещё почему? — усмехаюсь, натягивая спортивную футболку. Какой смысл прятать ссадины, если все вокруг поверили в мою ложь?

— Да просто потому, что ты — это ты! — злится Егор и, кажется, вот-вот с мясом вырвет несчастные пуговицы. — Ты ещё ни одной тусы не пропустил! Сейчас-то что?

— Дела, — отвечаю сухо, не вдаваясь в подробности, и со скоростью света шнурую кроссовки. Опоздание на тренировку по футболу чревато сотней отжиманий, а мне и без того всё ещё хреново. — Шевелись, Горыч!

— Ненавижу эту дурацкую форму! — психует Лихачёв и всё же отрывает пару пуговиц. — И классные часы — тоже в топку! Вечно Григорьевна нас задерживает!

— Да ладно тебе! Успеваем!

— Не день, а чёрт-те что! — продолжает ворчать Егор.

— Ну в «чёрт-те что» ты сам его превратил!

Готовый в любую секунду сорваться в зал, я ловлю последние мгновения отдыха и, вытянув ноги до середины раздевалки, с ухмылкой смотрю на Лихачёва.

— Ты с Ильиной-то на кой хрен связался?! Нормальные тёлки приелись совсем?

Сколько я ни пытался весь день уловить ход мыслей Егора, так и не смог понять, зачем тот пристал к нашей крысе. Любовь? Нет, конечно! Нужно быть на голову отмороженным, чтоб воспылать чувствами к этому невзрачному подобию девушки. Мало того, что Ильина совершенно непривлекательна внешне, так ещё и зашуганная какая-то, скучная, нудная — короче, вообще ни о чём, и уж точно не во вкусе Егора. А с последним, стоит заметить, у парня проблем никогда не было, как, впрочем, и с выбором очередной подруги. Девушки слетаются на него, как пчёлы на мёд. Смазливому, шумному, весёлому Лихачёву достаточно поманить пальчиком, и любая пойдёт за ним. Так какого дьявола он творит с Ильиной?! Неужели совсем крыша от скуки поехала?

— А-а! — стонет раненым зверем Егор. — Не напоминай мне об этой дуре! Я и сам не рад! Видел, как она поплыла?

— Да она по жизни мутная! — ржу на всю раздевалку. — Проспорил, что ли, кому?

— Ну можно и так сказать… — Лихачёв обречённо закатывает глаза к потолку, а потом внезапно поднимает указательный палец и срывается в хохот. — Ты прикинь, если Ильина реально на квест припрётся! Вот ржака-то будет!

— Ну да! — продолжаю веселиться. — Так и представляю, как она со своей кислой физиономией из подземных бункеров вылазит и за ноги всех хватать начинает!

— Дьявол, Крот! И как это теперь развидеть? Она же любого вурдалака переплюнет в своём чёрном капюшоне. — Егор в притворном ужасе округляет глаза. — Чур меня! Чур!

— Девочки, вот я не понял! — Наше веселье прерывает грубый голос физрука. — Вам особое приглашение нужно? Кротов, Лихачёв — по сотне отжиманий каждый! Бегом марш!

Мышцы неприятно гудят, а в желудке давно урчит от голода. Тренировка закончилась с полчаса назад, но я вынужден торчать во дворе школы и ждать Улю. В кои-то веки Громова задумалась об учёбе и, пока я наматывал километры под надзором Палыча, познакомилась с новым для себя словом — «читальный зал».

Стою у крыльца и, навалившись на стену, ловлю носом солнечных зайчиков. Я люблю осень, несмотря ни на что. Мне по кайфу наблюдать, как кружат в воздухе пожелтевшие листья, слушать, как они шуршат под ногами, да и вообще от осени веет спокойствием, что ли. А оно в моей жизни на вес золота.

— Кротик, заждался? — Ну вот и приехали!

Уля оставляет на моей щеке липкий след от поцелуя. Я морщусь. Сколько раз просил её не красить губы этим вонючим блеском, не называть меня Кротиком и избавить от лобызаний на виду у всей школы! Но похоже, пора смириться с тем, что Громова — это та самая рыбка Дори, у которой грандиозные проблемы с краткосрочной памятью. Ладно, зато красивая и не лезет в душу…

— Пошли уже. — Обнимаю её за талию и тащусь с ней к остановке общественного транспорта.

