Многоженец Идеальный предатель

Глава 1. Авария

Что если скорая помощь нужна не человеку, не животному, а трубе с горячей водой? Прямо сейчас! Сию минуту!

Я трясущимися руками набрала номер мужа, будучи почти уверенной, что окажусь крайней в этой аварии, но обошлось.

Он только хмыкнул, сказал ждать и отбил звонок.

Когда появился сантехник, все мои стереотипы тут же получили свое подтверждение. Передо мной стоял огромный, грязнючий и вонючий мужичара, с ног до головы перепачканный какой-то гадостью.

Я машинально зажала нос двумя пальцами.

– Ой, да ладно! Не так уж и воняет, – он шагнул в квартиру, – где прорвало?

Я показала на дверь в ванную и только тяжело вздохнула, глядя на грязь от его ботинок на белоснежной плитке на полу.

– Кипяток говорите? – спросил он прежде, чем открыть дверь и недвусмысленно оглядел меня с ног до головы так, что мне даже стало неловко, будто я в неглиже перед ним стою.

Я кивнула хотя ничего про кипяток, вроде как, не говорила, и только успела отметить, что со всем его образом как-то не вяжется аккуратно постриженная борода.

Еще страннее смотрелись голубые глазища в обрамлении темных ресниц на этом перепачканном, я даже не хочу думать, чем перепачканном, лице, которые светятся будто два прожектора

Вонь от него стояла страшная. Я уж было подумала, что черт с ней с трубой, поскорее бы он уже ушел и унес эту вонь с собой.

– Давайте рассчитаемся, барышня, – объявил он уже минут через пятнадцать, когда справился с трубой.

– Сколько? – спросила я.

Когда он назвал цифру у меня даже немного округлились глаза.

– За срочность, – добавил он, видимо, отследив мою реакцию.

– Давайте я вам переведу. По номеру телефона или карты?

– Наличными, будьте добры.

– Это так принципиально? – возмутилась я, на самом деле оттого, что у меня попросту не было наличных.

Я вообще уже забыла, когда в последний раз расплачивалась не с карты.

Мужик только скривился на этот мой вопрос и ничего не ответил.

Я пошарила в сумочке, в другой, заглянула в кошелек, не соображая, где еще могут быть деньги. Зашла в кабинет мужа, огляделась, не особо на что-то рассчитывая открыла ящик стола.

В глаза бросился его паспорт. Мне показалось странным, что он без обложки. Я помню, что к документам мой муж – аккуратист до мозга костей, всегда относится бережно.

Я взяла паспорт, открыла и обмерла.

С фотографии на меня безусловно смотрел мой муж – Арсеньев Кирилл Васильевич. Вот только фамилия и отчество здесь были другими. Совпадало только имя.

Я открыла страницу с пропиской, адрес не наш. Перелистнула и уставилась в штамп, не веря своим глазам. Зарегистрирован брак. Вот только не со мной – двадцать лет назад, а непонятно с кем и всего пять лет назад. И в другом городе.

Дрожащими пальцами я стала листать паспорт. Дети. Двое. Две девочки. Одногодки. Двойня похоже!

«Господи! Что происходит», – прошептала я, бросила паспорт на стол и выдернула ящик из стола с корнями.

По полу рассыпались какие-то бумаги и среди них я обнаружила еще один паспорт.

«Этого просто не может быть», – подумала я, хватая злосчастный документ.

И снова – фотография мужа, но данные другие. Не совпадающие и с теми, что я только что видела. И снова зарегистрирован брак. Десять лет назад. И снова ребенок. Мальчик!

Я взяла оба паспорта в руки и вышла из кабинета уже напрочь забыв зачем вообще сюда сунулась.

Я как сомнамбула остановилась в прихожей, глянула на сантехника, на паспорта, снова на сантехника и, ничего не соображая пробормотала:

– Это как же так? Этого же попросту не может быть, я сплю что ли?

– Женщина, вы о чем вообще? – мужик смотрел на меня так, будто я тронулась умом.

Меня затошнило и тут же закружилась голова. Перед глазами поплыли темные пятна. Я выронила оба паспорта из рук и прислонилась спиной к стене. Коленки дрожали, казалось, я сейчас грохнусь.

По стеночке – по стеночке я сползла на пуфик в прихожей.

– Что за номер, барышня, вам настолько не хочется платить? – услышала я, но уже была не способна оценить шутку.

Я осела на пуфик в прихожей и зачем-то протянула паспорта мужа сантехнику, будто в поисках поддержки:

– Я не понимаю, как такое может быть, это же… это же мой муж…

Тот взял паспорт, глянул не очень понимая, о чем я вообще говорю.

– Ну, допустим, и что вас так расстроило?

– Фотография его, но все остальное… это какой-то другой человек.

– Ну, мало ли, что бывает, не стоит драматизировать, думаю, найдется какое-нибудь разумное объяснение. Вы себя как чувствуете? – спросил он.

– Дурно мне, – ответила я нисколько не лукавя, – кажется я схожу с ума, у него там, – я показала на паспорт, – другая семья, дети… я не могу поверить.

Глава 2. Красное на белом

Дверь за Кириллом закрылась, а мы смотрели втроем друг на друга, будто спрашивая: «И, что это вообще было?». Первой очнулась мама:

– Все, Даша, собирайся, нечего тебе здесь делать! Ничего себе ультиматумы… сколько живу, всякое повидала, но, чтобы такое, это просто ни в какие рамки не умещается.

– Постой… мам, куда собираться? – спросила я, не готовая сейчас к резким движениям.

– Как куда? Ко мне поедете, места всем хватит, прав был отец, когда строил большой дом. Хоть в чем-то не ошибся… хоть и того же поля ягода… – многозначительно добавила мама.

– Да, о чем вы вообще? – подала голос Настя. – Куда к тебе, ба? В Подмосковье это долбанное?

– Настя… слова выбирай, – попыталась я угомонить дочь.

– Хватит мне уже рот затыкать! Я никуда отсюда не поеду, и ты, мам, тоже не поедешь, мы остаемся и будем делать как отец сказал.

– Ну, это не тебе решать, Настя, – у меня уже не было никаких сил спорить, мне даже говорить было сложно, но дочь не унималась. Она села на диван и закрыла лицо руками.

Я смотрела на свою уже такую взрослую семнадцатилетнюю дочь и сердце кровью обливалось. У нее задрожали плечи, она всхлипнула и разрыдалась.

– Настя, все образумится, мы придумаем что-нибудь, – я подошла к ней, села рядом и попыталась обнять.

Она дернула плечом, вскочила и чуть ли не закричала:

– Почему вам неймется?! Лет уже под сраку, ведете себя как дети неразумные! Почему ваши проблемы должны на мне сказываться, почему я вообще должна об этом думать, мне больше заняться нечем?

Она буквально метала в нас молнии.

– Что мы придумаем, мама? Ничего не образумится. Ты не слышала отца что ли? Ты что ли будешь мое обучение оплачивать? Два года я готовилась, чтобы из-за твоих принципов все рухнуло к чертям, потому что у тебя там, что гордость заиграла? А ты, ба… ты вообще куда лезешь? Ты же вообще ничего не соображаешь, езжай лучше за грядками своими следи!

– Ты ротик прикрой, Настя, слишком много на себя берешь! – не выдержала мама. – Молоко еще на губах не обсохло, чтобы так разговаривать.

– Да пошли вы обе! – рявкнула Настя и рванула из кабинета.

Громыхнула дверь, да так, что штукатурка чуть не осыпалась.

Настя у меня, конечно, девочка своенравная и вспыльчивая, но даже для нее это было немного чересчур.

– Запустила ты ее, – мама покачала головой, – избаловала. Если бы я своим родителям что-то подобное сказала… даже не знаю, чтобы было…

– Мам, ну, не сравнивай, времена другие, дети другие, – попыталась я заступиться за дочь.

– Дело не во временах, или, может, ты скажешь, что в нынешние времена то, что сказал твой муженек – это тоже нормально?

