Мирай

Первая цепь

Моя жизнь никогда не была "нормальной". Дом? Семья? Друзья? Пустые слова. Я вырос в приюте. Первые десять лет – бесконечная череда унижений, голода и одиночества. Ничто не держало меня там. Ничто не держало меня *вообще*. Мир был гигантской пустотой, наполненным до краев лишь болью и злобой. В десять я сбежал. Куда? Не имело значения. Главное – прочь.

Моя "удача" привела меня прямиком в лапы работорговцев где после я очутился на черном рынке. Но покупатель нашелся необычный: не барин, а командир одного из повстанческих отрядов, сражавшихся в бесконечных конфликтах, терзавших окраины Мирай. Цена? Меня оглушило и я отключился. Очнулся в комнате с мешком на голове где стояли десятки таких же потерянных детей. Нас стали лепить в оружие. Жестоко, без права на слабость. Рукопашный бой. Холодное оружие. Огнестрел был только у надсмотрщиков – привилегия силы. Один парень не выдержал, рванулся к охраннику... Хлопок. И не один. Расстреляли его и еще троих "потенциальных бунтовщиков". С нами не церемонились. День за днем. Год за годом. Беспросветная тьма и злоба. Так прошло несколько лет.

В Восемнадцать меня бросили в ад. Нас, группу подростков-диверсантов, забросили в выжженный пустынный регион. Задача: внедриться в доверие к вражескому патрулю, а ночью – перерезать всех. Идея провалилась мгновенно. Нас раскрыли еще до заката. Завязалась перестрелка. Мой отряд... превратили в решето. "Почти" весь. Потому что один из нас, Ким, оказался крысой. Он сдался, предложив врагам провести их к основному лагерю повстанцев. Мы не знали главного: в каждого из нас при "выпуске" вживили подкожный имплант – трекер и капсулу с нервно-паралитическим ядом. На случай поимки или предательства.

Когда изменник с вражеским отрядом подошел к условленному месту сбора, их встретили не товарищи, а шквал огня. Приказ был краток: "Ликвидировать отряд. Весь. Предатели не нужны". Меня поставили на колени рядом с другими. Вопрос "как я выжил?" – риторический. Мир просто не захотел отпускать меня так легко. Пуля, предназначенная мне, рикошетом чиркнула по импланту на моем плече. Капсула треснула. Не разбилась – треснула. Часть яда вытекла, смешавшись с кровью, часть осталась внутри. Этого хватило. Ад начался мгновенно: пена изо рта, невыносимый жар, дикие судороги, сводившие мышцы в узлы. Я рухнул под градом пуль, корчась в конвульсиях. Больше получаса я горел изнутри, а потом... тьма. Очнулся в кромешной темноте, в липкой, зловонной яме. Тела. Кровь. Гниющая плоть. Я был погребен заживо среди своих. Имплант был разворочен, но я дышал. Чудо? Проклятие? Не знаю. Я выбрался. Ползком, сквозь трупы, на волю. Враг ушел, оставив зачищенное поле.

Добравшись до ближайшей деревушки, я был похож на выходца из могилы. Жители смотрели с опаской. Я не стал лезть в дома. У колодца, хрипя, набрал воды в найденную флягу, стащил пару лепешек. Силы кончались. Возле одного из домов, под навесом, горел старенький телевизор. На скамейке сидел старик, уставленно глядя на мерцающий экран. Я присел на корточки в тени, делая вид, что пью воду. По новостям говорили о войне. О боях на севере региона. Показали сгоревшие развалины – бывшую базу повстанцев. Ту самую, к которой вел предатель. Диктор сухо сообщил о "ликвидации крупного очага сепаратистов силами Авра на территории Мирай".

"Сволочи..." – прохрипел старик, не глядя на меня. – "Опять ихние герои постарались. Наши бы так не смогли".

Я насторожился. "Герои? Имперские?"

