— Эй, Крис, смотри, — толкнула меня локтем Марина, говоря шёпотом.
— Что? — отрываясь от тетради, я подняла глаза к доске.
Рядом с Натальей Викторовной стоял незнакомый парень. На нем было черное худи, рваные джинсы и белые кроссы. Темно-каштановая чёлка слегка падала ему на лоб, почти скрывая темные, внимательные глаза. Но больше всего запомнилось то, как он стоял – расслабленно, почти вызывающе, надувая пузыри из жвачки.
— Кто это? — спросила я Марину, не отрывая взгляда от новичка.
Он был... не просто симпатичный. Чертовски красив. Резкие скулы, четкий контур подбородка. Я невольно закусила нижнюю губу.
— Марат Курганов, — представила его Наталья Викторовна и кивнула на последнюю парту — единственное свободное место, конечно же, прямо за мной. Сзади зашевелился Артём, торопливо убирая свою сумку со стула.
Марат двинулся не спеша, проходя вдоль рядов. Я чувствовала, как воздух в кабинете сгущается — девичьи взгляды липли к нему, как мухи к меду, а парни оценивали настороженно. Он ловил этот поток внимания, уголок его губ дрогнул в едва заметной усмешке.
— Вот это секси, — выдохнула Марина, и мне показалось, ее слова долетели до него. Он чуть замедлил шаг, проходя мимо меня смотря только вперёд.
Парта сзади скрипнула под его весом. Резкий мятный запах жвачки смешался с легким, но ощутимым шлейфом мужских духов — что-то древесное, с ноткой свежести. Я невольно замерла, спина напряглась. Это было не просто волнение — какое-то электрическое напряжение пробежало по коже.
— Итак, продолжаем занятие... — голос преподавательницы донесся словно издалека. О чем она говорила? Тема урока вылетела из головы напрочь.
Я сидела неподвижно, уши напряжены до предела, ловя каждый звук сзади.
— Здарова, — услышала я голос Артёма. — Я Тёма.
— Марат, — отозвался новичок сухо, без интонации.
— Откуда к нам занесло? — не унимался Артём. Его интерес подогревали взгляды соседок.
— Из Лондона, — последовал ответ.
— Ни хрена себе! — присвистнул Артём, явно довольный эффектом. — А че в нашу глушь-то? Шишки искать?
— Да блять, не твое дело, — отрезал Марат, и в его тоне сквозила такая грубая отстраненность, что я невольно съежилась.
Милый? Нет, этот парень явно был с шипами.
Оставшееся время пары тянулось мучительно. Марина что-то тараторила про новую сумку, но ее слова пролетали мимо. Все мое существо было сфокусировано на том, что происходит за спиной. Я слышала скрип его ручки по бумаге, когда он что-то чертил в тетради. Различала тихие щелчки по экрану телефона. И этот назойливый звук — хлоп — когда он снова и снова лопал пузырь жвачки, от которого вздрагивали нервы.
Когда прозвенел долгожданный звонок, половина группы не спешила к выходу. Все взгляды были прикованы к Марату, будто магнит притягивал их. Я встала и стала механически сгребать вещи в сумку, но взгляд мой сам по себе метнулся к нему.
Он сидел, развалившись на стуле, одна рука лениво поддерживала телефон, палец быстро бегали по экрану, вторая под партой в кармане джинс. Губы снова сложились в голубой пузырь жвачки – хлоп! – резкий звук будто щелкнул по моим нервам. Что-то внутри перегрелось, сорвалось с тормозов.
— Лопать пузыри на весь класс — верх невоспитанности. — констатировала я ледяным тоном. — Или дома не научили приличиям?
Он резко замер. Жевание прекратилось. Взгляд медленно, словно через вязкую смолу, оторвался от экрана и пополз вверх по моей фигуре, пока не встретился с моими глазами. Левая бровь изящно поползла вверх, рисуя немой и весьма дерзкий вопрос. А уголки губ тронула та самая кривая, самоуверенная ухмылка. Чёрт возьми, какие у него... выразительные губы. Мысленно я пнула себя: "Крис, соберись, дура!"
— А тебе разве не пора на переменку? — прозвучало с откровенной издевкой, бархатный голос вдруг стал колючим. Он намеренно задержал на мне взгляд еще на долю секунды, а потом равнодушно уткнулся обратно в телефон, будто я стала невидимой.
Во рту пересохло, слова застряли комом в горле. Я открыла было рот, чтобы парировать... но тут Наташка, словно заводной мячик, вынырнула из ниоткуда и шлепнулась руками на его парту, перекрывая все пространство, между нами.
— Приве-е-ет, — протянула Наташа, слащаво, как кошка, выгибающая спину. Мяяяу... — Я Наташа! — Она эффектно вытянула руку для рукопожатия, улыбка во все тридцать два зуба.
Марат, не отрываясь от ее налипшего взгляда, медленно надул очередной голубой пузырь. Тот замер на секунду, стал непомерно огромным, а потом — ХЛОП! — лопнул прямо перед ее носом, обдав лицо легкой мятной прохладой.
— Привет, — бросил он, глядя ей прямо в глаза. Голос был ровным, как лезвие. — А мне похуй.
Эффект был мгновенным и сокрушительным. Наташина улыбка рассыпалась в прах. Глаза не просто вытаращились — они стали огромными, влажными блюдцами полного непонимания и шока. Рот приоткрылся в немом "О". Я же не просто прифигела — у меня челюсть отвисла, а по спине пробежал холодок. Тишина в классе стала глухой, звенящей.
— Ф-фу! — выдохнула Наташа наконец, и в этом звуке слышались и обида, и дрожь. — Какой же ты... грубиян!

