ВНИМАНИЕ!!!
ЧЕРНОВИК!!!
Ульяна
— Квартирка только после ремонта, — погладив с лаской стены, словно сам их красил, произнес старый извращуга. У этого мухомора было стремительно развивающееся косоглазие. В частности, на мои сиськи.
— Две комнаты, санузел, кухня-студия, парковка, — снова залип на мои прелести, затем откашлялся и, неловко отведя бесстыжие глаза, продолжил, — детская площадка, ежедневный мусоровывоз, — (он действительно только что это ляпнул?) — удобная транспортная развязка…
— Достаточно, — усмехнувшись, прервала чудака, пока он не начал рассказывать о наличие лампочек и кнопок в лифте, как о великом техническом прогрессе.
Жадность извращуги до денег, который последние десять минут набивал цену, не знала меры и стыда.
Мужик кивнул, замялся, а я между тем прошлась по кухне-студии, призывно цокая своими каблуками. Провела рукой по барной стойке, удобной спинке мягкого дивана и, обернувшись, устремила взгляд на окно. Вид, конечно, оставлял желать лучшего. Всего-то второй этаж, зато цена дешевле, чем на верхних.
— Ну как, подходит? — подал голос мухомор, что на сей раз наслаждался видом моей задницы и стройных ног, облаченных в черные чулочки.
А теперь, Улька, время торговаться!
— Не знаю, — неопределенно пожала плечами, нарочно нахмурившись. — Стены кривые, — тут я безбожно солгала, — ванна с туалетом вместе, — продолжала старательно изображать снобку, — да и вид не впечатляет, — закончила и обернулась к мужику, акулой на него вытаращившись. Зачастую, от такого прямого взгляда люди начинали колебаться и прогибаться.
Старый хрен почесал подбородок, покосился на стены и вздохнул, что-то бубня про горе строителей и их руки из места ниже спины. Ловко, я его!
— Да, но квартира только после ремонта! — начал он гнуть свою линию. — Дом элитный, соседи приличные люди…
— Нет, — отрезала. — Даже с ремонтом это слишком дорого.
— Девушка, при всем уважении…
— При всем уважении, — повторила его слова и оскалилась, — а что, собственно говоря, с налогами?
— Ч-что? — опешил он, а его лицо вытянулось. — Это с какими такими налогами?
— Которые вы должны платить, разумеется! — взмахнула истерично руками. — Я не хочу быть соучастницей преступления, — стала строить из себя жертву, надув капризно губки. — Тем более за такую сумму, — тоненько так намекнула…
Мужик побледнел, ослабил тугой галстук и потер внезапно покрасневшую шею.
— Девушка, не думаю тогда, что квартира вам подходит, — пошел на попятную. Ну уж нет, мухомор! Не для того я терпела твои похотливые взгляды, кирдык тебя за ногу! — Опять же, вид плохой, цена вас не устраивает…
— Следующих хозяев тоже вряд ли устроит незаконное снятие жилья. Договор заверен нотариусом? — сузила хищно щелки.
Его ноздри раздулись, один глаз дернулся, а сам он зыркнул на меня, как на врага народа.
— Девонька, побойся Бога, — упомянул всевышнего, надеясь на мою благосклонность.
— А я, знаете ли, не верую. Мне черти ближе, — сверкнула угрожающе глазами.
— Думаю, мы сможем с вами договориться, — сдался он через силу, а я победно ухмыльнулась.
Достала из сумочки деньги, походкой от бедра продефилировала к старикану, торжественно вручила деньги и потрепала его по щеке.
— Вот и отлично, красавчик.
Все краски с него сошли, уже два глаза дернулись, а я продолжая нагло лыбится во все свои ровные и белые тридцать два зуба, откинула волосы назад и пошла на выход, под недовольное пыхтение сзади.
— В понедельник с утра — выезжаю! Чао!
— Сатана в юбке! — уже услышала на лестничной клетке и шкодливо хихикнула.
Вот, и обзавелась жильем на три месяца. Эх, заживу…
***
— Ух, свиное рыло! Да, я бы тебя жопой на кол посадил! — орал дед с пивом в руке, которое выплескивалась из бутылки. — Сидит он в думе, хмырь пузатый! Мурло!
— А ты ж много понимаешь, бизнесмен фигов, — уже запричитала моя ба. — Не, ну, вы гляньте-ка на него. Не угомониться никак диванный эксперт. Где взял? — забрала у него бабуля с силой бутылку и дала легкий подзатыльник по перемотанной голове.
— Улька, ты? — это крик папы. Наверняка, в комнате закрылся и опять свои эксперименты ставил. Б-р-р, мерзость! — Посмотри, рядом с тобой нет Маруси?
— Что? Какая Маруси?
— Крыса белая!
