Моим детям нужна мама! Слабонервных прошу не беспокоить!

ГЛАВА 1. Платье с прорехой и вопиющий оптимизм

До чего же некоторые мужчины упрямы и непоследовательны! Вы тоже это замечали?

Эвелина сразу предупредила: она не может стать няней для его детей. Да вообще — ни для каких детей. У неё нет ни малейшего опыта! Она понятия не имеет, как обращаться с этими маленькими ходячими катастрофами. Да и писем рекомендательных у неё, между прочим, тоже нет.

Но он (о, эта загадочная мужская логика!) уверил, что всё это — сплошные плюсы. Тем более после того, что случилось. И потребовал от неё немедленно…

Впрочем, обо всём по порядку.

В тот день у Эвелины окончательно прохудилось платье. Прореха была ужасной, почти трагических размеров, но неисправимый оптимизм не позволил ей сделать из этого трагедию. В конце концов, оно и раньше выглядело не слишком многообещающе — ещё когда досталось от прежней хозяйки в комплекте с сомнительной надеждой на лучшую жизнь.

Правда, на данный момент это было её единственное платье. Но даже это обстоятельство не заставило рассматривать произошедшее, как катастрофу вселенского масштаба. Так, мелкая неурядица — особенно по сравнению с тем, что довелось пережить в последний месяц.

Да уж. Всего месяц назад у Эвелины была совсем другая жизнь — безбедная, беззаботная и безбашенная, но в один роковой момент она лишилась буквально всего… Впрочем, печаль по прежней жизни давно в прошлом. Судьба, кажется, решила дать ей второй шанс, и Эвелина в силу своего врождённого, вопиющего оптимизма намеревалась воспользоваться им по полной.

К тому же — к счастью! — на дворе зима. А значит, прохудившееся платье не такая и проблема, если у тебя есть пальто. Оно, правда, тоже досталось Эвелине весьма поношенным. Но всё же было достаточно практичным и тёплым, а главное скрывало все швейные тайны нижнего слоя одежды.

В тот день именно в этом пальто она и шагала по заснеженным улочкам Лиреи. Снег хрустел под ногами, мороз приятно пощипывал щёки, а дыхание клубилось лёгкими облачками. Настроение было прекрасным — Эвелина считала, что ей крупно повезло. Ведь у неё была работа, пусть и временная — она разносила письма, пока местный почтальон Фион Эшли был болен.

Может, он вот-вот поправится, но Эвелина не унывала — не пропадёт! У неё был план. Она подыщет другую подработку, для которой снимать верхнюю одежду не требуется. Например, на ярмарке. До зимних праздников оставалось всего две недели — самое оживлённое время в году. Расчёт был на то, что любой лавочник, даже самый привередливый, с радостью примет расторопную помощницу, когда от покупателей отбоя нет.

Если всё пойдёт по плану, то за две недели Эвелина заработает на новое приличное платье. А имея приличное платье, можно уже будет подумать и о приличной работе. Да и, вообще, с новым платьем, как известно, приходит и новая жизнь.

Ну или, по крайней мере, новая уверенность в себе.

С этими бодрыми мыслями она прибавила шагу, придерживая полы пальто, чтобы ветер не добрался до её тайной прорехи. Уже вечерело, но ей оставалось доставить последнее письмо.

Адресат: Эйден Греймонт.

В последние несколько дней вся Лирея о нём только и говорила. Это стало местной сенсацией, когда около недели назад он внезапно прибыл сюда — на этот крошечный провинциальный остров — и поселился в фамильном особняке своего деда, который долгое время стоял пустым.

Об Эйдене шептались все. Не нашлось, пожалуй, ни одной лавочницы, которая не обсудила бы загадочного приезжего.

Королевский советник, один из трёх самых влиятельных людей при дворе. Магистр, человек блистательного образования, безупречных манер и, если верить слухам, редкой мужской привлекательности. “Ах, некоторые дамы падали в обморок или даже теряли рассудок от его чарующей красоты”, — не моргнув глазом пересказывали услышанное булочницы и портнихи, не забыв слегка, а может быть, и не слегка преувеличить.

Всех занимал вопрос, зачем столь высокопоставленному господину понадобилось перебраться из столицы в эту глухомань, где в качестве развлечений — снег да чай с булочками?