– Мам, не нагнетай, пожалуйста, мне и так сейчас дурно, пожалей меня а?..

– А ты нюни не распускай. Возьми уже себя в руки. Я сколько раз тебе говорила, еще когда ты только собиралась за него замуж, что нужно получать образование, профессию, нужно быть готовой к тому, чтобы самой себя обеспечивать, нужно хоть какую-то базу для себя подготовить… ты только отмахивалась от матери, и вот, пожалуйста, получите распишитесь…

Кровь стучала в висках так, что, казалось, у меня сейчас взорвется голова. Хотелось выгнать всех, чтобы хоть на минуту остаться в тишине и одиночестве. Мне нужно было срочно перевести дыхание и сообразить, что делать. Без давления дочери, без наставлений матери.

Но в покое меня оставлять сегодня, видимо, никто не собирался.

– Собирайся, Даша, поедем. Настя побесится, но смирится. Давай, двигайся уже, соберем какие-то вещи на первое время.

Мама двинулась к выходу из кабинета и открыла дверь. Я так и сидела на диване не в силах подняться.

– Ну, чего сидишь? Поднимайся, – скомандовала она.

– Я не поеду, мам… Настя, наверное, права… я не знаю, но я не могу прямо сейчас все бросить, мне нужно подумать, понимаешь?

– Чего тут думать, дочь? У тебя хоть капля самоуважения есть? Он же тебя с грязью смешал. Такое попросту нельзя терпеть, а уж тем более прощать! – в ее голосе прорезались чуть ли не угрожающие нотки.

Сложно было с ней спорить. Что здесь скажешь? Прощение… самоуважение, звучит все достойно, конечно, но как это натянуть на эту проклятую реальность?

На что я жить буду? И здесь мама права, когда говорила, что нужно было думать еще тогда – в молодости, о том, чтобы была какая-то база, на которую можно опереться.

Но о чем тут было думать, когда такая любовь? Когда командует сердце, а не разум?

О чем я могла думать, когда, будучи двадцатилетней студенткой, не хватавшей с неба звезд и без высокого о себе мнения, попала в поле зрения Кирилла Арсеньева?

Всего на пять лет меня старше, но уже в этом возрасте такого основательного, серьезного даже, можно сказать мудрого, хотя какая может быть мудрость в двадцать пять лет? Но Кирилл был именно таким.

Блестящее образование, блестящий интеллект, настоящий красавец: плечистый, подтянутый, статный брюнет с пронзительными серыми глазами.

Глава 3. В мире животных

Я очнулась от того, что меня кто-то трясет за плечо, открыла глаза, но ничего не могла разглядеть. Смотрела словно через запотевшее стекло и только слышала:

– Дамочка… эй, ты как? Может, скорую?

Сквозь пелену, которая никак не хотела рассасывать перед глазами, я не могла разглядеть лица, склонившегося надо мной мужчины.

Его голос казался таким бархатистым обволакивающим и успокаивающим, что хотелось снова прикрыть веки и обратно провалиться в темноту.

Я услышала про скорую и это немного привело меня в чувство.

– Нет, не нужно… не нужно скорую, со мной все в порядке, помогите подняться.

Я почувствовала, как он взял меня за руку и подхватил под локоть.

– Так, посмотрите на меня, Даша, вас же, вроде как, Даша зовут?

– Да… откуда вы… а вы кто?

До меня вдруг дошло, что вообще-то в моей квартире какой-то незнакомый мужик, который неизвестно как сюда попал.

Следующая мысль поразила меня еще больше. Я поняла, что в квартире одна. И мама, и дочь, просто куда-то ушли. Словно между делом.

Мне стало так горько, что, грешным делом, я подумала: «Наверное, было бы хорошо, если бы я грохнулась и расшибла башку. Насмерть».

Неправильно это. Но мне хотелось, чтобы кто-нибудь в чем-нибудь был виноват. Потому что пока выходит, что виновата во всем я.

В груди похолодело, но я была еще слишком слаба, чтобы по-настоящему испугаться. Сейчас меня больше тревожило, что я не понимаю, произошедшего со мной, с чего вдруг этот обморок, никогда подобным не страдала.

– Я Степа, не помните меня? Сантехник. Ключ разводной забыл у вас в ванной, а он мне дорог как память, смотрю, дверь не заперта, стучу – молчок, зашел, уж простите, сантехник – это же почти как МЧС, если вы понимаете о чем я, а вы тут кровь-кишки какие-то устроили.

– Какой ключ… дорог, как память?.. Кишки?

Я глянула на ладонь, из нее по-прежнему торчали осколки. Я вспомнила тот неприятный запах – толи канализации толи чего похуже, который у меня связан с этим голосом, и я тут же его вспомнила.

– А, ну да, этот запах…

– Ну, конечно, запах, а чем, по-вашему, должен пахнут человек, которого выдернули из коллектора, когда там прорвало все к чертям, чтобы с вашей трубой заниматься? Давайте-ка вашу руку посмотрим, аптечка есть?

Я опустилась на стул и неопределенно махнула рукой.

– Ясно. Сейчас вернусь. В машине у меня есть. Со стула не вставать, в обморок не падать, кровью тут все не заливать.

Мне стало получше. Видимо, кровопускание пошло на пользу, как бы это ни звучало.

Он ушел и вернулся минут через десять с автомобильной аптечкой в руках.

– Дайте посмотрю, – Степа взял мою руку, и спросил, показав куда-от на потолок, – что это?

Я глянула и в этот момент он ловко выдернул у меня из руки самый крупный осколок.

– Ой! – вскрикнула я.

– Не ой, а еще один вот, – он дернул второй, приложил кровоостанавливающую губку и ловко все это дело забинтовал, словно каждый день таким занимается.

– Хорошо у вас получается, – искренне восхитилась я.

– Немудренное дело. Это как с трубой, ну… почти. Так что я, иногда, практикую хирургию, ну, отрезать там что-нибудь не сильно важное, пришить и все такое.

Я глянула на него с недоумением.

– Да, шучу я, какая-то вы Даша сильно впечатлительная.

– Спасибо за помощь, – поблагодарила я.

– Да не за что. Вы как вообще? – спросил он и добавил, – в целом.

Как и в то мгновение, когда я увидела его впервые, мне показалось, что его внешность как-то не очень сочетается с его профессией.

Предубеждение, конечно, но все же.

Сейчас я присмотрелась к нему внимательнее. На нем темная плотная рубашка в клетку с закатанными по локоть рукавами, верхние две пуговицы расстегнуты, видна растительность на груди. Он в черных джинсах, эта простая одежда сидит на нем так ладно, что я невольно засмотрелась.

Вроде бы выглядит как обычный, немного неотесанный мужичара, но видно, что бородка ухоженная, явно подстриженная хорошим мастером. И загар этот. Будто он только вернулся с курорта, а на дворе, на минуточку – январь.

Темноволосый и такие голубые глаза, будто в них само небо застряло. А ресницы, эти пушистые черные ресницы, которые добавляли в его внешность что-то немного наивное, но гармонирующее с общей брутальностью, я еще в первый раз отметила.

В общем, что-то такое в нем было, я даже не знаю, цепляющее что ли. Какая-то уверенность и не такого плана, какая была у Кирилла.

Мой муж себя всегда вел так, словно если и есть в этом мире что-то, что ему не по плечу, так с этим он справится с помощью денег или влияния.

Степан создавал такое впечатление, будто в этом мире попросту нет ничего, что заслуживало бы каких-от усилий.

«Это как с трубой», – как он выразился. Просто возьмет и залатает. Чтобы там у кого, где не прорвало, и какая бы авария ни случилась.

Глава 4. Снег

Степа усадил меня в свою машину, шикарный, на минуточку, черный внедорожник, что окончательно разорвало шаблон о сантехниках. Я уже начала сомневаться, что он на самом деле сантехник.

