Мои сводные монстры

Пролог

Вхожу в его приемную, теребя в пальцах пояс плаща. Не знаю, отчего мне больше неуютно: потому что под верхней одеждой на мне только невесомое кружевное белье, или из-за того, что это место стало таким чужим после того, как он стал здесь полновластным хозяином.

Нарочито громко стучу высокими каблуками – меня трясет так, что сложно держать шаг. Вижу ее, и сердце проделывает в груди болезненный кульбит, становится нечем дышать. Его жена. Я видела ее лишь однажды, но точно ни с кем не спутаю.

– Стефания? – она смотрит на меня так, будто знает, зачем я к нему иду.

– Мы разве знакомы? – гляжу на нее почти презрительно, делаю вид, что и не знаю вовсе.

– Я вас знаю. Гордей рассказывал, – она делает паузу, отводит взгляд, набирает воздуха, и вновь глядит мне в глаза. – Ему хватит, Стефания. Всего хватит. И всей вашей семьи хватит. И… вас тоже.

“Пошла ты”, – отвечаю про себя и также внутренне показываю этой стерве средний палец, а вслух вместе с холодной улыбкой: – Как вас там… не помню имени, и вас, честно говоря, тоже… Мы сами с Гордеем разберемся в наших отношениях. Уйдите с дороги!

– Он не разобрался в прошлый раз. Я не хочу, чтобы это повторилось, – утонченная и сдержанная женщина вдруг шагает ко мне. – Гордей, конечно, сам все решит. Но, если вы снова сделаете ему больно… Я найду способ, чтобы больно было и вам. До свидания.

Она проходит мимо меня, удаляется по коридору – робот с идеально прямой спиной.

— Правильно, лучше тебе свалить с моего пути нафиг, – бормочу себе под нос и застываю у его двери, чувствуя, как пальцы превращаются в лед.

Стучу почти неслышно, а потом сразу поворачиваю ручку и вхожу.

– Ты что-то забыла? – он вскидывает голову, видит меня и разочарованно кривит губы. – Зачем ты пришла, Стефа?

Он в кипенно-белой рубашке, сидит за столом, перебирает бумаги длинными, красивыми пальцами, на одном из которых блестит чертово обручальное кольцо. Легкая щетина не скрывает шрам на шее – теперь он им гордится, а не прячет. Еще один шрам рассекает бровь.

– К тебе, – выдыхаю я, едва держась на ногах, не зная, куда деть руки, кроме как мять в них чертов пояс.

– Ты не услышала вопроса? – приподнимает одну бровь и снова утыкается в документы. – Я не спросил к кому – ты пришла в мой кабинет, очевидно, ты знала, к кому идешь. Я спросил, зачем?

— Я пришла поговорить, – с трудом проглатываю первую порцию издевательств, делаю несколько шагов к его столу.

– Говори, – все так же не глядит на меня.

– На самом деле я… – беру паузу, подхожу почти вплотную к этому чертовому столу, который такой большой и так сильно нас разделяет, развязываю пояс, делаю волну плечами и сбрасываю плащ на пол. – …пришла, чтобы попросить прощения.

Поднимает на меня взгляд, в котором не мелькает и капли заинтересованности.

– Как всегда, натурой? – усмехается жестоко. – Уходи, Стефа.

— Нет, – насильно оттягиваю назад голые плечи, выставляю вперед ножку в черном чулке. – Не уйду. Я пришла, чтобы бороться за нас, чтобы все исправить. Боже, Гордей, я была такой дурой…

– Исправить… – он пробует на вкус это слово. – Тебя не учили в детстве, что если ты уже сломала игрушку, – ее практически невозможно починить?

— Ты не игрушка, – голос сипнет, почти пропадает, как и моя решительность.

– Теперь нет, – он поднимается, подхватывает свою черную матовую трость, обходит свой стол, сильно припадая на одну ногу. – Или, возможно, это можно исправить? Не думаю. И с чего ты решила, что я хочу что-то исправлять?

– Болит? – спрашиваю, скользнув взглядом по его ноге.

– Не делай вид, что тебе не все равно, – смеется он. Совсем другой, холодный, чужой.

– Умоляю тебя, не надо так, – мямлю я, тянусь к его щеке. Мне кажется, что я сейчас сдохну, если не коснусь его. – Мне не все равно.

Уворачивается от моего прикосновения, делает шаг назад.

– С каких пор? С того момента, когда я забрал все, что у тебя было? Или с того, как ты застукала свою мать со своим мужем? – сверкает глазами. – Когда тебе стало не все равно?

– Пусть катится к черту и эта компания, и Рус, и все они. Плевать, – бормочу я, глотая слезы, которые капают на светлый ковер. – Я понимаю, что виновата перед тобой. Что ты хочешь, чтобы я сделала, чтобы ты мне поверил?

– От тебя мне не нужно абсолютно ничего, – смотрит на меня немного раздраженно, но… мне кажется, где-то на дне этого взгляда я вижу его прежнего.

Я так больше не могу. Паника сжимает мне горло, сердце сейчас лопнет от горя. Я молча падаю перед ним на колени, хватаюсь за его брючины, реву в голос:

– Пожалуйста, дай нам еще один шанс, Гордей. Я была дурой, но я по-прежнему тебя люблю.

Слышу тихий смешок. Горький, не веселый.

– Я ненавижу тебя, – бьет под дых такая знакомая фраза. – Ничтожество. Она во всем лучше тебя. Ты просто глупая извращенка.

— Ненавидь, – вскидываю на него глаза. – Только не гони. Хоть ничтожество, хоть извращенка, хоть помешанная на тебе. Мне все равно, как ты меня называешь, только не гони.

Смотрит долго сверху-вниз пустым, почти безжизненным взглядом. И повторяет то, что уже говорил мне когда-то:

– Я никогда тебя не прощу.

— А я всегда буду просить у тебя прощения и говорить, что люблю, – захлебываюсь слезами, которые потоком льются на носки его ботинок. – Дай мне один-единственный шанс, умоляю.

Я вздрагиваю, когда моего бедра касается кончик трости. Скользит по моей коже, подцепляет резинку чулка.

– Никаких шансов. Ни одного, ни половины. Но у тебя есть полчаса. Если тебя устроит это, – они твои.

– Устроит, – быстро соглашаюсь я, встаю на колени, пытаюсь расстегнуть пряжку его ремня, но пальцы как не мои. – Я так по тебе скучала.

– Поднимайся, – тихо говорит он.

Смотрю на него, хочу спросить, что не так, но вместо этого с трудом поднимаюсь на дрожащие ноги, наконец, касаюсь его щеки.

– Животом на стол, – еще одна команда, как собаке. – Не хочу видеть твоего лица.

Глава 1

6 лет назад

– Давай как раньше, камень-ножницы-бумага? – слышу я голос одного из этих ненормальных сводных братьев, когда поднимаюсь с очередной вечеринки, которые регулярно проходят в нашем доме, в свою комнату.

Кажется, я слегка перебрала с шампанским.

– А может, сразу вдвоем ее прижмем? – усмехнувшись спрашивает Рус.

– О-о, хороший мальчик растет, – хохочет Гордей, и я не успеваю затормозить, чтобы они меня не увидели. О ком вообще они говорят?

— А вот и она, наша мисс гонор любого года, – заявляет Руслан, бесстыдно шаря по моему телу прожигающим взглядом синих глаз. Начинаю жалеть, что на мне такое открытое платье. – А поздороваться с братьями не хочешь, Стеша?

– Пошли вон, – бросаю я, привычно задрав подбородок. Прямо у моей двери стоят, козлы.

