Мне нужен герой! I Need A Hero!

Плейлист

Sabrina Claudio, ZAYN—Rumors

My Darkest Days—Come Undone (Duran Duran cover)

Nessa Barrett—dying on the inside

Cinnamon Chasers—i feel so fcking brand new (His Version)

bülow – Lost

Josefine Myrberg—Holding Out For A Hero

Poets Of The Fall— Hello Cabaret

Carla Morrison — Devuélvete

Ziggan —Gadeken (Slowed + Reverb)

Aleah—My Will

Ariana Grande—no tears left to cry

Miley Cyrus—Reborn

The Weeknd — Open Hearts

Globus — You And I

Don Toliver — Lose My Mind (feat. Doja Cat)

От автора

Кто такой герой?

Для каждого из нас это понятие звучит по-своему.

Для уставшей женщины — это мужчина, который, не сказав ни слова, встает к плите и дарит ей тишину за чашкой чая. Для старика у окна — та, что не только раздаёт лекарства, но и помнит: он любит две ложки сахара, и всегда спрашивает, как его сад. Для ребёнка — бесстрашный воин в красной повязке из любимого мультфильма. Для маленькой девочки — старший брат, что одним взмахом игрушечного меча прогоняет тень под кроватью.

В книжной литературе принято видеть героев иными — накачанными атлетами с стальным взглядом, брутальными мужчинами, что одним щелчком пальцев решают любые проблемы. Они носят плащи, побеждают армии тьмы и не знают страха. Их сила измеряется в мускулах и умении владеть мечом. Их сердца защищены доспехами, а улыбка способна покорить любого — но редко бывает искренней.

Но в моей истории герой... другой.

Он — обычный мужчина. Тот, кто носит не доспехи, а строгую одежду, и чьё оружие — не меч, а проницательный ум и терпение. Его битва происходит не на полях сражений, а в тишине аудитории и в глубине собственной души.

Он сражается не с драконами — он сражается с внутренними демонами. С сомнениями, что разъедают изнутри, словно ржавчина. Он ведёт нескончаемую войну с самим собой, с чувством долга, что тяжким грузом лежит на плечах, и с призраком будущего, которое кажется ему предопределённой, но чужой клеткой.

Возможно, именно поэтому его история заслуживает внимания — потому что в ней нет сказочного величия, зато есть пронзительная правда. Правда в том, что каждый из нас всего лишь человек — мы ошибаемся, спотыкаемся и снова идём вперёд, вечно терзаясь сомнениями: правильно ли мы поступили.

И да — он тоже герой. Для нее.

Пролог

Когда последний волнистый локон был зафиксирован лаком, я с удовлетворением окинула взглядом свое отражение. Легкий акцент на глазах, тронутых бледно-розовой дымкой теней и тушью, идеально подходил к моему новогоднему образу. На ушах висели среднего размера серьги кольца с россыпью маленьких кристалликов, а на руке висел в таком же стиле браслет. Сделав шаг назад, я еще раз крутнулась перед зеркалом на туалетном столике любуясь платьем. Полупрозрачный лавандного цвета шлейф плавно спадал на мои ноги. Туфли или босоножки сейчас были бы более уместны, если бы не было холода и легкого мороза, но брать с собой что-то кроме маленькой сумочки совсем не хотелось. Белые утепленные сапожки на тоненькой шпильке – вот мое спасение. Они добавили образу дерзкую нотку. Идеально. Выключив музыку и накинув на плечи укороченный белый полушубок, я подхватила свою вечернюю сумочку в тон обуви и вызвала такси.

Не стоит рассчитывать на благоволение судьбы постоянно и если мне повезло с покупкой идеального платья, то это совсем не значит, что мне повезет спокойно и без проблем доехать до места назначения. Предчувствия не обманули: напротив арендованного огромного клуба затеяли ремонт дороги, а именно все ямы были засыпаны щебнем и гравием. Таксист, недовольно вздыхая, пытался объехать окольными путями, чтобы подобраться ближе, но тщетно. Он объяснил, что не может рисковать: машина бизнес-класса, с низкой посадкой, и он боится повредить дно о грубый щебень. Выбора не было. Подхватив пышный подол, я поблагодарила водителя и вышла на улицу. «Что ж, пройдусь пешком, всего-то несколько домов по улице, — подумала я и направилась в нужную мне сторону.

Он располагался в огромных двухэтажных апартаментах в частном секторе на возвышенности, который внизу опоясывала дорога, ведущая к набережной. Этот район считался элитным по многим пунктам, первый это выезд к воде был особый и со своими парковочными местами, второй—во дворе была вся нужная инфраструктура, включая дет. сад и школу, и третий — как бы это оригинально не звучало, само название жилого комплекса было «Elite». И если вид из окна частных высоких особняков был прекрасен, то цены на эти самые особняки были страшными. Страшно-дорогими. Это место находилось в самом конце города и люди между собой называли его "островом", что в целом оправдывало его расположенность и некую отрешенность от остального миллионника.

Клуб был хитрой задумкой архитекторов. Сам жилой комплекс «Elite» представлял собой неприступную крепость: огороженную высоким забором территорию с круглосуточной охраной на КПП, куда просто так не попасть. Но клуб, хоть и считался частью инфраструктуры «острова», был встроен в линию со стороны города. Таким образом, он имел два входа: один — изнутри, для жителей, и второй, парадный — с улицы, для всех желающих. Это и делало его невероятно популярным — он был одновременно и эксклюзивным, и доступным. Именно к этому уличному входу мне и нужно было попасть.

Решив перебежать дорогу перед поворотом, я не учла одного: каблуки предательски проваливались в щебень, замедляя ход, а мне нужно было попасть на другую сторону. Оглядевшись и убедившись, что машин поблизости нет, я осторожно пробиралась через маленькие камешки на земле к тротуару, у которого стоял клуб, и уже была на середине пути как вдруг глаза ослепил яркий свет фар, а воздух прорезал визг тормозов. От неожиданности и громкого звука я застыла на месте. Нет, я не умерла и не попала в больницу в последствии аварии как вы все могли подумать. Хотя, конечно, такой исход был возможен, но не кажется ли вам что это было бы просто и даже банально?

Мне повезло, ведь мне попался водитель с хорошей реакцией, чего не скажешь обо мне. Да, мои рефлексы оставляли желать лучшего. Машина резко затормозила, что помогло избежать сильного удара, но все равно бампер коснулся моей ноги, ощутимо подтолкнув, и я, осознавая всю нелепость ситуации, рухнула коленями на острую щебенку, выставив перед собою руки. Первое, что я увидела — номер машины: 020. Сердце сжалось. Я знала этот номер. Знала его очень хорошо. Он принадлежал именно ему. Каждая цифра была знакома, словно отпечаток на памяти, и невозможно было спутать с кем-то другим. Второе-девушка с длинными рыжими кудрявыми волосами, сидящая на пассажирском сидении и с беспокойством глядя на меня, пока водитель нервно отстегивал ремень безопасности. И третье это боль, которая медленно пульсировала в ладонях. Слезы вдруг медленно потекли из глаз.

Постепенно в голову приходило осознание: я едва не погибла. В голове замелькали мысли: что было бы с мамой, с папой, с друзьями, а главное – со мной? Ведь я же смотрела по сторонам и точно видела, что машины не было… Только сейчас до меня дошло, что машина видимо ехала с набережной и поэтому из-за крутого спуска я ее не слышала, а из-за больших дорожных знаков, уведомляющих о ремонтных дорогах я ее не увидела. Из оцепенения меня вырвала горячая рука, осторожно коснувшаяся моей кисти.

— Девушка, вы в порядке? —доносился знакомый до боли бархатный мужской голос.

Я медленно повернула голову. Надо мной нависал виновник аварии и с ним я была хорошо знакома, в его взгляде сначала читалось сильное беспокойство, а через секунду оно сменилось замешательством и удивлением.

—Вероника? —с волнением спросил мужчина, оглядывая меня с головы до ног.

Черт бы побрал этот черный форд с номером 020. Я узнала его…не могла не узнать…

—Ника! —закричал другой парень, вылетающий из белого автомобиля на конце улицы и несущийся ко мне со всей скоростью.

Нет, я не умерла, хотя сейчас предпочла бы сквозь землю провалиться от такой сцены, где я в главной роли сижу на холодной щебенке в новогоднюю ночь, испачкав себя и платье кровью в окружении двух парней и за всем этим наблюдает рыжая девица из его автомобиля….

Глава 1 Вероника

Четыре месяца назад…

Стоя у подножия величественного трехэтажного здания, я с замиранием сердца вглядывалась в вывеску, стараясь запечатлеть огромные буквы в своей памяти. Лето закончилось, но до сих пор меня не покидало удивление от того, что я стала студенткой педагогического университета, удачно поступившей на факультет психологии.