Я завопила, аки резанная. Подскочила на стул, и стала в ужасе озираться вокруг себя на наличие белой твари.
Японский Бог, когда ж это закончиться-то? Дурдом отдыхает…
— Не вопи так! — выбежал отец с бешенными глазами на выкате. — Ты ее спугнешь! Опять к соседям по водосточной трубе сбежит. Жаловаться будут! Цыц!
— Это потому что дырку в стене заделать надо! — гаркнула, только с работы пришедшая, маман, весьма и весьма недовольная. Впрочем, как и всегда. — Так некому! У нас дело важное! — со злой иронией выплюнула. — Дел по горло! Работаешь-работаешь, как волк, а этот крысятник разводит…
Капельки воды, весьма заманчиво и интригующе скатывались под полотенце. Япона мать, благослови хоккеистов и их кубики! Сколько тут кубиков?
Раз…два…три…четыре… Восемь! Их восемь! И они такие твердые, гладкие, что хочется потрогать…облизать… А грудь? Это не грудь, это произведение искусства! Если бы к этому телу в комплекте не шла голова, что зло на меня зыркнула, то я бы непременно воспользовалась ситуацией.
— Фролова… — рыкнул Синица. Отлично, от безразличия мы перешли к ненависти. Прогресс… — Ты меня преследуешь?
— Хочу задать тебе тот же вопрос, — приподняв стервозно бровь, хамовито изрекла, по-прежнему без стеснения его разглядывая. Краснеть — не мой случай!
— Ты что, синяя? — наклонился ко мне, сузив угрожающе свои щелки.
Капля воды с его волос упала мне в декольте, скатываясь в ложбинку, отчего по коже пробежали знакомые мурашки. Клянусь, если этот плейбой не перестанет испытывать меня, я накинусь на него, как мартовская кошка!
— Нет, — хмыкнула, — но я склоняюсь к тому, что булочка, которую я съела, была не первой свежести. От отравления могут быть галлюцинации?
Иначе как объяснить то, что он стоял на пороге моей квартиры, в чем мать родила. Синица издал рычащий звук, возвел глаза к потолку, закрыл их и тяжело задышал, будто сдерживаясь. От этого его каменное тело напряглось еще больше, и чего уж там… Я протянула руку, дабы коснуться, того, что не давало мне покоя по ночам. Рука скользнула по тем самым кубикам и Синица, дернувшись, отскочил от меня, как от холеры.
— Не лапай меня! — шикнул.
— Какие мы скромные, — фыркнула. — Чемоданы поможешь занести? — кивнула на груду торб около себя. В недоумении он застыл, пуще прежнего закипая и краснея. — Ладно, я сама!
Взяв ручку чемодана, ненавязчиво вклинилась между застывшей статуи ошарашенного парня и юркнула в квартиру. Не успела я сделать и двух шагов, как меня грубо схватили за руку.
— Куда?
— Я к себе домой! — остервенело взревела. Ишь, ты моду взял! Хватает он меня!
— Куда? — вытянулось его лицо.
Оказывается, и невозмутимого Синицына можно удивить. Какая честь!
— Послушай, я не знаю, какого лешего ты забыл в моей квартире…
— Твоей? С каких пор она твоя? — теперь он насмешливо на меня взирал с высоты своего роста, как на нерадивое дитя.
— С тех пор, пупсик, как я ее сняла!
— Да что ты? — ядовито пролепетал. — А ничего, что эту квартиру уже снял я? — и с видом победителя он сложил руки на груди, потому что теперь я на него глядела с невежественно открытой варежкой и выпученными шарами.
— Наверное, — неловко заправила прядь волос за ухо, — твой срок аренды истек, потому что вчера…
— Да, вчера вечером я въехал! — с нажимом отрезал. — А позавчера снял!
— Тысяча чертей, не может того быть!
Димка устало вздохнул, потер переносицу, что-то нелицеприятное пробурчал себе под нос, вспоминая почему-то моих бедных родственников и отправляя меня к ним в незамедлительное путешествие.
— Фролова, кончай этот цирк. Это переходит все границы. Я не собираюсь с тобой спать, даже если ты будешь ночевать под моей дверью.
— С чего бы мне ночевать под дверью, когда у меня есть квартира? — коброй прошипела, сверкая своими очами.
— С того что если ты надеешься, что я из жалости…
Мой фальшивый издевательский смех прервал его тираду. Облизнув свои губки, встала в воинственную позу, бросая дерзкое заявление:
— Со мной, пупсик, спят не из жалости, а от желания. И, поверь, дорогой, последнее, на кого можно надеяться, так это на законченного импотента.
— Я, по-твоему, импотент? — рявкнул, рывком притягивая к себе.