Старик мельком глянул на мою грязную, изодранную форму, на шрам от импланта, торчащий из-под рубахи. Взгляд его стал осторожнее, но усталая злоба пересилила. "А чьи еще? Эти... ублюдки в сияющих костюмах. Сынок, это не герои. Это монстры. Сделаны в лабораториях. Из людей".

"Из... людей?" – я не понял. Или не хотел понимать.

"Слухи ходят страшные, – старик понизил голос, хотя вокруг никого не было. – Говорят, сыворотку ихнюю варят... из мозгов и нервов. Живых. Пленных берут, мирных... всех, кто под руку попадется. Эксперименты. Война им – прикрытие. Им земли наши нужны, ресурсы... и люди. Как расходник".

Я вглядывался в экран. Там показывали кадры победного шествия имперских войск, мелькнул силуэт в футуристическом костюме. "А зачем тебе это знать, дед? Ты кто?"

Старик резко встал. "Кто я – тебя это ебать не должно! А тебя – убирайся отсюда, пока не навлек беду! Проваливай!" Его глаза метнулись к горизонту, где висела пыль от возможной техники.

Я не стал спорить. Схватил флягу, лепешки, натянул капюшон, закрывая лицо. Пустыня снова ждала. Моя цель теперь кристально ясна. Нужно добраться до прифронтовой зоны, где еще ходят поезда для беженцев. Добраться до города. А там... найти способ проникнуть туда, где творят этих "героев". В самое сердце тьмы.

*Цель: Уничтожить лабораторию, производящую препарат "Х". Выкрасть все данные о сыворотке. Узнать, как обратить эту адскую силу *против* ее создателей. И против всего этого прогнившего мира, породившего и героев, и таких, как я.

И пусть они запомнят не свет героя, а холодную, беспощадную тьму Антигероя. Пусть видят в моих глазах тот самый ад, из которого я выбрался. И содрогаются.

Встреча со врагом

Плечо ныло от еще свежой раны , а в горле пересохло. Я сунул руку в подсумок, нащупывая флягу с последними глотками воды и оставшуюся лепешку. Там же, под тряпьем, лежал мой складной бенокаль. Я достал его, развернул и поднес к глазам. Линзы, покрытые тонким слоем пыли, все же давали картинку. Я навел бинокль на деревню, которую только что покинул.

Старик был прав. Пыль. Много пыли на горизонте. Бронетранспортер? Грузовики? И они явно двигались в сторону деревни. Искали меня? Или просто зачищали территорию, забирая "припасы"? Плевать. Я сложил бинокаль и сунул обратно в подсумок. Развернулся, чтобы уйти глубже в пустоши. В этот момент донесся одинокий выстрел. Потом короткая, яростная очередь. Потом – тишина, гуще прежней. Я не обернулся. Не нужно. Я прекрасно понимал, что там уже никто не выжил. Ни старика, ни кого либо.

Пустоши поглощали меня. Шаг за шагом. Весь в пыли и песке . К закату, когда ноги уже горели, а глаза слипались от усталости, я увидел станцию-депо. Заброшенную, наполовину засыпанную песком, опутанную ржавыми трубами и вековой паутиной. Но на перроне маячила фигура часового с автоматом. Сторожил руины?

Мне показалось странным. Зачем? Я припал на песок , наблюдая. И понял. Это был не только часовой. Рядом стоял офицер "в форме Мирай", нервно куривший. Ждали кого-то. У станции толпились несколько перепуганных гражданских. Их охраняла пара военных. Эвакуационный пункт? Сборный пункт для беглецов? Была не была. Я встал во весь рост и пошел к ним, волоча ноги, изображая крайнюю степень истощения.

Не успел я сделать и десяти шагов по перрону, как на меня навели мушку .

"Стой! Руки!" – рявкнул солдат. Я поднял руки. "Откуда? Документы?"

"Из пустошей... – прохрипел я. – Документы... потерял...". Офицер кивнул солдатам: "Обыскать. В помещение."