В голову полезли какие-то конспирологические теории вперемешку с вопросами: кто он такой? откуда взялся и зачем проник в квартиру.

В салоне машины приятно пахло новенькой кожей, от Степана пахло еще приятнее: откровенный мужицкий запах с толикой ненавязчивого парфюма. И когда только успел брызнуться, для меня что ли?

Я почувствовала, как у меня немного разогрелись щеки. Организм выдал реакцию минуя и мое сознание, и настроение. Я поглядывала на него время от времени всю дорогу пока мы ехали к травмпункту и отмечала, что он чертовски привлекателен. Не так утончен, как Кирилл, но эта его неотесанность играла ему только на пользу.

«Вот тебе и сантехник», – думала я, выходя из машины и направляясь в сторону травмпункта.

Степа было дернулся пойти со мной, но я попросила его подождать в машине. Он не стал спорить. Мне вообще стало казаться, что стоит его только о чем-нибудь попросить, и Степа ни в чем не откажет.

Рана оказалась не такой уж серьезной. Руку перебинтовали, врач подивился умелой повязке, сделанной Степой, да с тем и отправил.

Когда я вышла из травмпункта посыпал такой крупный и лохматый снег, что сразу как-то стало легче на душе. Город укрывало пушистым покрывалом, отчего он тут же стал казаться сказочным, невесомым.

Я натянула шапку на уши, Степа ждал меня у машины и по-мальчишески задрал голову и пытался поймать на язык снежинку. Картина была умилительной, первый раз за весь день я искренне улыбнулась.

Он заметил меня и снова уставился в небо.

– Давай со мной, Даша, – он открыл рот и вытащил язык.

– Это как-то странно, – замялась я.

– В детстве же не было странным, а то – настоящее в нашей жизни, скажу я тебе, барышня, что вызывало у нас неподдельный восторг именно в детстве. Открой рот уже, давай!

Я рассмеялась, но сделала как он просил, а сама подумала: «Да, и не выражаются такими фигурами сантехники, ну, точно не выражаются».

Мы стояли, задрав головы и ловили снежинки на языки.

Голова немного кружилась, вместе с этими снежными хлопьями, удивительно, но я и правда почувствовала тот самый детский восторг. В этот момент, на мгновение, все стало незначительным, несущественным. Остался только снег и едва различимое облачное небо.

Нельзя уже было разобрать, где небо, а где земля, так все засыпало.

Я опустила голову, меня качнуло. Степа подхватил меня аккуратно под локоть. Я глянула в его голубые глазища. Он белозубо улыбался, и улыбка эта отражалась и в его глазах в том числе.

– Сколько тебе лет, Степа? – спросила я неожиданно для самой себя.

– Это вопрос или укор? – спросил он в ответ.

– Вопрос.

– Сорок пять.

Он тактично не задал встречный вопрос.

«Великолепно ты выглядишь для сорока пяти, Степа», – хотелось мне сказать, но, конечно, я ничего не сказала.

– Как-то глупо мы себя сейчас ведем, взрослые тети и дяди, – я поймала на бинт снежинку и растопила ее дыханием.

– А взрослые тети и дяди в основном так себя и ведут – глупо, не замечала? И я не имею в виду ловлю снежинок на язык, это как раз очень важное и нужное дело, прошу заметить.

– Считаешь? И почему же? – спросила я.

– Потому что в этот момент мир останавливается и можно заглянуть в самого себя, вспомнить, что мы какие-то слишком серьезные и слишком серьезно относимся к самим себе и к жизни.

– А ты, Степа, в свободное от борьбы с трубами философию случаем не преподаешь? – я хитро прищурилась на него.

– Нет, но мог бы, диплом у меня соответствующий имеется.

Сказать, что его ответ удивил, значит – ничего не сказать.

– Тогда почему такой выбор профессии?

– Руками я работать люблю больше, чем головой. Когда руки заняты, мысли останавливаются, это почти как ловить на язык снежинки.

Этот мужчина удивлял меня все больше. Обычно, чем больше узнаешь человека, тем понятнее он становится, здесь же новая информация только подкидывала новые загадки.

– Поедем, Даша, я вас угощу самым вкусным глинтвейном в городе и накормлю, женщину обязательно нужно кормить, чтобы у нее внутри не успевала образоваться пустота, которую она начнет заполнять тревогами и беспокойствами.

– Интересная теория, – улыбнулась я.

И это была вторая искренняя улыбка за этот день.

– Я думала, женщина устроена чуть сложнее.

– Смотря какая, Даша, смотря какая…

Он произнес это будто с грустью. Я не могла разобрать эмоцию.

– В некоторых только для еды место и есть, и никакой экзистенциональной пустоты, которая обязательно должна быть в человеке, но это точно слишком уж запутанная концепция и на голодный желудок я ее излагать не возьмусь. Может как-нибудь в следующий раз.

Глава 5. Классика

Степан

Специально она меня здесь ждала что ли, зная, что непременно рано или поздно загляну?

Стоило ее увидеть, как сердце сжалось в комок, в груди забурлила такая злость, что хотелось схватить ее за волосы и как следует приложить об стену. Но зная, свою жену, уверен, что ей такое еще и понравится.

– Степа, ну прости меня, ну чего ты в самом деле, как маленький? – она хлопнула ресницами и сделала такие жалостливые глаза, что сюда, наверное, уже выехала служба по спасению самых честных и самых несчастных женщин на свете.

Вот только Вика ни та, ни другая. Моя Вика лживая сука и больше ничего я о ней хорошего сказать не могу.

Перед глазами тут же возникла картинка, как моя жена стоит, отклячив задницу, а сзади ей с чувством, с толком, с расстановкой засаживает ее начальник.

Прямо в своем кабинете. Я смотрю на это не в силах поверить своим глазам и пока вот так стою, онемев, моя женушка опускается на колени и заглатывает у него член, он тут же кончает ей в рот.

Никогда не любил фразу – корпоративные принципы и в тот момент мне подумалось, что это, по ходу, они и есть. Разум не хотел верить в происходящее и принялся выдумывать шуточки.

Дальше все как в тумане. Помню только, что ее начальник лежит со сломанной челюстью и спущенными трусами на полу. Он знал, что она замужем, знал меня лично и этим себя приговорил. Не знал бы, не пострадал. Какой спрос с кобеля, если сучка сама подставляется?

Помню, как надвигаюсь на Вику с одним только желанием – прибить, но вовремя останавливаюсь, только успев замахнуться.

– Степа прости! Степа не надо! – кричит Вика и закрывается руками.

Не знаю, какие силы меня в тот момент остановили, но я по гроб жизни им благодарен. Никогда не поднимал руку на женщину, и здесь бог отвел. Я бы не смог остановиться, убил бы ее точно, а если бы не убил – покалечил.

Деять лет брака, любовь от которой сносит крышу. Я же все для нее… никого кроме нее не видел… Хорошо, хоть детей не успели наделать.

И вот она стоит передо мной, глядит своими наглыми карими глазами, лыбится и наверняка уверена, что я не устою.

Имеет право так думать. Нельзя настолько сильно любить женщину. У нее от этого комплекс богини случается.

– Сухова, сделай шаг назад, а то я за себя не ручаюсь, – отвечаю я ей, наконец.

– Чего это ты меня не своей фамилией величаешь, я уже десять лет как не Сухова, а Васильева.

– Васильевой ты перестала быть в тот момент, как в тебе чужой член оказался.

– Мы еще женаты, Степочка.

– Это ненадолго.

– Ты меня больше не любишь? – она попыталась обнять меня за шею.

Я перехватил ее руку.

– Не плоди сущности, Сухова. Дело уже не в любви.

– Значит любишь! И я тебя люблю, Степа, когда ты уже перебесишься, и мы сможем нормально поговорить?

– О чем нам говорить? Мне не о чем. Сама с собой поговори. Встань перед зеркалом и расскажи сама себе какая ты лживая шлюха. Если появится желание, можешь поспорить сама с собой. Доказать сама себе, что это не так. Но что-то мне подсказывает, что твоему поганому языку даже отражение в зеркале не поверит.

