Молохи. Пепел наших душ. Том I. Альянс

Глава1

Ангел пал.

Он валялся на пыльном паркете, прямо у моих ног, и скалился осколками переломанных крыльев.

На лбу проступила холодная испарина. Сердце запоздало подпрыгнуло, совершило кульбит и рухнуло куда-то в область желудка.

От взметнувшейся глиняной пыли запершило в горле, и я сорвалась на кашель, сквозь который вырвался судорожный всхлип. Благо, никто не услышал. Мастерская скульптуры академии художеств была пуста. Выпускники уже успели перенести свои работы в залу для просмотров.

Останки фактурных крыльев пронзали жёсткие проволоки каркаса. Они казались металлическими пиками, на которых ангела распяли. Распяли всего за день до защиты дипломной работы.

Опустившись на колени перед бесславно погибшим, я стянула тонкую кожаную перчатки и неуверенно коснулась расколотого надвое умиротворённого лица. Пальцы опять затрясло. Тремор усиливался. Контролировать это невозможно.

Вот она – плата за мою неосторожность. Шесть лет в стенах академии я не теряла бдительность. Шесть лет усилий, чтобы за день до сдачи дипломной на выходе из уборной не надеть перчатки, потому что руки ещё не высохли. И чтобы на облезлой дверной ручке мои пальцы встретились с сухонькими пальцами преподавателя искусствоведения, который просто перепутал уборные?!

Игнат Васильевич, разменявший в этом году восьмой десяток, врос в академию настолько, что категорически отказывался уходить на заслуженный отдых. По натуре он трудоголик. Если не работает, значит не живёт.

Руководство академии было не против. В конце концов, искать нового преподавателя всегда дополнительный стресс, да и в ведении Игната Васильевича не было прикладных специальностей, где могли понадобиться руки. С руками у него была беда. Прогрессирующий тремор.

В момент, когда меня коснулись в обшарпанном коридоре у уборных, я уже знала, что меня ждёт. Но рискнула переносить скульптуру ангела одна. Просить о помощи было некого. Я специально приехала в мастерскую попозже, когда сокурсники уже разошлись, чтобы лишний раз ни с кем не столкнуться в суматохе подготовки выпускных работ.

Как оказалось, всего предугадать невозможно. Стиснув зубы, я отшвырнула кусочек крыла, который до этого бездумно крутила в пальцах, натянула перчатку и выудила из кармана куртки мобильный.

- Аристрах Георгиевич, можете спуститься в мастерскую?

Едва мой научный руководитель переступил щербатый порог, с его лица стекла фирменная полуулыбка. Аж пышные усы обвисли. Так стыдно перед ним мне не было никогда. Он ведь единственный, кто в меня верил и подбадривал на протяжении лет. Кто привёл меня в академию, дал шанс. А я возьми и разбей этот шанс на десятки глиняных осколков.

- Элина… Ну как же… - Аристарх умолк, пытаясь подобрать слова.

Цензурных явно не было, а он не привык выражаться, поэтому надолго умолк. Питерская интеллигенция. Такой спектр эмоций в одном лишь взгляде.

- Простите, я… - руки пришлось засунуть в карманы куртки поглубже. Пальцы безостановочно потряхивало, - я не удержала. Что будет с дипломной? – голос предательски дрогнул, - Меня не допустят?

Тратить время на оправдания я не видела смысла. Как любит говорить брат: оправдания делу не помогут. Отрефлексировать я ещё успею, в одиночестве.

Аристрарх тяжело вздохнул и облокотился о пыльный станок.

- Не допустят, - изрёк он таким тоном, словно сообщил мне о текущей смене в расписании занятий. И усмехнулся.

За годы в стенах академии я неплохо изучила Аристарха Георгиевича. За такой усмешкой обычно следовала очередная правда жизни.

— Это первая, но далеко не последняя разбитая работа в твоей жизни, - мой научный руководитель присел подле падшего ангела и развернул его лицом вверх. Половина головы, окончательно отколовшись, с глухим стуком упала на паркет, - Просто так сошлось, что она оказалась значимее других. Но будут биться ещё. Ты свыкнись с этой мыслью. На полотна проливают кофе или что покрепче, компьютерные вирусы сжирают файлы с рукописями, скульптуры разбиваются… Всё это – естественная и неотъемлемая часть творчества.

Я внимательно наблюдала за Аристархом. Доля истины в его словах была, но…

- Приёмной комиссии мне сказать то же самое?

- Они и так знают, - Аристарх поднялся, отряхнул руки от глиняной пыли и лукаво подмигнул, - но многие стыдятся это признать. Бытует мнение, что искусство создаётся на века. Но что в нашей жизни идеально? Всё в ней конечно. И ты, и я. И он, - научный руководитель кивнул на останки ангела, - Жаль, ему был уготован очень короткий век. Главное – не событие, главное твоя реакция на него.

Тяжесть в районе солнечного сплетения отпустила. Даже тремор поутих. Слова Аристарха Георгиевича зачастую имели эффект седативного. Несомненно, это один из его главных талантов – психологически откачивать сникших студентов.

- Так… когда мне можно пересдать дипломную?

- Правильный вопрос, - на лицо Аристарха вернулась фирменная полуулыбка, - я договорюсь с комиссией на сентябрь. Думаю, лета будет достаточно, чтобы восстановить скульптуру. Или ты можешь сделать новый проект.

***

Несмотря на порывы совсем не летнего ветра и нависшие над головами рваные тучи, на вечерней набережной было многолюдно. Свернув на Дворцовый мост, я остановилась у перилл.

Отсюда до академии художеств рукой подать. Величественная многоколонная глыба, охраняемая невозмутимыми сфинксами и прыткими грифонами, застыла по правую сторону неспокойной Невы. Казалось, каждая скульптура смотрит на меня с неодобрением.

Таблетки, выписанные Игнату Васильевичу, подействовали минут через десять. В закреплённой за ним аудитории, которую он через раз забывал запирать, в ящике стола, втором снизу, в аляпистой коробочке под кипами бумаг лежала его заначка.

Глава2

- Уже закончила? – голос Сашки звучал издалека и едва перекрывал шум двигателя. Не люблю, когда звонят с гарнитуры.

- Да, иду к метро, - подчеркнуто беззаботный тон дался мне с трудом.

Хлопнула дверца машины, пиликнула сигнализация. Очередной вызов. Куда ему ещё посреди рабочего дня выезжать?

- Как подготовка к защите прошла?

Как-как… мимо. Приложив сотовый вплотную к полыхавшему уху, я сглотнула.

- Дома расскажу, - окончание и без того короткой фразы проглотила – голос предательски срывался.