Я прошел под конвоем в полуразрушенное здание вокзала. Глухой удар прикладом в затылок сбил меня с ног. Тьма.

Очнулся я на холодном бетонном полу. Голова гудела. На запястьях – наручники. Плащ с подсумком сняты. Я поднял голову. Офицер сидел на ящике, листая какие-то бумаги. Мои вещи лежали рядом.

"Верните... подсумок... плащ... – выдохнул я.

Офицер холодно посмотрел на меня. "У тебя нет документов. Нет оружия. Одежда – лохмотья. Ты либо грязный бродяга-мародер, либо... шпион. И то, и другое сейчас для нас – головная боль." Он кивнул солдатам: "Ждать здесь. До выяснения."

Стемнело.Загрохотали двигатели. К станции подошел военный бронепоезд. Нас, гражданских и меня, погрузили в товарный вагон. Меня – отдельно, в техническое помещение . Приковали наручниками за запястье к прочному поручню. Солдат, бросая мой плащ и подсумок к моим ногам, буркнул: "Сиди тихо. Твоя личность – под вопросом. Поедешь с нами. До выяснения." Поезд тронулся.

Я не знал, сколько мы ехали.Лепешка кончиласт через пару часов. Жажда и голод стали реальными чудовищами. Я лихорадочно думал о побеге, ощупывая наручники... В этот момент.

Налет.Свист, грохот, оглушительный удар такой силы, что вагон подбросило. Я с силой дернулся на прикованной руке, плечо хрустнуло от боли. Центральный двигающий вагон где-то впереди был вырван с рельс. Поезд встал, завалившись набок. В ушах звенело. Потом – выстрелы. Крики. Скрежет металла. Потом – почти тишина.*Адреналин заглушил боль.

И вдруг – офицер. Тот самый. Лицо в крови, форма порвана. Он ворвался в мой вагон, судорожно прижимая к груди металлический кейс. Его глаза метались. Он рванул к противоположной двери.

Дверь с той стороны выбилась внутрь с грохотом. Не открылась – вылетела, и врезалась в офицера, вдавливая его в пол . Кейс выскользнул из его рук, упав в полумраке рядом со мной.

На пороге, в клубах пыли, стоял Он Супер. Костюм – ослепительно белый с алыми молниями. Взгляд светился холодной яростью. Вот это сила – он только что выбил бронедверь.

Супер медленно направился к остаткам офицера. Его не интересовал я. Я действовал на автомате. Упал на пол, изображая контузию, и подполз к кейсу. Пальцы не как не могли назюпать кейс . Сломав большой палец, вывернув кисть в наручниках с хрустом. Боль пронзила. Но рука выскользнула. Я дернул кейс к себе, щелкнул замками. Внутри – документы. Планы. Шифры. Пароли. И... чертежи . Схема какого-то оружия. Пистолет? Странные пули – сплавы с упоминанием "метеоритной руды". Сверху красной ручкой: "Теор. расчет. Неэффективно против класса А+". Плевать.Это было оружие против *них*.

Я судорожно начал перебирать бумаги, пытаясь запомнить каждую линию схемы... Внезапно свет лампы перекрыла тень.

"Отдай. Документы." Голос был холодным. Супер стоял надо мной. "Или присоединишься к нему." Он кивнул на офицера.

Выбора не было. Я протянул ему папку с документами. Взяв все необходимое он вылетел в пролом.

Маленькая победа. Чертеж был у меня. Я схватил его, яростно разорвал на мелкие клочки . Запоминал.Каждую деталь. Каждый сплав.

Через пару часов прибвли грузовики с подкреплением. Выживших гражданских погрузили. Меня, закованного снова, с опухшей рукой и пустым подсумком, закинули в отдельный кузов. Повезли к городу.

На въезде – КПП.Каждого вытаскивали, допрашивали, обыскивали.Моя очередь. Меня втолкнули в комнату. Пустая, бетонная. Стол. За столом – офицер контрразведки. Холодные глаза. Перед ним – пустая папка с надписью "Досье" и чистый лист бумаги. Он медленно достал ручку.

