Мир Теней

Глава 1. Вопросы без ответов.

Впервые я осознал себя в заброшенном доме, бывшем когда-то многоэтажкой в квартале из подобных ему строений. В доме было пять этажей и в каждом из них имелось с десяток квартир разной планировки и различных размеров комнат. Единственное, что сейчас имело значение, так это имя — Морон. Я знал, что меня зовут так, но откуда и почему именно это имя всплыло в сознании я не смог бы ответить, даже если бы кто-то меня бы спросил. Но спросить было некому, я был один в этой пустой, бетонной коробке, бывшей когда-то жилым домом.

Эта постройка была сейчас полностью необитаема. Это я выяснил спустя уже несколько часов блужданий по многочисленным комнатам, коридорам, этажам. Моя бесплотная тень скользила по помещениям совершенно свободно, перелетая из комнаты в комнату, не встречая сопротивлений или преград. Входной двери в дом не было, как не было вообще никаких конструкций кроме бетона. Не было окон, не было дверей в квартирах и комнатах, и даже из любого подъезда можно было попасть на улицу совершенно свободно.

Обстановка, мебель, предметы, которые должны были бы быть в помещениях, как я помнил это по воспоминаниям, отсутствовали. Я не понимал, почему и куда все это делось, но сейчас это было именно так. Кое-где в углах я ощущал горстки пыли или чего-то напоминающее высохшую грязь или прах. Такие кучки сухой взвеси встречались в местах, где ветер или сквозняки не вымели их из помещения. Что это такое и из чего образовалось, я не знал, наверное, раньше это было чем-то, а может и кем-то.

Память периодически выдавала мне картинки, связанные с той жизнью, которую я вёл, но насколько это было давно и было ли это на самом деле я сейчас не смог бы с уверенностью ответить. Такие флешбэки возникали спонтанно и не зависели от моего желания или напряжения того, что можно было бы назвать разумом. Может быть, это были чужие видения или наведённые ментальные проекции от кого-то или чего-то.

Я осознавал себя как тень. Тень бесформенную или не до конца оформленную. Я мог сейчас вытянуться в длину на многие метры или сформироваться в шар, или отрастить конечности, но они получались у меня неоформленные, амёба подобные. Я не имел понятия, зачем их отращивать и для чего это нужно и поэтому бросил эти бесполезные занятия.

Под влиянием дуновения воздуха, я прогибался и если не прикладывать сил и желания, меня тут же расплёскивало по направлению воздушных потоков, превращая в лоскуты, трепещущие в сторону направления ветра, которые вытягивали меня за собой, превращая в длинные, рваные нити. Мне это не нравилось и поэтому, я усилием воли вновь принимал форму шара, чтобы было проще контролировать весь свой объем.

Я мог ощущать. Я чувствовал потоки и движения воздуха, когда мое неосязаемое тело продувалось насквозь и его несло в сторону, развеивая на лоскуты. Но приложив совсем крохотное усилие, я мог оставаться на месте, сохраняя форму и пропуская воздух сквозь себя. Когда всходило солнце, я чувствовал его свет, как излучение, которое пыталось придать моей сущности температуру, нагревая ее на несколько градусов, благодаря своему инфракрасному излучению. Я помнил такие понятия, и это было важно. Потоки света я мог частично поглощать или пропускать сквозь себя и в первом случае, на поверхности, возле которой я в данный момент находился, можно было заметить участок, где температура ее немного отличалась. Так я понял, что мое тело имеет размер, а точнее объем, который можно измерить опосредовано. Но для чего и каким образом измерять то, что не имеет конечной, зафиксированной формы, было непонятно, и я тут же отбросил эту бесполезную идею.

Я не мог видеть. Хотя раньше, для меня это имело значение. Я это помнил совершенно отчетливо. В нынешнем своем состоянии, я не имел органов осязания, как и обоняния, я был тенью. Чьей-то тенью. То, из чего я состоял, можно было бы назвать энергетической сущностью, но и энергии во мне сейчас не было. Я не мог накапливать ее или испускать какое-либо свечение или излучение, не мог заряжаться или тратить что-либо. Я был просто тенью. Любая тень, как я помнил, всегда была порождением света и какого-либо объекта, который отбрасывал ее, загораживая собой свет. Но свет сейчас проходил сквозь меня, не встречая сопротивления. Я мог впитать часть его спектра, и тогда я чувствовал, как температура моя становиться отличной от окружающей среды, но это не приносило мне удовольствия, хотя и дискомфорта тоже.