– Ух, какая грубая, бессовестная девочка, – тянет Гордей. – Уверенная в себе. Еще веселее будет.

– Ну что ты так сразу наезжаешь, Гор? – улыбается Рус и сокращает спасительное расстояние между нами в два шага, опирается ладонью на стену у моей головы. – Может, она будет хорошей, ласковой девочкой.

– Да ну, я даже не начинал еще, – снова смеется бородатый шатен.– Пусть не будет, мне нравится, когда они кричат.

– Я сказала, дали мне пройти, – цежу я, но внутри неприятно замирает.

– Стеша, – склоняется Руслан так близко ко мне, что почти касается моего носа губами. – Покричи для нас, и мы подумает, отпустить ли тебя.

– Если вы не совсем идиоты, в чем я уже сомневаюсь, вы и так меня отпустите, – бравирую я, циклясь взглядом на его красиво очерченных губах.

— Глянь, какая, Гор, – усмехается он. – Такой милый ротик, и такие противные словечки. Кажется, Стеша, должна извиниться за хамство.

– А мы совсем идиоты, – улыбка Гордея кажется немного сумасшедшей и пугающей.

Он одним плавным движением перетекает к нам с Русланом, прижимается своим телом ко мне с другой стороны, и совершенно бесстыдным образом засовывает ладонь под мою короткую юбку.

– Давай, кричи, девочка, – он выдыхает прямо мне в ухо. – Пока тебя услышат в этом шуме, я успею трахнуть тебя как минимум пальцами.

Его движения подтверждают слова: ладонь ложится прямо на мою промежность, опаляя сквозь трусики.

– Пока ее услышат, – вздыхает Руслан, жарко дыша мне в шею, – мы успеем как минимум устроить ей двойное проникновение и, может, даже не пальцами.

Толкаю их, дергаюсь, вцепляюсь в запястье Гордея, пытаясь остановить движение его руки.

– Больные придурки, – шиплю я. – Убрали от меня свои руки!

– Ты любишь, когда они кричат, – Руслан хватает меня за предплечье и впечатывает спиной в стену. – А я, когда сопротивляются. Нет ничего хуже, когда дама под тобой еще то бревно.

– Верно говоришь, – проговаривает один из моих сводных монстров, и я максимально сжимаю бедра, но палец Гордея все равно отодвигает кружево белья, проходится по моим губкам, и я едва сдерживаю предательский стон. – Ух, да тут уже все готово. Маленькая лицемерочка.

Руслан вздергивает мой подбородок пальцами и проводит по шее, от ключицы, до мочки уха, кончиком языка оставляя мокрую дорожку и заставляя меня задрожать еще сильнее.

– Держу пари, что наша крошка Стефания уже вся мокрая. Так ведь? Хочешь нас?

– Хочу, чтоб вы провалились сквозь землю! – выпаливаю я и буквально задыхаюсь, когда горячий палец ныряет между складочек, размазывает мою смазку и касается клитора, надавливает на него.

– Очень, очень плохая девочка, – Гордей прикусывает мочку моего уха. – Давай, раздвигай ножки.

– Стой, Гор, – улыбается Рус мне в губы. – Пусть сама выберет, кого хочет первым. А то как-то не по-джентельменски, даже если учитывать, что Стеша та еще лживая маленькая сучка.

– По-джентельменски, говоришь, надо? – усмехается недобро Гордей. – Так тогда ей надо попробовать обоих.

Он дергает сводного брата за руку, приставляет его ладонь рядом со своей.

– Давай, ныряй рядом, чтобы девочке было легче выбрать, – его смешок падает куда-то мне в желудок, и, кажется, сейчас я действительно начну паниковать.

– Вы что творите?! Отпустите сейчас же! – дергаюсь, сумасшедше бьюсь в сильных руках, но сдвинуть две глыбы просто невозможно.

– Мне нравится идея, – подхватывает Рус, сверля меня взглядом и растягивая губы в той самой улыбке. В детстве она не сулила ничего хорошего. – Тихо ты. Мы только тебя поласкаем, поможем снять стресс, чтобы не была такой злобной сучкой.

Его ладонь протискивается между моих бедер, палец проскальзывает внутрь, и становится немного больно. Из моих легких разом выходит весь воздух, и я замираю, чувствуя, как из глаз брызжут слезы. С этими сволочами просто бесполезно бороться

– Ну-ну, маленькая, не плачь, – Гордей слизывает мою слезу со щеки и начинает выписывать круги вокруг самой чувствительной точки. – Открывай ротик, не стесняйся стонать.

Руслан резко выдергивает из меня палец, поднимает руку и подносит ее к моим глазам, показывая, как тянутся ниточки моей смазки, резко вдавливает влажную подушечку, которая пахнет мной, в мою же нижнюю губу.

– Верно, открой ротик и покажи, как умеешь сосать, – тихо шепчет мне на ухо, прислонившись носом к моему виску.

Сжимаю зубы, стараюсь держаться, чтобы не разрыдаться окончательно. Пытаюсь отвернуться, но Гордей цепко хватает меня за подбородок, надавливает на щеки до боли.

Я открываю рот, позволяю Руслану засунуть туда палец на две фаланги и со всей силы сжимаю челюсти.

– Сука! – орет он громогласно, выдергивает из моего рта палец, а я чувствую на языке кровавый привкус. – Она меня укусила.

– Хорошая девочка, – хохочет Гордей, ослабляя хватку, а мне только этого и нужно.

Пихаю его в грудь и проскальзываю мимо зажимающего травмированную руку Руслана, дергаю дверь на себя и юркаю в свою спальню, быстро запираю замок.

Меня трясет. Я вбегаю в ванную и запираюсь там, стекаю спиной по полотну, прижимаю к груди коленки и тихо реву. Не потому что эти гады прижали меня, а потому, что возбудилась от их мерзких слов и грязных прикосновений.

Глава 2

– Он и в этом лучше тебя, – проговариваю немыми губами.

– Поцелуй.

Чувствую в себе крохотное движение.

– Пошел ты, – выплевываю зло, чувствуя, что вошла в безумный раж, что не сделаю ничего, чего он хочет, по собственному желанию.

– Хах, – смеется почти счастливо, больной придурок. – Тогда я пошел.

Еще движение, и я уже чувствую отголосок боли. Я вжимаюсь попкой в матрас, пытаясь хоть немного от него отстраниться. Задыхаюсь собственным бешеным пульсом.

Смотрит на меня будто бы озадаченно.

– Ты… девственница, что ли? – спрашивает, прижав меня еще крепче.

– А ты как думал, урод? – выпаливаю зло, глядя на него не моргая.– Делай уже свое дело и пошел к черту!

– Хм… – он раздумывает всего секунду. – Так даже интереснее.

– Ты совсем больной, Гордей? – я готова выть от злости, неопределенности и возбуждения, от которого ноет низ живота. – Чертов извращенец, слезь уже с меня. Убью тебя, если тронешь.

– Убей прямо сейчас, – выскальзывает из меня, я чувствую, как горячий член, весь в моей смазке прижимается к моему лобку. – Пойдешь, возьмешь нож. Можешь проткнуть, где тебе больше нравится. Но я советую попытаться попасть между ребер в сердце. Я даже предсмертную записку напишу, чтоб тебя не закрыли. Давай, а?

Приподнимается, становится на колени между моих ног, скользит по мне взглядом, удерживая руками мои бедра, не давая их свести.

– А если не идешь за ножом, то… – снова касается меня там, выписывает восьмерочки на клиторе, пальцем второй руки снова ныряет в меня, покрывая его смазкой, а потом выходит и приставляет его к моему анусу. – Кончай уже.

