Мокрый снег лип к лицу, смывая слезы. Тело била крупная дрожь.
— Пожалуйста, давай поговорим, — хрипло просила Алиса.
Макс стоял неподвижно, засунув руки в карманы куртки. Его взгляд скользил мимо нее, куда-то в темноту за ее спиной.
— Мне больше нечего сказать. Дело не в тебе. Я просто не хочу сейчас отношений, — ответил Макс.
Фраза прозвучала так банально, так заезжено, что у Алисы свело желудок. Он даже не потрудился придумать что-то оригинальное. Она сглотнула ком в горле, резко развернулась и бросилась через дорогу, не глядя на светофор. Ей было все равно. Пусть машины, пусть боль — лишь бы подальше от этого равнодушия.
— Возьми хоть на проезд! — его оклик настиг ее, но не остановил.
— Мне ничего не нужно! — отмахнулась Алиса.
Он все равно догнал, схватил за рукав, пытаясь сунуть ей в карман куртки горсть мелочи. Пальцы коснулись ткани на мгновение — и Алиса рванулась вперед, как ошпаренная. Монеты, холодные и ничтожные, со звоном рассыпались по мокрому асфальту. Она не замедлила шаг. Ей хотелось бежать, не оглядываясь, пока не кончатся силы. Боль, стыд и горечь подступали к горлу: Алиса чувствовала себя униженной до глубины души этими слезами, этой жалкой попыткой откупиться мелочью. Она ему не нужна. И теперь эта простая, уродливая истина накрыла ее с головой.
Она знала этот сценарий. Знала этот холодный тон. Это было их очередное расставание за три года, но в этот раз было что-то новое, чего она раньше не замечала: равнодушие. Не горечь, не сожаление — просто констатация факта, как будто он отменял подписку на ненужный сервис.
Три года Алиса ждала. Ждала, пока он, Макс, её первая, казалось бы, уникальная любовь, наконец выберет её.
Они познакомились на первом курсе. В толпе безликих одногруппников Макс сразу выделялся. Не красавец, не спортсмен, но с глазами, в которых читалась старая грусть и мнимая глубина. Он слушал музыку, от которой, казалось, пахло винилом и дождём — не модную попсу, а что-то сложное, инди, почти культовое. На этом они и сошлись. Ей тогда показалось, что он видит мир глубже других. Что он не такой, как все.
Их отношения всегда строились по одному и тому же, извращённому графику. Макс встречался с кем-то другим. А Алиса ждала его звонка, его СМС, его прихода посреди ночи, когда очередная девушка ему надоест.
Макс всегда приходил, когда ему было плохо, когда он был свободен. В её постели он искал утешения. И Алиса прощала. Всегда. Открывала дверь и свою душу, веря, что в этот раз, наконец, он увидит, как она терпелива, как предана, как идеально подходит ему.
— Хватит ныть, никто не умер же, — его слова всегда были ядовитыми стрелами, маскирующимися под правду. — Твои проблемы — это просто твои проблемы. Никому они не нужны.
Макс не поддерживал, он унижал. Унижал её вкус, её выбор, её тревоги. И самое страшное — Алиса прощала. Она терпела это безэмоциональное отношение, списывая на его «сложность» и «гениальность».
Он сказал, что «просто не хочет отношений». А через неделю Настя, её лучшая подруга, прислала скриншот из соцсетей: Макс и новая девушка.
Этот скриншот стал той последней каплей. Это не было «дело не в тебе». Это было «дело именно в тебе». Алиса была не нужна ему ни как девушка, ни как любовница, ни как душевный костыль. Она была запасным вариантом, который выбросили, не моргнув глазом, как только нашли что-то новенькое.
Алиса, глядя на экран, почувствовала, как её сердце треснуло. И сквозь эту трещину пробилось что-то холодное и твердое, как сталь: отвращение к самой себе за это унижение.
— Всё. Больше никогда, — прошептала она в пустоту своей комнаты. — Никаких звонков. Никаких ночных визитов.
Чтобы заглушить боль от предательства Макса, Алиса решила радикально сменить курс. Ей хотелось эмоций. Живых, настоящих, не отравленных высокомерным безразличием.
Второй парень был полной противоположностью Максу. Он был «рэпером» — не в смысле стадионов, а в смысле самоощущения: он считал себя гением бита, но все его творчество заключалось в записи укуренных фристайлов на дешевый микрофон. Звали его Глеб.
Настя смеялась: «Говорят же, каждая девушка должна пройти через своего рэпера. Теперь твоя очередь».
Глеб был пламенным, непредсказуемым и существовал в какой-то иной, мифической реальности. С ним не нужно было притворяться «интеллектуалкой», ломать себя, чтобы казаться глубже. С ним можно было просто быть — смеяться громко, пить дешевое вино и слушать его бессвязные, но полные жара монологи. Он видел ее, и, что было главным, — он хотел ее. Эта стремительная, безудержная страсть стала для нее наркотиком после лет эмоциональной диеты.