Мы стояли близко, делили один воздух, что наэлектризовался от напряжения между нами, и были очевидно на той стадии, где люди друг друга либо убивают либо занимаются крышесносным сексом. Я, к слову, была не против последнего. Его голубые глаза потемнели, когда я придвинулась еще ближе, желая в полной мере довести его до ручки. Пальцами пробежалась по груди, провела вдоль пресса, очерчивая длинным ноготком каждый кубик, бесстыдно полезла ниже накрывая его внушительное достоинство.
— Демоница! — сжав кулаки и отскочив от меня, в сердцах выплюнул.
Кажется, он действительно верил, что я нечисть, судя по его проклинающему взгляну. Он, поди, сейчас креститься начнет и кричать: «Изыди! Изыди!» Но как бы мой мальчик себя не обманывал, а он хотел. Очень. Хотел меня.
— Меня называли и похуже, — обольстительно улыбнулась, подмигнув. — А теперь, если не возражаешь, — я вновь шагнула за порог, но Синицын, захлопнул дверь прямо перед моим носом, со словами:
— Ты не войдешь в мою квартиру.
— Послушай, — раздраженно закатила глаза. — Это моя квартира. Я… Ее… Сняла, — объяснила медленным тоном этому тормозу. Вот же, Фома неверующий!
— Я же сказал, чтобы ты заканчивала со своими фокусами! — взорвался он, стукнув кулаком по двери.
И вот теперь, когда мы остались в квартире наедине в оглушающей тишине и с сексуальным напряжением, я выжидающе уставилась на Синицына. Возможно, он и слался образом холодного чурбана, но всегда был почтителен с девушками. С расчетом на это я, собственно говоря, и ждала пока проявиться его исключительная джентльменская натура, и он быстренько собирает свои вещички и укатит в неизвестном направлении. Но минута утекала за минутой, а Синицын так и не сдвинулся с места, глядя на меня в упор.
— Тебе вызвать такси? — прервал он первым молчание, а меня перекосило. Хамло неотесанное!
— С чего бы вдруг мне вызвать такси? — хмыкнув, плюхнулась обратно в кресло, изящно закинула ногу на ногу. — А тебе помочь свои пожитки собрать?
Кажется, меня прокляли. До седьмого поколения, как пить дать! А нам не привыкать — мы закаленные! Нервным движением он взлохматил свои волосы, что уже успели высохнуть, и Синица сквозь зубы процедил:
— Я никуда не собираюсь. Значит так, Фролова, — едва ли выговорил мое имя, словно оно было ядовитым, — я пошел разбираться, а ты долго не засиживайся.
Засим командир пожелал еще раз окатить меня убийственным взглядом, пнуть с дурости мой чемоданчик и откланяться, громко хлопнув дверью.
Никто и не сомневался, что неразумный побежит восстанавливать справедливость. Ну, а мы как более развитые, а то бишь хитрые, шустро поскакали в комнату. Как я и ожидала, Синица все же мужик, а против природы, едрит мадрид, не попрешь, потому-то и не удивилась, застав кучу неразобранных коробок в комнате, пару разбросанных носков, а еще конструкцию весьма сомнительного и подозрительного вида. Большую в почти мой рост штуковину, накрытую покрывалом до самого низа. Жуть какая!
Быстро все это безобразие перетащила в зал, поставила около выхода, а носочки с полотенцем так уж и быть, сжалившись, запихнула в первую попавшуюся коробку. Осталась только эта подлянка. Разумно решив, что самой мне такую громадину не поднять, оставила сие безобразие для хозяина. И так чуть не надорвалась, а я девушка хрупкая, нежная. Я же будущая мать, в конце-то концов!
Свои же вещи, я поспешила разложить по полочкам в шкафу. Лифчик к лифчикам, трусишки к трусишкам, пижамки, носочки, чулочки (колготы принципиально не ношу, не комильфо это) и все остальные женские премудрости. Не поленилась даже по цветам рассортировать. Косметику на столик в комнате. Крема, гели, шампунь (импортный, между прочим, из самого Парижу) обосновала в ванной, обувь нашла свое место в прихожей.
Так, тихо мурлыча себе под нос, и справилась. Поставив ноутбук на стол, осмотрелась и счастливо вздохнула. Эх, лепота!
Вдруг Сатанинская конструкция шевельнулось, а я замерла — точно вкопанная. Что-то под ним угрожающе поскреблось и я с воплем:
— Дьявол!
Пробкой вылетела из спальни, не забыв захлопнуть дверь.
Накручивая круги вокруг дивана, дошло… Чего это я? В самом деле? Нервная такая, что бес в церкви. Непорядок. Лялю — ухажера моего шкафовидного не испугалась, когда тот полез в окно с цветами, да пылкими речами. А уж, поверьте мне, там было чего пугаться!
