Свежий воздух ударил в лицо, а за спиной захлопнулась тяжелая стальная дверь. Я вдохнул, чувствуя, как разливается по телу давно забытая свобода. Вдохнул еще глубже – запах пыли и машинного масла, уличный гул, доносившийся издалека. Город жил, шумел, как и прежде, только теперь я смотрел на него иначе.
Снаружи меня не ждал никто. Ни одной души. Это не стало сюрпризом – после всего, что случилось, друзей у меня осталось немного. Рядом не было тех, кто бы поддержал или протянул руку, но это было даже к лучшему. Никто не был нужен. Я вернулся не за этим. Возвращался я только за одним – чтобы забрать то, что мне причитается, и сделать это с процентами.
Не было ни одного человека, которому я бы мог доверить то, что держал в себе все эти годы. Все, кто были в моей жизни раньше, исчезли еще до того, как я оказался за решеткой, ну а оставшихся я стер из памяти.
Три года. Три года они держали меня здесь. Мое время, мои возможности – все обнулилось в тот момент, когда меня подставили. Я никогда не забуду, кто стоял за этим. Ни его голос, ни его слова, ни то, как он одним движением стер мою жизнь в пыль.
Но теперь этот час настал. Я вернулся. Он заплатит.
И я знал, как именно это сделаю.
У него есть сестра. Примерная, почти безупречная, насколько я слышал. Единственное его слабое место. Сначала я думал, что просто заставлю его заплатить, сделаю все так, как у нас принято: один звонок, и вся жизнь летит к чертям. Но этого было бы мало. Слишком просто, слишком быстро. А мне хотелось, чтобы он страдал. Хотелось, чтобы он почувствовал ту же злость, то же унижение, которое пережил я.
Если Арсений думает, что его слабые места вне досягаемости, то ошибается.
Меня зовут Артем, и с этой минуты я – его личный кошмар. Я собрал достаточно сведений о его жизни за эти годы, и что меня особенно радует, так это его привязанность к сестренке.
Алина. Студентка, круглая отличница, как говорят, настоящая умница и гордость семьи. Вот она и станет для меня ключом к тому, чтобы разрушить Арсения изнутри.
Я выхожу за ворота, держу курс прямо в город. Все, что мне нужно, – это пара дней, чтобы снова почувствовать почву под ногами, войти в нужные круги и получить доступ к тому, что мне нужно.
Она об этом даже не узнает. А когда узнает – будет слишком поздно.
Через несколько часов я добираюсь до мотеля и снимаю комнату на пару дней. Моя цель – узнать, где гуляет Алина, как она живет, с кем встречается. К счастью, нужная информация быстро оказывается в моих руках: старые контакты выдали мне ее привычные маршруты – университет, спортзал, книжные магазины. Все по расписанию, даже скучно. Но мне не нужна интрига. Мне нужна предсказуемость.
Я встаю рано, чтобы успеть подстроиться под ее распорядок.
Вижу ее впервые. И через окно.
Она стоит у остановки, аккуратно держит в руках книгу и ждет автобус. Вижу ее профиль – каштановые волосы, заплетенные в косу, длинные ресницы, упрямый подбородок. Выглядит настолько мило и невинно, что внутри у меня закипает что-то темное…
Смесь злости и холодной решимости.
Как же она мне нужна…
Интересно, какой станет улыбка Алины, когда она поймет, что вся ее тихая, безопасная жизнь закончилась? Интересно, что будет в ее глазах – страх, отчаяние или, может быть, злоба?
Проходит еще несколько дней наблюдений, и я понимаю, что пора. Слишком долго следить издалека – рискованно. Сегодня Алина поздно возвращается после занятий, и я иду к ней.
Алина медленно идет по темному тротуару. За спиной у нее тяжелая сумка, руки сжимают телефон, но она почти не смотрит на него.
Она одна – отличная возможность для того, чтобы подойти.
Я ускоряюсь, обгоняя ее, а затем оборачиваюсь и будто бы случайно сталкиваюсь с ней взглядом.
– О, извини, – говорю я, не отводя глаз. – Ты, кажется, уронила кое-то.
Она растерянно останавливается и переводит взгляд на свои руки, затем на меня. Ее лицо выражает замешательство, но она выглядит вежливой – или просто слишком удивленной, чтобы проявить недовольство.
– Не думаю… – начинает она, но я достаю из кармана книгу, которую положил туда заранее, и протягиваю ей.
– Разве не твоя? – спрашиваю, чуть склонив голову набок. Блефовать я умею, и отработанная улыбка у меня под рукой, как и этот маленький трюк. Девушка, в замешательстве, берет книгу.
– Эм... Нет, это не моя.
Она смотрит на меня, и в ее взгляде мелькает любопытство, сменяющееся тревогой. Похоже, она только сейчас осознала, что стоит перед незнакомцем в пустом переулке.
– Правда? Прости, наверное, ошибся, – произношу я с тем же дружелюбным тоном. – Но раз уж так получилось, я провожу тебя. Все-таки, поздновато для таких прогулок, не думаешь?..
Ее лицо напрягается, но она старается улыбнуться. Видимо, боится показаться грубой, а это мне и нужно.
