"Средь тьмы кромешной на планете,
Когда мир злобою томим,
Мечта о ярком солнце, свете
Проводником станет твоим.".
- Юлаа! Юлааа, проклятая тварь!- пьяный скрипучий голос отца будит малышню, спящую в кладовке. Мама еле плетется на зов, прикрывая ветхую дверь.
Маленькая Уля трёт кулачком свои заспанные глазки, похожая на взъерошенного воробышка. Она, я и Айя лежим вместе, в страхе прижимаясь друг к другу на старенькой шубе из когда-то бывшей кремово-белой овчины. Рядом слышен шепот:" Тихо, девочки"- это старшая, Ева. Ей 16, она спит рядом, на самодельной кровати из досок и паллет, что удалось натаскать с мусорок, которых в наших трущобах больше, чем чего бы то ни было. Впрочем, трущобы и есть- одна огромная свалка. С несчастными обитателями, что от рождения до самой смерти вынуждены прозябать в грязи и смраде гниющих отходов, что свозятся сюда из других районов, и даже из самого Сити.
- Дура!- слышится визг отца- Нарожала мне кучу девчонок! Идиотка! Пацанов я бы хоть в солдаты, сейчас бы жили нормально! А с девок какой толк?!
Толк?!
Какой толк, папочка!? А разве не худенькая как тростинка Ева встаёт перед рассветом, чтобы идти на завод, работая там до изнеможения, до кровавых мозолей, чтобы ты мог в день получки отобрать те небольшие гроши, что она заработала, чтобы спустить их на дешёвый аналог синтетического заменителя реальности, " Рай", на котором сидят чуть ли не все обитатели наших трущоб. Но большей частью платят едой, которую , если матери не удалось спрятать, отец меняет на дозу. Остатки армейских пайков, запасы убежища, списанные со складов. Банки затхлые, покрытые ржавчиной. И кипячение не всегда помогает- тому пример регулярные смерти очередных отравившихся. Хотя, грязные технические воды тоже вносят свою лепту в регуляцию населения.
Или мы с Улей и Айей, что выпрашиваем милостыню на улицах, не гнушаясь и воровства. О, конечно, я записываю, что, когда и сколько мы украли и у кого, клятвенно обещая вернуть все, как вырасту и смогу работать. Правда, даже в своем юном возрасте я понимаю, что это- просто попытка уйти от жестокой реальности, спрятаться в мире грёз, где у моего будущего есть положительный исход. Где у меня вообще есть это самое будущее. И, всё же, моем тощем засаленном дневничке , который я прячу за сломанной доской пола, записи вроде "рыжеволосая женщина , одетая в дорогой шелк. Украли часы", " высокий мужчина с секретарем, на дорогой машине- кожаные перчатки" . Из всей семьи одна я умею читать - меня отдавали в услужение одной старой даме из второго района, она была школьным учителем. Во втором районе, в отличие от наших трущоб , есть школы. Дети там не работают сызмальства. Вот она-то и научила меня читать и писать, а когда она умерла, одна глупая маленькая девочка, вернувшись домой, решила прочесть отцу книгу, что привезла с собой....Тот, взбесившись, избил ее так, что она пару дней не могла встать. А книги выкинул, сказав, что нечего считать себя выше всех, и все равно в нашем квартале не ей светит ничего, кроме ремесла воровки или проститутки). Правда, сейчас таких записей нет, ведь я больше не работаю в богатых кварталах- их всё больше закрывают для обитателей трущоб. Трущобы- это клеймо. На всю жизнь.
Мы слышим возню, сопение отца и тихий плач мамы, перемежаемый её увещеваниями. Наконец, отец довольно кряхит, а после раздается храп- маме удалось его успокоить. Я тихо начинаю рассказывать одну из своих историй- девочки ложатся спать.
На следующий день я и Уля, хромающая на смешной деревянной ноге, приделанной так, что свою приходится больно привязывать , поднимая кверху и маскируя полами длинной рваной кофты, выходим на промысел. Вдали раздается взрыв смеха, в котором я угадываю голос Дерека- главаря местной шайки мальчишек. Они отнимут всю ту нехитрую добычу, что нам удалось заиметь с приехавших в наш район в поисках слуг среди подростков или красивых молодых юношей и девушек богатеев. Отнимут и побьют. Если же добычу удастся быстро спрятать, то просто побьют. В последнее время промысел стал всё сложнее - поток жителей других районов заметно сократился, а скоро, если верить слухам, наше гетто полностью изолируют от остального мира. На то есть две причины. Первая- считается, что всех более-менее нормальных жителей уже разобрали в услужение, а вторая причина проистекает из первой- опасность оставшихся превышает вероятную пользу от поиска.
Мы с Улей бежим, плутая в извилистых грязных закоулках- я родилась здесь, провела большую часть жизни, но даже мне не знакомы они. Взрослые шутят, что формой и расположением трущобы похожи еа гигантскую толстую кишку Главного города, центра, где живёт знать.
Наконец, у мостовой, которая так называется только потому, что здесь проходит сток канализации, куда стекается вся грязь и нечистоты с верхних районов, мы останавливаемся отдышаться, испуганно прислушиваясь, не гонится ли кто вслед. На улице тихо. Мы идём на одну из площадей в центре, куда Дереку и его банде вход воспрещён- если его поймает Патруль, после того, как он пытался пересечь границу между нашим и соседним районами, то его отправят на прииски или даже нейтрализуют.
На обшарпанной площади куча народа- калеки, настоящие и фальшивые как Уля, матери со странно спящими беспробудным сном детьми, старьевщики, что разжились скарбом из мертвой зоны наверху, за пределами убежища, скупив его подешевке у диггеров. Несмотря на то, что официально вещи оттуда до сих пор под запретом из-за их вероятной токсичности и опасности для жизни, на это с годами никто уже не обращает внимания. . Мимо пролетают грязные рваные листовки с рекламой дорогих заведений, где, по слухам, продают самые настоящие фрукты и даже мороженое ( Миссис Томассон, учительница у которой я была в услужении, рассказывала мне об этом десерте, и даже обещала угостить им однажды- в их районе жизнь была многим лучше нашей. Да с питанием проблем не было. Несколько военных складов и убежищ на их территории могли обеспечить их консервами и водой на десятки, если не сотни, лет вперёд).
Сегодня отец продал Айю. Следом за Евой, которую увезли в один из самых дешёвых борделей третьего района. Туда, откуда живыми не возвращаются. Я не могу себе этого простить- была моя очередь. Детей этот монстр продавал по старшинству, но я приносила хоть какой-то доход, а слабенькая Айя не могла ни работать, ни попрошайничать. Да и само ремесло попрошайки уже изживало себя, ведь к нам не захаживали просто так, сердобольные люди с монетами. Нет, нашими визитерами были сплошь дельцы, покупавшие рабочую силу, молодых девушек. Ходили слухи, что некоторые из них покупали и органы или в качестве живой забавы для скучающих жителей Сити. Впрочем, некоторые добровольно шли на это. Таких бедолаг, что решились продать часть себя, возвращали к нам с трофеями- рубцами во весь живот, небольшой дозой синтезированного дешёвого рая и несколькими монетами.
Все упорнее становились слухи о том, что вскоре трущобы будут закрыты для посещения. Нас изолируют от окружающих, и к тем, кто обойдет охрану и решится приехать, несмотря на запрет, будут приняты самые жёсткие меры.
Наш отец? О, нет! Он никогда бы не дал упасть и волосу. Правда, лишь со своей головы. Если и было что святого для него в мире, то это- своя шкура. Поэтому он занимался лишь тем, что приносило ему прибыль, лишь тем, что у такого жалкого ленивого неудачника как он получалось лучше всего- продавал своих детей. Да, он просто продавал детей, как вещи, за несколько кристалликов проклятого " Рая"....
Сегодня мама уже не рыдала, она тихо сидела в стареньком сломанном кресле качалке, раскачиваясь сама по себе, и смотрела в одну точку. Только подбородок её подозрительно дрожал, а пальцы до побеления вцепились в старые подлокотники, что станут добычей огня не сегодня- завтра. Ведь чтобы хоть на миг не ощущать холода, с которым внутри, кажется, рождается каждый житель трущоб, в топку шло всё, что могло гореть.
Дорогой черный гравимобиль , создав толпу у нашей лачуги, ведь любая машина ( кроме, правда, вездесущих военных джипов Патруля ) для нашего населения была чудом небесным, подъехала прямо к нашей двери. Из него вышли два здоровых мужчины, одетых в черные костюмы, а потом, словно черт из табакерки, выскочил маленький седой мужчина со смешными волосами, залитыми каким-то гелем.
-Это она?- тонким женским голосом взвизгнул он, указывая пальцем на меня.
Отец отрицательно покачал головой, пристально оглядывая меня, будто прицениваясь:
-Нет. Та в доме. Пойдёмте.
-Выведи ее сюда. - поморщившись и прикрыв нос ладонью, будто смрад наших давно не сытых тел, отправлял воздух вокруг него, приказал мужчина. И отец, никогда никого не слушавший, молча пошел исполнять приказание. Охранники тем временем разогнали толпу.
-А ты красивая. - нагло разглядывал меня старичок, пока отец ушел за живым товаром. - Следующей заберу. Вымыть, вычесать- и ...- его взгляд скользит по мне, мерзкий, похотливый.
"Вымыть"! Это слово незнакомо большинству жителей нашего района. Вода здесь- самая высшая ценность. Мы пьем грязные стоки технической воды из других районов, которую некоторые умельцы умудрились очищать воду с помощью самодельных фильтров, вот только проблема- собрать такие фильтры в разы дороже, чем купить порцию свежей воды у дилеров из центра. Где нищим, полуголодным обитателям окраин достать детали? Чем оплатить несколько глотков свежей воды для умирающего от жажды ребенка? На эти вопросы пока никто не нашел ответа.
Отец выводит плачущую Айю с красным следом от пощёчины на лице. Лицо старичка багровеет в тон ему:
-Ублюдок! Ты что товар портишь! Мы же договорились! - охранники толкают отца так, что тот заваливается на спину, дрыгая ногами как жук-навозник. Старичок подбегает к Айе, осматривая ее со всех сторон, заглядывая даже в рот. Затем кивает охране- те бросают несколько пакетиков с переливающимся внутри "Раем" отцу. Тот хватает их с безумным блеском в глазах, жадно начиная поглощать дозу за дозой. Наконец, его глаза стекленеют, он замирает, блаженно улыбаясь - его больше нет в нашем мире, он в " Раю".
Айя кидает испуганный взгляд на меня, я бросаюсь на колени перед старичком:
-Возьмите меня, пожалуйста! Возьмите меня вместо нее! Я буду убираться, стирать, убирать помои, что угодно...- я осекаюсь под ухмылками и хохотом охранников. Старичок же, лишь ласково потрепав меня по голове, отцепляет мои руки от пол своего дорогого темного сюртука ( такие я видела в стопке журналов мод, что остались валяться в грязи, брошенные одним диггером, которого однажды на нашей улочке схватил патруль):
-И за тобой приеду, не беспокойся. Просто позже.- и снова гаденький смех, которому вторят его гориллы- охранники.
Айю уводят под аккомпанемент наших с ней рыданий. Мы больше никогда не увидимся - эта мысль становится почти реальной, осязаемой. Я только что снова потеряла сестру. И снова ничего не смогла сделать, чтобы предотвратить это. Чтобы спасти её. Ни я, ни мама...А ведь когда-то придут и за мной. И вдруг меня разрывает от дикого, почти безумного смеха- когда у отца закончатся дочери, кого он станет продавать?Словно огромная лавина эмоций сметает с пути все остальные чувства- грусть, сожаление, страх. И вот я одновременно смеюсь и плачу, глядя вслед клубящейся воздушной дорожке, оставленной гравилетом.
Мне 20. Отец умер четыре года назад, в драке за крохи технической воды у одной из шахт. Мама отошла в мир иной, если такой хоть где-то существовал, спустя пару недель после того, как продали Айю. Ее сердце не выдержало - мама умерла во сне, сжав в руках лоскуток от самодельной тряпичной Айиной куклы. Мама не боролась за детей, не пыталась нас спасти- она только плакала а потом и слез ее осталось - одна лишь апатия. Словно призрак она бродила, с пустыми глазами, забывая обо всем, пропуская скудные приемы пищи. Странно, но даже отец перестал поднимать на неё руку, лишь изредка огрызаясь в ответ на ее отстраненность. " Точно мертвяк стала, дура!"- беззлобно рычал он, когда встречался с её пустым безжизненным взглядом. И всегда спешил уйти, словно боясь её.