– Ох Степочка, всегда любила твои метафоры, – она отошла на шаг назад. – А что это за дама с тобой была, можно поинтересоваться?

– Это уж точно не твоего ума дело. Странно, конечно, что ум и ты оказались в одном предложении, но все же.

Здесь я, конечно, лукавил. Глупой она точно не была. Расчетливой – да, беспринципной – да. Шлюховатой, как оказалась – о! да. Но не глупой.

– Красивая, во вкусе тебе, Степа, что уж говорить, не откажешь. Хотела сказать старовата, но ты у меня тоже уже не мальчик.

– Не у тебя, Сухова, не у тебя, – я развернулся чтобы уйти и почувствовал ее руку на плече.

– Я тебя не отпущу, я люблю тебя, слышишь? – проворковала она.

– Пошла на хер, и лучше не попадайся мне на глаза.

Я уже вышел за дверь, но она успела сказать:

– Ничего ты мне не сделаешь, Степочка, ты меня любишь, я знаю.

«Ты добьешься своего, и я сделаю для тебя исключение, поступлюсь принципами и точно расколочу твою красивую ненавистную мордашку», – подумал я и двинулся к машине.

Только когда оказался за рулем и врубил магнитолу, где Виктор Цой рассказывал мне о том, что «если есть в кармане пачка сигарет, значит все не так уж плохо на сегодняшний день», – я пришел в себя.

Об одном я только жалел теперь на самом деле. Даша куда-то исчезла. Я и не заметил, чертова Вика!

Удивительно красивая и мягкая женщина. Но какая-то надломленная. И не только потому, что у нее в семье творится бардак, судя по разборкам с мужем, нет. Эта надломленность в ней такого свойства, будто она всю жизнь играет чужую роль в какой-то дурной пьесе.

Она из тех женщин, чей возраст невозможно определить. Да, глаза выдают, что уже не девочка, конечно. Есть в них этот блеск, как бывает в глазах умудренных жизнью женщин, еще и этот хитрый лукавый лисий прищур. Но в остальном, можно как лет тридцать дать, так и сорок.

Глава 6. Глинтвейн

Что ж, глинтвейн по Степиному рецепту действительно оказался чудесным. Я отбила звонок, попрощавшись с сантехником, который попросту не может существовать в этом мире и сделала вкусный ароматный глоток.

Тепло разлилось в груди. Я уже собиралась устроиться с бокалом и пледом на кровати, как в самом дурном и банальном интернетном меме, но услышала, что открылась входная дверь и следом голос мужа и звонкий женский.

Я поставила бокал на комод и выглянула из комнаты.

– Проходи, Соня…

«Соня? Черт, что за Соня?», – пронеслось в голове.

– Ты уверен, милый?

– Уверен, главное, чтобы ты не сомневалась.

– Да с чего бы мне сомневаться?

Я выхожу из комнаты и застываю в прихожей, будто меня в соляной столп обратили.

Какая-то девица повисла на шее у Кирилла. Стоят целуются, а я не могу поверить, что не сплю. Да и никаких галлюциногенов, вроде бы, в глинтвейн не добавляла.

Она, наконец, отлипла от моего мужа, глянула на меня нисколько не смущаясь.

– Даша, познакомься – Это Соня, моя жена. Соня, – это моя жена Даша.

«Господи, что вообще происходит? Что за бред?..», – думаю я и не знаю как на все это реагировать.

Соня дернула бровкой и скривила губки. Совсем молоденькая. Двадцать пять максимум.

Кирилл прошел мимо меня, словно я часть интерьера, а не живой человек. Соня двинулась за ним, но я перегородила ей путь.

– Она не войдет в мой дом, Кирилл, – бросила я, в упор глядя на нее.

– Это не твой дом, Даша, не тебе решать, уйди с дороги.

Девица прошла, толкнув меня легонько плечом.

Я почувствовала, как меня накрывает волной злости. Я едва держалась, внутри все клекотало.

Я пошла за ними. Кирилл завел ее в одну из комнат.

– Располагайся здесь, Соня, чувствуй себя как дома, – распорядился он.

– Какого черта, Кирилл? Ладно, я поняла, член ты в штанах держать не умеешь, но это уже за гранью. Зачем ты ее сюда привел? – выдала я.

– Обстоятельства. Мы начали ремонт у Сони в квартире, она поживет пока здесь, – как ни в чем ни бывало ответил Кирилл, словно речь идет уже о решенном вопросе.

Здесь явно было что-от не то. Кирилл, если бы захотел, мог бы снять этой Соне на время квартиру, в средствах то он уж точно не стеснен. Да и в загородный дом отвезти, раз уж сам решил там пожить неделю.

Да, что там говорить, он мог бы купить ей какой-нибудь небольшой город на время.

– Ты же собирался в загородном доме пока остановиться, – напомнила я.

– Так и есть. Кто сказал, что я здесь останусь? Только Соня. Так, Даша, я вижу у тебя все еще в голове какое-то непонимание. Я тебе по слогам проговорю – Соня моя жена. Такая же как ты. Не больше и не меньше. У нее ровно такие же права, как и у тебя, никакой разницы и, если уж на то пошло, она, если бы захотела, тоже могла бы сделать сейчас круглые глаза и говорить ровно то же самое, что лепечешь ты. Но, как видишь, этого не делает. Так что давай и ты прекратишь уже этот бессмысленный разговор.

Я вспомнила, что Кирилл говорил, дескать, одна из его жен в курсе происходящего. Видимо, это и есть эта пигалица.

– Ты решил меня окончательно уничтожить? Еще до того, как я приму хоть какое-то решение. Ладно любовь, я уж и не буду говорить, что так не поступают ни с теми, кого любят, ни с теми, кого любили. Но хотя бы какое-то уважение должно быть? Я не заслужила этого уважение за двадцать лет, Кирилл?

– Ты собака что ли, Даша, чтобы «заслуживать»? – ухмыльнулся Кирилл. – Все закончили. У меня времени нет с тобой тут рассусоливать.

Кирилл вышел из комнаты. Я тут же за ним. Соня осталась, по всей видимости, действительно собралась здесь расположиться.

– Стой! Ты не смеешь! – я схватила его за рукав пиджака.

Он раздраженно дернул рукой.

– Прекрати истерику, уверен, вы с Соней найдете общий язык, она очень сообразительная девочка. И покладистая, как видишь. Единственная кто все знает и ни слова мне не говорит по этому поводу. Все ее устраивает, человек счастлив, бери пример, Даша. Попроси, Соня тебя научит.

Он надел обувь, накинул куртку и открыл входную дверь.

– Это ты меня так выживаешь из квартиры? – спросила я ,и голос мой дрогнул.

Горло будто удавкой перехватили. Я никак не могла вдохнуть. Слезы подступили к глазам.

– Не неси ерунды. Никто тебя отсюда не выживает и не выживет. Ты не слушала меня что ли? Я вас всех люблю одинаково. И не допущу, чтобы кому-то из вас было плохо или некомфортно, но, как ты уже знаешь, есть условие. Полное принятие и понимание. Это так сложно?

– Ты сумасшедший… ты просто обезумел… я никак не могу больше это объяснить.

– Не драматизируй, утомила уже, повторю, тебе неделя не размышление… и будь как-то погостеприимнее, не забывай, у меня все на равных правах.

Хлопнула дверь и у меня вместе с этим хлопком сердце ухнуло в живот, да кажется, так там и застряло.

Глава 7. Мужчины

Соня деловито потрошила свой чемодан. Я встала в дверях, наблюдая за ней и только диву давалась ее беспринципности.

Даже если сделать поправку на то, что она в отличии от меня знала о том, что творит Кирилл, все равно я не очень понимала, как она может так спокойно относится к тому, что мужчина которого она любит, ведь любит же правда? привел ее туда, где находится другая его женщина.