Зато я имел память. Она не была полной, скорее это были обрывки воспоминаний, разрозненные и не оформленные, но я помнил, что когда-то был существом, имевшим тело. Тело, которое имело массу и конкретную форму. Я не мог вспомнить, как оно выглядело, не помнил своих органов чувств, не помнил, как они работали и для чего они были мне нужны. Я не помнил, что значит видеть или слышать, каков на вкус воздух, вода или пища.

Пища. Я помнил, что раньше мне нужно было питаться, поглощать органику, воду и воздух, чтобы поддерживать свое тело в состоянии, для совершения каких-либо действий. Я не помнил, чтобы за последний отрезок своего осознанного существования я чем-либо питался. Если я существую, помню, могу передвигаться, то мне нужно, наверное, и питаться. Я попробовал понять, как это делать, и что для этого нужно, но моя память не содержала ничего подобного, и я отбросил и эту мысль, оставляя ее на потом.

Время. Еще одно понятие, которое мне теперь было непонятно. Я знал, что солнце всходит и заходит. Когда его нет, я не чувствовал его влияния на себя. Раньше я мог видеть, и тогда оно было нужно мне. Солнце позволяло мне прежнему не только что-либо рассмотреть, но оно давало мне тепло. Сейчас я чувствовал его потоки, и они были различны. Лишь одно из группы излучений могло воздействовать на меня нынешнего и придавать температуру. Хотя она мне была бесполезна, зато благодаря ней я знал, что наступает день. А когда этого излучения не было, то видимо это была ночь. Эти понятия я помнил, как помнил и то, что раньше ночью я спал, а днем бодрствовал, то есть был в активном сознании.

Глава 2. Авраам.

Вылететь из многоэтажки стоило мне нескольких секунд и порядком потраченных нервов. Для меня это было испытанием, прыжком со скалы, или даже своеобразным, метафизическим актом рождения. Изученный и ставший немного родным мир, состоящий из бетона, оказался покинут навсегда, и я почему-то почувствовал, что назад сюда я уже никогда не вернусь.

Длинная улица или даже проспект, был так же необитаемым, по крайней мере, в том месте, где я его пересек. Напротив, стоял такого же типа дом и для начала я решил исследовать его. Те же бетонные стены, те же разделенные на клетушки квартиры, те же коридоры тянулись через все этажи. Здесь так же не было никого, и ничем не примечательный дом мной был оставлен, после нескольких часов бесплодного блуждания по пустым его помещениям.

Следующий дом, затем следующий, и еще один такой же бетонный короб, не принесли мне ничего, кроме потраченного времени. Я чувствовал, что этот квартал не даст мне новостей и пересек поперечную улицу. Я остался на том же проспекте, но после перекрестка, дома стояли уже не пяти, а семиэтажные. В принципе не было разницы между ними изнутри, за исключением дополнительных двух этажей, а следовательно, и времени, потраченного мной на пустопорожние исследования.

Усталости я не ощущал, хотя мне начало казаться, что скорость моего перемещения несколько, едва ощутимо, но все же уменьшилась. Следующие два дома оказались тоже пустыми, хотя в последнем, я краешком своего сознания, ощутил небольшую яму или рытвину, на одном из этажей. Трудно описать ощущение, когда ты бесплотен и не обладаешь органами чувств. Просто во время перемещения, в этом месте, я как будто немного просел в своем прямолинейном полете, а затем вернулся на прежнюю высоту, продолжив свой путь, пролегающий прямо посреди коридора.

В тот момент я почувствовал то, что это уже было когда-то раньше, или, по крайней мере, было очень на то похоже. Немного покопавшись в памяти, я наконец-то нашел подходящее сравнение. Так я себя чувствовал, когда сидел в железном ящике, который летел куда-то на многокилометровой высоте и иногда проваливался в полете. Память мне подсказала и термин, который тогда озвучили мне — воздушная яма.