"Начнем, – сказал он без интонации. – Кто ты? Откуда? И что ты делал в том поезде?" Его взгляд упал на мою окровавленную, неестественно вывернутую кисть. "Говори. У меня мало времени, а у тебя... еще меньше."

Казнь под пулями

Мы были в странном здании. Огромное, серое, уходящее вглубь земли лабиринтами коридоров. Возле стен – массивнвх плит стали Мирай. Дышалось пылью.

Нельзя раскрываться.Я нащупал единственную нить и выкручиваться из этой ситуации: "Потеря памяти... Очнулся в пустошах... Еле добрался..." – выдавил я офицеру Мирай, вжимаясь спиной в холодный стул.

Он подозрительно покосился на меня, цокнул. Но ты выжил. После встречи с ним. Как он выглядел?" Голос был острым, как нож.

Я описал. Белый костюм. Алые молнии. Темные волосы. Красные, бездушные глаза. Офицер не моргнув записал что-то в толстое досье и свой потрепанный блокнот. "Красная Молния. S+ класс. Редко кто уходит живым после таких встреч..." – он встал, подошел вплотную. Его дыхание пахло дешевым табаком. "Знаешь ты смахиваешь на имперскую крысу. Слишком... живучий."

Он резко развернулся, прошелся к тяжелой металлической двери, отбил код кулаком: *Тук-тук-тук... тук... тук-тук-тук-тук.* "Код 0.1.4! Подозрение в шпионаже. Перевести под максимальный надзор!"

Дверь распахнулась. Вошли двое. Без слов. Надели наручники потуже прежних. Повели. Вниз. Еще ниже. Сырость въедалась в кожу. Свет тусклых ламп дрожал. Завели в комнату без окон. Приковали к креслу ремнями – руки, ноги, грудь. Двинуться было нельзя.

Вошел мужчина в форе и халате. Холодный взгляд поверх очков. Шприц блеснул в свете лампы. "Инъекция 'V'. Коллеги зовут... *сывороткой правды*." Укол в шею. Ледяная волна по венам.

Вернулся офицер. Его лицо плыло перед глазами. Вопросы. Резкие. Четкие. Как удары. И слова вырывались из меня сами, помимо воли, помимо мысли. Весь мой путь. Приют. Побег. Повстанцы. Расстрел. Яма. Деревня. Старик. Пустоши. Станция. Поезд. Красная Молния. До последней пылинки.

Офицер выслушал, не меняясь в лице. Выключил диктофон. "Завтра. На рассвете. Расстрел." – бросил он через плечо, уходя. Доктор в халате лишь пожал плечами: "Интересный экземпляр. Жаль." Проговорил военный ученый .

Ночь в камере.Не камера – бетонный гроб. Темнота густая, как смола. Я не спал. Ждал выстрелов в голову. Ждал конца.

Рассвет.Серой, холодный. Меня вывели. Не в город. Снова – пустоши. Выжженная земля под низким свинцовым небом. Поставили в шеренгу. Рядом – такие же обреченные. Шпионы (настоящие или нет?). Предатели. Дезертиры. Всех смешала мясорубка войны.

Вышел тот офицер. Построил расстрельную команду. С ним – доктор в халате, наблюдающий со скучающим видом. Солдаты щелкнули затворами. "Оружие на готове! Цельсь!" – команда прозвучала металлически.

*Наконец-то,* – пронеслось в голове. Конец пути. Конец боли. Я вгляделся в серый горизонт, готовый принять пулю.

"Пли!"– не успело сорваться с губ офицера.

*Гул* Нарастающий, зловещий. С неба. Бросил взгляд вверх – стальные птицы. Бомбардировщики. Под прикрытием истребителей. Один "ястреб", резко пикируя, открыл шквальный огонь из пушек прямо по нам!

Ад. Земля вздыбилась. Грузовики разорвало в щепки и огненные шары. Солдаты, еще секунду назад целящиеся, превратились в кровавое месиво. Крики. Дым. Хаос.

