Мистер Идеальность

Пролог

Пролог

Я стояла на берегу, впитывая солёный воздух полной грудью. Море передо мной дышало, как живое, его волны, словно бархатные лапы зверя, нежно облизывали белоснежный песок. Чайки кричали над головой, их голоса — пронзительные, дикие, полные свободы — звали за собой, в небесную высь. Как же я завидовала им! Улететь бы, исчезнуть, раствориться в бескрайнем небе, чтобы больше не чувствовать эту адскую боль...

Но жизнь — чёртова карусель. Крутится без остановки, подбрасывая то радость, то горе. И если бы люди жили вечно... Что тогда? Мир задыхался бы от перенаселения, земля стонала под тяжестью бессмертных тел, а само существование потеряло бы цену. Смерть — это не наказание. Это... баланс.

Горькая усмешка скользнула по моим губам. Тыльной стороной ладони я смахнула предательские слёзы — горячие, солёные, бесконечные.

«Маш, ты жива. Ты должна жить. Ваня хотел бы этого...»

Но как? Как дышать, когда лёгкие сжаты тисками? Как биться сердцу, если оно разорвано на тысячи окровавленных осколков?

Воспоминания нахлынули, как цунами, смывая хрупкие дамбы моего самообладания.

ТОТ РОКОВОЙ ДЕНЬ.

Я проснулась от нежного прикосновения к щеке. Его губы — тёплые, чуть шершавые — коснулись кожи, и я улыбнулась, не открывая глаз.

— Спящая красавица, — прошептал он, и его голос, низкий, как шёпот осеннего ветра, заставил меня содрогнуться.

Сегодня Ваня улетал в командировку. И с самого утра меня глодало тревожное предчувствие, будто чёрный ворон каркал за окном.

— Может, не полетишь? — выдохнула я, цепляясь за его руку, как утопающая за соломинку.

— Ну что за детский сад? — он рассмеялся, и его карие глаза — тёплые, как шоколад, — сверкнули весельем. — Ты же знаешь, как мне важна эта поездка. Там редкие виды растений, я должен их увидеть!

«Опять эти растения...»

Для Вани работа всегда была на первом месте. Я давно смирилась с этим. Но сегодня... сегодня что-то сжимало горло, словно невидимые пальцы.

— Мне страшно, — прошептала я, глядя ему прямо в глаза. — Останься. Ради меня.

Но он лишь покачал головой, по-волчьи упрямый.

— Я приготовил завтрак. Давай вставай, а то остынет.

Я покорилась. Как всегда.

А потом... потом был звонок.

Новости. Резкий голос диктора, сухой, как пустынный ветер:

«Самолёт рейса Москва–Камчатка потерпел крушение... Выживших нет...»

Сердце остановилось.

— Маша, ты слышала?! — голос Александры Николаевны, матери Вани, дрожал, как лист на ветру.

— Нет... не может быть... — я трясла головой, словно пытаясь стряхнуть кошмар.

Но кошмар был реальностью.

— Дима подтвердил... — её шёпот был похож на стон. — Никто не выжил...

Дима- брат Вани. Следователь. Если он сказал...

Мир рухнул.

Я опустилась на пол, обхватив себя руками, как потерянный ребёнок. Слёзы жгли, словно кислота.

«Ваня... Зачем ты не послушал меня?!»

Глава 1

Глава 1

Дождь начался ещё до рассвета – мелкий, ледяной, бесконечный. Он стучал по подоконнику моей спальни, как назойливый метроном, отсчитывающий последние минуты перед неизбежным. Я сидела на краю кровати, сжимая в руках чёрное платье – шёлковое, скользкое, чужое. Его складки переливались в тусклом свете лампы, напоминая крылья мёртвой бабочки.

«Сегодня его похоронят.»

Мысль ударила с новой силой, заставив сжаться желудок. Я поднесла ладонь ко рту, боясь, что сейчас вырвет, но внутри была лишь пустота – как в пробитом барабане, где когда-то билось сердце.

