«Это немного пугает меня».
Арне опустил плечи, почувствовав, как весь страх, который он старательно отгонял, наконец настиг его. Если уж Ренольд говорит, — точнее, показывает, ведь говорить-то он не умел, — о том, что его что-то пугает, значит, дело серьёзное.
— Я не понимаю, — отрешённо пробормотала Лерайе. Она сидела за столом в общей столовой, где сотни раз собирались маги дома Орланд, и, кажется, могла вот-вот расплакаться. — Что нам делать, Арне?
Если бы он только знал. Мудрейшим был Ренольд, но сильнейшим — Арне, что, однако, ничуть не помогало ему сейчас. Магии, способной спасти от упавшего на них божественного взора, не существовало.
Не существовало и Силы, Движения, Времени и Слова, но Райкер, посланник богов, сказал иначе. Уранионы, истинные творцы, использующие магию и хаос, могут создать подобную магию. Могут создать сакрификиумов, чтобы те, выбрав достойных смертных, создали сальваторов.
Из-за масштабов, описанных Райкером, у Арне кружилась голова. Весь его мир рушился, раскалывался на крошечные осколки, которые вонзались в сердце и разрывали его.
Весь мир рушился, а Сигрид продолжал существовать, не представляя, какая угроза нависла над ним. Магия и хаос уже пришли в движение, сплелись между собой в вечный круг, который никогда не разорвать.
— Они даже не дали нам времени на раздумья, — глухо произнесла Рейна, кончиком ножа вырезавшая сигил на поверхности стола. — Рассвет всё ближе, и наши жизни скоро оборвутся.
«Мы не умрём, — возразил Ренольд, начав активно жестикулировать, — а переродимся. Это разные вещи».
— Какая разница? Нашим человеческим жизням пришёл конец. Они хотят сотворить из нас иных существ, будто мы подопытные крысы!
«Ты не понимаешь», — не отступал Ренольд.
— Чего я не понимаю? — взвилась Рейна. — Думаешь, что это хоть что-то изменит? Нас лишь четверо, как мы приведём сигридцев к спасению? Как мы укажем им верный путь? Этот мир погибнет, как и все остальные!
— Рейна! — наконец повысил голос Арне, но девушка тут же, полоснув по нему убийственным взглядом тёмных глаз, хлопнула ладонью по столу и продолжила:
— Только не говори, что считаешь, будто это великая жертва!
— Я и не говорю, но... Сама подумай: какой у нас выбор? Выступить против богов?
Рейна громко фыркнула, закатив глаза.
— Поверить не могу. И я-то считала тебя умным.
Не говоря больше ни слова, она резко встала. Противно скрипнули ножки стула. Лерайе тихо, обречённо вздохнула. Рейна, не смотря на них, вышла из столовой и громко хлопнула дверью. Лерайе вздохнула ещё раз. Теперь, когда на них легла тяжесть решения, которое им даже не позволили принять, и ответственность за миллионы самых разных существ, Лерайе будто растерялась всю свою дерзость и силу. Стояла у окна, опустив плечи, и смотрела себе под ноги. В уголках её глаз блестели слёзы.
Арне подошёл ближе и приобнял её, потрепав по волосам. Он всегда, сколько помнил себя, все двадцать шесть лет, которые провёл в доме Орланд, был за старшего. Помогал, выслушивал, давал советы, не отворачивался, если кто-то создавал проблемы — думал, как их решить. Он всегда знал, что сказать и что делать, и впервые чувствовал себя абсолютно беспомощным.
— Всё будет хорошо, — сказал он, и Лерайе, улыбнувшись, согласно кивнула.
Это было ложью. Они оба знали, что для них четверых уже ничего не будет хорошо.
Когда Арне направился к двери, Ренольд дважды постучал по поверхности стола, требуя его внимания. Арне обернулся, и Ренольд спросил: «Приведёшь её обратно?»
— Для начала прослежу, чтобы она ничего не сломала в приступе ярости, — с лёгкой улыбкой сказал Арне, выходя из столовой.
Он слишком хорошо знал Рейну, и потому сразу же отправился к воротам. На ночь они закрывались, а над низким каменным ограждением сверкали сигилы, которые поддерживали барьеры. Арне сам каждый вечер проверял их, заботясь о том, чтобы никто не пробрался на территорию дома Орланд.
