Мизерикорд

1.

Он умирал долго.
Бесконечно, как ей казалось. Когда началась агония, она навалилась на подергивающееся тело, вцепилась в плечи, сжала и, уткнувшись в его шею, чуть пониже уха, зарычала.

Он обмяк и вытянулся под ней, затихнув.
Теперь всю оставшуюся жизнь, в кошмарных снах, ей возвращаться в башню и бесконечно обнимать умирающего жениха.

Послышались шаги за дверью, и она отпрянула, неловко прислонилась к борту кровати у изголовья и закрыла лицо ладонями. Так её и обнаружили: невеста сидела на полу и тихо раскачивалась, еще, видимо, не до конца принимая факт смерти возлюбленного.

А на кровати уснул вечным сном последняя надежда рода, наследник и выгодный жених.

Её вывели, заботливо отгородив от горького зрелища, проводили в маленькую комнату под крышей, напоили травяным настроем, что-то тихо советовали, соболезновали, а потом прикрыли дверь и оставили одну.
Окно располагалось под самым потолком, даже встав на стул, дотянуться было невозможно, за дверями явно оставили соглядатаями горничную или слугу.
Она легла на узкую кровать и закрыла глаза.

Утром в замковой часовне их объявили мужем и женой — это хорошо.

Она всё сделала, согласно уговору, сыграла как по нотам. Старик из бродячего театра похвалил бы, если бы увидел.
"Браво, детка, без помарочек!"

Помарочки были. Ей понравился Лейф Данстен, наследник Тотхена.

Он совсем не был похож на того, кем запугивали жителей долины, на того, кто принёс горе и страдание близким.

Уиллоу не имела рода, а, значит, и фамилии. Просто найдёныш, прибившийся к актёрской труппе и сумевший выжить. А Лейф был словно принц из сказки.
Из страшной сказки светлый принц.

Кто-то давным-давно написал Книгу жизни и распределил роли. Уиллоу знала, что барон Фетхона жесток, коварен и кровожаден. Иначе и быть не могло. Её роль была ясна и конкретна: пробраться в Тотхен — замок барона Данстена и, когда придёт время, подать знак отрядам Траиса.
А Лейф всё испортил.

Ему только казалось, что у него есть выбор, что выбор есть всегда. Но разве можно переписать Книгу жизни и к каким последствиям это приведёт?

Тотхен растворялся в вечернем тумане. Его так и строили, словно уподобляя легендарному Авалону, чтобы люди задирали головы к вершинам скал и наблюдали два раза в день, как замок исчезает и появляется из ниоткуда.

Время словно остановилось за стенами замка, ревниво охраняя осколки былого и великого. Как и весь край Фетхон, замок превратился в мрачную полу легенду.
Но правители сменялись на троне и наследовали северный Фетхон вместе с мрачными крепостями и нелюдимыми вассалами.
Верными и воинственными вассалами, что отдавали свои жизни за трон и правителя без колебаний и преференций.

Шепот ветра, гуляющий в узких бойницах, вторил преданиям, словно древний скальд, уносящий в вечность баллады о былой славе. Камень Тотхена помнил поступь героев, шелест знамен побед, ныне истлевших в пыль времени. Внутри замка, в лабиринтах коридоров, жизнь текла по своим, неведомым законам.

Но Тотхен – это не просто замок. Это — сердце Фетхона, бьющееся в унисон с древними легендами, пульсирующее кровью героев и предков. И пока стоит Тотхен, Фетхон будет жить. Даже если его окутает вечный туман.

***

Лейф Данстен был воином и, плечом к плечу с отцом, уже сражался во славу рода и короны.
Время мечей и бесстрашия уходило вместе с появлением огнестрельное оружия и расширением границ страны до южных портовых городов. Ныне выгодно становилось торговать, а не воевать. Фетхон остался на задворках и превратился в неприятную обузу.

Баронов Тотхена и близлежащих замков больше не призывали ко двору, чтобы они оружием доказывали свою преданность. Эти воины не умели танцевать и вести светские беседы, не занимались торговлей и ростовщичеством.

