Многогранность

Второго шанса не будет

Дмитрий Королевский

МНОГОГРАННОСТЬ

СБОРНИК РАССКАЗОВ

(РАСШИРЕННАЯ ВЕРСИЯ)

ВТОРОГО ШАНСА НЕ БУДЕТ

Это была на редкость тёмная ночь. Про такую говорят — хоть глаз выколи. И только всполохи молний беспощадно кромсали мрачные небеса, на мгновения освещая округу. Дождь точно обезумел, и седьмой час подряд лил как из ведра, словно оплакивал давно вымерший посёлок, скорбел вместе с ним.

Стоящий на окраине деревни дом ничем не отличался от остальных. Чёрный, трухлявый, покосившийся. Некогда резные, разукрашенные ставни давно не прикрывали маленькие оконца, болтались на ржавых навесах потревоженные стихией. Крыльцо под стать дому: три гнилые ступеньки спускаются к едва заметной среди бурьяна тропке, что пересекает заросший высокой травой двор. После того как основная часть Южного Урала стала зоной отчуждения, подобное запущение воцарилось повсеместно.

Разбухшая от влаги калитка скрипнула, пропуская сгорбленную фигуру в зелёном бесформенном дождевике. Сухая, узкая ладонь сжимала в узловатых с длинными, загнутыми ногтями пальцах деревянный посох. Да именно посох, иначе это отшлифованное неисчислимыми прикосновениями рук древко, с множеством витиеватых рисунков и набалдашником в виде чёрного шара, назвать было нельзя. Шлёпая по размокшей дороге, фигура в дождевике медленно заскользила вдоль ветхой, поломанной изгороди. Она удалялась от дома, погружаясь в тёмный, шелестящей мокрой листвой подлесок.

Новый всполох молнии и почти сразу раскатистый удар грома. Вспышка небесного «электричества» на мгновение выкрала у мрака образ идущего. Седые длинные волосы выбились из-под капюшона, прилипли мокрыми спутанными прядями к старушечьему лицу.

Есть женщины, чью красоту старость пощадила, превратив роскошную барышню в милую, приятную бабулю. Но как быть с теми, кто и в молодости не особо блистал? Тут, казалось бы, к концу жизни природа должна помиловать, перестать глумиться над несчастной, но этого не происходит. А всё потому, что над самой природой надругалось проклятое человечество, изуродовало, изменило до неузнаваемости, она лишь возвращает «подарки» бумерангом.

Упругие струи хлестали сгорбленную фигуру, но та с упорством продолжала идти вперёд. Посох, увенчанный чёрным шаром, едва ли служил опорой, скорей это просто та вещь, которую принято считать частью образа. Старые калоши вязли в месиве из грязи и палой листвы, порывы ветра норовили опрокинуть тщедушное тело, что посмело идти супротив.

Подлесок закончился и вот уже многовековые сосны, осины и ели берут старуху под свою защиту. Лес густой, дождю и ветру не так-то просто пробить его зелёную шкуру. Но как же быть с тьмой? Здесь среди шума дождя, скрипа деревьев и отдалённых ударов колесницы Тора, что катит сейчас по небесам, размахивая Мьёльниром[1] не видно абсолютно ничего. Однако для идущей сквозь смешанный лес это никогда не было преградой.

***

— Такие артефакты рождаются один раз в год, в сезон дождей, — рассказывал пожилой, одноглазый мужчина, вглядываясь в лица двух молодых спутников. — Поверхность и нутро «Живого болота» становится кладезю редких, аномальных образований. Зима близко и нам надо собрать как можно больше, осень же в этих местах очень шустрая. Не успел оглянуться, а на смену проливным дождям приходят снежные бураны.

— Сколько лет ты этим промышляешь, Стерх? — спросил щуплый, пронырливый Кнут, в его маленьких глазах-бусинках отражались языки пламени от костра. Однако огонь алчности горел в них куда резвее. — Я вот ума не приложу, как ты смог выжить в этих гиблых местах?