— Почему ты вечно на автобусе? — ворчит Громова, быстро перебирая стройными ножками, чтобы угнаться за мной, и с завистью поглядывает в сторону Егора.

Упершись взглядом в экран смартфона, Лихачёв стоит на школьной парковке и ждёт, когда за ним по обыкновению пришлют тачку. Егор, как и я, живёт на окраине города в частном доме, но в отличие от меня никогда не толкается в переполненном транспорте.

—Твой отчим куда круче, чем отец Лихачёва, — не унимается Уля. — Почему ты не можешь попросить у него личного водителя и нормальное авто?

— Ты опять начинаешь? — убираю руку со спины Громовой. Её дурацкие претензии уже сидят в печёнках! — Не хочешь со мной — не надо! Сама ж в гости напросилась!

Понимаю, что поставить точку в наших отношениях готов хоть сейчас — был бы повод. Вот только Уля держится за нашу выдуманную любовь как за соломинку, боится разрыва, точнее, потерять статус моей девушки. Громова, как и я, привыкла быть первой во всём. В этом мы с ней похожи…

— Дань, ну ты чего? Обиделся? — Уля льнёт ко мне голодной кошкой. — Я просто иногда тебя не понимаю.

Усмехаюсь: не иногда, увы.

Впрочем, я и не жду понимания. Я от Громовой вообще ничего не жду. Она — как дорогие часы или айфон последней модели. Так, безделушка для статуса.

— И чего ты не понимаешь? — Засунув руки в карманы джинсов и хмуро шаркаю ботинками по опавшей листве.

— Например, почему ты отказался ехать на квест?

— Я с Ванькой обещал посидеть на выходных, — признаюсь честно и прикрываю глаза, когда замечаю на лице Ульяны брезгливую гримасу.

Я уже сто раз пожалел, что рассказал ей о Ване. Впрочем, Уля в тот день просто не оставила мне других вариантов, без предупреждения заявившись в гости и застав меня с братом в саду.

— Этот инвалид тебе дороже меня?

— Он мой брат, не забывайся!

— Отлично! Просто замечательно! — Громова тут же перестаёт ластиться ко мне и недовольно надувает губы. — А что, сиделки вымерли все?

— Уль… — мотаю головой.

Глава 7. Предатель

Даня

Немного не таким я представлял себе субботнее утро. Вместо того чтобы выспаться наконец и в компании брата насладиться завтраком, я вынужден прятаться от моросящего дождя на остановке общественного транспорта, чтобы успеть приехать к школе к нужному часу. О том, что мои планы дали кругаля, я решил никому не сообщать. Вчера был до одури зол на брата, а сегодня, как обычно, проспал. Да и разве должен вожак стаи оправдываться? По мне, так точно, нет.

Впрочем, о своём решении явиться нежданно-негаданно я жалею сразу, как сворачиваю с остановки к школьному паркингу и натыкаюсь взглядом на тачку Лихачёва.

Это как в бородатом анекдоте о муже, внезапно вернувшемся домой из командировки, — совсем не смешно, а порой и противно.

Тело каменеет, а мысли растекаются бесформенной лужицей, пока смотрю на переплетённые ладони Громовой и Егора. Мне даже не нужно объяснять, какого хрена они приехали вместе. И по их влюблённым взглядам ясно: сегодня ночью меня предали оба.

Первое желание — развернуться и идти прочь. Я совершенно точно не готов к скандалу, да и драка во дворе школы чревата разборками с отчимом. Впрочем, было бы за кого драться! И всё же меня скручивает в бараний рог от неприятия ситуации. Предательство — это всегда погано, но здесь другое… Я не дурак и понимаю, что этот союз больно ударит по моей репутации.

Наверно, поэтому отхожу за угол и пытаюсь отдышаться. Дёргаю волосы на башке, заставляя ту думать, и даю время паршивым голубкам сбрызнуть с моих глаз. Считаю до ста, чтоб хоть немного прийти в себя, а потом натягиваю на рожу маску безразличия и вальяжно шагаю к входу в школу. Возле крыльца нахожу всех наших и хмыкаю, стоит заметить, как Громова напоказ ластится к Маше, у которой своими руками увела парня, а Лихачёв с улыбкой Чеширского Кота обхаживает довольную Ильину. Вот уроды! Актёры хреновы!