Кто-то шептал, что Греймонт впал в немилость у короля. Кто-то — что его преследует проклятие. А самые романтичные уверяли: он пережил пылкий, но катастрофически неудачный роман при дворе и теперь бежит от призраков прошлого.

Какова бы ни была причина, жители острова не очень-то обрадовались появлению здесь Греймонта. “Когда являются такие важные птицы, ничего хорошего не жди”, — наставительно ворчали те, кто постарше и поискушённей.

Тем более, особняк, куда он поселился, всегда считался странным местом. Поговаривали, что в прежние времена в доме якобы происходили непонятные вещи. Дурная слава и была причиной, почему там давно никто не жил. “И было бы лучше, чтобы особняк и дальше оставался пустым”, — шептались торговки на рынке.

Снег падал крупными хлопьями, сумерки становились всё гуще и гуще, и Эвелина прикидывала сколько займёт дорога. Видимо, не меньше часа, ведь особняк Греймонтов стоял далеко от центра Лиреи — на северной окраине острова, у самого берега.

Дорога шла мимо заснеженного парка, где ветви старых лип сгибались под тяжестью снега. Эвелина всё прибавляла и прибавляла шаг. И вот за холмом показался силуэт старого особняка — молчаливого и мрачноватого, окутанный легендами и сугробами. Если верить слухам, то это и не дом вовсе, а пристанище ведьм и призраков, где из каждого окна тянет сквозняком древних проклятий.

Однако тревожили её не проклятия старого особняка, а маленькая приписочка на конверте, который ей предстояло доставить.

Господину Эйдену Греймонту. Лично в руки!

Если обычное письмо она могла опустить в почтовый ящик на двери или передать прислуге, то тут не обойдётся без того, чтобы зайти в дом и проследовать в кабинет хозяина. Наверняка её встретит какой-нибудь чопорный дворецкий и настоятельно предложит разуться и снять верхнюю одежду, прежде чем ступить на дорогой паркет. Так уж и быть — свои ботинки она согласна оставить у порога, а насчёт остального — уж увольте.

ГЛАВА 2. Тёплый дом, горячий приём

Когда до крыльца оставалось несколько метров, Эвелина остановилась, чтобы ещё раз окинуть особняк Греймонтов взглядом. Она впервые очутилась в этой части острова, и не лишним казалось всё же прикинуть, какие опасности таит в себе это местечко.

Ничего пугающего она не обнаружила.

Дом был… красив.

Суровый, да, но не злой.

Снег лежал на крышах башенок и портике мягкими подушками, а на фасаде у самого входа висел старый фонарь, покрытый тонкой ледяной коркой. Сквозь кристаллы льда пробивался тёплый дрожащий свет, рисуя на снежном покрывале причудливые золотистые узоры. Это выглядело до странного трогательно — как на старых рождественских открытках.

Ну и где тут проклятие?

Дом был похож на старого аристократа, который давно привык к сплетням, но снисходительно не обращает на них внимания.

Эвелина поднялась по заснеженным ступеням и постучала.

Дверь открылась почти сразу.

На пороге стоял мужчина лет пятидесяти — невысокий, но удивительно ладный, с лицом, на котором время оставило лишь самые выразительные черты, но не усталость. Его тёмные по-восточному раскосые глаза смотрели чуть лукаво и с явным интересом. Но больше всего Эвелину удивил его наряд. О, этот халат был достоин отдельной истории. Густо-синий шёлк, расшитый позолотой — восточные узоры сплетались в замысловатый диковинный рисунок.

Эвелина не удержалась и улыбнулась — от неожиданности, от контраста, от лёгкой нелепости ситуации. Ведь ожидала увидеть строгого, чопорного дворецкого в безупречно выглаженной ливрее, а не… восточного философа, явившегося прямо из легенды о драконах и чайных церемониях.

Мужчина слегка наклонил голову и с мягкой насмешкой произнёс:

— Вы так искренне мне улыбнулись, сударыня, что рискну предположить: вы ещё ничего не слышали обо мне. До вас, видимо, не доходили слухи о старом ворчуне Ян Вэн-Чане…

— Выходит, вас зовут Ян Вэн-Чан? — улыбка Эвелины непроизвольно стала ещё шире.

— В Стране Вечного Восхода, откуда я родом, это имя означает “книжный червь”, — заметил он. — У нас считают, что имя предопределяет судьбу.