Толкается пальцем резко, легко преодолевая сопротивление мышц.

Я вскрикиваю, вздрагиваю всем телом, чувствую, как мышечное колечко плотно обхватывает его палец. По низу живота проходит сладкая судорога, и я как последняя его грязная шлюха начинаю двигать попкой, насаживаясь на палец до упора.

– Я бы проткнула твое чертово сердце самым большим ножом, – грызу собственные губы до крови лишь бы не стонать, – но у тебя его тупо нет.

– Нет сердца, – он шумно дышит, хватает за запястье мою руку, кладет ее на свой член, сжимает у головки и отпускает, позволяя мне действовать самой. Сам снова прищипывает мой клитор. – Все верно. Нет его.

– Ты отвалишь от меня, если кончишь? – выдыхаю я и двигаю рукой по его стволу, жестко надрачивая, чтобы это побыстрее кончилось.

– Если мы вместе кончим, – хрипит он, вижу, как закусывает красивую губу. – Потом можешь проткнуть сердце, которого нет.

— Я лучше перережу тебе горло, Гордей, – громко стону, пульсируя вокруг его пальца, и, чувствуя еще более мощный ток крови под пальцами. — Как же ненавижу, – почти плачу я, содрогаясь под ним.

– Да… Можешь даже оставить себе мою голову, Стефания, – он хрипло выстанывает мое имя, пульсирует в моей руке.

Сжимаю его в ладошке, чувствуя нечто похожее на превосходство, и взрываюсь, распадаюсь на тысячу осколков, которые отныне будут хрустеть под его подошвами.

– Все же не голову отрежу, – проговариваю сквозь сжатые зубы, глотая собственные крики, все еще слыша свое имя, произнесенное его нереальным голосом. – Тебе лучше меня опасаться. Сделаю из тебя евнуха.

Резко наклоняется ко мне, целует, врываясь языком в мой рот, вылизывает его, и я чувствую, как горячие капли падают мне на живот.

– Не сделаешь, – выдыхает в мои губы. – Ты захочешь продолжения.

– С тобой никогда, – огрызаюсь я, приходя в себя после сокрушительного оргазма. – Ты можешь сделать это снова только насильно! Ненавижу тебя! Ты просто жалок.

– Ври себе дальше, маленькая девочка, – кусает мою нижнюю губу, оттягивает ее чуть. Его палец выскальзывает из моей попки, а сам он поднимается с кровати, прячет член в боксеры.

– Если я захочу нормального секса, лучше пойду к нему. Хоть не так мерзко будет, – зло выдаю я, почти сразу пожалев о своих словах.

– Сходи обязательно, – усмехается, направляется к двери. – Сравнивать нас – твое любимое занятие.

– Тут и сравнивать нечего! – выкрикиваю, чувствуя себя оплеванной. – Понятно, что Руслан – не такое животное бессердечное, как ты.

– Ты знаешь, где лежат ножи, – смеется он уже из коридора.

– Сволочь, – реву уже в пустоту.

Мои сводные монстры только с виду друзья, на самом деле с горшка друг с другом соревнуются: кто лучше, родной сын или приемный.

Я вскакиваю с кровати, вся насквозь пропитанная его запахом, с его вкусом во рту и его следами на теле, бегу в душ, где тру себя жесткой щеткой до красноты и болезненной кожи.

– Хоть у тебя и нет сердца, я все равно сделаю тебе больно, – обещаю я, глядя на свое отражение в зеркале, пока привожу себя в порядок. – Ты не получишь того, чего хочешь.

Надеваю шелковую черную сорочку и кружевной халатик сверху, выхожу в коридор и иду навестить сводного братца, который тоже не сахар, но не такой прожженный извращенец.

Застываю у нужной двери как вкопанная. Влипаю в еще худшую хрень. Ну и пусть. Стучу. Громко и настойчиво.

Давай, открывай мне. Оборачиваюсь, прожигаемая взглядом. Гордей стоит, прислонившись плечом к косяку двери своей комнаты. Его глаза горят лихорадочным, животным блеском.

Стучу еще раз, демонстративно откидываю край своего халатика, чтобы он точно понимал, что я не к нему иду за этим самым, а к другому.

Поджимает губы, скорчивая уважительную физиономию, поднимает вверх два больших пальца. Нравится тебе? Хорошо. Потому что это не для тебя.

Да где ты пропал, Рус?

Дверь резко распахивается, и я почти врезаюсь в поблескивающий от пота торс младшего сводного брата, а потом натыкаюсь на горящие двумя льдинками голубые глаза.

– У вас, что, семейный слет? – ухмыляется он. – Или пришли побеспокоиться, не начался ли у меня столбняк?

– Прими девочку, дорогой, – ухмыляется Гордей. – С серьезным разговором к тебе.

– Ну раз с серьезным… – окатывает меня плотоядным взглядом, сдвигается в сторону и делает приглашающий жест. – Входи, Стеша.

Глава 3

Мой сводный братец резко хватает меня за лодыжку и ставит мою ступню себе на плечо. Я смотрю на него и не могу поверить, что это происходит с нами. Что он вообще на такое способен.

– Мы об этом пожалеем, – шепчу я. – Правда?

— Я разрешаю тебе об этом забыть, как только выйдешь за порог, – хрипло простанывает он и проводит кончиком языка от моей щелочки и до бугорка клитора. – Я хочу увидеть, как ты кончаешь, Стеша.

Закрываю глаза и полностью отдаюсь его умелым движениям. Скребу ногтями лак на двери, дышу шумно и так часто, что могу свалиться в обморок из-за гипервентиляции легких.

Он всасывает в рот клитор, который как нерв без оболочки, и я вскрикиваю, пронзенная горячей иглой от пяток и до макушки. Руслан посасывает его, а потом, прекратив меня терзать, заталкивает в меня кончик языка, и я вздрагиваю всем телом.

– Еще, – шепчу я, хочу, чтобы он снова вернулся к самому чувствительному месту, потому что от таких ласк до оргазма оставалось всего ничего. – Обратно… Быстрее…

— Не ты решаешь, – оторвавшись от меня, проговаривает, задыхаясь.

Он сильнее раскрывает меня пальцами и проникает языком еще глубже, вылизывает меня изнутри и трется носом и бьющий током клитор.

– Пожалуйста… – я хаотично шарю руками, хватаюсь то за пустой воздух, то за его волосы. Кажется, сейчас сползу по этой двери. – Пожалуйста…

Решает сжалиться надо мной: опять всасывает в рот чувствительный, набухший бугорок и перекатывает его в теплом, влажном пространстве, просто сводя меня с ума.

Сжимает мою попку почти до боли и утыкается в меня лицом, приводя в восторг пошлыми причмокиваниями и горячим дыханием прямо туда.

Меня взрывает. Просто разносит на миллионы осколков. Я вздрагиваю в его руках, бешено мигаю мышцами и кричу так громко, что эта сволочь точно слышит.

– Руслан, – выстанываю я имя сводного брата, бьюсь будто в конвульсиях у чертовой двери. Хочу сделать еще больнее, и громко выдыхаю то, что не сказала бы мужчине, даже если это правда, как в случае Руса. – Ты лучший.

– Иди сюда, принцесса Стефания, – рыкает он, поднимается на ноги, поворачивает меня спиной к себе и прижимает к влажной груди. – Я так тебя хочу, сейчас взорвусь от желания.

Он поднимает мои руки и упирает их ладошками в дверь, его член проскальзывает между моих бедер, твердый ствол вдавливается в складочки.