– Ты бы особо-то не располагалась, Соня, ну, не думаешь же ты, что мы и правда будем здесь с тобой жить? – начала я.

Она даже не обернулась. Только вздохнула, да так шумно, будто ждала этого разговора, но надеялась, что он все-таки не случится.

– Послушай, Даша, ведь Даша, правильно?

Она достала из чемодана белье и будто специально и демонстративно растянула и стала разглядывать свои кружевные трусы.

– Мне не интересно, что ты там думаешь, я делаю только то, что скажет Кирилл. Сказал, что я должна пожить здесь – буду жить, скажет, что мы с тобой должны быть подругами и целоваться до боли в деснах – буду целоваться, скажет ненавидеть и стать врагами – стану самым страшным твоим врагом.

– Очень интересно, и что он тебе сказал на этот раз? Кем предложил для меня стать?

– Ничего не сказал, поэтому я к тебе пока не отношусь никак. На первый взгляд ты очень приятная женщина.

Она, наконец, положила свои проклятые трусы, – … и красивая, все-таки у Кирилла прекрасный вкус на женщин. Но если ты хочешь со мной ссорится, в обиду я себя не дам. Вот только зачем нам ссориться? Я у тебя мужа не уводила, я не претендую на то, чтобы он был только моим, и, если это для тебя важно, я не знала сначала о том, что у него пять семей.

– Откуда такая покорность? – я немного сбавила обороты. В чем-то она была права. В конце концов, действительно, винить нужно точно не ее в том, что происходит.

– А это не покорность, – Соня взяла стопку со своими шмотками и подошла к шкафу, – это понимание.

– Ну, хорошо, что хоть кто-то понимает, что вообще происходит, – фыркнула я, – может и мне объяснишь, а то вообще ничего не понимаю.

Соня убрала вещи в шкаф и уселась на кровать, закинув ногу на ногу.

Она внимательно оглядела меня, словно изучая.

Несмотря на возраст, Соня еще так молода, в глазах ее я не видела легкомысленности, скорее наоборот – взгляд ее был не по возрасту острый.

– Ты же чуть ли не в половину меня старше, Даша. Это тебе нужно мне рассказывать, как жизнь устроена, а не наоборот. Но если просишь… Я, наверное, для тебя еще слишком молода и, что я могу знать о жизни и об отношениях да?

Ответ ей был не нужен, этот вопрос она даже непонятно кому задала.

– Но это немного не так. Я приехала в Москву из небольшого провинциального городка, где мужчина уже тогда считался приятным и обходительным, если он тебе во время оргазма по спине кулаком не стучал. Образно, конечно, но не далеко от правды. Да и в столице с сильным полом оказалось не лучше. Все то же самое с поправкой на Московские заморочки. Здесь, такое ощущение, что в женщинах больше мужского, чем в самих мужчинах. Я никогда не была ни приживалкой, ни тарелочницей, но все равно имела некоторое представление о том, как должны быть устроены взаимоотношения между полами.

Говорила она складно, и формулировочки подбирала, что надо.

– Они не умеют ухаживать, не умеют заботиться и не думают ни о ком кроме себя любимых и своих взрослых игрушках, а, иногда, и не взрослых, а буквально игрушках – не вылезают из мониторов своих компьютеров.

– К чему ты ведешь? – перебила я ее, – ничего, чего бы я не знала, ты мне не рассказываешь, но начала так, будто собираешься мне глаза на вселенную открыть.

– Я хочу быть женщиной в полном понимании этого слова, хочу, чтобы обо мне заботились, хочу знать – если что-то случиться, мужчина придет и все решит, всех победит. Хочу быть спокойной за свое будущее и за будущее своих детей. Простые женские желания, правда?

– Ну, допустим.

– Но современные мужчины, особенно моего возраста таковы, что это за них нужно все решать, это мне нужно время от времени всех побеждать, а им… черт, да я даже не знаю, что им нужно. Такое ощущение, что нет больше в мужчинах тестостерона. И вот появляется Кирилл. Да, намного меня старше, даже с этой своей заморочкой на детях и многочисленных женщинах. Поверь, мне тоже сначала это показалось диким, но вскоре я поняла, что такое его отношение – это проявление настоящей мужской силы. Ты знаешь, что для него самое главное, чтобы каждая его семья ни в чем не нуждалась, что он никогда даже не подступится к новой женщине, если будет не уверен, что сможет ее обеспечить?

– Ага, поведали мне уже о таком чудесном его свойстве, до сих пор отойти не могу, – хмыкнула я.

– Многие мужчины на такое способны? Можешь не отвечать, я тебе расскажу. Они не то, что не способны, они делают куда хуже, чем Кирилл. Девяносто девять процентов мужчин изменяют своим женам. Изменяют на протяжении всей жизни и во всех возрастах. Где обитает тот один процент настоящих и верных мужчин, мне не ведомо, да сейчас и не о них речь.

Соня поднялась на ноги, подошла к окну, сложила руки на груди и продолжила говорить стоя ко мне спиной и что-то разглядывая за окном.

Глава 8. Сломанная

Утро началось с того, что я сидела на кухне за чашкой кофе и мысленно проводила ревизию своей жизни.

Итак, что у меня есть и к чему я пришла к своим сорока годам. Университет я бросила и у меня только среднее образование. Значит – рассчитывать на какую-то более не менее нормальную работу, чтобы содержать себя и дочь я не могу. И даже не столько из-за образования, сколько оттого, что к сорока годам не имею никакого профессионального опыта.

Что я умею? А ничего я не умею. Все, чему я научилась в своей жизни – это быть хорошей женой и хорошей, как я думала, мамой, да и это оказалось не совсем так, учитывая, какие фортели выкидывает дочь.

Что у меня за душой, если не будет Кирилла. Ничего. Полный ноль. Ни своего жилья, ни средств к существованию. Все обеспечивает Кирилл. То есть, если к концу этой недели я приму решение уйти от него, я попросту окажусь на улице без средств к существованию.

Да, я могу поехать жить к маме. И, по всей видимости, поеду, но это, как по мне, еще хуже, чем жить в коробке из-под холодильника.

«Вот так, вот, Даша, – приговорила я себя мысленно, – вот, что ты на самом деле из себя представляешь – ноль без палочки».

Я глянула в приложении счет карты. И эта внушительная цифра ничего для меня не решала. Я не могу снять все деньги наличностью. Ограничение на снятие суточного лимита не позволит. И через кассу не снять, карта оформлена на Кирилла.

Боже, почему за все эти годы мне не пришло в голову создать для себя какую-то подушку безопасности?

Но разве думает о таком счастливая любящая женщина? Ведь кажется, что любовь будет вечной, а слепая вера даже мысли о подобном не пропускает.

Я все же начала собираться, чтобы снять с карты хотя бы столько сколько выдаст банкомат. Нет, меня нисколько не смущало, что я будто ворую деньги у Кирилла, хоть такая мысль и проскочила.

Банкомат выдал триста тысяч и уже через пять минут прилетело сообщение, что карта заблокирована. Я только усмехнулась. Быстро же Кирилл отреагировал. Оно и не удивительно.

Этих денег мне хватит только на питание, могу растянуть на несколько месяцев, если как следует поджаться, при условии, что я все-таки поеду жить к маме. Дочку придется жестко ограничить в тратах. Но, если честно, я все еще не верила, что Кирилл и у нее все заберет. Надеялась, что это только угроза, ладно я, учитывая, как он поступал со мной, и глазом не моргнет – обдерет меня как липку, но поступить так со своей дочерью. Нет, он не посмеет…

Словно в ответ на этот не заданный мною вопрос, в сумочке ожил телефон. Звонила Настя, и я почему-то сразу поняла по какому поводу.

– Мам! У меня карту заблокировали, что происходит? – по голосу я поняла, что Настя на грани истерики.

– Это папа, Настя, папа заблокировал, не переживай, у меня есть немного денег, – попыталась я ее успокоить.

– Не переживать? Мам, ты в своем уме? Почему он заблокировал мне карту? Я сейчас позвоню папе.