Свободной... и в конечном счете — использованной.
Их роман продлился всего месяц. Как и подобает «рэперу», девушки у Глеба менялись с регулярностью смены треков в его плейлисте. Он просто исчез, отправив короткое сообщение, которое можно было прочитать как «извини, мне надоело».
Этот разрыв был, как пощечина. Если Макс растоптал её надежду, то Глеб растоптал её самооценку. В первом случае она была запасным колесом, во втором — просто одноразовой игрушкой. Оба раза финал был одинаков: она оказалась нелюбимой. Недостаточно важной.
Алиса сидела на полу в ванной, прислонившись спиной к холодной плитке. В руках у неё был бокал с вином, но пить она не могла. В голове стучала только одна мысль: «Я устала. Устала чувствовать себя нелюбимой.»
Алиса стояла напротив зеркала, и её взгляд был прямо направлен на собственные тёмно-зелёные глаза. Они были такими глубокими, что казались маленькими омутами, в которых точно черти водятся.
Её кукольное, немного детское лицо с аккуратным подбородком и полными губами было главной причиной, почему ей всегда давали на три года меньше, чем было на самом деле. Но сегодня это лицо уже не было таким мрачным, как после недавних событий. Тень, казалось, наконец-то отступила.
Алиса слегка поправила свои светлые, почти белые локоны, которые мягкими волнами обрамляли её лицо. Привычным жестом она провела пальцами по прядям.
Впервые за долгое время на её лице расцвела улыбка — тихая, немного робкая, но искренняя. Улыбка человека, который сбросил тяжелый груз и готов проверить, что может снова идти налегке.
«Хватит. Довольно убиваться по человеку, который даже не знает, что такое разбитое сердце», — мысленно повторила она, и на этот раз слова прозвучали как констатация факта.
Сегодняшний вечер был частью плана «Анти-Мудак» — плана по экстренному восстановлению самооценки и перепрошивке мозга. Подруга Настя, как обычно, была на подхвате.
— Ну вот, выглядишь как человек! — оценила Настя, когда Алиса вышла из комнаты. — А то от тебя уже смертью пахнет.
— Это Том Форд, — ответила Алиса.
— Ну хоть умничать не перестала, — закатила глаза Настя. — Помнишь установку? Никаких «поговорим», никаких «мне ничего не нужно». Только веселье.
— И никаких Глебов, — твердо добавила Алиса.
Квартира, где проходила тусовка, была типичным пристанищем студентов: тесно, душно, пахло пивом и дешевой пиццей, из колонок неслась какая-то агрессивная попса. Алиса приехала с одногруппниками, но быстро потеряла их в толпе.
Она прислонилась к стене с пластиковым стаканчиком в руке, ища глазами Настю, когда почувствовала на себе взгляд.
Он стоял у книжного шкафа, заваленного не столько книгами, сколько старыми дисками и прочим хламом. Дима. Он не был красавцем, от которого перехватывает дыхание. Скорее, он был настоящим. Густые каштановые волосы, не подчинявшиеся никакой моде, и карие глаза, в которых читались не попытка произвести впечатление, а простое, ненавязчивое внимание. Обычная футболка и поношенные джинсы кричали о том, что он совершенно не заботится о внешней мишуре, которая так манила и одновременно раздражала ее в Максе и Глебе. Когда их взгляды встретились, он не отвел глаз, не смутился, не строил из себя крутого. Он просто чуть заметно кивнул, словно говоря: «Я тебя вижу».
Алиса почувствовала, как в ней просыпается давно спящий охотник. Она понравилась. И это было не то, что она ожидала от первого «выхода в свет».
Через десять минут, выйдя на балкон, чтобы покурить на свежем осеннем воздухе, она столкнулась с одногруппницей Ирой.
— Ты уже заметила Диму? — сразу же перешла к делу Ира, прищурившись.
— Которого? — притворилась Алиса, хотя знала, о ком речь.
— Того, что в синей футболке. Он тут уже полчаса не отводит от тебя глаз, — Ира понизила голос до заговорщицкого шепота. — Очень приличный, Алиса. Знаю его давно. Не из наших, не тусовщик. С ним можно даже... ну, ты поняла. Серьезно. Если хочешь, я могу вас познакомить, сказать, что ты недавно свободна.
Слово «свести» Алису кольнуло. Она не была девушкой робкого десятка. Ей не нужна была нянька или посредник. Если Алиса что-то хотела, она это брала.
— Спасибо, Ир, но нет. Помощь не требуется.
Алиса выдохнула, потушила окурок и решительно направилась обратно в комнату. План «Анти-Мудак» требовал активных действий, а не ожидания. Хватит ждать, пока тебя выберут.
Она подошла к книжному шкафу, где стоял Дима, и облокотилась рядом, притворяясь, что изучает содержимое полок.