Рейна сидела на ограждении спиной к дому и яростно что-то чертила в воздухе. Фиолетовый свет то вспыхивал, то гас. Арне решил бы, что Рейна обновляет его барьеры, если бы не понимал, что на самом деле она пытается выплеснуть бушующую внутри злость. Она всегда была такой: чуть что — сразу в драку, и никто не мог её остановить.
— Да ты издеваешься, — выдохнула Рейна, когда Арне запрыгнул на ограждение рядом с ней и немного отклонился назад, чтобы заглянуть ей в лицо.
— Вижу, уже соскучилась по мне.
Рейна фыркнула, скривив губы, и сложила ладони вместе, погасив фиолетовый свет магии. Она сидела спиной к дому, Арне — лицом, и между их плечами было сантиметров десять, не больше, полных магии, ярости и боли.
И обещания, которое Арне уже никогда не сможет сдержать.
— Не хочу, — коротко бросила Рейна, посмотрев на него.
— Я тоже не хочу, — тихо согласился Арне, — но у нас и впрямь нет выбора.
— Можем позволить мирам погибнуть.
Она широко улыбнулась, и на секунду Арне показалось, что это и не Рейна вовсе, а хищница, одна из тех тварей, о которых им говорил Райкер. Стоит ему моргнуть, как она вцепится ему в горло и разорвёт на части.
Часть I
Дети хаоса
Ветер Севера,
Спой мне о доме моём
Что посмела забыть.
В небо серое
Мы на рассвете уйдём
До Чертогов Судьбы.
— Тэм Гринхилл, «Ветер Севера».
— Возможно, я невовремя? — уточнил Иснан.
«Я тебя убью! — прошипел Ренольд. — Убью, мелкий засранец!»
«Расслабься, чего ты нервный-то такой? Вряд ли они посмеют…»
Иснан не успел закончить мысль: долбанные великаны оказались не такими уж и сильными, раз не смогли удержать одного человека. Энцелад вырвался, и Иснан, даже не ожидая от себя такого, вскрикнул, метнулся в сторону, запрыгнул на ближайший диван, быстро пробежал по нему и остановился возле Четвёртого. Тот не успел и моргнуть, как Иснан схватил его за плечи, развернул, закрыв им себя, и истерично выпалил:
— Угомонись, бешеный! Вы что, его совсем не кормите, что он на людей бросается?..
Иснан наклонился к Николасу, надеясь заглянуть ему в глаза, но тот резко сбросил его руки со своих плеч и отшатнулся. В воздухе заискрилась магия: ровные нити фиолетового цвета, где-то изогнутые под прямыми и острыми углами, растянулись во все стороны и окружили Иснана.
— Это обязательно? — разочарованно спросил он, сложив руки на груди. Он уже мог не беспокоиться из-за бешеного рыцаря, которого лживый король великанов вновь схватил и пытался удержать на месте. Движение не только держало Иснана на месте, окружив барьерами, но и не подпускало кого-либо к нему. Что, впрочем, пока что ему нравилось.
«Почему ты такой? — обречённо простонал Ренольд. — Почему ты просто не можешь говорить нормально? Неужели это так сложно: объяснить всё и не устраивать сцен?»
«А ты так уверен, что они бы не убили меня сразу? Так хоть малыш Нико защитит нас».
— Может, кто-нибудь уже что-нибудь скажет? — вслух спросил Иснан, медленно переводя взгляд от одного присутствующего к другому. — Вот, например, ты, — он улыбнулся Гилберту, который, казалось бы, едва не подскочил на месте, когда взгляд Иснан остановился на нём. — Ты же король, да? Вроде как заправляешь тут всем. Что мне сделать, чтобы добиться нормальных переговоров? У вас, типа, белый флаг надо принести, или как? Кто-нибудь может одолжить мне белый флаг?
Никто ему не ответил. Иснан бы уже начал рвать и метать от злости, если бы не понимал, что, вообще-то, и впрямь ведёт себя не совсем нормально. Будь он в здравом уме, ни за что не явился бы к этим придуркам и не предлагал заключить союз.
