Морские гребешки

1.

#пост_однодневка
Ощутить одиночество, и через это перестать бояться смерти. 
#done
Мне кажется, индивидуальность ещё как-то где-то. Ведь кто-то определил, что именно этот кусок души оптимален по объёму для этого куска тела. Или может душа одна, глобальная, как глиняный карьер, и уже от этой горы отпочковываются комки - чпок!чпок! Пойду, мол, воплощаться, именно в этом объёме.
И забавно, что любая картинка, возникающая в воображении, имеет место быть, как один из вариантов в бесконечном их количестве.
Отсюда и оба утверждения, одинаково верных, и одинаково понятных мне:
Ты всегда одинока.
Ты никогда не одинока.
Тела это тоже касается - отделённое от мира кожей (одиноко). Смерть, слияние с миром (не одиноко).
Дуальность, чо. 
(Ум, выключись уже. Пошли спать!)
(Да погоди ты!)
....
Можно делать всё, что угодно, потому что ты сама хозяйка и создатель своей игры-реальности. Всё вообще, что угодно. 
Без оглядки. Нет никого вокруг - это всё проекции, воображение, имитация, фон! Даже люди выдуманы тобой!
(Иди к чёрту. Люди - это другие миры, а не моя иллюзия)
... го кофе пить.

2.

В процессе взаимодействия меня унесло в космос. Я оказалась маленькой частичкой - пылинкой, атомом, - оторванной от всех остальных частиц. Я находилась внутри беспилотной станции, а она, в свою очередь, в открытом бескрайнем и чёрном космосе. И эта картинка тотального одиночества, как иллюстрация того, как всё выглядит без иллюзии привязанностей и нужности кому-то, - эта картинка была безнадёжна и холодна, как если бы от всего человечества осталась в живых только я одна, и мне никому даже не рассказать, как это страшно и ужасно - быть одной, когда не с кем поделиться шуткой, эмоцией, энергией или хотя бы бутербродом. Будто когда становишься независимым ни от кого, безразличным, безучастным, равнодушным - то гравитация и сила тяжести ослабевает - ведь к Земле я привязана ею, - и уносит в космос, где нет никого и ничего. Минус одна иллюзия, возможно. Минус две (одна из них: что я уже живу без иллюзий).
Да, это удобно. Честно, по крайней мере. Я шла домой по снежной каше и вспоминала, как влюблялась когда-то: это была лёгкость, чистота, воздушность, восторг. Это была очень светлая иллюзия. А сейчас что? Серое безопасное безразличие.
Ещё мне показали, что такое ум. Это была огромная арка, как в холле метро: светящаяся, мерцающая - и это создавало некое странное чувство чужеродности, будто кто-то вынул моё сердце и засунул туда прибор с микросхемами. Арка по бокам и сверху состояла из прямоугольных экранов - это были компьютеры, которые рассчитывали всё с абсолютной точностью. Безэмоциональный робот, который беспощаден и никогда не ошибается, никогда не отключается - даже ночью. 
Это было жутко - мне не хотелось состоять целиком из этого, и тем не менее, мне показали, что именно из этого я сейчас и состою.

3.