Этот путь был тернист: лишь со второй попытки мне удалось набрать минимально необходимые баллы на экзамене по биологии, чтобы преодолеть порог. И хотя бюджетное место было недоступно, куда я старалась попасть, я была безмерно счастлива, что меня приняли на платное отделение — спасибо моему папочке.

Переезд в другой город стал не просто изменением окружения, но и символом нового начала. Я оставила в прошлом родной дом, в котором жила со своей мамой и старых друзей, что одновременно вызывало во мне грусть и беспокойство о том, что ждёт впереди. Настроение колебалось между тоской по прошлому и предвкушением новых открытий, порождая во мне внутреннюю борьбу, но в глубине души я чувствовала, что это начало чего-то важного.

Город, куда я переехала, сразу поражал своей двойственностью: он был как старинная книга в новом переплёте — с ароматом времени, но в глянцевом блеске обложки. Он раскинулся широко, с размахом — шумный, многолюдный, живущий на полном дыхании. Здесь было всё: университеты, кампусы, исследовательские институты, галереи, кофейни, парки, трамваи и вечерние пробки на мостах.

Повсюду чувствовалось, что сюда пришли деньги и амбиции. Старые здания — с фасадами в цвете выжженного песка, с балконами, лепниной и колоннами — не сносили, как обычно, а реставрировали с любовью. Им возвращали величие, и они снова гордо взирали на город с высоты своих веков. Архитектура здесь говорила громко и с характером: эхо старого академического духа — смешанного с утонченным южным светом.

Но едва стоило свернуть за очередной квартал, как перед глазами возникали новостройки — свежие, гладкие, иногда дерзкие в формах, с большими окнами и геометрией будущего. Районы обновлялись буквально на глазах. Город рос вверх и вширь, как будто сам не верил, что способен на это. Он не боялся меняться.

Зима здесь — скорее пауза, чем полноценное время года. На месяц-два температура опускалась до мягкого холода, редкие лужи покрывались тонкой, почти символической коркой льда, и на улицах появлялись пальто — больше ради эстетики, чем из нужды. Снег считался событием, и когда он всё же случался — пусть даже тонким слоем — город замирал и любовался собой, словно в зеркале.

Жара была постоянной спутницей, и это меня тяготило. Она липла к коже, текла по асфальту, делала воздух плотным. Но всё искупалось близостью моря. Оно находилось всего в часе езды — тёплое, солёное, бескрайнее. Я знала: стоит только захотеть — и можно сбежать к его синеве, лечь в горячий песок, слушать плеск волн, и, на миг, забыть обо всём.

Здесь было другое небо. Светлее. Шире. Солнце вставало раньше, чем я привыкла, и задерживалось над крышами дольше. А вечера были золотыми — с медным отблеском на стекле и тенями от высоких колонн на старинных площадях. Этот город не был родным. Но у него был голос — уверенный, звучный, зовущий. И я, возможно, впервые за долгое время, захотела услышать, что он скажет дальше.

Мои родители развелись около шести лет назад, и с тех пор я проживала лишь с мамой. Отец, поглощённый развитием своего строительного бизнеса, почти не принимал участия в моём воспитании, но щедро поддерживал нас материально. Он сразу же взял на себя оплату моего обучения и покупку жилплощади в городе, в который перебрался и жил из-за работы уже несколько лет. Мама же владела небольшим салоном красоты и имела множество постоянных клиентов, что обеспечивало стабильную работу и заработок ей и её сотрудницам.

И какого же было удивление родителей, когда я высказала своё желание пойти учиться именно на психолога. Родившаяся в семье карьеристов-бизнесменов дочь выбрала иной путь. Отец был просто поражён, но что поделать, ведь я не ощущала призвания стать бизнес-леди и идти по стопам родителей; гораздо интереснее мне казалось погружаться в мир человеческих мыслей и чувств. Хоть он и никогда не говорил об этом, я знала от мамы, что он хотел изначально сына, чтобы было кому передать своё дело, но, увидев меня в первые минуты моей жизни, умилился настолько, что позабыл о своём принципе.

Их расставание произошло мирно; брак давно изжил себя, так как оба были погружены в карьеру и редко видели друг друга. Иногда казалось, что они даже не осознали своего разрыва и продолжали жить, словно ничто не изменилось, только в разных квартирах, каждый следуя своим путем. Но свои обязанности родителей они выполняли исправно, так что их любовью я не была обделена, нас всех троих все устраивало. Лишь только во мне утвердилась четкая позиция: в отношениях или браке карьера не должна быть на первом месте, и моя будущая профессия как раз помимо дохода, приносила бы в семейную жизнь полную гармонию.

Второго сентября было жарко, как в июле. Я все еще не могла свыкнуться с тем, что климат в этом городке так разительно отличается от привычных с детства круглогодичных дождливых и пасмурных дней. Здесь царило вечное тепло, и если дождь еще изредка наведывался, то снег был неслыханной роскошью. Местные жители понятия не имели о суровых зимах с тридцатиградусными морозами, предпочитая палящее солнышко, а я, наоборот, не любила жару и тяжело ее переносила. Но все-таки у этого места был один неоспоримый, огромный плюс — море. Всего в часе езды от города. Отец часто брал меня в путешествия, и из всех увиденных мною уголков самые запоминающиеся были те, где было море.

В ушах находились маленькие вакуумные беспроводные наушники, из которых играл трек Sabrina Claudio, ZAYN — Rumors. Я стояла, словно завороженная, и все еще наслаждалась этим чувством, готовясь войти в огромное бежево-желтое здание с высокими колоннами. На душе было волнительно и тревожно. Из-за переезда я не смогла попасть на знакомство с группой и преподавателями первого сентября, так что теперь чувствовала себя не в своей тарелке.

Глава 2 Марк

— Алиса, включи чайник и мою волну!

— Окей! Люблю музыку, которая нравится вам!

Щелчок умного чайника, словно выстрел стартового пистолета, возвестил о начале дня. В ту же секунду из колонок хлынули первые аккорды песни My Darkest Days – Come Undone (Duran Duran cover), и комната наполнилась глухим роковым ритмом. Я рывком сел на кровати и, словно стирая остатки сна, провел ладонями по лицу. Шесть утра – непростительно ранний час. Второй день мучительного возвращения к режиму после вольготных летних месяцев. Организм протестовал, требуя возвращения обратно в царство грез, но долг звал меня на кафедру и к толпе студентов.

Да, я преподаватель в университете, и это мой третий год работы после окончания магистратуры. В свое время меня, словно магнитом, притянуло к психологии на юрфаке, но уже через месяц я с головой ушел в изучение глубин человеческого разума, при этом сменив факультет на психологический. Оценка, диагностика, лечение расстройств – вот что манило меня. Я грезил об участии в судебных экспертизах, мечтал внести свой вклад в торжество справедливости. Но судьба распорядилась иначе.

Как лучшему студенту курса, мне предложили преподавательскую должность. Уходящий на пенсию профессор клинической психологии, не желая искать замену, обратился ко мне лично на закате моего обучения. Не скажу, что я сразу воспылал энтузиазмом. Целый месяц я взвешивал все "за" и "против", и плюсов было ненамного, но все же больше. Небольшая зарплата из-за отсутствия стажа и ученой степени – вот главный минус, но остро я его не ощущал. У меня была своя квартира, машина и дополнительный доход. Я брал около пяти заказов на написание дипломных работ в год по моему профилю, и неплохие деньги от отчаявшихся студентов текли в мой карман. Если в школе я решал контрольные за деньги, то в университете это превратилось в стабильный источник дохода.

Квартира – щедрый дар отца, эхо материнской утраты. После её смерти он разменял нашу трехкомнатную обитель, разделив её на две однушки – ему и мне. Учёба, благодаря усердию и красному диплому, не требовала финансовых вложений, позволяя откладывать каждый заработанный рубль на заветную мечту – автомобиль. И когда я, наконец, занял преподавательскую должность, я сделал себе долгожданный подарок, на который копил все шесть лет – подержанный, но почти новый Ford Focus III. Я ликовал, а отец светился гордостью.

Поначалу было непросто жонглировать университетскими занятиями и подготовкой к ним, параллельно выполняя дипломные работы на заказ. Но со временем я научился дирижировать своим временем, отводя дни для подготовки к лекциям и дни для погружения в книги, набирая бесчисленные страницы текста в Word. Этот год обещал быть легче – конспекты лекций были уже готовы за оба курса, позволяя мне лишь монотонно отчитывать материал на парах и сосредоточиться на пяти прибыльных заказах.

В моей жизни всё было гармонично. Работа не тяготила, а скорее притягивала, словно второй дом. И, конечно, моя безупречная репутация "горячего лектора" играла не последнюю роль. Да, я не сошёл со страниц глянцевого журнала, и моя внешность, как я считаю, довольно обыденна, но, как показывала практика, очень привлекательна. «Сероглазый брюнет, почти двухметрового роста» – так меня описывали юные студентки в коридорах и на университетском сайте. И они были правы. К тому же, на фоне мастодонтов-преподавателей, чей возраст колебался от тридцати пяти до семидесяти пяти лет, я, несомненно, выделялся. Возможно, именно это помогло мне быстро стать звездой университета, и я, признаться, был совсем не против. В общем, в этом плане я ни на что не жаловался и был доволен своей работой. Счастливее меня мог быть только мой сожитель Рафаэль – огромный серый мейн-кун с наглой мордой, который в данный момент развалился на пустой половине моей двуспальной кровати. Пока я пил кофе, принимал душ и одевался, он ни разу не пошевелился, лишь лениво приоткрыл один изумрудный глаз и подмигнул, словно желая удачи.