Часто у мамы были приступы, во время которых она, сотрясаемая мелкой дрожью, смотрела куда-то вдаль, то и дело повторяя что-то вроде " снова, снова не смогла. Не спасла". Иногда они заканчивались буйным смехом, а потом- слезами. Но чаще всего мама просто возвращалась к своему апатичному состоянию.
Она ушла тихо. Как и жила в последнее время. В трущобах считалось великим благом и везением - умереть вот так вот, во сне, без мучений. Да и без необходимости и дальше влачить то жалкое существование, что влачили все мы. Остались лишь десятилетняя Уля и я.
В последнее время Уля стала худеть с катастрофической скоростью. Хоть я и умудрялась подкармливать ее тем, что выменивала у диггеров, или бегунов- людей, что рисковали жизнями, пробираясь воровать в другие районы ( это каралось немедленной нейтрализацией). Иногда даже удавалось раздобыть яблоко или апельсин, этот пир мы растягивали на несколько дней, сперва понемногу съедая мякоть, а после, высушив корку, рассасывали ту каждый по маленькому кусочку. Но сестрёнка всё равно словно таяла на глазах.
Однажды моя напарница по прииску, с которой мы теперь гнули спины от рассвета и дотемна, взглянула на зашедшуюся в сильном кашле Улю, пришедшую встречать меня к проходной, и шепнула :
-У нее беда с лёгкими. Моя мать также в шахте заболела ( Уля подрабатывала тем, что несколько раз в день разносила скудные пайки по вагонеткам в одной из шахт). Ей - она с сочувствием смотрит на меня- Нужен врач.
Это означает приговор. Врачей у нас нет. И не будет- кому интересно здоровье отребья из грязного квартала трущоб? Умрет парочка- родится ещё шесть. Поговаривали, что вспышка наверху не только выжгла всё живое, но и лишила тех, кто смог спастись, самого главного - возможности иметь детей. Так это или нет, но в трущобах люди часто посмеивались над этой " бедой", будто кичась друг перед другом тем единственным, что хоть как-то могло быть зачтено им в заслуги. Возможностью иметь детей. Да, самый последний неудачник и пьянь, что спит в обнимку с полупустой канистрой технического спирта, которую выменял на свою же почку, и тот мог считать себя лучше, чем те " пустышки сверху". Впрочем, может, всё это- лишь чья-то выдумка, ведь тех, кто был наверху, нет в живых. Таковы были правила убежища. Даже совершивших успешную вылазку диггеров немедленно казнили, равно как и дежуривших в день этой вылазки охранников. Поэтому охрана напрямую была заинтересована в том, чтобы никто не смог выйти наружу.
Впрочем, и внутри убежища были огромны. Невероятно огромны, больше напоминая целые города, нежели бункеры, построенные для того, чтобы укрыться. Скорее всего, как говорят старожилы, в мире догадывались о вероятности вспышки. И понимали, что нужно готовиться не к тому, чтобы переждать её последствия, а к тому, чтобы научиться жить иначе. Долго жить, пока все последствия не изойдут на нет. Поэтому масштабы убежищ хоть и поражают, но прекрасно ясно, для чего все делалось именно таким образом. В нашем убежище снесли одну из подземных стен, продлив его до невероятных размеров. Сделано это было для того, чтобы отселить таких как мы. Неугодных. Ход заброшенной шахты, на которую вышли, копая очередной тоннель, и опередил нашу будущую жизнь.
Ночью не спится- прислушиваюсь к надрывному кашлю Ули, который она пытается спрятать, зажав рот рукой. Мне до слез жаль ее , себя... безвыходность...Я тянусь к половице, где хранится все наше нехитрое имущество, чтобы достать немного листиков такого драгоценного чая. Завариваю его отстоявшийся технической водой в грязном облупившемся ковшике, разведя небольшой огонь в жалком железном подобии плитки на полу. Пока Уля неторопливо пьет, забавно надувая щёки, чтобы подуть и остудить питьё, я укладываю остатки чая обратно. Взгляд невольно падает на яркую карточку . " Двери Рая" Мадам Мим"- надо же, ещё не выцвела, не пожелтела. Мозг мой пронзает безумная, но такая заманчивая идея. Ведь не зря же мне приходится прятать свою внешность под слоями грязи, волосы не мыть даже грязной водой месяцами, щедро смазывая их ядерным бульоном из остатков отработанного не раз машинного масла и грязи. Я могу хотя бы попытаться спасти сестру. Сделать то, чего не сделала мама ради наших сестер. Меня сотрясает озноб, но я лишь сжимаю кулаки так, что отросшие за неделю ногти вонзаются в ладони до боли. Я должна это сделать. Попытаться. Должна ради Ули. Пускай хотя бы в её детстве будет кто-то, кто позаботится о ней.
Решение принято! Да, меня могут обмануть, ведь ни защиты, ни чего-то важного у меня нет, всего лишь очередная отчаявшаяся из трущоб. Но выхода попросту нет. Даже если всё пойдёт не так, как я планировала, то Уля хотя бы сможет прожить остаток своей жизни не в грязных трущобах. Уж об этом я позабочусь.
***
Мы приходим к границе, где упакованные в броню бойцы Патруля сурово наставляют на нас автоматы. Я сую им в лица карточку. Один из них, ухмыляясь, оглядывает меня:
-Такое грязное отродье? Ты себя в зеркало-то хоть видела?!- он скептически глядит то на меня, то на сестру.
Рядом заливается откровенным хохотом другой:
-Ну ты скажешь! Откуда у этой рвани зеркала?!
Они наставляют оружия мне в грудь, но я стою на своем- мне нечего терять. На кону стоит жизнь сестры!
К Мадам Мим сразу мы не попадаем- нас ведут в огромную залу того шикарного особняка, куда привезли. Там уже стоит штат вышколенных слуг, все же морщась при нашем появлении. Слово " у нее карточка" облетает зал, и отношение к нам до странного теплеет. Сперва нас отводят на кухню, где нам подают странный напиток, какао. Персонал, видя наше удивление, тихо пересмеивается.
Какао!
Боже мой, какао! Я видела его лишь на картинках в букваре, а Уля- и вовсе, никогда! Да и что говорить, если просто вода, чистая вода, для таких как мы- непозволительная роскошь. Куда уж там " какао"?
Уля смешно округляет глаза, отпивая глоток. Затем закрывает их, смакуя новый и такой божественный вкус. Это все, на что хватает нашей сдержанности. Дальше мы сметаем со стола булочки, масло, странные сладкие субстанции, именуемые джемом. Мы едим до тошноты, останавливаясь лишь на короткое промежутки - чтобы отдышаться и снова начать есть. Невероятные ощущения накрывают с головой, заставляя дрожащие руки тянуться за очередной порцией еды. " Наесться вдоволь, до отвала, пока не отнимут!"- вот, что диктует воспаленный многолетним полуголодным существованием мозг.
Нас силой выводят, иначе мы можем упасть прямо тут, получив несварение. После небольшой передышки, нас ведут дальше. Мы заходим в огромную парильню, где нас ждут две женщины возраста нашей матери. Только вот выглядят они гораздо лучше - нет ни болезненной бледности, ни худобы. Их полные лица одинаково морщатся в презрении. Женщины, брезгливо наморщив носы, бросают нам почти в один голос:
-Раздевайтесь!
Уля испуганно оглядывается на меня. Я смело выхожу вперёд:
-К Мадам Мим иду только я!
Женщины вдруг начинают смеяться:
-Ее никто не тронет, а тебя ждут, просто здесь не принято ходить грязными свиньями! Не разденетесь сами- позовём охрану.- быстро бросает одна из них, недовольно отворачиваясь к другой.
Мы с сестрой раздеваемся. И вот уже нас натирают душистым мылом, моют, снова натирают. Вода в одной из купален темнеет от грязи, нас переводят в другую,потом - снова в первую, где уже сменили воду на новую. С волосами не лучше- чтобы добиться чистоты и блеска служанкам пришлось потрудиться, но каково же было их удивление, когда они увидели контраст моих темно-каштановых волос и синих глаз, и невероятной красоты рыжие волосы Ули. Обе ахнули, и молча принялись натирать нас маслами и чем-то ароматизированным. Словно поняли, почему мы вынуждены были ходить под семью слоями грязи. Мы прятали свою внешность, ведь она могла стать причиной для самого плохого, что мог сотворить озверевший мужчина из трущоб. Впрочем, теперь меня ожидает вряд ли иная участь. Но сейчас главное - сестра. В глазах женщин я читаю невольное восхищение, когда они касаются огненных волос моей сестры. Липкий страх ползет по позвоночнику. Нет, она - ещё ребёнок! Я не дам её в обиду! Ни за что. Если все пойдёт не так, как я планировала, выход будет только один. Сражаться за нашу свободу. И, скорее всего, она будет для нас обеих посмертной - глупо считать, что я смогу победить вооруженную охрану. Стараясь отогнать от себя упаднические мысли о том, что сюда не стоило идти вовсе, покрепче обнимаю сестру.
Та самая охрана вошла, неся чистые полотенца и одежду. Мы стыдливо прикрылись руками, но один из охранников так и поедал меня глазами. Когда я проходила мимо, одетая в тонкие белые штаны и рубашку, он нагло провел рукой мне ниже спины, сжав одну из ягодиц. Его хриплое дыхание выдавало степень его возбуждения.
-Я тебя обязательно трахну. - то ли уведомил, то ли пообещал он. Неприятно, да, но я привыкла к подобному обращению ещё с трущоб. Нужно просто не обращать внимания. Такие любят власть, хоть самую мизерную. Стоит лишь показать свой страх- и он не отстанет. Конечно, не сегодня, но если я останусь тут надолго, то стану его любимой жертвой. Но я почти уверена, что никогда больше его не увижу. Поэтому, пускай болтает, что хочет.
Сжав зубы до боли я молча иду вперёд.
***
Время будто бы не властно над Мадам Мим. Она так и осталась той элегантной дамой с лёгким перебором косметики на лице. С лёгким равнодушием на лице, не выражая более ни единой эмоции, она тут же согласилась помочь мне. Помочь, выставив меня на торги. Часть суммы, полученной за меня сразу , пойдет на лечение сестры в одном из близлежащих к центру округов, часть- Мадам Мим. И, как я все же поняла по той скорости, с которой она заключила сделку и карточке, рассчитывала она на довольно неплохую выгоду. Торги должны были состояться этой ночью, прежде я пройду врача, что подтвердит мою девственность. А также он осмотрит сестру, даст ей хоть какие-то лекарства, на время.
-Кстати, советую поработать над манерами, особенно за столом. - кинула она нам вслед, и я со стыдом поняла, что она нас видела. Должно быть, камеры. У нас их можно было увидеть разве что на границе). Попробовала бы она поголодать с наше... Да и с кем мне поработать над ними, если сами о них мы ничего не знаем? А помочь и научить никто не вызвался.
И вдогонку я услышала тихий шепот:" Хотя, может новый хозяин сам захочет всему научить". Пальцы сами сжались в кулаки, а на глаза навернулись слёзы. Всё, что у меня есть в жизни, всё, что держало меня на плаву столько лет, позволяя хоть немного считать себя отличной, иной, нежели живущие инстинктами жители трущоб- всего этого я лишусь в одно мгновение. Потеряв ту единственную ценность, что у меня была. Но я должна, я обязана это сделать!
Я понимала, что мы с Улей прощаемся навсегда. Сейчас наша надежда- лишь честное слово Мадам Мим. Но для меня это- уже довольно много, ведь раньше не было и этого. Служанки переодели меня, слегка накрасили- в зеркале напротив отразилась невероятной красоты девушка с распущенными пышными каштановыми волосами, тонкой талией и пышной грудью- ее я постоянно стягивала тряпками, поэтому сейчас было даже приятно вздохнуть, не ощущая боли и натирания. Одето это божественное создание было в лёгкие полупрозрачные штаны и кружевной кремовый лиф, соски в котором выделяясь, поднимали тонкую ткань. Я неверяще гляделась в зеркало, невольно восхищаясь тем, какая же я, оказывается, красивая.