И пришло время, когда была найдена причина, которая позволила правителю предъявить права на то, что принадлежало баронам севера, воинам Фетхона.
И Фетхон ответил.

Юный Лейф не сразу понял, что враги теперь выступают не только под стягами Траиса, но и под прапорами короны. Ничего не изменилось, кроме того, что, поднимая меч против разбойников восточного Траиса, Лейф Данстен теперь становился повстанцем и врагом короны.

А потом девочка вынесла его с поля боя и укрывала собой несколько холодных ночей в лесу, когда нельзя было разжечь огня, чтобы шакалы Траиса их не обнаружили. Маркетантка из обоза противника, видимо, перепутала Лейфа и приняла за своего.
Хотя врядли. Полексы, что использовали в бою наравне с мечами, тяжёлую "бригантину"- устаревший вид доспехов — имели только воины Фетхона.

А Лейф был ранен из чёртовой аркебузы. Всего один выстрел, но такой, что пробивал и доспех, и рыцаря в этом доспехе, с сорока шагов.
А потом трус убегал за спины солдат, чтобы перезарядить свою, плюющую огнём и смертью, палку. Конный рыцарь, как правило, успевал догнать стрелка, если тот промазал. Наследник Данстена не успел.

***

Уиллоу не перепутала. Три месяца в обозе войск короны, среди коренастых, задиристых кнехтов Траиса были ужасны.
Ради одного боя и одного-единственного рыцаря!

Она узнала барона Данстена по узкому прапору и древнему оружию.
Эти безумцы бросались с мечами и пиками на пушки и аркебузы, всё как и описывали хвастуны на ярмарках, это выглядело нелепо и величественно одновременно, внушая уважение и сожаление. И восхищение.

Словно сказка разбивалась о реальность.
И воины Фетхона — враги...

***

После боя всегда наступало время куда как страшнее самого сражения.
Холодно.
Колкий снег царапал кожу, обжигал и остывал, покрывая ледяной коркой, и снаружи, и изнутри.
В тумане медленно колыхались тени, проплывали картины законченного боя. Бойни.
Капля за каплей уходила жизнь.
Уже застывшие мертвые тела словно не отпускали ни в смерть, ни в жизнь. Лейф повис в этих посмертных объятиях между небытием и явью.

2.

— Ты мне поможешь сдохнуть, а тебя повесят у надвратной башни.

Солнце упало за холмы, оставив полосу кровавой зарницы, значит, завтра будет промозглый ветренный денёк. Предгорье выстыло в преддверии зимы.

Три месяца назад у Уиллоу стучали зубы, но не от холода, а от страха. От страха за себя, за коротышку Арни, Хамфи и Беату. Мальчишки подрезали не тот кошель и не у того человека. Почему из четверых выбрали именно ее, Уиллоу так и не поняла. Может, потому, что молодая девица могла пристроиться в обозе Траиса? А два старичка и испуганная тётка оказались удобным залогом возвращения Уиллоу? Только о каком возвращении шла речь?

— Твои близкие давно мертвы, поверь. Я видел какая участь у таких, как ты. — Дрю не хотел жалеть девку, надо было, чтобы она как можно быстрее оставила иллюзии и приняла его план. — Я думаю, замок тебе нужен не для того, чтобы нежиться в тепле и на шелковых простынях, вы даже не нравитесь друг другу.

Сам Дрю Борко, а с недавнего времени рыцарь Андре Бодиль, совсем был не прочь иметь доход, но замуровывать себя в каменные башни и калечиться в грызне баронов вовсе не стремился.

— Пошли к Лейфу, мне надо признаться ему. Мне надо сказать, — Уиллоу сбилась, замолчала и тяжело выдохнула. — Даже если он захочет меня убить, я не смогу его бросить здесь в таком состоянии.

— Нууу... эй! Убиться мы все ещё успеем, но не здесь и не сейчас! Ты нужна мне, чтоб встретить в Тотхене того, кому этот замок так понадобился, поняла?