Здание морга было серым, мокрым, безликим. Оно стояло в стороне от дороги, будто стыдилось того, что скрывало за своими стенами.

Гроб был закрыт.

— После таких катастроф… — начал Дима, но голос его прервался. Он не договорил. Не нужно было.

Я знала.

Я чувствовала.

Внутри этого деревянного ящика лежало не тело, а то, что от него осталось. Обугленные кости. Осколки. Прах.

Я прикоснулась к крышке ладонью. Дерево было холодным, мокрым от дождя, который просочился даже сюда, в этот стерильный зал смерти.

«Ты там один? Тебе страшно?»

Но ответа не было.

В церкви пахло ладаном и сыростью. Свечи горели тускло, их пламя колыхалось от сквозняков, будто души, не смогшие найти покой.

Гроб стоял посередине, залитый светом слабых желтых ламп. На крышке — фотография. Его фотография.

Тот самый снимок, где он улыбается, прищурившись от солнца, будто смеется над чем-то, что сказала я.

Священник читал молитвы, его голос глухо отражался от каменных стен:

— Господи, упокой душу раба Твоего…

Я сжала кулаки.

«Он не верил в тебя. Он верил в науку, в клетки, в ДНК. А теперь ты берешь его к себе? Или там ничего нет?»

Дождь стучал в витражные окна, будто пытался войти.

После мы поехали на кладбище. Земля была черной, размокшей, жирной. Она липла к подошвам, к рукам, к лопатам, будто не хотела отпускать его.

Когда гроб начали опускать, Александра Николаевна вдруг вскрикнула — не плач, не стон, а дикий, животный вопль, от которого сжалось сердце.

— Ваня!

Она рванулась вперед, к краю могилы, словно могла схватить его, вытащить обратно. Дима еле удержал ее. Она билась в его руках, как раненая птица, а дождь лил ей в лицо, смешиваясь со слезами.

Мне подали горсть земли.

Она была ледяной.

Я разжала пальцы. Комья ударились о крышку гроба с глухим стуком, словно последний разговор с глухонемым.

Последнее, что я могу ему дать.

За мной очередь двинулась дальше – тёти, дяди, коллеги. Каждый бросал свою порцию земли, и с каждым горстью гроб исчезал всё глубже.

***

В его квартире было душно. Запах горящих свечей, пирогов, духов — все смешалось в тяжелый, удушливый ком.

За столом сидели два десятка человек – все говорили вполголоса, словно боялись разбудить того, кто уже никогда не проснётся.

– Помните, как он в ботаническом саду за кактус ухватился? – всхлипывала тётя Галя.

– А на защите диплома! – кто-то фальшиво засмеялся. – Весь такой важный, а иллюстративный материал потерял!

Я сидела в углу, сжимая в руках стакан. Водка в нём была абсолютно прозрачной – как мои слёзы, которые так и не прошли.

На стене висели наши фотографии:

«Ваня кормит меня мороженым.

Ваня целует меня в макушку.

Ваня в аэропорту, за пару часов до...»

Его мать вдруг закричала:

– Уберите это! Уберите! – она рвала со стены снимки, царапая обои. – Он же ещё вернётся! Он не мог... не мог...

Дима попытался её удержать, но она билась в истерике, пока не упала без сил.

Когда все ушли, я осталась одна в нашей спальне.

Его подушка всё ещё хранила едва уловимый запах – смесь шампуня и того самого одеколона с нотками сандала. Я прижалась к ней лицом, вдыхая последние крупицы его присутствия.

На тумбочке лежали:

- билеты в кино на следующий месяц;

- незаконченная статья о редких видах орхидей;

- обручальное кольцо, которое он так и не успел надеть мне на палец.

За окном дождь сменился ледяной крупой. Она стучала по стеклу, словно кто-то пытался войти.

Я закрыла глаза.

И впервые за всё время – разрешила себе закричать.

Глава 2

Глава 2

Дождь стучал по подоконнику уже третьи сутки. Я лежала на полу в гостиной, уткнувшись лицом в ковер, который пах пылью и его одеколоном. В углу тикали часы – те самые, что он починил. Тик-так. Тик-так. Как будто отсчитывали не время, а те секунды, что прошли с момента, когда мир перестал иметь смысл.

