Морковка в его офисе

Глава 1.

- Маркова! Анна!- слышу прямо над ухом рассерженный голос секретарши генерального.
- Я!- вскидываюсь из-за горы документов, - что случилось?
- До тебя ...как до жирафа, Аня! Надо быть собраней. Я кричу, кричу, а ты словно специально..
- Так что? Пожар? Потоп?- уже несколько успокоенно выясняю я, продолжая глазами втыкаться в экселевскую таблицу на мониторе. Ну не сходится у меня итог и все тут! Где-то лишнюю единицу добавила, но где?
- Маркова!!!- я подпрыгиваю на стуле.
- Я так заикой с тобой стану, Сукнова! Чего ты орешь-то? Что надо? Мне отчёт сдавать через полчаса! - кричу я в ответ.
- Опоздала ты, Маркова, с отчётом! Некому сдавать!- ехидно поджав губы, ответила Сукнова. Подсократить бы её фамилию... для полного соответствия, так сказать.
- В смысле? - отвечаю я.
- Нашего старика только что сняли с должности. Вот, прислали из Главка! - и она торжествующе вертит перед моими глазами бумажкой. - Наконец - то придет кто-то нормальный! Говорят, пришлют самого Лёдова!
- Какого Лёдова? - всё ещё не понимаю я.- Что происходит? За что снимают? Нормальный же генеральный был?!
- Это для тебя, Маркова, Статский был нормальный. Потому что нормальных ты, наверное, ещё не видела. - Смерив меня оценивающим взглядом и ухмыльнувшись, не признав соперницы, Сукнова изогнулась в любимой позе, оттопырив ногу в сторону. Хорошая, кстати, нога у нее, подкачанная такая, - мстительно отметило мое подсознание, - и у тебя была бы своя не хуже, если б ты не просиживала дни и ночи над отчётами, а посещала спортзал. Но, увы, я не могу. Я ничего не успеваю сделать из порученного. Задания только и делают, что копятся на моем столе. И мне даже кажется, что я вижу следы безысходности на лицах тех, кто их приносит. Ибо просить меня поторопиться невозможно. Я все равно не успею.Так и живём. Я осваиваю будущую профессию, а она яростно сопротивляется. И вот же гадость- в теории я знаю все прекрасно, но как начинаю делать, начинаю торопиться, теряюсь, и допускаю ошибки. Борис Ефимович - наверное единственный, кто верил в меня, и вот, он уже уходит, а до конца практики ещё половина срока! Прощай практика, прощай нежные мечты о возможном быстром трудоустройстве после окончания вуза...
- Маркова! - снова окликнула меня Сукнова.
- Ну что еще? - устало отозвалась я, потирая виски, а также тайно и тщетно мечтая, когда же эта прекрасная женщина уйдет отсюда своими красивыми ногами, оставив меня в тишине разобраться с заданием.
- Так что ты сидишь? Я же говорю тебе - генерального убрали. Сейчас общий сбор объявили. Все должны быть в конференц-зале. Будем встречать нового ... Вставай и тащи свою тушку побыстрее. ...Тебе б переодеться не мешало... впрочем, и так неплохо.... Иди.

Я глянула на себя в зеркало и вздохнула. Однако, мне не мешало не столько переодеться, сколько хорошо выспаться, да кто ж даст? С шести утра я уже на остановке жду автобус и мчусь в универ. А сразу после пар, захватив в кафе по пути лишь ирландский кофе, стартую на практику в ООО "СтройРесурсСнаб". Время рассчитано по минутам, иначе всюду опоздаю.

И все благодаря моему соседу - тому самому Статскому, старую собаку которого я выгуливала почти весь прошлый год, пока не хозяин лежал в больнице. Когда его грузили на "скорую", его колли все бегала вокруг, скулила, пыталась залезть в машину. Ее отгоняли, а старик просто плакал, не имея сил ничем ей помочь. Я не смогла тогда пройти мимо. Пожалела и ее, и соседа, забрала животину к себе. Ну не пропадать же ей... А потом Статский оказался не просто соседом, а целым гендиром большой компании. Конечно, мне на курсе в это никто не поверил, но это уже их дело, верно?

Я шла по коридорам в сторону конференц-зала и сердце мое стучало все сильнее. Конец тебе, Маркова, конец. Если сняли Статского, то точно конец.
- Ой!- воскликнула я, врезавшись в кого- то. Ощущения были, словно меня с силой толкнули в стену. Как же больно- то....Кажется, я действительно в кого-то врезалась.
Какой-то мужчина стоял передо мной буквально на коленях и ...
- Девушка! Вы смотрите, куда идете! Аккуратнее надо! - он поднял на меня свое лицо и я совсем забыла, как дышать. Он что-то говорил мне сердитое, грозно хмурил брови. А потом мы встретились глазами и со мной случилось то, что всегда происходит со мной против воли и я никак не могу этим управлять. Я просто краснею. Густо и беспощадно. Как какая-то девица тургеневская.

Если посмотреть правде в лицо, всему виной - стресс и недостаток общения. Если же смотреть правде в лицо и не отводить взгляд, всему виной - тотальное отсутствие парня. Но я никогда этого не признаю. Так и живу во лжи. Хотя, по всей вероятности, ложь моя не так уж и греховна, ведь лгу я ... только себе. А этот представитель сильной стороны человечества, уже все про меня понял. Взгляд сканирующих глаз сменился с заинтересованного на скучающие- отстранённый. Так смотрят кассиры, продавцы или случайные прохожие, которым нет до тебя никакого дела. Только вот я, кажется, влюбилась с первого взгляда. Если он сейчас ещё помедлит немного, точно наговорю глупостей и сделаю всю эту глупую сцену ещё глупее.