Стоя у напольного зеркала, я застёгивал пуговицы на идеально отглаженной белой рубашке. "Хорошо, что Лина приготовила её заранее", – подумал я, любуясь струящимся шёлком.

Ангелина… Моя девушка. И я всё ещё не мог привыкнуть к мысли, что она уже как несколько недель моя невеста. Мы познакомились в университете, когда я перевёлся на психологический факультет. Она вошла в мою жизнь очень плавно, легко и непринуждённо. Сама подсела, сама завязала разговор и стала для меня отличным собеседником. Её длинные, рыжие, непокорные кудри сразу врезались в память. Среди других старающихся выделиться девушек она была ярким маком, и дело было не только в волосах.

В то время как остальные грезили о деньгах и удачном замужестве, Лина жила чужой болью. Она навещала брошенных детей в детском доме, приносила им подарки, делила с ними свою душевную теплоту. Эмпатия – её второе имя. Она переживала за всех, даже за маленьких жучков, ползающих по деревьям. В нашем прогнившем мире она была словно глоток чистого воздуха, и я не мог на неё налюбоваться. Постепенно, день за днём, мы узнавали друг друга, наши отношения укрепились в статусе дружбы, которая длилась целых три года. И, возможно, длилась бы и дальше, если бы не один решающий момент…

В начале четвёртого семестра, после длительного расставания, я наконец увидел её. Ангелина стояла в компании парня, который, нагло поглаживая её бёдра, встречал и провожал её в университет на своём громыхающем байке. Оказалось, она с ним закрутила, во время летних каникул познакомившись в каком-то баре. Я был сильно ошарашен, потому что привык видеть её свободной и чаще всего – в моём обществе.

К моему удивлению, примешалась ревность, жгучая, болезненная. Я ненавидел этого самозваного байкера, хотя совершенно его не знал. Он украл у меня лучшего друга… или нет, девушку. Именно в тот момент я впервые увидел Лину другими глазами. Она была прекрасна, а я её упустил. Помучавшись пару недель, я решил признаться в своих чувствах, понимая, что это, скорее всего, бесполезно. Но, внезапно, Лина ответила взаимностью почти сразу же. А на следующий день, расставшись со своим мотоциклистом, она стала моей девушкой. Я был рад, а она безумно счастлива. Видимо, она давно была в меня влюблена, а я, как слепой, этого не замечал или не хотел замечать.

Глава 3 Вероника

Утром, привычным жестом отключив мешающий спать будильник, я снова погрузилась в сладкие объятия сна. Раньше в утреннем пробуждении, когда мама громко выкрикивала мое имя, было нечто волшебное: я подскакивала с мгновенной реакцией, но сейчас, оставшись наедине с собой, ощущала немалую леность. Неторопливо потянувшись, я схватила телефон и, с бешеным сердцем увидев время, начала в быстром темпе натягивать на себя одежду, спеша запихнуть тетради в сумку.

Первую пару я проспала, вторая уже подходила к концу, и я молилась всем богам, что успею хотя бы к началу третьей. Напрочь забыв о завтраке и уже о заканчивающемся обеде, я, выпив воды, надела туфли на шпильках и, закрыв дверь, выбежала на улицу.

Моя обувь не была предназначена для бега на дальние расстояния и запрыгнув в первый же подходящий автобус, я проехала три остановки, не отрывая взгляда от часов. До лекции оставалось пять минут. Пулей вылетев из автобуса, я быстрыми на сколько это возможно на каблуках, шагами направилась на третий этаж.

Моему взгляду была представлена картина: как заходит в кабинет последний студент, а за ним высокий мужчина, по всей видимости преподаватель, начинает закрывать дверь. Словно в замедленной съемке, оказавшись в считанные секунды у двери, я хватаюсь за дверную ручку и в последний миг чувствую тяжесть мужской ладони на своей руке. Она была сильной, уверенной, со слегка прохладной кожей. Он пытался закрыть дверь, но я тянула ее на себя, словно боролась за свое право быть здесь.

Когда я подняла глаза, то встретилась с его глубоким взглядом, в котором отражался весь окружающий мир, но в то же время хранящим в себе холод и непроницаемость. Его темно-серые, как грозовое небо глаза были необъяснимо притягательными, и они словно просвечивали меня насквозь, вызывая одновременно восхищение и смятение. Я почувствовала, как внутри что-то дрогнуло и непроизвольно замерло.

Он был высоким — настолько, что мне приходилось задирать голову, чтобы встретиться с его взглядом. На вид ему было от двадцати пяти до двадцати восьми лет, молодой преподаватель. Его чёрные волосы аккуратно уложены набок, придавая ему вид человека, который ценит порядок и контроль. Широкие брови немного хмурились, словно он задумался о чем-то важном, а я все еще стояла у двери, и моя ладонь словно прилипла намертво к холодной металлической ручке.

— Вы опоздали, — серьёзным голосом ответил преподаватель, глядя на меня безразличным взглядом.

— Формально я не опоздала, дверь еще не была закрыта, — вступила я в диспут, не соображая, зачем я это делаю.

Я никогда не перечила в школе учителям, а здесь слова сами лились из меня, как поток, который я не могла контролировать.

— Ваше имя и фамилия?

Я попыталась собраться с мыслями, чтобы ответить на его вопрос, но голос дрожал.

— Благоволина Ника, — произнесла я, стараясь говорить уверенно, хотя сердце словно сбилось с ритма. Мое имя прозвучало тихо, почти робко, но я старалась не показывать, как сильно он на меня влияет.

В коридоре и в аудитории царила напряженная тишина. Казалось, что весь мир сузился до этих серых глаз и ощущений, которые они пробуждали.

— Заходите, Ника, — его голос звучал строго, но внутри него скрывалась некая глубина, словно он сам был пленником своих правил и принципов. А может, мне просто так хотелось думать.

Я, не обращая внимания на однокурсников, быстро проскользнула на самый дальний ряд трибуны, стремясь укрыться от взглядов, чтобы остаться незамеченной и безмолвной. К сожалению, сегодня Лили не было: она предупредила, что посвятит несколько дней репетициям.

С шумом закрывая дверь, преподаватель привлек к себе всеобщее внимание, усевшись на край стола в этой просторной и светлой аудитории.

— Меня зовут Милеев Марк Викторович, и я — преподаватель клинической психологии. Знакомиться с каждым из вас не буду, чтобы не терять время. Но будьте уверены, я запомню каждого во время занятий. Опоздания для меня неприемлемы; если вы не успели войти в аудиторию, пока дверь была открыта, — вы опоздали. Если вы пропустили более трех занятий — доступ к ним будет для вас закрыт. В первую очередь это нужно вам, а не мне, так что учитесь дисциплине, это не школа. А теперь откройте тетради и запишите тему: «Введение в клиническую психологию».

Слова преподавателя прозвучали, как гром среди ясного неба и меня они сразу отрезвили. Все студенты, ошарашенные его заявлением, переглядывались в молчаливом недоумении, пытаясь понять, что происходит. Игнорируя наше замешательство, мужчина начал лекцию, слова которой сами собой сыпались из его уст. Без пособий и книг, как запись на кассете, он вываливал на нас действительно сложный материал, насыщая его глубокими мыслями и увлекательными примерами.

Первую половину лекции я писала, не отрываясь от тетради, словно каждое слово было на вес золота. Но, когда мышцы в руке и пальцах ослабели, я решилась сделать небольшую паузу и, вспомнив уроки начальной школы, провела гимнастику для мелкой моторики. Во время короткой паузы я заметила, как многие однокурсницы то и дело стреляют глазками в преподавателя. Лекция, как и сам предмет, была не из легких, но, кажется, женскую половину это не особо волновало. Мне же было страшно взглянуть на Марка Викторовича. Однако все же любопытство одержало верх, и, стараясь выглядеть сосредоточенной студенткой, старательно записывающей лекцию, я время от времени посматривала на него, оценивая, так сказать, вместе с остальными девушками.

Его сдержанный, официальный стиль идеально соответствовал его характеру — строгому, собранному и безупречному.
Даже простой комплект из белоснежной рубашки и классических черных брюк сидел на нем с таким безупречным шиком, будто это был дизайнерский костюм. Особенно завораживали его руки: закатанные рукава обнажали сильные, но изящные запястья, где каждый сосуд и сухожилие прорисовывались под кожей, создавая сложную, живую карту. В этой детали заключалась не просто физическая красота, а обаяние уверенной силы.