Она отбила звонок, а я невольно зажмурилась, представляя, что скажет ей Кирилл, и кто окажется по итогу виноват.

Сегодня выдался морозный день. Покусывало щеки, кончики пальцев мерзли даже в перчатках, и я впервые пожалела, что у меня нет машины. Да и водительских прав у меня нет.

Я хотела их получить когда-то давно, но Кирилл был против. Как и против того, чтобы я в принципе водила машину. Вроде как переживал и был не уверен, что я вообще справлюсь. Но что-то мне сейчас подсказывало, что дело было не в его переживаниях, а в чем-то другом.

Снова зазвонил телефон. Конечно, это звонила разъяренная Настя, которая тут же накинулась на меня:

– Ты с ума сошла? Что ты натворила? – Настя буквально орала.

– Так, голос не повышай, что я натворила?

– Папа сказал, что ты сняла деньги с карты, и он это расценивает как то, что ты приняла решение уйти. Это он заблокировал мне карту! Мам, звони ему срочно и говори, что ты никуда не уходишь!

– Послушай, дочь…

– Я ничего не хочу слушать! Ты, что решила меня со свету сжить? Как мы… как я жить буду? Что мне делать? Ладно о себе ты не думаешь, а обо мне? Я то в чем виновата, почему я должна расплачиваться за то, что у тебя мозгов не хватает взглянуть на ситуацию трезво? Звони папе!

Я слушала дочь и не знала, как реагировать на эту тираду. Не верилось, что она может себе позволить так со мной разговаривать. Будто я пустое место, словно я и мои чувства вообще ничего не значат.

Горло сдавило, к глазам подступили слезы. Мне будто стальной рукой сжали сердце и не отпускали.

– Настя…

– Ну, что Настя? Звони, говорю папе!

– Ты сейчас где? Я приеду и дам тебе немного денег… – я никак не могла проглотить застрявший в горле холодный ком.

– Немного? Немного это сколько, мам? Ну, что за бред. Ты же можешь решить этот вопрос быстро и безболезненно. Просто скажи папе… я не знаю, придумай что-нибудь, скажи, что сняла деньги зачем-то не потому, что решила уйти, да сделай ты уже что-нибудь в конце концов!

Она бросила трубку.

Я стояла на морозе будто оплеванная. Крутила в руках телефон, по щекам текли слезы и больше от того, что я уже знала, что сейчас сделаю, а не потому, что на меня наорала дочь.

Глава 9. Урок

В квартиру я вошла полная отчаянья. Я больше не чувствовала, что это мой дом. Ощущение было такое, будто теперь я живу в коммуналке. В коммунальном гареме моего мужа Кирилла.

Соня уже развернула бурную деятельность. Повсюду были ее вещи. Не долго она ютилась в одной комнате.

В ванной рядом с моими баночками и скляночками теперь соседствовали и ее. На кухне в холодильнике и на полках появилась продукты, которые предпочитает Соня. И сказать мне было на это нечего.

Да и глупо было бы строить из себя хозяйку, когда давно уже ясно, что никакой хозяйкой я не являюсь.

Я хотела перенести к себе в комнату хоть что-нибудь, чтобы реже из нее выходить и не сталкиваться с Соней, но это тоже показалось мне глупостью.

Не могу же я запереться в этой комнате и сидеть там как сыч. Нужно как-то жить. Нужно как-то привыкать к этой новой к реальности. Если к этому вообще можно привыкнуть.

Когда вечером пришел Кирилл, я сидела в своей комнате. Услышав, как хлопнула входная дверь, я машинально вжала голову в плечи, не понимая, как мне реагировать на его появление.

– Привет, милый, – услышала я голос Сони в прихожей.

Сначала мне показалось, что послышалось, но нет. Я точно уловила еще и детский голос.

– А где Даша, спросил Кирилл Соню.

Я тут же вздрогнула и поднялась с кресла.

– У себя, – ответила Соня.

Мне не хотелось, чтобы он сюда входил, и я сама вышла из комнаты.

– Привет, рад тебя видеть, дорогая, – Кирилл улыбнулся, как ни в чем ни бывало. Как заботливый и любящий муж. Будто это обычный из дней. Словно вообще ничего не случилось.

Я смотрела то на него, то на мальчика лет пяти, который старался спрятаться за Кирилла.

– Костя, сынок, познакомься с тетей, Дашей, – вмешалась Соня, взяла мальчика за руку и буквально вытащила его из-за спины Кирилла.

Мне казалось, я попала в какую-то сюрреалистическую картину, какого-нибудь Босха.

– Здравствуйте… – пролепетал Костя.

– Здравствуй, Костя, – ответила я, пытаясь справиться с сумбуром в голове.

Я криво улыбнулась, Кирилл подошел ко мне, поцеловал в щеку, и от этого поцелуя у меня по спине пробежали холодные колючие мурашки. И это точно было не от удовольствия.

В голове творился полнейший бардак. Вот стоит Соня. Вот ее ребенок… их ребенок. Вот мой… наш муж, вот я. И никак в нормальную голову эта картина не помещалась. Соня виду не подавала, но я видел я в ее глазах блеск женской ревности. Один только Кирилл вел себя так, будто все в порядке.

И я молчала. Как он и сказал. Ничего не говорить, не поднимать никаких вопросов и просто принять все как есть без каких-либо оговорок.

– Я пойду в комнату, не очень себя хорошо чувствую, – попробовала я найти причину, чтобы исчезнуть уже отсюда.

– Что-то нужно? – спросил Кирилл и положил мне руку на лоб, тут же рука скользнула на затылок, он притянул меня к себе и тронул губами лоб, – температуры, вроде нет.

– Давление, наверное, – я выдавила из себя улыбку и скользнула в комнату.

Я закрыла дверь, прислонилась к ней спиной, словно боялась, что сейчас следом войдет Кирилл.

Сердце замерло и, казалось, не бьется. Я сгорала одновременно от стыда и от жалости к себе.

Не знаю за что именно мне было стыдно. Меня будто насильно привели в какую-то секту, практикующую неподдающиеся здравому рассудку извращения. Я уже не могла плакать, я была не в силах бороться и с самой собой в том числе. Мне просто хотелось лечь и умереть.

Я бросилась на кровать, уткнулась лицом в подушку и заорала, что было силы вжимаясь в нее, чтобы меня не услышали.

Перевернувшись на спину, я схватила телефон. Мне нужно было срочно с кем-то поговорить. Словно я хотела убедиться, что за пределами этой квартиры еще существует реальный мир, что я не провалилась куда-то в зазеркалье, убедиться, что я не сошла с ума и все это не причуды больного разума.

Я набрала маме. Единственному человеку, который, хоть и не мог меня понять, но хотя бы мог выслушать.

На одном дыхании я пересказала маме только что произошедшее.

Она только хмыкнула и сказал:

– Удивляться здесь особо нечему, Даша. Кирилл твой попросту больной человек и у меня такое ощущение, что находится рядом с ним опасно. Собирайся сейчас же и приезжай домой. Здесь твой дом. Там, где я.

– Мам… ну, я же не для этого звоню, – попыталась я защититься.

– Я понимаю, что не для этого, но, Даша, ты же не думаешь и правда там оставаться. Я понимаю, ты напугана, но так жить нельзя.

– А я не знаю как можно, мам. Я уже ничего не знаю и не понимаю. Но одно знаю точно, уйти сейчас я не могу, – ответила я и зажмурилась, уже представляя как сейчас на меня обрушится мама.

– Почему? Я тебя не понимаю. Что значит не можешь? Он тебя насильно держит? Связал? Привязал к кровати? Угрожает?

– Нет, конечно, нет, – ответила я и тяжело выдохнула.

– Тогда не вижу ни одной причины.

– Причин столько, что все и не перечесть.

– Так… дочь, приезжай домой и мы вместе подумаем, как взять твоего сраного козла за яйца. Есть у меня по этому поводу кое-какие мыслишки.