На моей шее закрепили тонкий золотистый ошейник с длинной золотой цепью, конец который был украшен изысканным наручником- хозяин мог его держать в руках или закрепить на себе.
Просто кошмар. Как бы красиво и изысканно все это не выглядело, но по мне ничем не отличалось от грязи и ужасов трущоб. Одно рабство сменяет другое. В трущобах жители в рабстве у своих основных инстинктов- поиски пищи, воды, отдых , размножение. А здесь тобой будет владеть другой человек. Неизвестно, добрым ли он будет по отношению к своему рабу или нет. Слезы невольно наполняют глаза, но я лишь часто моргаю, чтобы изгнать солёную влагу, чтобы не расплакаться.
Не сметь плакать! Не сметь! Иного выхода нет- Уля мне дороже всего на свете. Да и нет больше ничего, никакого " всего", только она. Только она у меня осталась. И я не могу потерять ее. Дать ей умереть. Мне даже думать об этом больно. Поэтому я должна успокоиться и принять то, что неизбежно.
Звучит красивая музыка, я вздрагиваю. Внизу, в огромном зале, пропитанном запахами спиртного, парфюма и вожделения, раздается голос Мадам Мим:
-Дорогие Гости! Сегодня у нас необычный аукцион, я пригласила лишь избранных. Лишь тех, кто в состоянии оценить тот лот, что я приготовила.
Чувствую, как меня охватывает дрожь- за мной заходит тот самый высокий охранник, поправляя рукой взбунтовавшийся член:
-А ты, сука, хороша.- тянет он с невольным восхищением в голосе- Жаль, что чистая- мне не по карману.- с сожалением добавляет, провожая меня взглядом.
Я вызывающе смотрю на него, зная, что сейчас он мне не страшен, и выхожу в зал, спускаясь по огромной витой лестнице вниз. Все как по команде затихают. Чувствую на себе десятки глаз, липкие взгляды раздевают меня. Мужчины, молодые и старые, исходят слюной при виде куска молодого свежего мяса. В трущобах редко доживают до старости, а сама она приходит чуть ли не к тридцати, так что те, кто перешагнул этот рубеж живым, выглядят ничем не лучше 80-летних, живущих в центре.
Я прохожу на сцену, где подвешены тонкие хрустальные качели, украшенные белыми перьями. Не понимая, что мне делать , я кидаю вопросительный взгляд на Мадам, она лишь еле уловимым движением глаз, указывает мне на них. Я опускаюсь на сиденье и начинаю медленно раскачиваться. Мужчины осматривают меня, заглядывая под качели, вытягивая головы наверх, чтобы увидеть грудь, цокая языками, ожесточенно спорят между собой или задумчиво разглядывают меня. Полуголые девушки, что мелькали между столиками или сидели меж бедер владельца, уже не интересуют никого. Их отчего-то недовольные лица тоже устремлены на сцену, прожигая во мне дыры. Они не знают, что я с радостью оказалась бы как можно дальше от этого зала, сцены, горящих похотью мужских глаз. Но я не имею права! Я должна быть здесь! И я буду! Я выдержу!
-Итак, наш чудесный лот. Невероятный лот. Маленькая и чистая девственница ( по залу проносится вздох изумления, будто девственность- это что-то из области фантастики)- тут мадам Мим делает долгую паузу, а затем добавляет.- Из трущоб. - по залу проносится общий вздох недоверия. "Девственница из трущоб" звучит как насмешка , как шутка. Но когда мужчины понимают, что это говорилось всерьез, начинается такой гомон, что мадам Мим приходится немного подождать, пока все успокоятся.
- Это- алмаз, который в умелых руках превратится в бриллиант! - она хлопает в ладоши, и называет цену....
Мать моя!
Я пытаюсь унять дрожь, ладони вспотели, соскальзывая с искрящегося звёздами хрусталя.
Неужели?! Неужели я столько стою!? И это- лишь стартовая цена. Если кто-то купит даже по ней, то на наши с Улей 40 процентов мы сможем не только ее вылечить, но и купить небольшой домишко в районе, следующем от нас! Лишь бы Мадам не обманула!
Звучит мужской голос, увеличивающий цену, его перебивает другой, третий, начинается ожесточенный торг. И вдруг над всем залом проносится баритон, увеличивший начальную цену....в 20 раз! Невероятно! Этого не может быть! Все головы повернулись на голос этого безумца: в затемнённой ложе сидит мужчина, очень мощно сложенный. Лицо его пересекает сплошной шрам от уголка брови до подбородка, придавая его умылке некую таинственность. Его темная рубашка расстёгнута на груди, по ней томно шарит тонкая ручка девицы, бесстыдно сидящей у него на бедре. Она, запрокинув голову в экстазе, буквально оседлала его ногу, сладострастно потираясь своей промежностью о нее. Я краснею от стыда, почему-то заворожённая этим зрелищем.
Вдруг он встаёт, столкнув девушку на пол, даже не заботясь о ней. И пристально смотрит на Мадам. Та, вздрагивая, начинает считать. Но желающих перебить такую огромную ставку нет. Мадам слегка взволнованно поздравляет мужчину с победой, переводит взгляд на меня- в нем я читаю удивление, и даже некое подобие сочувствия. Словно Мадам не ожидала такого исхода. Но мужчина вполне красивый, даже невероятно красив. Даже шрам не портит его. Мне не сложно представить свой первый раз с ним. И даже последующие...
Проходя мимо меня Мадам растерянно шепчет:" Извини" и разводит руками, как бы показывая, что не в силах что-либо изменить. И только тут мне становится страшно- кто же он?! Что он за чудовище, если невозмутимое спокойствие Мадам дало трещину. И за что она извиняется передо мной?
И вдруг я чувствую, как цепь на моей шее начинает натягиваться, а потом резкий рывок- и я падаю с качелей на четвереньки, больно ободрав коленки. Передо мной дорогие лакированные туфли, я поднимаю голову- мой новый хозяин смотрит на меня оценивающе, пару минут. Затем, хмыкнув, дёргает мой поводок вверх, побуждая меня встать. Его молчаливые охранники- амбалы, которые будто материализовались из темноты ложи, идут позади, равнодушные ко всем и всему.
Мы едем довольно долго, меня начинает клонить в сон, но каждый раз мой мучитель натягивает тонкую цепь, с удовольствием глядя на то, как я , так злобно выдернутая из мира грез, начинаю озираться вокруг, не понимая, где нахожусь. Мы на поверхности? Здесь море! Море! А, может, даже и океан - я не знаю разницы, да это и не важно. Оно невероятно, это огромное средоточие воды, уходящее за горизонт. Даже в таком состоянии я словно завороженная любуюсь его невероятной мощью.
Мы приезжаем на причал, где ждёт огромный корабль. На меня надевают огромную маску-фильтр для дыхания и укутывают в ткань. Вокруг люди в точно таких же масках- возможно, воздух и правда ядовит. Серые пенящиеся волны разбиваются о борт белой громадины, на которую меня ведут как жертвенного агнца.
Я послушно следую за своим мучителем на негнущихся от холода, усталости и голода ногах. Из-за волнения и подготовки я толком не успела поесть, да и последние минуты с Улей провести хотелось...а теперь? Покормит ли он меня, или оставит голодать. Да и разве голод- самое страшное, что меня ожидает? В раздумьях, я не замечаю, как моя нога соскальзывает с мокрого трапа, и я начинаю падать в темные морские воды. Апатия и усталость пробуждают во мне желание соединиться с этой могучей стихией, обманчиво спокойной, готовой принять меня в свои объятия, убаюкать в колыбели волн. Самая лучшая смерть- вода, много воды...
Едва я погружаюсь почти всем телом в ледяную воду, мой хозяин резко хватает меня за руку, дёргая на себя. Затем, с силой сжимая в руке мои волосы, так, что аж голова трещит, заставляет идти впереди себя. Но я благодарна ему. Если бы не он, моя минутная слабость стоила бы двух жизней - моей и сестры. Никто не стал бы лечить её просто так, из жалости.
На яхте мне позволено снять шлем и немного поспать, лёжа на темной ткани в ногах у хозяина. Весь персонал, состоящий, впрочем, из одних мужчин, ведёт себя так, будто не видит ничего удивительного и необычного в полуголой, насквозь промокшей девушке в ошейнике, свернувшейся калачиком у ног их босса. Яхту накрывает огромный стеклянный купол, выдвигающийся сзади, и я отключаюсь от усталости и мерного покачивания белой громадины.
Просыпаюсь я от лёгкого, но ощутимого пинка в бок:
-Вставай, приехали. - мужчина смотрит с вызовом на меня , смотрит так, словно ждёт сопротивления. Но я молча подчиняюсь, и огонек странной надежды угасает в его глазах. Да он безумен! Он ожидал сопротивления от насмерть перепуганной девушки, что недавно едва не погибла, а перед этим потеряла самого близкого человека?
За огромными скалами, что раздвигаются после нашего появления, нечто, похожее на убежище. Но это- только на первый взгляд. А на самом деле здесь - целый остров. Невероятно! Остров под невероятно огромным прозрачным куполом. Стекло? Хотя, скорее всего, это- не стекло, уж очень этот мутный материал не похож на те стеклянные изделия, что приносили диггеры или те, что я видела когда-то давно, будучи в услужении. Убежище под открытым небом! Это невероятно! Просто невероятно!
***
На острове, куда мы прибыли, раскинулся огромный сад, нет, миллиард садов в одном. Здесь, в садах сотни деревьев, цветов, в клетках разные виды птиц и животных. Это место оправдывает свое название на белых воротах, при въезде, выгравировано " Рай". Лишь куча вооруженной охраны по периметру портит картинку.
В огромном особняке все обставлено с невиданной роскошью, мы идём мимо купальни, где слышатся голоса девушек. Я не успеваю разглядеть богатую обстановку, как мы поднимаемся на второй этаж, в нереально большую спальню, посреди которой стоит просто гигантская кровать. "Да мы всем гетто могли бы на ней уместиться."- мелькает в голове насмешливая мысль, отчего мои губы сами собой растягиваются в улыбке.
Мужчина поворачивается ко мне, усевшись на кровать. Он отсоединяет цепь, оставив на мне лишь тонкий ошейник- знак моего рабства:
-Подойди.
Я подхожу, пытаясь сдержать дрожь в руках.
-Ты и правда никогда ещё не трахалась?- мужчина смотрит на меня с недоверием.
-Н-нет.
-И даже в рот не брала?- такие вопросы заставляют меня смущаться.
-Ч-что не брала?- не понимаю я.
Он ухмыляется, приказывая мне подойти вплотную. Быстро избавившись от брюк и белья, усаживается обратно. Его огромный член напряжён, устремившись вперёд, точно жаждет оказаться во мне. Мужчина, окидывая мои губы горячим взглядом, велит :
-Встань на колени. Открой рот.- член наливается мощью теперь прямо перед моим лицом- бери его.
Пульсирующий, с багровыми венами по всей длине. Мужчина обхватывает его рукой, проводя мне по губам, а затем резко дергает меня за волосы, заставляя открыть рот, и тут же входит меж приоткрытых губ.
Я пытаюсь вобрать в себя всю эту терпко-солоноватую громадину, но довожу себя лишь до рвотного рефлекса. Он злится, хватая меня за волосы еще сильнее, с силой упирает член в горло. Я дрожу.
Выйдя из меня, он жестом велит мне сесть рядом. Он зовёт слугу, требуя привести других. Так и сидит, со вздыбленным членом и яростью в глазах. Входят две абсолютно голые девушки, одна из них также сильно стесняется как я, зато другая, окидывая меня почему-то ненавидящим взглядом, сразу приступает к делу- она становится на колени перед мужчиной, красиво оттопырив попку, и начинает со стонами облизывать его стержень, от головки и до самых яиц. Другая девушка поглаживает подругу, лаская ее грудь, затем тоже присоединяется- ласкает своим язычком мошонку мужчины. Они обе облизывают его член будто леденец, передавая его друг дружке, целуясь в промежутках. Все это перемежается стонами, я вся горю, охваченная непонятным мне волнением. А мужчина....он откинулся на вытянутых руках назад, но смотрит он....на меня. Будто оценивая, какое впечатление эта сцена производит на ту, что ещё ни разу не видела подобного.
