{[Я чувствую то же, что чувствует Бог,]}
{[Ты делаешь выдох – я делаю вдох.]}
{[Мне некуда деться от твоей красоты,]}
{[Ты танцуешь в пространстве, где я – это ты.]}
{[К. Комаров]}
Два месяца назад
Я сидела на мраморном полу банка, подобрав под себя ноги. Сколько прошло времени с последнего разговора Каина с полицейскими не знаю. Час? Два часа?
Во время связи по телефону террорист кричал переговорщикам, плюясь в мобильник грубыми словами, что сутки миновали, и он готов перейти к серьёзным действиям. Ему надоело высиживать, ожидать, и что период, отведённый на выполнение его условий, истёк.
Надо же, прошло семьдесят два часа…
Это много? Мало? В самый раз?
Трудно сказать. Теперь каждый из трёх простых вопросов казался непостижимым, судьбоносным, не переоцененным, символичным и таким живым.
Время медленно текло, струясь по каплям. В какой-то момент мне и вовсе показалось, что всё замерло, остановилось. Мгновения загустели, как кровь на ране, что на виске того мужчины у окна – террористы убили первого заложника. Он лежал с остекленевшими глазами возле стены напротив меня, и рубиновая жижа, вытекшая из треснувшей кожи, свернулась, превратившись в густую тошнотворную, маленькую лужу.
Уже трое суток ничего не происходит… Поправлюсь: не происходило. Смерть – это первое событие, которое разделило жизнь шести заложников на два кардинальных понятия: «до» и «после». Да, шести, я не оговорилась, теперь уже шести. Три часа назад нас было семеро: мужчина и женщины. Мужчину оттащили к окну и расстреляли в упор. Нас заставили отвернуться – пожалели, но потом передумали. Каин передумал – он главарь банды.
Каин кричал на нас и обещал всем такой конец. Я верила. Всё, что говорил Каин, происходило, а в чём заверяли полицейские – не делалось. Мы ведь все слушали их переговоры – они проходили по громкой связи. И чем больше старались ребята в погонах, тем меньше я надеялась, что выберусь живой.
{За что Каин убил Авеля?} Трудный вопрос. Библия и Заветы простыми истинами не задаются. Зависть, ненависть, расчёт, устрашение? Что? Что становится мерилом, отправной точкой для убийства?
Никогда не вспоминала так много о зачатках преступлений, как в минувшие сутки. Библейский Каин стал первым преступником, и его имя знают все, только вспоминают редко.
Может брат из библейской истории просто нарвался, как тот мужчина со стеклянными глазами, смотрящими внутрь себя, или бездну, или на первую в истории жертву убийства – Авеля?
Я переменила позу, откинулась на колонну, возле которой обитала уже трое суток, закрыла глаза.
Рядом тихо поскуливала женщина, сетуя на то, что совсем ещё молодая, и умирать ей рано. Она говорила об этом уже час или два, или сутки – не знаю. Болтала свой вздор в пустоту, себе под нос, сидя со мной бок о бок. Я не слушала, не могла – нервы, точно канаты. Сорвусь – дров наломаю. И ведь она допросится, станет второй жертвой, как и обещал Каин.
Нас всех рассадили по двое, ещё во время первых двух часов после захвата банка. Мы не могли общаться, даже переглядываться затруднительно – сидели каждая пара у своей колонны, боком к другим. Любое резкое движение казалось Каину подозрительным. Он бил тех, кто совершал что-то запрещённое, по его мнению, прикладом по плечу. Досталось и мне – больше не рисковала.
Трое из четверых преступников, включая главаря, были обвешаны тротилом поверх бронежилетов. «Калашниковы» у каждого в руках, на поясах – гранаты, точно аксессуары. С самого начала один из захватчиков в маске нервно расхаживал возле нас – женщин, съёжившихся на полу, и целил в головы дулом автомата, пока мы не успокоились и не уяснили на каком мы свете. Жаль поняли не сразу, одна из жертв так и лежала на ступенях банка с внешней стороны уже третьи сутки. Я знаю об этом, Каин кричал полицейским, что убрать труп не позволит. Он – его личное послание властям.
В воздухе витал запах немытых, потных тел, металла и рвоты. Странно, но крови я не чувствовала, мне хватало того, что могла её созерцать.
Каин в библии решил пойти дальше – убить брата Авеля. Что ж, тут нас шестеро «Авелей» и Каину без разницы, кто за кем будет умирать. Такова очередная стадия игры, прописанная с начала времён, с истоков, с колыбели человечества: не хочешь быть Авелем, стань Каином.
Но всё-таки, нечто незримо изменилось с того первого момента, когда я прониклась мыслью, о неосуществимости иного разрешения дела, как стать звеном в череде умерщвлений. Искупалась в ней, утонула, точно в грязных водах всемирного потопа. Что именно трансформировалось, понять не могла. Просто чувствовала, дышала этим, впитывала.
Может убийство – вирус, передающийся от человека к человеку с того момента, когда у библейского Каина появились дети? Почему нет? Он первым заразился, потом передал по цепочке.
я знаю о вирусах? Жаль не слишком много. Помню лишь, что у них есть общее – ДНК. Именно оно, соединяясь с ДНК людей, заставляет их изменяться – мутировать. «Вирус Каина» – ничего так название, мне нравилось. Перевела всё в плоскость болезни и не так ужасно стала выглядеть ситуация, ведь известно человечеству: вакцина есть.Витрина кафе, в котором я назначил встречу Отто, в мелких крапинах из-за мокрого снега. Кажется что мир, просматриваемый через стекло, искажён, нереален, недействителен. Зазеркалье, с торопящимися куда-то людьми, проезжающими мимо машинами, и девушкой на той стороне улицы.
