Митчелл. Голодные том 1

Неоновые тени

- Он явно не ожидал этого, – заключил я, глядя на тело. – Он обернулся к гостю. - Я попытался представить всё, как было, изображая убитого: практически полностью увидел его лицо, но был тут же застрелен. – Я лёг на пол и мельком глянул в сторону трупа: на вид от двадцати восьми до тридцати двух лет. – Я резво поднялся на ноги и отряхнулся от пыли, что нанесли на ботинках полицейские. – Кого он мог так радушно принимать в съёмной квартире?

Дормер закатил глаза и облокотился о дверной косяк, ожидая продолжения рассказа.

Я огляделся и заметил множество зацепок! Под диваном, например, вековой слой пыли только-только убрали, но, лёжа на полу, я заметил остатки грязи. Ковёр недавно замыли, причём жёлтым пятнам – скорее всего, от собачьей мочи – уделили столько же внимания, сколько остальной площади изделия. Итог: пятна никуда не делись. Из корзины для белья виднеются носки, трусы и футболки. Постельного белья среди всего этого не наблюдаю.

При первом взгляде можно сказать, что убитый сам тут всё прибрал, но мелкие недочёты, в том числе отсутствие перчаток и следов чистящих средств на одежде, выдают бывшего жильца с потрохами – он ненавидел убираться! Об этом явно говорят хотя бы те отвратительные маслянистые пятна на оконной раме и стекле – их не мыли, наверное, уже несколько лет. Жир успел потемнеть, а глубоко в пятнах застряли крошечные ворсинки. При всём желании такой ужас не удастся собрать даже за несколько месяцев.

На обивке дивана - множество пятен, которые также второпях замывали. Ткань даже ещё немного влажная. В нос с порога бьёт удушающий запах хлорки. Не удивлюсь, если Майк Стенли - криминалист, и найдёт что-нибудь, содержащее ДНК, то не сможет узнать, кому оно принадлежит.

В таком случае возникает вполне логичный вопрос: кто убирался в квартире убитого?

Вся надежда на старую добрую дедукцию.

- У него обычно полный беспорядок! – воскликнул я. – Обрати внимание на целую гору тряпок в корзине для белья, – чтобы убедиться, что, кроме одежды и полотенец, в ней ничего постороннего нет, я её потряс. – А теперь сюда, - я подозвал Мэтта и вытащил мусорное ведро из-под кухонной раковины - полупустой флакон средства для мытья ковров и совершенно новый, но пустой бутылёк хлорки.

- В этой части Бруклина вода не очень, и у него, - полицейский кивнул в сторону тела, - есть пёс. Здоровый немецкий бульдог.

- Да, я заметил в гостиной на ковре пятна от мочи, – согласился я. – Надеюсь, они и правда от собаки, иначе у убитого были проблемы похлеще, чем кажется на первый взгляд, – усмехнулся я, чем вызвал только неодобрение со стороны Дормера. – На плинтусе, обрати внимание, есть едва заметная тёмная, жирная полоска грязи.

- Убирались в спешке, – вмешался Колин Саммерс, новый напарник Дормера. – Майк тоже заметил.

- И обратите внимание на угол, под которым вошла пуля, – я опустился на корточки рядом с телом. – Заметили? Убийца сантиметров на десять выше жертвы.

- Совсем уже спятил… - устало вздохнул Дормер и протяжно зевнул, прикрыв рот кулаком.

- Если бы я спятил, то выдал бы совершенно неправильные вещи за доказательства, – я вытер руки спиртовой салфеткой, – Вон там, - я указал на диван, - чёткий отпечаток кроссовки я бы тоже списал на простое совпадение. И тот крошечный кусочек сухих теней для век.

Я побродил по комнате, представляя, как мог действовать убийца. Что он делал? Как достал пистолет? Как убитый умудрился подпустить к себе смерть так близко? И что в верхнем ящике кухонного стола делает новая пачка таблеток для потенции? Двух уже нет в блистере. Одежда на трупе свежая: воротничок простенькой рубашки затёрт до дыр, но тщательно выстиран. Джинсы прямые, хотя чаще убитый носил широкие с кучей карманов. На волосах заметен гель для укладки, ужин готовился на двоих.

Всё это говорит только об одном – убитый ждал особенного гостя. Геем он не был, я уверен, следовательно, это может быть Элли Ти Эн – единственная женщина, с которой убитый регулярно созванивался в течение последнего месяца.