Он приказывает одной из девушек лечь на кровать. Та ложится, бесстыдно раскинув ноги. Вторая становится на четвереньки меж ее ног, языком лаская ее клитор. Он входит в девушку сзади, с силой врезаясь в нее. Я невольно слежу за тем, как наливаются мощью его мускулы, как его пальцы с силой обхватывают нежную девичьи бедра. Наконец, он вытаскивает свой член, девушки вскакивают на колени, и на лица им брызгает белая жидкость, которую они с упоением смакуют между поцелуями. Мне стыдно смотреть на это, но, одновременно, невероятно интересно. Почему на их лицах такое блаженство? Неужели эти действия настолько приятны? Мужчина же, увидев, что я не реагирую так, как он того ожидал, вновь злится, давая знак девушкам уйти. Он недоволен мной уже с самого начала. Но я не знаю, чем именно заслужила это недовольство.
Охранники, сально перешептываясь, ведут меня за собой, то натягивая, то ослабляя поводок- так, для развлечения. Им нравится наблюдать как я то бегу за ними, стараясь не задохнуться, то ступаю медленно, напряжённо контролируя каждый шаг, готовая в любую минуту вновь сорваться на, если опять натянется цепь. В одном из огромных залов особняка я вижу несколько полностью голых девушек, разносящих подносы с едой для компании мужчин, раскинувшихся на огромных кожаных диванах. Мужчины лениво посматривают на то, как два огромных темнокожих парня насилуют худенькую девушку. По ее красным от пощёчин щекам текут слезы, а ягодицы девушки ярко-пурпурного цвета- им тоже досталось от огромных ладоней насильников. Наши с девушкой взгляды пересекаются- она буквально молит меня о сострадании, помощи. Но что я могу сделать. Вдруг один из парней вставляет свой огромный член в ее анус, раздвигая рукой маленькие округлые ягодицы, она кричит от боли. Я , не помня себя, бросаюсь вперёд....и только хриплю от резкого удушья и боли- охранник натянул поводок, пересмеиваясь с напарником:
-Ты смотри, резвая. Тоже в зад долбиться любишь? Аж бросилась себя предложить!
Второй лишь смачно шлёпнул меня пониже спины:
-Ничего, надоешь хозяину, он тебя нам отдаст. А там я тебе такое устрою- месяц сидеть не сможешь!
Они ржут, проходя дальше, а я , стараясь не разрыдаться от ужаса, следую за ними. Нет, в трущобах я видела многое. Насилие и жестокость были нашей реальностью, но, все же, как могла я старалась избегать подобного. Пряталась, скрывала внешность, старалась держаться тех мест, где люди более-менее чтили пускай своеобразные, но законы. А здесь же...Словно хаос, безумие, полностью поглотившее всех обитателей этого кошмара наяву. Будто выплеснувшаяся из нагноившейся раны мутная грязь все происходящее вызывает лишь дрожь омерзения.
На улице наша процессия следует до окраины владений. Минуя огромную фабрику, где снуют вооруженные охранники. Из здания выносят небольшие ящички, загружая их в стоящие здесь же машины. Чуть позже мы доходим до пары красивых небольших домиков, украшенных миниатюрными окнами из разноцветного стекла. Солнце бликами играет в них, и я поневоле засматриваюсь. Вдруг в одном из окон появляется темная кудрявая головка, вроде бы, ребенок, с интересом разглядывающая меня в ответ.
Наконец, мы приходим к окраине владений, находящейся почти у края острова. Отсюда, через стену, окружающую все здесь , видны пики скал, за которыми- море, свобода. Недавно я видела, как один из охранников стрелял в стену, чтобы показать прибывшим гостям то, что она непробиваема.
Небольшие домики, расположившиеся тут, разбивают умилительную картинку " Рая"- старые, серого цвета, в застарелых тёмных потеках дождя, с грубо приколоченными друг на друга досками вместо окон. Охранники подводят меня к одному из них, толкнув хлипкую дверь, и буквально впинывают меня внутрь, гогоча так, будто совершили что-то невероятное смешное:
-Нате, ещё на одну подстилку прибавление!
-Ага, в полку шлюх прибыл новобранец!
В полутемном помещении ряд железных коек, с которых на меня смотрят пустыми глазами изможденные девушки. У каждой на шее- кожаный ошейник с огромной длины цепью, конец которого или прикреплён к железному основанию кровати. Ни сочувствия, ни злорадства в их взглядах - только обжигающая пустота.
Я озираюсь- охранников нет, дверь закрыта. Неужели меня не прикуют как остальных?
-Ложись.- слышу я дрожащий голос - это девушка с короткими светлыми волосами. Она кивает мне на пустую кровать, с наспех наброшенным сверху старым одеялом. Если до этого я побывала в " Раю", то это место - точно ад. Хотя, после жизни в трущобах, меня не смущает ничего, даже жестокость- ее я навидалась и много. Просто первый раз я чувствую ее сама, вижу ее так близко...И ничего не могу сделать. Даже позорно сбежать, как делала раньше, уткнуться в свои сокровища, перебирая их, представляя себе другую жизнь, где много еды, свежей воды, люди ходят в чистой одежде, по чистым улочкам....где никто не убивает и не насилует друг друга ..где родители не продают детей... Меня бьет озноб, одежда до сих пор не высохла, и лёгкий влажный парок исходит от неё и моей холодной кожи. Пытаюсь согреться, но под свалявшимся одеялом это сделать невозможно.
-Кьяра.- шепчет мне блондинка. Она наклоняется ко мне- Никому не доверяй... Здесь каждый сам за себя.
Я киваю ей, сцепив ладони между коленок - так я всегда делала дома, когда пыталась хоть немного согреться. Конечно, никакая " особая" поза не убережёт от холода, но столько лет наивной детской веры в это, что и сейчас мне кажется, что моё тело больше не сотрясается от озноба, лёгкая расслабленность накрывает вкупе с усталостью - и я проваливаюсь в спасительную темноту.
Ночью скрип одной из кроватей разбудил меня- огромный толстый охранник пыхтел, дергаясь на одной из девушек. Я не видела ее лица, лишь рука ее безвольно свисала, подергиваясь в такт его выпадам. Заметив, что я не сплю, он слез с девушки, двинувшись ко мне.
Вскочив с кровати, я бросилась к двери, но он оказался проворнее при всех своих габаритах- ухватив меня за талию, он бросил меня на кровать- больно ударившись спиной, я несколько мгновений приходила в себя. Голова кружилась, а в глазах мелькали мушки, не давая вернуться в реальность.
-Новенькая? Давно не трахал таких. - он похотливо провел рукой по моей груди, почти голой в разорванном лифе. Заломив мне руки за голову, удерживая их одной своей лапищей, он лег сверху и принялся тыкать свой огромный член между моих бедер- я зажмурила глаза, сцепив зубы. Я не позволю этому чудовищу увидеть мои слёзы...
Внезапно все прекратилось -неожиданно включившийся свет ослепил всех девушек. Одни как сонные совы хлопали глазами, другие со страхом смотрели на нас- скорее всего, никто из них и не спал, просто притворялись спящими. Внутрь ворвались несколько охранников и он, мой хозяин. Его перекошенное от злости лицо буквально пылало яростью. Шрам белой полосой бугрился на нем, придавая ему сходство с дьяволом:
-Сука! Я же сказал, никаких ночных визитов! Ты, мать твою, глухой или тупой!?- он был страшен в своем гневе.
Жирное тело охранника тряслось от ужаса, осев на пол рядом с кроватью. Он мямлил слова извинения, обещая больше не трогать ни одну девушку и пальцем, извиваясь в тщетных попытках натянуть штаны.
-Простить?!- он окинул девушек взглядом- Да мне плевать на этих шлюх, сдохнут- куплю новых. Но ты ослушался меня. Ты знаешь, что будет, если я оставлю это просто так? - вкрадчивым шепотом произнес хозяин, приближаясь к побелевшему от ужаса охраннику?- Все скажут, что я потерял хватку. Все решат, что мои приказы можно не исполнять. - молниеносным движением руки он выхватил огромный нож из руки рядом стоявшего громилы и вонзил его прямо в глаз несчастного, резко потянув вниз. Охранник нечеловечески завизжал, катаясь по полу от боли. Кровь жутким бордовым фонтатом хлестала сквозь пятерню, которой он зажимал раненое лицо.
-Убрать его!- велел этот зверь в человеческом обличии охране. Затем, повернувшись к нам, обманчиво спокойным голосом приказал - Всем спать.
Не глядя на девушек, что, словно бездушные марионетки, послушно бросились исполнять приказание, он подошёл ко мне:
-Он тебя поимел?
Я молча смотрела на него, не в силах поверить в тот ужас, что творился прямо на моих глазах. В трущобах я старалась обходить стороной все, что было связано с опасностью, тайными путями возвращаясь с работы закрывая уши, чтобы не слышать стонов или криков из других лачуг, но сейчас....
-Я кажется спросил " он тебя поимел?". - его шепот уже около моего уха, но я вновь не нахожу в себе силы для ответа, глядя в его лицо. Сейчас он кажется вполне нормальным. Даже шрам его не портит- он и с ним кажется красивым. Красивым молодым мужчиной...Который пару минут тому назад едва не убил другого.
Как ни странно, но больше он не требует ответа, бросив мне лишь короткое:
-Пойдем со мной.
И выходит из дверей барака.
Ночной холод и стресс заставляют меня дрожать. Он оборачивается. Бросая мне свою рубашку, велит накинуть. Затем поворачивается и продолжает путь. Я иду за ним, позвякивая цепью от ошейника, которая тянется за мной по земле. Я не понимаю его. Флюгер! Чертов проклятый флюгер! Психопат с маниакальными замашками - о таких я когда- то видела передачи у учительницы. Психи, заключённые, отребье, что оказалось на свободе в первые дни после взрыва- о, они устроили свой жестокий мир. Сбиваясь в банды, они ловили несчастных, обезумевших от горя и ужаса людей, устраивая охоту. Жестокие, они любили поиграть со своими жертвами, сперва давая им надежду, а затем отбирая. Заставляя верить в то, что несчастным удалось уйти от погони, а затем выпрыгивая с криками и диким смехом прямо на них, из своих укрытий. Так и "Дэм", мой хозяин, - то ослабит поводок, заставляя меня вновь почувствовать себя хотя бы подобием человека, а потом резко его натягивает, потешаясь над тем, как мои иллюзии разбиваются на мельчайшие осколки...
О, да! Я понимаю и причину его интереса ко мне - моя радость от послаблений, мое им удивление - они пока искренни, не наиграны. Другие девушки уже успели вдоль и поперек изучить его насквозь прогнившее нутро... И стараются предугадать каждое его желание. Стараются понравиться, чтобы выжить, чтобы не разозлить или не огорчить его. И это для таких как он- пресно. Предсказуемо, невкусно, не интересно. Он не может напитаться этими эмоциями, ему нужны свежие. Новые эмоции от тех, кто ещё не научился их контролировать в его присутствии.
В доме тихо, в одной из огромных комнат, куда мы пришли, большой шкаф с прозрачными дверцами, доверху наполненный алкоголем. Я знаю, как он выглядит- часто на шахты привозили дешёвое пойло, отдавая в счёт зарплаты местным. Те, променяв месяц адского труда на заветную бутылку, распивали ее ещё на проходной...А наутро шли работать снова, чтобы в конце месяца все обменять на минутное забвение.
-Пей. - протягивает он мне рюмку со светло-коричневой жидкостью. Я медлю, тогда он хватает рукой меня за волосы, запрокидывая мою голову:
-Пей!- жёстко цедит он.
Я пью, и первый же глоток огненной жидкости заставляет мои лёгкие наполняться огнем. Я начинаю кашлять, из глаз идут слёзы. Но мой мучитель, зажимая мне нос, заставляет выпить все до конца. Довольный, он забирает стакан.