Здоровый лоб, морда-лица перекошенная и зловещая, лапищи, что дубины, и ко всему прочему — влюблен. Влюблен окончательно и бесповоротно! С его-то слов. И все бы ничего… Что я от ухажеров через форточки туалетов не уматывала удочки, что-ли? Так, этот настойчивый гад жениться вздумал! Угрожает этим, по сей день! Уж ежели Лялю не испугалась, то, что мне до ветерка. Просто ветерок подул, а я натура впечатлительная… На том и решила что, дескать, всяких странных конструкций не боюсь, а в комнату не заходила, потому что вещи уже разложила. И чего там, собственно говоря, делать?
Очень кстати заурчал живот и я, посетовав на голодного предателя, стала рыскать в поисках еды. В чем преуспела. Пицца была хоть и не первой свежести, но голод не сосед — от него не уйдешь. Так меня, жадно жующую, и застал Синица. Даже ничего не сказал. Видимо мои голодные зенки были весомым аргументом, против его претензий.
— И как? Разобрался? — отрывая кусок пиццы зубами, поинтересовалась. Без ехидства, к слову, и с искренним интересом. В конце-то концов, нужно же ему где-то жить?
Уже привычно холодный Синицын опустился на стул за барную стойку аккурат напротив меня. Взял кусок пиццы, не внимая на мое возмущенное:
— Эй!
Откусил, прожевал и невозмутимо поведал:
— Хозяева деньги не вернут, — ну это и так понятно, но отчего-то свое саркастическое замечание оставила при себе, — они их на адвокатов потратили. Но предложили альтернативу…
Синицын сделал выразительную паузу, а я навострила ушки, как та лиса.
— Пять месяцев вместо трех.
— Почему это пять?
Тут уже Синицын искривился в усмешке и нахально заявил:
— Потому что кое-кого жаба задавила! — и не успела я вставить слово, как продолжил, — Ты заплатила за два по цене трех. Поэтому, на правах сильного пола я живу, первые три месяца, а потом заселяешься ты на два.
Кусок пиццы встал в горле, глаз дернулся, спина неестественно выпрямилась — точно деревянная. Вернуться домой? На три месяца.… От подобной мысли тотчас же заворотило. Уж лучше, я со свету сведу этого сильного на правах слабого!
Проснулась, не от криков за стеной, не от того, что папина очередная крыса сбежала, а от вони. Вони гари, что нещадно щипала нос.
— Ёшкин кот! — поднялась на кровати, осматриваясь по сторонам. В комнате ничего не горело, а вот с кухни дым пробирался даже в комнату.
Мне хватило доли секунды, чтобы подорваться, накинуть на полупрозрачную сорочку халат и вылететь из комнаты.
Синицын, мать его за ногу, кашляя, открывал окна, на плите стояло нечто напоминающее угли, а перепуганная птица сидела на холодильнике почти под самым потолком, словно это из нее пытались приготовить завтрак. М-да, картина маслом…
Глаз дернулся, кулачки сжались, а мой тяжелый вздох был красноречивее всяких слов. И в выходной поспать не дадут, ироды! Уже переехала, так и тут сюрприз. Получите, распишете-с! И чего ему, спрашивается, не спится-то?!
— Синицын, — обманчиво спокойно начала, — ты что спалить нас живьем решил?
— Нет, — сухо бросил.
Подошел к своему неудавшемуся блюду и, скорчив кислую мину, бросил сковороду в мойку.
Я, облокотившись на дверь и сложив руки под грудью, не без удовольствия стала наблюдать, как тот самый непобедимый гонщик «счастливчик» не может победить одну несчастную сковородку. Не по Сеньке шапка оказалась! Моющего слишком много, пены через край, а сам, забрызгав себя, он хмуро и натужно драил сковородку. Впрочем, как мне показалось, за своей хмуростью он скрывал смущение.
— Отойди, — подойдя к нему, оттеснила бедром, забрала губку и принялась за сковородку.Ъ
На секунду вдруг показалось, что лицо Синицы озарилось благодарностью, но уже через миг оно было, как и всегда, мрачно отстраненное. Тихо почти неслышно, он буркнул:
— Спасибо.
После посуды я принялась за завтрак. Готовить я умела. Эту науку освоила еще с детства, когда меня от греха подальше отправляли на каникулы в деревню к бабуле. Умела, но не сказать, что любила. Путь к сердцу мужчины лежит через желудок, — твердила моя ба, а вот я с годами стала в этом сомневаться. Через другое у них лежит (но лучше когда стоит) этот самый путь к сердцу!
Но раз уж Синица, оказался тем самым исключением, то отчего же не блеснуть своими умениями? В стряпне, разумеется.
Димка удивился, но промолчал, лишь зорко наблюдая за моими манипуляциями. Видать, голод замучил парня.