Почему именно Тотхен? Что там понадобилось тому, кто скрутил Уиллоу руки?

Да, Лейф, стремясь домой, совсем не хотел там оказаться. Пусть бы он остался в хрониках наследником, что храбро пал на поле боя, но наследовать Тотхен он не хотел!
Этот Дрю гораздо счастливее всех Данстенов вместе взятых, потому что принадлежал сам себе. Лейф уже готов был принять наличие бастарда от барона Данстена, ведь когда-то отец был молод и, явно, совершал ошибки.

Лейф слушал, опустив голову, словно не хотел видеть Уиллоу и Дрю. Иногда коротко кивал, но не перебивал.
Никто никому не нужен без нужды. Как оказалось, здесь, у костра, у границы владений Данстенов, трое человек имели общую нужду — сохранить свои жизни и пойти своим путем.

— Ты говорил, что теперь ты в свите Ольгерда Скоглунда? Я встречал его. Давно, в детстве. Славный рыцарь Фетхона. — Лейф перевёл взгляд с Дрю на Уиллоу. — А ты не такая дура, как кажется, пристроишься у старика, может он выдаст тебя за своего повара или палача. Женщине нужна защита, прости, своё обещание я беру назад.

— Не, не! Ты венчаешься с ней! То есть я, — Дрю приобнял Уиллоу, ободрительно похлопав её по спине. — Всё равно почтенной вдовой она пробудет день-два. Она ж приманка для того, кто жаждет смерти Данстенов!

Когда мужчины решают свои дела, женщина должна молчать. Но разговор касался и её!
— А что хочешь ты, Лейф, кого ты хотел наказать, женившись на мне? Фетхон, и Траис бодаются во славу короны, даже благородные — лишь пыль меж пальцев короля, а такие как мы и подавно. — И Уиллоу прижалась к Дрю.

— Давай, благородный, на чистоту! Мы тут все как на исповеди, — Дрю хмыкнул.
А Лейф смущённо выдавил из себя.
— Должна прибыть, выбранная для меня, невеста. Глупо звучит, да? А я не хочу ни Тотхен, ни эту юную, незнакомую мне, леди.
— Я ж говорил: мы из другого теста, не место нам в их замках, Уилли. У него деньги, власть, чистенькая юная дамочка, а он не хочет!

Лейф разозлился.
— Смеешь издеваться?!
— Хочешь, я подарю тебе имя свободы — Андре Бодиль? Мне оно ни к чему. Мне надо, чтобы ты, благородный, ещё пожил, пока я не разберусь, почему у нас одна рожа на двоих.

Теперь Дрю что-то подсказывало: неспроста Ольгерд так скоренько его посвятил в рыцари, узнал морду его, то есть не его...

— Уиллоу, неужели ты смогла бы предать? — Этот вопрос мучил не только Лейфа, но и Дрю, и саму Уиллоу.

— Уилли, ты из тех, кто по своей честности идёт на ложь.
— Я не...
— Конечно, не! Иначе мы тебя не посвятили бы в план.

Лейф - кинжал, упрятанный в ножнах. А у Дрю огнестрел, и он — огонь, что не удержать в руках, но, если у него дыра в кармане, то и в брюхе врага он мог оставить смертельную дыру.
А Уиллоу — тот посох, за который ухватились оба, чтобы не сбиться с пути.

Утром путники разделились.
Лейф остался в покинутой сторожке на краю леса, а Уиллоу и Дрю, облаченный в остатки доспехов рыцаря, предстали перед воротами Тотхена.

За приближением странной пары следила со стены, укутанная в меха, Аннора, что прибыла за день до этого.

***

Твоя беда в том, что ты стремилась быть хорошей для всех. Для всех таковой оставаться нельзя! Никак, никогда.
Ты уверяла себя, что «так надо, зато все довольны», но сама при этом ощущала пустоту и тянущую боль где-то в районе солнечного сплетения. Потому что тебе требовалось лишь одного – быть хорошей для себя самой.
А ты не могла и уже не хотела.