Но выбор был невелик: либо они, либо Хайбарус, который не оставит от него даже частички хаоса. Уничтожит, не моргнув и глазом, разорвёт его связь с Ренольдом. Как бы сильно сакри ни бесил его, Иснан не был готов расставаться с такой силой. Он всё ещё не знал, почему Ренольд привязан к нему; не понимал, что видел в Лабиринте и чьё присутствие ощущал; не мог вспомнить, как к нему обращалась Геирисандра. Она использовала какое-то другое имя, не Иснан, а он, как бы ни старался, не мог вспомнить этого.
Ему нужно было разобраться, что с ним происходило, и если для этого ему придётся заключить союз с другими сальваторами — хорошо, пусть будет так.
В конце концов, они одной магии. Они не могли отвернуться от него.
— Зайдём с другой стороны, — сказал Иснан, когда никто так и не пошевелился. — Так и быть, я подарю вам подарок прямо сейчас. Отрываю его от сердца, так что, пожалуйста, оцените по достоинству. Искателя в студию!
Иснан щёлкнул пальцами и вытянул руку в сторону, за локоть подхватывая искателя, вывалившегося рядом с ним из пустоты. Парень едва мог стоять на ногах: клоки мышц свисали с конечностей, кровь заливала лицо, кости торчали наружу. Демоны так сильно изуродовали его, что даже Слово не сумело помочь ему. Иснан, честно говоря, и не старался особо, лишь сохранил человеку жизнь, зная, что этого будет достаточно.
— Дарю!
Иснан толкнул искателя вперёд, и тот, вывалившись за пределы барьеров, без единого звука рухнул на пол. Он не шевелился, казалось, даже не дышал. Иснан же, довольный собой, улыбался, уверенный, что если после такого щедрого подарка его не выслушают, он поубивает здесь всех и сожрёт сердце каждого.
— Он ещё жив, — на всякий случай уточнил Иснан, указав на искателя пальцем. — Спасибо мне и всё такое. Поторопитесь, если не хотите, чтобы он подох. Слово сделало всё, что можно, но иногда даже магия сакри бессильна. Что скажешь? — с улыбкой спросил он, посмотрев на Третьего. — Сможет ли Время помочь?
Иснан отчётливо уловил, как во взгляде великана промелькнула ярость. Ещё мгновение — и он бы сорвался с места и, не дав Второму даже возможности среагировать, сломал бы шею или вырвал хребет. Иснан, возможно, даже попытался спровоцировать Третьего, если бы всё ещё обладал хаосом и был так же силён, как и раньше.
Сейчас у него было мало шансов, против чистокровного великана со Временем — особенно. Поэтому Иснан выдавливал улыбку, надеясь, что выиграл себе хотя бы несколько минут.
Перед глазами Марселин всё плыло. Она даже не могла понять, где пол, а где потолок — очертания комнаты слились, краски смазались, и боль, стучавшая набатом, сдавила виски. Марселин показалось, что она вот-вот провалится куда-то, но мгновениями позже почувствовала знакомое тепло.
— Угомонись уже, — проворчал Стефан, положив подбородок на её голову и мягко прижав к себе.
— Я ещё на ногах, — вяло возразила Марселин, закрывая глаза.
— Ты сделала всё, что могла. Отдохни, пожалуйста.
Марселин хотела, безумно хотела отдохнуть, но просто не могла. Она почти двенадцать часов занималась лечением, постоянно помогала другим магам, следила, чтобы ни одному раненому не стало хуже. Она делала всё от себя зависящее, чтобы спасти Эйлау, а после пыталась спасти Кита.
В одном Стефан был прав — Марселин сделала всё, что могла. Нико перенёс её к Киту сразу же, как Иснан вытащил искателя из хаоса, и с той самой минуты она ни на секунду не отвлекалась, не позволяла взять передышку или хотя бы расслабиться. Шерая и Джинн ей помогали, но основная работа всё же лежала на Марселин. Лука, Лиэр и Уннер всё это время были рядом, Одовак постоянно готовил новые отвары, а Твайла металась по каждому поручению и ни разу не пожаловалась.
Должно быть, она и была тем размытым пятном, которое Марселин сейчас видела впереди. Твайла сидела рядом с кроватью, где лежал Кит, и очень тихо разговаривала с Джинном. Марселин совсем не понимала, о чём они говорят, даже уже не слышала, о чём шептал Стефан. Усталость накатила огромной волной, кости ломило, а глаза жгло от слёз. Последний раз Марселин спала ещё в Диких Землях, в доме леди Эдон, и то плохо. Даже присутствие Стефана, оставшегося с ней на ночь, не помогло.