Я не сильно заморочилась, но омлет с грибами и помидорами (и откуда только?) получился, чудо как хорош. Гренки румяные с поджаристой корочкой и ничуть не подгорелые. Поставив все это на стол, хотела было взяться за кофе, но Димка со словами:
— Я сам.
Включил кофемашину. Велика наука! Тоже мне бариста! Но и я деликатно промолчала, да и приятно мне стало. Какой никакой, а знак внимания!
— Сколько сахара?
— Без сахара.
На мои слова он усмехнулся, мол, ничего другого не ожидал. Ну и пускай! Мне этот сахар потом боком обойдется, в самом прямом смысле слова. А мне формы беречь нужно!
Димка вновь сел напротив, поставив передо мной чашку с ароматным напитком. Недоверчиво оглядел мою стряпню, словно проверяя на наличие яда. Отрезал кусочек и поднес ко рту. Фома неверующий, прости господи! Появись у меня желание его отравить, я бы не стала действовать так явно. За первым кусочком следом отправился второй, за вторым третий и, вот, уже Димка уплетал омлет за обе щеки.
— Надо же, Фролова, — прожевав и запив кофе, обронил, — не думал, что ты умеешь готовить. Удивила.
— Я еще не так умею удивлять, — пряча кривую ухмылку в чашке, ответила, ненавязчиво так накрыв своей рукой его крепкую и мужскую ладонь, которую он сию же секунду отдернул, точно пришибленный током.
Плату у него, что ли за завтрак спросить натурой? Не-а, не даст. Пришла к выводу, вглядевшись в его суровые черты.
— Вряд ли осталось чем, — на мою изогнутую в вопросе бровь, продолжил, — пол команды судачит о твоих талантах. И среди них, — едко усмехнулся, — определенно точно я ни разу не слышал о готовке.
— О, — в тон ему прилетело. Не думал же этот ядовитый змей, что сможет меня смутить, верно?! — А ты значит интересовался?
— У Лебедя язык без костей. Метет, что помело. Тебе бы стоило быть более осмотрительней в своем выборе.
Ох, и зря.… Зря, он ступил на этот тонкий лед.
— Поверь, дорогой, я крайне осмотрительна. И то, что у него язык без костей, — облизнула нижнюю губу, затем ее прикусив, — только плюс.
Синицын сглотнул. Он точно это сделал, говорю вам! Затем отвел свои вспыхнувшие в одночасье глазищи, потер шею и молча уткнулся в тарелку.
И все-таки красивый гад! Красивый и недоступный. Мнется, что девка на сене! А про пол команды.… Это он, безусловно, загнул. Спала я лишь с двумя из «Волков». И первый, к слову, был моим парнем. Никита Громов. Встречались мы не столь долго, но время это проводили с пользой, а с Лебедевым мы просто спали. Он был хорош, но крайне надоедлив, потому наши пути и разошлись, как в море корабли. Жаль, что морем этим был наш городок, и час от часу нам приходилось сталкиваться.
Доедали в молчании. Димка торчал в телефоне. Не то ли переписывался, не то ли просто просматривал сообщения, а я ненавязчиво так пыталась подсмотреть. Глаз нет да нет, а косил на гаджет.
Через несколько минут входная дверь хлопнула. Ушел. Жаль, что не со своим барахлом.
Зла не хватает на этого Синицу! Гаденыш неблагодарный!
Схватив чистое белье, я потопала в душ, где все так же продолжила проклинать своего соседа. Зачастую ванные процедуры (масочки, скрабики и остальные женские премудрости) меня успокаивали, но сейчас я была настолько рассержена, что мне не помог бы и флакон валерьянки. Макияж выходил из рук вон плохо, а вдобавок еще и стрелки смазались. Рука, едрит мадрит, дрогнула. Еще птица эта дурацкая над душой села. Села и бдит в два ока!
— Чтоб тебя! — шикнула, швырнув подводку на стол.
Покосилась на время, вздохнув. Я опаздывала больше обычного. Непорядок. Поди, опять эта выскочка Алехина прискачет. Мымра! На мое местечко позарилась, небось.
К слову, Катька Алехина моя головная боль, моя палка в колесе, моя «та самая соперница», которой при встрече хочется выцарапать глаза и вытереть волосами пол. Терпеть друг друга мы не могли лет эдак с шести. Мало нам места на одной планете, и все тут!
«Крутая девчонка из параллели»
«Ей недавно такую мобилу подарили — закачаешься!»
«Видела платье на диск
отеке? Говорят, мол, из самого Милана притаранили»
«У Алехиной тусовка намечается! Ее пращуры свалили на дачу. Будет даже ди-джей!»
«А Алехина встречается с Игорем Соколовским. Прикинь? И как она его только захомутала?»
Как-как? Узрела своими глазищами лупатыми, как Игорек меня провожал, и целоваться лез, вот и захомутала. Дала, наверное, я-то только дразнила. И на тусу ее тухлую не пошла. И платье у меня было не хуже, а даже лучше. И вообще, самой крутой девчонкой параллели была я!