— Вижу, ты ценитель разного барахла, — начала она. Голос был чуть хриплым, но уверенным.
Дима вздрогнул от неожиданности, но в его глазах сразу зажегся тот самый интерес. Он не начал грубо флиртовать или пошло шутить. Он просто посмотрел на нее и улыбнулся.
— Не то чтобы. Просто в хозяйстве пригодится, — ответил он, и они оба засмеялись.
Дальше все закрутилось быстро. Разговор тек легко, без напряжения, без попыток похвастаться или доминировать. Он оказался чутким слушателем и говорил о вполне обычных вещах — учебе, музыке, фильмах. К концу вечера они уже сидели рядом на диване, и их плечи соприкасались.
— Я могу тебя проводить, — сказал Дима, когда Алиса собралась домой.
В этот момент, наблюдая за ними, Настя победно подмигнула Алисе через толпу. Ира, проходя мимо, шепнула: «Ну вот, я же говорила! Вы уже как пара!»
Когда они вышли на улицу, Алиса почувствовала странное спокойствие. Дима был надежным, предсказуемым, хорошим. Здесь не было той дикой, бешеной искры, которая когда-то заставляла ее лететь навстречу Глебу, даже зная, что обожжется. Здесь не было огня. Было тихое, ровное тепло.
«Это точно не любовь с первого взгляда», — подумала она, чувствуя неприятный холодок в груди. Она все еще скучала по драме, по острым ощущениям, которые давал бывший, даже если это была боль. Чувства к нему не остыли, они просто оцепенели.
Отношения с Димой развивались с предсказуемой плавностью хорошо отлаженного механизма. Никаких ссор, загадок, изматывающих попыток расшифровать интонации в его сообщениях. Его забота была не яркой вспышкой, а ровным, постоянным теплом. Вечерние прогулки, во время которых его ладонь надежно обхватывала ее руку; шоколадки, которые он передавал ей через общих знакомых перед парой со словами: «Алиса сказала, что грустит. Вот». Его внимание было плотным, почти осязаемым коконом.
Дима не был похож на пожар, какими были ее бывшие. Он был теплым одеялом в стужу. Он ясно дал понять, что ищет серьезных отношений, и Алиса ценила эту простоту. Не нужно было играть в угадайку.
И все же она не могла полностью раствориться в этой идеальности. Внутри сидела настороженная, отстраненная наблюдательница, а не влюбленная участница. Заноза прошлой боли напоминала о себе, и Алиса боялась, что, приняв это тихое счастье, она совершит обман по отношению к нему.
Спокойный ход жизни прервался посреди лекции. На экране телефона высветилось «Матушка».
— Дочь, — голос был сдавленным и полным паники, — нас выселили. Нам некуда идти. Пустишь к себе на время?
Сердце Алисы сжалось в холодный ком. Она помнила маму с самого детства: периоды света, когда та была доброй, ласковой, как лучшая подруга, и периоды тьмы, когда появлялся водный змей. Бабушка, строгая и властная, вырастившая Алису, привила ей единственное правило: мать тебя бросила, ты никому не нужна.
Алиса любила мать, несмотря на то, что та оставила её в детстве. Она прощала её, когда та снова приходила, чистая и трезвая. Но когда в жизни матери появился этот мерзкий собутыльник, всё пошло прахом: работа, жилье, достоинство.
— Мама, ты обещала! Ты опять с ним? — прошептала Алиса, выбегая в коридор.
— Мы не будем пить, доченька, клянусь! Мы сразу найдём работу!
Алиса знала, что это ложь. Она тысячу раз просила мать уйти от него, спасти свою жизнь, но та каждый раз выбирала мужика и водку. И всё же при мысли, что мама будет мерзнуть на улице, Алиса сломалась. Жалость была её вечной проклятой слабостью.
— Хорошо. Только на неделю. И без алкоголя.
***
Неделя превратилась в ад. Обещания таяли, как мокрый снег. Квартира наполнилась запахом перегара, грязной посудой и мужским храпом. Мать, пьяная, снова становилась чужой, страшной женщиной.
Алиса ненавидела этот запах, эту картину, эту слабость. Особенно когда пьяной была её родная мать. Выгнать их она не могла: осень, дождь, им некуда идти.
Поэтому она выбрала бегство.
Собрав рюкзак с самыми необходимыми вещами, Алиса тихо выскользнула из квартиры, закрыв за собой дверь. Шел мелкий, противный дождь. Она шла по улицам, сгорбившись, чувствуя, как внутри нарастает ледяная волна отчаяния и стыда.
Она никому не сказала о том, что происходит. «Твои проблемы никому не нужны. Хватит ныть» — этот голос бывшего и собственный внутренний критик звучал в ушах.