– Так возьми меня, – “давай же, пусть это будет с тобой” – бьется в моей голове.

– Просто сожми бедра, оставайся и дальше моей послушной девочкой, – стонет он, потираяюсь об меня почти до боли. – Хочу так.

Я хнычу, хочу по-другому, хочу выйти женщиной из этой комнаты и пойти ткнуть этому козлу в нос: смотри, он лучше тебя, он все сделал правильно. Но только сжимаю бедра, слушаюсь Руслана, стараюсь сосредоточиться только на своих ощущениях и его стонах в мое плечо.

– Так, девочка, – хрипит он и все ускоряет свои движения, растирает по мне смазку, долбится о мою попку пахом.

– Не называй меня так, – стону я, размазывая по двери выступающие слезы от переизбытка всего во мне.

Он покрывает поцелуями мою шею, прикусывает кожу, все сильнее вжимает мои лопатки в свое тело.

– Как ты хочешь, чтобы я тебя называл? – выдыхает вместе со стоном.

– Главное, не так… – мои слова тонут в стоне, возбуждение вновь пронзает каждую клеточку моего тела, заставляет двигать попкой ему навстречу.

– Сожми сильнее, маленькая похотливая сучка, – утыкается носом мне в шею, и движения становятся судорожными, дергаными.

Напрягаю как можно сильнее мышцы бедер и таза. Кажется, слышу шаги за дверью и пугаюсь, что это вернулись домашние. Адреналин смешивается с огнем желания, и меня неожиданно снова скручивает оргазмом. Не могу себя сдерживать. Кричу, и с этим криком еще сильнее чувствуются пульсации моего тела.

Его дрожь добавляется к моей, руки сжимают грудь до боли.

— Сука, – простанывает Рус, и мне на бедра брызжет теплая сперма, скатывается тяжелыми по коленкам. – На хера ты пришла, Стефания?

Подхватывает меня, и мы вместе оседаем на пол у чертовой двери. Утыкаюсь затылком ему в грудь и пытаюсь восстановить сбитое дыхание.

– Пришла уже, – едва заметно пожимаю плечами. – Чего теперь спрашивать.

Целует меня в макушку и прижимает к себе.

– Придешь снова, оттрахаю во все дырочки и уже не отпущу к нему. Имей в виду, – кажется, что в его голосе звучит сожаление о том, что было только что. – Иди уже.

– Не отпустишь, – смеюсь я. – Невесту свою лучше держи.

Поднимаюсь на ноги, подхватываю свой халатик, натягиваю его на голое тело, сорочку просто беру в руки.

— Если я захочу тебя себе, – смотрит тем самым нехорошим взглядом, – сам черт меня не удержит. Так что не советую больше стучаться в мою дверь.

Оборачиваюсь, смотрю сверху-вниз.

– Я не черт, Рус. Разве ты еще не понял? – горько усмехаюсь, резко почувствовав какую-то пустоту в себе. – Я хуже.

– Ты еще прибежишь ко мне совсем как в детстве, когда он обидит тебя. Только сейчас он стал гораздо хуже, чем был до того, как ты свалила…

– Так и я там не цветы собирала, братик, – криво улыбаюсь, и почему-то сейчас думается, что совсем, как он. – Пока.

Открываю дверь, выхожу в коридор, оглядываясь по сторонам.

— Пошла ты, – летит следом злое.

– Пошла, – закусываю губу, говорю тихо и слышу в тишине дома, как хлопает входная дверь. Ушел.

***

Смотрю на пошлое сердечко, нарисованное на молочной пенке, и чувствую, как закипаю. Беру ложку и перемешиваю напиток без сахара и лактозы так активно, что он расплескивается на стол. Не хочу думать об этом мудаке, но мысли о нем навязчивые, как привкус сахарозаменителя на языке. Морщусь, когда мое тело услужливо подкидывает живые воспоминания о его грязных касаниях. Их даже душ не смыл. Даже Руслан не стер.

Смотрю в никуда, поминутно проваливаясь из реальности в воспоминания о нем теперь… и тогда… Нет, нет, хватит… Не хочу помнить его версию пятилетней давности. Забиваю голову его образами, словами, поступками дня сегодняшнего. Ужасное, мерзкое животное, хуже подкроватного монстра.

Глава 4

— Нет, не думаю, что это уместно, – хватаю свою сумочку с соседнего стула. – Знаешь, я ужасно устала. Поеду домой и лягу пораньше.

– Ну если устала, то поезжай, конечно, Стефания, – протягивает недовольно и подставляет напудренную щеку под поцелуй. – У нас с Гришей планы на вечер, так что позвони, как доберешься до дома. И закройся на замок на ночь.

– Конечно, – бросаю я и иду к выходу из кафе.

Вхожу в темный холл и надеюсь, что мне повезет не наткнуться ни на одного из них. Или, наоборот, жалею. Хочется либо высказать всю обиду Гордею, либо оторваться с Русом.

Принимаю душ, надеваю любимую пижаму, подсовываю под живот подушку и почти сразу забываюсь сном.

Звонок врывается в мои сновидения ураганом. Я не сразу понимаю, что происходит, сердце колотится ото сна. Нащупываю, наконец, на тумбочке смартфон. Щурюсь, смотрю на экран и замираю.

Видеозвонок от него. Он что теперь каждую ночь меня будет доводить? Нажрался, вероятно, и звонит. Ну все, сейчас я точно выскажусь, и рот он мне не заткнет. Тяну трубочку на зеленое поле.

– Что те…? –замолкаю на полуслове, физически чувствуя, как округляются собственные глаза.

– Помаши ручкой, красавица, – его хриплый голос близко к микрофону.

На экране темноволосая девушка старательно двигает головой, пытаясь затолкать его член как можно глубже в свое горло. Смотрит прямо в камеру и машет мне рукой.

— Ты… – задыхаюсь, слова не идут, вязнут в горле, и такое чувство, что я почти чувствую там его член. – …мерзкий извращенец.

– Глубже, малышка, – вместо ответа командует он, кладет руку ей на затылок, давит на него. Двигает навстречу ее рту бедрами, дышит шумно, и эти звуки вколачиваются мне в мозг. – Вот так, да…

Я вижу, как она начинает дергаться, пытается его оттолкнуть, бьет ладошками, но он отпускает ее только тогда, когда хочет сам. Ниточки слюны тянутся от члена до ее рта и не рвутся, даже когда она надсадно кашляет.

— Ты животное, – проговариваю, морщась, а сама не могу оторвать взгляда от экрана. Уговариваю себя сбросить вызов. И не могу.

– Просовывай ручку в свои шортики, девочка, – Гордей ненадолго переключает камеру на себя, закусывает губу, чуть ли не закатывает глаза, и мне становится маниакально интересно, что там происходит. – Порно в режиме реального времени. Как раз для таких лицемерных сучек, как ты.

Переключает камеру снова, и я вижу, что уже какая-то блондинка насаживается ртом на его член, а та, первая девушка, с чавкающими звуками втягивает в рот его яички.

– У тебя, что, не встает, если я не смотрю? – спрашиваю максимально холодным тоном. – Ты жалок… и отвратителен. И мне все равно, что ты с ними делаешь.

– Когда ты смотришь, кончаю приятнее, – смеется с придыханием, совершенно не стесняясь ни того, что происходит, ни своих признаний. – Смотри, начинается моя любимая часть.

Он чуть отталкивает девушек, и они, как дрессированные, разворачиваются к нему задницами, становятся рядом, соприкасаясь друг с другом бедрами. Гордей шлепает их по попкам, поочередно сжимает половинки.