Глава 2.

- Девушка, вы куда шли? - тем временем мужчина встал во весь свой немаленький рост, расправил плечи и, кажется, заполнил собой весь коридор.
- Я? - прикол, я ещё могу что-то ему говорить. Но это случайно, от шока, скорее всего.
- Вы! Вы куда шли? В конференц-зал, наверное?- все пытался достучаться до меня незнакомец.
- Два, а вы тоже?- пролепетала я. Нет, никуда не годится. Нужно быстрее собраться и сказать какое- нибудь согласованное предложение, не только междометия и местоимения. - Вы тоже туда идете?
- Да. Идёмте. Там уже все собрались, скорее всего.
- Дааа.

И я двинулась вперёд, потирая ушибленный лоб. Интересно, с какого он отдела? Никогда не видела раньше.
- По лестнице мы уже не успеваем. Пойдёмте к лифту.- распорядился он. Явно начальник какого-то отдела. И бабник. Ишь, как глазами по сторонам стреляет.

Плетусь за ним. Заходим в лифт. Тот ожидаемо переполнен. Всем надо в конференц-зал. Двери закрываются, но лифт не едет. С коридора его снова вызывают. Какой-то толстяк пытается влезть к нам. Толпа напирает на меня, и я не могу ей воспрепятствовать. Меня с силой толкает на этого мужчину как раз тогда, когда он наклонился, чтобы поправить что-то в кармане пиджака. И так снова неудачно вышло. В общем, я случайно коснулась губами его лица. Ну как... Мазнула ими по его губам. Одно это воспоминание вызывает у меня толпу неуклюжих мурашек и лицо мое снова вспыхивает пламенем. Хорошо, что толстяк выходит через два этажа. Я практически выпрыгиваю за ним.
- Куда?- слышу грозный окрик, но не останавливаюсь, лишь оборачиваюсь, следя, как закрываются перед его оскорбленный величеством двери лифта.
- Я лучше пешком!- кричу ему я. Он лишь с неудовольствием качает головой, но мне все равно. Мне хочется быстрее закончить эту пытку совместного пребывания с ним в одном пространстве.

К дверям конференц-зала я прибываю раньше на несколько ценных секунд. Он заходит практически сразу вслед за мной, но не идёт следом, а идёт к трибуне. Нет. Нет, я не могла так вляпаться...
- Здравствуйте, коллеги, меня зовут Алексей Петрович Лёдов, я ваш новый гендир, - произносит он с лёгкой хрипотцой в голосе и останавливает взгляд на мне, хотя я специально встала во второй ряд прямо за Сук.. Сукновой.

Эх, Сукнова, Сукнова. Не ее даже жаль. Ведь сейчас побежит покупать пирожки и варить кофе. А того не знает, что этот пронзительный изучающий взгляд предназначался вовсе не ей.

- Все вы знаете, что ваше отделение находится за чертой рейтинга. Это происходит потому,что ее текущая структура и эффективность не соответствуют тем амбициозным целям, которые стоят перед нами. Для построения лучшего будущего нам нужна абсолютно иная команда. Более сильная. Более сфокусированная. Более результативная. В ближайшие дни я лично проведу беседы с каждым из вас. Цель – оценить ваш вклад, потенциал и соответствие новым задачам. Результатом этих встреч станет формирование обновленного коллектива. Готовьтесь к вопросам. Жду честных ответов. На этом всё.

Он говорил жёстко, прямо глядя каждому в глаза. Женская половина тотчас приуныла. Одно дело - приход начальника- красавчика. Совсем другое дело, когда он своим красивым точечным профилем говорит тебе о твоей некомпетентности и грядущем увольнении. Тут даже Сукнова подобралась. Но в ее глазах ещё горела отчаянная решимость. Она плавно изогнулась, проведя ладонью по волосам, спускаясь по груди вниз.

- Алексей Петрович, у меня много дел. Вы могли бы начать собеседование... с меня....

- Хорошо, - кивнул он, и я поняла где-то глубоко внутри, что в списке на увольнение Сукнова будет первой. Сразу было видно, Лёдов - мужчина видный. И недостатка в женском внимании он не испытывал. Но почему-то именно Сукнова не заставляла его глаза гореть знакомым блеском заинтересованности. И это почему-то радовало. Хотя, какая ей разница?

Сотрудники вяло разошлись по своим рабочим местам, ожидая, когда их вызовут. Первой, как и говорила, вслед за уходящим новым боссом, отправилась Сукнова. Она шла с ним рядом и Анна не могла не отметить, как они хорошо смотрелись вместе - яркая, вызывающая Сукнова и Лёдов с фигурой мачо и поставленным голосом с волнующей хрипотцой.

Впрочем, Сукнова быстро вышла. Анна видела ее платье, промелькнувшее в сторону туалетной комнаты. Не успев додумать, что же там такое произошло, она вздрогнула от резкого звонка внутренней связи. Подняла трубку и мурашки толпами побежали по ее спине.
- Практикантка Маркова. Зайдите.

Глава 3

Я медленно поднялась на слабеющих ногах. Холодная отстраненная интонация не предвещала ничего хорошего.

Коридор к кабинету Алексея Петровича Лёдова тянулся передо мной бесконечной тропой испытаний. Я шла медленно, концентрируясь на каждом шаге. Новые шпильки виляли предательски, грозя вывернуть ногу. Я нервно одергивала подол юбки, ловя в огромном зеркале у лифта свое отражение: бледное лицо с ярким румянцем, слишком широкие глаза. Пустые руки сжимались в кулаки.