— Пятнадцать лет будет. Вернулся сюда через год после аварии, тянуло очень. Дом как-никак, вся жизнь здесь, — продолжил неспешно Стерх. — Поменялось тут всё, едва узнал родной посёлок, лес в который по грибы-ягоды ходил. К тому времени военные периметр оцепили, первые заставы понатыкали. Вблизи одного из кордонов я и поселился, тогда с этим не было проблем.

— Дааа, — протянул круглолицый Дрон. — Сейчас эти шакалы в край обнаглели! Такие бабки дерут, а сами же из наших рук потом и кормятся, крысы!

«Молодые, нетерпеливые, жестокие, похлеще любого мутанта будут», — запоздало подумал Стерх, оглядывая сталкеров новичков. — «Как же быстро они вывернули шкуру. Там, на кордоне хлопали глазками и внимали всему с наивностью и жадностью ребёнка».

Сделанного не воротишь, теперь они в Зоне, в одной упряжке, а кто кому первый перегрызёт горло, это дело времени. Прошлогодняя вылазка к аномалии лишила Стерха двух верных друзей. Не один год они хаживали вместе к «Живому болоту» и всегда возвращались полные ценного хабара. Отправляться в столь опасный путь в одиночку, он не рискнул, а вот со спутниками как-то не угадал. Как бы то ни было, козырей в его рукаве было больше. И эти шустрые парнишки о том в курсе.

***

Старуха чуяла: люди засели в разрушенной водяной мельнице, сложенной из природного камня. Кажется, она ещё помнит, как пересохшая ныне речка крутила колесо, а древнее строение работало, выполняло свою функцию. Впрочем, это неточно, много лет одиночества, аномальный лес и вечный голод повлияли на её память и рассудок. Но сегодня всё может измениться. Она почувствовала их присутствие за много километров. Наконец-таки встретила людей! Живых людей, а не тех, что слоняются в округе — безмозглых и гнилых манекенов.

Стать другим

СТАТЬ ДРУГИМ

Когда тебе шестнадцать, мысли о собственной смерти заботят меньше всего. Более того — сама смерть кажется чем-то далёким и едва ли реальным.

Вокруг же все могут спокойно умирать. Ведь пришло их время. Дядя Гриша, мамина старшая сестра, бабушка, любимчик семьи — кот Матвей. Все, но не ты. И всему есть оправдание. Сосед Гришка — беспросыпный алкаш, бедная печень устала пропускать сквозь себя цистерны дешёвого спирта и отказалась работать. Тётя Надя — мамина сестра — впервые в жизни поехала на море. Среди тысяч загорелых туристов акула-людоед почему-то выбрала её. Любимая бабушка была уже очень старой и больной, лекарства, на которые только и хватало пенсии, едва умещались на её прикроватной тумбочке. В одно прохладное осеннее утро её не стало. Медичка, уставшая от постоянных вызовов, лишь развела руками и констатировала смерть. Кот Матвей, завидный жених и задира, который гулял сам по себе и где ему вздумается, погиб от руки ненавистного врага. Точнее, от зубов соседского пса — кавказская овчарка величиной с доброго телёнка сорвалась с цепи. Матвей, нагло разгуливающий вдоль чужой изгороди, тем самым доводя псину до почти истеричного лая, не смог тогда убежать.

Вот так ты и живёшь, теряя близких, каждое утро замазывая и давя пред зеркалом прыщи, тайно влюблённый в свою одноклассницу или одноклассника и страдающий от неразделенного чувства. Пока один из дней не переворачивает всю твою жизнь.

Кровь из носа пошла на уроке алгебры. Красные капли заляпали неровные строчки дробей, и Никита запрокинул голову.

— Что, месячные? — ехидно спросил Стас Куценко. Друзья этого нахального и жестокого ублюдка называли Куцым.

Раздался смех. Почти все в классе услышали его слова.