- Лина…- в тоне брата промелькнуло напряжение. Каким-то шестым чувством он всегда улавливал аромат грядущей или уже свершившейся катастрофы, - ты…

- Визионер, наконец-то! – чей-то резкий голос ворвался в динамик сотового, заглушив голос брата, - Тут поплавок заждался, мхом скоро покроется!

- Имей совесть! – прикрыв трубку, гаркнул Сашка кому-то в ответ.

Пренебрежительного отношения к своим клиентам брат не любит. Разумеется, ответить они не в состоянии, но это далеко не повод давать им сомнительные прозвища.

Вслушиваясь в прерываемую звуками улицы перепалку брата с сотрудником полиции, я облокотилась о шершавую периллу и бездумно уставилась вниз.

Вязкие чернила волн вновь и вновь нападали на каменную кладку стен. Таранили опоры. Вновь и вновь в их объятиях умирала ажурная сетка грязноватой пены.

Реки и каналы Петербурга всегда притягивали нездоровое внимание людей. Добровольно перешагнуть перилла или избавиться от останков своеобразным способом – особенность города на Неве. Каждое третье тело, извлеченное из воды, напоминает конструктор в разобранном состоянии.

- Лин, извини, я на вызове, - обо мне всё же вспомнили, и в трубке опять зазвучал сосредоточенный голос брата.

- У вас утопленник? – я машинально подскрёбывала сетку облупившейся зеленоватой краски. Перилла моста будто сбрасывала змеиную чешую, отслужившую свою службу, - целый? Свежий или мыло?

- Спросила бы нормально, задержусь я или нет, - хмыкнули в ответ.

- Я и спрашиваю нормально.

Хотелось переключить внимание на что-то иное, пусть это и очередная жертва обстоятельств.

Если тело омылено, значит далеко не первой свежести. С таким проблем не оберешься. А уж если по частям - здравствуй ночная смена. И бесполезно доказывать брату, что клиент не встанет и не убежит, а безропотно подождёт его в судебном морге до утра.

- Сегодня буду вовремя, - Сашка лаконично распрощался и нажал на сброс. Видимо, поплавок и впрямь его очень ждал. А вместе с ним и изнывающий от холода и сильного ветра наряд полиции.

Брат всегда мог вынести вердикт по первому поверхностному осмотру тела – убийство, смерть по неосторожности или же несчастный сам наложил на себя руки. Без уатопсии и гистологических экспертиз. Поэтому с первых месяцев работы в бюро судмедэкспертизы к нему прицепилось прозвище Визионер.

Коллеги небрежно фыркали, следователи снисходительно улыбались, и все как один в пылу азарта делали ставки. И когда заключение о вскрытии подтверждало предположение Сашки, раз за разом с кислой миной выворачивали карманы.

Вскоре их пыл поиссяк, всем без исключения наскучило просаживать львиную долю и без того небольших зарплат. Пришли к выводу, что подобная чуйка врожденная, на уровне интуиции, а это не каждому дано.

Я же за годы работы брата в бюро научилась различать в его голосе полутона. Он уже знает, кто перед ним сегодня.

К самоубийцам у Сашки нет ни капли сочувствия, хотя он никогда не говорит это вслух. Его выдаёт голос, подчёркнуто сухой, монотонный, как кардиограмма испустившего дух человека. От такого голоса у меня всегда начинает першить горло, как сейчас.

Автомобильный гул и неразборчивый гомон снующих мимо людей постепенно глохли. Оставался лишь убаюкивающий шелест чёрной воды. Она довольно лоснилась и казалась сытой. Совсем недавно кто-то добровольно отдал ей свою жизнь…

Волны, похожие на щупальца осьминога, вальяжно перекатывались как в замедленной съёмке. Уже невозможно было разобрать, в какую сторону направлено течение. Оно извивалось, закручивалось в спираль, сталкивалось с собой же, рассыпаясь мириадами капель…

- Простите, но лучше не надо…

Возвращение в реальность оказалось резким, почти болезненным. Вздрогнув, я рассеянно уставилась на приземистого лысоватого мужичка. Он замер в паре метров от меня, сжимая ручку блестящего дипломата, словно она была его единственной опорой.

- В смысле? – накрыло ощущение, что я оказалась посреди монолога, начало которого благополучно прослушала.

Дёрганым жестом мужичок вернул сползшие очки в роговой оправе на переносицу.

- Ну… вы же думали о …- его взгляд нервно скакнул к периллам и снова вонзился в меня.

Глава3

Неужели со стороны я выглядела настолько жалко, что меня приняли за потенциального самоубийцу?

Хотя, какой ещё вывод можно сделать, заметив, как юная дева, перегнувшись через периллу, с каменным выражением лица пялится на водную гладь?

Фыркнув, я одёрнула лямки рюкзака на плечах.

- Ещё чего.

Обогнув приосанившегося мужичка, я рванула вперёд, на ходу выудив из кармана мобильный.

Сашка раньше одиннадцати точно не появится. Ещё полчаса назад я планировала провести вечер по-другому. Наглухо закрытая дверь спальни, кружка имбирного чая с мятой, подборка рока потяжелее. И отсутствие людей в радиусе сотни метров, если в идеале.

Всё, что помогло бы мне собраться с мыслями перед непростым разговором с братом. Горькую пилюлю правды проглотить ему сегодня придётся, но я постараюсь её подсластить.

***

Кофейня в сердце старого двора-колодца не пользовалась популярностью. Редкий посетитель забегал сюда даже в вечерний час пик.

Честно говоря, заведение нуждалось в грамотной пиар-кампании, а не в гигантском настенном барельефе древнего дуба, над которым я корпела пару недель.

Благо, труды не прошли даром, выглядел он внушительно.

От массивного ствола с детально проработанной фактурой шершавой коры тянулись толстые ветви, на каждой из которых расположилось по стеклянной полке, заставленной разноцветными бутылями.

Заказчик поддержал мою идею необычного оформления бара.

– Какие люди! – скучающий бармен встрепенулся, заслышав перезвон дверного колокольчика.

Ещё и на смену Игоря нарвалась.

Не скажу, что мы не ладили. Просто я быстро устаю от чересчур прилипчивых людей, которые напоминают растаявшую на солнце жвачку. Один раз вляпаешься, вовек с подошвы не отдерёшь.

К тому же Игорь понятия не имел о существовании дезодоранта. В последнее время от него стабильно несло какой-то дикой смесью пота и солярки, словно он подрабатывал дальнобойщиком, и сразу же после очередного рейса шёл на смену в кофейню, даже не приняв душ.

Как ни странно, тошнотворный запах не был ни для кого помехой. Ни посетители, ни хозяин заведения и носом не вели. Разве что город накрыл вирус, и у всех напрочь отбило обоняние. У всех кроме меня.

– За оплатой зашла, – я сдержанно кивнула.