Наступали сумерки. Алиса сидела на бетонных плитах недалеко от стоящих в ряд общежитий и смотрела на подъезды, пытаясь выбрать самый чистый, чтобы заночевать на ступеньках, лишь бы не замерзнуть.
Полпачки сигарет уже выкурено, а еды в желудке не было со вчерашнего дня. Очередная сигарета оказывается в зубах, чтобы забить голод. В наушниках фоном играет какая-то грустная песня. Алиса отрывает глаза от телефона, чтобы посмотреть вперед, и сигарета выпадает из ее рта, больно обжигая руку, когда она пытается ее поймать.
— Твою мать! Ай! — выругалась Алиса.
Но она не криворукая и просто не удержала сигарету. Она увидела в ста метрах того, кого не хотела бы видеть больше никогда.
Глеб неспешной походкой направлялся к мусорке, держа в руках маленький пакет с какими-то бумажками.
«Нет! Нет! Нет!» — думала про себя Алиса. "Вот угораздило же сесть рядом именно с его домом! Он точно увидел меня в окно и вышел покрасоваться. Павлин! Наверно, идет и думает, я тут его караулю! Придурок, я даже не знала, где ты живешь! Ты же такой загадочный весь из себя! Фамилию не скажу, где живу не скажу! Блин, хоть бы не подошел.»
К счастью для Алисы, Глеб выбросил пакет и так же неспешно вернулся в подъезд.
«Так, нужно сваливать отсюда. Хотя так он подумает, что я и правда караулила и испугавшись убежала. Но я не боюсь тебя, идиот! И сижу я где хочу, город общий!»
Не успела Алиса придумать, как ей выкрутиться из этой неловкой ситуации, как на общий общажный балкон выходит тот, кто и навел эту шумиху у нее в голове.
«Да черт бы тебя побрал! Одного раза тебе мало, ты вышел второй раз внимание привлечь? Так, нужно сохранить спокойствие и невозмутимость в лице...» — Алиса напрягается, чтобы не проявлять эмоции, а потом закатывает глаза: «Он даже лица моего не видит, далеко же...»
Паника накатывает все больше и больше. Она уже знает эту реакцию своего организма. Когда поблизости человек, который причинит или уже причинил ей боль, тревога накатывает моментально, тело трясет, ладони потеют, хочется бежать, но страх сковывает.
Но тут приходит ее неожиданное спасение.
Съемная квартира Димы пахла чем-то нейтральным — свежим бельем и немного растворимым кофе. В комнате, погруженной в полумрак, они лежали на узкой кровати, а экран телефона, прислоненного к стопке учебников, отбрасывал мерцающие тени на их лица. У бедных студентов не было телевизора, но в этом был свой уют — камерность, в которой не нужно было притворяться. Голова Алисы покоилась на его плече, и сквозь тонкую ткань футболки она чувствовала ровное, спокойное биение его сердца. Здесь, в этой тишине, ей впервые за долгое время не хотелось бежать. Здесь было спокойно и безопасно.
— Спасибо, что приютил, — тихо сказала Алиса, нарушая тишину фильма. — Обычно всем на мои проблемы наплевать.
Дима повернул голову, отчего его волосы коснулись её лба.
— Почему ты так думаешь?
— Жизнь научила, — ответила она. Фраза прозвучала сухо, словно она была выбита на камне.
Дима выключил фильм, и комната погрузилась в полную тишину, нарушаемую только далёким шумом улицы.
— Расскажи мне. Я хочу знать, — мягко попросил он.
Её слова лились ровным, безэмоциональным потоком. Это было похоже на рассказ о чужом человеке, но ей было важно, чтобы он услышал.
Она начала с пьющей мамы, которая была то ангелом, то источником стыда, и о том, как однажды она просто ушла, оставив Алису. О бабушке, чья строгость и физические наказания были её способом «воспитать» внучку.
— Я знаю, каково это, — тихо сказал Дима. Его пальцы слегка сжали ее ладонь. — Хотеть спасти самого близкого человека, который сам этого не хочет.
Алиса смотрела на него, не понимая.
— Моя мать... она тоже пила, — он произнес это ровно, без пафоса, как констатацию факта. — Она ушла от отца, когда мне было лет семь. Он так до конца ее и не отпустил. Не пил, нет, но и жить не мог. Так и остался один, хранил ее старые фотографии. А мы с мамой жили своей жизнью. Вернее, она пыталась жить, а я пытался ее спасти.
Он ненадолго замолчал, подбирая слова.
— Я научился прятать бутылки. Стоять у плиты и разогревать суп, когда она не могла подняться с кровати. Самое тяжелое было не это, а те моменты, когда она трезвела. Плакала, обнимала меня и клялась, что это в последний раз. И я верил. Каждый раз. Мне казалось, если я буду вести себя идеально — уберу в квартире, получу пятерку, то она сдержит слово.
Алиса слушала, затаив дыхание. Впервые за этот вечер ее собственная боль отступила, уступив место острому, щемящему сочувствию к нему.