“Стеф, сбрось вызов… прекрати это”, – умоляю я себя мысленно, и все равно смотрю на это, хотя внутри меня сердце словно прокручивают в блендере. Ненавижу его. Ненавижу. И себя тоже. Когда это закончится, пойду к Русу, и просто заставлю его сделать это. Хотя…

— Не удивил, – улыбаюсь той самой стервозной улыбкой. – Он все еще лучше. Первый и единственный. Хочешь, расскажу о своих ощущениях от первого раза? Чтобы тебе приятнее было кончать.

– Давай, Стефа, – я практически слышу, как он улыбается. – Расскажи мне про свой первый раз. Ты когда-то пообещала, что сделаешь это с кем угодно, но не со мной… Рад, что у тебя получилось сдержать слово.

Он приставляет головку к анусу одной из девчонок и давит, стараясь протиснуться внутрь крошечной дырочки.

– Я, в отличие от тебя, умею держать слово, – я почти плачу, слезный ежик в горле мешает говорить.

– А я, в отличие от тебя, умею не давать слово, которое не хочу давать, – простанывает он, проталкивая головку в ее узкую дырочку.

Я слышу, как девушка стонет , дергается вперед, но он удерживает ее сильной рукой, начинает двигаться в ней. И каждый его стон летит режущим осколком в мое сердце.

— Он стонал еще громче, когда первый раз вошел в меня. Я с ним боролась. Было больно. И Русу пришлось удерживать за бедра, чтобы преодолеть преграду и войти глубоко, по самые яйца. Никакой романтики. Прямо на полу. И я уже хочу его так же, как ты ее. Чтобы он и в этом плане стал моим первым мужчиной. Не пальцем, как некоторые, членом, – я вру, чувствуя кожей, как жалка и неправдоподобна моя ложь.

– А тебе бы хотелось романтики, мой маленький фетиш? – он выходит из попки первой девчонки, подтаскивает к себе вторую и так же, как и с первой, врывается в нее.

– Мне хотелось… и хочется никогда больше не видеть твою рожу, – выдыхаю я, чувствуя, что вены сейчас разорвутся от ведер больного адреналина, который выплеснулся в кровь. – Я нашла своего мужчину и больше не поведусь на твои дебильные игры.

– Главное, на свои не ведись, – хрипит он и ускоряется.

Он трахает ее жестко, так, что она едва не падает. Долбит во всю силу, а когда начинает кончать, почти достает член, оставляя в ней только головку. Чтобы я видела, как он пульсирует. Его сдавленный стон режет уши, пропускает через мясорубку внутренности.

– Жалкий неудачник, – мой голос сел, меня просто разрывает от боли и нездорового возбуждения (кажется, коснусь себя даже через пижаму и кончу вместе с ним). – Ты можешь перетрахать хоть всех в этом городе, мне насрать. Вот и бесись дальше оттого, что никогда не получишь желаемого.

Переключает снова камеру на себя, дышит тяжело, на лбу испарина.

– А я получаю желаемое прямо сейчас, – сверлит взглядом прямо в камеру. – Я хочу, чтоб ты сходила с ума. Как я сходил. И у меня это получается. Пока, Стефания. На сегодня шоу закончено.

Глава 5

Секунду смотрит почти с брезгливой ненавистью, а потом цедит, облизав губы:

– Хорошо. Раздевайся.

– Не стану, – проговариваю четко. – Ведь насильникам положено рвать на жертвах одежду, брать силой. Я тебя не хочу, Гордей. Давай сделай это, и я пойду спать.

– Ты же спросила, что тебе нужно сделать, чтобы я отвалил? – его глаза темные, отсвечивают звездами. – Сегодня. Все, что я попрошу. Сегодня как раньше.

– Не будет уже как раньше, – отвечаю севшим голосом, по щекам льются горячие слезы. – Не получится.

– Притворись, – так блестят его глаза… может быть, просто недостаток освещения. Конечно. Он же не может… – У тебя хорошо получается.

— А что твои шлюхи притворяются хуже? – стираю слезы со щек. Мне сейчас так больно, что хочется, чтобы ему стало еще хуже.

– Только сегодня. И больше не приду, – его большие пальцы вычерчивают какие-то узоры на моей кожу. – Ни шлюх, ни Руса, никого. Только ты и я. И я больше не приду. Ты же этого хотела?

Хотела. И боялась. Боюсь. Лучше бы он и оставался ужасным монстром. С таким можно бороться. А с ним настоящим – нет. Сил не хватит. Боже, это невыносимо.

– Ты врешь мне, что больше не придешь, да? – цепляюсь я за пустоту. – Ты не сможешь удержаться.

– Я никогда тебе не вру, – склоняет голову он. – Ты же знаешь. Я не могу.

– Знаю, – прижимаюсь губами к его шее, снимаю ими пульс, который бьется в такт с моим. – А еще я знаю, что то, что было, – это ошибка. Нам не стоило быть вместе никогда, – последнее слово бьет ножом или током. Больно.

– Одна ночь, – его дыхание сбивается, – и все “никогда” в твоем распоряжении.

Скользит ладонью по моей спине, едва касаясь, невесомо, словно это не его пальцы, а моя разыгравшаяся фантазия. Может, и так.

– У меня есть условие, – выдыхаю ему в губы, несмело касаюсь самыми кончиками пальцев щеки.

Смотрит так… так печально. Как будто бы ожидает, что я предложу ему прыгнуть с моста.

– Я согласен.

– Никаких поцелуев в губы. Не стану тебя целовать. Просто секс, – выпаливаю это и стягиваю лямку пижамной маечки с плеча. – Договорились?

– Я согласен, – повторяет он. – Согласен.

– Поклянись мне, что больше не придешь ко мне после этого раза, – прошу я… или умоляю. Позволяю верху соскользнуть с себя. – Один раз, и все… Ты больше меня не терзаешь.

– Клянусь, – его пальцы зависают в миллиметре от моей кожи, но обжигают и так. Оглаживают воздух вместо моей груди. – Твоей жизнью.

– Да, верно, ты лучше убей… – не заканчиваю фразу, дергаю ленточку пижамных шортиков, и они тоже отправляются в бездну подо мной. Под нами.

– Моя ничего не стоит, – говорит совершенно серьезно. – Пустая, никому не нужная. Ни тебе, ни мне.

Мне больно от его слов. Физически больно. Я словно рефлекторно прижимаюсь к нему. Он в той же одежде, которая пропахла их запахом и духами, которая перебивает его, от которой тошнит.

– Верно, – шепчу, целуя его шею над воротничком рубашки. – Все верно. Ничтожество. Ничего не стоишь. Точно.

– Да, ты всегда права, милая, – наконец дотрагивается до меня, током прошивает своими прикосновениями. – Ничего, кроме тебя, не держало. Ничего, кроме тебя, не удержит.

Его нос проскальзывает от уголка моего рта, по скуле, к самому уху, язык касается мочки, очерчивает ее.

— Ты за мной не прилетел, – выдыхаю вместе со стоном, зарываю пальцы в его волосы, дергаю их.

– Ты не дала и шанса объясниться, – закусывает кожу на моей шее, мягко касается кончиками пальцев моей поясницы. – Я не знал, что вообще должен тебе объяснить. Не знал, почему ты меня бросила. Почему улетела. А потом нашла себе там парня. Как его звали? Того вихрастого блондина? Почему ты оставила меня, Стефа?

— Ты больной, – выгибаюсь назад, рискуя опять полететь вниз, подставляю его поцелуям грудь. – Следил за мной, да?

– Больной, да, моя любимая, – целует ключицы, спускается ниже, втягивает горошину соска, крепко удерживая меня за талию. – Следил. Все пять лет. Мне же надо было как-то… жить.