— Крот! — раскатом грома гремит Косолапов. — Ты ли это?

Своим недетским басом парень невольно привлекает внимание собравшихся к моей персоне, а я с нескрываемым, каким-то нездоровым удовольствием наблюдаю, как сползают довольные улыбки с физиономий предавших меня бывших друзей.

— Куда вы без меня! — ржу через силу и, засунув брезгливость в самый потаённый уголок души, подхожу к Громовой. И пока та лживо мне улыбается, изображая пай-девочку, смачно впиваюсь поцелуем в её губы — пошло, развязно, напоказ.

— Сюрприз, детка, — Прижимаю к себе подлую суку. Ощущаю, как она взволнованно дышит в моих руках, но ни слова не смеет возразить. — Не вижу радости, малышка! Разве так встречают любимых мальчиков, а?

Я снова облизываю её губы, оставляя мокрые следы, как дикий зверь, помечающий территорию. Если кто и покусится на моё, то жрать будет объедки!

— Почему ты не сказал, что придёшь? — суетливо подбирает слова мерзавка, а у самой глазки в пол и отчаяние во всю смазливую мордашку. Ну ничего, за своё предательство она ответит мне сполна!

— Громова, ты без меня пропадёшь! — шепчу ей на ухо, играя языком с её серёжкой-гвоздиком, а потом перевожу взгляд на Егора. Лживый шакал раздувает ноздри, но понимает, что ни черта не может мне предъявить: Громова всё ещё со мной, а я всё ещё главный!

Лихачёв коряво улыбается и делает вид, что несказанно рад встрече. Гадёныш! Что ж, эта игра определённо начинает мне нравиться!

В приветственном жесте машу ублюдку рукой и, ухватив за талию обмусляканную куклу, подхожу ближе к парню. Вижу, как раздуваются его ноздри, а грёбаная ревность ядом разливается по венам, и всё откровеннее начинаю ласкать его зазнобу своим языком. Господи, как же мне сейчас хреново!

— Одиннадцатый «А»! Все собрались? — вырывает меня из невыносимой агонии звонкий голос нашей классной. — Автобус пришёл! Давайте посчитаемся, и в путь! Дорога долгая — как-никак, шестьдесят километров от города.

Григорьевна суетливо начинает водить пальчиком по каждому из нас, проставляя галочки в своём списке, а я тем временем вплотную подбираюсь к Егору.

— Здарова, брат! — хлопаю подонка по спине. — Как настроение?

— Нормально, — сипит тот, нервно сдувая со лба белобрысую чёлку.

— А я смотрю, у вас всё серьёзно? — произношу нарочито громко и веду подбородком в сторону Ильиной. — А говорил, спор, спор!

Эта «мышь» снова сменила нормальную одежду на бесформенную чёрную толстовку и, как последняя идиотка, продолжает ласкать сумасшедшим от любви взглядом профиль Горыча. Когда до этой дремучей дуры дойдет, что ее использовали?! Впрочем, плевать я на неё хотел!

— А… ну... ты… — разводит руками Егор, а сам отходит от местной чувырлы в сторону. Спор спором, но запятнать свою репутацию общением с Ильиной можно на раз. Хрен потом отмоешься! И Егорка это понимает, как никто другой, тем более, если помышляет занять моё место.

— Да ладно тебе, Лихачёв! — притворно ржу, не без удовольствия отмечая, сколько пар глаз сейчас следят за нами. — Только слепой ещё не заметил, как ты смотришь на нашу «мышку». Странный выбор, конечно. — Сморщив нос, окидываю взглядом Ильину под нервное хихиканье Ульяны. — Но, походу, первая любовь не ржавеет, верно, Горыч?

Идиотский смех Громовой мгновенно смолкает. Егор заметно напрягается, а бледные щёки Ильиной расцветают алым. Постыдная тайна вот-вот станет достоянием класса и, уверен, больно ужалит расчётливое сердце Ули. Она же привыкла любить победителей, так пусть попытается разглядеть такового в лице Егора, когда я озвучу правду.

