Миссионеры
ГЛАВА ПЕРВАЯ
— Итак, исходя из вашего донесения, господин посол, нынешняя обстановка в Хартуме требует нашего незамедлительного вмешательства, - рассудительно проговорил мистер Лайонел Гарвей, вдохнув свежий аромат крепкого индийского табака, предоставлялвшего ему огромную почву для дальнейших размышлений и умозаключений. Когда же он тщательно осознал все сказанное им, он приподнялся со стула и, пройдясь несколько раз по кабинету, обставленному изящными греческими скульптурами и бюстами, остановился возле «Юлия Цезаря» и устремил свой взгляд на стоявшего напротив посланника.
— Всё верно, сэр, - отвечал посол, продолжая упорно стоять на одном месте и нисколько не желая присесть, словно был готов в ту же минуту удалиться из зала, - Ситуация оказалась столь сложной, что без принятия решительных мер с нашей стороны не обойтись. Вопрос лишь в том, сэр, каким образом наше правительство посчитает целесообразным поступить. Как показывает нынешная ситуация, дипломатия, как говорится, omnimo impotens est.
Мистер Гарвей, будучи в совершенном недоумении, прикусил губу и вновь уселся; худое лицо его приняло странное выражение. Своим «великим европейским» умом он никак не мог уразуметь, отчего дипломатия могущественной Британской Империи оказывается бессильной перед африканскими «кочевниками», у которых нет ни своего флота, ни боеспособной армии, ни высокоразвитой индустриальной мощи. У него возникли большие сомнения в непобедимости британской дипломатии, которой в последнее время охотно бравировала вся политическая элита, от рядового члена парламента до придворных его величества, короля Георга.
— Каковыми же были меры дипломатического урегулирования ситуации? Неужели они отказались нам их выдать даже при очевидной возможности вторжения?
Посланник тут же поспешно достал из кармана кафтана документ и, протянув его мистеру Гарвею, промолвил:
— Извольте прочесть.
— Что это? – озабоченным тоном спросил мистер Гарвей.
— Предоставляю вам сведения, полученные от наших разведчиков в Хартуме. Информация, как вы понимаете, секретна.
Лайонел кивнул, взял письмо и, раскрыв, поднёс к свету.
В адресованном ему же послании было сказано о том, что тамошний правитель Хартума издал указ о необходимости запретить всякую деятельность «неверных», ибо они в нарушение их веры занимаются вредительством, разобщая «единый дружный народ Судана», который волен поклоняться и чтить всемогущего Аллаха, но никак не Христа.
Теперь же всех посланников Божьих приказали подвергать преследованию.
Кроме того, в письме подробно описывался инцидент, связанный с арестом группы проповедников под руководством преподобного Иэна Годуэра, прибывшие с особой миссией, но которых не только не поняли, но и обрекли на всенародное поругание.
— По словам агентов, - продолжал посланник, - истязания преподобного отца были сравнимы с мучениями Иисуса: ворвались в дом, вытащили на площадь и прилюдно закидали камнями.
Внимательно выслушивая всё это, Гарвей в беспокойстве постукивал пальцами по столу.
— И что же? – спросил он, призадумавшись, - никаких ответных мер наше правительство не сумело принять. Неужели дипломатическое разрешение кризиса не удалось?
Посланник в ответ развёл руками:
— Увы. Все попытки провалились из-за чрезвычайно резкой позиции правителя. Все наши дипломаты были высланы из страны под угрозой смертной казни.
И, сказав это, он с выжидающим любопытством стал глядеть на Лайонела; мол, каковы будут ваши дальнейшие соображения.
Мистера Гарвея между тем охватило ещё большие гнев и тревога. В какой-то момент он, закашляв, встал со стула и, деловито пройдясь по кабинету, поднял свой указательный палец; в его голове уже родилась великая мысль, с которой он непременно желал поделиться с посланником.
— Ну, раз эти ироды отказываются идти по мирному пути, то нам ни что не мешает принять крайние меры.
Посол озабоченно кивнул ему.
— Что ж, в наших силах – оказать давление на правительство султаната и принудить их к капитуляции. Но стоит брать в расчёт также и нынешнее геополитическое положение в Европе.
— Разумеется. Однако вы видите, во что были обращены наши попытки просветить народ магометанский. И проблема, я бы даже сказал, слабость нашей дипломатии, мой друг, как раз и кроется в том, что мы пытаемся пролить луч света там, где он совершенно не нужен. Ну и зачем мы должны безмолвно наблюдать за тем, как наши усилия предают жестокому бичеванию? Зачем, когда мы можем отплатить им той же монетой.
