Можешь на меня положиться

Глава 1. Что я знаю о служебных романах.

Служебный роман… Все же смотрели в Новый год фильм про Новосельцева и сухую (мокрую) директрису?

В своей жизни я видела такой роман лишь раз. И если в фильме герои взаимно друг в друга влюбились, то в жизни ситуация была намного печальнее.

Но сейчас не об этом.

В детстве, помимо фильма, служебный роман можно было увидеть в школе. Моя мама учитель, в силу чего папа часто ревновал её к каким-нибудь её коллегам. Сначала это был молодой и красивый директор школы, отдаленно напоминавший мне Киану Ривза в фильме «Матрица». Ревность была безосновательна: у Киану Ривза были жена и ребенок, а у мамы — мы (тут, конечно, нечем гордиться, но все же), учебники по русскому языку и литературе и, пожалуй, романы эротического содержания (до сих пор помню, как мой брат в период пубертата утащил роман «Ночная красавица» к себе в комнату для легкого чтения). Однако масла в огонь добавило их совместное фото с мамой и всем выпускным одиннадцатым классом, которое я случайно вытащила у мамы из сумки, когда она пришла с работы, потому как искала там халву. Халвы не было, вместо этого мне пришлось стать очевидцем семейного скандала, инициатором которого оказалась отчасти маленькая я.

Второй субъект папиной ревности — и вовсе оказался дедом-математиком. У него были седые волосы и пятая точка, по упругости напоминавшая, скорее, чернослив (проверено исключительно визуальным путем). Он напоминал мне Северуса Снейпа из фильмов о Гарри Поттере, потому что постоянно поглядывал в мою сторону с очень подозрительным видом, как будто знал мое истинное предназначение в этой жизни лучше меня. Черты лица у него также были снейповские. Но и эта ревность была безосновательна, хотя я долгое время считала, что именно этот человек безответно влюблен в мою мать (- После стольких лет? — Всегда). Да и на его уроках я чувствовала себя особенной, не хватало только шрама на лбу в виде молнии, хотя, признаться честно, у меня был желтый фингал под правым глазом (девочка ударила меня кулаком в глаз за то, что я сказала, что у нее колхозные носки). Тем не менее, несмотря на то, что я чистый гуманитарий, оценки по его предмету у меня были всегда высокие.

Среди других учителей тоже никаких служебных шур-мур замечено не было. Поразительно, но многие учителя в школе уже были женаты на учительницах. Таких людей у нас дома называли «кланами» — «клан Васильковых», «клан Петровских», «клан Игоревых» (почти как в Игре Престолов, но только вот в борьбу кланы вступали не за престол, а за распределение премии). И по традиции возглавляли такие семейные кланы новая директриса и её муж физрук, от которого исходили давно уже не нотки страсти в сторону жены, а нотки похмелья после получения прехорошенькой премии.

В университете также ничего подозрительного замечено не было.

Во время преддипломной практики, когда я попала в следственный комитет, что-то в области легкого флирта на работе начало проясняться.

— Александра, Александра, а ведь с каждым днем твоя юбка становится все короче, — сказал мне один сорокалетний следователь, расследовавший дела об изнасилованиях, — Я-то думаю, что-то Васильевич ручки так часто под стол роняет.

Васильевич заметно покраснел и начал отшучиваться.

Затем второй следователь — напарник Васильевича по кабинету — Гайдаенко сказал:

«Так, Александра, поедешь сегодня за результатами экспертизы с водителем. Сейчас он подойдет».

И когда в кабинет снизошел «водила», Гайдаенко иронично выронил:

«Вот Вам девчонка в бежевых колготках, как заказывали, отвезете её в экспертное учреждение на Маркса и высадите ближе ко входу в здание».

Пошлые шутки сквозили часто в их речи относительно меня.

«А куда ты так рано уходишь?» — однажды спросил Васильевич, видя, что до конца рабочего дня осталось часа три, а я уже намылилась с фиолетовой папкой к двери на выход.

«Нужно в банк запрос отвезти. То есть я ухожу с концами»

«С концами — это хорошо. Я рад за тебя» — прохихикал Васильевич, лукаво посмотрев на товарища по кабинету.