- Так что, в конце-то концов?! – закипал Мэттью.

- Cherchez la femme[1], – коротко ответил я. – Если у Элли Ти Эн окажутся такие тени… - я цокнул языком, – это сильно подпортит ей жизнь.

- Кто она? – снова встрял Саммерс, готовясь записать мой ответ в блокнот.

- Единственная женщина, с которой часто общался убитый, – сообщил я. – Единственное женское имя в контактах убитого. Конечно, если не учитывать барышень, с которыми он недавно познакомился в супермаркете, – добавил я. – Но это точно не они.

- Почему? – удивился Дормер.

- Обе предпочитают нарощенные ресницы и татуаж. Обе позиционируют себя борцами за «натуральную красоту и правильное питание», – сказал я. – Вряд ли бы они стали таскать в своих сумочках такие вульгарные неоновые тени, – заключил я и достал мобильник. – И сегодня они обе были на каком-то сборище в Бронксе, – я показал Дормеру фотографии со страничек подозреваемых в соцсетях. – Не успели бы. При всём желании. Только если они не перемещаются со скоростью вспышки.

Мэттью недовольно запыхтел и сложил руки на груди. Он огляделся по сторонам, сердито глянул на Саммерса и достал из кармана двадцать долларов. Дормер всучил банкноты мне и пробубнил что-то неразборчивое. Похоже, опять проспорил.

- Твои доводы звучат бредово, – добавил он.

- Можешь лучше? – усмехнулся я.

- Я позвоню, – бросил Мэтт мне вслед.

Вернувшись в квартиру, которую теперь снимаю на пару с Эйденом, я застал священника на кухне. Он устало подпирает голову рукой и, кажется, дремлет над чашкой горячего чая. Я аккуратно отставил её подальше: зная Фроста, он вполне может решить лечь во сне и угодит в кипяток.

Я успел принять душ, пока Эйден дремал, и переодеть джинсы, провонявшие хлоркой в квартире убитого. Несмотря на ранний подъём, спать совсем не хочется, но желудок сворачивается от голода: в квартире убитого очень аппетитно пахло жареным мясом и запечёнными овощами. Вчера Фрост как раз притащил банку таких овощей. Даже пюреобразное состояние не делает их менее вкусными и нисколько не перебивает моё желание умять всё в одиночку.

Творческие личности

Эйден замер, поглядывая то на конверт, то на меня. Он выключил плиту, отставил в сторону сковороду с курицей и суетно оглядывается в поисках тряпки – на столе всё ещё лужа чая.

- Что за шутки? – выдал я, осматривая конверт на предмет других проступивших знаков.

- Открой, – вполголоса произнёс Фрост. – Лист сухой? Дядя обожает невидимые чернила.

Священник убежал в комнату и вернулся уже с утюгом. Он вытащил деревянную разделочную доску, разместил её на столе и прогладил лист с двух сторон. Послания нет. Эйден тяжело задышал и потянулся к воротничку, расстегнув верхнюю пуговицу. Парень рухнул на табуретку, а я всё никак не могу понять, что всё это значит? Судя по реакции Эйдена, такое послание не несёт ничего хорошего, но мне хотелось бы подробнее узнать об этом нехорошем.

- Что это значит? – нерешительно произнёс я, пытаясь поймать взгляд Фроста.

- Лист белый и совершенно пустой, – он ткнул в него пальцем, – Будь это смерть или её приближение, он был бы чёрным, – объяснил священник и взял в руки конверт. – Рут пропала.

- И как ты это понял?! – я был в полнейшем замешательстве.

- Семейные заморочки, – отмахнулся Фрост. – Когда за тобой постоянно следят, и дядя с причудами, приходится прибегать к странным методам общения, – сказал он. – Всего в нашей семье три знака: Хирон у дяди, свиток у Рут и весы у меня. На конверте, как ты сам убедился, Хирон значит послание от дяди. Лист белый – пропажа, неизвестность, - Эйден встал, - а письмо для меня, следовательно, речь о Рут.

- И что делать?

- К сожалению, - священник замолчал, раскладывая курицу по тарелкам, - если Рут не хочет, чтобы её нашли, её никто не найдёт. – Эйден протянул мне ужин и сам тоже сел за стол, – дядя уже в Бруклине, если ты ещё не понял. Думаю, на днях лично заявится.