По большому счету, мое перемещение нельзя было назвать полетом, потому что у меня не было тела, и держался я в воздухе не благодаря аэродинамике. На самом деле, мне и воздух то был не сильно нужен, для такого моего перемещения. А если быть до конца честным, я совсем не был уверен даже в его наличии на этой планете, после той катастрофы, убившей на ней абсолютно все живое.

Только осознав последнюю мысль, я вдруг понял, чего мне не хватало подспудно, во время исследований домов и улиц. Я не заметил в них абсолютно ничего живого. То есть вообще ничего. Не было зверей, не было грызунов, не было насекомых, не было даже тараканов, хотя, казалось бы, куда от них деться? С растительностью было то же самое. Перед домами, там, где обычно растут газоны, не было даже земли, не говоря уже о траве, деревьях и кустах. Только пыль, тлен и серая поземка. Ветром трудно было назвать эти жалкие дуновения, но даже они умудрялись носить в своих слабеньких потоках пыльные дорожки и небольшие облачка тлена.

Не имея легких, носа и рецепторов, я не мог опознать тот газ, или смесь газов, что сейчас служили планете атмосферой, но мне почему-то казалось, что вдыхать его никому из живых, если таковые остались тут, без защиты органов дыхания, совсем не стоило. Воздухом, в том понимании, которое раньше вкладывалось в ту смесь газов, что окружала нас, здесь сейчас и не пахло. Меня все больше занимал вопрос, встречу ли я тут кого-то, ну хоть кого-то из живых, или я единственный, кто еще бродит по городу, в поисках хотя бы себе ныне подобных.

Я себя относил, как это не парадоксально звучит, к стану живых. «Я мыслю — значит, я существую». Этот постулат еще никто не отменял, и мне это служило достаточным основанием, чтобы считать себя таковым. Еще одним постулатом, которым я руководствовался все последующие дни: «Не важно, с какой скоростью ты движешься, главное не останавливаться».

Как бы это не казалось странным, но это все же принесло свои плоды. Не скажу, что это были сладкие и сочные плоды, но все же, хоть какие-то. На исходе не помню уже какого по счету дня, когда я перебирался уже через незнамо какую по счету улицу, я почувствовал поток чьего-то внимания. Это было похоже на слабое дуновение ветерка, вдруг тронувшего мое сознание, но форму я при этом не потерял, мой шар оставался идеально ровным. Поразмыслив, я завис на месте, решая сменить ли направление своего движения. Чужое внимание я ощутил сбоку от себя. Решив, что мне хватило уже полного одиночества, я двинулся вбок. Достигнув очередного строения, больше похожего на фабрику, а не на жилой дом, судя по отсутствию в стенах оконных проемов, я быстро облетел нижний этаж и вылетел на лестницу. Именно на ней меня ждал он.

Почему он, а не она? Я не знаю. Трудно думать о себе в каком-то роде, когда полностью отсутствуют какие-либо вторичные половые признаки, да и где им быть, когда ты незнамо кто и тела у тебя нет абсолютно никакого. Скорее это ощущалось по формам его мыслей, или способам логических построений его фраз. Хотя и фразами назвать трудно то, что не содержит слов, да и звуков, как средства их передачи. Мы обменивались мыслями, а еще точнее - мыслеобразами. Это когда получаешь целый пакет информации, содержащий не только мысль, но и визуальный образ того, о чем в ней идет речь. Ведь гораздо проще представить и передать картинку, к примеру, кабриолета, чем начать описывать его словами, начиная с покрышек и заканчивая цветом и формой его сложенной, откидной крыши.

Все дальнейшие на этой планете диалоги, я буду прописывать как обычные словесные формы, для простоты понимания и получения представления о том, о чем и от чьего лица идет речь. Но на самом деле, это будут мыслеформы и мыслеобразы, не требующие слов и череды, выстроенных в форме диалога фраз, состоящих из отдельных слов, восклицаний и междометий.

Глава 3. Схватка.