Я остановилась перед тяжелой дверью с табличкой «А.П. Лёдов». Глубокий вдох. Два робких стука по массивному дереву.

— Войдите, — прозвучало из-за двери.

Голос ударил, как физическая волна. Низкий, поставленный баритон, звучавший с безупречной дикцией. Таким бы голосом любовные романы читать. В нем вибрировали бархатные обертона, но под ними чувствовалась стальная нить. Ничего удивительного, что по спине сразу побежали толпы мурашек, обгоняя друг друга.

Но я собралась и решительно толкнула дверь. Кабинет встретил стерильной тишиной и безупречным порядком. Алексей Петрович Лёдов сидел за старинным, с резными ножками столом своего предшественника Статского. Казалось бы, с незапамятных времён здесь не появилось ничего нового, но в присутствии Лёдова все смотрелось иначе. Его мощная фигура смотрелась в этом интерьере пугающе органично. Странно, что он ничего не изменил под свой вкус. Ну, возможно, всё ещё будет... Контровой свет от окна за спиной окутывал его сияющим ореолом, оставляя лицо в тени; четко видны были лишь сильные руки, сложенные на столе.

— Проходите, Анна Васильевна, — повторил он. Слова падали отполированными гальками: весомо, безупречно. Он взглядом указал на стул строго напротив.

Как-то неправильно он действовал на меня, этот Лёдов. Или причиной тому случай в лифте? Но я же нечаянно... Так... Носок. Каблук. Не споткнись. Шпильки гулко цокали тишине. Зачем я их надела? Неудобно же... Лучше бы свои старые лодочки на танкетке... Я опустилась на край стула, держа спину прямо. Не хватало ещё горбиться перед начальством. Усилием воли задрала подбородок повыше.

-Вы хорошо себя чувствуете?- спросил он, кинув на меня взгляд.

- Да, а что?- вскинула я подбородок в его сторону...

-Ничего... Я просто подумал, у вас шею защемило... Но если вас ничего не беспокоит, тогда вернёмся к нашим делам.

Ну вот и скажите....

Тишина в кабинете Лёдова была абсолютной, вымороженной, нарушаемой лишь метрономическим тиканьем его дорогих напольных часов и едва слышным шелестом бумаги под его пальцами. Я сидела, вцепившись взглядом в узор паркета, пытаясь зачаровать дрожь в коленях. Мои ладони были ледяными и влажными. Внезапно, острое, скручивающее ощущение сжало мне живот. Не сейчас. Только не сейчас!!

Я украдкой скользнула взглядом к часам на стене. 13:07. Время моего обеда. Точное, как швейцарский механизм. Любое отклонение от расписания — даже на пятнадцать минут — выбивало меня из колеи с жестокой предсказуемостью: волны тошноты, судорожные спазмы в кишечнике, давящая головная боль, превращающая мысли в свинцовую кашу. Я инстинктивно сунула руку в карман юбки. Там лежала спасительная карамелька в ярком фантике — мой маленький, проверенный ритуал на случай форс-мажора у Статского. Владимир Ильич только подмигивал, видя, как я суетливо разворачиваю конфету под столом: "Подкрепись, Анечка, работа спорится на сытый желудок!"

Но это был не Статский. Это был Лёдов. Его кабинет дышал стерильным запретом на все человеческое, на все слабое и неидеальное. Достать карамельку сейчас? При нем? Под его тяжелым, сканирующим взглядом? Это казалось кощунством, равносильным признанию в преступлении. Мои пальцы сжали фантик в кармане, но вытащить его — не посмели. Я так просто и сидела, скованная ледяным страхом, ожидая неизбежного. Живот сводило все сильнее, волна дурноты подкатывала к горлу. Я зажмурилась на долю секунды, пытаясь вдохнуть глубже, сжать зубы. Продержись. Еще минуту. Он же скоро закончит...

- Гуррр

Глубокий, рокочущий, невероятно громкий звук грянул, как удар грома в зале суда. Он вырвался из моего напряженного живота, потряс воздух, отдался в стеклянных витринах и врезался в мое сознание физической болью стыда. Это был не просто звук голода. Это был приговор, вынесенный мне моим собственным телом за опоздание на обед, за трусость, за эту встречу. Я вжалась в спинку стула, ощущая, как жгучий вал крови заливает лицо, превращая его в пылающую маску, добегает до кончиков ушей, делая их крошечными сигнальными огнями катастрофы. Я судорожно сжала кулаки, впиваясь ногтями в ладони до белых пятен, пытаясь задушить в зародыше следующий стон, но тело, мстя за нарушенный ритуал, выдало тихий, жалобный всхлип, поставивший окончательную, унизительную точку.

Лёдов не пошевелил бровью. Перо в его руке не дрогнуло. Оно продолжало выводить ровные, каллиграфические строки на важном документе. Ни малейшего напряжения не появилось в его позе. Веки не поднялись от бумаги. Лишь движение его правой руки, держащей перо, стало чуть более размеренным, будто он углубился в сложный пассаж текста, а не стал свидетелем физиологического краха подчиненной. Его дыхание оставалось ровным и глубоким — я видела, как спокойно поднимается и опускается темная ткань пиджака на его груди. Тишина, воцарившаяся после этого "приговора", сгустилась до консистенции мрамора. В ней звучало только неумолимое тиканье часов да отчаянная дробь ее сердца.