Пока она оценивает, насколько безопасен незнакомец перед ней, я спокоен. Уверенность в себе – мое оружие, и оно всегда работает.
– Спасибо, но мне недалеко, – отвечает она. Старается держаться вежливо, но в ее голосе уже слышатся нотки предосторожности.
– Вот и отлично, недалеко значит быстро.
Я иду рядом. Делаю вид, что абсолютно безвреден. И продолжаю изучать ее вблизи.
– Так ты… учишься здесь, рядом? – продолжаю разговор. Стараюсь звучать непринужденно.
– В университете, – сухо отвечает она и крепче сжимает сумку. Похоже, Алина не планирует раскрывать мне ничего лишнего, что только подтверждает ее осторожность. Она напряжена, но страх – именно то, что мне нужно. Через него всегда легче пробиться.
Я останавливаюсь, позволяю ей чуть отдалиться, и, когда она думает, что оторвалась от меня, вновь оказываюсь рядом, еще ближе. Алина смотрит на меня, ее глаза расширяются, а губы сжимаются в напряженную линию.
– Почему ты все еще идешь за мной? – тихо спрашивает она, в ее голосе уже нет вежливости. Только холодное беспокойство.
Я улыбаюсь, а потом склоняюсь к ней чуть ближе, чем позволяет приличие.
– Алина, – шепчу я, и она резко замирает, когда слышит свое имя. – Твоя жизнь уже не будет прежней.
Ее лицо бледнеет, и на мгновение она отступает на шаг, Она ошеломленная тем, что я знаю ее имя. Этот страх в ее глазах – то, чего я ждал.
– Ты кто такой? – ее голос дрожит, но она пытается сохранять контроль.
Алина инстинктивно сжимает ремень сумки и смотрит по сторонам, будто все же надеется на проходящих мимо людей. Но ее надежа медленно умирает, ведь в этот час здесь никого нет.
Я делаю шаг вперед, обрезаю ей путь к побегу. Я не оставляю пространства для маневра.
– Разве не все равно? – мой голос тихий, но в нем звучит угроза, которую она явно чувствует. – Ты просто та, кого я решил взять. Теперь ты принадлежишь мне. И, поверь, Алина, у тебя нет выбора.
– Я не знаю, что тебе нужно, но это какая-то ошибка, – говорит Алина и отступает еще на шаг. Она пытается казаться решительной, но в ее взгляде я вижу страх. Она прекрасно понимает, что я не случайный прохожий и что угроза вполне реальна.
– Ошибка? – я улыбаюсь и наклоняюсь ближе, чтобы она могла почувствовать мое дыхание. – Твой брат совершил ошибку, и теперь ты платишь за нее.
– Мой брат? – ее голос дрожит, и теперь в глазах больше недоумения, чем страха. Похоже, Арсений никогда не рассказывал ей о своей другой стороне. Отлично. Я заставлю Алину пересмотреть всю свою жизнь.
– Да, Арсений, – произношу его имя так, чтобы оно стало звучать как клеймо. – Он думает, что может уйти от всего, что сделал, но не понимает, что все только начинается. А теперь он потеряет самое ценное.
Она делает попытку вырваться, бросается в сторону, но я ловлю ее за руку, крепко сжимаю, чтобы Алина поняла, что сопротивление – бесполезно. Ее дыхание становится частым, и в глазах я вижу панический страх, когда она осознает, что не сможет никуда убежать.
– Что ты хочешь от меня? – ее голос почти хриплый, будто слова царапают ей горло.
– Все просто, Алина. Я хочу, чтобы ты пошла со мной и не сопротивлялась, – отвечаю я холодно. – Чем меньше проблем ты создашь, тем проще это будет для нас двоих.
– Ты думаешь, Арсений тебе позволит? – она бросает мне вызов, хотя и едва слышно. – Ты не знаешь моего брата.
– О, я знаю его слишком хорошо, – скалюсь. – Поэтому и выбрал тебя.
Алина смотрит на меня с нарастающим ужасом, она понимает, что я не шучу.
Через несколько мгновений ее взгляд меняется, и я вижу, как она оценивает свои шансы. Она умна, но это не поможет ей.
Алина напряженно молчит, и я даю ей несколько секунд, чтобы осознать ситуацию, а затем начинаю тянуть в сторону машины, припаркованной в конце переулка. Ее сопротивление – это отчаянные и бесполезные попытки освободиться, и я сильнее сжимаю запястье Алины, пока она не перестает дергаться.
– Ты заплатишь за это, – шепчет она, но голос дрожит. Уверенности больше нет.
– Посмотрим, кто заплатит первым, – бросаю ей в ответ, открываю дверь авто и подталкивая ее внутрь.
Она садится, скрещивает руки на груди, как будто это защитит ее. Но между нами больше нет границ. Теперь она принадлежит мне, и моя игра только начинается.
Алина сидит на заднем сиденье, сжавшись, как птица в клетке. Она молчит, теребит ремешок сумки, хотя уже знает, что ни сумка, ни угрожающие взгляды не помогут ей выбраться из моего автомобиля. Время разговоров еще придет, а сейчас я наслаждаюсь ее молчанием – тем, как напряженно она следит за каждым моим движением.