— Крот, ты чего? — предостерегающе пыхтит Егор, играя желваками.

Ну вот, теперь вижу: придурку не на шутку страшно. Выглядеть в глазах одноклассников жалким Ромео, которому однажды от ворот поворот дала не просто девчонка, а наша клуша Ильина — позор в кубе. Егор понимает, озвучь я грёбаную правду, и ему никогда больше не взлететь. Наша Лера — это мёртвый якорь, который кого хочешь потянет за собою на дно.

— А что, есть что скрывать, Горыч? — снова ржу, пока подонок хватает ртом воздух.

Глава 8. Клоун

Лера

Падать всегда больно, и не важно, споткнулся ты и приземлился голыми коленками на неровный асфальт или, как я, в очередной раз сел в лужу.

Я снова прячусь от мира за капюшоном толстовки в самом дальнем углу «пазика». Уже не плачу. Наоборот, улыбаюсь своей чёртовой глупости. Я идиотка! Мало того, что ради этой поездки я окончательно испортила отношения с предками, так ещё и поссорилась с Джо. Он меня предупреждал, что так не бывает, бился головой об толстый лёд моего влюблённого сердца, до последней минуты отговаривал от глупой поездки, словно чувствовал, чем она обернётся для меня. Но разве я услышала?

Перед выходом и ему, и отцу наговорила лишнего, и что теперь?

— Поднимите руки, кто взял термос! —Голос Ирины Григорьевны настолько громкий, что заглушает собой дребезжание старенького автобуса и бесконечный гул чужой болтовни.

У меня с собой два — для себя и Егора, а ещё бутерброды с ветчиной, сухарики и пауэрбанк для мобильного, но я молчу. Какой от всего этого теперь толк? Мне не нужен ни чай, ни еда, ни квест… Всё, чего я хочу — вернуться домой или, по крайней мере, туда, где ловит связь, чтобы попросить прощения у Джокера. Но разве удача меня любит? Ответ очевиден: нет.

Прислонившись лбом к прохладному окну, я бессмысленно смотрю вдаль. Старые деревеньки, голые поля, узкие речки и дорожные знаки сменяются бесконечными лесами. Вот оно, моё наказание! Я так боялась ехать с отцом за грибами, столько обидного наговорила ему утром, а теперь мне и самой светит провести целый день среди ёлок и абсолютного игнора.

Позорная слезинка всё же спешит скатиться по щеке. Хорошо, что никто не видит… Мои слёзы — как мёд для озверевшей души Кротова, а я не хочу кормить хищника. Ненавижу его, как никогда раньше! А ещё… ещё совершенно не чувствую былой любви к Лихачёву. Как отрезало. Впервые мне противно смотреть на его длинную чёлку, да и в голубых глазах Егора отныне вижу лишь пустоту и гниль. Спорить на живого человека — низко и подло! Этому нет объяснений и оправданий! Да и вина всецело лежит не на том, кто предложил, а на том, кто согласился на проклятый спор — на Егоре…

Lera [06.09 09:45]: Прости. Ты был прав, я — глуха. Мне так больно, Джо, не представляешь! Они просто поспорили. Просто на меня. Клоун предложил, а Он согласился. Видел бы ты, как легко Он отказался от меня, стоило правде вплыть, небрежно столкнул в чан с дерьмом, как крошки со стола на пол! Ты верно сказал: любовь — это порок сердца, ОРЗ души. Кажется, я излечилась, Джо… мне ампутировали и то, и другое…

Lera [06.09 09:54]: Ты просил тебе писать, но здесь не ловит. Совсем. Мои сообщения зависают где-то между мной и тобой. Но я, если ты не против, всё равно буду писать. Иначе сойду с ума в этом аду.

Lera [06.09 09:58]: За окном дождь, и вообще сегодня очень холодно. Но тут, в салоне автобуса, душно — от трели чужих голосов, дебильных шуток и бесконечного равнодушия. Ты знаешь, как я ненавижу лес, но поверь, сейчас я бы с радостью заблудилась в самой его глуши, лишь бы не здесь, со всеми!