Авраам не спешил, а может быть просто не мог двигаться быстрее, если все что он мне успел рассказать, было правдой, а не заговариванием зубов. Мне же предстояло успеть придумать план бегства из этой туннельной крысоловки, где наше противостояние, сейчас представляло собой выдавливание последней капли кетчупа из пакета, с запертой крышкой, где этой каплей был, естественно, я сам. Вторым способом закончить эту партию, было принять бой и постараться при этом выжить, имея больший запас сил, опять-таки, если принять слова Авраама о том, что он сильно ослаб, на веру.

Я не стал исключать сразу ни один из этих двух вариантов. В любом случае, я буду искать лазейку, для того чтобы выскользнуть из этого здания без боя, к которому я был абсолютно не готов, а если это не удастся, то так и так бой станет попросту неизбежен. Сдаваться на милость победителя было не моей историей, это я знал точно, хотя откуда мне это было известно, совершенно непонятно. Судя по всему, это был очередной отголосок из моего далекого прошлого. Несколько раз я пытался использовать внезапные рывки, для того чтобы обойти Авраама сбоку, протиснуться вдоль стенки, но он удивительно резво успевал перекрывать мне эти лазейки. Слишком близко я старался к нему не подлетать, потому что отчетливо помнил, как мне стало нехорошо, при его первом ко мне приближении. Он словно вампир из сказок попытался обездвижить меня, чтобы потом без сопротивления выпить всю мою кровь, ну или в нынешнем положении - мою энергию.

Разговорами его отвлечь тоже не получалось, на все мои попытки послать ему мыслеобраз, я натыкался на его блок. Хотя он и посылал в меня какие-то сигналы, но они скорее носили характер своеобразных исследовательских зондов, чем его попыткой со мной пообщаться. Зато я смог уловить принцип построения его блока, несколько раз послав в него различные комбинации из ментальных сигналов и, изучив ответные реакции на них защиты разума Авраама. После нескольких таких неудачных попыток, я все же смог изобразить что-то подобное и тут же наткнулся на изумленный мыслеобраз Авраама, когда его зонды отскочили от меня так же, как мои до этого отскакивали от него.

После этого наш тандем стал двигаться немного быстрее, потому как Авраам увеличил скорость своего наступления, а мне в ответ пришлось ускорить свое отступление. Он видимо понял, что я не настроен тупо бежать, а пытаюсь по ходу дела выстроить какую-то защиту, что его явно не слишком устраивало. Мы к этому времени поднялись на четвертый, предпоследний этаж здания.

Пока мы его пролетали, я попробовал хоть как-то атаковать Авраама, выстреливая в его сторону ментальные импульсы, и пытаясь при этом представить их в виде чего-то, наподобие камня, выпущенного из рогатки или пращи. Если кто-то пробовал мысленно кинуть в не слишком приятного ему субъекта что-нибудь тяжелое, то он поймет всю бесплодность подобных моих ухищрений. На Авраама это тоже никак не подействовало. Я испробовал уже с десяток приемов, чтобы придать своим мыслям хоть какой-то ощутимый для противника урон, но ничего хорошего из этого не выходило. И вот тогда я вспомнил еще один мудрый постулат: «Безразличие — самый действенный способ защитить себя от нападок недоброжелателей». Если его можно использовать для защиты, то переиначив, можно попробовать и напасть.

Для начала я выстроил свой блок так, как подсмотрел у Авраама, но усилил его безразличием. И сразу же, я почувствовал себя намного уверенней. Мой доморощенный блок стал ощутимо прочнее и даже немного искрил, если присмотреться повнимательней. Я остался доволен результатом, особенно после того, как Авраам вдруг сбросил скорость, видимо ощутив изменения в моем сознании, и снова стал бомбардировать меня своими зондами. А я, используя образовавшуюся паузу, вооружился злостью. Для этого я вспомнил наш с ним недавний разговор, и сконцентрировался на его фразах, когда он рассказывал мне, как бездарно потратил многие дни, на хаотичное исследование квартала, бессистемно и бессмысленно тратя свое, а по итогам и мое время.