Алехина не дала мне спокойно выдохнуть и перекреститься даже после выпуска. Увы, судьба оказалась той еще шутницей-озорницей, поэтому после потрясного лета, когда я ступила ногой за порог альма-матер первым, что попалось мне на глаза была Катька.
Будучи человеком, скажем так, не особо ответственным, то естественно все собрания нашей новоиспеченной группы я пропустила по причине тяжелой формы похмелья. И, конечно же, когда первого сентября до моих ушей донесся ее голос, подобный поросячьему визгу:
«ИДЕ-164!»
Я была на грани нервного срыва или убийства. Клянусь, я уже представляла, как пускаю слезу над ее надгробием, но девки удержали меня от этой глупости. Поэтому, конечно же, в отместку этой вопиющей несправедливости я отбила у нее парня, что впоследствии оказалось не такой уж замечательной идеей. Отделаться от него оказалось куда сложнее, чем закадрить.
С тех пор мисс зануда не придумала ничего лучше, чем подбирать за мной объедки. Уж не ведаю, каким чудом, но стоило мне только расстаться с моей не лучшей половинкой, как она тут как тут. Спешит на помощь, дабы подставить свое женское плечо и насолить мне. И все было вполне терпимо, пока она не позарилась на Синицу.
Кружит вокруг него, как коршун. Впрочем, это полбеды. Остальная ее часть заключалась в том, что Алехина своими кривыми ногами доковыляла дальше. Совершенно «случайным» образом стала заниматься моделингом, раскручивать свой инстаграм и сниматься у тех же фотографов, что и я. Совпадение? Не думаю…
Воображение нарисовало картинку пьяного Синицына в утешающих объятиях этой зануды. От этого меня передернуло, а помада, что я держала у губ, мазнула по щеке. Нет. Не бывать этому!
Птица, словно в подтверждение моим мыслям, клацнула клювом и распахнула крылья, приземлившись на стол.
— Еда! Еда! Еда! — заголосило животное.
— Брысь! Брысь!
— Еда! Еда!
— Кыш! Нет у меня еды! Кыш!
В ответ мелкий невоспитанный засранец свистнул прямо из-под моей руки подводку.
— Еда! — взревело животное, отнюдь не попугайским голосом, и, взмахнув крыльями, повисло в воздухе.
— Эй! — всполошилась я. — Отдай!
Чертова птица вместо этого начала наматывать круги по комнате вереща одно единственное слово: «Еда!»
— Суп сварю! — пригрозила, бросаясь рысью за ней.
«Конечно, Фролова, чем же ты еще можешь заниматься, как не сражаться в интеллекте с животным, которое надуло тебя» — язвительно прокомментировал тот самый внутренний голос, когда птица вылетела из комнаты, и я, побежав за ней, врезалась в косяк.
— Твою дивизию! Ну, сейчас ты у меня попляшешь! — выскочила из-за двери, схватила веник и, оскалившись, принялась гонять этого Емелю!
Война значит война!
— Еда! Еда!
Зарычав, кинула веником — точно в попугая, но промазала, оставшись без оружия.
— Ладно! Сдаюсь! — пошла на попятную, подняв руки вверх.
Зуб даю, животное ухмыльнулось, сделало победный круг, а после приземлилось на холодильник, напыщенно выпятив грудь. Поди, сейчас лопнет от гордости.
— И чем тебя кормить? — спросила, выставляя руки в боки.
— Еда!
— Хорошо, будет тебе еда!
Подойдя к холодильнику, заглянула внутрь и впервые задумалась…
Еще не переступив порог дома, я подобно заправскому шпиону прислушалась.
Пусто!
Первая мысль.
А где это он шляется?
Вторая.
Зайдя в квартиру, заглянула в комнату, в туалет, но так никого и не обнаружила. Синицы не было. Более того он так и не появился. Похоже, я отвоевала территорию, но почему же тогда я не испытывала ни толику чувств победителя. Ни тебе радости, ни ликования, даже улыбаться не хотелось! Может, оно и к лучшему… Морщины не появятся.
Хотя нет… появятся. Каждый раз, проходя мимо зеркала, я заставала свою хмурую физиономию. И что не так с этим Синицыным? Почему даже тот же фотогрифишка едва ли из штанов не выпрыгивал, напрашиваясь на «чай», а этот из дому сбежал. И куда только, спрашивается?
А потом дошло куда.… На трек! Воскресенье, как-никак. Сегодня в свет выходил «Счастливчик». Этого парня без тормозов мир имел счастье наблюдать всего пару раз в неделю. Преимущественно в выходные, когда вся молодежь собиралась на треке, пила, курила (не только сигареты), обжималась и отрывалась.