Я еду в укромное место, небольшой загородный дом, о котором знают немногие. Именно там Алина проведет первые дни – в безопасности, под присмотром. Мне нужны эти дни, чтобы переговорить с людьми, чьи услуги мне понадобятся для основной части плана. Все должно идти гладко.
– Куда ты везешь меня? – Алина нарушает молчание первой. Ее голос совсем не такой, как раньше, когда она пыталась изображать уверенную девушку. Теперь в нем только тревога и усталость.
– Туда, где тебя никто не найдет, – отвечаю спокойно. – Это лучшее место для тебя сейчас.
Алина фыркает. Я вижу, как ее пальцы сжимаются крепче, а кожа на костяшках белеет. Ее страх понятен, но он не мой главный интерес. Мне нужно гораздо больше, чем просто видеть ее напуганной. Я хочу, чтобы каждый миг ее пребывания здесь стал для Арсения ножом под ребра.
– Ты действительно думаешь, что сможешь это провернуть? – она поднимает на меня глаза, во взгляде смешаны и злость, и безнадежность. Глаза сверкают, но голос дрожит. Даже сейчас, когда все карты на руках у меня, она пытается выглядеть сильной. Я вижу в этом попытку удержать хоть какую-то иллюзию контроля.
– Ты удивишься, насколько легко все может поменяться, – отвечаю я спокойно и уверенно, удерживая ее взгляд, пока она не опускает глаза.
Я всегда выигрываю эти молчаливые схватки.
Она молчит, переводит взгляд куда-то в сторону, прячется в собственные мысли. Но для меня они прозрачны, как стекло. Ее брат, ее спокойная жизнь, ее привычное «до» – она понимает, что всего этого больше нет и не будет.
Машина катится по пустой, извилистой дороге, и каждый метр пути тянется для Алины, как пытка. Она сидит неподвижно, но я чувствую – каждая клеточка ее тела напряжена до предела. Иногда она бросает на меня быстрые, настороженные взгляды. Я угадываю, о чем она думает.
«Скоро найдут». «Я смогу сбежать». «Я просто жду подходящего момента».
Ха! Пусть мечтает.
Когда мы сворачиваем на старую, заброшенную дорогу, ведущую к дому в чаще леса, Алина наконец оживает. Ее руки нервно перебирают ремешок сумки. Пальцы судорожно сжимают ткань, словно она ищет в этом опору или выход. Глаза бегают по сторонам, высчитывают расстояния, улавливают мельчайшие детали местности. Она уже прикидывает, в каком направлении бежать, если представится шанс.
Я вижу, как ее спина выпрямляется – она готовится к новому рывку.
– Даже не думай, – говорю я почти лениво, но в голосе чувствуется металл.
Алина вздрагивает, как будто я прочитал ее мысли вслух. Ее взгляд мгновенно становится колючим, но она ничего не отвечает. Машина медленно останавливается перед домом – старым, но крепким, со следами долгой жизни и редких гостей.
Едва я заглушаю двигатель, Алина дергает дверцу, но, конечно, она заперта. Ручка жалобно щелкает. Она яростно дергает еще раз и еще, а потом успокаивается.
– Открой! – ее голос срывается, в нем сквозит истерика. Впервые за всю дорогу она теряет показной контроль.
– Тихо, – говорю я спокойно и выхожу из машины. Шаги по гравию звучат глухо, но Алина, скорее всего, слышит их так, будто это гул барабана, объявляющего конец.
Я обхожу машину и открываю дверцу с ее стороны.
Она отодвигается вглубь салона, прижимается к двери, как загнанный зверек, но выхода у нее нет. На лице смесь страха и ярости.
– Ничего не изменится от твоих криков, – продолжаю я, перехватывая ее дикий взгляд. – Чем спокойнее ты себя поведешь, тем лучше будет для всех нас.
Она медлит, но все же выходит из машины. Плечи ее расправлены, подбородок гордо поднят – она не собирается показывать слабость. Пусть так. Пусть думает, что у нее еще есть шанс.
Я веду ее к дому. Шаг за шагом Алина движется, словно в оцепенении. Каждый ее жест и каждое движение выдает внутренний протест. Она идет, но внутренне сопротивляется. Она смотрит вперед, но в голове уже прокручивает десятки сценариев.
Когда мы входим в дом, Алина замирает на пороге. Ее взгляд скользит по комнате – небольшая гостиная, чистая и простая. Никаких лишних украшений, только мебель, пара книг на полке и старый ковер. Ее взгляд на секунду задерживается на окне – и я уже знаю, о чем она думает. Расстояние, высота, насколько быстро можно выбить стекло.
– Можешь сразу забыть про бегство, – произношу я, пресекая ее иллюзии на корню. – Здесь есть камеры. И охранник. Поверь, мне хватит одного сигнала, чтобы тебя остановить.
– Ты больной! – вдруг срывается она, голос хриплый от напряжения. Ее глаза сверкают – в них злость, боль и беспомощность. – Думаешь, что это приведет тебя к чему-то хорошему? Думаешь, я стану частью твоих игр?!