Меня сбило с ног взрывной волной. Оглох. Засыпало песком. Выкарабкался. Полз. Увидел солдата. Молодого. Лежал у обломков грузовика. Живот разворочен. Глаза – полные ужаса и... понимания. Я подполз. Он схватил меня за рукав с невероятной силой, впиваясь взглядом. Из горла хлынула алая пена. Он прохрипел, давясь кровью: "Я...Хо... чу...Вы...жи...вть..." Потом слабее: "Мне... терять... нечего..." Его глаза потухли. Рука разжалась.

Похож...– мелькнуло. Пустота. Как у меня. Я вытащил его документы из нагрудного кармана. Все в теплой, липкой крови. Вырвал фотографию – улыбающееся незнакомое лицо – и сунул в карман. Остальное – в подсумок.

Поднялся. Огляделся. Никто не шевелился. Только дым да стоны умирающей техники. Имперская авиация уходила к горизонту. Я ретировался. Обратно. К столице. Сжимая в кулаке чужую фотографию. Шел по пустоши, еле перебирая ногами, чувствуя, как песок набивается в раны, а на губах – привкус пороха и чужой крови. Снова один. Снова выжил. Проклятие.

*Цель*: все записи об моем допросе уничтожить

Кровавая маска

Песок хрустел на зубах. Каждый шаг по выжженной пустоши отзывался огнем в мышцах и тупой болью в вывернутой руке. Солнце, низкое и медное, выжигало последние силы. "Еще немного... До руин... До воды..."Мысли путались, сливаясь с гудением в ушах. Я споткнулся и рухнул лицом в раскаленный песок, подняв облако пыли. Лицо горело, в глазах потемнело. Я перевернулся на спину, задыхаясь. В кулаке, судорожно сжатом даже в бессознательном усилии, хлюпала пропитанная запекшейся кровью фотография. Улыбающееся лицо незнакомца. *Идиот...* – пронеслось в помутневшем сознании. Нашел свое счастье... в этом аду... Тьма накрыла с головой.

Не знал, сколько пролежал. Часы? Минуты? Сознание вернулось с назойливым жужжанием. Над ним, черным зловещим крестом на фоне блеклого неба, кружил стервятник, выжидающе планируя ниже. Резкий звук двигателя заставил птицу взметнуться ввысь. Я слабо повернул голову. К нему, поднимая шлейф пыли, полз бронетранспортер «Скорпион» – угловатый, покрытый слоем песка , с тускло поблескивающим пулеметом на башне. Люк открылся. Двое в камуфляже Мирай, с автоматами наизготовку, осторожно подошли. Один пнул ногой, проверяя реакцию. Я лишь слабо застонал.

– Живой! – крикнул тот, кто пнул, голос хриплый от пыли.

– Тащите!

Меня втащили в душную, пропахшую машинным маслом . Положили на металлический пол. Кто-то сунул в рот шершавую флягу. Я жадно глотнул теплой, солоноватой воды – вкус жизни, хоть и грязной. Горло обожгло, но пил, пока её не отняли.

– Документы? – спросил старший по виду, унтер из разведроты, его лицо было покрыто сетью мелких шрамов. Глаза – холодные, как сталь.

Я молча сунул свободной рукой в карман грязной формы, достал смятые, пропитанные бурыми пятнами документы. Унтер взял их аккуратно за уголок, развернул. Прочел имя. Взгляд скользнул с бумаги на изможденное лицо героя, задержался на неестественно вывернутой кисти, на запекшейся крови на виске.

– Джек Стоун? – переспросил унтер, голос ровный, без эмоций.

Лежавший на полу , чувствуя, как сухость снова сжимает горло, хрипло выдавил:

– Да.

Унтер еще раз посмотрел на документы, потом на него. Не изменившись в лице, махнул рукой солдату. Тот протянул флешку-жетон.

– Твоя. Не теряй.