— Давай я отнесу тебя в твою комнату? — совсем тихо предложил Стефан, мягко коснувшись губами её виска. — Попрошу Одовака заварить твой любимый чай.
— Я ещё могу использовать магию, — едва разлепляя губы, возразила Марселин. Она медленно сползала с края кровати, на которой сидела, и только руки Стефана, державшие её, не позволяли упасть. Сознание Марселин плавилось, вытесняя мысли, за которые она из последних сил пыталась ухватиться. — Я могу помочь.
— Ты сделала всё, что могла, и даже больше. Отдохни хотя бы несколько часов.
— Я отдыхаю. Прямо сейчас.
— Я не подушка.
— Неправда. Ты самая лучшая подушка на свете. Не вздумай уходить.
Марселин наклонилась ещё ниже, утыкаясь лицом в грудь Стефана, и устало выдохнула. Она хотела сделать больше, быть рядом, чтобы поить бессознательного Кита отварами, менять ему повязки и следить за тем, как заживают раны, но уже давно была на пределе. Марселин знала, что Стефан прав, но до последнего не хотела соглашаться.
Она срастила Киту кости, вправила вывихнутые конечности, восстановила ток крови и приготовила с полсотни отваров. Кита не пришлось погружать в сомнус, как это было со Стефаном, что Марселин считала успехом, однако невозможность спасти глаза и восстановить зрение стали для неё катастрофическим провалом. Она уже работала с частичной и полной слепотой, но у Кита был особенный случай — демоны фактически выдрали ему глаза, и Марселин даже не была уверена, что Время сможет помочь. Фортинбрас ещё не помогал, был вынужден присутствовать на собрании, но Марселин была уверена, что он обязательно попробует. И молилась, чтобы Время оказалось достаточно сильно, чтобы вернуть Киту глаза.
— Всё, ты идёшь спать, — неожиданно громко заключил Стефан.
Марселин приоткрыла губы, собираясь ответить, но проглотила слова, когда Стефан аккуратно поднял её на руки.
— Я не иду, — заплетающимся языком констатировала Марселин, складывая руки на груди и прислоняясь головой к его плечу.
— Ладно, я иду, а ты уже спишь.
— Я ещё не сплю…
С каждым словом язык становился тяжелее. Все звуки отходили на второй план, а тепло тела Стефана окутывало её всё сильнее. Марселин прижалась к нему всем телом, даже не понимая, действительно ли он взял её на руки или ей это только привиделось. Всё, о чём она думала, так это об Эйлау, у которой на правой половине лице навсегда остался шрам, тянущийся от лба до подбородка; и о Ките, на котором не было ни сантиметра живого места. Он был весь в бинтах, целебных мазях и сигилах, окружённый потоками магии и ароматами отваров, которые накрепко впитаются в стены его комнаты в ближайшие недели.
Всё, о чём Марселин могла думать, так это о том, что они могли потерять Кита ещё раз.
Она не хотела больше терять дорогих людей. Боль разъедала сердце каждый день, и раны, оставленные смертями Дионы и Джонатана, до сих пор не затянулись, кровоточили так, что Марселин часто не могла уснуть по ночам и плакала, боясь, что потеряет ещё кого-нибудь.
Должно быть, она заплакала и сейчас. Что-то тёплое, широкое, шершавое коснулось её лица, и Марселин почувствовала, как по щеке размазывается влага. Она едва сумела приоткрыть глаза и сквозь яркий свет, льющийся сверху, рассмотрела лёгкую улыбку Стефана. Мгновениями позже он уже опустил её на кровать, а Марселин, как бы ни старалась, не могла понять, как он так быстро принёс её в её комнату и как ещё не сбежал, увидев, какой здесь беспорядок.
— Мне нужно заниматься лечением Кита, — прохрипела Марселин, кое-как уцепившись за руку Стефана и не позволяя ему отстраниться. — И выключи свет, мешает.
Даже после того, как Пайпер выпила приготовленный Стефаном отвар, — который, в теории, должен был помочь уснуть с разбушевавшейся Силой, — она проворочалась в кровати несколько часов, пока, наконец, не смирилась, что и следующие сутки проведёт на ногах.