— И ты знаешь, что самое страшное? — Дима горько усмехнулся. — Я до сих пор не знаю, что больнее: видеть, как человек, которого любишь, разрушает себя или осознавать, что ты бессилен это остановить. Мой отец так и не смог с этим смириться. И я... — он посмотрел на Алису, и в его взгляде была вся его незащищенность. — Наверное, я до сих пор пытаюсь это доказать. И себе, и ему. Что спасти можно.
В комнате повисла тишина, но теперь она была не неловкой, а полной взаимного принятия. Двух людей, которые с разных сторон подошли к одной и той же пропасти.
— Я думала, ты просто... хороший, — с трудом выдавила Алиса. — Идеальный. А оказывается, ты просто так же сломан, как и я.
— Не сломан, — он мягко поправил ее. — Просто мы с тобой привыкли выживать по-разному. Ты — убегая от чувств к тем, кто причиняет боль. А я — пытаясь залатать чужие раны, чтобы не видеть своих.
Он больше ничего не сказал, просто обнял ее. И впервые Алисе не захотелось отстраняться. В его объятиях не было душащей жалости — только тихое понимание двух одиноких душ, нашедших, наконец, общий язык боли.
Алиса продолжила рассказ о первой любви, о том, кто был её солнцем и светом, но тем кто жестко сказал ей, что «ныть — это удел слабых», и она усвоила это правило до полного оцепенения.
И, наконец, рассказала о последнем бывшем, красивом и самоуверенном, который сначала обожествлял её, а потом просто использовал и бросил, потому что «надоела, с ней скучно».
Когда Алиса закончила, она чувствовала себя опустошенной и немного обнаженной.
Дима молчал. Затем он тихо спросил:
— Ты ещё любишь этого Глеба?
Он уловил то, что она сама боялась признать, — ядовитый осадок тех чувств, которые не испарились, а лишь затаились, отравляя все вокруг.
Алиса закрыла глаза.
— Не знаю. Наверное, да.
Вместо ожидаемого упрёка, или даже, что было бы логично, тихого ухода, Дима просто молчал. Он переваривал информацию, его ровное дыхание не сбилось.
— Ладно, — наконец сказал он, и его голос был удивительно спокойным и твёрдым. Он слегка погладил её по волосам. — Я подожду. Когда пройдёт. Я не оставлю тебя.
Слова «я тебя не оставлю» обожгли ее с непривычной силой. В них не было пафоса или страсти — лишь тихая, незыблемая уверенность, та самая сила, которой ей так не хватало всю жизнь. Вся ее история готовила ее к предательству, уходу, равнодушию. А этот человек, услышав самое горькое ее признание, не сбежал. Он просто пообещал ждать.
Алиса прижалась к его плечу, закрыв глаза. Полночи она провела без сна, слушая его дыхание и перебирая обломки своей жизни.
Дверь захлопнулась за спиной, отрезая Алису от уличной суеты. Но долгожданного покоя не наступило. Квартира встретила ее удушливым запахом, смесью застарелого табачного дыма и перегара. Алиса поморщилась.
— Отлично, — пробормотала она, опуская рюкзак на пол. — Привет, дом.
В комнате царил хаос: на журнальном столике и полу валялись пустые бутылки, упаковки от чипсов, сигаретные пачки. На балконе, как и ожидалось, подоконник был завален горой окурков от самых дешевых сигарет. Сырость и холод делали атмосферу еще более неприветливой. В такой квартире не хотелось оставаться ни минуты.
Алиса мгновенно приняла решение: никаких пар сегодня. Ей требовался один, но очень продуктивный день. Сначала окна нараспашку, а затем генеральная уборка.
Она без промедления приступила к делу. Провела в борьбе с грязью и запахом почти семь часов. Выбросила мусор, отмыла полы, протерла пыль. Выбила подушки и одеяла, заправила постель свежим бельем. Запах табака и перегара постепенно вытеснялся свежим воздухом и ароматом чистящих средств.
К вечеру, когда солнце уже почти опустилось за горизонт, в квартире стало уютно. Порядок был наведен, в воздухе витала теплота и чистота. Алиса приготовила ужин — спагетти с соусом, который она умела делать лучше всего. Поставила на огонь чайник. Теперь в доме пахло домом, а не ночлежкой.
Глядя на результат своих трудов, Алиса почувствовала удовлетворение. Впервые за долгое время она решила, что в такую квартиру можно кого-то пригласить. Ей сразу пришла в голову мысль о Диме.
«Может, поужинаешь у меня? Я приготовила», — написала она.
Ответ пришел почти мгновенно: «Как закончу с подработкой, сразу к тебе! Рассчитывай часа через два».
Алиса почувствовала легкое волнение. Оно было совсем не похоже на ту сковывающую тревогу, которую она испытывала перед свиданиями с другими парнями. Там была неуверенность и страх что-то сделать не так. Здесь — спокойное предвкушение чего-то доброго и настоящего.