Без нее – шпион или дезертир.

Пуля в лоб.

Подозрение висело в воздухе густой пылью. Унтер ткнул пальцем в кулак героя:

– А это что? Там же фота была?

Я не разжал пальцев. Сжал сильнее, чувствуя, как картонка впивается в кожу. – Залило кровью... Размокла... Выбросил. – Голос был плоским, уставшим.

– Не могу... смотреть на счастливого себя.

Унтер хмыкнул, недоверчиво, но больше не стал спрашивать. *Пыльные псы" (контрразведка) разберутся,*– было написано в его взгляде.

Через несколько часов тряски они были на большом КПП на окраине прифронтового города. Джека Стоуна вытащили на КПП. Допрос был коротким, жестким, под прицелами. Он повторил легенду: конвой на расстрел дезертиров, авианалет, хаос, он – единственный выживший. Голос дрожал – от слабости. Документы солдата прошли первичную проверку. Его "восстановили", выдали новую флешку-жетон "(старую, с кровью, забрали "на экспертизу"), стандартный солдатский паек и... проводили в казарму.

"Комната" – это было громко сказано. Отсек в громадном ангаре, переоборудованном под жилье. Десятки двухъярусных коек, тумбочки, вечно пахнущий потом, пылью . Рядовым отдельной комнаты не полагалось. Привилегия – для "Стальных Волков" (элитных подразделений) или офицеров. Я нашел свою койку по номеру на жетоне. Принял ледяной душ в общей душевой – вода была по расписанию, слабая струйка. Переоделся в выданную чистую, но грубую форму. Боль в руке стала тупой, ноющей. Документы вспомнил я. Пока они целы – Я Джек Стоун.

Цель была ясна: Архив. Туда свозили личные дела расстрелянных, дезертиров, "шпионов". Туда же – диктофоны допросов. Он двинулся по коридорам укрепрайона, стараясь не выделяться среди других изможденных лиц. Здание было бетонным ульем, гудевшим от шагов, команд, лязга железа.

В помещении с выцветшей табличкой "Учет Личного Состава" за решеткой сидел капрал с вечно недовольным лицом и сигаретой в уголке рта.

– Чего?

буркнул он, не отрываясь от старого терминала.

– Документы расстрелянных. За... последние две недели. И диктофоны допросов к ним. Приказ для отчета.

Капрал смерил его взглядом. – Приказ? Где бумага?

– Устный. От сержанта Векса. Срочно. – Я выдержал взгляд. Имя сержанта он услышал по дороге.

Капрал нехотя цокнул языком, достал из-под стола грязный бланк. – Пиши: Запрос на ознакомление. ФИО, номер части, жетона. И зачем тебе, рядовой?

Я заполнил бланк но думал (что легко списать на контузию), указав цель: "Составление отчета о потерях для штаба роты". Капрал пробурчал что-то невнятное, оторвал корешок и сунул ему:

– Иди в Архив. Четвертый коридор, дверь с красным крестом. Там покажи. Только смотри, ничего не порви и не заляпай. И быстро.

Архив был полутемным подвальным помещением, заставленными стеллажами с папками и коробками с чипами. Пахло пылью и тленом. Пожилой солдат-архивариус, в очках на кончике носа, взял корешок, вздохнул.

– Расстрельные дела? Две недели? Ладно... – Он повернулся к стеллажу, начал перебирать папки.

– Сиди. Не шуми.

Я сел на единственный свободный ящик. Время тянулось мучительно. Архивариус клал передо мной папки одна за другой. Я механически листал их, делая вид, что выписывает данные в блокнот (который стащил в казарме). Лица, судьбы, обвинения... Все сливалось в кровавый калейдоскоп. *Где же... Где?*

И вот она. Папка без имени на обложке, только номер. Но внутри – его фотография из приюта (откуда?!), описание шрама от импланта, подробности "признания" под сывороткой. И маленький диктофон в прозрачном пакете. Кровь ударила в виски. *Спокойно.*