Lera [06.09 10:11]: Мне хочется выть, Джо! Боль не отпускает. Внутри всё трещит по швам, стоит взглянуть на них. Клоун спит как ни в чём не бывало, а Он смотрит на Машу, которая сидит в компании Ведьмы, и улыбается — не мне. Ей. Помнишь, ты рассказывал, как отчим бьёт твоего брата. Что ж, поверь, меня тоже только что избили. Правда, ссадины не на коже, а куда глубже…

Lera [06.09 10:19]: Кажется, мы приехали. Здесь жутко. Джо. Если к вечеру не вернусь, знай: меня сожрали медведи.

Lera [06.09 10:23]: Дурацкая связь! Впрочем, неудивительно: нас привезли в главную дыру этого мира. Здесь даже не слышно пения птиц, и такая разруха вокруг. Жизнь ушла из этих мест лет тридцать назад, а нас зачем-то привезли.

Я делаю несколько снимков и прикрепляю их к сообщению. Но какой смысл, если оно всё равно не уходит?

Брезгливо переступаю ногами по размякшей от дождя хвое и сгнившим листьям. С ужасом смотрю на проржавевшие ворота и такую же надпись над ними «Красный Химик». Хочу закричать, что нас привезли не туда, но мерзкий скрип калитки меняет планы.

— Всем привет! — задорно голосит молодой человек, наверно, немногим старше нас, невысокий, худой, в ярко-салатовой толстовке и промо-кепке на голове. — Добро пожаловать на квест «Старый химик»! Погода, конечно, подвела, но поверьте скоро вы перестанете замечать её капризы. Ну как, готовы к приключениям?

Дремучий лес заполняется восторженными возгласами моих одноклассников. Разве подумаешь, что ещё пару минут назад они уныло проклинали саму затею приехать сюда? Но люди на то и люди, что их мнение меняется с такой же лёгкостью, как и направление флюгера на крыше: куда подует, туда и рады смотреть.

До самóй базы от ржавых ворот ещё метров пятьсот. Высокие ели сменяются непролазным бурьяном, немного увядшим, но оттого ещё более неприглядным. Разбившись по парам (а больше двух человек на потрескавшемся от времени асфальте не помещается), мы неспешно идём к домикам, крыши которых начинают виднеться вдалеке. Я, как обычно, замыкаю и вопреки замечаниям классной отчаянно пытаюсь уловить сигнал.

Стас, наш сопровождающий, идёт первым и весьма громко озвучивает правила. По большому счёту, здесь нельзя ничего, особенно рыскать по заколоченным заброшкам. Он объясняет это шаткостью их конструкций, но в толпе снова бежит слушок о неких подземных бункерах и изощрённых опытах. Можно подумать, без этих страшилок здесь недостаточно жутко!

Наш корпус номер семь ничем не примечателен: обычный домик в два этажа. Серый шифер на крыше, дикие яблони по периметру, небольшая веранда и деревянная лавка возле крыльца. Стены окрашены в голубой цвет, а старые окна заменили пластиковые стеклопакеты — этакий плевок цивилизации. Внутри всё очень просто: небольшой зал с длинным столом и скамейками, вдоль стены — вешалки для одежды, чуть поодаль — подобие кухни и лестница на второй этаж. Но самое паршивое — здесь холодно, почти как на улице. Толку от пластиковых окон — ноль. Ветер сквозит сквозь тонкие стены, которые, правда, не пропускают дождь.

Глава 9. Всегда сворачивай направо!

Глава 9. Всегда сворачивай направо!

Лера

Лесные тропы постепенно сменяются потрескавшимся асфальтом, а впереди всё отчётливее виднеются разноцветные домики из числа тех, что успели отремонтировать. Я всё так же плетусь за всеми в самом конце. Грею руки в карманах джинсов и спасаюсь от ветра за чёрным капюшоном. Отсчитываю шаги до окончания этого дурацкого дня и мысленно благодарю небеса, что послали мне Лёшу Косолапова как спасение… Если бы не наш здоровяк, ещё неизвестно, что бы сделал со мной Кротов. То, как Данила скрипел зубами, уловив ход моих мыслей, слишком откровенно намекало на то, что я перешла черту. Впрочем, мне, кажется, понравилось!