Глава 4 Марк

Как же я обожал эти моменты! Едва переступив порог университета, я словно входил в арену, где взгляды новоиспечённых первокурсниц, наивно-восхищённые, преследовали меня, заставляя их юные головы неловко вытягиваться. Поддерживаемые более опытными сокурсницами, они бросали на меня хищные взгляды, украдкой подмигивая. Я же, делая вид, что остаюсь невозмутимым, целеустремлённо шел на третий этаж.

Моя репутация бежала впереди меня. Те, кто уже испытал на себе строгость моих занятий, прекрасно знали, что я не терплю вольностей и превыше всего ценю дисциплину. На лекциях я был воплощением требовательности и серьёзности: никаких задушевных бесед, как у других преподавателей, никаких компромиссов вроде «кто хочет тройку, подходите с зачёткой». Только старая, добрая школа, без каких-либо поблажек. Именно так учили меня, и я верил, что только такой подход по-настоящему эффективен.

Дисциплина начинается с малого, и я сразу дал понять: опоздания неприемлемы. Я и сам был студентом, знаю, как сладок утренний сон, как тяжело оторваться от подушки. Но со временем я выработал привычку вставать с первыми лучами солнца, даже без будильника. Уверен, студенты, пусть и не сейчас, вспомнят меня добрым словом, скажут спасибо. Поэтому, когда я приближался к аудитории, наслышанная обо мне толпа расступалась передо мной, а в глазах читался нескрываемый страх. «Сарафанное радио работает безотказно», – подумал я, вставляя ключ в замок и жестом приглашая группу «В» первого курса в кабинет.

Я знал, что пользуюсь успехом у студенток: об этом свидетельствовали многочисленные сообщения в социальных сетях, записки, оставленные в аудитории, подкарауливания у университета и даже признания в любви. Но ещё никто не осмеливался так нагло и так близко разглядывать моё лицо. Вероника — так она представилась в начале прошлого занятия, всеми способами пыталась привлечь мое внимание и на этот раз, вместо того чтобы дергать ручку двери, она решила показательно первой зайти в аудиторию смотря на меня при этом дерзким наглым взглядом. На её детский жест захотелось сразу же закатить глаза, но пришлось перетерпеть, ведь уже другие студентки проходя мимо меня стреляли своими глазками с длинными наращенными ресницами о чем-то между собой хихикая. Когда дверь была закрыта я принял свою любимую позу.

Я редко сидел за столом, чаще восседал на нем. Почему нет? Могу себе позволить! Наслаждался этими мимолетными видениями преподавания, этой возможностью делать так, как удобно мне. К тому же, я не старый профессор, чтобы возвышаться над заваленным книгами столом, изрекая непреложные истины. Мой стол всегда был девственно чист, на нем лежала лишь кожаная сумка-дипломат и… моя пятая точка. Лекции я знал наизусть, поэтому без запинки, монотонно излагал материал, делая редкие паузы.

Студенты, с лихорадочной скоростью записывая каждое мое слово, внимали мне, а я смотрел в окно. Физически я был здесь, но мыслями находился очень далеко. Мысли о предстоящей свадьбе вселяли смутную тревогу, грызущее сомнение в правильности принятого решения. Чувство, что все должно быть иначе, не покидало меня, но как именно – оставалось загадкой. Пасмурная погода, которая опустилась на город идеально отражала смятение в моей душе. Какая ирония… Внешне я был собранным, организованным, безразличным, а внутри надломленным, потерянным и задумчивым. Оторвавшись от созерцания унылого пейзажа, я взглядом окинул студентов невольно задержавшись на Благоволиной.

Девушка торопливо конспектировала лекцию, ее записи больше напоминали неумелые каракули ребенка. Я невольно улыбнулся и замедлил темп, давая ей и остальным небольшую передышку. В моей позиции я мог беспрепятственно ее рассматривать, чем и занимался, пока ее взгляд был прикован к тетради.

Светловолосая, зеленоглазая, в голубой рубашке и строгой черной юбке-карандаш она сидела за столом, едва слышно постукивая каблучками по деревянному полу трибуны. Я сразу понял, что это она. Остальные студентки предпочитали удобство и практичность, облачаясь в мешковатую одежду и массивные кроссовки, а она выделялась своей утонченной женственностью. Слишком юная, слишком милая… Если бы я не знал, что ей восемнадцать, то дал бы от силы шестнадцать. В ее лице удивительным образом сочеталась подростковая невинность и расцветающая чувственность.

Возможно, мой взгляд задержался на ней дольше, чем следовало, или она просто почувствовала мое внимание, но вдруг она подняла голову, и наши глаза встретились. Ненадолго. Три, нет, всего две секунды, и она вновь склонилась над тетрадью, а я продолжал читать лекцию, уже сомневаясь в ее целесообразности.

Глупо отрицать то, что она действительно привлекательна и в данный момент эта привлекательность слегка меня отвлекала. Что-то тянуло меня снова посмотреть на нее, и я будто бы невзначай прошелся еще раз взглядом по всей группе и остановился на ней, а она… Она вдруг перестала писать. Просто сидела, положив руки на тетрадь, и время от времени поглядывала то на меня, то в окно. Не от скуки — скорее, будто обдумывала что-то.

Это было... интересно. Не её поведение — нет, студенты часто отвлекаются. А то, что я обратил на это внимание. Я давно научился отделять личное от профессионального. Лекции — это работа, студенты — часть процесса, не более. Но сейчас что-то сработало иначе. Может, из-за её нарочитого спокойствия? Или потому, что её молчаливый вызов напомнил мне самого себя в её годы?

В голове сразу возникли не хорошие мысли. Возможно, она, как и многие другие студентки, отчаянно пытается привлечь к себе внимание, и ее совершенно не заботит, как это скажется на успеваемости. Помимо всех тех проблем что нависли над моей головой мне еще не хватало влюбленной студентки, которая каждую лекцию теперь будет вести себя вызывающе надменно, показывая, что ей плевать на то, что я говорю. Мне стоило это пресечь на корню и именно это я намеревался сделать, когда пара закончилась.

— Благоволина… — она замерла и уставилась на меня с удивленным выражением лица. — Задержитесь, пожалуйста.

Глава 5 Вероника

Видимо, моя выходка перед началом пары застряла у преподавателя в горле, словно кость, раз он попросил меня остаться. Но после того, что я услышала в свой адрес, я еще несколько минут пребывала в шоке, сидя в пустой аудитории и пытаясь осмыслить произошедшее.

Я стерва?

Я стараюсь привлечь его внимание?

Я хочу с ним сблизиться?

В голове крутилась лавина вопросов, на которые я отчаянно хотела получить ответы, но понимала — это невозможно. Он уже ушел.

С яростью швырнув оставшиеся на столе вещи в сумку, я рванула к двери, желая скорее покинуть этот кабинет.

— Никусь, что случилось? Ну же, расскажи! — Даня, схватив меня за руку, с тревогой смотрел в глаза. Рядом стояла Лиля, её лицо отражало не меньшее беспокойство. Они все это время ждали меня в коридоре.

— Не здесь, — твёрдо сказала я и направилась к выходу из университета. За мной, недоумевая, бежали друзья, не понимая, что происходит.

Наконец добравшись до знакомого кафе, я устроилась в самом углу за столиком, скрытым от посторонних глаз. На меня устремились два взгляда, в которых читалось нарастающее беспокойство.

— Он назвал меня стервой, которая только и делает, что добивается его внимания, представляете? — выпалила я, размахивая руками.

— Да ты что? Прямо так и сказал? — удивлённо спросил друг.

— Ну, примерно… смысл был именно такой, — выдохнула я, потирая виски.

— Нет, расскажи слово в слово, — потребовала подруга.

Я, заказав чай с лимоном, пересказала нашу короткую, но яркую беседу.

— Зачем ты показательно провоцируешь его? Ты же вредишь и себе, и его репутации, — с недоумением произнесла Лиля.

Я молча смотрела в окно. Ответа у меня не было. Действительно, почему я так себя веду? Может, просто потому, что меня бесят высокомерные мужчины, считающие себя пупами земли. Но он же преподаватель… у него статус…Позволительно ли ему это?

— Он думает, я буду за ним бегать? Кем он себя возомнил? — задыхалась я от возмущения. — Я должна прояснить это!

Вскочив со стула, я резко опустилась обратно из-за того, что две пары рук легли на мои плечи, удерживая меня.

— Нет! Ты никуда не пойдёшь и забудешь этот бред. Пусть думает, что хочет. Он преподаватель, а ты студентка, и в случае чего, попрут тебя, а не его! Это не школа, здесь разбираться не станут. Студентов куча, а вот ценных кадров — единица, а он как преподаватель очень даже неплох, — строгим голосом произнесла подруга.

— Поддерживаю наш беленький цветочек. Не стоит поддаваться эмоциям — так ничего не добьёшься. Не лезь к нему, не навлекай беду на себя. А лучше вообще не обращай никакого внимания,— мягко и тепло просил Даня, накрыв мою руку своей.