Прорвало, блять.
Никчёмность мою, как фонтан из говна.
Где мои таблетки? Съешь одну.
Быдло. Это про меня? Про меня это? Про то, что я предпочитаю ржать вместо того, чтобы быть чувствительной?
Ржать.
Меня коробит это слово и эта необходимость. 
Я люблю себя вместе с этим - необходимостью ржать. Не переживай, девочка моя, я буду продолжать любить тебя так же сильно и ровно, несмотря ни на что. Что бы ты там в себе ни раскопала. Да, детка. Любую гадость. Хоть жидким говном кидайся, хоть беснуйся, хоть как. Всё равно я с тобой. Нет необходимости сдерживать эмоции, притворяться, быть другой, быть удобной, быть приятной, - какой угодно, - из страха потерять мою любовь.
Я буду продолжать любить тебя любую.
Да, вот тебе мой фундамент из моей безусловной любви. Вот моя рука, и мои объятия, и моё понимание, и моё принятие тебя любой.
Тебе надо проораться - верю. Ори. Рычи, вой, беснуйся, будь неадекватной. Я буду рядом, чтобы поддержать тебя. Я - часть тебя. Я - с тобой, в любых обстоятельствах, в любую погоду, - хоть в шторм, хоть в ад.
Ошибаться отныне можно.
И всегда было можно.
Перед собой - особенно.
Перед другими - обучившись извиняться.
Я люблю тебя. Ничего не бойся. Я на твоей стороне.
....
Обидно, когда тебя просаживает человек, которого ты уважаешь. Трёшься рядом, хочешь такой же энергетики. Ты его слушаешь, как будто добиваясь его любви и признания. Чтобы он, такой, протянул длань и молвил:
- Чувак, ты тоже крут. Поди сюда, выпьем чаю.
А он тебе - херак презрения кусок. Или неодобрения. Или, типа, указует на неуместность твою с ним рядом.
А ты, такой, съёжился весь. Типа, Учитель посмотрел неодобрительно.
И суть-то в том, чтобы делать мир лучше. Что бы вы там ни делали, как бы не выражали своё мнение, как бы ни относились к другому, - если это рождает агрессию, а не желание стать лучше, 
Впрочем...
Это пустое всё.
Пустое.
Медные трубы.
Все могут отречься. До единого. И если человек обнажит себя целиком, до основания, то от него отрекутся все до единого. Поэтому принято быть красивой/удобной и радоваться лайкам.
Потому что общественное признание равнозначно выживанию. Почему-то.
Поэтому когда сильные мира сего говорят в твою сторону Фи - да ещё и прилюдно - то это больно. Или когда отписываются - это тоже знак и жест.
Знак от мира. Обрати внимание - ты уходишь от этой вибрации - вибрации этого, конкретного человека, - той, что является его стержнем. Энергетика - вот что определяет популярность. Глупо было бы спорить с тем, что человек - существо социальное. Тот, кто это читает - уж точно не сидит в одиноком ретрите в глубине пещеры или в одиноком домике на берегу озера (чёрт... был у меня такой опыт).
Так вот. Конфликт в том, что человеку нужна любовь Безусловная. А племя любит и ценит как правило того, кто обладает навыками, информацией, генами, полезными для всех.
Остаётся любить себя безусловно - не ждать этого от других. И обучаться навыкам попутно.
Мне нравится фраза: человек становится уверен в себе, когда у него что-то получается. 
Это да.

4.

Сделай своё хобби работой, и... у тебя больше не будет выходных. Никогда. Вообще. 
Будет иное - бессонница; самокритика; суетливые поиски блокнота и карандаша, чтобы записать шальную, но такую вкусную и творческую мысль; ныряние в глубину совершенно иной реальности - туда, где живёт фантазия, бродят прозрачные сущности, и игра в жизнь становится безопасной и интересной. Там нет ни стыда, ни страха. Только ты и творчество. Ты и любовь. Ты и дом - большой, белый, тихий, красивый; с панорамными, чистыми окнами.
Погружение. Проникновение. Растворение в процессе. Так, что останавливается время, и приходишь в себя, когда солнце уже село, а ты едва успела просозерцать розовые предрассветные облака - всего несколько редких секунд, - между глотками зелёного, ароматного, утреннего чая. 
Сумерки - лиловые, умиротворяющие, усталые - проникают в твой дом, куда ты выныриваешь из иной реальности обратно. В хаос из чужих мыслей. В разговоры за стеной и шум лифта. В звуки телевизора где-то там. В лай чужой собаки на улице и пустые разговоры.
Тело кричит:
- Алё... я хочу есть, и очень болит спина. Да, очень.
Ложишься спать. Кладёшь блокнот и карандаш рядом.

5.