В телефонном разговоре мой тон звучал так безапелляционно, что заказчик торжественно объявил - он готов-таки рассчитаться за выполненную работу.

– Мучиться до конца смены осталось полчаса, – заговорщицки подмигнув, Игорь выудил из кармана брюк белую расческу с редкими зубьями и заученным движением прошелся по прилизанным волосам, – подождёшь – подброшу.

Разумеется. И великодушно сделает крюк через полгорода. Задаром.

Бармены с сальным взглядом и переизбытком геля для укладки на шевелюре у меня не в почёте.

А уж истерзанная жвачка, с которой Игорь не в силах расстаться ни на минуту, вообще весомый повод для расстрела.

– Мне на метро быстрее, - я с благодарностью приняла из рук бармена стакан минеральной негазированной и уселась на высокий стул, - брату обещала не задерживаться.

Соврала на автомате. Ничего я не обещала, и спешить некуда. Но страх сдохнуть в салоне машины Игоря от интоксикации оказался сильнее желания оттянуть неприятный разговор с Сашкой.

Вместо ответа Игорь в мгновение подобрался и уставился за моё плечо. Даже активно двигать челюстью перестал.

Секунду спустя ловко выудил из-под барной стойки терминал и ринулся в зал. Похоже, на официантке владелец кофейни продолжал экономить. Стабильность.

Со стороны входа вновь звякнул колокольчик. К моему неудовольствию, дальше бара посетитель не сунулся.

Приземлился в полутора метрах от меня, закинув мотоциклетный шлем на узкую столешницу. Я украдкой скосила глаза вбок.

Взгляд зацепился за массивные военные берцы, скользнул по стёртым джинсам цвета мокрого асфальта и по привычке пополз вдоль рукава кожаной куртки к пальцам.

Бледные и жёсткие, с тонкими прожилками синеватых вен, они походили на вырезанные из белого мрамора. Недостаточно грубые для руля мотоцикла. Недостаточно обветренные и мозолистые. Такие часто принадлежат людям искусства.

Он точно правша. На фаланге среднего пальца правой руки характерный мозоль. У меня тоже такой есть, от скульптурных стеков. Я очень редко выпускаю их из рук.

Что именно сжимают его пальцы почти каждый день? Кисть? Стилус? Резец?..

За барной стойкой вновь возник Игорь.

- Слушаю вас!

- Вермут, – от хрипловатого низкого голоса неприятно завибрировали позвонки.

Мой взгляд нехотя переместился с пальцев посетителя на его сосредоточенный профиль.

Чёрные чуть влажные от вечерней мороси волосы беспорядочными прядями падали на лоб. Трёхдневная щетина, впалые скулы, взъерошенный и бледный, как после приступа морской болезни.

Наверняка света белого не видит. Гоняет ночи напролёт, а дни коротает, отсыпаясь.

На его фоне прилизанный бармен в чопорной сорочке и с дежурной приклеенной полуулыбкой смотрелся карикатурно.

- Разрешите ваш паспорт, - дрогнула ямочка на гладко выбритом подбородке Игоря.

Усмехнувшись, мотоциклист принялся шарить по карманам.

Признаться, это лишнее. Ему, как и Сашке, лет тридцать. Может, немногим больше. Чуть шире в плечах, чуть ниже, да кто ж за Сашкой с его метром девяносто угонится…

Опять начинаю сравнивать, неосознанно. А как иначе, когда живешь с кем- то бок обок слишком долго?

Порой мелькает робкая мысль переехать. Мелькает и тут же обречённо сгорает, как испуганный мотылек, случайно залетевший в толстый пыльный плафон старой люстры.

Как же моя мастерская? До неё всего пара шагов по коридору, до порога комнаты, которая давным-давно была спальней мамы. Как же моя несостоятельность? И, в конце концов, то чувство, когда, возвращаясь домой, понимаешь, что ты здесь не один. Когда не знаешь, как это – по-другому…

Глава4

Сморгнув, я попыталась всмотреться, но документ уже звучно захлопнули и небрежно бросили на столешницу рядом.

Бармен же, как ни в чём не бывало, смахнул с полки бутыль вермута и виртуозно наполнил бокал. Одного глотка мотоциклиста хватило, чтобы его ополовинить.

- Бутылку оставь. И намешай двойной эспрессо.

Поджав тонкие губы, Игорь кивнул. Ненавязчивую музыку кофейни разбавило мерное гудение кофе-машины.

Двойной эспрессо вдогонку горячительному – самое то на ночь глядя. А после этот пассивный самоубийца сядет за руль.

Язвительная мысль сделала крутой вираж, и взор снова прилип к фактурной обложке паспорта. Мраморные пальцы отстукивали по ней дробный ритм.

Нет, наверняка показалось. Это точно из-за недосыпа последнюю пару недель. Не может там не быть фото, это же бред…

Запах свежезаваренного кофе хоть как-то заглушил исходящее от Игоря амбре. Ноздри посетителя заметно дрогнули, едва перед ним поставили чашку умопомрачительно пахнущего эспрессо.

– Какого чёрта сахар добавил?

С лёгкого толчка мотоциклиста наполненная до краёв чашка со скрежетом проехалась по лакированной столешнице.

Игорь едва успел подхватить её на краю. Горячее содержимое щедро хлестнуло его по рукам. Зашипев, бармен принялся отряхивать мокрые пальцы. Белоснежной сорочке тоже досталось. На животе стремительно расползалось кофейное пятно.

– Погоди! – вскочив, я обогнула барную стойку и лихорадочно закопалась на полках. Где-то здесь точно валялись бумажные полотенца, – держи!

Подвернулся бы под руку кусок мыла, всунула бы и его вдогонку. Вдруг догадались бы воспользоваться.

Распотрошив рулон, Игорь принялся суетливо оттирать безнадёжно испачканную ткань.

– Я спешу, – мотоциклист напоминал индийскую кобру за мгновение до прыжка, перед которой мельтешил пушистый белый кролик.

– Прошу прощения… – Игорь стремительно посерел, задёргался как неврастеник и вновь ринулся к кофе-машине.

С появлением хамоватого мотоциклиста он вообще резко осунулся и сник. Обычно его нос разве что за потолочные лампы не цепляется, а сейчас взгляд упорно сверлил плинтуса.

Через минуту перед придирчивым посетителем стояла свежая порция.

Игорь, попятившись, устремился в направлении подсобки, унося с собой шлейф вони, которая стала ещё невыносимее, если такое вообще возможно. Видимо, у мотоциклиста избирательно обоняние, раз её он не учуял.

Мой неприязненный взгляд истолковали по-своему:

- Прости, малая, сегодня не угощаю, - не поворачивая головы, мотоциклист закрутил в бокале остатки вермута, осушил его одним махом и вновь потянулся к бутылке.