– Все, мам… я перезвоню, – перебила я ее и отбила звонок.

Глава 10. Злость

Я лежала в кровати, до самых глаз натянув оделяло и прислушивалась к каждому шагу за дверями комнаты. Вздрагивала от любого шороха и буквально умоляла провидение, чтобы Кирилл остался с Соней, в другой комнате, да хоть в своем кабинете, только бы не пришел спать ко мне.

Думала ли я когда-нибудь, что мне будет настолько противно оттого, что мой любимый муж, с которым, как я думала, я была счастлива на протяжении долгих двадцати лет, ляжет рядом со мной в постель?

И все же я пропустила его шаги. Дверь открылась, я тут же закрыла глаза, будто сплю, будто так крепко сплю, что почти умерла.

Кирилл разделся, откинул одеяло и лег рядом. Я перевернулась на бок спиной к нему. Не нужно мне было этого делать. Он тут же прошептал, положив руку мне на зад:

– Не спишь? Иди ко мне…

Он повернулся на бок и обнял меня со спины. Я все еще делала вид, что сплю. Кирилл провел рукой по бедру, задирая ночнушку, остановился на талии, он прижал меня к себе, и я почувствовала задом его затвердевший член.

Меня будто кипятком ошпарило. Я тут же перевернулась на спину и будто спросонья пробормотала:

– Кирилл… я сплю…

Он потянул мои трусики вниз. Я придержала их рукой.

– Что такое, Даша?

Я почувствовала его горячее дыхание на затылке и попробовала отодвинуться.

Дверь в комнату снова открылась. И то, что произошло дальше вообще никак не втискивалось в мою голову.

В комнату вошла Соня, скинула халатик, и голая направилась к кровати.

– Костик уснул, – полушепотом сказала она.

Я тут же подскочила на кровати. Соня проскользнула под одеяло со стороны Кирилла.

– Даша? Ты чего? – как ни в чем ни бывало спросил Кирилл.

Я спрыгнула с кровати так, будто это раскаленная сковородка.

– Вы чего?!.. – я даже не могла толком сформулировать вопрос.

Меня трясло мелкой дрожью. Мне было физически противно от происходящего. Он, что правда решил, что, если я не ушла так теперь у нас будет тройничек? Что в голове у этого человека? Хоть капля совести у него осталась?

– А что такого, Даша? – Кирилл поднялся и сел на кровати. – Вы единственные две жены, которые в курсе происходящего, почему нельзя превратить это в нечто приятное вместо того, чтобы, рефлексировать по этому поводу. Что плохого, если мы немного разнообразим нашу интимную жизнь?

Мне хотелось плюнуть ему в лицо. Я едва сдержалась. «Мне, что придется и с этим мириться? Но это же невозможно!», – неслось в голове.

Кирилл забрался обратно под одеяло. Соня повернулась и закинула на него ногу.

– Даша, если не участвуешь, то хотя бы не мешай, – бросила она.

Я выскочила из комнаты и устроилась на кухне. Включила кофемашину и пока готовилось кофе гоняла по кругу одну только мысль: «Боже, я в аду что ли? Это же не может происходить на самом деле».

Я поставила чашку с кофе перед собой, уперлась локтями в стол и обхватила голову руками.

Если бы за эти двадцать лет жизни с Кириллом были хоть какие-то признаки, что у него вот такие пристрастия, что он ведет двойную, да что там двойную – пятерную! жизнь, может, все это было как-то легче пережить.

Но ведь Кирилл был идеальным мужем. Он никогда не выражал недовольства сексом, в обратном случае, я бы хоть поняла, почему его потянуло на эксперименты. Его будто подменили в один момент. Осталась только оболочка от моего Кирилла, и внутри этой оболочки незнакомый мне, чужой и жестокий человек.

У которого, по всей видимости, еще и с головой не все в порядке. Ну, как поверить во всю эту его концепцию с многоженством. Что это за желание такое, что за непреодолимая тяга?

Говорят, мужчины после сорока делают глупости. Кризис среднего возраста и все такое. Но выражается это в том, что они внезапно покупают себе мотоцикл, спортивную машину или электрогитару. Да пускай даже все вместе. Может, это тоже такое проявление? Внезапно Кириллу захотелось воплотить какие-то потаенные желания?

Но учитывая, что у него пять, мать его, жен, какие желания он еще не воплотил в своей жизни в плане секса?

Да это обидно, но можно понять, если бы ему приелось одно только мое тело. Но в его случае мог только сам секс и приесться.

Никак и нечем я не могла объяснить происходящее. А объяснить это самой себе было жизненно необходимо. Пускай даже притянуть за уши, но по-другому я просто не смогу смириться с такой реальностью.

Мои размышления прервал громкий и протяжный стон.

«Хорошо тебе, Соня?», – подумала я и закрыла уши ладонями.

Сердце буквально обливалось кровью. Вот к чему я пришла к своим сорока. Сижу ночью на кухне, а в соседней комнате муж трахает другую женщину. И чтобы он там ни говорил, это просто другая женщина, как ее ни назови и как все это не объясняй.

Как мне жить с этим? Что мне делать?

– Мам…

От этого шепота, слишком громко прозвучавшего в ночной тишине, я вздрогнула и чуть не скинула чашку со стола.

Глава 11. Так тому и быть

Не знаю с чего я взяла, что Кирилл обязательно с утра поедет именно к одной из свой жен, но предположила, что, возможно, раз у него еще и куча детей, может, кого-то повезет в школу. И мне повезло.

Степа остановил машину у шикарного жилого комплекса с закрытой территорией. В груди шевельнулось неприятное чувство. Оттого неприятное, что я воочию убедилась в том, что все свои семьи он держит примерно в равных условиях. Наверное, мне сейчас хотелось, чтобы хотя бы здесь ко мне было особенное отношение.

С того места, где я наблюдала из бокового окна машины, было хорошо видно подъезд, и я порадовалась, что не придется морозиться на улице.

– Зачем тебе это нужно? – неожиданно спросил Степа.

Я не поняла, что именно он имеет в виду.

– Ты про что? – спросила я.

– Про все это… следить за мужем. Ты же и так все знаешь. Хочешь поглубже в сердце вогнать нож, который в него уже воткнули?

– Мне это нужно…

– Ну, если нужно, значит – нужно. Кофе хочешь? Я схожу найду.

Я только улыбнулась и кивнула в ответ, не отлипая от окна, словно боялась, что упущу, когда Кирилл выйдет из подъезда. Если вообще выйдет.

«Глупость какая. И Степу дернула. Ему теперь со мной тут ждать непонятно чего? Боже, виду себя как дура!», – думала я, но продолжала неотрывно следить за подъездом.

На мое счастье, вскоре дверь открылась и появилась дама, а это была именно дама, по-другому не сказать, в сопровождении Кирилла.

Я почему-то была уверенна, что все остальные его жены похожи на Соню. Какие-нибудь молодые, полные сил девицы. Казалось, я для Кирилла именно та старая жена, с которой живут жизнь, а остальные исключительно для развлечения.

Но к моему удивлению, она была или моего возраста или даже немного старше, наверное, ровесница Кирилла. Выглядела очень достойно: спина прямая, благородные заостренные черты лица, ухоженная пепельная блондинка. На ней длинное приталенное пальто, сама худенькая, даже как-то болезненно худенькая.

Кирилл поддерживал ее за локоть, когда она спускалась по ступенькам. Он открыл перед ней дверь машины, и я заметила, что ей будто трудно забраться в салон. Но с помощью Кирилла она справилась.

Вся эта картина предстала передо мной совсем не в том свете, как я себе представляла. Ощущение у меня было такое, что вот его настоящая жена, а я больше похожа на любовницу, а не наоборот.

Бред, конечно! Наверное, это от того, что она оказалась старше меня и шаблон о молодых любовницах при высокоранговом самце трещал по швам.