Я пыталась сглотнуть ком, стоявший колючим камнем в горле. Глаза заволокло предательской влагой. Смотрела на него, умоляя беззвучно: "Закончи! Отпусти! Дайте мне мою карамельку!" Но он был неприступен, как крепостная стена. Его молчаливое, абсолютное игнорирование моего страдания было хуже любой насмешки. Каждая прожитая в этой ледяной тишине секунда была новым витком пытки. Я чувствовала, как холодный пот стекает по позвоночнику. Голова начинала ныть знакомой, давящей болью. Спазм снова сжал живот.

Наконец, он поставил точку. Твердо, с нажимом. Отложил перо с хирургической точностью параллельно краю стола. Сложил руки перед собой. И лишь тогда поднял глаза. Его взгляд — чистый, острый как бритва лед — скользнул по моему пылающему лицу, задержался на влажном лбу, опустился к смертельно сжатым кулакам на коленях. Ни тени понимания. Ни искры интереса.

Глава 4.

Его правая рука с дорогой перьевой ручкой застыла в воздухе над важным документом, который он подписывал. Чернильная капля угрожающе нависла над белым листом, грозя его испортить. Он медленно поднял взгляд. Неспешно. Серые глаза впились в мои. Не в хаос на столе, не в рассыпанные карандаши. Прямо в мое лицо. Холодные, тяжелые, как свинцовые плиты. В них не было гнева. Только бездонное, ледяное разочарование. Как будто я подтвердила его худшие ожидания.

— Я... я сейчас все уберу! — выдохнула я, голос сорвался на шепот. Почему-то говорить в полный голос я не могла. Не отрывая испуганного взгляда от его глаз, будто загипнотизированная, не думая, не дыша, я опустилась на колени прямо на холодный паркет. Юбка неловко задралась, обнажив колени, но мне было не до этого. Пальцы, дрожащие и неловкие, заспешили: я хватала ближайшие карандаши, роняя половину из них снова; тянулась под стол, пыля рукавом блузки о дорогую древесину; пыталась зажать в потной ладони сразу несколько штук.

Воцарилась тяжелая, гнетущая тишина. Только мое пыхтение наверняка стало единственным звуком в кабинете, кроме, наверное, тиканья часов.

Сквозь грохочущий в ушах пульс я все равно уловила глубокий, медленный вздох. Я вздрогнула, но не подняла головы. Чувствовала его взгляд на своем затылке. Жгучий. Вот если сейчас он что-то скажет, прокомментирует, я, наверное, просто упаду в обморок. Но спустя мгновение послышался лишь тихий щелчок.

Я поднялась, вкладывая в подставку канцелярию, не удержавшись, искоса бросила взгляд на босса. Лёдов снял очки в тонкой золотой оправе. Положил их аккуратно на стол. Затем поднес пальцы к переносице. Долго, методично потирал ее, закрыв глаза. Его лицо выражало усталость. Не знаю, от меня ли. Скорее от всего этого хаоса, вторгшегося в его безупречный мир.

Он откинулся на спинку кресла, запрокинув голову. И взгляд его не опустился вниз, чтобы встретиться с моим. Он посмотрел в потолок. Или сквозь него, разыскивая какую-то лишь одному ему известную далекую, упорядоченную точку покоя.

Я пыталась собрать все быстрее, но карандаши как нарочно выскальзывали из моих влажных рук, снова катились в разные стороны. Я тянулась за ними, чуть не падая вперед. Жар пылал в моих в ушах, ком отчаяния стоял в горле. Каждая секунда под его молчаливым, отстраненным осуждением была для меня пыткой. Наверное, я была для него пылью. Сором. Неуклюжим пятном на его идеальной реальности. И он просто давал мне это прочувствовать каждой клеточкой своего молчания, каждым движением пальцев у переносицы, каждым вздохом, который казался мне громче грома.

Наконец, последний карандаш был водворен обратно. Я поднялась с колен, пытаясь стряхнуть невидимую пыль с юбки. Ноги были ватными. Я не смела взглянуть на него. Просто стояла, опустив голову, ожидая приговора.

В кабинете снова зашуршала бумага. Он вернулся к своему документу, надев очки. Будто ничего не произошло. Будто минуту назад здесь не ползала на коленях его новая практикантка.
— Продолжайте заполнять, Анна Васильевна, — прозвучал его бархатный, бесстрастный голос с басовыми нотками. Он снова протянул мне злополучное заявление. — Не волнуйтесь...
- Хорошо,- я нахмурились, пытаясь собрать в кучку оставшееся достоинство.

Прошло ещё несколько минут кромешной тишины.
- Прошу, - я попыталась протянуть ему готовый документ.
- Нет- нет. Оставьте на столе, я потом сам заберу, - остановил он мою попытку. - ... Расскажите мне о ваших задачах у Владимира Ильича, — попросил он, глядя прямо на меня, будто не замечая инициированный им новый прилив краски к моему лицу .

Он наконец перешёл к тому, к чему я готовила целую речь, лишь спустя вечность моих унижений. Я знала, что лицо мое пылает, и что я вся на виду. Но теперь мне было только нужно просто дожить это проклятое собеседование. Потом просто собрать сумку и уйти домой.... Ох, нет, и этого я не могу, рабочий день в разгаре. Проклятие.... Так, нужно собраться.

— Да, конечно! Я... я вела календарь-планировщик, деловую переписку, предварительные переговоры с контрагентами, разбирала его плавки.... Хммм ... планы на будущую неделю... — Боже мой, но тут-то что со мной? Уже двух слов не могу связать в его присутствии....

Он молча слушал, даже не кивал. Не перебивал. Не задавал вопросов. Просто смотрел на меня и слушал. И это молчание было сильнее всяких слов и оттого невыносимо.