Я вспомнил свое чувство недовольства, когда я осознал, что мне придётся все же самому исследовать эти кварталы, и постарался превратить его в злость на этого бездаря. Я постепенно и неотвратимо разжигал внутри себя это чувство, а когда уровень накала моей злости достиг взрывного характера, и я был готов уже его хорошенько обматерить, то вместо этого, я сконцентрировался на форме и положении в пространстве его сознания и послал в него мысленную оплеуху.

Авраама ощутимо мотануло в сторону. Я ощутил, как он сбился с курса, и чуть было не впечатался в колонну, мимо которой в данный момент пролетал. Я усилием воли постарался сохранить нужный настрой и стал отвешивать ему тумаки, словно хотел своими ментальными кулаками, выбить из него всю его дурь. Одновременно с этим, я попытался отрастить из своего шарообразного сознания две плети, для того чтобы, находясь на безопасном расстоянии от него, усилить свои мысленные тумаки. Это сразу придало моим ударам мощи, и я уже вовсю метелил его, не давая опомниться, или же защититься. Иногда я все же ощущал под своими амебными конечностями что-то твердое или колкое, и понимал, что защищаться он все же пробует, но не снижал темп его ментального избиения. Я даже попробовал сделать из своих новых конечностей какое-то оружие, что-нибудь наподобие сабли или палаша, но внезапно понял, что не успеваю это сделать, потому что уже его победил.

Я больше не ощущал Авраама. Его сознание лопнуло и рассеялось в районе колонны, к которой я его прижал одним из отростков своего тела, пока вторым наносил размашистые затрещины. Подлетев к этой колонне, я на том месте, где он был, почувствовал одну из встреченных уже мной «воздушных ям» куда провалился на мгновение. Только в этот раз я сразу понял, что яма не пуста. Сейчас в ней плавали отголоски каких-то его мыслей, и воспоминаний, в виде медузообразной, ментальной субстанции, такого своеобразного, если можно так сказать, жиденького мозгового желе, только бесформенного и бестелесного. Я выпил этот бульон, впитал его в себя, поглотил своим сознанием, вычерпал из ямы всё, до самой последней, маленькой капельки.

Глава 4. Дилемма.

Несколько следующих дней прошли в поисках и исследованиях зданий, конструкций и промышленных построек. Как оказалось, тот корпус, где я встретил Авраама, было первым в череде похожих. Судя по всему, этот квартал был когда-то промышленной зоной. Я пытался отыскать в нем хоть что-нибудь, что дало бы мне ответ, насколько давно здесь уже так тихо и пустынно. Мои воспоминания не давали мне точки отсчета. Они могли показывать мне прошлое как десятилетней, так и тысячелетней истории. У меня не было понимания, какой сейчас год, но даже если бы мне кто-нибудь назвал точную цифру, я все равно не помнил, в каком столетии жил раньше.

Воспоминания Авраама, были так же беспорядочны и не связаны между собой как и мои. В них даже было еще меньше полезного или конкретного. Это были мгновенные вспышки его памяти, содержащие лица и фигуры каких-то людей, пейзажей, праздников. Несколько из них были посвящены его работе, или, по крайней мере, офисному помещению, где сидело много одинаково одетых фигур и что-то писало. Хотя возможно, это был конгресс или вообще библиотека, а может быть какой-то экзамен.

В поглощённом мной сознании Авраама, я не нашел ничего полезного для себя. Я рассчитывал увидеть его путь в этом городе, но или он реально не запомнил его, или я не смог вытащить эту информацию. Зато я получил в свое распоряжение его умение построения ментальной защиты. Как оказалось, он умел экранироваться практически наглухо. Я понял, что если бы он не захотел поболтать со мной, то я мог бы пролететь мимо него в метре, и при этом даже не ощутить его присутствие, до самой атаки.

Мой собственный защитный барьер, который, как я думал, был таким же как у Авраама, поскольку его основа и принципы построения были позаимствованы у него, не шел ни в какое сравнение с его ментальным блоком. Он, правда, обладал более активной защитной функцией, при которой атакующий меня сам получит урон, при касании его своим разумом, но зато пробить его было бы гораздо проще. Кроме этого, моя защита скорее демаскировала меня из-за искр, а блок Авраама обладал, наоборот, дополнительной функцией скрытности.