Я медлю, позволяю ее словам повиснуть в воздухе.
– А ты уверена, что у тебя есть выбор? – отвечаю я холодно.
Алина стискивает зубы, она едва сдерживает слезы. Я вижу, как подрагивают ее плечи, как напрягается шея. Алина отворачивается к окну, как будто она отказывается признавать мое присутствие.
– Здесь ты останешься, пока я не решу, что ты больше не нужна, – говорю я, иду вперед и останавливаюсь за ее спиной. Ее дыхание становится прерывистым, но она молчит. – Или, возможно, когда твой брат поймет, как много поставлено на карту.
Она сжимает кулаки, ногти впиваются в ладони, но ни слова не срывается с ее губ.
– Так что советую привыкать.
Молчание. Комната словно замирает вместе с ней. Я чувствую ее ненависть, ее боль и страх. Вся она – комок напряженных нервов и эмоций, готовых разорвать ее изнутри.
Я смотрю на нее еще мгновение, а затем отхожу в сторону. Она остается стоять у окна – тонкая, хрупкая, но в то же время удивительно стойкая. Ей кажется, что она еще может бороться. Пусть. Иногда вера в невозможное – худшее наказание.
Алина сидит на диване, обхватив колени руками, ее лицо не выражает эмоций, но взгляд выдает бурю мыслей. Она смотрит в одну точку, как будто в ней кроется ответ на все вопросы. Словно из этой точки можно вырваться, убежать из комнаты, из ситуации, из самого себя.
Я стою в тени двери, внимательно наблюдаю. Теперь ее взгляд цепляется за любые мелочи – щербинку на стене, изгиб ножки стола, даже швы на обивке дивана. Алина ищет что-то, что может стать ее спасением.
Глупо. Здесь все продумано до мелочей. Каждый уголок, каждая вещь, каждая комната.
На столике перед ней стоит бутылка воды, рядом – блюдце с фруктами. Она не притронулась ни к тому, ни к другому, но сильный голод или жажда рано или поздно возьмут свое. В такие моменты люди становятся уязвимее. Они начинают говорить, пусть даже из упрямства, пусть даже с теми, кого презирают.
Я переступаю порог, и Алина замирает. Ее плечи едва заметно напрягаются, дыхание замедляется. Она знает, что я здесь, но делает вид, что не замечает.
Это ее игра, ее способ сохранять контроль.
– Как тебе дом? – мой голос звучит нарочито спокойно. Я не жду ответа, но все равно спрашиваю.
Алина молчит, только губы сжимает крепче. Ее взгляд уходит куда-то в сторону, в пустоту, где меня, по ее мнению, не существует. Я прохожу по комнате, нарочно неспешно. Сажусь напротив, выбирая такую позу, чтобы выглядеть расслабленным, но не слишком. Иллюзия спокойного разговора всегда обезоруживает.
– Рано или поздно тебе придется смириться с таким положением дел, – говорю я и смотрю прямо на нее. – Отрицание ничего не изменит.
Алина поворачивает голову, ее глаза встречаются с моими. Это взгляд вызова, ледяной и яростный одновременно. Она смотрит так, будто готова броситься на меня с кулаками, но знает, что это бессмысленно.
– И ты правда думаешь, что мне стоит просто сидеть здесь и ждать? – спрашивает Алина. Ее голос звучит ровно, почти бесстрастно, но я чувствую ту напряженную ноту, которая дрожит где-то на грани.
– Твой брат должен понять, что его действия имеют последствия, – отвечаю я, пожимая плечами. – Твое исчезновение – одно из этих последствий. Тебе проще сотрудничать.
Губы Алины дрогнули, но она быстро берет себя в руки.
– Ты меня сюда привез, чтобы отомстить моему брату? – Она говорит это тихо, но в каждом слове звучит злость, перемешанная с усталостью. – Какой ты храбрец, конечно.
Ее фразы – холодные, точные удары.
Я улыбаюсь краешком губ. Не потому что слова Алины задели, а потому что вижу, как она пытается зацепить меня, и это вызывает у меня не раздражение, а почти что уважение. Но я не подаю вида.
– Ты только и можешь, что нападать исподтишка, на тех, кто не может сопротивляться, – продолжает она, тембр становится более звонким. – И это ты называешь силой?
– Мне не нужно твое одобрение, – говорю я с легкой усмешкой. Мой голос звучит спокойно, почти лениво, но каждое слово я произношу громко и четко. – Сила или нет, неважно – ведь ты сидишь здесь, потому что я этого хочу.
Ее глаза вспыхивают, но вместо того, чтобы броситься в словесный бой, она замолкает. На какое-то мгновение между нами повисает тишина. Она смотрит на меня с злобой и страхом одновременно. Я вижу, как ее мысли лихорадочно мечутся, пытаясь найти лазейку, хоть что-то, что поможет ей выйти из этой ситуации победителем.