Мои новые друзья были моим спасением в море необдуманных решений. Я увидела, как искренне они переживают за меня, хотя знакомы мы были не так уж и много. От нахлынувших чувств мои глаза покраснели и наполнились слезами.

— Та-а-ак, если я была слишком груба, прости, пожалуйста, не плачь! — запаниковала Лиля, вытирая салфеткой мою размазанную тушь.

— Нет, я просто рада, что встретила таких людей, как вы. Без вас я бы уже натворила дел и ехала домой на поезде, — усмехнулась я.

— Для этого и нужны настоящие друзья, — подытожил Даниил.

Наконец, выдохнув и выплеснув накопившиеся эмоции, я ответила:

— Да, согласна. Не буду даже смотреть на этого пунктуального, самовлюбленного, с огромным самомнением...

— Вот и славно! А теперь пойдёмте в кино! — озорно рассмеявшись, Лиля, не дав мне договорить, подскочила и, схватив всех под руки, потащила к выходу.

Следующие несколько недель прошли в умиротворенной гармонии, без тени напряжения. Нельзя сказать, что к концу сентября нашу группу сковал нерушимый союз, скорее, каждый нашел свой тихий уголок в небольших компаниях, и подобное разделение устраивало всех, в том числе и меня, нашедшую приют в обществе Дани и Лили. Между ними на удивление возникла особая связь, наполненная взаимопониманием и теплотой. Даниил, словно искусный кутюрье, с упоением подбирал для нас наряды, приоткрывая завесу над тайнами выгодных приобретений и секретных распродаж. Мы же давали ему советы по поиску спутницы сердца. Мой друг, такой же романтик, как и я, и, хотя всю свою любовь он дарил нам, я понимала: это не то, чего он ищет, ему нужно что-то большее.

Я исправно посещала лекции, усердно копя оценки для заветных автоматов в будущем. Почти все предметы сдались под натиском моего усердия, кроме двух злополучных дисциплин: анатомии и, разумеется, клинической психологии. В первом случае наука оказалась неприступной крепостью, и зубрежка превратилась в бессмысленное повторение заученных фраз. Во втором же, я представляла, что Марк Викторович – всего лишь голос из забытого старенького радиоприемника в аудитории. Он, в свою очередь, словно меня и вовсе не замечал. Ни разу его взгляд не задержался на мне, ни разу он не обратился ко мне с вопросом на семинарах, хотя порой я сама поднимала руку, зная ответ. Но он, будто мы заключили негласный договор, упорно игнорировал меня.

Едва первокурсники освоились с университетской жизнью, как старшие курсы принялись за организацию посвята. Традиция, к счастью, оставалась добровольной – приглашены все, но явка по желанию.

— Никусь, предлагаю не тратить завтра время на эти архаичные конкурсы, а заняться чем-нибудь поинтереснее, — прошептал Даня, кокетливо придвинувшись ко мне, словно искушая запретным плодом.

— А как же традиция? Фотографии на память? Воспоминания? — театрально и излишне эмоционально перечислила я, наблюдая, как друг закатывает глаза.

— Ты хочешь фотографии с лицом, измазанным мукой? Или, даже если это будет шоколад, со стороны это будет выглядеть как настоящее г… — Даня не договорил, прокашлявшись, намекая на не самое аппетитное зрелище.

— Откуда такие познания? — тихо рассмеялась я.

— Каждый год одно и то же. Ведут новоиспеченных студентов, наивных, как овечки, и устраивают над ними глупейшие конкурсы, да еще и в лесу, подальше от посторонних глаз. А потом эти фото распечатывают и вывешивают на стенд у деканата. Позорище. Мой знакомый проходил стажировку в нашем университете и видел фотографии разных лет в архиве. Хочешь стать частью этой вакханалии и испортить себе репутацию роковой женщины? — мягко и бережно спросил Даниил, поправляя свою безупречно уложенную челку.

Глава 6 Марк

Спустя пару недель работа затянула меня в свой водоворот. Всё текло ровно и предсказуемо, если бы не тот ад, что постепенно разгорался в моей душе. Порой я настолько терялся в лабиринтах собственных мыслей, что начинал выпадать из реальности. Коллеги не раз выводили меня из оцепенения, как, например, сейчас, в деканате университета.

— Марк Викторович, как вам моя группа? Надеюсь, это не они довели вас до такого состояния, что вы уже несколько минут неотрывно смотрите на свой остывший кофе, — произнесла Мария Баталова, вызвав лёгкую улыбку у остальных преподавателей.

Здесь она соблюдала правила приличия, но если мы оставались наедине, то совсем не фамильярничала со мной, обращаясь по имени и на «ты». Она была младше меня на пару лет, так что разница особо не ощущалась, но её манера ненавязчивого сближения со мной начинала раздражать.

В университете никто не знал ни о моих отношениях, ни тем более о том, что я помолвлен. Когда мы с Ангелиной начали встречаться на четвёртом курсе, то не афишировали наши отношения, а наоборот, скрывали. Это было удивительно легко, ведь, в сущности, ничего не изменилось внешне: мы продолжали общаться в той же компании однокурсников, среди которых были и другие девушки, а наедине оставались лишь за пределами университетских стен. Поэтому моя личная жизнь оставалась тайной, и меня это вполне устраивало.

Мария была красивой женщиной, но в моих глазах она почему-то была одной из тех назойливых влюблённых в меня студенток четвёртого курса, и кроме работы я не предпочитал с ней о чём-то говорить.

— Нет, они, в отличие от группы «А», спокойные, думаю, вам повезло, — ответил я равнодушно, выливая остывший кофе в раковину. Аппетит пропал.

— Да, группа «А» — оторви и брось! Как бы я с ними ни боролась, они совершенно меня не слушаются, — посетовала пожилая профессорша, обращаясь к Баталовой, которая обречённо вздохнула, понимая, что её попытка завязать разговор со мной провалилась. Пока она выслушивала женщину с фиолетовыми волосами, скрывающими седину, я, схватив сумку, покинул деканат и направился в свою аудиторию на третьем этаже.

Жизнь в университетских коридорах бурлила и казалась гораздо интереснее моей собственной. Я помнил свои студенческие годы, когда всё было иначе, ярче: походы на природу, гонки на квадроциклах, лыжах, велосипедах – мы, казалось, хватались за всё подряд вместе с ребятами из группы, и Лина всегда была с нами и в первых рядах. А сейчас… мы словно старики, чьё главное развлечение – телевизор. Ничего против него не имею, иногда и сам люблю посмотреть хороший фильм, но всё же предпочитаю не сидеть дома в четырёх стенах, а как можно чаще куда-нибудь выходить или выезжать.

Пробираясь по узкому коридору, я заметил, как мне навстречу спускалась самая неоднозначная персона из группы "В". Вероника увлечённо жестикулировала и что-то рассказывала, а её подруга Сизова, пропустившая одну мою лекцию и решившая, видимо, что я этого не заметил, непринуждённо обнимала её за плечи и смеялась. Невольная улыбка промелькнула на моём лице. В этот момент Вероника выглядела такой… живой. Совсем не такой, как Ангелина за проверкой тетрадей. Я вдруг осознал, что начал их сравнивать: девушек, которые совершенно не были похожи друг на друга.

Мы поравнялись у самой лестницы, ведущей на третий этаж. Толпа студентов толкалась, гудела, и всё же в этот момент пространство вокруг сузилось до одного-единственного ощущения – прикосновения. Чужая, прохладная кожа коснулась моей руки – на краткое, почти несуществующее мгновение.

Мой шаг замедлился, хотя я не отдавал себе в этом отчёта. Просто случайное касание в толпе — ничего особенного. Так почему же я почувствовал его всем телом? Мурашки пробежали по спине, сердце стукнуло один раз — громко, отчётливо, будто пытаясь обратить моё внимание на что-то важное. Я стиснул зубы и резко зашагал дальше, стараясь подавить это абсурдное чувство. Но оно не уходило.

Почему я вообще обратил на это внимание?

Она просто студентка. Одна из многих, но... Почему тогда я запомнил это мимолётное касание? Почему оно отозвалось где-то внутри, хотя должно было стереться из памяти через секунду? Я сжал руку в кулак, пытаясь вернуть себе контроль. "Это ничего не значит." Но если так... Почему я до сих пор это чувствую?

Мы прошли мимо друг друга – всё было по правилам. Никто ничего не нарушил. Но внутри всё задрожало. Я чувствовал, как на миг почва под ногами сместилась, как будто этот короткий эпизод пошатнул устои чего-то большего.

Я шел дальше по коридору, глядя в пол, делая вид, что ничего не случилось. В голове крутилось только одно: почему это едва уловимое прикосновение вызвало во мне столько эмоций, сколько их не было за все несколько лет отношений с Ангелиной?