— Когда заканчивается ваша практика по договору со Статским? — наконец спросил он, сделав внушительную паузу после моего рассказа.
— Двадцать... двадцать пятого.

— Этого месяца?

—Да.

Он кивнул, открыл перекидной календарь на нужной дате, и также не торопясь, безупречным почерком внёс мою фамилию, лишь только в этот момент его тонкие губы дрогнули в подобии улыбки.

Для меня было бы недостижимым даром узнать причину этих изменений. Возможно, Лёдов был рад, что встреча со мной уже закончилась. Может быть, что-то ещё, а может, это не было связано со мной вообще. Но в тот миг мой личный рейтинг был в таких глубоких минусах, что даже это было ...вау... и решение тут же уволиться, лишь перешагнув порог его кабинета, сразу пропало.

— Вы свободны, Анна Васильевна. Можете вернуться на свое место, — закончив писать, наконец, объявил он, снова приподняв уголки губ, и встал, делая шаг в мою сторону.

Сначала я решила, что он хочет выйти из кабинета вместе со мной. Но Лёдов как-то умудрился протиснуться вперёд меня и открыл мне дверь. Ну.. И как это понимать? Я чувствовала себя униженной снова. Униженной, тупой деревенщиной, стоящей рядом с образованным интеллигентным мужчиной, который все пытается мне на что-то тонко намекнуть, но я из-за своей толстокожести никак не могу взять в толк, что же он имеет в виду. То ли этот жест означал "пошла прочь, оборванка, да, побыстрее", то ли "леди, разрешите вам помочь и открыть дверь, с которой в начале нашей встречи вышел такой конфуз, целиком по моей вине".

Так и не решив окончательно, я поднялась со стула, намереваясь побыстрее закончить всю эту непонятную сцену, но тут же меня дёрнуло назад так сильно, что я едва устояла на ногах. Ну, что ещё!!! Моя сумка ... предательски зацепилась ремнем за угол стула, за которым я сидела. Хотела снять его рывком, но как представила, что если сейчас и стул упадет, это будет фиаско. Я вдохнула и выдохнула, выравнивая дыхание, после чего медленно сняла ремень со стула и повернулась к двери. Шаг, другой. Так, хорошо. Я почти на свободе. Ещё чуть- чуть и поедательская энергетика этого места перестанет на меня действовать. Нужно просто переставлять ноги. Шаг...

Глава 5.

Как вы сами понимаете, грязные измышления Сукновой были мне не интересны. Я прошла мимо нее, не глядя, естественно, и молча вернулась за свой рабочий стол.

Я сидела у самой двери и мне было слышно, как то и дело хлопала дверь Лёдова. Сотрудники, все без исключения, словно соревновались в попытках сорвать ее с петель. Но, тем не менее, именно от этой двери их путь шел лишь в сторону кабинета Марии Игнатьевны, нашей кадровички, наверное, единственной, кому, кроме меня, пока не грозило увольнение.

Ее дверь открывалась и закрывалась потише, но в те разы, когда ее закрывать забывали, до меня долетали обрывки фраз:

"...не соответствует требованиям новой структуры..."
"...выговор с занесением..."
"...временное отстранение от обязанностей..."

Мой желудок болезненно сжался. Отстранение... Выговор... Просто так. За одно утро. После моего позорного визита с карандашами, падением и урчанием живота я тоже могла быть в числе уволенных. Меня спасло только то, что я временный работник, и мне так и так уходить. Так себе утешение, если вспомнить, что я хотела остаться в компании, как уже дипломированный сотрудник.

Я сидела, пялилась в экран с открытой таблицей и ровным счётом ничего не понимала, что же нужно мне с ней сделать и зачем.

Из стазиса меня вырвал звонок внутренней связи. Подпрыгнув на стуле, я схватила трубку.
"Анна Васильевна," – бархатный голос Алексея Петровича резал слух, как стекло. – "ассистент отдела Сукнова с сегодняшнего дня на больничном. Поэтому на переговоры вместе со мной сегодня поедете вы. Ну, и будете исполнять обязанности ассистента по крайней мере, до конца больничного Сукновой. Это понятно?
- Дда, - выдохнула я, казалось, все, что было в лёгких.
- Мне доложили, что вы ещё не спускались в столовую. У вас осталось тридцать минут на обед. Я буду ждать вас в холле ровно в четырнадцать тридцать.....Вы меня поняли?
- Дда.

И он повесил трубку. ... Я просидела ещё, пытаясь осознать, пугает меня перспектива такого тесного общения с Лёдовым или ...но вскоре мысли вернулись к работе, лихорадочной подготовке к поездке, ведь, наверное, надо что-то взять с собой, а что? Этим занималась Сукнова и особо не распространялась о тонкостях. Похоже, меня ждёт очередное фиаско. Уж, наверное, пора смириться и просто принять, что все, что со мной происходит, просто такой отдельный, уникальный вид... нормы...

"И все же, непотопляемая Сукнова отправилась на больничный... Дааа, настали тяжёлые времена."- Так думала я, спускаясь на лифте на первый этаж, в столовую, где заказала омлет и кофе. На большее я уже не успевала. Так ела, отправляя кусочек за кусочком, то и дело посматривая на часы.

Ага, ещё десять минут до назначенного времени. Осталось выйти в холл и подойти к машине. Это минут пять, не больше. Закончив, я встала и пошла на выход. Я была спокойна, так как точно знала, что приду на встречу вовремя...