Ровно через два часа звонок домофона вырвал ее из задумчивости.
— Привет! — голос Димы был теплым и немного хриплым.
— Привет. Заходи! — ответила Алиса, открывая дверь.
Она встретила его в чистой, светлой прихожей.
— Пахнет вкусно, — улыбнулся Дима, разуваясь.
— Проходи, поужинаем. А потом посмотрим «Босса-молокососа»? Он такой глупый, но мне почему-то нравится.
Ужин прошел в легких шутках и за разговорами о пустяках. Дима ел с аппетитом, и ее грело его простое «спасибо, очень вкусно».
Потом они устроились на диване перед ноутбуком. Расстояние между ними медленно таяло: сначала плечи коснулись, затем его ладонь нашла ее руку. Его пальцы были теплыми и твердыми. Когда финальные титры поплыли по экрану, комната погрузилась в полумрак, нарушаемый лишь отблесками фонарей с улицы.
Воздух в комнате, еще несколько минут назад наполненный легким флиртом и смехом, вдруг стал густым и тяжелым. Когда его губы нашли ее губы, Алиса не почувствовала ничего, кроме мягкого, чуть влажного давления. Не было той стремительной волны, что сносила все преграды с Глебом, нетерпеливой, почти грубой страсти, от которой перехватывало дыхание.
Он был робок. Его руки скользили по ее спине неуверенно, словно он боялся сломать хрупкую вещь.
Его пальцы дрожали, когда он пытался расстегнуть пуговицу на своих джинсах. Алиса замерла, давая ему время, наблюдая за его сосредоточенным, немного испуганным лицом в полумраке. Внутри нее что-то сжалось. Вместо желания рождалась жалость, острая и неприятная.
«Ничего, — мысленно сказала она себе. — Он просто нервничает. Это мило».
Но «мило» было антонимом тому, что заставляло кровь бежать быстрее. С Глебом это была борьба, игра, где она сдавалась под натиском его уверенности. Здесь же она чувствовала себя инструктором на уроке танцев, который ведет неуклюжего партнера.
Когда они наконец оказались обнаженными, неловкость достигла пика. Он застыл над ней, не зная, куда деть руки, как прикоснуться. Его тело было напряжено, как струна. Алиса закрыла глаза, пытаясь вызвать в себе хоть искру ответного чувства, но находила лишь пустоту, приправленную терпким вкусом долга.
Она взяла его руку и положила себе на грудь, сама направляя его. Ее собственное тело казалось ей чужим, молчаливым и неотзывчивым. Он повиновался, его прикосновения были бережными, но механическими, лишенными той интуитивной грации, что читает желания по вздоху, по изгибу спины.
Сам акт был быстрым, тихим и неловким. Не было нарастания, кульминации, разрядки. Была лишь серия неидеальных движений, прерываемая его смущенным дыханием и ее полной внутренней тишиной. Когда все закончилось, он рухнул рядом, тяжело дыша.
Алиса лежала, глядя в потолок, по которому ползли отсветы фар проезжающих машин. Физически ничего не болело, но внутри была странная, щемящая пустота. Она не чувствовала ни удовлетворения, ни близости. Она чувствовала себя актрисой, только что сыгравшей не свою роль, и теперь ее охватывал стыд — и за его неумелость, и за свою собственную неискренность.
Он повернулся к ней, обнял, его рука легла на ее талию — тяжелая и чуть влажная. Алиса не отстранилась, но и не прижалась к нему. Она просто лежала, притворяясь, что дышит ровно, что все в порядке, с горьким осознанием, что между ними легла не невинность, а толстая стена несовпадения.
Настя, подруга Алисы, с головой окунулась в рабочие будни. Она устроилась на подработку, чтобы совмещать с учебой, и обрела там новый, живой коллектив. Такие же студенты, такие же подработки. После смены они часто оставались, чтобы поболтать, снять напряжение.
В один из вечеров Алисе пришло сообщение:
Настя: Слушай, приходи к нам сегодня после работы. Посидим, пообщаемся, заведешь новые знакомства.
Настя: Хватит тухнуть дома! До Димы мы с тобой каждый день где-то гуляли, а теперь видимся только на парах! Тебе надо развеяться.
Алиса, привыкшая к своему «безэмоциональному комфорту» и тихим вечерам с Димой, сначала засомневалась. Но потом поняла, что Настя права. Ей действительно стало скучно. Хотелось чего-то нового, эмоций, которых в ее идеальных отношениях давно не было.
Она собралась. Накрасилась чуть ярче, чем обычно. Надо же произвести впечатление на новых людей.
Дима, как и подобало образцовому партнеру, не высказал ни малейшего недовольства.
— Гуляй, сколько хочешь, — сказал он, целуя ее в лоб. — Только напиши, когда домой поедешь. Я спать не лягу, дождусь тебя.