В голове все чаще возникал вопрос: «Правильно ли было делать предложение? Остаюсь ли я с ней из любви или чувства долга? Что, если мы подходим к концу нашего пути, а не к началу?»

Где-то в глубине души зарождалось новое чувство — не просто влечение, а тоска по чему-то настоящему, по эмоциям, которые, казалось, навсегда покинули наши отношения. И с каждым днем это чувство становилось все сильнее. Мой внутренний голос тихо и верно начинал изводить меня, и мне срочно нужна была реабилитация, которую я ждал с нетерпением.

В эти выходные я, наконец, выдохнул, пытаясь отвлечься от внутреннего монолога, который, словно заевшая пластинка, крутился в голове с того самого дня, как я сделал предложение. Лина уехала к родителям, погрузившись в изучение свадебных ресторанов. Я отдал ей бразды правления целиком и полностью не потому, что не разбирался в этом, а потому, что не вынес бы еще и этого напряжения. Как показывала статистика, практически большая часть мужчин предпочитала оставаться в стороне, ведь все равно в конечном итоге все будет так, как решила женщина.

Преподавание, дипломные работы – голова должна была оставаться ясной. Но не в субботний вечер, когда на кухне уже разливал виски мой лучший друг, Петр. Он, как и я, жаждал вырваться из тисков напряжения, с той лишь разницей, что был женат и обременен ребенком. Нам обоим требовалась разрядка. И Лина приняла это. Она с мамой с головой ушла в свадебные хлопоты, ограждая меня от этой суеты и не выслушивая мое мужское ворчание по мелочам, и я был рад этому.

Глава 7 Вероника

— Вау, как тут у тебя уютно! — Лиля замерла на пороге, глаза ее расширились от восторга, а подмышкой красовалась бутылка вина.

— Ну, пусти и меня, дай и мне посмотреть! — запричитал Даня, выглядывая из-за плеча девушки с огромным пакетом в руках. Лиля, скинув обувь, тут же облачилась в пушистые розовые тапочки для гостей, те самые, что я выгодно приобрела две пары по цене одной, и направилась к кухонному островку.

— Это действительно… вау! — подхватил Даня, оглядывая мои апартаменты. — Как же ты умело, с помощью цветов и декора, визуально расширила пространство! — восхищенно продолжал он, приближаясь к моему туалетному столику и увлеченно тестируя каждый парфюм, одаривая ими разные участки своего тела.

— Спасибо, — лучезарно улыбнулась я, направляясь к кухонному гарнитуру в поисках штопора.

Да, вчера я постаралась на славу. После того, как все необходимое было куплено, я наконец-то смогла вдохнуть жизнь в эту комнату, начав с новых штор. Это оказалось самым простым. Затем, больше двух часов я посвятила развешиванию одежды в шкаф и раскладыванию своих бесчисленных женских штучек. Мягкие подушки, мои любимые фотографии, развешанные по стенам, — все это постепенно наполняло комнату отражением внутреннего мира ее хозяйки. По углам я расставила стойки с диффузорами и аромапалочками. Я всегда считала, что у каждого дома должен быть свой неповторимый запах, и мой — это пьянящая смесь вишни и горького шоколада. Ну и, конечно же, не обошлось без множества ночников и подсветок, которыми комната была оборудована еще до моего заселения. Отец знал, как я не люблю резкий желтый свет люстры, поэтому сам провел деликатную подсветку по всему периметру потолка и углов стен, цвет которой можно было менять.

И вот, устроившись на мягком коврике перед низким журнальным столиком, ребята уже разливали вино по бокалам в интимном полумраке, а я выставляла на тарелки аппетитные суши, привезенные доставкой.

— Блин, а можно я иногда у тебя ночевать буду? — Лиля, словно встревоженная птичка, все еще вертела головой, осматривая студию.

— И я, — Даня хохотнул, разливая рубиновую жидкость по бокалам.

— Тогда это будет уже не студия, а коммуна, — улыбнулась я, расставляя кухонные приборы на прозрачном стеклянном столике и устраиваясь на ковре.

— Точно! Как в американских фильмах! Нужно придумать какое-нибудь крутое название, — загорелся Даня, задумчиво покручивая фужер в пальцах.

— Ну что, выпьем за твою прекрасную обитель, в которой, я надеюсь, мы еще не раз соберемся и проведем ни одну незабываемую и веселую ночь! — провозгласила Лиля, торжественно вскинув бокал. — Кстати, а кто у тебя соседи?

— Пока соседей у меня нет, еще не все заселились.

— Тогда точно веселую ночь! С новосельем! — мы дружно рассмеялись, и, когда наши бокалы уже готовы были соприкоснуться в радостном звоне, комнату оглушил настойчивый трезвон входящего вызова.

— Сейчас, ребят, секунду, — извинилась я, отставляя бокал и поднимаясь, чтобы взять телефон с письменного стола. Звонил отец.

— Привет, пап!

— Привет, доча! Ну, как ты там? Устроилась? — в динамике зазвучал бодрый голос отца.

— Да, вот как раз с друзьями сидим, отмечаем новоселье, — поделилась я, бросив взгляд на ребят, которые с нетерпением ждали окончания моего разговора.

–— О, значит, все свои сокровища наконец-то разложила? —засмеялся он, намекая на необъятность моих вещей, с которыми, по его мнению, я бы не управилась до Нового года.

— Пришлось попотеть, — парировала я, отводя взгляд к окну.

— Молодец! На днях заеду проверить, впустишь папку? — мужчина явно был в приподнятом настроении, отпуская шуточки.

— Конечно, впущу, это же и твой дом тоже, — ответила я, машинально поправляя штору пудрового цвета.

— Ну и отлично! Я вообще по делу звоню, Никусь. Минут через десять к тебе подъедет мой помощник, он завезет папку с документами на квартиру, пусть она будет у тебя на всякий случай.

— Хорошо, как скажешь, — согласилась я, видя, как друзья уже машут руками, призывая меня вернуться.

— Ну, тогда на связи, дочь. Хорошенько там посидите, только аккуратнее, ладно? — снова рассмеялся отец. Что-то явно подняло ему настроение, обычно он серьезный и деловой, а тут фонтанирует шутками.

— Ладно, пап, пока, — попрощалась я и, услышав гудки в телефоне, положила его на стол, возвращаясь к друзьям.

— Ну что, продолжаем? — Лиля, подхватив бокал, вновь вскочила на ноги, увлекая за собой и Даню. — Обмоем твое новоселье!

Но звонок, на этот раз в дверь, снова не дал хрустальным фужерам встретиться в радостном приветствии. Подруга лишь грустно выдохнула и опустилась обратно на ковер.

— Да что ж такое-то… — простонала она с досадой.

— Это помощник отца, он привез документы. Сейчас заберу, и продолжим, — вновь подскочила я и, лихо провернув ключи, распахнула дверь.

Улыбка тут же сползла с моего лица. Передо мной стоял молодой человек, лет двадцати пяти, одетый в бежевую кожаную куртку и темно-синие джинсы. Он был ненамного выше меня, но взгляд его словно падал сверху вниз.

— Привет, — ослепительно улыбнулся светло-русый парень, протягивая руку. — Я Глеб, помощник твоего отца.

— Привет, — ответила я, задумчиво пожимая его руку.

Мое удивление было вполне оправданно: насколько я помнила, у отца был другой помощник – мужчина средних лет, высокий как шкаф и с внушительным животиком. А сейчас передо мной стоял этот привлекательный стройный парень и ослеплял улыбкой. Пауза затянулась, и только возня за спиной, недовольное перешептывание, вырвали меня из вихря мыслей.

— Ой, прости, заходи, — освобождая проход, я отступила на несколько шагов.

Парень закрыл за собой дверь и тут же встретился с пристальными взглядами двух пар глаз, полных нетерпеливого ожидания заветного глотка вина.

— Ой, я, кажется, вас отвлёк... Простите, что без предупреждения! — Глеб смущённо улыбнулся, растерянно оглядел собравшихся и взгляд его задержался на Лиле. — Всем привет!

Глава 8 Вероника

Сигнал из динамиков оповестил о начале пары, и в аудиторию вплыла Зарево — женщина зрелых лет, облаченная во всё красное. Её прозвище было придумано ещё до нас, так как преподавательница носила почему-то исключительно вещи в алых оттенках. Ей не требовалось ни громогласного кашля, ни стука указки, чтобы завладеть вниманием. Все взгляды невольно прильнули к этому багряному закатному солнцу, внезапно залившему аудиторию. Она преподавала психогенетику — предмет, к моему удивлению, оказавшийся невероятно увлекательным. Несмотря на заранее подготовленные конспекты, я всё равно жадно ловила каждое её слово, фиксируя ключевые моменты в тетрадь.