Меня уже звали, не то чтобы мне нужно было приглашение.… Но я все равно отказалась. У меня съемка в пять утра. И пусть я была безответственной задницей, но припереться с бодуна на съемку даже я себе не могла позволить.
Ну, почему именно завтра? Ненавижу понедельники.
С этой мыслью я и заснула, с этой же мыслью и проснулась в начало пятого утра. Несмотря на то что солнце еще не встало, зверюга настойчиво требовал еды.… Накормите его, и все тут. Махнув на того рукой, сперва поплелась в душ, где чертова птица караулила меня под дверью, вопя:
— Еда!
— Суп сварю! — в ответ гаркнула, открывая воду.
После душа, когда я стала походить на человека, а не зомби, сжалившись, все же потопала кормить стервятника.
Где, скажите мне на милость, шарился ее хозяин?
— Сам свалил, а я тут кормилицей подрабатывай, — проворчала, нарезая банан.
— Тебя никто не просил, — раздался голос Синицына, отчего я едва не отрезала себе палец, так дернулась. Интересно… Это я такая невнимательная или он такой бесшумный?
— Попробуй твою птицу не корми, она бы меня сожрала с говном, — не стесняясь сквернословить, шикнула.
Синицын на последнем слове поморщился. Он из тех, которые обычно читали лекции на тему: «Ты же девочка — не выражайся! Ты же девочка — не дерись!». Проповедник, в общем… Зуб даю, он и на пасху яйца красит. Надеюсь, не свои…
Дима приподнял брови, жестом руки меня позвал меня за собой, направляясь в мою комнату, подошел к клетке, открыл ее и Емеля тут как тут залетел и присосался к поилке, а еще я заметила, что у него полная тарелка зерен. Оу, вот значит как…
— Как гонка? — решила перевести тему.
Во-первых, извиняться я не то чтобы очень умела, а во-вторых он мужчина. Пусть первый!
— Выиграл, — как само собой разумеющееся, сказал.
И, пожалуй, у этой птички было основание так высоко летать. Вот уже как четвертый месяц, как только Синицын появился на треке, ему равных — не сыскать. Машину он вел четко, уверенно. В нем не было ненужного пафоса и излишнего драйва. Каждый поворот, каждое ускорение плавное, а не грубое и резкое. Заговаривал он ее что ли? Но факт оставался фактом, и тачка его слушалась.
— Поздравляю, — беря в руки тоналку, произнесла.
И ведь правда поздравляла! От чистого сердца! А Синица и тут насторожился, нахохлился, густые брови свел к переносице. Стало тотчас же неловко, словно все сказанные слова ранее встали между нами.
— Фролова…
— Ммм? — отозвалась, украдкой кинув на него взгляд в зеркало.
Ссоры для меня дело привычное. Яд сцедить, погавкать — хлебом меня не корми, сама знала, какая зараза. Все давно привыкли к моему паскудному характеру, поэтому перестали обращать внимание. Побеснуюсь-побеснуюсь и успокоюсь. Человеком я была отходчивым, пусть и крайне мстительным. Все ссоры сходили на нет. Просто забывались. А тут этот Синицын! Как комом в горле встал! Не найти ни слов, ни выражений.
— Я погорячился, в общем, — сказал, как отрезал. Не ныл, не мялся, не юлил, а мужественно признал свою вину. — Я не должен был так говорить о твоей бабушке и дедушке. Поэтому прошу у тебя прощения.
— Прощаю, — великодушно заявила.
Не надеялся же он, что я попрошу прощения в ответ? А нет.… Судя по поднятым бровям, еще как надеялся. Вот несмышленыш! До чего же глупенький… Я же Улька Фролова! Девушка! А девушке свойственно делать глупости.
Дернула плечами, мол, отстань, холера. Привязался.… Но он как стоял, так и остался стоять, точно грозная туча надо мной.
— Ну, что еще?
— Ничего не хочешь сказать?
— Эм… Доброе утро? — улыбнулась сконфуженно через зеркало.
Не заставит же он меня извиняться, в самом деле. Я и так признала свою вину, честно-честно! Ну, зачем об этом вслух говорить?
— Ты неисправима, — пробормотал, выходя из комнаты.
Вот же заноза! Пора вытащить ее из задницы, а то зудеть начинает!
— Пытаюсь прикоснуться к прекрасному, — ни разу не смутившись мило ответила, взмахнув ресницами.
Может после сна он более сговорчивый?
Его пресс напрягся и, конечно же, я вперилась своими бесстыжими глазками туда, куда обычно приличные девушки не смотрят. Но я и не былв приличной.
— Ф-фролова, — рявкнул. Он настолько обескуражен моей прямотой, что не смог подобрать слов.
— Да ладно тебе, Синицын, — томно прошептала, наклоняясь. — Не строй из себя монаха. Дай своей руке сегодня отдохнуть.