Эти грозные слова произвели на после чрезвычайно сильное впечатление:
— То есть, вы хотите…
— Да, - подтвердил его догадки Гарвей, - послать в Нубию наш флот и сровнять их государство с землёй. Тогда, быть может, они пойдут нам на уступки, хотя я не особо верю в то.
— Что ж, я передам вашу просьбу его величеству, - спешно проговорил посол, - сегодня же. Будьте уверены, что она будет исполнена.
С этими словами он поспешил к выходу.
— Непременно передайте! – крикнул ему напоследок Лайонел, - нам нужны беспощадные конкистадоры, и тогда – victoria erit nobiscum.
Когда посланник, захлопнув за собой дверь, удалился прочь, мистер Гарвей, поразмыслив ещё раз над своей идеей, с восхищением вдохнул ещё раз аромат индийского табака.
— Что ж, пожалуй, стоит освежить свой ум, - произнёс он и, также покинув кабинет, вышел на террасу.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Рассвет… тёплый атлантический бриз и отдалённые крики чаек. Окружённое бескрайними океанскими просторами судно «Миссионер» одиноко проплывало вдоль Бискайского залива, огибая скалистые возвышения Пиренейского полуострова. Хотя никаких препятствий на своём пути корабль ещё не встречал, перемещался он неторопливо и неспешно, раскачиваясь на несущихся навстречу ему волнах.
Всё потому, что этот огромный великан вёз груз из пятидесяти живых душ с запасом провианта на целых три года; это было не жалкое торговое судёнышко, которые частенько встречаются в этих краях, а самый что ни на есть настоящий, лучший представитель военных парусных фрегатов. Истинный морской лев, которому подвластны все известные человечеству моря и океаны. Ему не страшны ни яростно бушующие волны в грозный шторм, ни снизошедший с небес ливень (кара Божья за все грехи людские), ни даже налетевшая из тумана пиратская флотилия. Прекрасно зная о своей участи, фрегат «Миссионер» не спешил однако достигнуть берегов Красного Моря, ибо предстояло преодолеть ещё две тысячи морских миль.
Когда солнце наконец достигло зенита и осветило своими яркими лучами воды Атлантики, капитан Лигетт, руководивший всем этим предприятием, сложил подзорную трубу и, убедившись в безобидности нынешнего состояния погоды, с воодушевлением принялся расхаживать по палубе, оглядываясь по сторонам и прищуривая правый глаз от яркого дневного света.
Как уже было сказано, Джозеф Лигетт возглавлял экспедицию, и потому на нём лежала ответственность не только за все пятьдесят душ, что пребывали на корабле, но и за успешное проведение карательного похода, предпринятого британским правительством и его величеством, королём Георгом. Задачи, поставленные перед ним вышестоящим руководством, несомненно отложили на характере капитана неизгладимый след: уже с виду было понятно, что этот низкорослый человек с впалыми зоркими глазами, высоким лбом и бульдожьей челюстью – истинное воплощение дьявола на земле. Причём признавали это не только заклятые его враги, каковых было немало, но и товарищи по плаванию; моряки, которые в лицо никогда не осмелились бы ему заявить об этом, иначе бы просто лишились достойного существования и были бы обречены на вечные страдания.
Неудивительно, что там, где у командования находился капитан Лигетт, все ходили по струнам, и ни разу от него не было никаких пререканий. Любое ослушание он не просто не выносил, но и пресекал всеми возможными методами, от угроз сбросить за борт до прямого расстрела. А если добавить к этому и его прихрамывание на правую ногу, отчего ему приходилось ходить с костылём в руках, то невольно вырисовывается достаточно полный профиль, позволяющий судить о нём как о прошедшем через многие испытания в жизни вояке и в совершенстве знающего военно-морское ремесло. Именно военно-морское, ибо по признанию самого Лигетта, служба на каком-нибудь английском торговом судне его отягощала и раздражала до невозможности. Всё это казалось ему уделом людей, не сведущих ничего в масштабных государственных делах и политической стратегии.
— Заниматься мелкими сделками с иностранными купцами – значит продать свою жизнь за бесценок и посвятить её обывательщине! – неоднократно утверждал он.
Теперь же его мечта сбылась: ему была доверена должность капитана целого фрегата, которому, правда, суждено затеряться в далёких морях Африки.