Ловлю себя на мысли, что улыбаюсь: недаром месть называют сладкой! Кротов слишком долго вытирал об меня ноги, а потому уничтожить его или хотя бы обмакнуть лицом в вонючую грязь — теперь дело чести, тем более в моих руках шикарный козырь.

— Что значит «закрыто»? У нас там вещи! — Жалобное нытьё Егоровой вырывает меня из мечтаний.

Я и не заметила, как всей гурьбой мы подошли к нашему корпусу, на дверях которого по-прежнему красуется замок.

— Мы замёрзли!

— Да давайте взломаем дверь, к чертям!

— Лёш, тебе бы только всё ломать!

— Тише, ребята! — оживляется Стас. — Сейчас всё узнаем!

— Да чего тут узнавать! — В нашу компанию незаметно вливаются Егор и Уля, и пока Лихачёв своими заявлениями концентрирует внимание класса на себе, Громова незаметно присоединяется к Маше. — Домик наш более непригоден для жизни: тепла нет, света тоже.

— Это всё из-за Громовой!

— Погоди, но там же наши вещи!

— А Ирина Григорьевна где?

— Может, тогда в автобус, и по домам?

Ребята со всех сторон заваливают Егора вопросами. Стас суетливо озирается и, кусая губы, соображает, что делать: сегодня многое идёт не по плану, да и чувствуется, парень от нас изрядно устал.

Я же стою немного в стороне и никак не могу отвести взгляд от Ули. Эта стерва как ни в чём не бывало поначалу воркует с Машей, а потом ныряет под крылышко Кротова, а тот, великий и ужасный рогоносец, ведётся: нескромно прижимает её к себе, вульгарно целует, не стыдясь окружающих.

— Вещи мы с Ириной Григорьевной перенесли во второй корпус. Это за столовой, — продолжает тем временем Лихачёв. Правда, улыбка мгновенно сползает с его губ, стоит ему только заметить милующихся Улю и Даню, да и взгляд его я узнаю из тысячи: Егор ревнует. Что ж, так ему и надо!

— Но там же… — пытаясь возразить, растерянно мотает головой Стас, но в этом гаме из чужих голосов и бесконечных вопросов его уже никто не слушает.

— Это единственный домик, в котором есть электричество, — между тем объясняет Егор.

— Но… — снова пытается возразить Стас, правда, тут же закрывает рот на замок: то ли понимает, что его не услышат, то ли осознаёт, что с нами обсуждать эту проблему — бесполезно.

А шквал вопросов тем временем набирает обороты.

— У меня на подоконнике зарядка лежала. Вы её забрали?

— Не турбаза, а дурдом какой-то!

— А Ирина Григорьевна-то где?

— Айда сразу в автобус, ребят! Достали эти домики уже, честное слово!

— Погодите! Мы же ещё эликсир счастья не сварили!

— Громова, ты хоть во втором корпусе к обогревателям не подходи!

— Да пошлите уже, чего встали! — громыхает Кротов и, смерив Егора недобрым взглядом (хотя, возможно, мне только так показалось), ведёт за собой толпу к нашему новому убежищу. Одной рукой он жадно цепляется за талию Ули, словно чувствует, что вот-вот потеряет свою зазнобу, свободной же — машет остальным, чтоб не растягивались.

И все как один его слушают: ни тебе вопросов, ни нытья, ни беспокойства за потерянную зарядку — ничего! Стадо баранов, не иначе!

— Вы только там поосторожнее! Корпус этот, он… — кричит вдогонку ребятам Стас и размахивает руками, как ворона крыльями.

Но все так устали от квеста и бесконечных «нельзя», что снова не дают аниматору досказать.

— Ладно-ладно! — Даже наша отличница отмахивается от его нудных рекомендаций, как от надоедливой мухи, и спешит за Кротовым.

— Что там? — Стоит большинству ребят скрыться из вида, я подхожу к растерянному Стасу. — В корпусе этом?

— Он просто старый, — пожимает плечами парень. — Без ремонта.

— Ясно, — смеюсь: столько волнения из-за такой ерунды. — У вас здесь всё на ладан дышит, если честно.

— Да это понятно! — отмахивается Стас, и мы на пару ступаем по следам шумной компании: оставаться в гордом одиночестве, когда вот-вот стемнеет, не хочется ни мне, ни ему.