Прощаю, отчего б не простить. А печень моя так вообще ему руку пожмет.

- Я не пью.

- Понятно. Значит, ты из этих…

Усмешку сдержала с трудом. Схема стара как мир.

Отказ, пренебрежение, провокация на диалог. Наживка, жирная и блестящая, так и манила проглотить себя вместе с крючком.

Любая другая на моём месте точно захотела бы уточнить, что он имеет ввиду. Из любопытства, неприязни, уязвлённого самолюбия… И точно начала бы уверять, что к «этим» она отношения не имеет.

Слово за слово, неумелая попытка отстоять свою значимость в глазах совершенно незнакомого человека, и ты уже болтаешься на его удочке. Причём, думая, что дело обстоит наоборот.

Да, наблюдать за людьми со стороны мне комфортнее, чем вступать с ними в диалог. И гораздо безопаснее. Да и лимит общения на сегодня был превышен в разы, но гулять так гулять.

- Нет, это ты из этих.

Глава5

Колючий, как кольца тюремной проволоки, взгляд впервые ударился о мой. В правой брови, рассечённой длинным косым шрамом, хищно блеснула спираль пирсинга.

- Из тех, кто сперва пускает горячительное по венам, а потом стрелка спидометра ползет под двести в черте города, - усмехнувшись, я сделала щедрый глоток воды, - И вот он, ветер свободы, до первой фуры или ни в чём неповинного столба. Миг, и стальная малютка превращается в покореженную груду металлолома. А ты – в мазню на асфальте. И она даже отдаленно не напоминает человека. Больше походит на втертый в кусок тоста слой клюквенного джема. Втертый наспех, неравномерно. И тогда те, кому не повезло дежурить на труповозке именно в этот день, отскребают тебя от асфальта долго и мучительно, как слой пригоревшего жира от старой сковородки. И сливают в мусорные пакеты. Твоё здоровье.

Приподняв полупустую бутылку, я вновь отпила.

- Впервые встречаю, чтобы так пеклись о моём здоровье, - насмешливый тон мотоциклиста никак не вязался с взглядом, которым он оценивающе буравил мой профиль. Таким впору смотреть через прицел винтовки, - Польщен, но я не привык к таким темпам, не серчай.

А он неплохой манипулятор. Искусно умеет переворачивать всё с ног на голову. Делает акцент лишь на том, что выгодно ему, при этом обесценивая всё неугодное. Горбатого могила исправит. Впрочем, такими темпами он уже скоро в ней окажется.

Благо заказчик, лысоватый крупногабаритный мужчина неопределённого возраста, соизволил вспомнить о встрече.

– Элина! Рад, что забежали, – проплыв между столиков с грацией облачённого в балетную пачку бегемота, он уселся за крайний и довольно мне отсалютовал.

Хамоватый мотоциклист оказался забыт в ту же секунду. Вскочив с пригретого места, я уселась напротив заказчика.

– Погодите, – но мой энтузиазм быстро угас, едва я приняла тощий, как узник Бухенвальда, конверт, и пересчитала купюры. Похоже, руки действительно ныли неспроста, – эти деньги только расходы на материалы покрывают.

– Кто вас просил тратиться на дорогостоящие? – скупо крякнули в ответ.

Ненадолго у меня отняло дар речи.

– Вы сами настояли, хотя я предлагала другие, бюджетные варианты. И утвердили всё, начиная от эскиза и заканчивая тем, из чего будет выполнена работа.

– Видимо, произошло недопонимание, – заказчик выставил перед собой руки в попытке отгородиться. Затряс пальцами, похожими на охотничьи колбаски, – я бы не согласился на подобные растраты! Вы проявили инициативу, закупив подходящий с вашей точки зрения материал, но я не готов доплачивать за то, о чём не был предупреждён, постфактум.

Впервые я нарвалась на такой откровенный развод. И разумеется, именно сегодня. Жизнь меня прям балует.

– Вы ничего не путаете?

– Крайне редко.

Сколько раз убеждалась, что доверять людям – бесперспективное занятие. Они обязательно будут считать своим долгом поставить тебе подножку. А после станут убеждать, что сама виновата, ведь это у тебя ноги кривые.

Хотя, и впрямь, я виновата сама. Рискнула понадеяться и не составила договор оказания услуг.

Теперь большего из него я не вытрясу, и барельеф с собой забрать не смогу. Это уже часть стены. Попытка его отодрать влетит мне в копеечку. И ко всему прочему в административку. Чего для полного счастья не хватало, так это обзавестись статьёй за порчу чужого имущества.

– Давайте будем откровенны, – владелец кофейни вздёрнул мясистый подбородок, – глядя на качество работы, я бы советовал вам ещё подучиться. Накопить опыт…

Актёр из него никудышный. Недовольный работой заказчик выглядит совсем по–другому. Этот же весь лоснится. Едва сдерживает гордую улыбку, подсчитывая, сколько ему удалось сэкономить.

Чёрт меня дёрнул сюда сунуться! Будто не хватило на сегодня приключений.

Глаза предательски защипало, но я не могла себе позволить расклеиться. Только не сейчас и не здесь. Накопившаяся за день злость покалывала лёгкие и подушечки пальцев, сжимала горло и пульсировала в висках.

Глухой рокот со стороны бара раздался словно издалека. Как первый раскат грома, предупреждая, что ясным небо над головой останется совсем недолго. Стеклянные полки, натужно скрипнув, с грохотом ухнули вниз.

Глава6

За спиной громыхнул визгами хор немногочисленных посетителей.

Я же заворожённо наблюдала, как по выпуклым изгибам ветвей и стволу древа хлынул водопад из смеси янтарного коньяка, бордового полусладкого и многочисленных сиропов.

Кое-где толстые стёкла гранёных бутылок скололи верхний слой барельефа, обнажая белый гипс.

Было ли мне жаль?

Да такой кайф я в последний раз испытывала, когда вместо того, чтобы прогуливаться по палубе небезызвестных Алых парусов, устроила во дворе дома костёр из школьных тетрадей. Каждый встречал рассвет выпускного бала по–своему.

Едва вскочив, заказчик вновь осел на стул, хватая ртом воздух как жирный сом в обмелевшей речушке.

– Кто перегрузил полки?! – на фоне приглушённого гомона голос владельца кофейни звучал подобно набату.

Из кладовой высунулась посеревшая физиономия Игоря и тут же скрылась в её недрах. Похоже, бармен предпочёл, чтобы праведный гнев обрушился на голову его сменщику.

– Элина! – изворотливости владельца кофейни можно было позавидовать, - Вы готовы подойти завтра, чтобы подправить композицию?

– Вряд ли, - уверена, моя улыбка больше походила на оскал, - у меня ещё недостаточно опыта.