Тошнота и головокружение понемногу отпускают, дрожь больше не бьёт так сильно. Я все ещё пытаюсь вдохнуть воздух, но легкие лишь судорожно сокращаются, кажется, совсем опустев.
Я сама не замечаю, как напротив меня оказывается лишённое эмоций лицо мужчины:
-Ну так что, маленькая шлюшка, он поимел тебя? Ты поэтому так долго не могла прийти в себя- понравилось? - он грубо запускает руку между моих ног, но останавливается. Я даже получаю удовольствие, видя, как его лицо слегка вытягивается в изумлении. Но он быстро надевает привычную маску равнодушного цинизма:
Ежась на холодном полу, я дрожу всем телом. Закрывая глаза, пытаюсь уснуть. Мужчина же, улегшись на мягкую кровать, засыпает мгновенно. Мне снова плохо - от увиденного, от четкого осознания, какой станет моя последующая и явно недолгая жизнь. Когда, наконец, проваливаюсь в тяжелый сон, то рваные сновидения лишь об одном- трансфорировавшиеся в воспаленном сознании страхи о том, как там там Уля. В редких минутах, когда, распахнув глаза, отхожу от очередного из таких, то мысленно твержу себе, прикусив губу, чтобы не расплакаться - я не могу сдаться! Я не имею права умереть - нужно узнать, что с ней все в порядке, что ее лечат... Что она будет жить за нас двоих.
-Вставай! - меня пинком вырывают из мира грёз- злобное лицо старой женщины брызжет обвинениями- Подстилки! Ни на что не годны- только ноги раздвигать! Вставай и иди мойся, сегодня будешь обслуживать хозяина с гостями!- всю дорогу она подталкивает меня в спину, указывая мне направление.
В шикарной мраморной купальне с бассейном уже ждут две молчаливые женщины, ловко срывающие с меня остатки тонкой ткани. Меня моют, умащивают мое тело ароматными маслами, делают массаж, разминая все косточки. И вот тут мне в первый раз становится до ужаса страшно- к жестокости я привыкла, но такое обращение...к чему меня готовят? Меня начинает потряхивать от всевозможных вариантов, тут же покинутых услужливым сознанием.
Я пытаюсь спросить о том, что со мной будет, к чему меня готовят, у одной из женщин, но та лишь кивает головой, не понимая или делая вид, что не понимает, разводит руками. В купальне раздается низкий властный голос, который я не перепутаю ни с чьим на свете:
-Они тебе не ответят.
Подняв голову, я успеваю поймать его тяжёлый, потемневший от страсти взгляд- разозлившись, что я застала его врасплох, он рявкает на женщин:
-Покажите ей!
Те послушно открывают рты- их языки отрезаны почти до основания, превратившись в кривые обрубки ...
-Вон! - командует он, и, спустя мгновение, мы остаёмся наедине. Его взгляд вновь падает на мое обнаженное тело. Он придавливает меня рукой к кушетке, подходя ближе:
-Повернись и спусти ноги на пол.
Я слышу у себя за спиной шорох снимаемой одежды. И тут он, заломив мне руки за голову, со всей силы входит в меня. Я кричу от боли и неожиданности, но это лишь ещё больше распаляет моего насильника. Он двигается во мне насухую, высекая слезы из моих глаз.
-Да, сука, кричи! Моли о помощи! Здесь никто тебе не поможет!- он рычит, изливаясь в меня. Затем выходит, запрещая мне двигаться. Я вижу наше отражение в зеркалах, которыми украшены стены- безумный контраст. Мое белое как снег тело, мягкие и плавные линии, и его загорелое мускулистое- он словно безжалостная машина, созданная разрушать, причинять боль. Несколько мгновений он стоит и смотрит, наслаждаясь тем, как по моим ногам струится кровь вперемешку с его семенем, словно безумный художник своим лучшим творением.
Мужчина рывком поднимает меня, поворачивая к себе. Внимательно изучает слезы в моих глазах:
-Да. Так и должно быть- удовлетворённо кивает он - Приготовься. Сегодня ты будешь обслуживать гостей. - бросает он и выходит из купальни.
Я сползаю на пол и беззвучно рыдаю.
Вновь входят две женщины, обе с состраданием ( надо же, даже они, которых так жестоко лишили важнейшего- дара речи, сочувствуют мне) начинают омывать меня. Я даже не прячу глаз, мне уже все равно- словно механическая кукла безвольно откликаюсь я на все их молчаливые приказы. Поднимаю и опускаю руки, становлюсь ближе, пригибаю голову к груди. Со мной заново повторяют все процедуры- омовение, массаж, масла. В самом конце меня наряжают в короткую полупрозрачную ночную рубашку, отправив на кухню.
Там повар даёт мне небольшую порцию еды- ровно столько, сколько хватит для того, чтобы продержаться ещё и вечером. Несколько девушек, в таких же тонких одеяниях, как и у меня, боязливо входят на кухню, чтобы получить свою порцию. Я устремляю взгляд в тарелку, не желая сочувствия . Да и от кого мне его получить - от таких же несчастных, как и я? Мы молча и жадно едим, не зная, что нас ожидает дальше. Несчастные рабыни, безвольные существа, мы будто наполовину существуем в этом мире, готовые уйти за грань жизни и смерти. И это жуткое осознание заставляет замереть- да здесь все знают, что не сегодня-завтра очередная девушка погибнет. А на её место придет другая. Поэтому и жалости больше нет, она испарилась на не пойми какой по счету мученице. Оставив после себя лишь лёгкий налет раздражения, с которым персонал и охрана обращается с девушками.
Вечером вся территория озаряется светом фар огромных гравимобилей, в которых прибыли гости и их охрана. Мы с девушки стоим у входа, одетые лишь в те же полупрозрачные короткие кружевные "платья", сквозь которые видно все тело. Горло каждой украшено драгоценным ошейником с замысловатым узором- у каждой девушки он разный. Глаза подведены темной краской, а губы у всех ярко-красные. Точно хорошо вышколенные слуги мы стоим, встречая гостей.
Первые прибывшие вальяжно шагают по длинной гравийной дорожке, над их головами - яркий свет сотен гирлянд, похожих на волшебных маленьких светлячков, слетевшихся на лесную поляну.
Двое молодых мужчин проходят мимо, оба смотрят лишь на меня, поедая взглядами. Словно других девушек и не существует. Видимо, такая участь уготована каждой новой девушке- быть в центре нежеланного внимания. И я молю судьбу, чтобы это было только лишь внимание, а не нечто большее. Но я стараюсь не обманываться, чтобы после не было больно. То, о чем говорил хозяин ( даже в мыслях мне будто бы страшно назвать его иначе, иррациональный страх, что и там он настигнет, услышит, накажет), не оставляет поводов для сомнений. " Ты будешь прислуживать гостям".
Полноватый мужчина в возрасте, одетый в ярко-синий смокинг, нелепо, неуместно смотрящийся здесь ( но что может говорить об одежде полуголая девушка из трущоб с ошейником на шее?) ведёт под руку даму средних лет, в изысканном бежевом брючном костюме с тюрбаном на голове. Та, оглядывая нас через тонкое стекло крохотных очков, морщится, словно увидела гниющий мусор . Впрочем, для них мы и являемся таковыми. Жалким мусором, вещами, с которыми они, хозяева, вольны поступать как угодно. Возвысить или принизить настолько, что каждый день станет пыткой и мучением, мучить или сделать жизнь игрушки более-менее сносной. А если надоест - продать, обменять, убить. Никто и слова не скажет в защиту игрушки, которая приелась хозяину.
Далее входит молодая девушка. Она на ходу снимает перчатки, протягивая их мне. Ее спутник- большой светловолосый улыбчивый парень, первый, кто отнёсся к нам как к людям- поздоровавшись, он улыбнулся каждой, задорно сняв шляпу в знак приветствия:
-Добрый вечер, леди. - кажется, он с сочувствием скользнул взглядом по мне, идя за спутницей.
Нет!
Не смей даже думать, что он может помочь или даже проявить сострадание- он такой же, как и все здесь. Для них мы- просто рабы. И , верно, каждая из нас сейчас решила, что тот сочувствующий взгляд был предназначен именно ей. Возможно, это - очередное развлечение для них. Внушить девушке, что она- особенная, что лишь одна она заслуживает жалости и сострадания.
В огромной зале, утопающей в дрожащем сиянии десятков масляных светильников, мы разносим гостям напитки. Вдруг полный мужчина хватает девушку, что нечаянно облила его, своей огромной ручищей за талию:
-А теперь ты вылижешь это своим языком!- недвусмысленно кивает он на мокрое пятно на брюках в районе паха.
Женщина рядом с ним вспыхивает:
-Оставь эти шуточки, Ульрих. А ты, дрянь,- приподнимаясь, она резко ударяет девушку по щеке- Впредь будь аккуратнее!
-Моих слуг я наказываю лишь сам, Ундина, - раздается тихий вкрадчивый голос с балкона, откуда по витой лестнице сбоку спускается хозяин. Словно демон материализовавшись из тьмы. На нём надет шелковый черный костюм, простые брюки и рубашка, придающий ему вид хищной черной пантеры, что вот-вот набросится на тебя:
-О, прости, прости, Дем- неестественно высоким голосом верещит она, пытаясь оправдаться- Эта дешёвка облила брюки моего Ульриха, а ты же знаешь, как он относится к внешнему виду...
Я прячу улыбку- этот ведь тот человек, что слишком щепетилен к своему внешнему виду, сейчас, забыв об инциденте, громко чавкает, запустив полную мясистую руку на поднос с разнообразными закусками? По его лоснящемуся подбородку течет соус, а на рубашке- жирное пятно. Да и сама Ундина явно приревновала мужа, хоть и не особо любимого, и порядком надоевшего, но своего - вот и вся причина ее злости.
Девушка с огненно-красной от удара щекой мужественно стоит, лишь изредка украдкой морщится, потирая щеку ладонью.
Хозяин обращается к ней, но смотрит на меня, словно бросая мне вызов:
-Что ты скажешь в свое оправдание?
Она молчит, потупив глаза.
-Что же, Ундина права- неаккуратность нужно наказывать. - я вижу, как глаза женщины загораются радостным блеском при этих словах. Она с видом победительницы похлопывает мужа по колену. Но следующие слова заставляют ее открыть рот, словно рыбе, не в силах вымолвить ни слова:
-Это будет ночь с твоим мужем. Кому, как ни тебе, Уна, знать, что это- самое худшее из наказаний?
Все гости, включая и довольного таким исходом Ульриха, заливаются хохотом, а Ундина, злобно просрежетав, что у нее разболелась голова, спешно удаляется наверх, в одну из гостевых комнат, попутно обдавая взглядом, полным ненависти, остальных девушек. Будто бы они - истинная причина её унижения.
Надо же, у хозяина есть чувство юмора. Нечто человеческое...Раньше я представляла его маньяком, садистом, лишенных всех эмоций, кроме злобы и жажды насилия, а теперь, увидев, что он- живой человек, такой же, как и все мы...
Его зовут Дем. Как подходяще. Или это- одна из кличек или тайных имен. Впрочем, какое мне дело? Не важно, как назвать монстра в человеческом обличии, главное- суть, что всегда останется неизменной.
На протяжении всего вечера хозяин кидает убийственные взгляды на каждого, кто осмелится попросить, чтобы я его обслужила. Уже изрядно выпивший Ульрих - и тот понял, что лучше всего пользоваться услугами других девушек, и с радостью гоняет их то за новой порцией алкоголя, то- за свежими закусками с кухни. Другие гости лениво потягивают напитки, переговариваясь друг с другом. Девушек пока никто не трогает, но это- лишь затишье перед бурей.
Постепенно, все перемещаются к огромному бассейну. Один из парней, высокий и темноволосый, похожий на ангела своей утонченной красотой, прямо в одежде бросается вводу. Он манит пальцем одну из девушек- та присоединяется к нему.е
Другая девушка быстро подходит ко мне, сообщая, что меня зовут на кухню. Я захожу в дом, проходя мимо одной из комнат, вижу, как Ульрих, закатив глаза, развалился на одном из лежаков, а его ублажает ртом та блондинка из барака. Одна из его рук с силой сжимает ее грудь. Его большой живот колышется в такт движениям.