— Тогда что?

— Понимаешь, второй корпус — единственный здесь из кирпича.

— Здорово! Значит, там тепло.

— Это да! Раньше этот домик использовали как зимний вариант, потому там и электричество подведено отдельно. Вот только…

— Что? — Выглядываю из-под капюшона с нескрываемым любопытством. — Там привидения водятся?

— Да хламно там и грязно! — вздыхает Стас и ускоряет шаг.

И надо сказать, парень не обманул: второй корпус выглядит не ахти: одноэтажный, из серого кирпича и такого же шифера на крыше. Домик почти сливается с неприветливой атмосферой базы и куда больше напоминает административное здание, нежели жилое. Одни только решётки на окнах чего стоят!

Я нехотя захожу внутрь. Воздух спёртый и пропитан пылью. Правда, здесь намного теплее, чем на улице, да и, что греха таить, куда светлее. Лампочка Ильича под потолком, с десяток деревянных стульев, несколько скамеек и небольшой стол по центру — вот и всё убранство холла в странном корпусе. Наши рюкзаки свалены кучей в дальнем углу. На столе стоят термосы, пластиковая посуда и остатки съестного, и Ирина Григорьевна встречает нас с улыбкой на губах и тряпкой в руках.

— Ну наконец-то ребята! Я уже извелась вся! Как квест? — Она бросает ветошь на подоконник и, обтерев руки влажной салфеткой, спешит к нам.

Девчонки наперебой начинают рассказывать об испытаниях и жаловаться на холод. Пацаны же без лишних слов топают к столу. Оголодавшие, они с радостью хватают все, что есть: в ход идут сушки, чёрный хлеб и даже оставленные кем-то яблоки.

Глава 10. Две минуты

Даня

Не знаю, чем думал завуч, отсылая нас в эту дыру, но впредь я точно буду умнее: больше никаких гребаных квестов!

В кроссовках до сих пор омерзительно хлюпает, желудок сводит от голода, а мозги — от бесконечных причитаний Ули. Ей холодно, скучно, неинтересно, а я считаю минуты до того, как избавлюсь от этой стервы. А еще с каким-то диким остервенением вспоминаю проклятый бутерброд в руках Ильиной. Черт, я готов был простить этой выскочке все ее дебильные шуточки, лишь бы девчонка поделилась со мной куском колбасы.

— Дань, а, Дань! — Громова виснет на моем плече проеденным молью воротником. — Как ты думаешь, долго еще нам здесь торчать?

— Не знаю, — отвечаю, продолжая наблюдать, как дождь неистово бьется в окно, и с трудом сдерживаю себя, чтобы не отпихнуть Улю: сегодня она сумела пробить дно…

Я как чувствовал, что времени в обрез: видел, как Лихачев на нас смотрит, как выискивает подходящий момент, чтобы остаться с Громовой наедине и сообщить этой дряни, что я в курсе их обмана… Вот только Горыч не учел одного: правила игры здесь диктую я!

Утро… Седьмой корпус... Второй этаж... Пока наши разбирали рюкзаки, я утащил Громову на экскурсию по дому. Дальняя комната с видом на яблоневый сад. Нежные поцелуи вдоль тонкой шеи. Ее тихое «Даня, не надо!». Мое уверенное «хочу». Она могла признаться, что замутила с Егором, и уйти, но промолчала. Я мог получить свое, но меня едва не вырвало от запаха его туалетной воды на ее коже. Мне пришлось играть грубо… Первой на пол улетела ее толстовка. Следом к моим ногам опустилась и Уля. Мне оставалось только немного подождать, когда в нашу тайную комнату без стука ворвется Леша с абсолютно случайно включенной камерой на мобильном… И Косолапов не заставил себя долго ждать: он задолжал мне пару тысяч, а потому с радостью согласился помочь. Как настоящий джентльмен я тут же забрал мобилу из рук Косолапова и даже пригрозил незадачливому видеооператору молчать. Вот только смартфон и так был моим, да и Громова прекрасно понимала, что молчать Леха будет, пока я не передумаю, а потому передумала сама: репутация хорошей девочки оказалась для нее важнее любви к Лихачеву.