Ощущение вины кольнуло Алису, но быстро отступило. Она вызвала такси — было уже поздно, и ждать транспорт не имело смысла.
Когда Алиса приехала, Настя как раз заканчивала работу.
— Привет! Наконец-то! — Настя потащила ее на улицу, к излюбленной сотрудниками курилке. — Знакомься, это Миша и Арина. Они тут самые адекватные.
Миша и Арина действительно оказались приятными, легкими в общении и смешными ребятами. Алиса, к своему удивлению, быстро втянулась в разговор.
Затем Настя начала показывать издалека на других ребят, рассказывая о них. И тут, из дверей здания неторопливо вышел парень. Невысокий, но с таким заряженным присутствием, что будто бы сместил воздух вокруг. Темно-русые волосы, спадающие на лоб, и руки, полностью покрытые причудливыми татуировками. Он направился прямо к ним.
— Ну что, Фил, отработал? — спросил Миша.
— Да, наконец-то, — его голос был низким, немного хриплым.
Алиса склонилась к уху Насти.
— А это кто такой?
— Это Фил, — шепнула Настя в ответ. — Нормальный парень, мы с ним постоянно друг друга подстебываем. Красивый?
— Ага, очень, — выдохнула Алиса.
— Мне тоже нравится, — с улыбкой сказала Настя и добавила: — Впервые наши вкусы в мужиках сошлись.
Алиса тихо рассмеялась. В этот момент она перевела взгляд на Фила. Его глаза, пронзительно-голубые, даже в сумерках казались невероятно яркими. Они смотрели прямо на нее, без стеснения, с немым вопросом. Внутри у нее все оборвалось, а затем сердце принялось биться с такой бешеной силой, что она почувствовала звон в ушах. Ей с невероятным трудом удалось отвести взгляд, уставившись в асфальт. «Не люблю голубоглазых, но этот такой красивый», — пронеслось в голове.
Кто-то из ребят начал задавать ей вопросы, но Алиса едва соображала, что ответить. Словесный барьер! Это было неслыханно. Как говорила ее бабушка: «Ничего нет острее твоего языка». С ее невысоким ростом и хрупким телосложением, язык всегда был ее лучшей защитой и оружием. Она всегда могла поддержать разговор, остро пошутить. Но сейчас она не знала, как себя вести и что сказать, чтобы не упасть в грязь лицом перед Филом.
К счастью, Фил сообщил, что подъехало его такси, и он уезжает домой. Он пожал ребятам руки, затем повернулся к Алисе и Насте.
— Пока, увидимся еще, — сказал он и снова посмотрел прямо на Алису, задержав взгляд.
— Пока, — в унисон ответили девушки.
Как только Фил скрылся за поворотом, Алиса набросилась на Настю с расспросами.
— Так, он точно есть у кого-то из ваших в друзьях?
Настя быстро сориентировалась:
— У Миши точно есть. А Миша есть у меня. Посмотрим!
Зайдя на его страницу в социальной сети, подруги начали изучать информацию. Увидели, что он увлекается рэпом, и даже нашли его собственный трек.
— О нет, только не рэпер! — почти в один голос воскликнули они, вспомнив прошлый печальный опыт Алисы с Глебом.
— Ну нет, этот не похож на твоего рэпера Глеба, — возразила Настя. — Фил вроде адекватный.
Пролистывая страницу дальше, они наткнулись на фотографию с девушкой. Блондинка, чем-то похожая по типажу на Алису.
— Может, сестра? — наивно предположила Алиса.
Но следующая фотография в обнимку и снимок, где они держатся за руки, не оставили сомнений. У Фила была девушка.
Обе вздохнули с театральной скорбью — две повелительницы разбитых надежд, оплакивающие возможность, которой у них никогда и не было. Одна была в отношениях, которые сама же и выбрала, другая не хотела отношений, потому что пока что разочаровалась в мужчинах.
Остаток вечера прошел в веселых разговорах, но Алиса ловила себя на том, что мысленно возвращается к тому моменту, когда голубые глаза Фила были прикованы к ней.
Пора было домой. Алиса вызвала такси и, попрощавшись со всеми, поехала в свою тихую, размеренную жизнь. В такси она чувствовала невероятный прилив сил, забытое волнение. Давно в ее жизни не было ничего нового, приносящего столько ярких эмоций. Она думала о новых друзьях, о Насте и, конечно, о Филе.
Для Алисы социальные сети быстро превратились в основное оружие в этой новой, опасной игре. Из пользователя, который выкладывал что-то раз в месяц, она превратилась почти в блогера. Истории появлялись ежедневно, каждая с легким, почти незаметным подтекстом, на который, как она знала, Фил точно ответит.