Это ставило передо мной дополнительную сложность. Если допустить, что ни один Авраам умел таким образом маскироваться, то все мои поиски, становились абсолютно бесполезными. Нет, конечно, с точки зрения освоения пространства и получения представлений, где я нахожусь, они были вполне оправданы, но вот поисками подобных мне и Аврааму сущностей, они точно не являлись. Я мог уже сотню раз пролететь мимо одного, или даже многих скрывшихся под такими вот блоками тенями, но при этом ни понять, и не ощутить никого из них.

А могло быть и еще того хуже. Если хотя бы кто-то из них, в случае если я натыкался на таких вот, скрытых под блоками теней, захотел бы на меня напасть, он мог просто лететь сзади и поджидать удобного случая, чтобы пообедать мной. Вполне возможно за мной следом уже сейчас тянется шлейф из таких желающих, а не напали они на меня только потому, что не смогли пока решить, кто именно из них атакует первым, или же кто выпьет меня, в случае если нападение будет совместным.

В первую очередь, следовало воспользоваться блоком Авраама, но я медлил, потому что понимал, что каждое из активных умений, при своем применении будет использовать мою энергию. Хорошо, раз энергии у меня нет, значит мою ментальную силу. Понять бы еще, что это конкретно такое, в чем измеряется, сколько ее у меня и как быстро она расходуется, в случае простого существования, и в случае использования мной блока, и сколько ее уходит на удар, в виде оплеух, которыми я воспользовался в предыдущей драке. А еще нужно было понять какая сила урона моих оплеух, какой коэффициент их полезного действия, то есть, насколько из потраченных мной сил, убывает сила противника, при моем ударе. Хотя, наверное, это зависит от его защиты, от ее качества и моих умений атаковать, которые по идее, должны с опытом вырасти. Потому что, скорее всего, атаки свои можно тоже развивать, а еще, наверняка есть множество уже кем-то давно придуманных вариантов, а может и комбинаций из защит и нападений, а я тут изобретаю заново трехколесный велосипед.

Круг замкнулся. Я снова пришел к выводу, что нужно найти контакты. Причем желательно контакты дружелюбные, которые помогут мне во всем тут разобраться, или хотя бы не убьют меня сразу. Я был готов отработать их знания и информацию, если для чего-то мог им сгодиться, что было сомнительно при моем практически нулевом уровне подготовки, к жизни в этом новом для меня мире.

Искать же кого-то, не обладая перспективой обнаружить контакт с более опытной тенью, было не слишком разумно. Но и не искать было нельзя, потому что пусть не через день, не через неделю, пусть даже не через месяц, но рано или поздно я погибну, исчерпав свой ресурс силы. Дилемма…

Возможно, я раньше обладал какими-то познаниями в области разума и логического мышления, потому что, осознав дилемму, начал вспоминать пути решения подобных задач. Во-первых, нужно было осознать встающие передо мной проблемы и последствия следования одним из двух вариантов, обозначенных данной дилеммой. Во-вторых, следовало поискать наименее очевидные пути ее решения. В-третьих, определить аргументы в пользу следования по каждому из вариантов, используя в том числе, соответствия их нормам этики и законам, принятым в существующем обществе, и наконец, определить все плюсы и минусы каждого из путей, в том числе с возможностью пожертвовать чем-то.

Картинка складывалась не слишком радостной и оптимистичной. Жертвовать мне было нечем, за исключением собственной жизни, если за жизнь принимать форму теперешнего существования моего сознания. Плюсы и минусы дилеммы я уже осознал, как и обе составляющие ее проблемы. С обществом и его законами было в принципе неясно, за отсутствием тут таковых. Оставалось попробовать найти какой-нибудь нетривиальный способ разрешения дилеммы, чтобы найти выход из моей патовой ситуации.

Подумав немного, я решил пойти все-таки путем своего возможного обнаружения. Пусть это было более опасно, но ждать собственного затухания, я не хотел. Итог тот же, но более малодушный и скучный. Если честно, то блуждания, даже планомерные и упорядоченные, мне тоже порядком надоели. Вот тут и пригодилось слово «нетривиальный» из моего, как оказалось, весьма специфичного лексикона. Я решил занять господствующую высоту и понаблюдать.