Пора убираться восвояси и забыть сюда дорогу.

Засунув злосчастный конверт в рюкзак, я развернулась и ринулась к выходу. Пролетела на всех парах мимо разгромленного бара.

На столешнице подмигнула белоснежным боком чашка из-под кофе. Пустая. И ополовиненная бутылка вермута.

Хамоватого мотоциклиста и след простыл. Я даже не заметила, когда он успел покинуть кофейню. Причём, даже не расплатившись, но это не моё дело.

Истерично звякнул колокольчик над дверью. Давящий тёмный потолок душной кофейни сменился ночным полотном грязно-серого неба.

Белая питерская ночь больше походила на густые сумерки. Город дремал в плену мелкой мороси. Такой, что даже зонт раскрывать глупо. Достаточно накинуть капюшон и поднять воротник повыше.

Огибая чёрные провалы луж, я юркнула под своды тускло освещённой арки. Гулкое эхо норовило укусить за пятки.

Вырезанная в створке ворот калитка, мерзкий скрипнув петлями, нехотя выпустила меня из давящего тоннеля в безлюдный переулок. Напоследок панибратски лупанула по плечу и звонко захлопнулась, удовлетворённая шалостью.

– Зараза…

С детства я сторонилась арок. Они до сих пор кажутся мне ахиллесовыми пятами на телах домов. Сквозными пулевыми отверстиями. В сумерках они походят на распахнувшиеся пасти неизвестных монстров, готовых в любой момент клацнуть ржавыми решётками зубов.

Вдоль пустынной дороги тихо потрескивали лампы длинноногих фонарей. Ветви деревьев кривыми бледными тенями опутывали сонные дома. Грозные бюсты атлантов, застывшие на фасаде старинного особняка, покорно поддерживали массивный каменный балкон.

Смахнув со лба испарину, я задрала голову, вглядываясь в лица, потемневшие под напором времени и бесконечных дождей.

Эйфорию, накрывшую меня в кофейне несколько минут назад, окончательно вымыла беспричинная слабость. Она булыжником давила на плечи, словно энергию вытянули до капли.

Очередной шаг, и меня резко повело в сторону. Тупая боль взорвала левый висок, эхом отозвалась в правом. Мерный гул в ушах стремительно нарастал и в какой-то миг резко оборвался, уступая звенящей тишине.

Сердце бешено колотилось о стенки горла. Окружающий мир исказился и поплыл. Танцевали стены фасадов, хищно извивались столбы фонарей, асфальт под ногами плыл.

Колени предательски подкосились, и я безвольным мешком осела на тротуар. Дрожащие пальцы, ища опору, с разгона ухнули в лужу, в которую я, собственно, и приземлилась. Промокшая ткань джинсов мерзко липла к ногам.

В ушах шумела и пульсировала кровь. Позвонки ломило. Перед глазами замелькали белые хлопья, будто шутник июнь решил побаловать и без того продрогшие улицы снегом.

Или какая-нибудь сердобольная старушка с верхних этажей твёрдо решила, что ночь – самое время, чтобы хорошенько выбить перьевую подушку. А та, не выдержав хлёстких ударов, разошлась по швам.

- Не отключаться… Только не отключаться…

Пересохшие губы повторяли одно и то же, как мантру. Мутный взгляд взметнулся к небу.

Высеченная из цельного камня статуя над головой шевелилась. Мускулистое плечо с характерным рокотом оторвалось от фасада.

Поигрывая литыми мышцами грудных пластин, атлант подался вперёд. Навис надо мной как дамоклов меч, не забывая поддерживать одной рукой плиту балкона.

Я боялась моргнуть лишний раз. Ещё миг, и он точно сорвётся с фасада. Рухнет мне на голову и задавит насмерть.

Атлант протянул вперёд огромную ладонь, вопросительно изогнул широкую бровь, посматривая сверху вниз пустыми белёсыми глазницами, и в ожидании застыл.

Может, я не заметила, как отключилась? И сейчас валяюсь на мокрой брусчатке, а подсознание взяло к себе в плен и безжалостно со мной играет?

Главное – не событие, главное реакция на него, так ведь?..

Всё это нереально. Нужно доказать самой себе.

Мокрые продрогшие пальцы рассекли повисшую в воздухе россыпь ночной мороси. Мазнули по мороку. И наткнулась на вполне себе осязаемую каменную ладонь.

***
Вот так вот... Что думаете?? Глюки всё-таки у Лины, или действительно что-то происходит?)

Глава7

Галлюцинации не посещали меня никогда. Говорят, они могут туманить сознание, когда температуришь. Что ж, это всё объясняет.

Меня знобило. Следить за здоровьем я бросила в преддверии дипломной. Ложилась спать далеко за полночь, ела когда придётся, и вот результат. Организм не выдержал такой нервной жизни и взбесился.

Домой я добралась на чистом упорстве и диком нежелании прикорнуть где-нибудь у обочины тротуара.

Клацанье дверного замка прозвучало, когда я только ступила на утопавшую во тьме лестничную клетку. Лампочки в парадной перегорали с завидной регулярностью.

Сашка избавил меня от необходимости рыться в рюкзаке в поисках ключей, а потом и тыкать ими наугад в надежде попасть в скважину.

Наверное, у окна караулил. Из кухни открывается обзор на весь двор и входную арку.

- Лин! Я звонил тебе раз десять, - голос брата вонзился спицами в виски.

- Телефон разрядился, - поморщившись, я вползла в прихожую и швырнула рюкзак на тумбу.

В нос ударил аромат свежей выпечки, от которого стало дурно.

- Я же покупал тебе портативную зарядку, - Сашка запустил пальцы в волосы и сжал отросшие пряди чёлки на макушке.

Он всегда так делает, когда нервничает.

Пошутил, ничего не скажешь. Я и к микроволновке не сразу привыкла. Продолжала по привычке разогревать еду на плите ещё добрых месяца три.

Оставив комментарий без ответа, я кое-как стянула с плеч куртку.

Петелька на обратной стороне воротника мазала мимо крючка раза три, прежде чем мне помогли благополучно её повесить.

Собственное тело казалось чужим, как висящее на плечах платье не по размеру.

В серо-зелёных глазах напротив мелькнула тревога напополам с непониманием.

- Что случилось? – брат кивнул на мои мокрые насквозь джинсы, утопавшие в разводах грязи.

- Упала, - губы ровно, как и одеревеневшие пальцы, не слушались и мелко дрожали.

Обогнув хмурое препятствие, я двинулась на кухню. Плывущий взгляд выхватил стопку коробок из ближайшей пиццерии на краю стола.

Избавившись от перчаток, я открутила кран и сунула руки под ледяные струи. Рывками сполоснула лицо и шею. Кожу жгло настолько, что её хотелось содрать, лишь бы стало легче.

