РАССКАЗ САМИЛАКИ О ЕГО ПРОШЛОМ.
— Моя семья богатая.
Очень.
Слишком богатая.
В богатых семьях всё строго.
Чем больше денег в семье, тем более ущемленные дети.
Нам денег не давали.
И ничего не позволяли.
Батюшка воспитывал нас в строгости.
В день перед Праздником Императора нам запретили всё.
Даже ходить в туалет запретили.
Нас приковали к стене.
И даже думать не разрешали.
Я и моя сестра Дафна сидели на полу.
Гремели цепями.
Стемнело.
Совсем стемнело.
ЧЕМ ТЕМНЕЕ, ТЕМ СТРАШНЕЕ.
Дафна прижалась ко мне.
— Самилака, — Дафна дрожала.
От холода дрожала.
Нам отключили отопление. — Когда ты вырастешь.
Если нам дадут вырасти…
Ты, какую жену себе хочешь?
— Йа?
Жену?
А мне жена нужна?
— Всем нужна жена, Самилака, — глаза сестрички блестели.
— И даже тебе нужна жена?
— Нуууу.
Не знаю, как насчет жены.
А муж нужен обязательно.
Для статуса.
И, чтобы мужем можно было похвастаться.
Мои подружки хотят себе богачей.
Богатых мужей желают.
— Зачем тебе богатый?
Богатый муж.
Наши родители умрут.
Мы получим наследства.
Денег у нас — космос!
— Вот, и я думаю, зачем мне богатый муж? — Дафна рассмеялась. — Я хочу не балованного.
А все богатые — баловни.
Я возьму бедняка в мужья.
Трудолюбивого.
И некрасивого.
ВСЕ КРАСАВЦЫ — ЖУЛИКИ!
— Даааа?
Дафна, тогда я женюсь на беднячке.
На красивой.
ДЕВУШКИ МОГУТ ЖИТЬ С НЕКРАСИВЫМИ, А ПАРНИ С НЕКРАСИВЫМИ НЕ МОГУТ.
Возьму в жены стриптизершу.
Стриптизерши мечтают стать женой богатого.
И будут очень дорожить мной.
— Самилака?
— Да, Дафна.
— Откуда ты знаешь?
Об этих?
О стриптизёршах?
Они же раздеваются перед всеми.
И танцуют голые.
За деньги.
— Дафна!
Я о стриптизёршах смотрел галосериал.
А ты, откуда, знаешь?
О стриптизёршах?
— Я тоже смотрю галосериалы.
И тайком рассматриваю папочкины журналы.
Я тоже хочу стать стриптизершей.
Ничего не делаешь.
Только танцуешь.
И тебя всё обожают. — Дафна замолчала.
В глазах её плавала мечта.
— Дафна?
Почему нам не внесли лампы?
Обычно нас оставляли со светом.
— Наверно, к родителям прилетели гости.
Высокопоставленные чиновники.
А высокопоставленные гости не любят детей.
Чужих детей не любят.
Поэтому нас спрятали.
ДЕТЬМИ МОЖНО ГОРДИТЬСЯ, А МОЖНО И ДЕТЬМИ СТЫДИТЬСЯ.
— Дафна.
Я слышал, как в комнатах звенело.
Шуршало.
Постукивало.
Целый день.
И прошмыгнул курьер.
Маленький курьер.
Темный.
С огромным ящиком.
Я знаю этого курьера.
Он — курьер по особым доставкам.
Его имя — Дюсельдорф.
— Дюсельдорф! — Дафна захлопала в ладошки. — Я его тоже знаю.
Он ворует у нас еду со стола.
Прячет в свой мешок.
А, вдруг, курьер нас унесёт?
Схватит и утащит.
Так родители избавятся от нас.
— ЕСЛИ БЫ ХОТЕЛИ ОТ НАС ИЗБАВИТЬСЯ, ТО НЕ РОЖАЛИ БЫ.
— Самилака!
— Да, Дафна.
— В твоём голосе звучит сомнение.
— Не сомневаются только мертвые.
— Ой, Самилака!
Не говори о мертвых.
И так страшно.
А то придут мертвецы.
Зубами — Клац-клац.
И сожрут нас.
— Теперь ты меня напугала, Дафна.
— Я всё думаю о курьере.
Курьер Дюсельдорф не отмечен печатью красоты.
Сухой.
Маленький.
Лицо морщинистое.
На правом глазу — повязка.
Черная пиратская повязка.
Дюсельдорф — лысый.
Совсем.
Я видела.
Он носит парик.
Белый.
Красивый парик.
Парик сделан из стеклянных нитей.
Дорогой парик.
Дюсельдорф и сам не бедняк.
Он умеет делать двигатели.
Двигатели для космояхт.
КТО УМЕЕТ — ТОТ БОГАТ.
Когда мотор на нашей какой-нибудь космояхте начинает капризничать, приходит Дюсельдорф.
Он снимает парик.
Стеклянный парик.
Стаскивает панталоны.
Панталоны у него желтые.
Дюсельдорф аккуратный.
Он не хочет запачкать свою одежду.
Курьер раздевается догола.
Повязывает передник.
Обычно передник у него — голубой.
Тыкает в двигатель инструментами.
Мне даже становится жалко двигатель.
Но Дюсельдорф его не доламывает.
Он, наоборот.
Чинит двигатель.
Двигатель оживает.
Начинает подрагивать.
Сосет нейтринную пыль.
А потом двигатель совершает гипер прыжок.
Далеко.
Изящно совершает.
И без перегрева.
— Мне тоже нравится, — я засмеялся. — Нравится смотреть, как Дюсельдорф работает.
Но не нравится на него смотреть, когда у него передник задирается.
И оголяет.
А так — курьер веселый!
КУРЬЕР ОБЯЗАН БЫТЬ ВЕСЕЛЫЙ И С ЦЕЛЫМИ ЗУБАМИ.
Пока он работает, я шарю по его сумкам.
Дюсельдорф не замечает меня.
Он ворчит под нос.
Шаркает ножкой.
Морщит лицо.
Так он занят починкой.
Я в это время у него беру из сумок что-нибудь затейливое.
Штучку.
Или что-то похожее на игрушку.
— Самилака!
Тебе уже восемнадцать лет.
Ты очень скромный.
Стыдливый.
Всегда смущаешься.
Щеки у тебя краснеют.
В ванной закрываешься, когда моешься.
Или что-нибудь ещё там в ванной делаешь.
Наши горничные сокрушаются.
Они говорят, что не знают, есть ли у тебя член.
Подсматривают.