— Куценко, выбирай выражения! — Людмила Викторовна, педагог математики и физики, возмущённо приспустила очки, вперив взгляд в улыбающегося Стаса. — Никита, что там у тебя? А, кровь — ну, выйди умойся холодной водой. Жарко сегодня, сил нет.

Школьный класс — ячейка общества: тут есть свои лидеры, хулиганы и ботаники, тихони и болтуны; есть и те, кто не относится ни к кому выше перечисленному. Вечные объекты насмешек, приколов и жестоких розыгрышей, другими словами — лохи. Никита Добролюбов давно смирился со своим унизительным статусом и старался не обращать внимания на задирающих его ребят. Но в последнее время закрывать глаза на унижения со стороны сверстников становилось всё трудней. И одной из причин стала Настя Алексеенко, пришедшая в класс посреди учебного года.

Чувствуя лёгкое головокружение, юноша поднялся со своего места; кровь, как будто этого и ждала — так и хлынула из носа. Он сидел один — никто бы не рискнул сесть с лохом за одну парту.

— Эй, дебил, ты тут всё зальёшь! — завопил нудный и визгливый Виталик Ежов, или просто Ёжик, сидевший вместе с Куцым. — Шевелись, салохранилище!

И вновь хохот и дежурная фраза учителя, одёргивающая хулигана, — пустая, ничего не меняющая.

Никита заспешил к дверям, зажимая нос ладошкой. Щёки привычно налились красным, его бросило в пот. Он знал — в его широкую спину с оплывшими плечами смотрят глаза ненавидящих людей. На эти взгляды ему давно было наплевать. Но там, на первом ряду, за третьей партой, рядом с хохотушкой Танькой Бондаревой сидит Настя и в очередной раз видит его унизительное положение.

Кровотечение открылось и на четвёртом уроке, после чего учитель литературы отправил Никиту домой.

Весна выдалась ранней и невероятно жаркой. Снег сошёл за пару дней, и протекавшая вдоль посёлка речушка Каменка превратилась в стихийное бедствие. Никита не ходил в школу несколько дней. Самочувствие резко ухудшилось. Головокружение, слабость и апатия, ну и, конечно, кровь из носа, которая текла по несколько раз в день, — всё это признаки авитаминоза. Именно такой диагноз поставила местный фельдшер тётя Зоя. Серьёзно к его самочувствию отнеслись чуть позже, когда он вместе с доброй частью односельчан отправился посмотреть на вышедшую из берегов реку.

Большой и грузный (в свои шестнадцать лет Никита весил сто двадцать килограммов, и это не при самом большом росте в классе — сто семьдесят восемь сантиметров), юноша рухнул в придорожную грязь и потерял сознание.

После поверхностного обследования в районной больнице его отправили в городскую, сославшись на отсутствие специального оборудования. Мать поехала с ним. Отец, как и всегда после закрытия золотодобывающей фабрики, единственного места более или менее приличного заработка, был на двухмесячной вахте на севере.

Когда тебе шестнадцать и ты учишься в десятом классе, весть о скорой и неминуемой кончине звучит страшно. Однако проникнуться и осознать это никак не удаётся. Как такое возможно? Буквально вчера твой внешний вид говорил сам за себя, излучая абсолютное здоровье, а сегодня впору подыскивать место на кладбище, поближе с ранее усопшими родственниками.

Рак мозга. Приговор вынесен судьбой, и любые попытки оспорить его несправедливость ни к чему не приводят. Никита прошёл несколько курсов химиотерапии, после чего его отправили домой. Умирать. Опухоль в правом полушарии мозга продолжала расти.

Стали выпадать волосы, рыжие клочья валились с него, как с соседского пса во время линьки. Мама побрила его под станок, и теперь юноша никак не мог привыкнуть к своему внешнему виду. Болезнь изменила парня, он сильно похудел и осунулся. Выпирающий вперёд живот, по которому так любил бить Куцый, пропал без следа, как и пухлые щёки.