– Ненавижу тебя, – всхлипываю я. – Боже, как ненавижу. Я так ждала, что ты появишься, а ты просто тратил наше время. Никогда не прощу. Никогда не буду твоей.

– А я не появился, – его горячее дыхание обжигает кожу, пропаливает дыры до самых ребер. – Не появился, – отрывается от меня, обнимает ладонями лицо, касается кончиком носа моего носа. – Ты бы вернулась ко мне, если бы я прилетел? Бросила бы своего вихрастого? Разблокировала меня везде? Ты ушла и оборвала все. А теперь говоришь, что я должен был прилететь.

– Я не знаю, – честно отвечаю, просто сгорая от желания стать снова его девочкой, или тем самым фетишем. – Ты сделал меня инвалидом. Эмоциональной калекой, от которой никому нет толку. И только с Русланом я что-то почувствовала. Ты ведь все слышал, да?

– Все слышал, да… И мы очень похожи, – целует мои щеки. – Кроме боли, больше ничего не можем дать.

– Ничего, – соглашаюсь, расстегивая непослушными пальцами пуговицы на его рубашке. – Хочу еще. Хочу, чтобы ты не только слушал, но и смотрел.

– Я буду смотреть, если ты этого хочешь, – выдыхает мне в губы. – Не отвечай. Просто дай я сам поцелую. Сделай мне, больному, поблажку.

– Не смей, – умоляю я дрожащим голосом. – Не надо. Все что угодно, но не это.

– Я прошу тебя, – его сухие горячие губы касаются моих. – Только сегодня. Можешь не отвечать. Можешь прирезать меня потом. Можешь взорвать мою машину. Все всем рассказать. Можешь выйти замуж за Руса. Только потом. Пожалуйста. Дай мне один день. Только один. Я так тебя ждал…

– Я выйду за него, – обещаю я. Дрожу так сильно, что зубы стучат. – Потому что ты ничтожество. Предатель. Потому что ты… – слова внезапно заканчиваются, и я сама касаюсь его губ, провожу по ним кончиком языка, смачивая своей слюной. Я делаю ровно то, что делала пять чертовых лет назад.

Больше преград нет. Его не удерживает ничего. И я сама дала ему этот карт-бланш. Его ладонь ложится мне на затылок, чтобы я не вырвалась, никуда не делась. Врезается в меня глубоким поцелуем. Именно таким, как пять лет назад. Таким же крышесносящим, ненормальным, заменяющим дыхание.

Глава 6

11 (Стеша)

– Если у меня есть только сегодня, почему же я должен тебя слушать? – целует меня в губы и вместе со мной вваливается в свою комнату.

Щелкает кнопками на пульте, прикрепленном к стене, и тусклый свет полосами пробегает по комнате, освещая стены, увешанные фотографиями. Моими фотографиями.

– Боже, ты совсем спятил, – всхлипываю я, понимая, что тут есть фото, сделанные пока меня не было дома. – Зачем тебе все это?

– Я спать по-другому не могу, – говорит и шагает ко мне. – Я пытался, Стефа, честно. Я очень старался быть нормальным. Таким, как ты. Не выходит.

Во мне что-то громко щелкает, как лопнувшая гитарная струна. Жалко его. Жалко себя. Жалко нас. Так плохо, что трясутся ноги и тошнит.

Судорожно обхватываю холодеющими пальцами его скулы, прижимаюсь губами к дурацкой бороде.

– Как думаешь, мы можем хоть на эту чертову ночь притвориться нормальными? – бормочу сбивчиво. — А потом снова будем друг друга крушить. Обещаю тебя ненавидеть.

– Ненавидь, – целует мое лицо, обнимает его ладонями, – только не уходи сегодня. Пожалуйста. Я очень тебя прошу, только не уходи.

— Я останусь, – мою грудь словно сжимает кожаным ремнем. Не могу дышать. Не могу смотреть на него. И отвести взгляд тоже не могу. — Ты же тоже меня ненавидишь, да?

– Я тобой болею, – произносит он. – Это другое.

Он целует меня, глубоко и жарко, прижимаясь голым телом к моему такому же.

– Я так же болела тобой пять лет назад, – признаюсь и целую его шею, грудь, глажу прохладную кожу пальцами, зажигая ее.

– Потом научишь, как справилась, – перехватывает меня, бросает на кровать, почти сразу же нависает надо мной.

– Не справилась, – криво улыбаюсь и провожу ладонью по его напряженному члену. – Но очень хотела. Очень старалась.

– Ты сильная. У тебя получится, – стонет он и толкается в меня, заставляя выгнуться. – Потом. Не сегодня.

– Не сегодня, – почти выкрикиваю я и откидываюсь назад, оплетаю его корпус бедрами, желая больше этой разносящей на куски боли. Пусть лучше страдает тело, чем душа. – Сильнее.

Гордей стонет сквозь сжатые зубы, двигается во мне плавно, но с каждым толчком ему все труднее и труднее сдерживаться.

Я пытаюсь удержать, сохранить чувство режущего дискомфорта, но оно трансформируется в возбуждение, тяжелое, все возрастающее, такое, от которого внизу живота все набухает от прилившей крови.

– Люблю тебя, – он кладет руку мне на живот, прижимает, и ощущения от его движений становятся еще ярче. – Моя девочка…

Отворачиваюсь от него, сжимаю зубы до скрипа, чувствую, как по вискам струятся горячие слезы. Так больно это слышать. И еще больнее оттого, что не могу ответить.

Его толчки все сильнее, увереннее, поцелуи в шею, ключицы все жестче и больнее.

– Не хочешь смотреть на меня, – закусывает мою кожу. – Хорошо.

Выходит из меня резко, разворачивает к себе спиной, распихивает мои ноги по сторонам и подтягивает к себе мою попку, входит глубоко так, что его яйца бьются о промежность.

– Не смотри, – стонет он. – Представь, что это он.

– И представлю, – огрызаюсь я, содрогнувшись от новой волны боли и обиды, от которой сердце еще отчаяннее начало колотиться о ребра. – Еще как представлю.

Он сжимает мои бедра, возможно, оставит следы, запускает руку под меня, касается клитора, проходится второй ладонью по моей спине. Неожиданно замедляется, а потом и вовсе выходит из меня.

– Прости, – отодвигается дальше по кровати. – Прости, что я… И за сегодня прости. Мне жаль, что ты запомнишь это так. Уверен, ты хотела бы, чтобы все было по-другому. Прости меня.

Поднимается, отворачивается, трет ладонями лицо.

– Знаешь, почему у меня ни с кем не было? – спрашиваю, морщась от дискомфортной боли внизу живота, глядя на кровавые пятнышки на простынях.

– Не знаю, – устало выдыхает он.

– Я всегда думала, что это будет с тобой. Не важно как и где, но с тобой, – сажусь, притягиваю к себе коленки и обнимаю их. – А потом ты меня бросил, а я так и не смогла это в себе поменять, и каждый раз, когда кто-то меня касался, это казалось мне чем-то неправильным. Вот такая я дура, Гордей. Даже с Русом не вышло.

– Теперь неправильным тебе кажусь и я, потому что ты помнишь другого меня, верно? – хмыкает он.

Я соскакиваю с кровати, оборачиваю простыню над грудью и сажусь на колени перед ним, касаюсь его щеки, очень хочу, чтобы Гордей на меня посмотрел.

– Я помню тебя другим, без дурацкой бороды. Я помню свою веру в то, что ты всегда будешь только со мной, а я всегда буду принадлежать тебе, – всхлипываю. – И мне так больно от этого.