Она стояла там уже битый час, ровно столько же, сколько я сижу в кафе. Мы столкнулись с ней на повороте – меня немного занесло, и я врезался в неё. Спрашивается: зачем мне так спешить, сшибать людей, ведь до назначенной встречи больше полутора часов, но таков уж я – задумался, сбил.
– Простите, – бросил я, когда поднимал её зонтик. Он яркой раскраски, и у меня зарябило в глазах.
– Бывает, – кинула она в ответ, принимая зонт.
Потом я заторопился по пешеходному переходу на другую сторону, а юная особа осталась стоять на углу.
Её белые кудрявые волосы были выпущены из-под лазурного цвета шапки и красивой волной лежали на шерстяном полотне пальто. Ножки стройные, обуты в высокие сапоги. Девчонке лет восемнадцать, плюс-минус год-два. Модница.
Даже интересно стало, кого она так упорно дожидается в распоясавшуюся непогоду? Читая бумаги, собранные моими сотрудниками на троих молодых ребят, что собирались устроиться в крупную фирму через агентство Монтсеррат Эдельшталь, я бросал взгляды на девицу на углу – боялся проворонить. Мне хотелось на неё смотреть и проникаться тайной.
Раскрыв первую папку с делом соискателя, пробежался взором по чёрным буковкам, выстроившим имя.
Христиан Шварц. Тридцать пять лет. Холост. Профильное образование… Так-так. Всё вроде подходило под запрос работодателя: серьёзной компании занимающейся сбором информации. Могли бы и сами повозиться с резюме, возможности были. Увы, такими простыми задачами они не занимались! Там проблемы масштабнее, и информация, над которой трудились – политического окраса.
С фотографии на меня смотрел молодой человек с пепельного цвета волосами, короткой стрижкой и карими холодными глазами.
Делец! Пойдёт по головам.
Ладно, отложим. Такие парни многим нравятся. Приятно иметь сотрудника с решимостью пойти на всё, ради карьеры.
посмотрел в окно.Чем сильнее шёл мокрый снег, оставляя следы на витрине, тем нереальнее казалась незнакомка в голубом пальто. Её мир разбивался о стену ожидания, а мой – натиском любопытства.
По натуре я скептик, реалист, но стоявшая на углу блондинка и ненастье так органично смотрелись, настолько одиноко, что я поддался иллюзии, самообману, продолжал наблюдать, рисуя в голове трогательные сюжеты.
Вернулся к просмотру папок с делами соискателей. На очереди Нуар Крид. Ему двадцать семь. Холостяк. Пометка о полном соответствии его резюме пожеланиям заказчика.
На снимке симпатичный скромняга с модной причёской. Зелёные глаза казались проникновенными, а взгляд – целеустремлённым.
Общее впечатление – достойный. Если первый соискатель – делец, то этот скорее похож на аналитика. Чувствовалась въедливость, внимательность, относительная жесткость.
М-да… Парни, как на подбор.
Плеснув чая из пузатого литрового чайника в высокую чашку, и размешав ложкой кусок сахара, снова принялся за бумаги. По сути, это короткие досье на интересующих агентство по подбору персонала людей. Агентство являлось частью бизнеса Монтсеррат, впрочем, как и детективное агентство, находящееся под моим руководством.
Обе фирмы прибывали в постоянной взаимосвязи. Приходилось просматривать дела соискателей на высокие должности в крупном бизнесе на предмет криминальности, незаконных действий, рассмотрения дел в суде, которые соискатели не желали освещать – скрывали. Вот этим грязным бельём и приходилось заниматься: потрошить, перетряхивать, докапываться до мотивов сокрытия.
Я снова бросил взгляд на окно. Образ незнакомки в голубом пальто теперь выглядел так, будто кто-то разбил стекло – оно покрылось мелкими трещинами – отражение исказилось, стало угрожающим. Но девушка там. Она продолжала стоять, под своим пёстрым зонтиком в лазурного цвета шапочке.
Первым в списке, присланном утром Монтси, оказался некто Эдвард Шульц – американец немецкого происхождения. Разглядывая его фотографию, невольно хмыкнул, кстати сказать, в который раз за день. У молодого человека были светло-русые волосы, глаза бледно-зелёного оттенка, худощавое лицо, чёткий контур рта, квадратный подбородок – породистый сосунок. Таким, как он в Голливуд надо! На таких красавцев всегда есть спрос в кинематографе, а он заделался компьютерщиком.
Не знаю, отчего не понравился мне этот красавчик, сразу забраковал, как увидел снимок. Впрочем, вчитавшись в его профессиональные навыки, был удивлён. Неужели само совершенство снизошло к нам? Бог Аполлон, чёрт его дери, да ещё и с мозгами отличного специалиста!
Снова бросил взгляд на незнакомку с зонтиком – стоит.
Мало того что Эдвард Шульц стоял первым в списке Монтси на свободную вакансию, так ещё и хвалебные отзывы, которые он предъявил, с других мест работы, оказались реальными.
Нет, парень, ты у меня на карандаше. Не бывает идеалов в этом мире, впрочем, как и абсолютных злодеев. Я не я буду, если не нарою на этого… Шульца, что-то эдакое. Пусть даже он и подходит на должность, даже займёт её, но мне станет спокойнее – я выполнил то, что наметил.