Утро, побаловавшее меня ласковым солнцем, предвещало прекрасный день, хоть я и не смотрела прогноз погоды полностью, а надо бы… Через полтора часа город погрузился в свинцовую тьму, дождевые капли застучали по стёклам, а мы, словно приговорённые к каторге, брели на лекцию по клинической психологии. Сегодняшний устный опрос заставлял однокурсников судорожно впиваться взглядом в исписанные страницы, пытаясь впитать хоть что-то напоследок. Но, как говорится, перед смертью не надышишься. Чтобы не волновать свою нервную систему, я дома запомнила всё, что смогла, не принуждая свой мозг. Ведь если заучивать всё насильно, тот будет противиться и в ответственный момент перемешает всю информацию. Это я знала ещё со школы. Немного удачи, и я отвечу на вопрос, на который знаю ответ.

Гул голосов стих, как только в коридоре раздался сухой, металлический лязг ключей. Мы мгновенно замолчали. Он появился, как всегда, уверенно и без лишних движений: чёрная рубашка, чёткий шаг, прямой, пронизывающий взгляд. Марк Викторович. Словно хищник, входящий в свой вольер небрежно, но с чувством полной власти.

Его взгляд скользил по студентам легко и поверхностно, но когда он на долю секунды задержался на мне, я будто почувствовала, как в груди обожгло. Что это? Вина за старую дерзость? Воспоминание о его случайном прикосновении? Или… что-то другое, куда более опасное?

Я подняла подбородок и встретила его взгляд спокойно, не отводя глаз. Пусть думает, что хочет. Я не боюсь. Он отвернулся первым. Щелчок замка, и вот уже он пропускает нас в аудиторию.

"Упивается своей властью над запуганными студентами", – промелькнуло у меня в голове, пока одногруппники, понурив головы, просачивались в аудиторию.

Резкий хлопок двери заставил многих вздрогнуть, а некоторых даже перекреститься. Марк Викторович небрежно швырнул журнал на стол и, присев, как обычно, на его край, скрестил руки.

— Наверное, пересчитывает нас, как овец, – прошептал мне на ухо Даня, вызвав на моем лице довольную улыбку.

— Итак, у нас сегодня устный опрос, — спокойно и размеренно сказал он. — Начнём.

— Сейчас начнется жертвоприношение барашков, — снова шепнул друг, и я не смогла сдержать тихий смешок.

— Благоволина Вероника. Первая. Похвально, — прогремел грубый и громкий голос преподавателя, когда он, оттолкнувшись руками от стола, сделал пару шагов вперед.

Что? Я медленно повернулась к Дане, который смотрел на меня виноватыми щенячьими глазами, полными раскаяния. Под гул крови в ушах я поднялась. Сердце стучало глухо и сильно. Но страха – нет, страха не было. Лишь внутреннее напряжение, как у дуэлянта перед выстрелом.

— Первый вопрос: что такое абстиненция? — Марк Викторович вперил в меня взгляд, словно рентгеном просвечивая насквозь.

— Абстиненция — состояние, возникающее при резком прекращении употребления алкоголя или наркотиков, — мой голос был твердым, и я чувствовала, как сама себе нравлюсь в этот момент. Ни дрожи, ни паузы.

— Хорошо, — он кивнул, но в голосе не прозвучало ни капли удовлетворения. Как будто я ответила не так, как он ожидал. — Второй вопрос: что такое анализаторные системы?

— Анализаторные системы — это сложные, многоуровневые образования, предназначенные для анализа сигналов определенной модальности, — машинально выдала я. Четко, точно. Без волнения.

Он замолчал. В этот момент его взгляд снова упал на меня — тяжелый, сверлящий, почти личный. Я чувствовала, как этот молчаливый контакт начинает разжигать что-то под кожей. Словно он не задает вопросы, а испытывает меня на прочность.

— И последний вопрос. Методика нейропсихологического исследования. Кто ее разработал?

И всё. В голове — пусто. Белый шум. Тишина в аудитории стала вязкой, как болотная вода. Нет… нет... нет… Чёрт, я не помню этого. Разве мы это проходили? Я метнула взгляд на Лилю и Даню. Все уткнулись в тетради, лихорадочно листая. Без шансов.

— Вероника? — его голос стал чуть ниже. Спокойный, но с каким-то напряжением, словно он чувствовал, что сейчас что-то случится. — Ваш ответ.

Я подняла глаза. Наши взгляды снова встретились. Он ждал. В его лице не было презрения или злости. Он просто наблюдал за мной. За тем, сломаюсь ли я сейчас.

— Я… не знаю, — выдохнула я, не отводя взгляда.

Молчание. Он выдержал паузу, как хирург перед надрезом.

— Три, Благоволина. — Таким был его приговор. — Только три.

Он отвернулся и записал в журнал. Сухо. Безэмоционально. Как будто вычеркнул меня. А я села, не чувствуя под собой стула. И только тогда заметила, как моя рука дрожит.

— Никусь… — толкнул меня в бок друг, словно боясь нарушить хрупкое безмолвие аудитории.

— Не извиняйся, всё нормально, — я резко отмахнулась. Но не от него — от обиды, разочарования… и чего-то странного, щемящего в животе. Почему я чувствовала, будто подвела не себя, а его?

Я украдкой посмотрела на Марка Викторовича. Он больше не смотрел на меня, а уже терроризировал другую студентку. И все-таки в его лице что-то мелькнуло. Может быть, сожаление? Что бы это ни было — я поймала эту тень.

— Дело не в этом… Посмотри сюда, — Даня указал на свою тетрадь, исписанную каллиграфическим почерком лекций. — Я пролистал их все, и ни в одной из них нет ни единого упоминания о методике нейропсихологического исследования.

Глава 9 Марк

Когда пара была окончена, я торопливо выводил последнюю на сегодня тройку в журнал. Студенты, облегченно выдохнув, ринулись вон из кабинета, а среди них, краем глаза я заметил приближающуюся Баталову. Внутри все сжалось в тугой комок. Неужели она караулила за дверью, поджидая окончания лекции, чтобы вновь подойти ко мне под каким-то предлогом?

— Марк Викторович, мне нужна ваша помощь, не могли бы вы пройти со мной в мой кабинет? — спросила она, заметно волнуясь.

— Что-то срочное? — поинтересовался я, захлопывая журнал.

— Там моя статья для газеты… вернее, черновик. Вы ведь иногда редактируете, у вас стиль такой чистый и аккуратный. Не посмотрите?

Это было что-то новенькое, нечто большее, чем обычная просьба помочь достать старые методички или схемы на ватманах с верхних полок. Оставаться с ней наедине в ее кабинете совсем не хотелось, и я надеялся, что моя следующая фраза положит конец этой затее.

— Отправьте мне по почте или оставьте в деканате, — спокойно ответил я, хватая журнал и ключи, чтобы поскорее скрыться из ее поля зрения.

— Но… это ведь совсем не то. Я хотела бы услышать ваше мнение лично. Так будет точнее.

Она не унималась и явно не собиралась меня отпускать. Чтобы не портить рабочие отношения, я сдался:

— У меня есть только пять минут.

— Отлично, мне хватит, — она уже крутилась у двери, словно боялась, что я передумаю.

Кабинет Марии находился этажом ниже. Она шла впереди, слегка замедляя шаг и оглядываясь через плечо.

— Вот, сейчас покажу, — приоткрыв дверь, она жестом пригласила меня войти.

В ее кабинете было тепло, даже душно, в отличие от моего, где окна закрывались лишь по настоянию замерзающих студентов. На подоконнике стояла кружка с недопитым чаем и пара ярких папок. Мария проворно вытащила одну из них и положила передо мной на стол.

— Вот. «Социальное избегание как адаптивная стратегия в профессиональной коммуникации». — Она чуть усмехнулась. — Понимаю, иронично звучит в нашем контексте.

Внутри меня взметнулась ярость, но внешне я этого не показал. К чему эти намеки? К чему вообще всё это? Папка была покрыта слоем пыли, а значит, статья была написана давно, и её махинации перешли на новый уровень. Они уже всерьёз начинали меня раздражать. Я решил не поддаваться на провокации и не выяснять отношений, которых не существовало, поэтому повел себя как обычно: холодно, сдержанно и профессионально. Взял папку в руки и пробежался глазами по строчкам быстро, чётко, с тем вниманием, в котором не было ни сочувствия, ни раздражения, ни интереса – просто работа. Через минуту поднял голову и выдал отчёт, который от меня она и просила.

— Введение слабое, вы слишком долго добираетесь до сути. Первые два абзаца можно сжать в один.

Я перевернул страницу.

— Тут перегружено цитатами. Ваша мысль теряется. Уберите хотя бы две.

Мария закивала, подходя ко мне ближе.

— А в целом?

— В целом… — я вертел на языке не самые приятные и литературные слова, но произнёс лишь только одно. — Читаемо.

Я всучил ей эту пыльную папку в руки и зашагал на выход. Хватит с меня этого бреда.

— Подожди, — сказала она, когда я уже был у двери. — А может, останешься на пару минут? Я кофе принесу, посидим, поговорим, может быть, узнаю тебя получше, и ты раскроешься. Ты же никогда ни с кем не разговариваешь вне пар, словно тебе не интересно.