— Любите читать? — предположила Эвелина.

— Люблю ли я читать? — усмехнулся Вэн-Чан. — Хм… скажем так, я прочёл, пожалуй, больше книг, чем звёзд на небе. А чем ещё заниматься на досуге дворецкому?

— Так вы дворецкий? — удивилась Эвелина. — Простите, я, кажется, представляла себе дворецких немного иначе.

Он чуть поклонился.

— Тогда позвольте считать, что я сегодня поломал одно из ваших представлений о мире.

Эвелина рассмеялась — мягко, по-доброму. И раз уж Вэн-Чан задал ироничный тон их беседе, то решила вернуться к тому, с чего они начали, и шутливо уточнила:

— А что же такого я должна была о вас услышать, чтобы мне расхотелось вам улыбаться?

— О, многое, — заверил он. — Спросите любого в столице, и вам скажут, что Ян Вэн-Чан — крайне неприятный человек. Вредный хитрый и каверзный. К тому же поговаривают, склонен к авантюрам.

— И это правда?

— Люди лгать не будут, — серьёзно кивнул он, и глаза его лукаво блеснули.

Она засмеялась открыто — окончательно растеряв остатки настороженности.

В нём было что-то обезоруживающее — смесь мудрости и самоиронии, как у человека, который слишком многое понял, чтобы относиться к жизни всерьёз.

— Простите, я, кажется, ещё не представилась, — спохватилась она. — Меня зовут Эвелина Брави. — (Вообще-то, в той, другой жизни, её фамилия была Бравинская, но здесь она представлялась именно так). — Я временно заменяю почтальона.

Вэн-Чан улыбнулся и легонько склонил голову, показывая, что рад знакомству.

— У меня письмо для господина Эйдена Греймонта, — объяснила она цель визита. — Я должна передать его лично в руки.

— Прошу вас, госпожа Эвелина, — Вэн-Чан жестом пригласил войти. — Позвольте, я доложу хозяину о вашем прибытии.

— Благодарю, — сказала она, переступая порог.

— Вы, может быть, снимете пальто? Здесь тепло.

Эвелина поспешно покачала головой.

— Нет-нет, не стоит! Я… э-э… сильно озябла.

— Как пожелаете, — кивнул он, будто прекрасно всё понял, но галантно сделал вид, что не понял ничего. — В таком случае располагайтесь в гостиной.

Он проводил её в просторную комнату и исчез с видом человека, который точно знает, что грядёт нечто интересное.

Гостиная произвела приятное впечатление.

Высокие окна в дубовых рамах, камин с изящной кованой решёткой, элегантные кресла, обитые бархатом глубокого бордового цвета. Здесь отовсюду веяло благородной стариной. Казалось, у каждой вещи есть своя история.

Эвелина медленно прошлась взглядом по комнате. На стенах — картины. В основном живописные виды Лиреи. Кто-то из предков Греймонта явно обладал художественным вкусом.

Но внимание Эвелины неожиданно привлекло не это.

На каминной полке стояла мраморная фигурка лисы — миниатюрная, с шикарным хвостом. От неё исходило ощущение живости, словно лиса только притворяется каменной и вот-вот подмигнёт. Именно такие вещички и придают интерьеру свой особый неповторимый характер. Уж кому, как не Эвелине, дизайнеру интерьеров по образованию, это знать.

Она едва удержалась от желания рассмотреть фигурку поближе. Но нет, благоразумнее ничего не трогать, когда находишься в доме человека, которого молва наградила не самыми лестными эпитетами.

Эвелина уже собиралась мирно опуститься в кресло, когда воздух разрезал пронзительный детский визг.

Настолько отчаянный, что сердце Эвелины ухнуло в пятки.

Не раздумывая, она бросилась в коридор — туда, откуда доносился крик.

На бегу едва не сбила напольную вазу, вцепилась в стену, чтобы не поскользнуться, и вылетела к приоткрытой двери, за которой виднелся странный свет — слишком рыжий для зимнего вечера.

Эвелина вбежала в комнату и увидела нечто, чего уж никак не ожидала увидеть.

Небольшая софа была охвачена пламенем, с которым боролась маленькая девочка в розовом платьице. Оружием ей служил графин с водой.

ГЛАВА 3. Госпожа в пальто

Вот и он.