Время было часа три, наверное. Бешенный темп, заданный Гилбертом, который невольно подхватывали все его слуги, немного утих. Работа всё ещё шла, но теперь за всем следила Шерая. Она же отправляла спать всех, кто попадался ей на глаза, и вместе с Джинном следила за состоянием раненых, оставшихся в особняке. Но Пайпер была готова поклясться, что видела, как Джинн пару раз сбегал, чтобы полетать. Особняк всё ещё стоял в Лос-Анджелесе, и был шанс, что Джинна кто-нибудь заметит, но вряд ли он такой идиот, чтобы не скрыть себя магией. Пайпер не стала это проверять, не спрашивала Шераю. Только проверила, что Кит всё ещё был без сознания, немного наполнила его тело Силой.
И замерла в дверях его комнаты, не способная сделать ни шага.
Ничего не закончилось, — только продолжалось и продолжалось, проблемы росли, как снежный ком, грозясь похоронить под собой, — и отчаяние с каждой секундой всё крепло. А вместе с ним был стыд. Такой глубокий, сильный и обжигающий, что Пайпер едва могла стоять, не то что разговаривать. «Идиотка», — твердило сознание, пока Сила, так и не успокоившаяся даже после вмешательства Стефана, прокладывала путь, будто нить, протянувшаяся через весь особняк. Такая крепкая, что её ничем нельзя было разорвать.
Пайпер старалась успокоиться, пока шла по коридорам и лестницам, и даже не задумывалась, куда её ведёт особняк. Да это и неважно: лишь бы, наконец, хоть немного сбросить груз, терзавший её с той самой минуты, как Иснан вытащил Кита из хаоса. Не целого и невредимого, но живого.
А Пайпер, идиотка, думала, что Фортинбрас не сдержал своё обещание.
Он оказался на террасе, с которой на этот раз открывался вид на пляж и океан. На круглом столе — несколько книг на незнакомом языке, рядом, в плетёных креслах — Клаудия и Ансель, который едва не засыпал, уткнувшись носом в очередную книгу. Сам Фортинбрас стоял у перил, в одной руке держал бокал с вином, другой махал Джинну, который опять летал, и то ли пытался ему что-то объяснить, то ли требовал, чтобы тот немедленно спускался.
Клаудия, заметив Пайпер, скользнула по ней холодным взглядом и вернулась к чтению. Ансель сонно пробормотал приветствие, а Фортинбрас, услышав его, резко обернулся, едва не расплескав вино. Сердце Пайпер замерло.
Он был таким красивым — и таким несчастным, пока пытался найти подходящие слова, чтобы сказать хоть что-то. Пайпер, казалось бы, до сих пор слышала, как надрывался его голос, когда он говорил бесконечное «прости меня», видела, как белело его и без того белое лицо, как дорожки слёз блестели на щеках. В голове звучало такое же бесконечное «он не виноват», пока сердце медленно-медленно разбивалось. Оно практически склеилось, когда Пайпер увидела Кита живым. И снова разбилось, когда Фортинбрас, приподняв уголки губ в улыбке, спросил:
— Разве ты не пошла спать?
Будто ничего не произошло. Будто Пайпер не причинила ему боль, не сумев совладать с эмоциями.
— Поговорим? — с надеждой выдавила она, от волнения начав заламывать руки.
Если Фортинбрас и был удивлён, то не показал этого. Поставил бокал с вином на стол, сказал Анселю, чтобы тот уже шёл спать, на что юноша забормотал что-то о еде. Последнее, что услышала Пайпер, прежде чем выйти с террасы, — громкое фырканье Клаудии.
В коридоре было достаточно светло, но Пайпер будто инстинктивно прижалась к стене, точно в небольшую нишу, где был пустой постамент, чтобы скрыться в редких тенях. Потом, поняв это, сделала два шага вперёд. Фортинбрас остановился, едва переступив порог, закрыл стеклянные двери и молча посмотрел на неё. Прошла всего секунда, — он, казалось бы, придумал, что наконец сказать, — как Пайпер, сделав ещё один размашистый шаг вперёд, выпалила:
— Могу я сказать кое-что?
— Конечно, — с лёгким недоумением ответил Фортинбрас. — Не нужно спрашивать разрешения.