— А вдруг автобус не придет? — канючит Уленька, пальчиком рисуя сердечки на запотевшем стекле.

— Придет. — Оттолкнувшись от подоконника, я оставляю Громову в одиночестве.

И надо же мне было так просчитаться! Хотел обезопасить от сплетен Ваньку, но, похоже, обрек себя на вечный союз с Улей. А иначе как объяснить, что после квеста эта идиотка с меня пылинки сдувает, а Егор и близко не подходит к нашей общей девочке? Смеюсь. Ну конечно, одно дело увести первую леди, совсем другое — Громову… Вон, как он взбеленился, когда Ильина заикнулась о моих пропащих отношениях с Улей!

Кстати! Ильина!

Для запуганной тихони она слишком много сегодня говорит и, кажется, знает немало. Я снова усмехаюсь: а она забавная! Пыжится изо всех сил, как чихуахуа, чтобы голос подать, а у самой лапки дрожат. Тявкнет разок и прячется под первым же лопухом, чтобы псы покрупнее не разорвали. Трусливая? Нет, скорее, осторожная и сама себе на уме — горючая смесь, если честно! Что ж, пора бы преподнести нашей забитой скромнице очередной урок хороших манер.

Сливаю из пластикового термоса последние капли чая в одноразовый стаканчик и пытаюсь отыскать взглядом Ильину. Впрочем, Лера себе не изменяет: сидит в темном углу в полном одиночестве и что-то кому-то самозабвенно строчит в телефоне. Кусая губы, смахивает с лица влажные от дождя волосы, на автопилоте глоток за глотком отпивает чай, не обращает внимания на суету вокруг и полностью растворяется в своем каком-то непонятном мирке, не забывая при этом улыбаться. И в то же время желание ссориться с ней отпадает. В этом своем горчичном свитшоте на пять размеров больше, чем нужно, и с телефоном в руках она отчаянно напоминает мне Ваньку — такая же безнадежная, никому не нужная и всеми позабытая… Вот только в отличие от моего брата Ильина слабая: отступает там, где нужно бороться; проглатывает то, что нужно выплюнуть в лицо неприятелю. Ванька не такой: Лера сдалась, а он — нет!

Мысли о брате выводят меня из равновесия. Я переживаю за него. Нет, не так я с ума схожу от волнения! Стрелка часов давно перевалила за семь вечера, а я все еще здесь, среди долбаных елок, а не рядом с ним. Так и хочется подойти к Ильиной и вырвать из ее рук мобильный: кто его знает, может, у блаженных овечек свой канал связи! Всего один звонок. Всего одно «прости». Ванька должен знать, что я рядом! Но чертовы планы снова летят коту под хвост!

— Ребята, берем стулья и садимся полукругом! — Голос Стаса до отрыжки бодрый и задорный.

— Живее! Живее! Ну!

— Детский сад! — недовольно бурчит Громова, не пойми откуда взявшаяся рядом. — Ну хоть ты, Крот, скажи им!

— Сказать «что»? — лениво приподнимаю брови.

— Что играть в «ПД» — прошлый век!

— В «ПД»? — Недоумение с моего лица можно собирать ложкой.

— Крот, ты нормальный вообще?! — негодует Уля и, развернувшись на пятках, семенит в гущу событий.

— Мы, что, спорить о стихах Пушкина будем? Правда ли, что за стрижку Онегина «по последней моде» французы-парикмахеры брали целых пять рублей? — Меня пробивает на смех, стоит наконец понять, о какой игре идет речь. Дурдом! Играть в «Правда или действие» под руководством аниматора и неусыпным контролем Григорьевны — тот еще бред!

— Тебе особое приглашение нужно, парень? — Мимо меня проносится Стас.

— Да иду я, иду! — Подцепив доисторический стул за хлипкую спинку, шагаю к остальным. — Ну что, двоечники, троечники, тунеядцы, готовы повеселиться?

Вижу по лицам ребят, что этот цирк их забавляет не меньше моего. С другой стороны, можно не переживать за сохранность тайн и не опасаться каверзных вопросов!

— А можно, я посплю лучше? — гундит бесцветным голосом Егорова.

— Играют все! — вместо будильника орет Стас, а потом совершает великую глупость: зовет в нашу компанию Ильину!