Я не вставала. Зачем? Холодильник пуст, но я все равно не чувствовала голода. Телефон разрядился три дня назад – кто-то звонил, наверное мама, но мне было все равно. Ваня мертв. Все остальное больше не имело значения.

На четвертый день я наконец поднялась и пошла в душ. Вода была ледяной, но я не стала регулировать температуру. Пусть болит. Пусть будет невыносимо. Так хоть что-то можно почувствовать. В зеркале на меня смотрело чужое лицо – впалые щеки, синяки под глазами, потрескавшиеся губы. Я провела пальцем по отражению, оставив мутный след.

На кухне обнаружила забытую пачку его любимого чая. Руки сами заварили его, но когда я сделала первый глоток, вкус показался таким чужим, таким неправильным, что я разрыдалась прямо над кружкой. Горячий чай смешался со слезами и пролился на мою потрескавшуюся кожу, но я даже не почувствовала ожога.

Вечером я впервые за неделю вышла на улицу. Дождь все еще моросил, превращая тротуары в черные зеркала. Я шла без цели, просто шла, чувствуя, как вода просачивается сквозь тонкую ткань моего кардигана. Прохожие обходили меня стороной – то ли из-за моего вида, то ли потому что чувствовали, что перед ними ходячий призрак.

В парке, где мы часто гуляли, теперь стояла скамейка с табличкой "В память о...". Я не подошла ближе. Вместо этого села на соседнюю, мокрую от дождя, и смотрела, как капли стекают по той металлической табличке, смывая буквы, которые все равно уже ничего не значили.

Ночью я проснулась от того, что мне показалось – он лежит рядом. Я даже повернулась, чтобы обнять его, но схватила лишь пустоту и холод простыней. Тогда я свернулась калачиком, вжавшись в то место, где он обычно спал, и вдыхала едва уловимый запах, который, возможно, уже был просто игрой моего сознания.

Утро пришло серое и безразличное. Я встала, налила воды в его любимую кружку, потом вылила ее в раковину. Открыла холодильник, закрыла. Включила телевизор, сразу выключила.

Жизнь продолжалась.

Без него.

И самое страшное было то, что я дышала, сердце билось, глаза моргали – тело жило, когда душа уже давно умерла вместе с ним в той проклятой авиакатастрофе.

А за окном все шел дождь.

Глава 3

На улице у входа в мое новое место работы –издательский дом «Морской бриз» , раскинулся уютный доворик с пышной зеленью и цветущими кустами. Здание было выполнено в современном стиле с элементами классики: светлые фасады, большие окна, украшенные декоративными рамками. Перед входом расположена небольшая площадка с удобными скамейками и уличными светильниками, создающими приятную атмосферу в вечернее время. Недалеко от издательского дома раскинулся тихий пляж и лазурное море, которое видно из окон и создает ощущение спокойствия. Вокруг – прохладный морской бриз и аромат соли наполняющие воздух свежестью.

Я вдохнула больше воздуха и посмотрела на окно. Отражение в стекле показывало незнакомку - бледное лицо, слишком большие глаза, губы, сжатые в тонкую ниточку. Я провела ладонью по юбке, разглаживая несуществующие складки.

«Это твой шанс», - прошептала я себе, чувствуя, как учащается пульс.

Я вошла в просторный холл издательского дома, чувствуя легкое волнение. В руке держала папку с документами. Светлые стены и большие окна создавали ощущение свежести. Я сделала несколько шагов вперед, когда из-за угла появился мужчина.

Он медленно шел, уверенно, с деловым видом. Высокий, чуть смуглый, в строгом сером костюме – его лицо было серьезным и немного суровым. Его серые глаза остановились на мне.

- Вы, наверное, новенькая? – произнес он голосом, который сразу же показался мне холодным и деловым. – Меня зовут Идеалов Давид Игоревич. Чем могу помочь?