— Я просто… Я очень много думала, не могла уснуть, и поняла…
— Может, надо было добавить в отвар больше…
— Не перебивай, пожалуйста, — прикрыв глаза, выдохнула Пайпер. — Если не скажу сейчас, пойду и сигану с балкона от стыда, так что, пожалуйста, не перебивай.
Приоткрыв глаза, она заметила, что Фортинбрас совсем медленно кивнул. Он уже не улыбался, смотрел на неё со странной смесью отчаяния и любви, из-за которой Пайпер хотелось выть и лезть на стенку. Но вместо этого она ещё раз выдохнула, тряхнула ладонями и, наконец, затараторила, боясь, что если остановится хоть на секунду, все слова разом исчезнут:
— Я не должна была срываться на тебя. Мне жаль, что я сделала это, правда. Я была зла, напугана, было больно, но… Нет, нет, никаких «но». Неважно, что там со мной было, я не должна была срываться на тебя. Я знала, что ты не виноват, знала, что сделал всё возможное, потому что это ты. Ты самый потрясающий человек, которого я бесконечно люблю и… Ну, не человек, конечно, великан, это я так, образно… В общем, я не должна была злиться. Там был Хайбарус, демоны, и…
Она прекрасно понимала, что Фортинбрас сделал всё, что мог. Магия сакри не могла лгать. Если там был Хайбарус, значит, под угрозой были абсолютно все. Если Фортинбрас пытался спасти Кита, значит, рискнул остальными. Отчаянный, дикий шаг, который сальваторы не могли себе позволить. Спасать нужно большинство, а не кого-то одного. Но Фортинбрас рискнул, потому что Кит был дорог Пайпер.
— Да что за хрень? Я что, с каждым лично должен поговорить? У вас там, небось, уже очередь да?
Не этого Фортинбрас ожидал. Думал, что Иснан исчерпал весь запас злости и оскорблений, когда рыцари тащили его в зал собраний. Цепи плотно обвивали его тело, едва позволяли передвигать ногами, на глазах была не повязка, а тонкая вязь чёрных сигилов, лишавшая зрения. Сигилы расплывались и по краям очерченного Фортинбрасом круга, скрывая присутствие посторонних, приглушая звуки и запахи. Но Иснан, казалось бы, всё равно продрался через десятки барьеров: повёл носом, принюхиваясь, и громко цокнул языком. Хотел что-то сказать, но тут Диего потянул за одну из цепей, и сразу несколько с грохотом упали. Теперь Иснан был скован по рукам и ногам, но мог двигаться без посторонней помощи.
— Что за подачки, Третий? — усмехнувшись, уточнил демон. — Совсем меня ни во что не ставишь?
— Думаешь, что сможешь победить меня?
— А ты боишься? Сними все цепи, Третий. Устроим честный бой.
— Ты прекрасно знаешь, что не справишься с чистокровным великаном. Я уже не говорю о Вре…
— Ну, Стефана, того великанского ублюдка, мы почти завалили.
Будь сейчас в зале собраний Марселин, она бы, наплевав на всё, прорвалась через барьеры и голыми руками разодрала Иснану глотку. Но из соображений безопасности здесь были только сальваторы, лидеры коалиции и правители Диких Земель, за исключением леди Эдон. Ещё после первого собрания она сказала, что доверяет решению Фортинбраса и других сальваторов, но не желает участвовать в истязаниях одного из них и лучше займётся помощью пострадавшим.
— Что ещё припомнишь? — сложив руки за спиной, спросил Фортинбрас у Иснана. — Давай, мне интересно. Кого ещё ты почти убил? Кому помогал в этом? Мы же сейчас не обсуждаем возможность союза с тобой. Просто болтаем. Давай, Второй, скажи, кому ещё ты навредил.
Иснан, будто осознав свою ошибку, рыкнул сквозь стиснутые зубы. Казалось, даже хотел броситься на Фортинбраса, но вовремя одумался.
— Ну, с кем не бывает, правда? — неожиданно миролюбиво уточнил он, приподняв уголки губ в улыбке. Он всё ещё был лишён зрения, полагался только на слух и нюх, но из-за количества магии в воздухе не смог определить точно, где Фортинбрас — повернулся и широко улыбнулся вовсе не ему, а Николасу, который за границами барьеров следил за их стабильностью.