— Это последняя капля, Марат.
Голос отца прозвучал в трубке так, словно он стоял рядом. Холодный. Твёрдый. Не терпящий возражений. Я стоял у окна своей комнаты в Лондоне и смотрел на мокрый Хайгейт, на серое небо, на людей, бегущих под зонтами.
— Тебе это надо было? — он почти выдохнул это, как будто слова застряли у него в горле. — Ты сломал челюсть парню, Марат. В моей компании. На глазах у полусотни человек. Ты не «сделал», ты уничтожил.
Я стиснул зубы. В памяти всплыл тот момент: его перекошенное от злости лицо, рука, тянущаяся ко мне, как к добыче. Он кричал, что я «выскочка», что «меня здесь не ждут», что «я не принадлежу этому миру». Я просто… убрал его с дороги. Одним движением. Без лишних слов. Без сожаления.
— Он был слаб, — сказал я. — А слабость — это угроза.
— Ты не в джунглях, Марат. Ты в бизнесе. Где нужно терпеть, договариваться, играть по правилам.
— Тогда я не хочу иметь с тобой дело, — бросил я, отходя от окна. — Я не стану гнуть спину перед кретинами, которые думают, что могут тыкать в меня пальцем, потому что мой отец — менеджер второго звена.
— Это последняя капля, — тихо сказал отец. Слишком тихо. Значит, он уже принял решение. — Ты возвращаешься. В Москву. Сегодня же. Завтра — в колледж. Будешь доучиваться. По той же специальности — дизайн цифровых медиа и визуальных коммуникаций. Там, где учатся твои ровесники. Без исключений. Без привилегий.
Я усмехнулся.
— Колледж? Серьёзно? Я уже три года работаю в агентстве. У меня есть кейсы, которые ты сам показывал совету директоров.
— Я уже всё организовал, Марат. Поступление в колледж оформлено. Тебе просто нужно прийти и сесть за парту. Пока ты не докажешь, что можешь держать себя в руках, ты не вернёшься сюда.
А он подготовился, чёртов ублюдок.
Я не ответил. Просто положил трубку. Потом выключил телефон. Собрал вещи. Через три часа — частный рейс. Через шесть — Москва. Через четыре — я стоял перед старым особняком на Рублёвке.
Он стоял, как призрак прошлого. Белый, с колоннами, увитыми плющом, с тяжёлыми дверями. Мы не жили здесь лет десять. Отец переехал в Лондон, а мать… мать уехала вообще неизвестно куда. Я — болтался между. Ни там, ни здесь. Ни свой, ни чужой.
Внутри — пыль, полумрак и запах забвения. Но всё на своих местах. Ковры, картины, рояль в гостиной, на котором я когда-то играл, пока не сломал руку на тренировке. Я прошёл в свою комнату. Та же обстановка. Та же кровать. Те же стены. Только теперь они давили. Как будто дом знал, что я вернулся не по своей воле. Как пленник.
Я лёг. Не спал. Слушал, как тикают часы в коридоре. Как шуршит ветер за окном. Как внутри меня копится злость. На отца. На этот город. На всех, кто будет смотреть на меня снизу вверх или сверху вниз. Мне всё равно. Я не играю в игры.
Утром я надел чёрное худи. Рваные джинсы, белые кроссовки. Жвачку — мятную, чтобы не чувствовать привкус подлости, который остался во рту после разговора с отцом. Спустился вниз. Машина уже ждала. Водитель — молчаливый, как и положено.
Колледж.
Маленький. Серый. С облупившейся вывеской и толпой мелких шумных существ, которые называли себя студентами. Я вошёл. Не оглядывался.
Кабинет.
Первая пара. Преподавательница — женщина в очках, с голосом, как у старого радиоприёмника представила меня. Я не слушал. Просто кивнул, когда назвали моё имя. Да Марат Курганов. Нет, мне неинтересно. Да, мне вообще срать.
Я прошёл к последней парте. За спиной — тишина. Потом — шёпот. Потом — взгляды. Как мухи на мёд. Прилипают, копошатся, мешают.
Сел. Развалился. Надул пузырь.
Хлоп.
Ещё один.
Хлопок.
Пусть слушают. Пусть нервничают. Мне всё равно.
Рядом закопошился какой-то тип. Артёмом, блять, представился. Я буркнул своё имя в ответ. Без огонька. Без интереса.
Он лезет с вопросом: "Откуда?" – "Лондон", – кидаю сквозь зубы. Он присвистнул, дешево так. Я даже не дрогнул. Понятно же – павлином распушился перед местными курицами. Нет, в его цирке я не клоун. Сует нос: " А че в нашу глушь-то? Шишки искать? – "Да блять, не твое дело", – отрезал я ледяным тоном и уперся взглядом в стену.
Телефон в кармане дернулся, как живой. Достал. Сообщение.
[Лиана]: ты вернулся?
На секунду аж дыхание перехватило. Блядь, откуда она…
Лиана. Бывшая. Не «бывшая», потому что любовь кончилась, а потому что задолбало мотаться к ней через полмира. Ради чего, спрашивается?
[Лиана]: я слышала, ты в Москве. Ты в порядке?
Не отвечаю. Просто сунул телефон обратно в карман.
Не хочу.
Не сейчас.
Да и никогда, пожалуй.
Звонок прозвенел – я даже бровью не повел. Все вокруг зашуршали, заскрипели стульями, зазвенели сумками. А я сидел, развалясь, как хозяин жизни: одна рука в кармане, другая сжимала телефон. Надул пузырь из жвачки. Громадный.
ХЛОП