Это была ее любимая игра. Она проделывала такое не раз. В моменты, когда Макс в очередной раз ее бросал, она использовала эту тактику, чтобы заводить временные, отвлекающие интрижки. Парни думали, что это они заметили ее и сделали первый шаг, но на самом деле Алиса всегда была на шаг впереди. Она мастерски создавала иллюзию случайности, позволяя парням думать, что это они — инициаторы. Она лишь ненавязчиво подставляла ножку, чтобы споткнулись именно о нее. Кроме флирта и прогулок у Алисы с ними ничего не было, но это отлично отвлекало от ее главного предмета воздыхания. А когда она чувствовала, что парень начинал влюбляться, использовала безотказный прием: «Извини, но я люблю бывшего». Эта фраза мгновенно прекращала отношения, не оставляя парню шанса на обиду, а Алисе – на угрызения совести.
Но с Филом все было иначе. Это не было развлечением. Это было похоже на свободное падение, головокружительное и пугающее. И он, казалось, падал вместе с ней, с готовностью подхватывая каждую ее реплику в их виртуальном танце.
Когда Настя в очередной раз предложила собраться после работы, вопрос вырвался у Алисы сам собой, обнажая все ее тайные мысли:
— Фил будет? — вопрос слетел с губ Алисы прежде, чем она успела подумать.
Подруга ответила утвердительно. Алиса немедленно согласилась.
Диме она сообщила, что хочет погулять с Настей и ее новыми друзьями. Он, не видя в этом ничего плохого, предложил поехать с ней. Алиса сразу отказалась.
— Мне хочется побыть отдельно, Дим. Мы и так целыми днями вместе, — сослалась она на банальную потребность в личном пространстве.
Дима не стал спорить.
— Тогда погуляю с Ромкой или один.
Алиса, как всегда, собралась «с иголочки». Ей хотелось выглядеть идеально для новых знакомств и, конечно, для Фила. Она вызвала такси и поехала к Насте на работу.
Фил, конечно же, был там. Но он стоял в компании других ребят, с которыми Настя еще не успела сдружиться. Алиса видела его издалека. Он не смотрел в ее сторону, и было непонятно, заметил ли он ее приход. Алиса немного расстроилась, ей хотелось поговорить с ним лично.
Через некоторое время другая компания стала расходиться, и Фил подошел к ним.
— Привет, — поздоровался он. — Насть, как работа?
— Справляюсь, — ответила Настя.
Фил перевел взгляд на них обеих и улыбнулся:
— Вы, наверное, сестры? Похожи чем-то.
Девочки рассмеялись, объясняя, что они просто подруги и одногруппницы. Фил закурил сигарету и посмотрел на Алису, собираясь что-то спросить, но тут откуда ни возьмись появился Дима.
— Привет, девчонки, — он подошел прямо к ним.
«Как же ты не вовремя», — разочарованно подумала Алиса.
— А ты что тут делаешь? — нагло спросила Настя.
— Гуляю, вот мимо шел, решил к вам зайти, — ответил Дима.
В этот момент Фил выбросил окурок и, не говоря ни слова Диме, сказал девочкам:
— Ладно, пока.
И ушел.
Алиса одновременно злилась на Диму за это внезапное появление и чувствовала вину за свои мысли.
— Мы тут еще немного побудем, скоро домой уже. Ты иди, — сказала Алиса Диме, стараясь говорить максимально нейтрально.
— Хорошо, — ответил он и потянулся, чтобы поцеловать ее.
Алиса отстранилась и быстро огляделась по сторонам, словно ища свидетелей.
— Не надо, не люблю при людях, — тихо сказала она.
По выражению лица Димы было видно, что он расстроен. Он едва заметно пожал плечами и, попрощавшись, ушел. Чувство вины нарастало у Алисы, тяжелое и липкое.
— Он что, следил за тобой? — спросила Настя, как только Дима скрылся из виду.
— Вряд ли, — ответила Алиса. И продолжила, понизив голос: — Вот знаешь, я не хочу домой идти. Там настолько хорошо, что аж плохо. Иногда я не хочу его видеть, я не хочу, чтобы кто-то видел нас вместе. Ничего не хочу.
— Так может, пора расстаться? — предложила Настя.
— Причин нет, чтобы расставаться. Я сама на это согласилась, — Алиса развела руками. — А от него косяков ноль, не за что зацепиться.
— Ну ты попала, — вздохнула Настя. — Я даже не знаю, что тебе делать. Ну, если тебе сегодня совсем плохо, можешь остаться у меня. Давно ночевок у нас не было.
— Да нет, домой поеду. Я же обещала, — сказала Алиса, чувствуя, как этот «идеальный» быт снова затягивает ее.
В такси она смотрела на мелькающие огни города и понимала: она зашла в тупик. Стена, которую она сама и построила, начала рушиться, и обломки падали прямо на нее. Алиса ехала домой, к человеку, которого не хотела видеть, с мыслями о том, кого видеть не могла. И это разрывало ее на части.