Облокотившись о раковину, я отрешённо осматривала бежевый кафельный фартук. Даже в полумраке кухни, разбавленным скупым светом уличного фонаря, было заметно, что фигурная плитка щедро заляпана жиром. Надо бы отмыть…

Мелькающие на периферии сознания бессвязные мысли улетучились вместе с прикосновением брата. Широкая ладонь накрыла мой покрытый испариной лоб.

- Лин, у тебя температура, - глухо пробормотали над головой, - тебе нужно в душ, справишься? Я пока сделаю чай.

Помедлив, я угрюмо кивнула. Озноб не проходил. Всё, чего я сейчас хотела, это отдаться на растерзание горячих струй.

Тёплый душ и чай с мёдом и щедрой ложкой малины отчасти помогли. Меня уже не знобило, но оккупировавший сознание вязкий туман упорно не желал рассеиваться.

Присев на край кровати, Сашка подоткнул мне под бок одеяло.

- Наверняка продуло, - в голосе брата мелькнуло сомнение, будто у него были другие варианты, - ветер сегодня дикий.

Меня хватило лишь на то, чтобы вяло пожать плечами и тут же поморщиться. Мягкая плюшевая пижама, которую я доставала из дальнего угла шкафа только в февральские холода, сейчас покалывала кожу сотнями иголок.

- Лин… это опять случилось? - я не сразу заметила, что взгляд Сашки неотрывно следил за моими пальцами, сжимавшими горячую, уже наполовину опустевшую чашку.

А их в свою очередь периодически потряхивало. Действия таблетки хватила меньше чем на шесть часов…

Оставив кружку на прикроватной тумбочке, я раздражённо размяла руки. Я уже и забыла, каково это – пропускать через себя что-то чужое, инородное.

- Завтра к полудню пройдёт, - в подробности вдаваться не хотелось.

Помолчав, брат вновь подал голос.

- С полудня? Значит сейчас должен быть пик. Что ты приняла?

- Примидон.

- У нас в аптечке есть ещё. Если завтра будет нужно – возьми.

- Нет, уже… не нужно, - залпом допив чай, я закуталась в одеяло по самый нос. Лучше сейчас, сразу и резко, как пластырь содрать, - я не поеду в академию завтра. Я скульптуру свою… того. Разбила. Не будет диплома.

На лице брата не дрогнул ни единый мускул.

Сашка прекрасно улавливал причинно-следственные связи, и понимал с самого начала, что обыкновенным тремором дело не ограничилось.

Повисшая над головой бетонная плита тишины неожиданно раскололась глухим смешком.

- Ну и чёрт с ним, - ободряюще коснувшись моего плеча, скрытого под мягким плюшем, Саша поднялся с матраса, - пересдашь когда-нибудь. А сейчас постарайся уснуть. Если что-то понадобится, я у себя.

Более чем странная реакция. Для Сашки человек без высшего образования – не человек. Может, я его неправильно поняла? Реальность воспринималась урывками.

Верно, сон – лучшее лекарство. Не думаю, что стоит поднимать панику и нестись в больницу под капельницу. Организму проще справляться с инфекцией в родных стенах.

В том, что это была именно инфекция, я уже не сомневалась. Как и в том, что оживший атлант не что иное, как часть горячечного бреда.

***

Разлепить глаза удалось не с первой попытки. Тяжёлые веки так и норовили сомкнуться, словно к ним привязали пудовые гири.

Горло пересохло, неимоверно хотелось пить. Выпутав ноги из плена одеяла, я прихватила с собой тёплую подушку и прошлёпала к двери.

Глава8

Рассеянно моргнув, я в недоумении оглянулась. Спальни не было.

Из хмурого арочного провала за узорной решёткой ворот на меня таращилась тьма. Лениво ворочалась в его глубине, сторонясь болезненно-жёлтого света тощих фонарей.

Пальцы судорожно вцепились в подушку как в спасательный круг. Словно только благодаря ей водоворот страха ещё не затянул на самое дно, откуда уже не выплыть.

Это не взаправду. Просто сон, реальный до дрожи. Я не могу быть здесь, в этом переулке. Тем более в таком нелепом виде. В пижаме и босиком.

Резкое шевеление у стены через дорогу, и по телу пронёсся табун мурашек. Тусклый свет фонаря выхватывал из темноты побитый кирпич стен, кусок ржавой трубы водоотвода и умирал у ног силуэта в глубине арки напротив.

Мужчина, судя по росту и очертаниям фигуры, утопающей в густом полумраке, практически сливался с тенью. Плотной, как походный, ничем не примечательный плащ.

Та услужливо скрывала всё, до чего была в состоянии дотянуться. Всё, кроме жёстких мраморных пальцев, которые, клацая зубцами дешёвой пластиковой расчёски, обламывали их один за другим.

Лязг кованых ворот за спиной рассёк тишину как хлыст.

Очередным рваным вдохом пришлось давиться. Воздух наполнил смрад. Желудок скрутило от вони дешёвой солярки напополам с едким потом. На глазах против воли выступили слёзы.

Игорь передвигался неуверенно, как на подпорках. Неуклюже шатался, с трудом перебирая тощими, как у цапли, ногами. Он походил на пьяного в хлам актёра шапито, храбро взобравшегося на ходули.

Бездумный взгляд голубых глаз навыкате проскользнул мимо меня. Казалось ещё немного, и его глазные яблоки, подёрнутые алой сеткой капилляров, окончательно выпрыгнут из орбит.

Слова застряли где-то в горле, так и не вырвавшись наружу. Осознание, что меня не услышат, обрушилось неожиданно.

Сгорбившись как дряхлый старик, Игорь пошаркал через дорогу, к провалу арки напротив. К жёстким мраморным пальцам.

Отблески тусклого фонаря путались в прилизанных русых волосах. Мелко тряслись острые плечи под тонкой хлопковой сорочкой. На нём почему-то не было куртки.

Худые жилистые руки стиснули голову, будто он страдал жутким приступом мигрени. Глухой квакающий щелчок нарушил густую тишину. Руки бармена безвольно повисли вдоль худощавого тела как плети.

Тело прошиб озноб, едва удалось распознать источник мерзкого звука.

Мой ошарашенный взгляд пополз по заострившемуся, словно посмертная маска, лицу. Зацепился за тонкие чуть приоткрытые в ухмылке губы, с уголка которых свисало что–то бесформенное, похожее на слюну, в чём я с трудом признала жвачку. Обогнул гладко выбритый, продавленный ямочкой подбородок. И споткнулся о выпирающие под промокшей насквозь сорочкой лопатки спины.

Игорь всё ещё держался на ногах. Сделал несколько мелких шагов вперёд. Или назад… Я не могла подобрать слов происходящему.

Он продолжал шагать прямо так. Со сломанной шеей. Развёрнутой на сто восемьдесят градусов и застывшей в таком положении, словно позвонки срослись намертво. Дёрнул рукой в попытке нащупать, что находится впереди… или позади.

И запоздало рухнул на мокрый асфальт растерявшей шарниры куклой. Практически одновременно с подушкой, которую не удержали мои ослабшие пальцы.

***

Ощущение будто по мне танк проехал. Перед глазами до сих пор прыгали обрывки сновидения.

Глухой мрачный переулок. Нестерпимая вонь. Хруст позвонков и замершее в неестественной позе тело посреди тротуара.

Омерзительнее в жизни ничего не снилось. Подсознание окончательно взбунтовалось, перемешав события вчерашнего дня в жуткий калейдоскоп.

Потянувшись, я отклеилась от матраса. Позвоночник ныл. Наверное, меня и правда продуло. В горле застрял вязкий комок, будто в воздухе до сих пор висели отголоски смрада.

Но руки больше не дрожали. Я потянулась к оставленному на тумбочке стакану с водой и жадно его осушила. Уже чуть легче.

Одёрнув перекрутившуюся влажную пижаму, я откинула край тяжёлого одеяла и в растерянности уставилась на перепачканные ступни.

Белая простыня под ногами утопала в разводах грязи.

Глава9

В глухой тишине, где не слышно ни звука
Неспешно, сквозь воздух гниющий,
Минуя замки, они входят без стука ­­–
Ключи подбирать к вашим душам.

Андрей

Эхо души в полом продержалось недолго – минуты три.

Стянув мотоциклетные перчатки, я вскользь осмотрел поломанное тело, замершее посреди пустынного тротуара.

Казалось, стеклянные глаза почившего парня уставились на меня. Того и глядишь, дыру просверлит.

Подавив приступ брезгливости, я опустился на корточки и прикрыл бармену иссохшие пергаментные веки.

Ненавижу, когда полые пялятся. В такие моменты сам начинаешь чувствовать себя пустым. Потёртым сосудом, который всегда наполнен чем-то инородным.

Пробки в ушах глушили окружающие звуки. Я машинально сглотнул.

Тишина сменилась мерным гулом и вибрацией, скользнувшей вдоль позвоночника. Энергетическая жила задрожала так, что свело шею, а следом и позвонки до самого копчика.

Душа Игорька отвратна на вкус. Избавиться от тошнотворного налёта во рту не получалось. Стенки горла скрутил спазм, словно я влил в себя изысканный коктейль из солярки и человеческого пота напополам.

За спиной послышались громкие голоса и звонкое цоканье шпилек. Кого ещё занесло в глухой переулок на ночь глядя?

Оценивающий взгляд выхватил очертания девушки и её ухажёра, укрывавшего обоих зонтом от непогоды.

Высшие силы надо мной сжалились, что ли? Пальцы девицы сжимали ещё дымящийся стаканчик кофе.

Миг, и я оказался на ногах. Промозглый ветер наотмашь швырнул в лицо холодную пыль ночной мороси.

- Стакан отдай.

Выражение мимолетного испуга на перекошенных лицах прохожих сменилось отстранённостью. Послушно умолкнув, девица с готовностью протянула напиток.

Горло пересохло и нещадно драло. Пластиковая крышка с отпечатком красной помады издала характерный щелчок и осталась в руках. А вот это удачно. Почти полный.

Горячий кофе обжёг губы и лёг на язык приятной горчинкой. Хотя, недостаточно приятной. Двойной латте. Типичный выбор для бабы, но на крайний случай и это сгодится, чтобы дерущий горло смрад заглушить.

Ещё глоток.

Больше нельзя. Нельзя брать чужое. Она не разрешала.

Поборов искушение осушить содержимое стакана до дна, я вновь щелкнул крышкой, возвращая ту на место, и протянул напиток девице.

- Валите.

На губах девушки поселилась глуповатая улыбка. Повиснув на рукаве ухажёра, она бойко ринулась вперёд. Шаг, другой, и острый носок сапога с разгона пнул Игорька в лоб.

Башка полого безвольно мотнулась. Кажется, я даже расслышал хруст шейных позвонков. Игриво хихикнув, девица кое-как вернула равновесие.

- Ой, камушек… - шпильки резво процокали в сантиметре от головы Игорька.

В чёрный провал неба продолжал пялиться застывший взгляд полого. Его уже никто не видит. Большее, что можно заметить - похожее на человеческий силуэт пятно на асфальте. Но кто станет приглядываться? Люди слепы.

Я вновь склонился над телом Игорька. Похлопал того по карманам. Вскоре обнаружился кошелёк.

Из толстенького портмоне на мокрый тротуар полетел внушительный ворох крупных купюр вперемешку с пластиковыми карточками, измятые билеты на электричку, начатая пачка жевательной резинки…

Её и подцепили дрогнувшие пальцы. Скулы свело от предвкушения. Вспыхнувшая навязчивая мысль не отпускала, пока одна из мятных пластинок не оказалась на языке.

Что ж, всё лучше, чем подцепить излишнюю любовь к средствам для укладки волос.

***

Дождь усилился. Гулко урча, старые потёртые трубы выплёвывали бесконечные потоки воды. Ледяные капли срывались с ржавых карнизов покатых крыш, норовя попасть за шиворот. Злой ветер подкарауливал за каждым углом. Пытался сделать подножку.

В тусклых отблесках фонарей подмигнул хромированным боком укрытый в глубине арки байк. Опустившись на кожаное сидение, я на мгновение прикрыл глаза.

Лёгкие не выпускала из плена какофония ароматов извне. Сплав обжигающе морозного воздуха, насыщенного озоном, и лёгкого душка от валявшегося за углом тела полого. Ни с чем несравнимое сочетание свежести и гниения одновременно.

И главенствующая нота – едва ощутимый кисловатый привкус. Страх.

Невесомый, как бабочка на плече. Люди его не ощущают, настолько он призрачен. Не чувствуют, как он забивается в глотку. Оседает на коже. Проникает сквозь поры. От него хочется поскорее отмыться, словно извалялся в смердящих отходах.

Он растворялся постепенно, ночная морось прибивала его к влажному асфальту и смывала стремительными потоками воды в сток. И я знал, кому принадлежал этот страх.

В памяти всплыл зыбкий образ у ворот арки напротив. Я не сразу признал в хрупкой растрёпанной девчонке в потешной пижаме и с огромной подушкой наперевес ту самую, из кофейни, в кожанке и байкерских перчатках, о взгляд которой можно было запросто порезаться.

Синхронизация была недолгой, но и минуты хватило, чтобы увидеть рецикл во всей красе. Теперь лишь вопрос времени, когда она полностью осознает, что происходит…

Шаасам, у кого просыпается жила, не позавидуешь. А этой девчонке к тому же давно не восемнадцать. Перезревшая, ещё и неосознанная. Пробуждения таких редки. И подобны катастрофе.

Нет, я понимал, что рано или поздно придется заключать альянс с шаасом… Но не с такой же ущерб…

- Братан, дай закурить! - обрывочные мысли разбились о визгливый мужской голос.

Одного вдоха хватило, чтобы понять – так не вовремя на улицах города появилось пополнение. Нехотя разлепив веки, я скосил глаза вбок.

- Не курю.

Глава10

Потеряв дар речи, я продолжала пялиться на испачканные грязью ноги.

Жуткое сновидение плавно вплелось в реальность, намекая, что ночью я действительно лазала по подворотням.

Стук в дверь вывел из ступора. Я едва успела нырнуть под одеяло, когда на пороге появился брат.

- Как самочувствие? Хорошо спала?

- Так себе… - Ступни, укрытые одеялом, неприятно покалывала высохшая земляная крошка, - Температуры вроде бы нет.

Внимательный взгляд зеленоватых глаз удалось выдержать с трудом.

- Тогда я на смену, - кивнув, брат замешкался на долю секунды в дверях, - А ты пока перекуси, в холодильнике пицца. И загляни в мастерскую.

Из кровати я выползла, лишь когда услышала звучный хлопок входной двери и последующее клацанье замков. И ринулась прямиком в душ.

Поток воды, жадно поглощаемый сливом ванны, окрасился в коричневый цвет.

Простынь вместе с пододеяльником пришлось запихнуть в стиральную машину. Спустя минут пять туда же полетела и наволочка, стянутая с подушки, с таким же характерным отпечатком грязи на обратной стороне.

Уверена, этому есть разумное объяснение, однако сейчас я была не готова строить предположения. Лучше забыть, как страшный сон.

Меня ждали дела поважнее. Сроки исполнения работы, которую мне заказали ещё месяц назад, поджимали.

***

В мастерской, под которую была отведена дальняя комната, я нашла набор немецких скульптурных стеков. Они призывно поблёскивали резными металлическими ручками и больше походили на инструментарий хирурга.

Немудрено, почему Сашка положил на них глаз.

Подарок вызвал смешанные чувства.

Брат никогда не относился серьёзно к выбранной мною профессии. Однако и не переубеждал. Каждому своё, и ему хватило сил это признать.

Возможность продолжить династию врачей меня не прельщала никогда. Ни судмедэкспертом, ни психотерапевтом, как мама, мне стать не суждено – я не люблю людей, и чувство эмпатии у меня притуплено.

Может, мой недуг – это наказание за подобное отношение? Как иначе объяснить проклятие чужих прикосновений?

Один из стеков быстро перекочевал из кожаного кармашка в ладонь. Приятное ощущение тяжести, которого не бывает при использовании деревянных инструментов, заставило тут же потянуться к планшету, на котором меня ждал профиль Бафомета.

Рогатое божество с козлиной мордой замерло, широко расставив массивные копыта. Создавалось впечатление, что он готовился к прыжку.

Свежий запах холодной сырой глины умиротворял. Окружающий мир мерк, реальность сужалась до размеров планшета, на котором одна за другой проступали мелкие детали. Часами я могла наращивать объём, придавать неповторимую фактуру, сглаживать шероховатости.

До тех пор, пока давали работать руки.

Пальцы судорожно дёрнулись на изгибе массивного рога, и перепачканный глиной стек звонко громыхнул об пол. Ладонь свело. Стоило хоть немного перетрудить руку, мышцы деревенели.

Сейчас поможет лишь одно. Кухонный кран утробно заурчал и выплюнул плотный поток воды. Держать ладонь под ледяной струёй пришлось до онемения в пальцах, пока боль не стихла.

Вернувшись в мастерскую, я застыла на пороге.

В лучах утреннего солнца задорно танцевала потревоженная гипсовая пыль. Стены тёплого кремового оттенка безмолвно ожидали моего решения.

Кончики пальцев несмело задели угол пустого планшета. Скользнули по шершавой раме. Я прислушалась к внутренним ощущениям. Мне требовалась передышка. Смена деятельности.

Твёрдо решив, что устраиваю себе выходной, я захлопнула дверь мастерской и направилась к холодильнику, на поиски пиццы.

Умяв пару кусочков под какой-то глупый сериал, я отхлебнула кофе и выскочила на лестничную клетку. Оказалось, почтовый ящик не выгребали недели две.

Кухонная столешница скрылась под кипой разноцветных рекламных буклетов и бесплатных газет. Кое-где из-под пёстрого бумажного вороха деловито торчали белые уголки платёжек за коммуналку.

Но особо выделялся пузатый конверт, на котором размашистым почерком значилось моё имя – Элина Воленская – однако, данные отправителя отсутствовали.

Распечатав конверт, я вытряхнула содержимое. Поверх рекламной макулатуры посыпались новенькие пятитысячные купюры.

Первая мысль - ошиблись адресом. Просто некому присылать мне такие деньги!

Нетерпеливо развернув аккуратно сложенный вчетверо листок, я уставилась на его содержимое как баран на новые ворота.

«Мне нужны Ваши руки. Надеюсь на плодотворное сотрудничество».

Если это шутка, то весьма злая.

Нашёл же кто-то время на подобную ерунду. Не удивлюсь, если это дело рук одного из выпускников, получивших заветный диплом. Или вообще коллективное творчество. Больше некому.

За всё время учёбы в академии мне не удалось найти с кем-либо из одногруппников общий язык. Или им не удалось найти его со мной… Я сторонилась людей, меня сторонились в ответ.

По академии ходил слух, что я поступила по блату, что за меня просил декан факультета скульптуры. Глупость несусветная.

Я не была лучшей на потоке, хотя и бездарностью меня не назовёшь. Так, середнячок, но Аристарх Георгиевич почему-то верил в этот середнячок с первой нашей встречи. Выжидал, когда я раскроюсь, а я так и продолжала сидеть в плотном коконе.

Натянув перчатки и куртку, я прихватила конверт и выскочила из квартиры.

Серые улицы изнывали от затянувшихся холодов. Мрачное безликое небо над головой отражалось в дрожащей глади луж. Ветер безжалостно трепал ветви деревьев и полы плащей хмурых прохожих. Уже июнь, а лето будто украли.

Засунув кисти рук поглубже в карманы, я свернула к ближайшему супермаркету.

Купюры наверняка поддельные, и дураку понятно. Банкомат на входе со мной не согласился. Уплёл все до единой, будь здоров, и объявил о состоянии моего потолстевшего счёта.