Осторожно проскользнув мимо, я направляюсь на кухню. Вдруг меня хватает большая рука, увлекая в одну из комнат. Это тот огромный светловолосый парень, что не в пример остальным странно добр к нам. Он теснит меня к огромному шкафу:
-Залезай. - почти безмолвно произносит он.
Я переступаю с ноги на ногу- если об этом узнает Дем, то мне несдобровать. Никогда он не поверит в то, что у меня не было выбора. Да и о каком доверии к собственной вещи вообще может идти речь? У вещи ведь нет ни чувств, ни права того самого выбора. Её суть одна- подчинение. Но подчиняться она должна лишь одному- приказам своего хозяина.
-Быстрее. Я от Мадам Мим.
Эти слова как волшебная палочка действуют на меня-я залезаю в шкаф, он прикрывает дверцу. Повернувшись ко мне, он задевает меня своей мощной грудью. Я буквально утыкаюсь в нее, ощущая острый мужской аромат, исходящий от незнакомца...
-У нас мало времени. Тут везде камеры. Первое- с твоей сестрой все в порядке.- он тычет в меня странным светящимся устройством, на котором я вижу ...свою сестру. Она лежит на столе, рядом врачи, идет операция. Затем картинка меняется- Уля сидит в железном кресле, которое катит молодая медсестра. В тонком запястье сестры игла , ведущая к капельнице.
Слезы облегчения катятся по моим щекам- не обманули. Но все оказалось гораздо серьезнее, чем я думала? Операция? Что с ней? Стараясь подавить внезапно возникший страх того, что Улю наоборот могли использовать как донора, это процветает в убежище, киваю.
-Второе. - поднимает он мой подбородок - Ты нужна нам, синеглазка. Мадам давно работает на сопротивление. Во всех районах есть люди, которых не устраивает нынешний порядок вещей. Естественно, больше их в трущобах. Но теперь к нам примкнули...- он медлит- Влиятельные люди, испуганные, что " Рай ", который производит твой хозяин, просачивается и в их районы, убивая их близких, их детей... Ты должна следить за хозяином, втереться к нему в доверие, стать незаменимой- и тогда мы поможем тебе обрести свободу и жить со своей сестрой.
Он выжидающе молчит. В моей голове проносятся сотни мыслей:
Почему я?
Все ли девушки так вербовались? Что такое это " сопротивление"? Да и на какую слежку он рассчитывает, если я здесь в заточении, почти как животное в клетке! Нет, даже хуже!
И тут меня озаряет! Да это - очередная извращённая игра хозяина и его скучающих гостей! Решили посмотреть, что будет делать глупая, надеющаяся на свободу рабыня. Посмеяться над ее попытками стать шпионом. Вытирая слёзы от смеха, наблюдать, как она искренне верит в то, что сможет стать единственной для монстра с душой, выжженной как наша Земля? Новое развлечение, практически целый спектакль с одним несчастным затравленным и испуганным актером.
Что это за устройство такое? Верчу странный прямоугольник в руках, но не успеваю его хорошо разглядеть. Нужно спросить про Улю, всё равно спросить, они ведь точно знают, что с ней.
-Стенион, Стен, ты где? - раздается девичий голос с нотками недовольства.
Он толкает меня к выходу, шепча:
-Не ищи способов связаться, мы сами найдем тебя через несколько дней. Будь готова дать ответ.
Выходя из дверей, он обнимает меня, невероятно правдоподобно играя перепившего:
-Люси, радость моя ...Видишь ли, я спутал эту красотку с тобой ( более разных девушек, чем я и Люси, найти невозможно, мы- словно ночь и день).
Люси хищно улыбается, как ни странно, ничуть не обидевшись:
-Да, она неплоха. Как насчёт немного поиграть втроём, Стен? - соблазнительно покачивая бедрами, она идёт к нам. Обняв меня, она прижимается своим шелковистым идеальным телом ко мне, и страстно целует меня в губы, запустив холодные ладошки в вырез моей рубашки.
- Какая увлекательная сцена. Наша скромная маленькая шлюшка....- кажется, этот голос преследует меня всюду, звуча в моей голове- Или звание " шлюшки" тебя больше не обижает, Мирра? Решила отточить мастерство? - Дем, позади нас, аплодирует, стоя в расстёгнутой на груди темной рубашке, с мокрыми от купания волосами. Он невероятно красив. Будто Темный Бог- жестокий и красивый. Бог, привыкший наказывать своих последователей за малейшее непослушание.
Дем впервые произносит мое имя, словно пробуя его на вкус, перекатывает его во рту, смакуя каждую букву:
-Ну, Мирра, тебе понравилось? Люси умело целуется?
Люси улыбается, идя к нему:
-О, Дем, не думаешь же ты, что я сама поцеловала это грязное отродье...- она невинно хлопает глазами, проводя ноготком по его груди. Но алые следы моей помады на губах девушки выдают ее ложь.
Дем, не глядя на девушку, лишь отрывает ее руку от себя , брезгливо бросая :
-Пошла вон! - Люси вздрагивает как от пощечины, но молча оставляет нас, отступая назад.
Кивая Стену, чтобы тот забрал свою неуемную спутницу, Дем хватает мою руку, больно, до синяков, сжимая запястье :
-Ты сюда попала не удовольствие получать ! - шипит он, таща меня за собой.
Демир:
-Сядь здесь- киваю на свою кровать. Мирра испуганно смотрит на мое лицо, не отводя глаз при виде шрама. В её глазах словно бушующее море. Я замечаю, что они будто бы меняют цвет в зависимости от ее эмоциального состояния. Но тут же обрываю самого себя- какая мне разница, какие глаза у этой...- Чо он говорил тебе?
Она держит себя в руках, думая, что не позволяет мне увидеть, как удивлена. Но быстро находится с ответом:
-Ничего. Просто приставал.
Я нависаю над ней, сдавив рукой шею:
-Мне ничего не стоит свернуть твою лживую шейку. Он хотел тебя увезти? Эти озабоченные ублюдки пытались выкупить у меня уже несколько девушек, но тебя я никому не продам, поняла?!- и тут же отпускаю ее, отходя , чтобы успокоиться. Она заставляет меня испытывать неведомый доселе гнев, чистую ярость. И мне не нравится происходящее- какого черта я вообще бросился объяснять ей свое недовольство? Слышу, как она пытается восстановить сбившееся дыхание. И сердце пропускает удар.
" Нужно держать себя в руках"- твержу про себя как мантру. "Если она умрет сейчас, никакой радости мне это не доставит"- пытаюсь скрыть от самого себя те странные, давно позабытые чувства, что вызывает во мне эта хрупкая девушка с синими глазами.
-Пей.- несу я ей стакан прохладным лимонадом. Она выпивает- и смешно морщит нос в удивлении, словно ребенок, впервые попробовавший лимонад.
Чёрт! Да она же действительно впервые его пробует- смакуя каждый глоток. На ее лице сменяется гамма эмоций - от недоумения до открытого удовольствия. Она закрывает глаза от наслаждения, допивая напиток. Ее розовый язычок облизывает пухлые губы с последними сладкими капельками на них- и я чувствую, что скоро взорвусь:
-Ложись на живот! - командую я ей- быстро!
Вздрогнув, она молча обдает меня взглядом, полным презрения, не успевая взять эмоции под контроль. Но при этом послушно ложится- почти невидимый наряд облегает ее тело, задираясь кверху на округлых ягодицах. Ямочки ниже спины заставляют мой член пульсировать от напряжения, граничащего с болью.
Резко вхожу в нее, сжимая зубы, чтобы не застонать от наслаждения. Эта дрянь не должна узнать, как она меня возбуждает. Она тихо всхлипывает при каждом моем движении- внутри у нее узко и влажно, она вся в моей власти. Каждой клеточкой своей разгоряченной кожи я чувствую все ее нежное тело. Содрогаясь в оргазме, я сжимаю ее в объятиях, тщетно пытаясь себе напомнить, зачем она здесь, кто она...
-Ты свободна, вставай. И позови ко мне Ташу и Рию.-- словно сквозь толщу воды я слышу свой собственный голос. Все мое тело , моя сущность противоречат тому, чтобы отпустить Мирру- я насквозь пропитался ее нежным запахом. Ее детская непосредственность сводит меня с ума. Когда я трахаю ее, она словно не со мной! Мирра не пытается ублажить меня. Она не пытается бороться со мной. Она не пытается заслужить мое одобрение- стерва словно в своем маленьком мирке, куда мне нет доступа! Прячется от меня! Ее полный презрения взгляд заставляет меня чувствовать себя последней мразью! Будто бы она без слов говорит мне:" Ты смог получить моё тело, но души не получишь никогда". Ничего, я собью с нее эту спесь! Какого дьявола я вообще-то волнуюсь о том, со мной ли мыслями та, которую я трахаю.
Чертова сучка! Я распаляю себя этой мыслью, с силой хлопая ее по ягодице:
-Шевелись.
Она, спешно натянув жалкое одеяние обратно на свои нежные бедра, выходит. Вошедшим через мгновение девушкам, что уже настроились на бурную ночь, я бросаю:
-Вы будете спать в смежной комнате. И только посмейте кому-то рассказать об этом.- после Мирры мне не хочется даже мыться, чтобы ее запах остался на моем теле. А трахаться с другими женщинами- это как после дорогого ресторана в Сити зайти в дешёвую третьесортную забегаловку в каком-нибудь из дальних дистриктов.
Кинув им из лежащей на столике горстки несколько горстей прозрачных кристалликов " Рая", я отворачиваюсь- тошно видеть, как девицы, ползая по полу, руками, губами, языками собирают заветный порошок, пожирающий их мозги и тела ровно с той же скоростью, с которой они сейчас стремятся впитать его в себя. Наконец, с остекленевшими глазами, девушки идут в большую смежную гостиную, хихикая и улыбаясь , словно сумасшедшие. Мне их не жаль- они сами выбрали свою судьбу.
Мне становится смешно и самому- устроил показуху для одной маленькой шлюшки!
Мудак сентиментальный! Эта девка просто взяла тебя за яйца своим равнодушием! И все! Она такая же как и все, нет, даже хуже! За маской из юности и невинности скрывается хитрая и расчётливая стерва, которая, верно, уже выработала для себя определенную стратегию поведения. Такую, что заинтересует меня, зацепит своей необычностью. Вот и всё. И нет никакой " особенной Миров" нигде, кроме как в моем больном сознании. Когда-то я мечтал отомстить, сделать ровно то же самое, что когда сотворили со мной, с Лиорой. Я винил всех вокруг, весь мир - в равнодушии и нежелании помочь. А теперь? Теперь я примкнул к тем, кого раньше так отчаянно ненавидел.
Несколько дней я живу в бараке с другими девушками. Изредка нас заставляют работать по дому, но хозяина, Дема, я никогда не вижу ни в доме, ни на территории.
Из скупых рассказов девушек, я узнала, что он никогда не был женат, не имел семьи, но в одном из домиков, на территории, живёт незнакомка, которая почти никогда не выходит наружу. Он иногда заглядывает к ней, но все встречи кончаются ссорами и руганью, причем, что нехарактерно для хозяина - он выходит проигравшей стороной, удаляясь под женские крики и слёзы. Это звучит практически невероятно. Я слушаю эти рассказы с лёгкой степенью недоверия. Возможно, каждая из девушек хоть так, мысленно, мстит своему мучителю, наделяя в фантазиях ту девушку силой противостоять ему. Демону во плоти. А на самом деле там живёт такая же мученица, как и мы все.
Сегодня заболела одна из девушек, Элси. У нее высокая температура. Охране наплевать- мне так и ответили:" Ну, купит другую дырку! Хозяин не любит, когда его беспокоят по пустякам!". Но при этом один из охранников глядит на меня так странно, словно что-то делает сказать взглядом. Подойдя чуть ближе, получаю от него еле заметный кивок в сторону выхода. Некоторое время растерянно стою, не в силах решиться. Что, если он издевается? Говорит, что я могу выйти, но стоит мне сделать лишь шаг наружу - и он первым поспешит меня обвинить. Но тут мужчина нарочито громко начинает отвлекать внимание второго охранника, подойдя к тому ближе. И я понимаю, что это- единственный шанс спасти Элси.