Что-то такое было в движениях Кирилла, в том, как он держал ее под локоток, как усаживал в машину, что мне стало не по себе. И не в том смысле, что я наблюдала как мой муж заботится о другой женщине. Совсем нет.

Казалось, что между ними что-то такое неуловимое, что-то настоящее и это доводило меня до исступления. Это была даже не ревность. Это было отчаянье.

Я записала адрес дома в телефон и в этот момент вернулся Степа.

– Как обстановка? – спросил он и протянул мне стаканчик.

– В машину сели, сейчас поедут, почему-то медлят… Степа, прости, что я тебя дергаю, мы можем поехать за ними? – я отпила кофе и глянула жалобными глазами на него в зеркало заднего вида.

– Без проблем, на сегодняшний день я весь твой, – ухмыльнулся как-то двусмысленно он.

– Спасибо…

Машина Кирилла тронулась с места, и как только они выехали за шлагбаум, мы поехали за ними.

Я не разбирала куда мы едем, куда едет Кирилл, и когда добрались до места мне стало немного не по себе. Мы въезжали на парковку онкологического центра.

Я еще ничего не узнала, ни в чем не была уверенна, но тут же в голове все сложилось: и болезненная худоба этой женщины, и как Кирилл поддерживал ее под локоть.

Я сглотнула холодный горький комок и смотрела, как теперь Кирилл помогает ей выбраться из машины. Они шли к больнице под руку. Она казалось такой хрупкой на фоне Кирилла. Так держалась за него и слегка прижималась, что у меня почему-то к глазам подступили слезы.

«Кто она? У нее рак? Она умирает? – засыпала я мысленно себя вопросами, – сколько они вместе? Столько же сколько мы с Кириллом?».

Они скрылись за дверями больницы. Я откинулась на сиденье и закрыла глаза.

Степа сидел за рулем молча и тоже о чем-то размышлял.

То, что мне говорил Кирилл, когда рассказывал об этих своих принципах и о том, что он любит всех своих жен, теперь смотрелось совсем по-другому.

Верить в это не хотелось, но как будто теперь это похоже на правду. Если, конечно, все на самом деле так, как я себе представила.

А надумала я уже всякого. И мне вдруг стало жаль эту женщину и даже жаль немного Кирилла. В голове все перемешалось. Я не могла разобраться, что вообще чувствую. Но злость точно будто улетучилась.

И тут Степа выдал такое, что у меня тут же случилось просветление и злость захлестнула меня с новой силой:

– Наверное, это не мое дело, но твой муж, Даша, походу еще больший мудак, чем мне представлялось после того, как ты рассказала свою историю. Конченый.

Глава 12. Дикая природа

Кирилл вез меня домой. Он молчал и только стискивал зубы. Я никогда еще не видела его таким злым и не знала, чего от него теперь ожидать.

Удивительно как быстро может человек, которого, казалось, я знаю досконально, может стать совершенно чужим. В том смысле, что рушятся все представление о нем.

– Кирилл… – попыталась я начать разговор.

– Помолчи, дома поговорим, – оборвал он меня.

– Чего ты меня затыкаешь, черт тебя подери, я не рабыня твоя, я твоя жена в конце концов, и чтобы ты там ни надумал, ты не Султан, а я не твоя вещь, чтобы со мной так обращаться, – выдала я и прикусила нижнюю губу, увидев в зеркало, как Кирилл еще больше нахмурился.

– Ты так говоришь, будто это что-то плохое, – хмыкнул Кирилл.

– О чем ты?

– О султане. Благословенные были бы времена, будь так. Но имеем то, что имеем. И все летит к чертям…

– Да, что ты несешь? – я и правда не понимала куда он клонит.

– Ты не поймешь, Даша, ты вообще ничего никогда не поймешь, все, заткнись, будь добра, сказал поговорим дома – значит дома.

Я замолчала. Не хотелось сейчас вызвать у него какую-нибудь неадекватную реакцию. Хотя, что сейчас может быть более неадекватным, чем происходящее, я не представляла и представлять не желала.

Мы вошли в квартиру. Нас встретила Соня. Мне было противно на нее смотреть. Если честно, я надеялась, что ее уже здесь нет. Но, что такое мои надежды – пшик.

Она хотела поцеловать Кирилла. Я сморщилась и отвернулась, скидывая с себя верхнюю одежду.

– Погоди, не сейчас… – бросил ей Кирилл.

Я глянула на нее. Лицо такое, будто она махом съела килограмм лимонов. Чувство странное, но мне стало приятно от того, что ей неприятно.

Она послушно потопала в комнату, а Кирилл показал мне на свой кабинет.

Я поймала себя на мысли, что, как и Соня послушно исполняю его волю, хотя внутри у меня все клокочет.

Кирилл закрыл дверь кабинета, уселся в свое кресло за столом, зачем-то открыл ящик стола, заглянул и закрыл снова. Взял шариковую ручку и стал нервно постукивать ею по столу.

«Ты нервничаешь, Кирилл, – подумала я, – это хорошо, неужто от того, что я за тобой следила и знаю теперь, где живут твои женщины? Или как ты их называешь – жены».

Хотелось все это сказать вслух, но я промолчала.

– Что у тебя с этим мужиком? – начал Кирилл.

– А это уже не твое дело, – тут же отреагировала я. – Тебе не кажется, что ты не в том положении, чтобы меня о таком спрашивать?

– Я как раз именно в том положении. Я твой муж, ты моя жена, будет так как я сказал и такое поведение недопустимо ни в каком случае.

– Правда? Вспомнил, что ты муж? Жена? Ты уже определись, кто тебе жена и чей ты муж, понял? – я повысила голос.

– Мы же с тобой договорились, вроде бы ты все поняла.

– Ни о чем мы не договорились. Не будет так как ты сказал, это бред, сумасшествие, это ненормально, это какое-то извращение, и я не буду играть в эту твою извращенную игру!

Я чувствовала, как у меня от ярости запылали щеки. Кажется, сейчас я вдруг поняла, что начинаю его ненавидеть намного больше, чем любила.

– Я же говорил, чем тебе это грозит.

– Мне плевать!

– Даже так?

– Именно так! Делай то, что считаешь нужным, но я не буду такой же овцой как твоя бестолочь Соня.

– Выбирай выражения.

– Ой, хватит уже строить из себя джентльмена, кобель чертов!

– Надо же как быстро все изменилось… – хмыкнул Кирилл. – Что же на тебя так повлияло? Или лучше спросить кто?

– Я…

– Помолчи, – перебил он меня. – Я не могу заставить тебя… принудить оставаться со мной, к сожалению…

Это – «к сожалению» он и правда произнес с таким сожалением, будто его это сейчас заботит больше всего – как заставить меня.

– Но скажу тебе так, по поводу твоей слежки. Если хоть одна из моих жен, что-то узнает, если ты не придержишь свой язычок, я гарантирую тебе – твоя жизнь превратится в ад. Особенно, если обо всем узнает Таня… ей нельзя… – он потер пальцами виски, будто хотел найти подходящие слова, – ее нельзя тревожить, не в том она состоянии.

– Таня? Так ее зовут? Ту женщину, которую ты в онкологию возил?

– Да.

– А чего ты так разволновался? Ничего же страшного не произошло, когда я об этом узнала? Или как это устроенно? Кого-то можно с грязью смешивать, а кого-то нужно беречь? Ты же говорил, что всех жен любишь одинаково. Но что-то не бьются твои слова.

– Она больна, как ты не понимаешь?

– А я понимаю, Кирилл, только почему я должна жалеть кого-то еще кроме себя? Кто меня пожалеет? Я не человек по-твоему?

Конечно, я понимала, о чем он. И сама на самом деле мучилась теми же вопросами. Нужно ли открывать человеку, который умирает такие тайны о любимом человеке. А то, что эта Таня любила Кирилла я не сомневалась. Это было видно. Да и Кирилл, если не знать то, что я теперь о нем знаю, из тех мужчин в которых влюбляются мгновенно и по уши. Уж я-то знала это точно.