Мужчина, о котором шептался весь остров.

И, надо признать, шептался не зря.

Высокий, подтянутый, в стального цвета сюртуке, который безупречно сидел на широких плечах.

Ни одна сплетница Лиреи не преувеличила — Эйден Греймонт действительно был красив.

Но не той слащавой красотой, которой обладают изнеженные светские бездельники, а красотой знающего себе цену человека — опасной и притягательной, от которой лучше держаться подальше, если не хочешь приключений на свою голову.

Эвелина сомнительных приключений не хотела, поэтому и не собиралась пристально изучать этот образец мужской привлекательности. Ей ведь только письмо вручить. Но всё же небрежным взглядом по нему скользнула. Заметив и отметив несколько деталей.

Его тёмные волосы чуть вились у висков, а одна из прядей густой шевелюры неожиданно была гораздо светлее. Глаза — серо-стальные, пристальные, внимательные. Из тех, что не просто смотрят, а оценивают, взвешивают… и при необходимости выносят приговор.

Он просто стоял в проёме, почти неподвижно, но пространство вокруг, казалось напряжённым и намагниченным.

Всё в нём — осанка, разворот плеч, пронзительный взгляд — говорило о власти. Безусловно, этот человек привык приказывать. Не повышая голоса. И, судя по всему, привык, чтобы его слушались даже мебель и сквозняки.

Эвелина вдруг поймала себя на мысли, что представляла встречу с ним совсем иначе. Как-то более скучно и прогнозируемо, а не вот это всё: пожар, её героическая борьба со стихией при помощи собственного пальто, визжащие дети.

Стоп… дети?

Так это его дети?! Хотя… а чьи же ещё? Ведь девочка назвала его папой.

Неожиданное открытие.

Выходит, что Греймонт не только красавец-магистр-советник, но ещё и отец.

В Лирее, конечно, ходили слухи, что когда-то он был женат — и что-то там пошло не так. Брак закончился скоропалительно и таинственно. Супруга то ли исчезла, то ли сбежала. “По невыясненным причинам” (а в Лирее это почти всегда означало — “причины очень даже выяснены, просто неприлично о них говорить”).

Но, похоже, в этом браке остались дети. И теперь он воспитывает их сам. Что, к слову, выглядело довольно неожиданно — обычно ведь всё бывает наоборот: если брак распадается, дети остаются с матерью.

Эвелина перевела дыхание, пытаясь осознать всё сразу — мужчину, детей, запах гари и пепел на полу.

И тут в её голову пришла другая, куда более насущная мысль.

Платье!

Точнее — дыра на платье!

Именно та, из-за которой сегодня утром Эвелина с чувством философского смирения заключила, что “хорошо хоть зима”.

Она ведь тушила пожар, стоя к Греймонту спиной. Он не мог не заметить прореху.

Великолепно, просто великолепно.

Хотя… было ли ему дело до её прохудившегося платья, когда в доме пожар? Приличные мужчины, в таких обстоятельствах глазеют не на прорехи, а на пламя.

Решив, не развивать мысль дальше, Эвелина рванула к пальто. Вернее, не то что бы рванула, а попятилась, стараясь, не поворачиваться к Греймонту спиной, при этом сохраняя полную невозмутимость. Схватив пальто с софы, она быстро накинула его на себя.

Пусть и пахнет гарью — зато прикрывает стратегически важные участки.

Застёгивая пуговицы, Эвелина ухватилась за первую попавшуюся оптимистичную мысль: если уж судьба решила познакомить её с королевским советником, то, по крайней мере, теперь он не забудет этот день. Вряд ли кто-то ещё появлялся в его жизни с дымком и дырой на подоле.

— Папа! — девочка подбежала к Эйдену схватила его за полу сюртука и с полной серьёзностью сообщила: — Папа! ОНО снова случилось!

В тот момент Эвелина не придала значения этому “ОНО”. А зря.

Эйден наклонился к дочери и внимательно всмотрелся в её лицо. Взгляд стал мягче — впервые за всё время, что Эвелина его видела.

— Не испугалась? — спросил он спокойно.

Малышка энергично замотала головой.

— Нет! Я всё делала, как ты велел! Кричала громко-громко! Я же громко кричала?

— Ты всё сделала правильно, — серьёзно подтвердил он и провёл рукой по её волосам.