Высокую и статную фигуру Лёдова я увидела издалека. Он стоял на выходе, у самых дверей, прислонившись спиной к какой-то стойке. Народ обтекал его, как воды бурной реки с перекатами огибают скальный выступ. Заметив меня, он встряхнул руку, чтобы циферблат часов попал в поле его зрения.
- Тринадцать часов пятьдесят пять минут, Анна Васильевна! - как всегда безэмоционально заметил он и передал мне папку,- вот, ознакомьтесь с проектом, пока будем ехать. Мне нужны будут данные. Их не так много, вы справитесь.

"Ну, конечно, я справлюсь, ведь их не так и много", - обиженно проговорила я про себя. Похоже, Лёдов уже составил обо мне представление, и оно было отнюдь не лестным.

Устроившись на заднем сиденье, я думала, что поеду там одна, но вдруг дверь с другой стороны открылась, и ко мне подсел сам Лёдов, тотчас оттеснив мою тощую тушку почти к самому окну.
- Витя, поехали, - скомандовал он, как всегда, вполголоса, но, конечно же, был тотчас услышан.
- Хорошо, Алексей Петрович, - и машина плавно тронулась, сразу вливаясь в ревущий поток на трассе.

В салоне "Бентли" пахло дорогой кожей и незнакомым мужским парфюмом – что-то холодное, как горный воздух. Когда я ездила со Статским, а это было, хоть и пару раз, но памятно, здесь пахло домашним обедом из ланчбокса и лекарствами. И это очень расслабляло. Сейчас же я и дышала через раз, настолько мощная аура Лёдова буквально проморозила весь салон. Оттого я готова была то ли сказать, то ли сделать что-то резкое и не очень продуманное. Потому запретила себе все, кроме как дышать, и сидела, как натянутая тетива на луке.

Искоса кинула взгляд на шефа. Тот же окунулся с головой в свой планшет, что-то писал в нем, потом кому-то звонил. И так продолжалось минута за минутой. И только вот это полное игнорирование моего присутствия, как ни странно, очень помогло справиться с волнением, и я открыла, наконец, папку. И замерла снова.

Первые же строки знакомого текста ударили по сознанию, как обухом. Это же... мой проект! Тот самый, над которым я корпела ночами еще для Статского! Я тогда только появилась в компании и не знала кто есть кто. Поэтому ничего и не заподозрила, когда Сукнова взялась передать мой проект Статскому. Когда же спустя несколько дней я спросила о нем, та только снисходительно ухмыльнулась: "Деточка, Алексей Петрович не разменивается на фантазии практиканток. Не до того ему, не тот уровень". Я решила, проект сгинул в недрах архива или в мусорке. А он... он здесь! В папке Лёдова! И, похоже, он готов его использовать на реальной встрече с партнёрами!

Сердце забилось так громко! Я украдкой посмотрела на шефа. Тот всё ещё был погружен в планшет. Сказать? После всего того, что я наделала со своей репутацией, этот воскресший проект мог бы меня спасти... Слова так и рвались наружу: "Алексей Петрович, этот проект... это я его писала!" Но язык будто прилип к гортани.

Он наблюдал меня только униженной, неуклюжей, краснеющей перед ним дурочкой. Не видел ни одной моей толковой работы. Скорее, он сочтет меня интриганкой, чем поверит. А если поверит, что проект готовила я, то отнесётся к нему также, как ко мне. Чего доброго, отменит встречу с партнёрами, и все погибнет окончательно. Нет, не сейчас, не так.

Глава 6

"Грандвояж" встретил нас прохладой мрамора и тихим звоном хрусталя. Партнеры – двое солидных, слегка настороженных мужчин. Алексей Петрович был безупречно вежлив, но я уловила тень скепсиса в его глазах. Когда он коротко кивнул мне, я начала говорить. Голос, к моему собственному удивлению, звучал ровно и уверенно, будто не мой. Я почти не заглядывала в папку – цифры, аргументы, слабые места были выгравированы в моей памяти бессонными ночами. Я видела, как партнеры переглянулись, один из них начал едва заметно кивать. Видела, как тончайшая складка – да, удивления! – мелькнула между идеально подстриженных бровей Лёдова, когда я легко и точно ответила на каверзный вопрос о рисках, даже не открывая папку. Он мгновенно взял себя в руки, маска вернулась, но я увидела этот миг.

И – о чудо! – они согласились! Ключевые пункты были приняты. Алексей Петрович повернулся ко мне, и в его взгляде мелькнуло что-то... похожее на уважение?

- Спасибо, Анна Васильевна. Вы свободны. Мы обсудим детали без вас, – произнес он ровно, но в интонации уже не было прежней отстраненной ледяности. И повернулся к партнёрам.

Я замерла на долю секунды. Свободна? А что теперь? Ждать здесь? Ехать в офис? Домой?

-А.... но...я хотела бы,- все тише и тише проговорила я и вовсе замолчала.

А все потому, что его поза, его мгновенная переключенность на партнеров ясно говорили: "Ты здесь больше не нужна". Я встала, ощутив вдруг всю тяжесть дня – позор, страх, ярость от молчания, адреналин встречи – сковывающей усталостью. Ноги еле- еле несли меня к лифту.

Я спустилась в пустой кабине вниз и оказалась в холле. Здесь было людно. Все смеялись, шутили, бегали дети... в общем, царила непринуждённая приятная атмосфера, полностью диссонирующая с моим настроением. И я сделала решительный шаг вперед, врезаясь, как нож в масло, в чужеродный счастливый мир, и стремясь тотчас его покинуть, затерявшись среди миллионов похожих друг на друга людей, словно я - одна из них.