Я протянула руку, стараясь улыбаться.

- Здравствуйте, я Мария Владимировна. Начинаю работать в отделе бухгалтерии. Вот мои документы.

Давид Игоревич не спешил пожимать мою руку. Его взгляд скользнул по папке, словно он уже решил, что эта встреча – лишь формальность.

- Понимаю, надеюсь, вы быстро освоитесь. Время – деньги.

Его слова звучали так сухо и строго, что я почувствовала легкое покалывание в сердце. Я моргнула, пытаясь сохранить спокойствие.

- Конечно, я буду делать все, что в моих силах.

В ответ мужчина лишь хмуро кивнул и пошел на выход, оставляя меня со смешанными чувствами.

Я вздохнула и решила пойти прямо, потому что никого в холле больше не было. Однако меня еще не покидало чувство беды из-за непонятной встречи с Давидом Игоревичем. Он даже не удосужился поздороваться со мной.

Коридор был длинным и светлым, стены украшали фотографии и информационные плакаты. В воздухе пахло свежей бумагой и легким ароматом кофе, доносившимся из кухни. В руке я держала карту офиса, но всё равно чувствовала себя немного потерянной.

— Простите, вы не подскажете, как пройти в бухгалтерию? — обратилась к прохожему мужчине в деловом костюме.

Он улыбнулся чуть снисходительно и указал рукой через коридор.

— Идите прямо до конца, потом повернете налево. Там будет дверь с табличкой «Бухгалтерия». Не заблудитесь.

Я поблагодарила и поспешила по указанному маршруту. Внутри чувствовала легкое волнение — ведь это было мое первое самостоятельное путешествие по офису.

Дойдя до двери с надписью «Бухгалтерия», я осторожно толкнула её и вошла внутрь. Там было тихо и спокойно: просторный зал с аккуратными столами, на которых лежали стопки документов и компьютеры.

Множество сотрудников сосредоточенно работали за своими рабочими местами. Кто-то печатал документы, кто-то просматривал таблицы на экранах. Всё выглядело организованно и деловито.

Я огляделась вокруг — мне нужно было найти свое место. В конце зала стояла стеклянная перегородка, за которой располагалось небольшое личное пространство — мой будущий рабочий стол. За стеклом виднелись аккуратно расставленные папки, канцелярские принадлежности и небольшой ноутбук.

Подошла ближе и заметила знакомое имя на табличке: «Соколова Мария Владимировна».

Я почувствовала облегчение: место было уютным и светлым, с хорошим освещением от настольной лампы и окна рядом. На столе лежали свежие бумаги, ручки и небольшая чашка с кофе — всё для комфортной работы.

Я села за свой столик, взглянула вокруг и почувствовала себя немного увереннее. Теперь мне предстояло освоиться в новом месте — спокойном, организованном и немного тихом мире бухгалтерии.

Мой взгляд наткнулся на стол за стеклянной перегородкой справа от меня. На столе аккуратно лежали стопки чистой бумаги, канцелярские принадлежности – маркеры, ручки, карандаши – все это было расставлено в определенном порядке.

На поверхности не было беспорядка, всё выглядело очень чисто и опрятно. Там стоял небольшой ноутбук, аккуратно закрытый, и лампа, которая мягко освещала рабочее пространство. Всё было так организованно и чисто, что сразу создавалось ощущение уюта и порядка.

Я решила включить свой компьютер, и пока он медленно, с тихим гулом загружался, я рассеянно огляделась вокруг. Холодное, безразличное пространство офиса будто застыло — всем и вправду было все равно на меня. Ни один сотрудник даже не шелохнулся, погруженные в мерцающие экраны, они словно приросли к мониторам, полностью отрешенные от внешнего мира.

В отдел неожиданно, с легким скрипом двери, зашел Давид Игоревич. Он невозмутимо сел на соседнее рабочее место, а спустя пару томительных минут подошел ко мне. Его пронзительно-холодный взгляд был спокоен, как поверхность глухого озера, а голос — металлически-твердым, отточенным и безжалостно-жестким.