Тебя спасли когда-то вовсе не из благих побуждений, но для тяжкого труда и зарабатывания монет. Тебя почти не били не потому, что жалели, но потому что в синяках и кровоподтеках ты приносила бы меньше прибыли. Тебя и по имени то редко звали. Но ты вбила себе в голову, что должна быть благодарна по гроб и счастлива, что сложилось так, а не иначе.
Кому благодарна? Какое счастье?

Там, в маленькой каморке, в подвале ратуши, ты ничтоже сумнящеся поставила отпечаток пальца на пергаменте, как залог, что жизни тех, кому ты не была нужна, сохранят.

Уиллоу! Глупая Уиллоу, тебе казалось так просто и быстро исполнить неприятное и вернуться туда, где погано было изначально.

Ты дура, Уилли. Да, именно так наглец Дрю характеризовал и тебя, и твое положение на сегодняшний день. И он прав, увы.
«Они бы сделали для тебя такое?!»
Ты знала ответ. Дурная привычка: понимать по прошествии и совсем не разбираться в моменте.

Дрю вот не такой: быстрый, юркий, дерзкий и сообразительный. Словно не в кнехтах подвизался, а среди торгашей и менял.

3.

Дрю наблюдал, как тёмная фигура резала веревки и освобождала Уиллоу от петли и корсета.
Подобраться поближе к стене не получалось, Тотхен строили так, что не нужен был даже ров вокруг внешних стен.

О чем говорили двое, сидя между мерлонами, зубцами, по старинке украшавшими стену, кто этот спаситель?

Он бросил девку! Видимо, Лейф оказался порядочней? Её же должны отпустить? Когда, как? Дрю решил дождаться утра, но с рассветом лишь увидел, как слуги снимают второго висельника, заворачивают в саван и уносят. Где Уиллоу?!

Что ему теперь делать с этой девкой? Так то он неплохо экипирован, у него есть рыцарское звание, пусть и самое низшее, с ним его руки, ноги и не совсем дурная голова. Хоть в Траисе, хоть в Фетхоне он прибьется к армии.
Уиллоу куда деть?!

Найти того старика, что спас его когда-то? Как там его? Ольгерд Скоглунд. Старик крученный, непростой. Явно имеет хоть какую-то башенку и пару хозяйств, чтоб содержать себя.

И да, зная, где находится Дрю, почему Лейф не послал ему весточку, что Уиллоу спасена?
Как же не любил Дрю Борко ощущение, что из него делали дурачка!

А к полудню учуял лёгкий дымок со стороны ущелья. Совсем не так выглядят и пахнут деревенские очаги. Кнехт узнал дымок бивуачный, армейский.
Вот так и новость! Подобравшись поближе, удивился ещё больше: и без прапоров, и без гербов, но воинов Траиса Дрю распознать мог всегда! Но эти не прятались. По всему лагерю, у каждой палатки были понатыканы королевские знамена.
Ведь ни Уиллоу, ни этот Оуэн сигнал дать не успели, в чем же дело?
И только рассмотрев рыцаря у самого костра, Дрю потерял дар речи.

Бывает так, что в один момент ты и рад и встревожен не на шутку? Тебе явно подфартило и, в то же время, над тобой сгустились тучи?
Сыграть в дурачка и просто вывалиться из кустов, как это получилось с Лейфом и Уиллоу, сейчас не удастся.
Что делает северянин с наемниками Траиса под стенами Тотхена?

И тут Дрю вспомнил взгляд Ольгерда, когда тот впервые увидел Дрю. Не страх смерти там был, но удивление, торжество какое-то, отчасти, узнавание.
Стоп, узнавание?
Может юный рыцарь Андре Бодиль и не связал бы все веревочки нужными узелками, но вот вор, мародер и наемник Дрю Борко это сделал.

Кого узнал в Дрю старый рыцарь? Правильно, Лейфа Данстена.
Откуда знал Ольгерд наследника Тотхена?
С бароном закусились, как пить дать, и не нынче, а давненько. Потому и на друга не сильно этот Ольгерд похож.
А к Тотхену подполз зачем? Сигнал ждать.
Оп-ля, так Уиллоу ему этот сигнал дать должна была?