Но стоило подойти к выходу, как картина всеобщего веселья обрела истинный смысл. За стеклянными дверями бушевал настоящий летний шторм. Дождь хлестал по огромным витринам, заливая мир серой пеленой. Редкие прохожие, уже не скрываясь, не избегая луж, а лишь стараясь удержаться на ногах, в панике искали укрытия в авто и в холле этого ресторана.

Что же мне делать? Встреча оказалась довольно короткой и до конца рабочего дня ещё вагон времени. Ехать в офис? В такую непогоду? И я представила, как появляюсь в отделе насквозь мокрая, вытирая с лица ручейки воды под недоуменными взглядами коллег. Фу.

Остаться здесь? Ждать Лёдова? Но зачем? Ему я здесь уже не нужна. А, может, наплевать на все, и поехать домой? Эта мысль по- настоящему увлекла меня. И я представила, как уже лежу в ванной, теплая вода обнимает меня, приятные ароматы ванных бомбочек щекочут нос. А потом полотенце, душистое, мягкое, касается твоего тела каждой петелькой..., я протираю мокрой рукой запотевшее зеркало и вижу там ...Лёдова! Одетый в сегодняшний темно- синий костюм, он стоит за моей спиной, потом улыбается так, как делает только он - уголками губ. Он разворачивает меня к себе лицом, проводит подушечкой большого пальца по моим губам, а глаза его ярко голубые, глубоко посаженные, контрастирующие с загорелым цветом его кожи ...по- прежнему холодные, как лёд. Он качает головой укоризненно...

- Эх, Анна Васильевна, только я хотел изменить о тебе мнение, а ты снова ... оказывается, что ко всему ты ещё и прогульщица...

Его лицо склоняется к моему все ниже, ниже, наши губы вот- вот соприкоснутся, я закрываю глаза, не в силах наблюдать все это демоново похищение моей души, и ... и в самый ответственный момент получаю болезненный толчок в спину. От неожиданности меня пинком вытолкнуло из грез в жестокую явь и я растерянно заозиралась.

Виновник нашелся тотчас и совсем не скрывался. Передо мной стоял невысокий седой старичок и участливо рассматривал мое лицо.
- Вам плохо, девушка? У вас лицо красное, и вы закрыли глаза... Давление? Сердце? Ох уж эта молодежь, не бережете вы себя. Позвольте, я помогу, доведу до лавочки... Даааа, в мое время девчата были поздоровее... Поди не кушаете совсем, все на диетах...

- Да, на диетах, - поспешно согласилась я с удобной причиной, пока на старика не снизошло озарение. - Мне уже лучше, спасибо, я сама, - отворачиваясь, проговорила я, лихорадочно шаря в сумке рукой в поисках смартфона.

Есть ли предел стыда, который я сегодня ещё испытаю? Мое настроение скачет от абсолютного нуля до точки кипения и обратно. Действительно, как бы мне скоро не потребовалось носить с собой таблетки, как тому старику.

Такси. Вот мое спасение. Я нагло отвернулась от счастливого дедушки и лихорадочно оформила заказ через приложение.
"Автомобиль А576ЩТ марки "Мерседес" серого цвета прибудет через одну минуту", - тотчас появилось уведомление, а за ним другое.
"Автомобиль прибыл на место, водитель ждёт вас у главного выхода".

Да, неужели! Хоть что-то хорошее за целый день! И я уже без сомнений двинулась навстречу холоду, ветру и шторму - идеальной маскировке чувств, если они буквально отражаются у вас на лице, как новости на телеэкране. Берите на заметку, дарю.

Посетители провожали меня взглядами, словно я Прометей, несущий перед собой горящий факел.

От моего толчка дверь с трудом поддалась, но очень быстро вовсе отлетела, раскрывшись настежь. И стена ливня тотчас окатила меня с головы до ног. Холодная вода мгновенно пропитала тонкий деловой костюм и намертво прилепила его к телу. И если бы на мне не было пиджака, то я шла бы словно в одном кружевом лифчике, щеголяя всеми подробностями второго размера.

Мои пышные пряди тотчас поникли и превратились в тонкие ручейки. Время от времени под порывами ветра волосы стряхивали с себя воду и тогда они то хлестали меня по лицу, то налипали, норовя залезть в глаза и рот. Последней предала тушь, глаза нестерпимо защипало. Но меня такими мелочами было уже не запугать.

Глава 7

Взрыв. Резкий, пронзительный, дребезжащий. Будильник на тумбочке вырвал меня из небытия ровно в шесть утра. Я вскинулась, как подброшенная пружиной. Всклокоченная, с тушью, размазанной по щекам (о Боже, я даже не смыла макияж!), с затекшими мышцами от неудобной позы. Я чувствовала себя разбитым, грязным привидением.

Стараясь не встречаться с собой глазами в зеркале, я побрела в санузел. Стянула помятую блузку, юбку, колготки – весь вчерашний доспех неудачницы. Сбросила их на пол ванной. Потом залезла под душ. Включила воду погорячее. Почти обжигающие струи хлестнули по коже, смывая остатки туши, лака для волос, липкий пот страха и позора вчерашнего дня, запах его дорогого одеколона с того чертова пледа. Я стояла, подставив лицо потоку воды, и просто дышала. Пар заполнял крошечное пространство. Дом. Тепло. Вода. Единственные точки моей опоры в этой жизни.