Со всех ног бегу в дом, буквально упросив одного из охранников по его периметру пропустить. Ещё и припугиваю его тем, что доложу хозяину о бездействии охраны, и тот будет очень зол, когда потеряет одну из своих любимых девушек. Благо, охрана не знает, кого предпочитает хозяин, ведь тот проводит каждую ночь с двумя-тремя из нас. Да и за ночь может сменить нескольких, охранники и сами уже не обращают внимания на то, кто приглянулся хозяину больше всех. Он проводит ночи со всеми. Со всеми, кроме меня.
Охранник оставляет меня у двери особняка, не собираясь заходить внутрь- внутри есть своя охрана. Да бежать мне некуда- это место охраняется по периметру вооруженными людьми, словно самая лучшая тюрьма на острове. Собственное королевство. Королевство боли и страданий.
Я забегаю на кухню, к Кло, старой управляющей- она должна дать лекарство. У нее есть огромная аптечка в одном из шкафов, именно к ней отправляют всех девушек, когда что-то случается Правда, это происходит очень редко, а еще реже, приходит доктор Рик, который постоянно живёт на территории. " Он не для таких как вы"- услышала я как-то от слуги в доме в ответ на просьбу одной из девушек позвать доктора.
Я твержу про себя как заведённая " Нужно взять лекарство Хоть какое-то, у Элси сильный жар. Пускай она вновь будет оскорблять меня, пускай меня даже накажут, узнав о моем самоуправстве , но ведь Элси- человек, ее нужно спасти, она должна жить!". Спасти её стало сейчас для меня высшей целью, это будет означать, что я не зря прожила свою жизнь, не зря нахожусь здесь. Это даст мне почувствовать себя человеком хоть немного.
Не видя ничего от слез, застилающих мои глаза, со всей силы врезаюсь в чью-то мощную грудь. Подняв глаза вверх, я встречаюсь взглядом с хозяином! Святые небеса! Почему я такая невезучая! Столько не видеться, и столкнуться нос к носу именно сейчас! Дем выглядит не лучшим образом- он зол, глаза его опухли, словно он не спал несколько ночей. Он отстраняет меня от себя, с какой-то брезгливостью ( ещё бы! В бараке нет воды для мытья, а ту, что приносят охранники несколько раз в неделю, мы очень бережем. Свою я стараюсь оставить на мытьё, сократив питьевую порцию, но сейчас питье очень нужно Элси, поэтому я отдаю ей свою часть воды, предварительно сделав пару глотков. Для меня, выросшей в условиях тотального дефицита воды, этих глотков хватает на целый день).
-Почему ты не в бараке?!- грозно надвигается он на меня. Но, увидев слезы на моем лице, останавливается. Путаясь в словах, я рассказываю ему о том, что Элси сильно больна, что срочно нужны лекарства, осмеливаюсь даже заговорить о враче. Лицо его не меняет выражения. Он лишь задумчиво смотрит на меня:
-На что ты готова, чтобы ее спасти?
Даже не совсем его понимая, я киваю головой- готова на всё! На всё! Я не буду смотреть на то, как умирает другой человек. Даже живя в трущобах, оставшись с сестрой на руках, я старалась помочь другим, делясь с ними скудными запасами еды, когда таковые были, или даже изредка помогая деньгами, которые у нас водились очень и очень редко.
-Что же, - ухмыляется он, отчего его шрам стягивает лицо словно ужасный шов неумелой портнихи- Пойдем со мной. Я хочу, чтобы ты добровольно отдала себя мне. Сейчас. Представь, что я- человек, которого ты любишь.
-Но ведь...- задыхаясь от волнения, шепчу я- Элси нужна помощь срочно, а мы ...
-Тогда в твоих интересах сделать так, чтобы я быстрее кончил. - щурится он, лениво оглядывая меня- И, поверь, я быстро могу передумать? Ну, что? Идёшь? - он пригласительным жестом протягивает ко мне руку.
Очередная игра, Дем предлагает мне выбор, но выбора у рабынь нет. И быть не может. Я киваю, протягивая ему дрожащую ладонь.
Я иду по дому, держа ее за руку, и кажется, что я держу весь мир в своей руке. Ее чертова отстранённость действовала мне на нервы! Несколько дней я ходил как хренов евнух- выбирая девиц лишь для того, чтобы отправить их в другие спальни или смежную комнату, предварительно накачав желающих " Раем". Сам ложился и снимал напряжение рукой, представляя как имею Мирру во всех позах. Как ее невероятной синевы глаза распахиваются в удивлении , когда я вхожу в нее, как ее ротик вбирает в себя головку моего члена, а мокрый язычок ласкает его....Я десятки раз мысленно кончал ей на лицо, грудь, задницу; представлял, как она, стоя на коленях, открывает рот, поглаживая руками свои груди... И всё-таки сорвался, она сносит мне крышу, действуя сильнее, чем проклятый рай. Она - моя зависимость. Наконец я решился признаться в этом самому себе. Возможно, от того, что для меня Мирра- связующая ниточка с тем единственным добром в моей жизни, с Юлой. Они похожи внешне, внутренне. Мирра такая же маленькая, но несгибаемая. Я могу стереть ее пыль, уничтожить всего лишь малейшим движением руки. И это невольно заставляет глубоко внутри меня зашевелиться странному чувству. Мне хочется... её оберегать! Юлы больше нет, а Мирра, та, которую я жаждал заставить отвечать за Юлу, ускользнувшую от расплаты на тот свет, здесь, рядом со мной.
И сейчас мне нужно лишь не выдать своего восторга- то, что она рядом, заставляет меня вновь чувствовать себя живым. Я больше не могу лгать себе- из-за мести ли? Или из-за того, что она оказалась так хороша... Я ненавижу ее и безумно хочу. Увидеть одобрение в ее глазах, желание... Ненавижу её - и ловлю каждую крохотную эмоцию, что отражается на её лице. Для меня самое страшное наказание - отрешённость, которую она использует как спасение от мира, от меня. Стоит её взгляду потускнеть, перестать быть осмысленным- и из меня тоже будто разом выкачивают всю эмоции. Оставляя лишь гнилую оболочку, то чудовище, которым я стал. Её пустые глаза- точно зеркало. В них отражается монстр, имя которому - Демир.
***
В гостиной, куда я почти силой втаскиваю ее, не сумев дотерпеть до спальни, я выгоняю слуг и пару охранников, на ходу крича им, чтобы освободили весь этаж.
Развалившись в кресле, я смотрю на Мирру- ну, теперь твой ход, девочка. Она, лишь секунду смущаясь, сбрасывает с себя одежду. Ее фигура совершенна. Тонкая и гибкая, с округлыми бедрами и грудью, так и просящей взять ее в руки...
Мирра, глядя мне прямо в глаза, вдруг проводить руками по груди, скользя чуть ниже, и ниже, пока её тонкие пальчики не достигают влажно поблескивающей розовой плоти. Прикусив нижнюю губу, она начинает ласкать себя. Её пальчики порхают, описывая круги, слегка входя и тут же выскальзывая, обильно покрытые соками. Я, ожидавший чего угодно, но только не этого, едва не задыхаюсь, чувствуя, как стояк грозит прорвать брюки- Мирра, не подходя ко мне, садится в кресло напротив, широко расставив свои длинные ноги, и откидывается на спинку. Ее грудь эротично подрагивает, выгнувшись, она облизывает два пальца одной руки, другой лаская грудь. Затем ее пальцы снова играют со складками нежной плоти внизу живота- она раз за разом всё глубже входит пальчиками в свою недавно ещё девственную дырочку! Чёрт! Я с силой сжимаю подлокотники, чтобы не сорваться и не трахнуть ее. Она закрывает глаза, постанывая, начинает трахать себя пальчиками, явно получая наслаждение от этого- и это возбуждает меня больше, чем все умелые ласки других женщин. Ее ротик слегка приоткрыт, дыхание становится все чаще...
Я достаю свой член, обхватив его ладонью, и начинаю судорожно двигать ею вверх-вниз, глядя на то, как красивая девушка напротив ублажает себя. Кончаю как озабоченный подросток - быстро и бурно.
Невероятно, но эта невинная стерва- соблазнительница и тут меня переиграла! Обставила точно юнца, показав свою власть надо мной!
-Собирайся!- кидаю я ей зло, наслаждаясь тем, как она хлопает глазами, не понимая, угодила мне или нет- Внизу скажешь, я велел, чтобы врач пришел к вам, все необходимое он принесет с собой.
Она пристально смотрит на меня, затем кивает, ничего не произнося. Наспех одевшись, она уходит, но неверной походкой- ее ноги ещё дрожат от непривычных ей ощущений...
Темно, другие девушки уже спят. Элси перевели в один из пустующих домов, обеспечив ей уход. А ещё нас всех сегодня хорошо покормили, и мы спим без привычных ошейников. Впрочем, я не обольщаюсь- все это может быть только новой игрой, очередным изощрённым издевательством. Иначе девушки попросту перестанут верить в хорошее, став пустыми куклами, тенями без искры жизни. А с такими неинтересно играть. Ну и азарт- представить только, с каким ужасом и обреченностью после нескольких дней относительной свободы и хорошей жизни, воспримут девушки возврат к жизни старой. А их горе, боль, эмоции- вот то, что питает чудовище, имя которому " Дем". Демон, как зовут его окружающие. Его пустота внутри требует наполнения - эмоциями, болью, страданиями. Лишь это приносит ему временное облегчение, сродни удовольствию бродяги, невесть как обнаружившего старую банку консервов. Голода не утолить, но заглушить его режущие сильные позывы можно.
Я вспоминаю, как он смотрел на меня, там, в гостиной. Из-под полуприкрытых ресниц я видела, как он , словно заворожённый, следил за моими движениями. Но, видимо, что-то его разочаровала - моя неопытность или я сама. Я не могу понять, ведь для этого нужно быть сумасшедшей- здоровый человек никогда не поймет психопата, одержимого чужими страданиями.
На ум приходят мысли о движении сопротивления- прошло столько времени, но никто не пытался со мной связаться. Скорее всего, это была проверка хозяина. Рабыню, что пожелала бы сбежать или выразила бы лояльность, наказали бы в тот же миг...Видимо, я проверку прошла. Поэтому и осталась жива. А, может быть, это было частью какой-то, ставшей вдруг неинтересной, игры. Поэтому и не стали продолжать её, выискивая новые способы поиздеваться.
Мысли путаются... Уля...Как она там ? Слезы беззвучно льются, солёными каплями впитываясь в старенький матрас. Она впервые без меня, так долго. И, если я не найду выхода отсюда, то останется навсегда. Одна в этом жестоком мире, без меня.
Я запрещаю себе даже думать о том, что меня могли обмануть. Что Ули....Нет, нет! Она обязана жить! Обязана!
На следующее утро в доме суматоха- готовятся к приезду партнёров Дема. Несколько девушек, в том числе и меня, вновь вызвали в особняк, подготавливая к вечеру. Нам изящно уложили волосы, на нас надели длинные белые платья, и вот мы, словно пять невест, спускаемся вниз, где уже сидят несколько мужчин. Один из них, молодой и темноволосый, с крупными чертами лица, останавливает взгляд на мне:
-Подаришь мне куколку на ночь, Дем?- он бросает взгляд на остальных, но , словно убедившись в правоте своего выбора, смотрит снова лишь на меня, почти поедая меня взглядом.
Хозяин лишь делает жест рукой, означающий, что все просьбы и разговоры позже. И садится в кресло, не произнося ни слова. Я иду к гостю, он, со смехом, усаживает меня на колени, и мужчины продолжают обсуждать дела. Другие девушки разносят шампанское. Вот уже и ещё одна из них сидит на коленях у мужчины, который, ничуть не смущаясь, засунул одну руку ей в лиф, поигрывая пальцами с ее грудью.
-Дем, очередная партия должна быть через месяц. Пойми, задержки поставки сырья.
Я начинаю прислушиваться, одновременно аккуратно пытаясь увильнуть от руки мужчины, что гладит мое бедро.