Фортинбрас мгновенно понял свою ошибку: Иснан не слышит, где Николас, не чувствует его запах, просто знает, как нечто естественное.
— Малец вон тоже пытался упрекнуть, а потом весь сдулся, стоило мне спросить, скольких демонов убил он.
— Мы говорим не о нём.
— Если говорим обо мне, то и о нём. Мы сальваторы, Третий, и находимся в одной связке. Смирись и замолкни.
— Хочешь, чтобы я замолчал? А кто тогда будет произносить клятву?
Иснан замер, слегка опустил плечи, наклонил голову, будто прислушиваясь. Чёрные волосы упали вперёд, красные глаза за вязью сигилов блеснули в нетерпении.
— Расщедрились, наконец?
— На щедрость и не надейся. Ты обладаешь необходимой коалиции и всем сигридцам магией, но всё ещё остаёшься демоном, который годами сражался против нас.
— А вы, что ли, не сражались?
— Не перебивай, Второй.
Фортинбрас лишь слегка надавил на него своей магией, ледяными острыми иглами впившуюся в белую кожу, и не без удовольствия заметил, как Иснан вздрогнул и прикусил язык.
— Ты получишь наши клятвы. Получишь союз, в котором нуждаешься, и временную неприкосновенность. До тех пор, пока ты верен нам, мы верны тебе. До тех пор, пока Хайбарус и его демоны не будут уничтожены, ты будешь сражаться за коалицию и каждого сигридца. Рисковать собой, защищать, помогать. Будешь использовать Слово так же, как мы — Силу, Время и Движение. И если не будешь создавать проблем, получишь неприкосновенность до конца жизни.
— Звучит слишком красиво, — прошипел Иснан, шагнув к нему. — В чём…
Фортинбрас вскинул руку, схватил демона за челюсть и притянул к себе, нависнув над ним.
— Эй, сучёныш! — мгновенно заорал Иснан, попытавшись ударить его скованными руками. — Пальцы отгрызу!
— Если ты полезен и верен коалиции, она полезна и верна тебе, — совсем тихо процедил Фортинбрас ему в лицо. — И если желаешь, чтобы после тебя оставили в покое, ты сделаешь ещё кое-что.
— Я вырву твоё сердце, — прорычал Иснан, смотря прямо на него. Сигилы, лишающие зрения, всё ещё были активны, медленно плыли по его коже и скрывали глаза, в которых горела ярость. — Не смей касаться меня, ублюдок.
— Уже не в одной связке, да? Жаль.
Фортинбрас оттолкнул лицо Иснана, и тот, споткнувшись о цепи, рухнул на пол.
— Ты не в том положении, чтобы ставить условия. Но если станешь лучше, сильнее, если докажешь искренность своих намерений и будешь честен, получишь второй шанс.
Фортинбрас крутанул запястьем, в котором появился тонкий кинжал, и без раздумий порезал себе запястье. Густая синяя кровь потекла по руки, закапала на пол. Иснан застыл, почуяв её, и нахмурился. Даже сглотнул.
— Ты был человеком, Иснан, — напомнил Фортинбрас, присев перед ним на корточки и протянув руку так, что кровь начала капать демону на губы. — Узнаешь, каким — станешь частью коалиции и получишь пожизненную неприкосновенность.
— А тут прилично, — критически выдал Данталион.
Альтан, даже не оборачиваясь, низко опустил голову и выплюнул:
— Хаос тебя раздери.
— Да уже проходил, спасибо. Как настроение?
Паршивый вопрос, Данталион это знал, но тот будто сам по себе сорвался с языка. Вампир совершенно не продумал, как будет разговаривать с Альтаном, какие аргументы использовать, на что давить. Если речь шла об обмене информацией, Данталион не терялся и точно знал, как себя вести.
Предложить союз невраждебным демонам — его идея, которая ещё пару дней назад казалась абсолютно логичной, а теперь вдруг превратилась в ересь. И разбираться с этим — только Данталиону.
— Так и будешь пялиться? — проворчал Альтан, поворачиваясь.