– Неужели мой брат нагадил тебе настолько сильно, что ты решил мстить? – произносит она, наконец нарушая молчание. Ее голос звучит тихо, но в нем столько яда, что, казалось бы, он способен разъесть стены. – И ты думаешь, он будет переживать? Ты правда считаешь, что я ему дорога?..
Я улыбаюсь, на этот раз широко. Ее попытки выбить меня из равновесия кажутся наивными.
– Не волнуйся, – произношу я издевательским тоном, – он вспомнит о тебе достаточно скоро. Думаю, твой брат – не тот человек, кто позволяет себе забывать о прошлом. Особенно о тех, кого использует.
Алина отводит взгляд, ее плечи опускаются, но это не смирение. Это скорее затишье перед бурей. Она прикусывает губу, ее пальцы сжимаются в кулак.
Я наблюдаю за этим с интересом.
Алина пытается подавить свое возмущение, но ее тело выдает каждую эмоцию.
– У тебя есть два пути, Алина. Первый – продолжать свое маленькое восстание. Но тогда ты лишь сделаешь все еще более трудным для себя, – я произношу это четко, размеренно, слежу за ее реакцией. – Вторая – сотрудничать, вести себя разумно и дождаться, пока твой брат не сделает ответный ход.
Взгляд Алины стал настороженнее.
Она не отвечает сразу. Это хороший знак. Она обдумывает мои слова.
– Что значит «сотрудничать»? – наконец спрашивает она. Ее голос звучит тише, чем раньше, но все еще твердо.
– Подчиняться, – отвечаю я, чуть подавшись вперед. – Поддерживать порядок, внимательно слушать и делать то, что тебе говорят. Все просто.
Алина закатывает глаза, словно от моих слов ее тошнит, но я вижу, что это всего лишь защитная реакция.
Алина обдумывает мои слова, ее взгляд становится холоднее. Ее пальцы медленно сжимаются в кулаки, и хотя она старается держать лицо, ее внутренний протест слишком силен, чтобы остаться незамеченным. Я вижу, как ее спина напрягается, как ее дыхание становится чуть быстрее, но все это она пытается скрыть под маской равнодушия. Эта борьба внутри нее – то, что меня забавляет. Не столько ее гнев, сколько тщетность ее усилий.
Я приближаюсь к Алине, возвышаюсь над ней. В этом есть что-то символичное, и, кажется, она тоже это чувствует. Ее взгляд, полный скрытой ярости, устремляется мне в глаза, но я остаюсь невозмутимым.
– Ты думаешь, что я буду играть по твоим правилам? – ее голос звучит резко, с вызовом, но в нем чувствуется неуверенность, почти незаметная дрожь.
Я медлю с ответом, позволяю ее словам повиснуть в воздухе, словно проверяю их на прочность. Потом отвечаю, спокойно, без эмоций:
– Это не вопрос твоих или моих правил, Алина. Теперь есть только одно правило: ты подчиняешься мне.
Она отворачивается, и это движение выглядит как попытка скрыть собственное раздражение. Но я уже вижу, что ее протест – лишь тонкий лед, под которым бурлят эмоции. Алина вдруг вскакивает на ноги.
В этот момент ее шаги становятся беспорядочными: она начинает ходить по комнате, будто ищет спасение от наплыва чувств. Ее ноги ступают так быстро и резко, что кажется, будто она хочет оставить за собой следы на полу, словно это способ выразить свой гнев.
Я позволяю ей этот жест отчаяния, не говоря ни слова. Она должна сама исчерпать агрессию, прежде чем мы продолжим. Я понимаю, что ее сопротивление – это только вопрос времени.
Рано или поздно одиночество, страх и безысходность заставят Алину искать моего расположения, мою поддержку. Пока же она даже не догадывается, насколько ее ярость бессмысленна. Она не знает, что ее сила может обернуться против нее.
В какой-то момент Алина останавливается, она замирает на месте. Ее плечи дрожат от сдерживаемого гнева, но она пытается не показать этого. Я стою спокойно, наблюдаю за ее метаниями, будто хищник, уверенный в своем превосходстве. Наконец, решив, что ей нужно дать время, я медленно поворачиваюсь и иду к двери.
– Я оставлю тебя подумать, – говорю я. В моем голосе нет угрозы, только холодная констатация факта.
Запираю за собой дверь. Я чувствую ее взгляд, полный ярости. Даже через дверь. Этот взгляд почти обжигает меня, но я никак не реагирую, просто ухожу.
Пусть затаится в своей злости, в своем бессилии. Чем больше она будет держать эту ярость внутри, тем быстрее она ее сломает. Это неизбежно.
На следующее утро я возвращаюсь в дом рано. Открываю дверь ее комнаты и вижу, что ночь для нее прошла нелегко. Она сидит на краю кровати, ее спина напряженная, Алина совсем измученная. Ее волосы слегка растрепаны, глаза покраснели, а на лице застыло выражение скрытого гнева.
Она не спала, это очевидно. Но даже в таком виде в Алине есть что-то завораживающее.
– Какой сюрприз, ты все еще здесь, – говорю я, намеренно провоцируя ее на ответ.