Девочка засияла, словно забыла, что минуту назад тут бушевало пламя. Гордо вздёрнув подбородок, она добавила:

— И я не только кричала, я хотела потушить, — малышка показала отцу графин, — но не получилось… — она вздохнула. — Но потом пришла вот эта госпожа в пальто, и у неё получилось!

Теперь она повернулась к Эвелине.

Их взгляды встретились.

В глазах малышки не было ни капли страха от пережитого — в них сверкало живое, яркое любопытство и даже, кажется, лёгкое восхищение. Похоже, девочку впечатлило, что Эвелина пожертвовала пальто, спасая софу.

Эвелина улыбнулась. Уж если кто и заслуживал восхищения, то это сама малышка, которая бесстрашно пыталась совладать с огнём.

Сколько ей? Лет пять? Эвелина не умела определять детский возраст. Но девочка была само очарование. Таких милых детей Эвелине ещё не приходилось видеть. Хотя она не так уж много их и видела. Жизнь складывалась так, что общаться приходилось в основном со взрослыми. Эвелина как-то и внимания не обращала, какими обычно бывают дети. Но эта кроха невольно приковывала взгляд.

У неё были светло-каштановые волосы, которые мягкими завитками спадали на плечи, розовые щёчки и огромные янтарные глаза.

Хитрющие.

Эвелине вспомнилась фигурка лисы на каминной полке. Девочка была чем-то похожа на неё. Милый лисёнок.

Эйден выслушал рассказ дочери до конца и перевёл взгляд на Эвелину.

— “Госпожа в пальто”, — повторил он за дочерью с лёгкой иронией. — Так зовут нашу спасительницу?

Хорошо хоть не “конь в пальто”.

— Эвелина Брави, — уточнила она. — Я почтальон. Временно. Пока Фион Эшли болен. Пришла вручить письмо. Вы ведь господин Эйден Греймонт?

— Да, это именно он — королевский советник и магистр, — ответил Вэн-Чан, неожиданно появившийся в двери. Потом, обращаясь к Греймонту, добавил: — Ваша светлость, я как раз искал вас, чтобы сообщить о прибытии почтальона.

ГЛАВА 4. Предложение, от которого нельзя отказаться (но очень хочется)

Кабинет Эйдена Греймонта выглядел подчёркнуто строго.

Высокие окна с металлическими переплётами, массивный стол из тёмного дерева, стеллажи с книгами, расставленными ровными рядами. Даже камин тут пылал, казалось, не ради уюта, а ради дисциплины — сурово и взыскательно, чтобы ни хозяин, ни гости не расслаблялись, а были в тонусе.

Если бы Эвелину попросили дать оценку увиденному, она поставила бы троечку. И то с натяжкой. Профессиональному дизайнеру интерьеров работы тут непочатый край.

Эйден пригласил её сесть. Сам занял кресло напротив.

Эвелина попыталась сообразить, зачем её сюда пригласили. Оставалось надеяться, что её не обвинят в пожаре и не выставят счёт за испорченное покрывало.

— Мне показалось, — спокойно начал Греймонт, — что вы ищете постоянную работу.

Во внимательности ему не откажешь. Он не упустил, что Эвелина назвала себя временным почтальоном.

— И у меня как раз есть предложение, — продолжил он мысль.

Видимо, в доме не хватает прислуги. Возможно, ему нужна горничная или… дворник?

Что ж, если подумать, неплохой вариант. Пусть хозяин мрачноват и опасно красив, зато дворецкий — чудо. Хотя… этот пожар в детской всё же настораживал. Что стало причиной? Свечу, что ли, сквозняк опрокинул, или что?

Да и слухи о “проклятом доме” тоже.

Но, с другой стороны, кому сейчас легко?

Эвелина уже мысленно подсчитывала плюсы и минусы, когда Греймонт разрушил все её предположения одной фразой:

— Мне нужна няня.

Эвелина чуть не поперхнулась воздухом.

— Няня? Я?.. — переспросила она, надеясь, что ослышалась.

— Да, — без тени улыбки подтвердил он.

— Простите, но это нелепо! — поспешно возразила она. — У меня нет опыта. Ни малейшего! Я не умею… нянчить!

Детские капризы, питание согласно возрасту, распорядок дня. Эвелина обо всём этом не имела ровным счётом никакого понятия. А интернета здесь, увы, нет, чтобы быстро нарыть нужную информацию.