-Лекс, мое терпение не безгранично. - Дем лишь флегматично бросает короткую фразу мужчине, у которого на коленях сижу я. Видно, как напряглись его спутники. Все, кроме Лекса. Он с ухмылкой шлёпает меня по бедру:
-Давай о делах позже? Ты же знаешь, когда твои девочки рядом- моя башня отключается, я начинаю думать другой головой. - отвечает он, вызывая приступ дикого хохота у остальных мужчин- А эта, тем более, новенькая и такая горячая; - смеясь, он запускает руку мне в трусики. А затем, вытаскивая, с шумом втягивает носом аромат, оставшийся на пальцах, и демонстративно закатывает глаза от удовольствия.
-Что же,- нарочито медленно тянет Дем- Просто объясни, кому ты перепродаешь оружие- и можешь быть свободен.
Рука, ещё мгновение назад развязно гладившая мое бедро, теперь повисает безвольной плетью. Вокруг наступает такая тишина, что слышно, как тикают часы в одной из дальних комнат. Мой кавалер бледнеет:
-Демир, я клянусь ... Я не предавал тебя, это....
Но окончить фразу он не успевает- хозяин резко достает пистолет. Выстрел. И ярко-алые брызги крови летят на меня, обдавая теплым фонтаном. Девушки кричат, мужчины же схватились за пистолеты, но подоспевшая охрана добивает остальных. Я молчу, но меня трясет как в лихорадке. Зажимая ладошкой рот, в ужасе вскакиваю, переступив через огромную лужу крови под своими ногами.
Дем же остаётся совершенно спокойным. Жестом, будто только окончил ужин, он велит вызванным охраной слугам:
-Приберите здесь всё.
И разворачивается к выходу, бросая мне:
-Ты идёшь со мной.
Проходя мимо свидетельства его жестокости- трупов, лежащих в позах сломанных кукол, я ещё раз поражаюсь хладнокровию и жестокости этого мужчины. Для него убить человека- мелочь, обыденность. Словно из него вынули все человеческие эмоции, оставив пустой сосуд, машину для убийств.
" Ненависть бурлит в крови
Как продолжение любви.
Она и страсти дикий яд
Лишь сумасшествие сулят.".
Мои руки трясутся. Впервые в жизни. И не потому, что я убил- о, нет. Убивать я привык. С тех пор, как всадил несколько пуль в отца, после того, что он сделал с нами, своей семьёй, оружие стало моим постоянным спутником. В том миг я с трясущимися руками стоял и смотрел, как жизнь покидает тело того, кто подарил ее мне. Отойдя подальше, чтобы кровь не запачкала новенькие школьные ботинки, я наблюдал за агонией этого чудовища. Жаль, в силу возраста я не догадался проверить пульса - это чудовище смогло выжить. Сейчас он жил и здравствовал, даже не предполагая, с кем ведёт дела. Этот зверь был искренне уверен, что его ублюдок, осмелившийся поднять руку на отца, оставившийся родителя с парой пуль в костях, был убит в схватке с патрулем, посланным на его поимку. Сопротивление нашло меня раньше. Подлатало, вернуло в бездыханного мальчишку с рваной раной вдоль лица, жизнь. Не спросив, нужна ли она ему. Пустая жизнь без цели, без смысла. Но выбора у меня не было. Я стал тем, кем являюсь.
Но сейчас, видя, как этот урод лапает Мирру,я был готов убить его в то же мгновение. Впрочем, что и сделал. Послав к черту изначальные планы расколоть его, узнать, куда эта тварь толкала оружие, что крала из поставок. Чертова девка опять разрушила все мои планы, послав их к дьяволу.
Не выдержав, я хватаю Мирру за руку, словно боясь, что она потеряется где-то по пути или убежит от меня. Больной идиот!
Вталкивая ее в огромную купальню, я срываю с нее платье, залитое кровью этого ублюдка, раздеваюсь сам, подхватывая ее на руки, и бросаюсь в воду. Вынырнув, я смотрю на то, как она отплевывается, пытаясь глотнуть воздуха. Окунув её ещё раз с головой в теплую воду, я поднимаю ее наверх, крепко прижав к себе. Ее полные груди упруго скользят по моему телу, заставляя моего внутреннего зверя метаться в изнеможении. Понимая, что долго так не выдержу, я прислоняю ее спиной к бортику, и в первый раз беру ее, лицом к лицу . Она закрывает глаза, но я командую:
-Открой глаза. Смотри на меня, когда я в тебе.
Она смотрит мне прямо в глаза, я чувствую, как возбуждение охватывает ее, ее соски твердеют, упираясь мне в грудь, зрачки увеличиваются. Это действует на меня словно разряд адреналина. Ее удовольствие, ее ответная реакция заставляют мою кровь полыхать огнем, жидкой лавой струиться по венам.Я ускоряю темп- и тут она вновь уходит в себя. В моих руках уже не девушка, а безвольная кукла для траха...Это мгновенно охлаждает. Я резко выхожу из нее, злясь на самого себя- какая разница!? Когда мне было дело до чувств девки, которую я трахаю? Но теперь мне хочется, чтобы она отвечала мне, хотела меня также, как и я ее.
Я купаю её точно ребенка, затем, завернув ее в огромное полотенце, веду ее в спальню:
-Ложись.
Она, с некоторой опаской поглядывая на меня, ложится на мою большую кровать. Я ложусь рядом, притянув ее к себе...и мгновенно проваливаюсь в сон. Меня больше не мучают кошмары, я не хожу, вымеряя шагами комнату- нет. Рядом с ней мне так спокойно...Как не должно было быть! Просто не должно! Словно она- мой маяк в штормовом море.
Проснувшись, я смотрю на нее. Обняв меня рукой, она лежит, прижавшись ко мне щекой. Мне не хочется шевелиться, чтобы не будить ее. Во сне она что-то бормочет, накрывая меня одеялом. Видимо, вспоминала сестру. И тут я вспоминаю свою... И будто удар под дых:
-Вставай! - рявкаю я ей.
Она открывает глаза, с минуту не понимая, где она.
-На спину и раздвинь ноги! - моя ненависть находит свой выход в сексе. Жарком и безудержном. Теперь мне наплевать на её чувства, отклик. Пускай хоть сдохнет подо мной! Я имею ее как в последний раз в жизни. Вытащив член, я кончаю ей на живот. И, как ни странно, злость уходит, оставляя лишь привкус лёгкого недовольства- я хотел бы ещё. Но, отчего-то, берегу её:
-Молодец. А теперь - спи дальше. Сегодня ты останешься здесь, ясно?
Она лишь кивает, не глядя на меня.... А я... Обхватываю ее талию, прижимая к себе. Втягиваю носом мускусный аромат нашего секса- и зверь внутри меня лениво рычит, укладываясь спать. Мирра помечена мной. Она моя.
Весь день я думал о ней, все так странно, так неопределенно- впервые я не знаю, что делать дальше. Сметающая все на своем пути ненависть постепенно трансформируется в спокойствие, подобие нежности. Но нет! Нужно не забывать, зачем она здесь! Я- словно сумасшедший, в котором уживается несколько личностей, вечно спорящих между собой. Одна яростно требует наказать хотя бы эту за преступление её матери. Преступление не во всеобщем его значении. Её преступление гораздо хуже. Она посмела подарить одинокому и измученному чужой ненавистью мальчишке надежду. Надежду на то, что всё будет хорошо. Дни, наполненные её добротой и заботой. А после взяла и разом всего лишила.
Другой голос твердит, что ни Юла, ни её другие дети не виноваты в моей и Лиоры искалеченной судьбе. Я знаю, кто единственный виновный. И лишь он должен расплачиваться за всё.
Днём Дем отправляет меня в барак, даже не взглянув. Он собирается улетать с острова, оставив приказания охране насчёт девушек.
Нас несколько дней почти не кормят, одна из девушек несколько раз падает в голодный обморок. Я бросаюсь к ней, чтобы поднять. Другие девушки лишь отворачиваются- доброта здесь не в цене, да и слабых не жалуют вовсе. А любые симпатии тут же замечают охранники, передавая эту информацию наверх. Чтобы после можно было использовать это как рычаг давления или способ очередного издевательства.
Девушка, тихо плача, признается мне, что беременна от одного из охранников- тот обещал спасти ее с острова, но обманул, воспользовавшись. Если хозяин узнает о ее беременности, то ребенка отдадут в приют, как только он родится. Об абортах речи быть не могло- дети- слишком ценный ресурс в мире, где очень многие после излучения не могут их иметь. Глупые! Знали бы они, сколько такого чумазого голодного" ресурса" бегает по закоулкам трущоб. Я тайком делюсь своей частью еды с ней, лишь прося, чтобы она ела ночью, иначе могут отобрать другие- нас то приковывают, то нет. Жаль, ведь я бы смогла найти съедобные травы, насекомых- да что угодно. По выживанию мне нет равных. А как иначе- трущобах каждый день - это выживание. С самого детства выросшая там, я практически не видела иной жизни. Разве что, будучи в услужении. Но, вернувшись после него обратно, мне стало казаться, что все это происходило не со мной, а с какой-то другой Миррой. Или же всё былое- только мои фантазии.
Воду мы растягиваем на несколько дней, сегодня особенно жарко, хочется пить, но неизвестно, принесут ли сегодня ещё воды- охранники приходят всегда в разное время, а в некоторые дни не приходят вовсе. Но мне не привыкать- в трущобах техническую растягивали на недели, даже месяцы. А здесь вода чистая, свежая. Здесь одна моя норма на день равна недельной в трущобах
На рассвете нас выгоняют из барака, девушки заспанно щурятся- нас заставляют вымыться, надеть две разные формы. И ведут на огромное поле, где трибуны заняты зрителями. Среди них- Дем, он сидит на главной трибуне. На его руке повисла миловидная блондинка, презрительным взглядом обводящая все вокруг, словно давая понять- здесь все ей - не ровня. По шепоткам, доносящимся с трибун, становится ясно- это- новая любовница самого Главного Управителя, человека, что привел нашу Землю, разрушенную ядерным апокалипсисом, вновь к подобию цивилизации. Вернее, несколько центральных районов- там вновь были деревья, свежие продукты, животные. Люди там жили, работали, влюблялись, создавали семьи... В районах наподобие нашего, далеко за центральным кругом, люди лишь выживали, завистливо поглядывая через огромные стены на окраины центральных районов. Огромное число вооруженной охраны день и ночь следили, чтобы вдруг какой-то нелегал не просочился на недоступную ему территорию. Сити- город-мечтс, мегаполис, недоступный простым смертным. Город, максимально приближенный к той реальности, что когда-то была на Земле. Правда, ходят слухи, что есть несколько колоний, где условия почти такие же, а вот жизнь совершенно иная. Там люди равны, там нет насилия, жестокости и вражды. Но даже когда произносишь подобное вслух, то понимаешь, как жалко и мечтательно это звучит. Нет, колонии- лишь мираж, созданный измученными жестокой действительностью умами.
Сам же Главный Управитель - будто мираж, фантазия, что управляет нашими судьбами. Он живёт попеременно в нескольких огромных убежищах, приводя их к подобию нашего. С центром и окраинами, как говорят его приближенные - для баланса. А ещё они говорят, что трущобы в эту схему не вписываются. И изоляция - лишь первый шаг на пути к тотальной ликвидации. Это заставляет моё сердце сжиматься от страха- что ни говори, а ведь там живут такие же люди, как и везде...
Охранники со смехом объявляют, что сейчас будут игры для гостей, участвуем в них мы- каждый гость выбирает себе девушку, которая получит его номер и будет бороться с другими за победу. Победа означает еду, жизнь в одном из домов на территории... Но, самое главное, то, от чего по рядам девушек проходит возглас удивления, победительница получит свободу.
Глядя на пресытившееся и откровенно скучающее лицо Дема, лениво разглядывающего девушек, я усмехаюсь- возможно, свобода будет вечной. Уведут ночью к одному из одним им известных проходов в стене, сбросят с обрыва, а другие так и будут верить в довольную и сытую жизнь товарки за пределами острова. Как в нашем убежище все верили, что на земле не выжить- но часть владений хозяина- на поверхности. Соленые волны омывают скалистые берега, резко обрывающиеся у кромки воды. За горизонтом- ничего. Я плохо помню, как прибыла сюда, плохо помню сам путь. Но я постараюсь выбраться! Я обязана это сделать! Назло этим смеющимся пресыщенным лицам! Назло ему!