Алина поднимает на меня взгляд, в котором читается усталость, но она не говорит ни слова. Молчание Алины почти оглушает, но я замечаю, как ее рука медленно сжимает одеяло. Это движение выдает ее. Она напряжена. Уязвима. И уже не так уверена в своей силе, как вчера.
– У тебя есть ровно пять минут, чтобы привести себя в порядок и выйти вниз, – говорю я и смотрю прямо на нее. – Нам нужно поговорить.
Я вижу, как ее лицо на мгновение искажается. Возможно, это замешательство. Возможно, злость. Но она быстро скрывает свои эмоции. Молча поднимаясь с кровати, она начинает машинально поправлять волосы. Ее движения медленные, но в них чувствуется внутренний протест.
Даже в этой мелочи она пытается показать, что остается верна себе. Я ухожу, оставляя ее одну.
Внизу я устраиваюсь в кресле напротив большого окна, откуда открывается вид на густой лес. Утренний свет мягко пробивается через ветви деревьев, и в этом пейзаже есть что-то умиротворяющее. Но мои мысли заняты другим. Я думаю об Алине, о том, как она медленно, но неизбежно сдается.
Через несколько минут она спускается вниз. Ее вид слегка изменился: волосы теперь аккуратно убраны, а в движениях чувствуется больше решимости. Но напряжение все еще витает вокруг нее, как невидимая пелена. Она садится напротив, ее поза напряженная, но она пытается казаться спокойной.
– Садись, – повторяю я, хотя она уже заняла место. Это больше не просьба, а подтверждение моего контроля.
Она молчит, ее губы плотно сжаты, взгляд направлен прямо на меня. Она явно не собирается начинать разговор первой. Я решаю не тянуть.
– Я не собираюсь тратить твое время на объяснения, – говорю я. – Здесь все просто, Алина. Ты находишься здесь под моим контролем. И чем быстрее ты это поймешь, тем проще тебе будет.
Она вздрагивает, но быстро берет себя в руки. Ее взгляд острый, полный сопротивления, но слова так и остаются невысказанными.
– Поняла? – повторяю я, добавляя в голос больше жесткости.
– А если я не приму условия твоей игры?! – наконец бросает она. Ее голос звучит с вызовом, но я чувствую, что за ним скрывается страх.
– Не советую проверять меня, – отвечаю я. – Здесь ты не сможешь использовать свое упрямство. Это не та ситуация, где ты можешь быть главной.
Она опускает взгляд, и на секунду мне кажется, что ее ярость сменилась чем-то другим.
Страхом? Возможно. Но Алины быстро справляется с собой и снова смотрит на меня с бесстрастным выражением лица.
– Ты можешь сидеть и молчать. Можешь ненавидеть меня. Но это ничего не изменит, – добавляю я. – Вопрос лишь в том, сколько времени тебе потребуется, чтобы понять, что сопротивление здесь бесполезно.
Алина молчит. Ее губы плотно сжаты, а глаза полны молчаливого упрямства. Она оценивает мои слова, пытается понять, насколько серьезны мои намерения.
В ее взгляде я читаю борьбу. Но эта борьба продлится недолго.
Я даю ей время осознать, что каждый протест лишь забавляет меня и укрепляет во мнении, что она до конца не понимает, в какой ситуации оказалась. Ее гордость, которую она носит как доспехи – это хорошо. Но здесь она ей не поможет. Гордость – это роскошь свободных, а сейчас она в моих руках.
Алина сидит напротив, сжав губы в тонкую линию, и не сводит с меня напряженного взгляда. В ее глазах смешались гнев, презрение и вызов, но где-то в глубине затаился страх. Страх, который она пытается скрыть за своей яростью.
– У тебя есть выбор, – наконец говорю я, откидываясь в кресле. Я делаю паузу, чтобы мои слова проникли в ее сознание. – Ты можешь продолжать тратить свои силы на бесполезные попытки сопротивления. А можешь принять условия и жить в комфорте.
Она резко поднимает на меня глаза, и в этом движении читается напряжение. Слова задели ее за живое. В них она услышала вызов, которого не ожидала.
Ее пальцы, лежащие на подлокотниках кресла, сжимаются, словно она пытается удержать себя от взрыва. Но вместо вспышки ярости я слышу ее тихий, почти шепчущий голос.
– Ты называешь это «комфортом»? – в ее голосе едва сдерживаемая злость. – Запереть человека, лишить его свободы и угрожать ему? Если это твоя версия комфорта, то я лучше буду упрямиться до конца.
Я не могу удержаться от улыбки. Ее гордость все еще с ней, как я и ожидал. Этот внутренний огонь – это ее сила.
Но я также знаю, что любой огонь может быть направлен в нужное русло. Он может согреть, а может уничтожить. Я собираюсь использовать ее волю против нее самой.
– Я предлагаю тебе компромисс, Алина, – говорю, подавшись вперед, чтобы она почувствовала всю серьезность моих намерений. Важно, чтобы она поняла, что это не игра – по крайней мере, не с ее стороны. – Ты – часть моей игры с твоим братом. Но если ты будешь вести себя разумно, я могу дать тебе свободу передвижения здесь, в доме. Возможно, даже доступ к некоторым необычным вещам.