Внутри всё разом перевернулось. Почему Рут сбежала? Она сильно привязывается к дому, ей, на мой взгляд, нужен серьёзный повод, чтобы покинуть место жительства. Почему она считается пропавшей? Почему не связалась с нами или любимым дядей? С чего Аншель пользуется шифром? От кого она прячется?

- Не вкусно? – поинтересовался Фрост, наблюдая за тем, как я ковыряю в тарелке.

- Вкусно, – кивнул я, – ты отлично готовишь.

Он накрыл мою руку своей.

- С ней всё в порядке, Митч, – успокоил Эйден. – Поверь мне, если Рут будет грозить опасность, она сообщит.

- Тогда почему прячется?

- Значит, это личное, – спокойно ответил священник, продолжив есть. – Справится с эмоциями и объявится, – сказал он, – Я тебе обещаю, – робко добавил Фрост.

Полночи я не мог уснуть, думая о мисс Дэвис, а потом буквально в одно мгновение провалился в объятия Морфея.

Утром сквозь сон слышал, как собирается Эйден. На завтрак он жарил себе яичницу и ел селёдку. Ту, в винной заливке, которую берёт где-то в Брайтон-Бич. По-моему, Фрост только ради неё захаживает туда. Потом священник ушёл, оставив меня в квартире одного.

Я окончательно встал только около десяти и то, если честно, заставил себя сделать это, чтобы не проваляться в постели весь оставшийся день. За завтраком рассматриваю фотографии припрятанной тетрадки Гринсона. Я точно видел все эти значки! Помнится, Эйден тихонько назвал их рунами.

Покончив с поздним завтраком, я поспешил в эзотерический магазин, находящийся, на удивление, совсем недалеко. С порога меня встретила женщина, разодетая в туго затянутый корсет и кожаные брюки. На голове возвышается серьёзный начёс, а обильный макияж в тёмных цветах делает её похожей на панду.

- Мне нужны руны, – сказал я, осматривая многочисленные стеклянные витрины с яркой подсветкой.

- Все наши руны ручной работы, – промурлыкала она, якобы случайно задев меня пышными бёдрами. – Славянские или скандинавские интересуют?

В мыслях тотчас всплыла фраза моего бывшего учителя истории, он любил повторять: «Викинги тащились от камней», а затем я вспомнил разноцветные камешки, вывалившиеся из «заколдованной» шкатулки Гринсона. Точно, деревянные изделия всегда ассоциировались у меня со славянскими народами.

- Скандинавские, – ответил я и в голове горячо поблагодарил тот редкий школьный день, который не прогулял.

«Панда» аккуратно разложила камешки с угловатыми значками на витрине, проверила их и упаковала в матерчатый мешочек.

- Я вижу… - томно и немного хрипло протянула она, закрыв глаза и приложив указательные пальцы к вискам, - я вижу в Вас задатки сильного ясновидящего, – сказала женщина.

- Ох, конечно, – натянуто улыбнулся я и расплатился, – Пойду попрактикуюсь.

- Подожди! – выкрикнула она и подбежала ко мне, – Мой телефон, – пояснила «панда», вкладывая в мой карман бумажку. – Звони, если будут вопросы.

Я поспешил убраться оттуда. Никогда в жизни сюда не вернусь.

Автобус подъехал быстро, даже промокнуть не пришлось. Я занял одно из немногих свободных мест. Профессиональная привычка не позволяет насладиться обыкновенной поездкой в общественном транспорте в дождливую погоду – я читаю пассажиров как открытые книги.

Многие из них, например, просто едут по делам. Меньшая часть нервничает, и лишь единицы переживают сильные эмоции. Процентов девяносто в автобусе занимают ту должность, которая обязывает бесконечно долго, изо дня в день перебирать бумажки на своём столе, в следствие пить литры кофе и подкрепляться пончиками в коротких перерывах.

Оставшиеся десять процентов – а это всего два человека, если быть точным, – куда интереснее. Та девушка на первом ряду – явно творческая личность, как и паренёк чуть старше неё на вид, примостившийся к поручням напротив. Она, думаю, связана с холстом – на ребре левой ладони остался едва заметный след от художественной краски, а костяшки пальцев сохранили налёт грифеля. Молодой человек напротив неё, такой весь дерзкий, с красного цвета волосами и мобильником последней модели в розовом силиконовом чехле, часто работает со струнами – я заметил мозоли на пальцах, когда паренёк разматывал наушники. Может, его основная профессия и не связана с музыкой, но со струнными музыкальными инструментами он проводит львиную долю суток.