Повернувшись в пол-оборота, я посмотрел на неё как можно нахальнее и коротко, с сухостью кинул:

— Именно поэтому и не разговариваю, — а после вышел, оставив её с не самым приятным выражением лица, на котором слились воедино и раздражение, и злость, и обида. А затем направился к своему автомобилю, одиноко ждущему меня на парковке под дождём.

Студенческая парковка почти вымерла, словно поле после битвы. За время моего заточения в машине я провожал взглядом последние отъезжающие силуэты, сам же оставался недвижим. Руки, словно чужие, отказывались повернуть ключ зажигания, и я никак не мог их заставить.

Дома меня ждала звенящая, давящая тишина, в которой я рисковал окончательно свихнуться, поэтому мысль о возвращении туда казалась невыносимой. В этот миг всепоглощающего одиночества я остро ощутил потребность в родственной душе, и лишь один человек мог утолить эту жажду. Теперь без колебаний я повернул ключ, и мотор взревел, вырывая меня из оцепенения. Машина плавно выехала с парковки, взяв курс на уже знакомый адрес.

Квартира отца располагалась на противоположной от университета стороне города, в укромном районе, где время текло медленнее. Здесь, вдали от суеты, жизнь сосредоточивалась вокруг неспешных бесед у подъездов и неброского очарования местных магазинчиков. Обитель семейных пар и людей преклонного возраста. Этот район благоухал цветами, высаженными заботливыми руками местных жительниц. Клумбы, разбитые вдоль асфальтированных тротуаров, превращали место в подобие райского сада, где многоэтажки скромно прятались за пышными бутонами роз и пионов.

После нашей с отцом утраты, именно это цветущее безмолвие стало для нас спасением. Соседи, словно ангелы-хранители, окружали заботой и поддерживали теплыми беседами. Поэтому, когда я покинул отчий дом, переехав в собственную квартиру, сердце мое было спокойно, зная, что отец не одинок.

В этот раз я решил навестить его без предупреждения, надеясь застать дома, а не в душном кабинете издательства, куда он периодически вырывался для сдачи отредактированных рукописей. Отец – редактор с огромным стажем, человек, приобщивший меня к миру книг и вдохновивший на первые робкие попытки пера: школьные сочинения, эссе, дипломные работы… От матери же мне достались внешность и характер. В детстве я бесчисленное количество раз слышал, что являюсь ее точной копией, только в мужском обличии. Меня это не огорчало, ведь она была воплощением утонченности, любила искусство, особенно живопись, и часто пропадала в мастерской, создавая натюрморты, увы, талант к которым мне не передался.

Глава 10 Вероника

Дождь тарабанил по крыше с огромной силой, словно вбивая огромные капли, как гвозди, в стены. Мы сидели в ближайшем кафе, как три мокрые курицы, потягивая латте. Никто из нас, конечно же, не догадался взять с собой зонт или хотя бы посмотреть прогноз погоды на день, поэтому теперь с верхней одежды капельки воды падали на пол под стул, образуя лужи.

— Вот зачем надо было меня останавливать? — с недовольством проворчала я, исподлобья глядя на друзей.

— Да ты бы набросилась на него прямо при Марии Андреевне, — Лиля нервно скрутила свои длинные, черные от влаги волосы в тугой пучок.

— Если бы она не зашла и не увела его куда-то, я и вправду бы это сделала! Влепил мне тройку незаслуженно! — не унималась я, сверля взглядом мокрых прохожих, силуэтами мелькавших за окном.

— Поэтому мы и увели тебя. Ты бы видела, как ты на него смотрела, — заметил Даня. — Не как на препода. Как на… не знаю… как будто он тебе что-то должен.

— Потому что должен! — я взмахнула руками, едва не опрокинув стакан с кофе, который Лиля тут же от меня отодвинула. — Он поставил мне «тройку» за вопрос, который даже не давал на лекциях!

Лиля скептически выгнула бровь:

— И ты поэтому теперь готова на него напасть при всех? Не слишком ли остро реагируешь?

Я сжала кулаки под столом. Пальцы побелели.

— Я просто… — и я замолчала. Не знала, как продолжить, потому что внутри меня был хаос.

Я хотела доказать ему, что умна. Хотела заставить его уважать меня. Хотела видеть в его глазах не равнодушие, а… что-то еще. Все, что угодно, только не равнодушие. Вспомнился его взгляд, задержавшийся на мне. Не оценочный. Не взгляд преподавателя, а человеческий. Словно он и правда увидел меня насквозь. Мои мысли, мои фантазии и мои планы. Все. И это было невыносимо.

— Ты хочешь получить красный диплом? — в голосе Лили снова зазвучали нервные нотки, когда она принялась промачивать салфетками лицо, на которое падали редкие капли с волос.

— Нет… Я просто хочу получить автомат, — ответила я, понимая, что теперь с тройкой в журнале он мне точно не светит, но я должна это хоть как-то исправить. Ведь мысль о том, что если у меня получится его заполучить и мне не придется пересекаться с Марком Викторовичем на зачете один на один, звучала очень приятно.

— Всё, забыли о нём, — подруга, сверкнув интригующим взглядом, ткнула в меня пальцем. — Есть вопросы поважнее, и мне нужна твоя помощь.

— Очень интересно послушать, — отозвалась я, неспешно отпивая кофе и уже обдумывая варианты исправления оценки «удовлетворительно».

— Я хочу кое с кем встречаться! — Лиля расцвела, словно апрельское солнце, в то время как мы с Даней лишь обменялись непонимающими взглядами.

— И чем же я могу помочь? Благословить ваш внезапный союз? — фыркнула я, закатывая глаза.

— Ммм, нет… достань мне телефон этого парня…

— Не поняла? — протянула я, в упор глядя на подругу.

— Он просто ещё не знает об этом. Я ему не говорила, но план — бомба! — похвасталась брюнетка с самодовольной улыбкой. Я устало вздохнула, чувствуя, как в голове нарастает гул от непонимания.

— Ты можешь нормально всё объяснить?

— Мне нужен телефон Глеба, того красавчика, который заходил к тебе с документами, — наконец, внятно произнесла Лиля.

— Я мог бы и догадаться, — закатил глаза Даниил, ничуть не удивившись.

— Но у меня нет его номера! Я видела его раз в жизни, между прочим, как и ты, —укоризненно заметила я, обращаясь к подруге. — И ты уже собралась на свидание? Ты его даже не знаешь!

— Ну и что? На свидании и узнаю! Попроси его номер у отца! Пожалуйста! — Лиля схватила меня за плечи и принялась трясти, словно грушу.

— Ладно! Раз он тебе так приглянулся, спрошу! Только перестань меня толкать! — Я допила остатки кофе, встала и начала натягивать на себя мокрый замшевый пиджак. Прикосновение влажной ткани к коже вызвало неприятную липкость.

— Ты куда? —крикнули мне вслед друзья, наблюдая, как я направляюсь к выходу.

— Теперь я в роли свахи! — ответила я и, под смех однокурсников, выбежала на улицу.

К счастью, кафе, в котором мы часто зависали, находилось почти рядом с остановкой, и, сделав пару шагов, я юркнула под навес, едва успев избежать нового ливня. Автобус прибыл почти сразу же. В общем, справедливость всё же существует, хоть какая-то. После нервного утра меня ждёт спокойный вечер.

В квартиру я влетела, окоченевшая от промозглого холода. Сбросив мокрую одежду, тут же отправила её в стиральную машину, а сама, запахнувшись в махровый халат, ринулась в душ. Под обжигающими струями воды я всё еще мучительно обдумывала, как же лучше подступиться к разговору с Марком Викторовичем. Сразу выложить претензии? Нет, портить даже шаткие отношения с ним не хотелось. Выдавить слезу и разжалобить его? Тоже не вариант, особенно после того, что я уже показала ему свой истинный характер. Собрать у всей группы лекции и поставить его перед фактом? А это уже интересно… но сработает ли? Голова раскалывалась, всё вокруг раздражало до зубовного скрежета. Закончив водные процедуры, я нажала на кнопку пульта от телевизора и поплелась к холодильнику.

Глядя на девственно пустые полки, я принялась мысленно корить себя за забытый поход в супермаркет. Этот тип в чёрной рубашке окончательно выбил меня из колеи. А ливень, казалось, обрушился на город с новой силой.

— Чёрт! — выдохнула я, массируя виски кончиками пальцев.

Делать было нечего: придётся облачаться в сухое, вооружаться зонтом и брести в магазин. Еды – ни крошки, а сегодня отец обещал нагрянуть на ужин. Пока я рылась в бездонных недрах шкафа в поисках джинсов, телефон завибрировал.

— Да? —отозвалась я, не глядя на высветившееся имя.

— Дочь, привет, не занята? — спросил отец серьёзным тоном.

— Нет, пап, собираюсь в магазин за продуктами для ужина, — устало протянула я, выуживая из кучи вещей голубые джинсы.