– Если я ее сбрею, ты снова скажешь, что я ничтожество, – улыбается он, гладит меня пальцем по щеке. – Она мой щит. А я тебя слишком люблю, чтобы меня не задевали твои слова.

– Я слишком люблю одно ничтожество, – говорю с трудом преодолевая слезный ком, парализующий горло, – чтобы меня не задевали его поступки. Прости за машину.

– Прости за все, – сползает ко мне на пол. – Иди ко мне.

– Отмотай время на пять лет назад, прошу тебя, – обвиваю его шею руками, позволяю простыне соскользнуть и прижимаюсь к нему. – Ты же все можешь…

– Только ты всегда так думала, – невесомые поцелуи ложатся на мои скулы, шею, ключицы, нежные руки поддерживают спину. – А оказалось, что без тебя я ни черта не могу.

– Все ты можешь, – шепчу ему в губы, трусь о них носом. – Я так много тебе врала. Ты не ничтожество. И я тебя не ненавижу.

– Спасибо, – Гордей целует мою грудь, обводит языком сосок, втягивает его, перекатывает во рту. – Давай останемся вместе? Хочешь, я пойду к психиатру, чтоб не пугать тебя?

– Мне нравится пугаться, – выдыхаю вместе со стонами. – Поклянись мне, что будешь только со мной. Ненавижу всех их.

– Клянусь, – чуть защипывает пальцами мои соски, потирает их нежно. – А ты поклянись, что ничему никогда не поверишь, если тебе скажут про меня. Что придешь ко мне.

Глава 7

– Давай прямо сейчас разворачиваемся и уезжаем, – говорит Гордей, глядя прямо на меня, и уже сжимая пальцами дверную щеколду.

– Открывай немедленно! – маме может стать плохо – она явно надумала себе уже самого ужасного. Хотя, скорее всего, в ее понимании это самое ужасное уже произошло.

– Я поговорю с ней, все объясню, и все будет хорошо, – мажу по нему взглядом, оборачивая вокруг себя простыню. – Я обещаю, что ничего плохого не случится.

– Боже, нет, – он смотрит на меня, как на дуру. – Не будет хорошо. Не будет здесь хорошо.

Поворачивает щеколду и открывает дверь. Мама замирает с занесенным в воздухе кулаком.

– Мама, все хорошо. Мы тут… – я замолкаю, не зная, как продолжить, как объяснить его обнаженного, меня в простыне и всю эту пошлость и мои фотки на заднем плане.

– Господи… Стефания… – мне кажется, если бы он меня убил, мама бы и то была меньше поражена. – Руслан, забери ее. Он ее чем-то накачал. Посмотри на нее, она же не в себе. Забери ее и вызови скорую. Пусть снимут побои сразу же. Я посажу тебя, слышал? – она шипит ему в лицо, как змея. – Плохо, что ты не сдох тогда.

– Мам, ты что такое говоришь? – протестую я. – Ничем он меня не накачивал. Никаких побоев.

Я даже боюсь смотреть на Гордея. Если мне больно от ее слов, то ему каково?

– Посмотри на ее зрачки, – мама вздергивает пальцами мой подбородок. – Руслан, уведи уже отсюда ее. Ты же видишь, он добился своего. Тварь. Ты грязь у нее под ногами, ты понял? Сволочь.

– Хватит! – выкрикиваю я. – Хватит уже! Прекрати! Я уже взрослая, и ты не можешь… – не договариваю, потому что слезы душат.

– Стеша, пойдем, – тихо проговаривает Руслан и накидывает мне на плечи свой теплый, пахнущий чем-то свежим пиджак. Этот запах так отличается от того тяжелого запаха секса и наших страстей, который просто переполняет его комнату. – Все нормально. Пойдем.

Тянет меня прочь, уводит от него и от этой безобразной, мерзкой сцены.

Оборачиваюсь последний раз, перехватываю его пустой взгляд, смотрю, как горькая усмешка искривляет его губы, а потом Гордей только для меня произносит этими самыми губами:

– Ничего не будет хорошо.

Я всхлипываю, Руслан уже заводит меня за угол, и я больше не вижу его.

– Знаешь, он прав, – Рус открывает передо мной дверь моей комнаты. – С ним не будет хорошо, Стеш.

– Что ты знаешь про хорошо? – срываюсь на него, потому что не могу сорваться на собственную мать. – Какого черта ты мне рассказываешь про мое хорошо? Ты со своим разбирайся.

– Эй, – рявкает и вжимает меня плечом в дверной косяк, – не забывайся. Я не он. И меня с дерьмом так просто не смешаешь. Хотя и он не прост. Не так прост, как показывает тебе, дурочке. Хочешь, расскажу пару интересных вещей о нем? – спрашивает, стягивая с шеи галстук.

Меня начинает колотить дрожь, бешеная, нервная.

– Пошел ты, – выплевываю я. – Все равно не поверю.

– Не поверишь во что? – упирается ладонью в стену у моей головы, нависает сверху.

– В любое дерьмо, которое ты бы о нем ни рассказал, – судорожно сжимаю ледяными пальцами простыню на груди.

– С выдумкой он тебя трахнул, – проговаривает спокойно, как бы между делом заправляя прядь волос мне за ухо. – А ты не задумалась, в кого он пихал все эти игрушки до тебя?

Тошнота резко подкатывает к горлу.

– Никто не заходил в эту комнату, – цежу я. – Никто не трогал эти игрушки.

– Боже, Стеша, ну какая ты наивная, – издает мерзкий, издевательский смешок. – И жил он как монах, и вообще никого не трахал, пока тебя не было.

– Трахал, и что? – перед глазами сразу же всплывает чертово видео. Рус даже не предполагает, насколько я осведомлена о его трахах. – Но в другом он не врет мне. И в этом не врет.

– Уже предложил тебе секс втроем? – спрашивает, склонившись ко мне и скользнув кончиком носа по моей шее. – У нас было с одной девчонкой на двоих. Он не брезгливый.

Чувствую, как опасный жар волной приливает от шеи к лицу, горло пересыхает, и я очень стараюсь хоть как-то сохранить лицо.

– Ты тоже, раз у вас обоих с ней было.

– А я что? – чуть защипывает кожу на моей скуле губами. – Я не клялся тебе в вечной любви. Я не врал, что пытался наложить на себя руки, чтобы ты чувствовала себя виноватой. Я угадал, Стефания? Это шоу уже было? Он уже показал тебе свой шрам, так ведь?

– Я не верю тебе, – мотаю головой из стороны в сторону. – Не верю, нет. Ты все врешь. Ты все врешь!

Вжимает меня в стену своим телом, прижимает к ее поверхности мои руки, дышит горячо в шею.

– Не верь, – твердо и без эмоций. – Сама все увидишь. Еще чуть-чуть и станешь частью его гарема. Он просто хочет тебе отомстить за то, что ты уехала тогда, а я хочу уберечь тебя от этого, Стеш. Он такой. Он каждой своей девке втирает про ее исключительность, называет их принцессами, королевами. Да он даже к моей невесте подкатывал, но она не такая дура…

Не такая дура, как я… Я не выдерживаю, слезы льются нескончаемым потоком вместе с рыданиями, вместе с повторениями глупой и детской фразы “Я не верю”. Мне хочется согнуться пополам, но мешают его руки, удерживающие меня, я просто утыкаюсь в его шею, как раньше, и рыдаю. Рус отпускает мои запястья, и я обвиваю его шею руками, прячась у него на груди, как в детстве.