Тем не менее, к своим коллегам женщинам они относились не так «дружественно».

Девушек, что вернулись к труду после декрета, они считали глупыми и отставшими, ну а тех, что трудились вместе с ними, «оскотиневшими». Хотя по девушкам ничего сказать не могу. Видела только одну, которая постоянно была в неких раздумьях. У нее можно было спрашивать о чем угодно, даже о номере ее банковской карты, потому что в тот момент она была как будто «не с нами» и как будто не в кабинете (наверное, мысленно она была на повышении, куда кстати и отправилась немного позже).

Однако у меня все же была некая влюбленность в двадцатишестилетнего следователя Гайдаенко. Скажем так, он был в моем вкусе, однако выглядел уже далеко не на 26 лет: две мощные залысины спереди, а также озеро в лесу, морщинки под глазами и постоянно заспанное лицо. Но все это несовершенство его образа заметно меркло на фоне его красивых и добрых серо-зеленых глаз, пухлых губ, приятного голоса, пухлых щечек при улыбке. Он не был каким-то супер-следователем, напротив, скорее, — пофигистом. И несмотря на некий бардак на его половине стола, он все же не любил, когда его бардак нарушался чьим-то другим несвойственным ему бардаком.

Когда я проходила практику в следственном комитете и попала к этим мужчинам, я тоже немного расцветала. Мне хотелось быть красивой, иногда глупой. Я поддерживала все их шутки, даже если это были далеко не шутки, или шутили надо мной. Но мне не хватало какого-то экшна. Я все-таки полагала, что мы вместе с Гайдаенко накроем какую-нибудь японскую преступную мафиозную группу, перевозящую наркотики через границу, что будем внедряться в эту группировку, чтобы отследить ее главаря, а в конце практики мне обязательно вручат какую-нибудь грамоту или оскар: «За заслуги перед Отчизной».

«Награждается Точилкина Александра Викторовна за проявленные мужество и героизм в борьбе с международным преступным синдикатом (я не знаю, что это, но звучит круто)…»

Глава 2. Масштабы всей ситуации.

Масштабы всей ситуации начали проявляться во время моей работы в коллективе.

Как только я пришла на работу, я не питала каких-то иллюзий, что там я встречу свою судьбу. Нет, на тот момент я уже была безответно влюблена, но о безответности этого чувства даже не предполагала.

В коллективе меня встретили так:

«Ого, а на фото в резюме ты выглядела иначе», — сказала моя коллега Ева с очень большими, как у сокола, карими глазами.

Вообще она была похожа на такую хищную зоркую птицу и очень подкупала своей женской энергией. Она могла приготовить что-нибудь вкусненькое и угостить девочек, одевалась ярко, несмотря на возраст (ей было где-то около сорока лет). Но с ней было легко общаться да так, что я вообще не чувствовала разницы в возрасте.

Вторая девушка — Назара — убегала в декрет. К тридцати годам у нее уже были дом, машина, муж и трое детей. Ну и, конечно же, ей помогали родители. У Евы детей не было, и в этом плане мы с ней легко сошлись. И, когда кто-нибудь на дамских посиделках обязательно упоминал о детских утренниках, мы с Евой закатывали глаза вверх и с улыбкой переглядывались между собой. С Евой можно было обсуждать все, что угодно (даже тонкие пальцы её нового ухажера или квартиру его мамки, с которой он проживал), но кроме своей зарплаты, после того, как директор начал потиху её повышать за мою «зубастость».

Еще одна девушка Валентина часто прибегала к нам из ПТО с довольно мрачной и отрешенной от мира сего физиономией. Она была постоянно всем недовольна и с одной и той же интонацией могла как поругать своего коллегу в ПТО — ушедшего в страну синих смурфиков деда, так и поздравить кого-либо из девочек с днем рождения. Это кстати Валентина любила на совместных посиделках обсудить детские утренники своей «малой», но только с точки зрения затрат на них. Чуть позже я поняла, почему она недовольна. Оказалось, что тащить ребенка на себе ей приходилось самой («муж трагически ушел за спичками и не вернулся»), а это довольно сложно с такой оплатой труда.