Вы же в курсе, чем занимаются парни, когда остаются одни?
Нужно брать пока горяченький, поэтому, не теряя ни секунды, прильнула к нему, жадно впиваясь в эти сахарные губы. Губы мечты. Зацепила игриво зубками, но тут же меня за плечи отстранили.
— Фролова, — бешено выплюнул, подскакивая, будто к нему сзади кто-то пристроился, но я-то точно была спереди. — Ты хуже любого похотливого мужика! — негодующе вскрикнул.
— Сказал мужик, у которого встал, — хищно оскалилась, разглядывая его ожившее «хозяйство». Надо же, живой!
Внизу живота приятно потянуло. Моя девочка буквально затрепетала от счастья.
— Это просто реакция организма, — пробормотал он, проводя рукой по лицу, словно смахивая с себя наваждение.
— А тебе что, чувства надо? — издевательски хохотнула, подступая ближе.
Осталось еще чуть-чуть дожать…
Но Димка от меня тотчас же отскочил, как от прокаженной.
— Я в душ, а потом нам нужно серьезно поговорить, — отчеканил, а затем юркнул за дверь, буквально сбегая от меня.
В этот же момент моя девочка, обливаясь слезами, кричала: «Не-ет!».
Я разочарованно поплелась на кухню, думая о сегодняшней встрече с фотографом. Сможет ли он утолить мой голод, после того, что я имела счастье наблюдать?! Меня терзали смутные сомнения. Оставалось надеяться, что я не затрахаю его до смерти, пардон за мой французский.
И все же… Я первая кто был так близок к неприступной крепости. Первая из всех «охотниц». Возможно, и была та счастливица на свете, что покорила этого парня.
Может быть даже не одна, но Синицын в нашем городе жил всего два года, а его прошлое было окутано темным мраком. Не девственник же он, в самом деле!
А может, он действительно из чувствительных мальчиков? Вот умора!
Когда он зашел на кухню, к моему глубочайшему сожалению, полностью одетый, то сел аккурат напротив меня. Со своим этим выражением лица, аля серьезный босс, отчего я насторожилась.
— Мы выяснили, что тебе есть, где жить. Поэтому, думаю в свете последних событий тебе лучше переехать.
Опять двадцать пять!
В его голосе прозвучало твердое намерение меня вышвырнуть. Чтоб ему икалось днем и ночью!
— Если я отсюда уйду, то только вперед ногами!
— Договорились, — бодро кивнул, встал и, с легкостью перекинув меня на плечо, потащил к выходу.
— А ну пусти! Пусти! — верещала, хватаясь за все подряд.
Синицын, отодрав меня от косяка, донес до двери, открыл и, забавляясь, усмехнулся:
— Вперед ногами, говоришь?
— Не смей! Слышишь, не смей! — схватилась за шкаф, когда тот бесцеремонно потащил меня через дверь. — Да чтоб тебе пусто было! — отодрал все-таки меня. — Я тебе, скотина ты бесхозная, эти самые культяпки оторву и ими же задушу! Упырь!
Но куда там мне против его-то твердолобости. Упрям, как сам бык. Вперед ногами таки выволок, на пол поставил и захлопнул дверь перед моим носом.
Я от такой наглости аж дар речи потеряла, а когда нашла, то стены от моего разгневанного крика сотряслись. Дверь от оглушительных ударов затряслась, а соседи тут как тут повыскакивали, уши развесив.
— Малахольная, я щас милицию вызову! — заорала соседка сверху, что стремглав спускалась по лестнице. — А еще приличный дом, называется! Тьфу ты, безкультурщина!
Громко топая, женщина спустилась. Чванливо поправив свои тонкие очечи, оценивающе пробежалась по мне глазами, скривилась и обронила:
— Дорогая, здесь вам не караоке, чтоб так горлопанить. Голос у вас, позвольте, жуть какой противный.
Повернувшись, оглядела мадам в полный рост. Высокая, изморенная диетами, а оттого тощая и обиженная на весь мир. На белом свитере шерсть — однозначно кошатница, а, учитывая, что так шустро сунула свой пятак в чужое дело, — разведенка или же одинокая.
Я бы и рада с ней спорить, но лучше чем наживаться врагами — заводить союзников. Потому и выдала истеричное:
— А меня муж домой не пускает!
Тут ее брови грозно сошлись на переносице, лицо побагровело и мне оставалось лишь сказать: «Фас!», дабы от Синицына остались одни рожки да ножки.
— Бьет, изменяет! — подлила масла в огонь. — Вещи выкидывает, — соседка засопела, — и маму мою видеть не хочет! — добила ее.
В следующую секунду мы уже вместе долбили в дверь, намереваясь учинить переворот и свергнуть мужскую власть.