Он выглядел уставшим, разбитым и будто бы потерянным. Одежда была простой, земной, и помятой, всего лишь вязаный тёмный свитер, брюки и заляпанные грязью кроссовки. Молочная кожа словно стала ещё белее и тоньше, сквозь неё виднелись совсем маленькие сеточки вен, по которым бежала чёрная кровь. Медные волосы — грязные, непричёсанные, торчащие во все стороны. Потускнели даже многочисленные татуировки. Альтан снял серебряные кольца из ушей, зато отчего-то проколол левое крыло носа и бровь. Глаза сегодня были другого цвета, не красными с чёрным, как у всех демонов, и не зелёными с голубыми прожилками, а тёмно-карими. И склеры — белые, совсем как у землян и сигридцев.
Данталион никогда раньше не встречал перевёртыша, который умел бы менять только одну деталь в своей внешности, причём каждый раз по-разному. Перевёртыши всегда крали облик полностью. Альтан — огромное исключение, аномалия, которой до сих пор не нашлось объяснения.
— Ну?
— Да ты ведь уже в курсе, что предложить хочу.
Альтан фыркнул, покачал головой, но, подумав немного, бросил:
— Отойдём.
— А тут что, уже не разговаривается?
— Я не курю на кладбище.
— О, вау, какие мы правильные!
Альтан полоснул по нему убийственным взглядом, но, к счастью для Данталиона, не бросился с когтями и клыками. Просто спрятал руки в карманах брюк и пошёл вперёд, открыв вид на могильный камень с выдолбленным на ним именем: «Блас Вито».
Данталион поплёлся следом.
Было холодно, накрапывал мелкий дождь. Данталион всегда думал, что в Испании тепло в любое время года. Солнечно, тепло, душно. Ему не нравилась серость, удушающий запах могильной земли, ладана и крови Альтана, которую он слишком хорошо чувствовал. Данталион не идиот, в горло бы тому не вцепился: понимал, всё-таки, что тогда потеряет те хрупкие деловые отношения, которые между ними установились. Но голод, — древний, животный, от которого становилось противно, — просыпался.
Это было низко: приходить к демону и говорить о возможном сотрудничестве и в то же время чувствовать голод, думать о том, как по возвращении Данталион утолит его, насытившись кровью тёмных созданий.
Долбанная Нактарас с её долбанным чувством юмора.
До выхода с кладбища им пришлось идти долго. Могила Бласа Вито находилась едва не в самом конце, на совсем свежем участке, где уже стояло пару могильных плит. Данталион не вчитывался в имена, зато Альтан быстро скользил по ним взглядом и с каждым новым именем опускал плечи и голову всё ниже. Что-то бормотал себе под нос то ли на языке демонов, то ли на испанском, которого Данталион совсем не помнил. Только после, когда они оказались за пределами кладбища, Альтан сказал на чистом сигридском:
— Никогда бы не подумал, что коалиция захочет сотрудничать.
«Она и не хочет», — едва не ответил Данталион но вовремя себя остановил.
— Вы там с ума посходили, — продолжил Альтан, уже достав пачку тонких сигарет. — Будешь?
— Никогда не пробовал эту дрянь.
— И не надо. Дрянь и впрямь редкостная.
Альтан зажал сигарету между зубами, убрал пачку в карман брюк и вдруг щёлкнул пальцами, на кончиках которых тут же вспыхнул совсем маленький огонёк. Он быстро потух, но Альтан успел поджечь сигарету и даже дать Данталиону секунду, чтобы удивлённо вытаращиться.
— Какого хрена? — прошипел он, всё ещё смотря в точку, где только что горел огонь.
— За эту информацию придётся заплатить.
— Перевёртыши не умеют так делать.
— А кто сказал, что я обычный перевёртыш?
Альтан совсем слабо, вымученно улыбнулся и сделал глубокую затяжку. За эти несколько секунд Данталион впервые по-настоящему понял, что ничего не знает об Альтане.
Откуда он появился, кем был раньше, как добывает информацию. Ничего существенного. Альтан был известен как один из умнейших и сильнейших демонов mer daran, но это информация — просто капля в море, о котором Данталион совсем ничего не знал.
— Что ты можешь мне предложить? — спросил Альтан, выдохнув облако сигаретного дыма. — И что может предложить твоя коалиция?
— Неприкосновенность и ресурсы.
— Ресурсы у нас есть, не нуждаемся.
— Но нет неприкосновенности.