Дрю присел на мох и прислонился к стволу. Вот это картина нарисовалась!
Остался один вопрос: раз узнал его старик, то к чему все эти посвящения в рыцари нужны были? Ясно ведь, что юный Лейф Данстен давно рыцарь Фетхона.
А! Фетхона!
А старый пёс служит королю и Траису. Что-то тут не сходится...

Дрю, подняв руки, вышел к бивуаку, дал себя осмотреть, сложил оружие у костра. Наёмники увидели реакцию своего рыцаря и отошли, успокоились.
— Ты не за стенами Тотхена? — Ольгерд Скоглунд словно ждал парня.
— А должен разве? — Дрю присел рядом, протянул ладони к огню.
— Нет, думаю, что нет. — Тогда, после боя, в первый момент Ольгерд опешил от того, что наследник Данстенов в тряпье кнехта грабит убитых.

Конечно, годами он мечтал увидеть падение рода Данстенов, но чтоб вот так?
А потом удивился ещё больше. Это не Лейф! Тогда кто? И, как рачительный хозяин, пометил заблудшую овцу — посвятил в рыцари и назначил своим оруженосцем.
— Андре Бодиль, рыцарь свиты Ольгерда Скоглунда, приветствую тебя!
— Так себе свита у вас, сэр. — Дрю демонстративно обвел взглядом отряд.
— Mercennarius, за двойное жалованье.
— А я?
Скоглунд, как сидел, не распрямляя спины, лишь повернул голову к Дрю.
— Сын.

Вот так живёшь сиротой, а потом раз! — и у тебя два отца. Один другого краше.
Старый рыцарь увидел реакцию и хмыкнул.
— Не верь Данстену. У него нет детей.

***

Уиллоу устала. К тому времени, когда узкое окно часовни посветлело, девушка передумала, кажется, обо всем, что произошло и могло еще произойти.

Как глупо складывалась её жизнь от самого начала! Словно кто-то решал: какие люди нужны и важны, а каким людям один путь — канава.
Не плакала, не жаловалась. Кому, зачем?! Бормотала, загибая пальцы на руках, перебирала, сопоставляла, переигрывала.
Вот тут можно было иначе сделать, а здесь сказать другие слова и другому человеку, а в этом случае о себе побеспокиться.

Что толку в подобном? Был толк!
И был собеседник!
У него вечно люди что-то просили и редко искренне благодарили. Чаще пугали им, строжили. А он молчал.
Беата, бывало, вспоминала, что в городах и селениях, кроме кабака и рынка, есть церковь. Тащила Уиллоу и мальчишек, наспех пригладив вихры и одернув рубашонки. Коротышка Арнульф надсмехался над подобными порывами благочестия, а глава семейства, Хамфри, махал рукой.
— Добегаешься. Высекут вас всех скопом, как поймают парней за тем, что обносят прихожан во время службы!

Какие-то молитвы Уиллоу запомнила, но сейчас хотелось не набора слов на непонятном языке, хотелось просто рассказать. Может, услышать совет, подсказку.

Ведь если она, вот такая, есть, то для чего-то Создатель привёл её в этот мир? А, Создатель? Ты же не дал сгинуть Арни, Хамфри и Беате? Принял её жертву?
Она же спасла Лейфа и Дрю помогла. Для этого она бочком, без пользы для себя, прошла с этими людьми по их путям-дорогам? А? Создатель?

Вот так и ходила всю ночь из угла в угол, прислонялась к колонне узкого нефа, сидела, поджав ноги, на ступени алтаря. Помнила, что выше женщинам нельзя. Легла на лавку у стены, пожалев, что лишилась тёплого котта.

Мышь, она и есть мышь: все видела, все слышала, вперед не лезла, рот не разевала.
И не жаловалась. Натворила ж вдоволь, чтоб Господь наказал.