Вышла, завернувшись в большой, жестковатый, но чистый банный халат. Не включая свет в комнате, прошла к кухонной стойке. Кофе. Священный ритуал. Я насыпала в кофемашину ложку ароматной, терпкой смеси, нажала кнопку. Аппарат заурчал, зашипел, наполняя комнату божественным, бодрящим ароматом. Я закрыла глаза, вдыхая его, чувствуя, как понемногу возвращаюсь в свое тело, в эту реальность.

Забрала горячую, почти обжигающую чашечку. Согрела ладони. Сделала первый глоток – горький, крепкий, живительный. Постепенно, с каждым глотком, скованность уступала место слабой, но упрямой бодрости. Я подошла к окну. Занавеску не раздвигала, смотрела сквозь щель между полотнищами. Улица внизу была еще пустынна, погружена в предрассветную серость, кое-где подернутую желтыми пятнами фонарей. Мир спал. Я была одна. Но уже не призрак.

Мой взгляд скользнул вниз, на подоконник. Там, в луче уличного фонаря, стоял он. Мой приятель. Колючий, неказистый кактус в дешевом пластиковом горшке. Земля вокруг него была растрескавшейся. Моя комнатная мини пустыня.

- Ох, малыш, – прошептала я нежно. – земля-то совсем сухая... Дай-ка я тебя полью. Тяжело тебе? Но нам же не привыкать, да?

Я поставила чашку, взяла крошечную лейку для цветов с длинным носиком. Налила в нее немного воды из-под крана. Поднесла к горшку.
- Пей, колючка. Прорвёмся, – и осторожно, тонкой струйкой, полила потрескавшуюся землю вокруг его зеленого, терпеливого бока. Вода впитывалась мгновенно, оставляя темные пятна. Он стоял. Молчал. Кололся. Жил. ...

В офисе было ещё тихо. Я пришла немного раньше, чем всегда. Но только я собиралась подготовиться к рабочему дню, просмотрев, что было сделано вчера, наметить, что нужно сделать сейчас и срочно, как в пустом кабинете прямо на моем столе раздался звонок внутренней связи.
- Анна Васильевна, доброе утро, - прозвучал в трубке почему-то холодный голос шефа. Вроде, он вчера вечером уже не был таким? Или я все не так поняла?
- Доброе утро, Алексей Петрович.
- Зайдите ко мне и принесите то письмо, что вы вчера печатали, - безупречно- вежливый тон не изменился. Но
на меня словно повеяло арктическим холодом.
- Хорошо.

Я вошла в кабинет, едва сдерживая учащённое биение сердца. Кабинет уже привычно был пропитан ароматом дорогого кофе и его холодным парфюмом — кедром и горным воздухом. После вчерашнего вечера мне казалось, что что-то человеческое в нем есть... И это стирало границы, но сейчас я сомневалась в своих выводах.

Когда я вошла и снова поздоровались, Лёдов даже не поднял на меня глаз, уткнувшись в монитор. Его пальцы быстро и отточенно печатали. Я замерла перед массивным дубовым столом, ожидая, что он вот-вот взглянет на меня, кивнет, может быть, даже улыбнётся той сдержанной улыбкой, которую я себе вообразила.

Но ничего не происходило.

Минута. Вторая. Пятая. Я слышала лишь стук его клавиатуры и тиканье напольных часов в углу. Моё первоначальное ожидание начало медленно таять, сменяясь неловкостью, а затем и глухой обидой. Я почувствовала себя непрошеной гостьей, помехой. Сердце сжалось. Наконец, я сделала робкий шаг назад, решив положить папку на край стола и бесшумно уйти.

— Мы люди взрослые, Анна Васильевна, — вдруг раздался его ровный, без единой эмоции голос. Он всё ещё не смотрел на меня. — И эта компания — место для профессионалов. Я не жесток с сотрудниками. Ведь так? У вас ко мне нет претензий?

Вопрос прозвучал как ловушка. Он знал, что я не смогу ничего сказать.
—Нет, — прошептала я, чувствуя, как горят щёки.
—Тогда вы поймите и меня. Все документы должны оформляться с точным, до миллиметра, соблюдением внутреннего регламента. А что я вижу? — Он, наконец, поднял на меня глаза. Взгляд был абсолютно пустым. — Отступ не два сантиметра, а два с половиной. Что за ненужные инициативы? Запятые не на своих местах. Сколько у вас было по русскому языку в школе, Анна Васильевна?

Прежде чем я успела что-то ответить, он плавным движением открыл верхний ящик стола и извлёк папку с моими документами. Сердце у меня ушло в пятки. Он изучал моё личное дело, листая страницы с тихим шуршанием. Я забыла, как дышать.

— Практика у вас до которого числа? — спросил он, не глядя на меня. —До двадцать пятого, — голос мой прозвучал сипло. —М-м-м, — он скептически кривил губы, пробегая глазами характеристики. — Ну, хорошо. Что вы мне сейчас принесли?

Я молча протянула ему документ. Он взял его и погрузился в чтение, откинувшись в кресле. Минута. Вторая. Третья. Тишина давила на виски. Затем он, не глядя на меня, наклонился, взял свою перьевую ручку и на обороте последнего листа своим каллиграфическим, чётким почерком начал что-то писать.

— Ну, я тут уже править не стану, мне проще здесь, с чистого листа, написать. Просто перепечатайте этот текст, Анна Васильевна. Ничего от себя добавлять не нужно. Это понятно?
—Да, — у меня пересохло в горле. —Приступайте, — он бросил исправленный лист на край стола, снова уставившись в монитор.

Я потянулась за бумагой, задев рукавом небольшой флажок на столе. Он качнулся. —Осторожнее, — его голос прозвучал резко. — Не спешите.