Секретарь Аллочка была центром Вселенной нашей фирмы. Она традиционно размещалась в приемной и знала обо всех секретах и мелких подробностях плавно текущей офисной жизни (кто кем и чем недоволен, кто на кого не так посмотрел, кто хочет зарплату выше, кто пришел на работу в состоянии опьянения и так далее).

Такой компанией мы зачастую и собирались.

За стенкой у нас был свой анклав, управляемый главным бухгалтером из другого кабинета. Туда входило пять девочек, с которыми я контактировала лишь по вопросам подготовки накладных к заявлению о возбуждении приказного производства, акта сверки, копии доверенностей на прием ТМЦ и иной информации для направления дел в суд.

Но её, царицу улья, я увидела позже, когда она вошла к нам в кабинет своей гордой, громкой и одновременно тяжелой походкой. Это была статная высокая женщина с прямыми короткими черными волосами, но при этом добрыми голубыми глазами. Её строгие приталенные платья обрамляли контуры её хорошей нехудощавой фигуры. Она не была глупой. Делала все четко и точно, насколько знала, чем, помимо красивой фигуры и внешнего вида, сразу же заслужила мое уважение. Правда, может быть, уважение к ней появилось еще и после того, как она на меня наорала за то, что я делала «стандартный договор» не пять минут, а целых десять.

Сначала я думала, что она и Ева — находятся в дружественных отношениях, пока на меня не вылились масштабы всей ситуации. Ева подтрунивала над тем, что спина у бухгалтера как вопросительный знак, что ходит она сутулясь с вечно каменным лицом.

Я не хотела в этом всем участвовать, просто кивала и дальше пялилась в монитор компьютера, чтобы хоть как-то поработать. Тогда мне были крайне интересны новые дела и ситуации, я хотела доказать, в первую очередь, самой себе, что я хороший специалист. Ведь накануне я получила множество отказов от совершенно разных фирм. Так вот чисто с деловой точки зрения мне сразу же понравилась главный бухгалтер. Ева мне тоже нравилась, это была вторая женщина на предприятии, которая также воевала за свой прайд. Таким образом на фирме было две противоборствующие силы, возглавляемые двумя сильными женщинами — бухгалтерия и юридический отдел.

Обе женщины были не замужем. И если главный бухгалтер ни разу не была в браке, то Ева успела туда сходить дважды и благополучно вернуться обратно. Тем не менее, она продолжала упорствовать и ходить на свидания, чем я в свои 24 года была крайне восхищена.

Но в чем причина противоборства двух женщин?

В какой-то из дней моя коллега, та, что без пяти минут «счастливая мама еще одного ангелочка», намекнула мне о том, что у директора связь с главным бухгалтером.

Ну как намекнула? Прямым текстом сказала: «Саша, у них связь».

Ну а я никогда не была заточена на эти офисные хитросплетения, никогда не поглядывала на пальцы понравившегося мужчины в надежде на то, что не увижу на них кольца. Зато кому и когда повысили премию, я видела четко. Я думаю, здесь даже к бабке ходить не нужно: если твой коллега после похода к директору принялся активно за работу и теперь не останавливается на пятиминутку, чтобы обсудить других, то, скорее всего, по моему прогнозу, в конце месяца такого коллегу ожидал денежный дождик, не ливень, конечно, но что-то посильнее того, что накрапывало прежде.

«А я вот всегда вижу, кто и с кем в коллективе…», — сказала Назара, — «Кроме того, когда я устраивалась на эту работу, меня предупредили о том, что здесь такие порядки».

«То есть с ней лучше в конфликты не вступать?» — спросила я, которая и так не собиралась этого делать, учитывая физическое превосходство главного бухгалтера надо мной, а также возникшее у меня к ней стойкое уважение, неразрывно связанное с этим силовым превосходством.

«Чего сразу конфликты? Она нормальная» — спокойно ответила добрая Назара.

Но мнение Назары Евой категорически не поддерживалось, последняя всегда очень скептически относилась к главному бухгалтеру, хотя и делиться своими переживаниями на этот счет она явно не торопилась.