Иногда я чувствую себя по-настоящему сумасшедшей.
Поехала сегодня в Питер, на автобусе, на передних местах, - люблю смотреть на дорогу по время движения. Это, конечно, не добавляет спокойствия - когда водитель начинает грызть орешки, поднимает что-нибудь упавшее и закатившееся под ноги или пересчитывает на ходу деньги. Но, по крайней мере, можно быть готовой к аварии, - так я думала, словно ребёнок, который держится за нос лодки, думая, что задаёт ей направление.
Чем ближе мы подъезжали к Питеру, тем больше росла моя тревога. 
Через полчаса езды предчувствие приближающейся аварии стало особенно сильной, и с каждой минутой только росло. 
Посреди спокойной трассы, словно предупреждение, наш автобус резко подрезал таксист, перестроившийся через четыре полосы сразу слева направо - так срочно ему надо было уйти на боковую дорогу.
Я стала по-настоящему решать, за что схватиться руками во время неизбежного удара. Стало так же панически страшно, как в ту поездку на юг, когда каждые несколько километров пути нам попадались перевёрнутые и окровавленные изнутри машины. 
Пару лет после этого я боролась с ужасом перед машинами - и изнутри, и снаружи, и если меня удавалось засунуть внутрь, то ехала, вцепившись руками и зубами в ремень безопасности; потом пошла и получила права, после чего малость отпустило (лежат уже семь лет). И вот оно, это чувство, опять...
Мне тут недавно сказали, что нужно меньше волноваться. Это звучало как: "Иногда нужно расслаблять булки, Оля", и я подумала, что, наверно, просто себя накручиваю, но в ответ на это внутренняя паника взорвалась до таких размеров, что я вцепилась в поручень, а в голове речитативом зазвучала манифестация из тетахилинга: "Господи, пусть мы доедем без аварии... без травм и аварии... наилучшим, наивысшим..." и далее по тексту - меня уже изрядно колотило от ужаса. И в следующую минуту мы выехали на кольцо. Автобус резво взял вправо, и его справа тут же подпёрли две машины такси, едущие в шахматном порядке, сбавляющие скорость и мигающие правыми поворотниками. Дистанции между всеми тремя не было от слова совсем. И тут слева выскочил ещё один таксист, и ломонулся тоже направо, наперерез автобусу. 
- Бляяяя! - завопил водитель, вцепившись в руль.
Как они разминулись, вчетвером - ума не приложу, но это был тот ещё чудесный миллимитраж!
.....
И меня сразу отпустило.
........
Не знаю, что это было. Может быть, предчувствие НЕДОаварии. А может, человек действительно может менять реальность. 
Кто во что верит, как говорится.
Такой вот #тетахилинг
ну, или #сумасшествие

6.

"Оля, я люблю тебя". 
Что? ЧТО??? 
Сообщение от мужчины, и на меня словно опрокидывается корыто ледяной воды. 
Ну, когда зимой в деревенской бане напаришься, выбегаешь на улицу, а оно там на пеньке стоит, заготовленное, с водой. И - хлобы-ы-ысь себе на голову. 
А-а-а!!! 
Нет, этого не может быть. Это невозможно. Зачем?.. Чувство, что меня хотят присвоить, затолкать в тесный фанерчатый ящик и кинуть в трюм корабля, чтобы уж наверняка не сбежала, не делась никуда. 
С этим надо что-то делать. Господи, зачем он это написал? Что ответить-то? Паника чудовищная, а ведь должна быть радость вроде волнительная. Не, радости нет и в помине. Больно очень. Там, на заднем дворе вон рыдает уязвимая часть души - вспомнила былое. Хочет верить, что её можно любить, несмотря ни на что (длинный-предлинный список чудовищных качеств). Надеется, что на этот раз это может оказаться тот самый, который пойдёт до конца. Глупенькая. Всё неймётся ей. Пусть проплачется, ладно. 
Я-то не верю во всю эту херотень. Сломалось внутри что-то, раскрошились шестерёнки. Сарказм остался. 
Что ему написать-то, блин? Пусть он сделает что-то с собой, чтоб его отпустило. Ничего не сделать тут? А если список ему продиктовать, отпустит? 
Бли-и-ин... Во попал мужик. О, опять пишет... 
"Мне от тебя ничего не нужно, совсем". 
О, Господи. 
Что написать, чтобы самолюбие его нахрен не пострадало? Да прекрати уже рыдать, дура! Это гормоны всё, какая нахер любовь ещё безусловная? Мало тебе досталось? Иди, умойся!!! Развезла тут соплей. 
(*скрипит зубами) 
Сейчас... сейчас... отказ - это обидно очень. Надо деликатно как-то объяснить. Скажи мужику - "Ты мне друг, и это круче всего!", а он обидится смертельно, потому как уязвим сейчас, как чёрт знает что. В этой игре всегда проигрывает тот, кто признался первым. Хороший же мужик. Мало таких сейчас. Обижать не хочется очень. 
Пожалеет ведь. Как все предыдущие, будет вопить потом: "Сука-а-а!!!" и забанит - от боли. Я этот сценарий уже наизусть знаю. 
Неприлично так долго уже молчать. Надо что-то написать в ответ, но бл@ть... 
(*пишет в ответ): "Ты со своей женщиной поругался, что ли?" 
Ё-моё. Это самое глупое, что можно было написать! 
А вдруг это всё правда? Ну, то, что меня любить можно. Несмотря на. Любую. Не требовать, не ожидать, не подгонять под свои рамки, а просто любить? Безусловно. Да не, глупость какая-то телячья. Тебе сколько лет? А всё в сказки веришь. 
О, что-то прислал. Ну-ка, ну-ка... 
"Почему такой вывод?" 
Действительно, не логично. Впрочем, кто их поймёт, этих мужчин? Разве они способны уйти от женщины, с которой делят быт, ради той, которую внезапно полюбили? Обычно же нет. Вот ведь вляпалась-то. А вдруг? Ей ещё расстройство. Вот чё ты за другую тётьку переживаешь? Иди вон свой воющий кусочище успокой - икает уже от истерики, опухла вся. Оторви её от забора и корвалола хоть накапай. Да больше лей, больше. Фу, гадость-то какая. Бе. 
Так, надо ответить ему про вывод. 
(*пишет): "Наверное, просто не верю, что меня можно любить". 
Что он сейчас ответит, а? Что можно? Хорош рыдать, говорю! Достала уже... А вдруг всё-таки можно, а? Аха, щаз. 
(*безобразно икает) 
О, набирает что-то. Ну-ка, ну-ка. 
"ДАТЫЧО? Я имел ввиду в общечеловеческом плане! Что ты там себе надумала? Ваще что-ли? Я не про это совсем писал! Во ты даёшь!"

7.

Мы тут с другом недавно говорили про точки опоры. 
Что для многих точкой опоры в жизни служит травма. И приходится жить в состоянии боли, потому что никакой другой опоры не создано. 
Вот этим я сейчас и занимаюсь - учусь находить другую точку опоры - в переживании счастья. У психологов это называется, кажется, "заякорить" или "искать плюсы". 
Я когда-то умела это. Так давно. 
Я учусь этому заново, и так медленно, а время тикает так быстро. Точка опоры в счастье - это переживание себя в теле, изнутри него. 
Это осознание того, что воплощение состоялось. 
То, как ощущается под пальцами поверхность того, что есть снаружи, за оболочкой, отделяющей душу от материального мира. Мягкая, послушная глина на гончарном круге. Шероховатая кожа. Как мягкая кошка обнимает лапами мою ногу во сне. Как за окном бушует ливень, барабанят капли о карниз. Сухие носки на ледяные, промокшие ноги. 
Вкус молочного чая улун, и как остро организм реагирует на ломтик ржаного хлеба выделением слюны. И как он вообще реагирует - на многое, если не сказать - на всё. 

Точка опоры в травме - это жизнь из головы. Именно там происходят все переживания, весь ад. Туда заложено обесценивание из детства. Там живут мысли о том, что любовь надо заслужить, и мнение твоё ноль, ноль без палочки, минус даже, умри. 

Точка опоры в счастье - это изнутри тела всё. Вкусный воздух вливается в лёгкие. Воздух такой объёмный, такой доступный, и его много. 
Почему я не в переживании этого, а в трагической голове, которая панически орёт о необходимости выжить или сдохнуть? Голова, ну хватит. Ти-хо. Тихо. Отдохни, голова. 
Можно. 
(*осторожно выбирается из кошкиных объятий и идёт заваривать дошик)
.
.
.
Я ни разу не психолог, так что скажу так, как вижу. У каждого видение будет своё. 
Про травму, точку опоры в травме и откуда она берётся. Наверное, это уже не ново, что всё идёт из детства. Ребёнок, пока он маленький, полностью зависим от родителей, ему приходится выживать в прямом смысле этого слова в тех обстоятельствах, которые существуют вокруг. Папа и мама приравниваются к его миру, и они являются моделью мира для него. Сомнения, которые ребёнок может испытывать, взаимодействия с этим миром (среди родителей встречаются абсолютные психопаты, полностью ебанутые на голову люди, - я иногда читаю про чужое детство и волосы дыбом встают), - так вот, сомнения в адекватности этого мира к тому же рождают у ребёнка чувство вины. Потому что мир в его понимании упрекать нельзя, а родителей нужно любить по умолчанию. 
Родители тем временем берут свои установки и навешивают на чадо. Перечислю некоторые, наверняка откликнется: 
- Ты должен получить высшее образование (ребёнок слышит: ты недостаточно хорош, любовь надо заслужить) 
- Пока всё не съешь - из-за стола не встанешь (даже если насытился в жизни чем-то гадким, в т.ч. вляпался в тяжёлые отношения, - ты должен испить это до конца, жри) 
- тебя не спрашивают; маленький ещё - вырастешь - поймёшь (твоё мнение ноль, можешь его даже не озвучивать, можешь даже не пытаться понять, чего хочешь и что нравится, - всё равно это ни на что не повлияет) 
- Твои проблемы - это ерунда, вот даааальше будет ещё тяжелее, прольёшь ещё слёз (жизнь - боль) 
- Отдай свою машинку мальчику, нужно делиться, не будь эгоистом (нет смысла чего-то добиваться, всё равно отнимут. Другие лучше, достойнее меня) 
Это не о том, что во всём виноваты родители. Они не могут иначе. Они не могут дать того, чего им когда-то не дали тоже. 
Внутри ребёнка зарождается противоречие - он ЗНАЕТ, что его можно любить просто так. Но мир в лице родителей говорит об обратном. Ребёнок, если его не удалось сломать, начинает конкурировать с ними. 
Затем ребёнок вырастает, но образец мира - жизнь из состояния травмы - остаётся. Вместо родителей теперь партнёр и общество, и обстоятельства мира, с которыми он продолжает бороться и конкурировать. Прежние установки, если они не осознанны, продолжают влиять, и точка опоры - травма - как единственная из известных, - тоже. Как-то так.

8.

Иногда в жизни начинает происходить форменный пдц по всем фронтам. 
Зачем это знаменует перемены - не ясно. Для кожетвёрдых совсем людей, что ли? Можно помягче-то?
Либо это происходит накануне события, способного перевернуть и сломать всё прошлое, - весь фундамент, каким бы он ни был. "Открыточка" прилетает, типа. С уведомлением. Получите, распишитесь.
Что-нибудь типа: кирпич падает на голову, отколовшись от дома. Лихой таксист чуть не сбивающий на пешеходном переходе. Или когда предают (условно. Но больно всё равно). Или ещё что похуже. (Отменяю, отменяю).
Беспокойство, разрушения, аццкий ад в душе и, главное, - подозрение, что это собственных рук дело. Что этот трэш сама себе заварила - неделю назад, час, десяток лет, в прошлой жизни, - лишь бы сейчас всё осталось по-старому. Страх перемен, завуалированный пачкой плохих событий, мешающих этим переменам состояться. Совместно с темой выбора среди приоритетов, само собой.
Так и хочется задрать голову в небо и орать:
- Да поняла я, поняла! Хватит уже!
Я ж не против перемен. Я же слышу. Зачем же кирпичами и потерями пугать?
Я ж в курсе, что ничто не принадлежит мне.
И не может принадлежать. 
Потому что даже воздух нельзя себе прикарманить. Если, вдохнув, не сделать выдох - то будет смерть.
Торговаться тут даже нелепо.
Иногда мне кажется, что мой мир запрограммирован, и не подлежит никакой перезаписи. А иногда - что только я его и пишу. Может, и так, и так? И важно просто научиться различать эти состояния? 
Как думаешь?
Всё образуется когда-нибудь, да. Но это не точно. 

9.

Практика Закапывания "Похороны воина". 26.07.19.

Проводник.

Он пришёл в мою жизнь прям вовремя. Я вцепилась в эту возможность – быть закопанной – мёртвой (сорри за тафтологию) хваткой, потому что все иные методы осознать своё существование тотально были уже испробованы. Мне нужен был тотальный трэш и так, чтобы уж наверняка.

Его зовут Андрей. Это тот, кто задаёт нужные вопросы, закапывает и сидит рядом с могилой в течение часа.

- Зачем тебе это? – было первым вопросом, который он задал.

О, у меня был ответ. Даже несколько. Мне нужно было найти другую точку опоры взамен ошибочной. Я хотела понять, насколько я хочу жить, и хочу ли вообще. Прочувствовать смерть, короче. Не то, чтобы я её не боюсь (только мёртвый не боится смерти (с)), но повстречаться не помешало бы.

Андрей привёл меня в лес, нашёл подходящую полянку – она была песочная, заросшая по краям молодыми соснами, - очертил лопатой длинный прямоугольник и вручил её мне:

- Копай.

Я принялась копать. Песок поддавался хорошо, но был тяжёлым и мокрым. Крупным. То и дело попадались корни сосен, которые приходилось перерубать. Маленькую сосенку, растущую посередине, я выкопала и поставила поодаль – авось прирастёт.

- Что ты чувствуешь? – спросил Андрей.

- Ничего, - отвечаю я, подумав. – Копаю, как ты и сказал.

- Это твоя могила. Ты сейчас умрёшь.

- Ну… - я задумалась и поняла, что действительно ничего не чувствую относительно этой новости. Просто стараюсь копать идеально, делая стенки ровными, да ещё и переживая, что так долго «копаюсь». Перфекционизм, мать его.

- Это последние минуты твоей жизни. Ты ведь не знаешь, что я за человек. Совсем не знаешь. Всё это, - он указал рукой на обе кучи по бокам ямы, - будет лежать на тебе.

Я нервно хихикнула, - весь день я вообще шутила без остановки, начиная с рассматривания трубки, которая должна была связывать меня с воздухом снаружи, и заканчивая обсуждениями возможных ужасов. Среди них значилось: «Вдруг сосна упадёт и убьёт тебя, а я – в земле?» «Да, это может случиться. Может случиться вообще всё, что угодно». «Вдруг мошка через трубку залетит мне в рот, попадёт в бронхи и будет рефлекторная остановка дыхания?» «Такого ещё ни у кого не было». «Значит, я буду первая?» «Гипоксия, аритмия, раздражение вагуса, остановка сердца» и так далее, так далее, так далее.

Я залезла в яму и стала копать оттуда. Это оказалось удобнее. Сняла шлёпанцы. Теперь я была в белом белье – термуха, похожая на пижамку – и босиком. Натуральный белогвардеец перед расстрелом. Копалось долго. Час или полтора. Натёрла на руке мозоль. Наконец, прямоугольная яма глубиной чуть больше полуметра была готова. Песок сырыми кучами лежал справа и слева от неё.

Андрей постелил в глубину коврик, задев края – от чего с песочных куч посыпались дорожками маленькие камнепады.

Я подумала, что вот ведь потом ещё коврик отмывать. И, может, не класть туда спальник, ведь он испачкается. Всплыла установка из детства, когда вещам придавалось большее значение, чем необходимо. Я решила, что достойна лежать в тепле, даже если на спальнике появится грязь.

- Ложись в яму, - сказал Андрей.

Я забралась в яму, сразу уйдя на другой уровень относительно поверхности земли, и легла на коврик, прямо на песок, насыпанный сверху. Сверху было небо, и в ногах стоял с лопатой Андрей.

- Ну как?

Мне было радостно и прикольно.

- Ощущение «наконец-то», - поведала я.

80% меня однозначно хотело умереть. Оно жаждало этого. «Смерть – это прекрасно» и всё такоэ.

Андрей задумчиво помолчал, после чего сказал:

- Вылезай. Хочу дать тебе одну практику перед погружением.

Я выбралась наружу, села рядом и началось что-то подобное совместной медитации. Надо было чувствовать различные центры в теле. Я ничего не чувствовала, не могла сконцентрироваться на отдельных точках, и это было тоскливо, будто нахожусь в чужом, неуправляемом и бесчувственном теле. На самом деле я давно его выключила, чтобы не слышать.

Пока мы дышали и концентрировали внимание на кончиках пальцев и т.д., песок, насыпанный по краям ямы подсыхал и сыпался на коврик внизу, - этот звук я не забуду никогда. Это словно горсть земли на крышку гроба, должно быть.

Практика кончилась, и в мою внезапно опустевшую голову огромным булыжником прилетела только одна суровая мысль, сказанная мужским басом: «ШУТКИ КОНЧИЛИСЬ».

Андрей встал, постелил мой спальник на дно ямы, достал два отреза плотной бордовой ткани и вручил мне трубку для дыхания - она сделана из гибкого загубника, который вставляется в рот (наподобие тех, с которыми ныряют под воду), и к нему примотан изолентой длинный конец узкой пластиковой трубы. Плотной, жёлтой изолентой. А ещё она искривлена и было непонятно, как сделать так, чтобы конец выходил точно вертикально из могилы вверх.

Я забеспокоилась.

- Там, внизу, может начаться паника, - сказал Андрей. – Твоя задача усилием воли продолжать дышать медленно.

- Могу я попытаться вылезти сама? – спросила я.

- Да. Ты можешь делать всё, что угодно. Многие кричат. Иногда поют. Всё, что угодно. Я буду тебя слышать.

Я кивнула, вставила трубку в рот и полезла в спальник. Застегнула его (что кстати зря), легла ровно и одной рукой плотно прижала трубку ко рту, продолжая дышать через неё, а другой направила её конец вверх.

Андрей накрыл мои ноги одним куском ткани, и затем, обойдя могилу с другой стороны, приблизился к голове.

- Готова? – спросил он почти безэмоционально.