Я не хочу верить, но часть меня знает, что он прав. Знает, что все именно так, как говорит Рус. И знает, что я слишком не имею воли перед Гордеем, чтобы разглядеть такую очевидную ложь.

– Т-с-с, вот так, моя малышка, – обнимает меня, и я чувствую жар его тела сквозь простыню. – Я не позволю ему тебя обидеть. Никому не позволю. Пойдем.

Он приподнимает меня над полом и заносит в мою комнату, все так же крепко прижимая к себе.

– Не уходи никуда, – прошу я. – Не уходи.

– Не уйду, – он садится вместе со мной на край кровати, и я оказываюсь у него на коленях. И мне становится так уютно, как в детстве. – Стеф, я добра тебе желаю. Я знаю тебя… и его знаю… Такой, как Гордей, растопчет тебя. Он долгие годы об этом мечтал. А теперь ты вернулась, и он решил, что пришло время отыграться. Но я не позволю.

Глава 8

15 (Стеша)

Тошнота скручивает желудок болезненными спазмами. Мне кажется, что сознание сейчас уплывет от меня совсем.

– Вот так, моя принцесса, – хрипит он и продолжает вдалбливаться в мое горло, забирая последние крохи кислорода. — Еще немножко.

Из моих широко открытых глаз льются горячие слезы, обжигают виски. Его головка дрожит почти у моей гортани, и мне кажется, что еще чуть-чуть и меня стошнит носом.

С громким рыком толкается бедрами в последний раз, и я захлебываюсь его спермой, которая выливается из разодранных уголков рта.

– Хорошая девочка, – хрипло произносит, наконец, выскользнув из меня.

Мой желудок скручивает выворачивающим наизнанку спазмом, и я бросаюсь к краю кровати, свешиваю голову над полом и исторгаю его из себя, содрогаясь от омерзения. К нему. И еще большего к себе.

Вытираю рот тыльной стороной кисти и смотрю на него с такой ненавистью, что, кажется, сейчас прожгу в Русе дыру.

– Ты не лучше его, – выплевываю ему.

– Ну конечно, – его тон такой издевательский, презрительный. – Кто ж переплюнет его, святого страдальца, на которого ты молиться готова была. Вот только он даже близко не такой, каким ты его себе здесь представляешь, – тыкает кончиком пальца мне в лоб, и я пытаюсь отбиться от его руки. – Одевайся, сейчас папа тебе все расскажет и покажет.

– Я никуда не пойду, – из чистого упрямства говорю я. Почему он не пришел? Не защитил меня?

– Предпочитаешь и дальше быть его марионеткой? – хватает меня за скулы и заставляет посмотреть на себя. – Где он, кстати был, пока тебя трахал другой?

– А ты хочешь, чтобы была твоей марионеткой? – еще бьюсь я, но последняя его фраза прорезает в самое сердце.

– Моей женой, – поясняет холодно. – Выбирай, кем ты хочешь быть: моей женой, единственной женщиной в моей жизни, или его шлюхой. Одной из толпы, кстати, – усмехается Руслан.

– Мама не даст разрешения на этот брак, – фыркаю я, но встаю. В голове такой сумбур, что просто уже не понимаю, кто из них мне врет.

– Так пойдем и спросим, – утыкается носом в мою щеку. – Уверен, она не будет против, если желает тебе счастья.

Смотрю на него и не понимаю, как мы пришли к этому. Он был фактически моим лучшим другом, самым близким человеком все эти пять лет, поддерживал, как мог, подбадривал, когда у меня что-то не получалось. А теперь это… и брак.

– Рус, зачем ты так поступил?

– Как так? – смотрит на меня, чуть склонив голову набок. – Зачем спас тебя от него? Зачем любил все эти годы? Что зачем, Стеш?

Мотаю головой, отстраняюсь. Любил? И поэтому сделал мне больно? Но и Гордей делал мне больно и тоже говорил, что любит. Наверное, любовь такая и есть? Потому что и я делаю больно тем, кого люблю.

— Эй, принцесса, – обнимает меня, прижимает к себе, – я тебя люблю. Я так рад, что ты вернулась, и мы можем,наконец, быть вместе. Я ни к чему тебя не подталкиваю. Просто посмотри на него со стороны. Ты же веришь папе? И маме своей? Им нет смысла врать.

– А тебе? Тебе тоже нет смысла врать? – не удерживаюсь я.

Надеваю первое попавшееся платье на голое тело, причесываю волосы.

– А ты сама его проверь, – его синие глаза вспыхивают нехорошим огоньком. – Он же тебя любит… Ну, наверное, он так сказал. Как думаешь, станет тебя трахать с кем-то вместе?

– А ты будешь? – вздергиваю подбородок.

– Только ради того, чтобы ты уже увидела, какой он. Когда он вернется с очередного блядохода, предложи ему заняться этим втроем. Уверен, не откажется. Вот и вся любовь. Сейчас ему было по хер, что почти в соседней комнате тебя трахает другой, притом сразу после него, а завтра он сделает это с тобой вместе с кем угодно, и еще хорошо, что это буду я. Все еще любишь его, Стефания?

– А если он не согласится? Если пошлет твои идеи на хер? – смотрю с вызовом, хотя не уверена, что он не прав.

– Тогда я пойду на хер! – выкрикивает зло. – И подарок на вашу свадьбу куплю самый дорогой, и даже счастья молодоженам пожелаю, блядь! Но ты сначала предложи, и посмотрим, кто прав.

Не отвечаю, разворачиваюсь на пятках, иду вниз первая, гордо задрав голову. Слабость, которая накатывает волнами, все еще напоминает о пережитом стрессе.

Отчим сидит во главе стола, подперев голову ладонями. Разглядывает какие-то фотографии.

– Я тебя предупреждала, – мама стоит у окна, сложив руки на груди. – Надо было давно это сделать. А ты не верил.

– Помолчи, пожалуйста, – вымученно говорит он.

– О чем это вы? – останавливаюсь в паре стульев от отчима, боюсь посмотреть на то, что лежит на столе. – Что здесь происходит? Где Гордей?

Рус обходит отца, заглядывает ему через плечо, внимательно глядя на фото.

– Это он. С дочкой нашего главного конкурента, – спокойно, как будто бы только этого и ожидал, говорит он.

– Гордея, – мама выплевывает его имя, как грязь, – вывела охрана.

– Зачем? – мое сердце камнем проваливается куда-то в район солнечного сплетения. Вот почему он не пришел за мной и не спас от Руса. – Что вы все с ним сделали?

Мать поворачивается, смотрит на меня прищурившись.

– Я тебя просила, – цедит она. – Я просила тебя не связываться с ним. Что мы с ним сделали? Давай лучше расскажу, что он с нами сделал?

– Лариса, успокойся, – тяжело вздыхает отчим.

– Гриша, ты и теперь будешь его защищать? – мама ударяет ладошкой по столу. – Садись, Стефания. Может, ты чего-то не знала, но вот отчет, который нашел Руслан, где четко виден вывод денег из компании на офшор.

Она бросает передо мной таблицу с кучей цифр.

– А вот, – следующий лист падает передо мной. – Отчет о сорванной сделке, из-за которой наши акции упали почти вдвое. Кто вел переговоры? Смотри, смотри внимательно.

– Да плевать на все это, – даже не смотрю на бумажки. – Я уверена, он бы все объяснил, но вы же не спросили. Как вы могли его вывести? Это ж и его дом.

– Конечно, объяснил бы, – смеется мама. – Посмотри еще, вот здесь покупка подешевевших акций кем? Той самой офшорной компанией. А тут владельцами компании значатся его давно почившие родители. Интересно, правда?