— Нет-нет, — повторила она. — Вашим детям нужна профессиональная няня, а не я.

— У них уже была профессиональная няня, — спокойно ответил Греймонт. — И не одна.

Он говорил ровно, но в его голосе проскользнула усталость.

— Все заканчивалось одинаково. Они либо сами сбегали, либо я их увольнял. Не далее, как пару часов назад, мы лишились очередной.

— У вас, должно быть, очень высокие требования, — заметила Эвелина с попыткой юмора. — Если даже профессиональные няни не справились, я уж точно не подойду. У меня ни писем рекомендательных, ни дипломов.

— Дело не в этом, — отрезал он. — У них как раз было всё перечисленное. Только ни одна не задержалась дольше пары недель.

Эвелине вдруг в голову пришла догадка. Вспомнились слухи о проклятии. Что только люди не говорят об особняке Греймонтов. А может, и его столичный дом был ничуть не лучше.

— Боюсь, я догадываюсь в чём дело, — она легонько улыбнулась. — С домом что-то не так? Люди говорят, будто особняк проклят. Может, няни сбегают, потому что… происходят странные вещи?

Как, например, сегодняшнее возгорание.

Греймонт качнул головой.

— Проклят? — переспросил он с лёгким оттенком иронии. — Боюсь вас разочаровать, но никаких привидений, духов и прочих мифических существ здесь не водится. Неужели вы в это верите?

— Разумеется, нет, — поспешно ответила Эвелина.

Дом, и правда, показался ей достаточно милым. Старый, излишне строгий, но энергетика позитивная. Как дизайнер интерьеров, она бы почувствовала, если бы тут было что-то “не то”. Хотя, дали бы ей волю, она, конечно, кое-что здесь поменяла. Особенно тщательной и радикальной перепланировке подвергся бы кабинет хозяина.

— Отлично, — прервал Эйден поток её мыслей. — Тогда перейдём к делу. Я буду платить вам сто фьоров в неделю.

У Эвелины на миг закружилась голова. За день работы почтальоном ей платили два фьора. За неделю набегало четырнадцать, если работать без выходных. А тут СТО?

Она не верила своим ушам. Здесь явно крылся какой-то подвох. Серия новых скептических мыслей вспыхнула в голове. Одну из них Эвелина решила озвучить.

— Простите, но… вы предлагаете стать няней совершенно постороннему человеку. Вы меня не знаете. Разве не будет вам тревожно оставить детей под моим присмотром?

Греймонт взглянул на неё с лёгкой тенью улыбки.

— Если дети будут с вами, я хотя бы буду уверен, что в случае пожара вы знаете, что делать. Ваш сегодняшний поступок говорит о вас гораздо больше, чем любое рекомендательное письмо.

Эвелина прикусила губу. Вот ведь…

— Предлагаю приступить сегодня же, — продолжил Греймонт, как ни в чём не бывало. — Лучше прямо сейчас. Хотя, — его взгляд скользнул по её пальто, — понимаю, что вам, возможно, нужно побывать дома… переодеться.

Эвелина ощутила, как заливается краской. Нет, не от смущения, а от возмущения.

Значит, он всё-таки заметил.

Прореху.

И, судя по выражению лица, оценил по достоинству.

Как смеет он так иронично ухмыляться, когда должен был бы просто ничего не заметить, а уж если заметил, то не показывать виду?!

А каким сделается выражение его лица, когда он узнает, что переодеться ей не во что? И всё же Эвелине ничего не оставалось, как сказать правду.

— Переодеться? — переспросила она с напускным спокойствием. — Боюсь, это невозможно. Это… моё единственное платье.

Он приподнял бровь, явно удивлённый.

Эвелина понимала, что должна дать какое-то объяснение. Это действительно немного странно, когда девушка её возраста не имеет гардероба.

— Раньше я жила на Большой Земле, — начала она. Большой Землёй жители Лиреи называли материковую часть королевства. — В моём доме случился пожар. Сгорело всё. Поэтому я приехала на остров — начать жизнь заново.

Простое объяснение. Оно уже не раз её выручало.

Обычно люди верили.

Поверит ли он?

Эйден какое-то время молча смотрел на неё. Потом сказал тихо, почти задумчиво: