Монохромный человек

Эпизод первый «4: черно-белая комната». Часть первая.

ДОМРАБОТНИЦА

Четверг, 6 августа.

Предрассветные сумерки медленно бледнели над городом.

Серовато-синие оттенки ночи слабели и словно неторопливо выцветали на предрассветном небосводе. Блекло-серый рассвет неспешно, грузно и вяло надвигался с востока, постепенно отбирая у темноты очертания домов, дворов и улиц. Утро пришло вместе с мелким, монотонным дождём. Его торопливые капли шуршали по листьям деревьев и цокали по асфальту. Капли воды усеивали окна тихих домов и ленивыми струйками сползали по стёклам.

Улицы ещё спали, и утренняя унылая хмарь с моросящим дождём как нельзя лучше способствовала этому.

Уличные дороги, тянувшиеся вдоль зелёных лужаек и заборов, оставались тихими и пустыми до тех пор, пока вдали не появился свет автомобильных фар. Машина с нарастающим шумом приближалась. С шумными всплесками она разбрызгивала мелкие лужи на асфальте. Жёлтый автомобиль с черными квадратиками и колпаком такси, остановился перед одним из домов.

Из автомобиля, раскрыв зонтик, вышла женщина в желтой рубашке, узких джинсах и в темных оксфордах.

— Я не знаю, как ты собираешься одновременно работать в двух кафе и ещё при этом успевать учиться, Клара, — раздраженно проговорила женщина, прижимая смартфон плечом к уху.

Она захлопнула дверцу такси и взяла телефон в руку.

— Что значит «может, ты мне скинешь немного»? — сердито спросила женщина, шагая по направлению к дому с темным, деревянным сайдингом. —Я тебе в прошлом месяцев пятнадцать тысяч положила на карту! Куда ты всё подевала?! А-а… А вот знаешь, что, милая моя, я тебе не банкомат на ножках! Привыкла она! Ничего себе! Там потратила на гулянки с подружками, тут она себе кофточку прикупила, а потом: «Роза, одолжи мне немного денег!»! Фигу тебе с маслом растительным и вчерашним майонезом! Всё, Клара! Хватит плакаться мне и капать на мозг, больше я тебе ни копейки на счёт не переведу!

Женщина, раздражаясь всё больше, открыла дверцу ограды и поднялась по узким ступенькам пологой цементной лесенки.

— Клара, если хочешь получать больше, подумай о другой работе! Почему я должна решать твои проблемы?! — женщина встала под козырёк входной двери и сложила зонтик. Она отряхнула его и вздохнула, слушая свою собеседницу в телефоне.

—И что, что тебе не хватает на телефон? Походи пока со старым… Ну не доставай при однокурсниках, если тебе стыдно! — женщина вынула позвякивающие ключи. — Всё, мне надо работать, в отличие от тебя, у меня нет старшей сестры, которую можно доить, как молочную корову, и радоваться жизни! Все, мне надо работать! Пока, Клара! — женщина убрала смартфон от лица, коснулась красной иконки с белой трубкой и спрятала телефон в сумку.

Она открыла дверь, тихо вошла в дом. Так же тихо разулась. Обвела взглядом просторную прихожую и гостиную.

Помещение дома утопало в расплывающемся полумраке. Через закрытые жалюзи окон слабо сочился тусклый свет пасмурного утра.

Женщина вдела ноги в домашние тапки, поставила влажный зонт в металлическую зонтницу и прошла внутрь. Она остановилась, посмотрела в обе стороны.

— Эй, Ларри! — негромко позвала она в полумрак гостиной. — Ты где там?

Обычно, когда она приходила, её встречал только один член семьи-

белоснежный и дружелюбный самоед Ларри. Но сейчас пса нигде не было видно. Роза решила, что, наверное, он спит с Полиной, старшей дочерью её нанимателей. Ларри любил её больше всех и частенько спал в её постели.

Роза направилась на кухню. Стараясь не шуметь, чтобы не разбудить ещё спящих хозяев, женщина вымыла руки, включила свет и приступила к готовке завтрака. На часах было почти пять утра.

Роза перемыла оставшуюся с вечера посуду. Вздохнула, взяв в руки глубокую тарелку, с размазанными по ней хлопьям.

— Игорь, — вздохнула она и устало улыбнулась.

Только маленький шестилетний сын её нанимателей оставлял после себя такую грязную посуду. Она взялась отмывать кофейник, когда услышала приглушенный собачий скулеж. Роза быстро выключила воду и тут же прислушалась. Снимая перчатки, она вышла из кухни.

Тишину в доме нарушал только непрерывный стук дождевых капель по окнам. Но вдруг опять жалобно и тихо заскулила собака. Она была где-то здесь в доме на первом этаже. Звук доносился со стороны ванной и туалета.

Роза осторожно прошла туда. Только сейчас, медленно, почти крадучись двигаясь на звук собачьего голоса, она почувствовала странную, нервную зябкость. Казалось, что откуда-то в дом проникает промозглый, влажный воздух и вскользь касается её кожи.

Роза почувствовала, как её захлёстывает необъяснимое волнение и тревога.

Сердцебиение участилось, мышцы живота налились тяжелым напряжением. Что-то было не так. Роза не знала, что именно, и подсознательно убеждала себя, что всё в порядке. Но как ни старалась, не могла избавиться от навязчивого чувства гнетущей тревожности.

— Ларри! — позвала она.

Тишина. Только дождь всё такими же монотонными перестуками капель осыпал окна дома.

Роза добралась до ванной. Ей потребовалось сделать над собой усилие, чтобы открыть дверь. Она сама не могла объяснить, что именно сейчас пугало её. Домработница взялась за ручку, потянула дверь на себя — из ванной повеяло теплой влагой и запахом мыла. Роза дрожащей рукой включила свет. Собаки здесь не было.

— Ларри! — голос Розы дрогнул, она нервно сглотнула.

Женщина почувствовала, как страх влажным теплом облепил её лицо, пополз по телу, проник внутрь, завладел разумом и мыслями.

Пульс в крови стучал так, словно вены женщины были тугими струнами, и чья-то фантомная рука настойчиво и быстро «играла» на них, пощипывая невидимыми пальцами. Ритм и удары пульса становились жестче, тяжелее, точно в груди у Розы стучали копыта бегущих лошадей.

Самоеда не было и в туалете.

— Ларри!— Роза услышала неосознанную мольбу в своем голосе.

Робкое повизгивание донеслось из глубины дома.

Эпизод первый «4: черно-белая комната». Часть вторая.

ВЕРОНИКА ЛАЗОВСКАЯ

Четверг, 6-е августа.

Мы приземлились после синхронного прыжка. Оттолкнулись и полетели по льду вперед на скорости с восторженным рвением.

Мы с Сашкой, моим партнером по фигурному катанию, выполнили ряд фигур, двигаясь быстро и в то же время плавно. Фигуры перетекали одна в другую.

Миг — и я в его объятиях. Саша выполняет поддержку. В движении на льду на скорости мы на мгновение расстались. И вот мы несемся вперед по кругу бело-голубой арены льда. По кругу, мимо пустых трибун. Мгновение — и наши руки соприкасаются, мы выполняем тодес. Затем два быстрых акселя и плавный бауэр.

Когда мы закончили, и смолкла музыка, стоявшая возле ограды Мег похлопала в ладоши. Нарочито громко и показательно.

— Отвратительно! — объявила она. — Сначала!

Мы с Сашей переглянулись и поехали на исходную точку.

— Кажется, мы налажали с прыжками после поддержки, — тихо проворчал мой партнёр.

— Мне показалось, что у нас был слишком медленный тодес, — робко ответила я.

Сердце билось в груди после быстрой череды фигур. Оно билось, как будто танцевало или отбивало резвый бит: с душой, с восторгом, с чувством! Мое сердцебиение звучало в такт с моим настроением.

Мне хотелось парить! Лететь! Мчаться и перевоплощаться из одной фигуры в другую! Мне хотелось движения! Я жаждала безостановочного, стремительного движения, граничащего с безграничным полётом!

— Готова? — спросил меня Саша.

Я кивнула.

— Да.

— Начали! — объявила Мег.

Снова заиграла музыка.

Мы ринулись с места. Мы танцевали на льду отдельно и в то же время оставались едины. Быстро и ритмично, но плавно и изящно. Мы летели, мы парили, мы жили в коротких, но длинных секундах танца на льду.

— Уже лучше, — проговорила Мег, когда мы закончили.

Но взгляд и выражение лица у нее были не очень довольными. Чуть сгорбившись, держа руки на груди, она прошлась вдоль ограды.

— Отдых десять минут, и за работу!

Мы с Сашей подъехали к ограде, остановились, перевели дух.

Я выдохнула. Я была переполнена энергией будоражащего восторга! Я физически ощущала, как у меня от счастья поёт душа, и в теле разливается приятный жар.

— Почему ты улыбаешься? — Сашка отпил воды из спортивной фляги совсем чуть-чуть, только чтобы минимально восполнить потерю жидкости в организме.

— Я соскучилась по льду, — призналась я, — и по спорту, и по этому драйву!

Я откинула голову и обрадованно взвыла. Мне было хорошо, хотя я уже чувствовала постепенно накатывающую усталость. Но это была приятная усталость. Не та, что утомляла, а та, что всего лишь обозначала правильную работу мышц, дыхания и всего моего организма.

— Как твои контрольные по географии? — спросил Сашка и усмехнулся.

— О-ох…-простонала я. — Ты долго думал, как испортить мне настроение?

Я сделала вид, что обижаюсь. Он ухмыльнулся. Я видела, что его лоб чуть поблескивает от пота. Мой, наверное, блестит так же.

— Я просто беспокоюсь о тебе. Всё-таки впереди важный конкурс…

— У нас все конкурсы важные, — напомнила я. — И потом, можешь не беспокоиться.

— Да? — он вскинул брови. — Значит всё в порядке?

— Да-а, — пропела я. — Я благополучно завалила почти все контрольные, и в начале этого года у меня наверняка состоится серьёзный разговор с директором школы. Хорошо, если не позовут дядю Сигизмунда.

— И что ты намерена делать? — спросил Сашка.

Я взглянула на него выразительным взглядом, но поняла, что он не отстанет.

— Что-нибудь придумаю, — уклончиво ответила я.

Позади нас раздался громкий взрыв смеха. Раскатистым эхом он облетел трибуны. Мы с Сашей обернулись. Повыше, на предпоследнем ряду трибун сидело пятеро парней.

Четверых из них я знала — наши хоккеисты «Городские соколы» — гордость юношеского хоккея Москвы. Некоторые прочат им звездное будущее в КХЛ.

Но меня больше заинтересовал пятый парень. Я видела его не в первый раз. По-моему, он появляется здесь уже где-то раз восьмой или около того, и каждый раз именно во время наших с Сашкой занятий. Он был довольно симпатичным — подтянутый, среднего роста, с широкими плечами и уверенной осанкой. У него было приятное, улыбчивое лицо и чувственный, задумчивый взгляд.

Сегодня он был в джинсах, полосатой футболке и черно-желтой куртке-американке. Он смеялся над тем, что ему рассказывал капитан «Городских соколов» Кирилл Ветров. У него была красивая улыбка. Открытая, но скромная, сдержанная. Я невольно засмотрелась на его улыбку, на его лицо.

Тут внезапно незнакомый парень опустил взгляд и посмотрел прямо на меня! Я полсекунды глядела на него, а потом быстро отвернулась и замерла, забыв дышать. Ритм сердца изменился. Стал тяжелым, гулким и частым. Лицо обжег жар.

— Ты чего? — удивился Сашка. — Что с тобой, Ника?

— Всё… Всё в порядке, — пролепетала я.

— Не в порядке, — хмыкнул Сашка. — Забыла? Ты, когда волнуешься, сразу начинаешь пшекать.

Он хохотнул. Я недовольно искоса взглянула на него.

— Я не пшекаю…. Почти.

— Кроме тех случаев, когда волнуешься… и врешь, — усмехнулся он.

Тут вернулась Елена Геннадьевна (она же Мег).

— Ну что, отдохнули?

— Десять минут ещё не прошло, — заметил Саша.

Мег кивнула.

— Значит, будем считать, что вы сегодня существуете в другом измерении, где время течет быстрее. На позицию!

Тренировка сегодня вышла долгой, трудной и изнурительной.

Ко всему прочему, моя голова просто дрожала от бесчисленного количества воспоминаний, которые то и дело угрожали перерасти в видения!

Особенно трудно пришлось в душевой. Я мылась вместе с девчонками из группы по художественной гимнастике. Их воспоминания просто замучили меня, пока я стояла под тёплыми, приятными струйками душа. В итоге, помыться столько, сколько я хотела, не получилось. К воспоминаниям гимнасток начали «подключаться» и другие. Других людей, что побывали здесь сегодня или раньше, до меня. Голоса крепчали, становились громче. Их гомон сливался в неразборчивое, раздражающее жужжание.

Эпизод второй «8: черно-белый этаж». Часть первая.

СТАНИСЛАВ КОРНИЛОВ

Воскресенье, 9 августа

— Он душил их по очереди, — будничным тоном рассказывал Ящер. — Вот видишь? Вот странгуляционная полоса.

Стас наклонился над телом мёртвой Эдиты Вербиной.

— Такой тонкий след… — чуть прищурившись проговорил он и поднял взгляд на Яшу. — Шнурок?

— Возможно, — не стал отрицать тот. — На коже обнаружены микроскопические следы войлока. Есть следы ссадин на пальцах правой руки. На указательном, кстати, есть крохотный, незначительный порез…

— Следы борьбы? — предположил Стас.

— Похоже, — согласился Ящер.

Стас смотрел на застывшее лицо мёртвой женщины, на её заполненные засохшей тьмой остекленевшие глаза.

Корнилов задержал взгляд за холодных, сопревших чёрных губах.

Какими были её последние слова? Что она кричала перед смертью?

— Стас? — осторожно позвал Яша.

— Да? — Корнилов отвёл взгляд от лица женщины.

— Я сказал, что на пальцах Эдиты, на коже рук, под ногтями не обнаружено ни частиц чужой кожи, ни фрагментов одежды, ни волос… Ничего.

— Не удивительно, — вздохнул Стас.

Яша вопросительно взглянул на него. Корнилов пожал плечами.

— Он не для того готовился столько времени, чтобы допустить такие дурацкие ошибки.

— Большинство их допускает несмотря на всю осторожность.

— Большинство не относятся к убийству так трепетно и осторожно, как…

— Как к искусству? — подсказал Щербаков.

Он ухмыльнулся. На его прямоугольных очках блеснул яркий блик света.

Стас ещё раз взглянул на безвольное, казалось бы, безмятежное лицо Эдиты Вербиной.

— Нет, — промолвил он с толикой горечи, — скорее, как к некому сакральному действию.

Щербаков прокашлялся.

— Ещё скажи, что для него то, что он делает, это…

— Своеобразное поклонение, — невесело усмехнулся Стас. — Здесь может присутствовать определённый религиозный подтекст.

Яша чуть нахмурившись, опасливо взглянул на Стаса.

— И кому… Кому же он поклоняется? Какому богу?

Корнилов чуть заметно пожал плечами.

— Самому себе.

Ящер застыл с выражением недоумения на лице.

— О-о…-протянул он и снова склонился над телом Эдиты Вербиной. — Значит, ярко выраженный нарциссизм?

— Скорее, обожествление самого себя, — покачал головой Стас.

— Это гораздо хуже, — вздохнул Яша.

— Намного, — кивнул Стас. — Ты выяснил примерное время смерти всех членов семьи?

— Да. — Щербаков указательным пальцем в голубой перчатке отодвинул нижнюю губу Эдиты. — Но мне интересно, угадаешь ли ты очередность?

— Яша, — Стас покачал головой. — Тебе не кажется циничным забавляться таким образом?

— О, так это вовсе не цинизм.

— Да ну? А что же?

— Здоровый дух азартности.

— Считаешь, он тут уместен?

— Когда на одной стороне ты, на другой убийца, который всегда идёт впереди? — Яша выпрямился и посмотрел на Стаса. — Да. Думаю, это лишний раз подстёгивает следствие, как бы цинично это ни звучало…

— Интересное у тебя суждение, но допустим, — скупо ухмыльнулся Стас и, опустив взгляд, оглядел все четыре тела на прозекторских столах просторной лаборатории бюро СМЭ. — Ла-адно… Я уже говорил, что дверь убийце скорее всего открыла Полина Вербина. Так что она была первой.

— Да-а, — одобрительно улыбаясь, с хрипотцой протянул Яша. — Верно.

Стас мельком искоса взглянул на него.

— Затем был её отец. Тихон Вербин, — продолжал Стас.

Он неторопливо прошёлся вдоль неподвижных тел.

Внимательно глядел на них, вспоминая интерьер их дома, расположение комнат, лестницы, гостиной, кухни. Подполковник живо прокручивал в голове вероятный сценарий развития событий в те последние минуты жизни семьи Вербиных.

— Он услышал лай собаки, — произнёс Стас. — Собака лаяла, запертая в кладовке. Тихон спустился вниз, сонный, шаркая ногами в тапках направился к кладовой, недоумевая, что происходит… Скорее всего, он даже не дошёл до неё. Убийца напал сзади, повалил, начал душить. Отец был вторым.

Стас обернулся, взглянул на Эдиту.

— Потом мать. Она звала мужа. Не услышав ответа, жена Тихона спустилась вниз, позвала супруга ещё раз, — Стас присмотрелся к телу женщины, обратил внимание на её колени.

— У неё есть ссадины на коленях? — спросил Стас. — Должны быть…

— Есть, Стас, есть, — удовлетворенно кивнул Ящер. — Она заметила его и попыталась убежать.

— Потом упала прямо на лестнице, и он настиг её, — вздохнул Стас. — Затем…

Корнилов повернул голову, взглянул на мальчишку.

— Мальчик был последним.

— Да, всё верно, — Яша опустил взгляд, на его лице застыла злая, досадливая, кривая ухмылка.

Стас заметил выражение его лица.

За свою долгую практику Ящер успел привыкнуть к виду мёртвых, часто изувеченных тел. Но к тому, что среди них бывают и дети, привыкнуть гораздо сложнее.

— Они все были задушены одним и тем же способом и орудием? — спросил Стас.

— Да, скорее всего, — пожал плечами Яша. — Не хочешь спросить, чем он покрасил их кожу?

— Хочу. Чем?

— Оксид цинка.

— Минеральные красители, значит, — вздохнул Стас. — Ну да… Обычная краска это слишком тривиально. А волосы, глаза, ногти? Яш?

— Раствор из нефтяных масел. — Ящер вздохнул и стянул свои нитриловые перчатки. — Собственно, всё то же самое, что он использовал в первый раз восемь месяцев назад.

Стас, сдвинув брови и задумчиво кивнул. Его худшие опасения полностью подтверждались. Ко всем его прочим заботам прибавился самопровозглашенный «бог» с маниакальной жаждой донести до мира собственное величие.

У него зазвонил мобильник. Стас вздрогнул. Недавно Алинка поменяла ему мелодию звонка. Вместо привычного и милого Стасу блюза у него теперь звучал какой-то противный, заносчивый голос.

— В моём сердце дырка! Мне нужна таблетка! Хотя бы половина, мари-о-нет-ка!..

Эпизод второй «8: черно-белый этаж». Часть вторая.

КАСЬЯН КАМЕНЕВ

Понедельник, 10 августа

Он с трудом уловил момент, когда окружающие его глухие непонятные звуки и яркие, размытые пятна сливающихся, расплывчатых изображений небытия уступили место внезапно навалившейся реальности. Реальность вобрала его в себя, грубо, резко выдирая из бредовых сновидений, в которых он пребывал.

Касьян подхватился на больничной койке, ошалело приподнялся на локтях. Стоящие рядом приборы жизнеобеспечения взволнованно запикали. Тяжело и часто дыша, хватая ртом сухой и прохладный воздух, он обвёл помещение ошалевшим взглядом.

Светло-бежевые стены, белый потолок. Серо-голубое покрытие на полу. Напротив него в дальнем углу темнеет прямоугольник плазменного телевизора. Возле кровати стоят капельница и пара мониторов медицинского оборудования.

Затем он заметил, что не может шевелить левой рукой. Опустив взгляд, увидел, что его левая рука от пальцев до локтя заключена в плотный, пластиковый гипс.Он в больнице. Осознание этого заставило его мозг напряженно вспоминать, что произошло.

Широкая больничная дверь с прямоугольником мутного стекла резко распахнулась. Каменев вздрогнул, увидев вбегающую к нему медсестру.

— Здравствуйте, господин Каменев! — воскликнула коротко стриженная медсестра, подбегая к медицинской аппаратуре возле кровати Касьяна.

Не успел Каменев произнести и слова, как следом за медсестрой в палату вошёл высокий, худощавый мужчина с короткими усами под носом и холодным, колючим взглядом.

— Добрый день, — произнёс он вполне себе вежливо, но сдержанно. — Меня зовут доктор Прохоров. Как вы себя чувствуете? Голова кружится? Тошнит? Какие-то другие жалобы?

Врач наклонился к Касьяну , бесцеремонно чуть раздвинул пальцами его веки на левом глазу и посветил туда фонариком.

— Пульс в норме, — ответила медсестра, на секунду отвернувшись от мониторов.

— Мозговая активность?

— Немного отстаёт от нормы.

— Это из-за пониженного кровяного давления, — врач посветил фонариком в другой глаз Каменева. — Рад, что вы снова с нами, господин Каменев. Скажите, вы помните, что с вами произошло?

Касьян глубоко, тяжело дыша, опустил взгляд.

Голова была тяжелой. Мысли в ней вязли, сливались, путались.

Соображать и вспоминать было трудно. Приходилось прикладывать нешуточные усилия. Он посмотрел на свою левую руку в гипсе. Попробовал шевельнуть пальцами.

— Я… — Касьян поморщился, виски ломило тупой болью.

Он помассировал их. Сосредоточился на воспоминаниях. Память возвращалась к нему нехотя, неторопливо, словно опасаясь чего-то.

Но тут же поток воспоминаний хлынул в его голову, заставив Касьяна резко вздрогнуть.

— Тише, тише, — доктор Прохоров заботливо придержал Каменева за рукава его больничной пижамы. — Вы вспомнили?

— Да… Да… — Касьян несколько раз кивнул. — Да… Я… Кажется, я попал в аварию.

Воспоминание случившегося вдруг с чудовищной ясностью заполнило его сознание. Он вспомнил яркий свет фар, пронзительный, басовитый автомобильный сигнал и ошеломляющий, переворачивающий мир, колоссальной мощи жесткий удар. А ещё он вспомнил бледное лицо, которое увидел в зеркале заднего вида. Он вспомнил взгляд ехидных, насмешливых глаз, наполненных убийственной, пугающей чернотой. И он вспомнил снисходительную, злорадную улыбку чёрных губ.

— Я попал в аварию, — проговорил Касьян, чувствуя леденящее прикосновение внезапно нахлынувшего страха. — Моя машина столкнулась с грузовиком.

— Да, — хмыкнул доктор Прохоров и переглянулся с медсестрой. — С восемнадцати колёсным International Lonestar, который вез титановые плиты.

Доктор достал ручку, открыл свой блокнот.

— Вам о-очень крупно повезло, господин Каменев.

Касьянвзглянул на него исподлобья. Сам он не был в этом так сильно уверен.

Доктор Прохоров задал ему десятка три вопросов о его самочувствии. После того, как Касьян ответил на все заданные вопросы, его подвергли многочисленным, разнообразным обследованиям . Ему сделали энцефалограмму головного мозга, взяли анализ крови, сделали УЗИ всей плевральной полости.

Выяснилось, что у него есть немногочисленные внутренние повреждения. По словам врачей, они несерьёзные, но ему категорически запрещались любые физические нагрузки в ближайшие несколько месяцев.

Однако, в черепе у него обнаружили несколько серьёзных трещин. Особенно взволновала врачей трещина возле сосцевидного отростка височной кости. Ему сказали, что есть опаность развития эпидуральной гематомы с кровоизлиянием, что в свою очередь вызовет сдавливание самого головного мозга.

С рукой дело обстояло более-менее неплохо. Во всяком случае, осматривавший его травматолог сообщил, что перелом несложный, неопасный и, скорее всего, меньше чем через два месяца его рука будет в полном порядке.

После всех утомительных процедур Касьяна, наконец, оставили в покое. Коротко стриженная медсестра проследила, чтобы он лёг в постель.

— Включить вам телевизор? — спросила она угодливо. — Можете что-то посмотреть.

— Нет… благодарю, — уставшим голосом ответил Касьян.

— Хорошо… Как пожелаете. Может быть вам что-то принести?

— Нет… Просто оставьте меня одного, — Касьян со вздохом посмотрел в потолок.

— Что ж, — неуверенно ответила медсестра. — Ладно, как скажете.

Она вышла из палаты, оставив его одного.

Касьян закрыл глаза. Голова гудела, наливалась болезненной тяжестью. Боль скапливалась у висков и в затылке. Сквозь боль он слышал отзвуки последних воспоминаний, голосов, прожитых эпизодов. И всё каждый раз заканчивалось ярким светом фар несущегося на него громадного грузовика Lonestar.

Во всём этом монотонном круговороте одинаковых воспоминаний внезапно молнией сверкнула пробившаяся из глубины сознания мысль.

Фотоаппарат! Его фотоаппарат! Снимки! Чёрт возьми! Те самые снимки, которые нужны ему, чтобы вынудить Платона Плансона отдать другие фотографии… Те, которые жизненно необходимы ему!

Эпизод второй «8: черно-белый этаж». Часть третья.

АРСЕНИЙ АРЦЕУЛОВ

Вторник, 11 августа. Примерно то же время, что и события выше.

Длинный, широкий поворот закручивался вокруг скалистой горы, заросшей сухим кустарником, мелкой травой и редкими деревцами.

Из-за поворота внезапно вынырнул стоящий посреди проезжей части желто-зеленый фургон Toyota Hiace.

Сеня увидел стоящих возле автомобиля людей. Двое мужчин и две женщины. У желто-зеленого фургона мигали красным светом задние фары. Сеня увидел, что люди машут ему руками. У Арцеулова не было времени помогать им, но просто проехать мимо людей, у которых случились явные проблемы с автомобилем, он не мог.

Он остановил полицейский Ниссан Патруль перед фургоном возле обочины, за которой простирался густой лес. Вышел из автомобиля.

К нему подошел светловолосый мужчина в светло-зеленой футболке и джинсах.

— Добрый день, — произнес он. — Спасибо, что остановились… Понимаете, мы тут заглохли, и хоть ты тресни… Не знаю, что делать! Главное, почти новую тачку взял вот буквально на днях!.. Поехали отдыхать и такое!..

— Ясно, — Сеня обошел свой Ниссан, подошел к фургону.

Остановился перед открытым капотом.

Люди собрались вокруг него. Женщины смотрели на Сеню с надеждой. Мужчины выглядели растерянными и озабоченными.

Арцеулов заметил смотрящих в окна детей.

— Вот, что, — сказал он. — У меня, к сожалению, нет времени вам помогать, но я могу дотащить вас до городка «Туманный бор».

— «Туманный бор»? — переспросил мужчина в зеленой футболке. — Это не город. Там живет всего пара-тройка тысяч людей. Скорее, это посёлок.

— Да, — кивнул его стоящий рядом темноволосый приятель в белой рубашке. — Народ там промышляет фермерством и охотой. Люди там немного странные. Живут обособленно, хоть не так уж далеко от Москвы. Чужаков, я слышал, не жалуют, но мотели у них вполне уютные и персонал гостеприимный.

— Вы там были? — спросил Сеня. — Можете показать?

— Да без проблем, — пожал плечами мужчина в белой рубашке.

Сеня достал из багажника своего Ниссана трос, прикрепил его к сломавшейся Тойоте. Другой конец прицепил к кузову Ниссана.

Затем сел за руль. Мужчина в белой рубашке сел рядом с Сеней.

Когда он пристегнулся, его взгляд метнулся к зеркалу заднего вида, он помахал рукой своим. И тут заметил лежавшее на заднем сиденье помповое ружье Сени, его угрожающего вида, массивный Mossberg 590.

Попутчик Сени, нервно моргая, уставился на него.

— Спокойно, — Арцеулов достал из кармана джинсов свое удостоверение.

— Старший лейтенант Арцеулов, — представился Сеня.

— Понятно, — дрогнувшим голосом ответил обладатель белой рубашки. — А это… — он качнул головой назад, — у вас такое табельное оружие?

— Нет, ну что ты, — ухмыльнулся в бороду Арцеулов. — Это подарок.

С этими словами он завёл двигатель, переключил скорость и надавил на газ. Автомобиль устремился вперёд. Сеня гнал на максимально допустимой скорости. Он и так потерял время. А время работало на не них со Стасом.

Бревенчатые и дощатые дома «Туманного бора» показались из-за пухлых, заросших островками деревьев и мхом, покатых холмов у подножья гор и густого, дремучего леса.

Они проехали стоящую на въезде в поселение деревянную табличку, ярко раскрашенную пёстрыми цветами. На ней большими трафаретными буквами значилось: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ТУМАННЫЙ БОР!»

Сразу за приветствующей табличкой выстроились городские дома.

Большинство из них были двухэтажными. Некоторые имели только один. На улицах было совсем немного народу. А автомобилей ещё меньше. Здесь властвовала какая-то неприветливая, мрачноватая и даже тоскливая атмосфера. А лица редких прохожих, которых они встретили на пути , темнели от хмурой удрученности.

Всеобщая подавленность охватывала этот тихий, малолюдный городок, прочно опутав паутиной унылой безысходности.

И серая пасмурная погода, с висящими в небе дождливыми облаками усугубляла этот эффект.

Сеня смотрел в окно на старые, ветшающие здания. Они выглядели довольно опрятно, хозяева следили за своими жилищами. Но увы время брало своё. Покосились заборы, стены обрастали мхом и дикими вьюнами. Дворики вокруг домов зарастали армиями сорняков. У многих домов были выбиты окна. У некоторых были видны чернеющие следы опалин. У других были побиты ступени крылечек.

Дороги здесь тоже были не ахти, с ямами и выбоинами.

Сеня оставил владельцев Toyota Hiace возле ближайшей автомастерской. Благодарные люди хотели расплатиться с ним парой тысячных купюр, но Сеня отказался.

Во-первых, он не считал, что сделал что-то выдающееся. А во-вторых, ему никогда не нужны были чужие деньги. Своих вполне хватало.

Сеня припарковал автомобиль возле одного из баров, показавшегося ему более-мене приличным. Это было длинное двухэтажное здание с громадной двускатной крышей, под центром которой громоздилась массивная вывеска.

«Пыльное колесо» было написано размашистыми, прописными буквами темно-вишневого цвета.

Фасад здания бара был отделан сайдингом из темно-бурых досок.

Перед входом в бар стояло чуть больше десятка грузовиков, пара внедорожников и пять штук мотоциклов.

Сеня вышел из автомобиля, включил сигнализацию. Подходя к бару, он окинул стоящие рядом байки оценивающим взглядом.

Презрительно хмыкнул. С его элитным кастом-байком эти говновозки даже рядом не валялись. Толкнув шаткую дверь бара, Сеня вошел внутрь.

В просторном, но темном помещении обильно воняло табаком и бензином. Из динамиков радио звучала группа «Алиса» со своим категоричным «Вот так». За столиками сидело несколько небольших, но шумных компаний. Когда вошел Сеня, многие обернулись на него, окинули изучающими взглядами. Большинство, оценив рост и габариты Арцеулова, сочли за лучшее отвернуться и уткнуться в стол.

С бородатым здоровяком, выглядевшим, как старший брат Тора, никто связываться не желал.