Ее глаза слегка расширяются, и в них мелькает тень интереса. Но этот интерес тут же сменяется холодным недоверием. Она прищуривается, словно пытается разгадать, что кроется за моими словами.
– Какой тебе смысл давать мне «свободу»? – спрашивает она, не скрывая сарказма. – Ты ведь знаешь, что я только и буду думать, как сбежать.
– Потому что так тебе будет легче, – отвечаю спокойно. – Легче понять, что бежать некуда. Легче свыкнуться с новым положением.
Она делает вид, что мои слова ее не трогают, но я вижу, как напряжение у нее в плечах слегка ослабевает. Это знак. Она слушает.
– Кроме того, мне нужно твое участие, – добавляю я. – Ты ведь хочешь понять, что на самом деле здесь происходит?
Ее взгляд снова меняется. Теперь в нем читается интерес, который она не успевает скрыть. Ее упрямство и нежелание подчиняться – вещи временные. Она еще не знает, но в ее положении союз с врагом – лучший способ обрести хоть иллюзию свободы.
– Хорошо, – говорит она наконец, с трудом выдавливая это слово. Ее голос звучит напряженно, словно она пытается подавить свое отвращение к этим словам. – Но не думай, что я собираюсь подчиняться тебе без вопросов.
Ее согласие – временная уступка, и мы оба это понимаем. Она не сдается. Просто изучает обстановку, чтобы найти слабое место.
– Я принимаю твой «компромисс», – добавляет она с ноткой сарказма в голосе. – Но давай четко определим правила.
– Правила? – повторяю я, усмехаясь. – Правила устанавливаю здесь я.
– Ты сам сказал, что мне будет легче, если я приму это предложение. Так хотя бы сделай вид, что учитываешь мое мнение, – ее голос твердый, почти вызывающий, но в нем есть что-то, что заставляет меня уважать ее.
Я откидываюсь в кресле, пристально разглядывая лицо Алины. Ее черты все еще выдают внутренний огонь. Пусть думает, что у нее есть право голоса. Пусть верит в иллюзии. Это поможет мне сломать ее сопротивление.
– Говори, – киваю ей, словно даю разрешение.
Она выпрямляется, поднимает голову чуть выше, и заявляет:
– Я хочу знать, как долго это продлится. Сколько времени я должна здесь оставаться? Или ты не думал об этом?
Я беру паузу, чтобы насладиться ее попыткой перехватить инициативу.
– Как долго? – повторяю я, будто обдумываю ее слова. – Это зависит только от тебя и твоего брата. Ты останешься здесь до тех пор, пока не поймешь, что сопротивляться бессмысленно. И пока твой брат не поймет, что он натворил.
Ее губы слегка поджимаются, но она старается сохранить самообладание.
– И еще, – медленно добавляет она, тщательно подбирая слова. – Я хочу доступ к своим вещам. Телефон, ноутбук…
Я поднимаю бровь. Ее требование заставляет меня усмехнуться.
– Ты должна понять, что это не отель, и я не намерен идти на такие уступки. Телефон и все остальное останутся у меня. Но ты можешь пользоваться книгами, если тебе это нужно.
Ее лицо остается бесстрастным. Она молчит, словно обдумывает, как лучше ответить.
– Если все понятно, привыкай, – говорю я и поднимаюсь.
Я направляюсь к двери и чувствую ее взгляд на себе. В этом взгляде вызов и ненависть, но я знаю, что эти эмоции – лишь часть внутренней борьбы.
– Помни одно, Алина, – добавляю, останавливаясь у двери. – Здесь все работает по моим условиям. Чем быстрее ты это примешь, тем проще будет для нас обоих.
Ее молчание громче любых слов. Ее глаза сверкают от гнева.
Я закрываю за собой дверь, оставляя Алину одну. Время и обстоятельства сделают свое дело.
Проходит несколько дней, за которые Алина вынуждена свыкнуться с новыми реалиями. Я наблюдаю за ней на расстоянии, замечаю, как она осторожно изучает дом.
Ее настороженные взгляды, стремление избежать общения – все это указывает на то, что она по-прежнему пытается найти лазейку для побега.
Однажды утром я нахожу ее в библиотеке. Алина сидит с книгой в руках, но она явно не увлечена чтением. Когда я захожу, она на мгновение замирает, но тут же закрывает книгу и смотрит на меня с той же непокорностью.
– Ты думаешь, что сможешь просто сидеть здесь и игнорировать меня? – спрашиваю, приближаясь к ней. – Или считаешь, что это поможет тебе?
– Я просто пытаюсь отвлечься, – спокойно отвечает она. – Вряд ли тебе будет приятно, если я начну бесконечно спорить с тобой.
– Спорить? Думаешь, это приведет к чему-то хорошему?..
Она не отвечает, просто отводит взгляд, и я понимаю, что мысль о побеге еще живет в ней.
Алина снова опускает глаза на книгу, демонстративно игнорирует мое присутствие. Эта игра в молчаливое сопротивление начинает раздражать меня все больше… Она явно надеется, что таким образом отстранится от происходящего, но я не позволю ей уйти в себя.
– Книга тебе в этом не поможет, – говорю, наблюдая за ее реакцией. – Или ты действительно полагаешь, что, отгородившись от мира, сможешь дождаться, пока все пройдет само собой?..
Алина вздыхает, но не поднимает взгляда.
– Раз уж ты не собираешься мне помогать, то хоть не мешай.
Ее тон резкий, как лезвие. Я понимаю, как Алине хочется высказать мне все, что она думает, но она сдерживается – боится последствий.
– Если хочешь, чтобы я оставил тебя в покое, – говорю, опираясь на стол напротив нее, – тебе придется что-то для этого сделать.
Она сжимает губы и наконец поднимает взгляд. В ее глазах снова проблескивает вызов, но я вижу, как это ее утомляет.
– Что ты от меня хочешь? – тихо спрашивает она, с трудом сдерживая раздражение. – Я и так делаю все, что в моих силах.
– Нет, не делаешь, – парирую я и пристально смотрю ей в глаза. – Ты думаешь, что можешь просто пересидеть это время, будто это наказание, которое вот-вот закончится. Но нет, так не будет. Этого недостаточно.
Алина молчит, но ее взгляд становится все более острым, как если бы она пыталась пробить стены своей тюрьмы силой взгляда.
– Так не будет? – переспрашивает она, не скрывая сарказма. – И как же будет, по-твоему?
Ее голос полон скрытой злости, но в нем есть и доля любопытства. Она пытается понять меня, просчитать, найти слабое место. У Алины это, возможно, первый опыт игры на выживание, но она уже инстинктивно ищет точки давления. Это почти трогает, но я не собираюсь облегчать ей жизнь.
– Для начала ты должна перестать видеть во мне врага, – говорю я, подбирая слова так, чтобы они звучали убедительно, но и оставляли простор для ее домыслов. – А еще ты должна понять, что в действительности все это – не против тебя, а для тебя.
– А-ха-ха-ха!
Она смеется, почти истерично, будто мои слова – плохая шутка, в которую сложно поверить.
– Для меня? – повторяет она. – Хочешь убедить меня, что я получу что-то хорошее взаперти с тобой? Против моей воли? Ты даже не представляешь, как это звучит.
– Тебе не обязательно верить мне сейчас, – парирую я, пожимая плечами. – Но тебе придется принять эту мысль, если ты хочешь сделать свое пребывание здесь немного легче.
Она кидает на меня быстрый, изучающий взгляд, словно старается прочитать по выражению моего лица, насколько я серьезен. Ее лицо напряженное, в глазах вспыхивает что-то похожее на страх, но она старается скрыть это за холодной маской.
– Хорошо, – вдруг произносит Алина, ее голос звучит немного мягче. – Тогда объясни мне... Что именно ты хочешь от меня?.. Если не собираешься меня отпускать, если все это – «для моего блага», как ты утверждаешь, то хотя бы объясни, к чему мне готовиться.
Это первый шаг в правильном направлении, и я не упускаю момента.
Я наблюдаю, как ее взгляд цепляется за меня. Алина почти отчаянно ищет объяснение. Эта непоколебимая гордость и любопытство – ее способ остаться собой. И это меня подкупает.
– Я хочу, чтобы ты поняла, – начинаю медленно, каждое слова отдается глухим эхом в тишине комнаты. – Твой брат… зашел слишком далеко. Он сделал нечто, что не могло остаться безнаказанным. Не я, так кто-то другой пришел бы за ним.
Алина застывает, напряжение в ее позе становится слишком заметным. Ее руки сжимаются в кулаки, а в глазах появляется яростное пламя.
– И что? Это твоя месть? – говорит она, сжав зубы. – Ты считаешь, что, забрав меня, ты сможешь достать его?! Как это вообще может помочь?! Он вообще знает, куда я делась?..
Я усмехаюсь, ее прямолинейность – свежий воздух для меня. Как давно я не встречал людей, которые не пытаются скрывать мысли. Но и с такими, как Алина, нужно быть осторожным: они ждут момента, чтобы нанести удар.
– Это поможет. И очень быстро, – отвечаю я спокойно. – Видишь ли, твой брат не может терпеть, когда кто-то посягает на его семью. А ты – его самое слабое место.
Алина сдавленно вздыхает и ее щеки наливаются румянцем. Видно, что она понимает: брат действительно сделает все, чтобы вернуть ее. А значит, по ее логике, в этом есть надежда на спасение.
Но я намеренно оставляю Алину в неведении о том, как именно собираюсь ею пользоваться в свое свободное время.
– Так это просто… уловка, да? – ее голос дрожит от возмущения. – Ты намерен использовать меня как приманку, чтобы заставить его сделать то, что ты хочешь?
– И не только это, – отвечаю я тихо. – Все гораздо глубже, чем ты думаешь. Намного глубже, – говорю и жадно смотрю на ее губы. – Но тебе необязательно знать детали.
Я вижу, как она пытается переварить мои слова, но не может найти в них смысл. Для нее это все выглядит как жестокая игра, и мне это даже выгодно. Она затаится, подумает, что поняла мой замысел, и тогда… Тогда я возьму ее.