Мой анонимный соблазн

Эфир №1. Неприлично о личном

Анна провела пальцем по пустому безымянному пальцу. Ей было двадцать семь. По всем законам жанра, к этому возрасту у неё должны были быть либо кольцо на этом пальце, либо десяток разбитых сердец за плечами. У неё же имелся лишь ворох корректорских правок и фантомные боли по Максу. Шесть лет в режиме «мы почти что вместе, но не совсем» – это вам не шутки. Это пытка стабильной неопределённостью. В итоге, Анна просто устала ждать. Устала ждать его решения, его шага, его... ну, хоть чего-нибудь. Она спрятала своё сердце за семью замками, предпочитая бурные страсти книжных героев риску реальных чувств. Зато безопасно!

И вот теперь она здесь. В маленькой, душной студии, пахнущей пылью, чьими-то несбывшимися мечтами и очень сильным кофе. «Неприлично о личном» — название подкаста звучало как самая дерзкая шутка года. Анна, с её хрупкой, почти хрустальной внешностью: крошечным ростом, тонким телосложением, бледной кожей и копной огненно-рыжих волос — была воплощением нежности. А вот голос… Голос у неё был низкий, с лёгкой хрипотцой, которая, по мнению продюсера, «будила фантазии». И, если честно, это было куда интереснее, чем перебирать очередные синтаксические конструкции.

— У-ух! Ну, поехали! — прохрипел звукорежиссёр, парень лет тридцати с пятью пирсингами и вечной жвачкой, которому почему-то всегда казалось, что он командует парадом. Красный огонек микрофона загорелся, словно маяк в этом болоте её новой карьеры.

— Добрый вечер, дорогие слушатели, — голос Анны дрогнул, но затем выровнялся, приобретая бархатные нотки, от которых у самой появлялись мурашки. — Это подкаст «Неприлично о личном», и с вами я, ваша ведущая Анна. Сегодня мы поговорим о… смелости чувствовать. О том, что рождается в нас помимо воли и заставляет сердце биться быстрее, даже если разум кричит «стоп!». А иногда и «О, черт, что это было?!»

Она сделала паузу, чувствуя, как краснеет до корней волос. Никто не видит, конечно, подкаст-то в формате аудио. Слава небесам! Но ощущение, что ты стоишь в исподнем перед многотысячной аудиторией, было невыносимым. И чертовски забавным, если подумать. «Ань, ты вляпалась по самое не хочу!» — пронеслось в голове.

— Сегодня к нам пришло письмо от нашей слушательницы, назовем ее Надеждой, — продолжила Анна, взяв в руки распечатанный листок. История была короткой, но била наотмашь, как хорошо поставленный удар. Продюсер, этот хитрец, явно знал толк в невидимых нокаутах.

— «Мне сорок три. Я всегда была хорошей девочкой. Муж, дети, работа, дом. Всё правильно, всё по плану. А однажды, в командировке, я встретила его. Он был младше меня на десять лет. Дерзкий. Свободный. И он смотрел на меня так, будто видел не хорошую девочку, а Женщину. Меня. Неудобно, неприлично, невозможно… но я не смогла отвести взгляд. Мы просто сидели в баре, болтали о ерунде, а я чувствовала, как внутри меня просыпается что-то забытое, дикое…»

Анна усмехнулась. Да, это знакомо. После Макса она была скорее в режиме «едва существую, зато с регулярной зарплатой корректора».

— «Я знала, что у этого нет будущего, — продолжила Анна, стараясь сохранить ровный тон, но чувствуя, как по рукам пробегают мурашки. — Ничего серьёзного. Один вечер. Одна ночь. Но та ночь… Она подарила мне столько огня, что я до сих пор живу воспоминанием. Я вернулась домой к своей правильной жизни. Но теперь я знаю, что за маской хорошей девочки прячется женщина, способная на… на многое. И это знание – мой самый большой секрет и мой самый большой грех».

Анна отложила листок. Тишина в студии казалась оглушительной. Это был не просто текст. Это был удар по её собственной броне из правил и предубеждений.

— Смелость желаний, — Анна вновь обратилась к микрофону, её голос стал глубже, увереннее, — Смелость быть собой, даже если это всего лишь одна ночь. История Надежды заставляет задуматься: а что прячем мы? Что позволяет нам чувствовать себя живыми, настоящими?

После этого эфира Анна поняла. Эта работа — её минное поле. Или, скорее, парк аттракционов, где на каждом шагу тебя ждёт какой-нибудь сюрприз, от которого тошнит и смешно одновременно.

За следующие две недели Анна привыкла к микрофону, как к старому, но вредному другу. Эфиры шли один за другим, и каждый был отдельным представлением. Звонки, письма, голосовые сообщения – поток желаний и откровенности. Ей звонили мужчины, голоса которых были то слишком липкими, то слишком самодовольными. Один, с приторно-сладким баритоном, попытался затащить её в мир личных эротических фантазий. Другой, не выдержав напряжения, начал очень выразительно дышать в трубку, что Анна тут же пресекла, вежливо, но беспощадно. Она научилась с улыбкой, но твёрдо обрывать все поползновения, переключаясь на новую тему или заканчивая эфир. Продюсер лишь довольно потирал руки: «Скандалы — это рейтинги, Ань! Но деликатно!». Она лишь фыркала. Нет, это были не те гости, которых она ждала. Её сердце, как верный, но очень ленивый сторожевой пёс, продолжало бдительно дремать.

Эфиры с женщинами были гораздо искреннее, но тоже не цепляли Анну по-настоящему. Все было однообразно, предсказуемо.

— Об этом мы будем говорить в каждом выпуске подкаста «Неприлично о личном». А пока… позвольте себе хотя бы на секунду прислушаться к тому, что шепчет ваше собственное сердце. С вами была Анна. До скорой встречи.

Красный огонек погас. Звукорежиссер удовлетворенно кивнул, что-то черкая в своем блокноте. Анна сняла наушники, выдохнула. Дрожь в руках никуда не делась. Это было… испытание. Но она знала, что делает всё правильно. Что-то, что заставляет её почувствовать себя не только филологом, но и… живой, что ли. И ей это начинало нравиться.

Вот только она и понятия не имела, что совсем скоро в её эфире появится голос, который не только разбудит её спящее сердце, но и перевернёт всю её жизнь с ног на голову. Голос, который она когда-то знала лучше собственного.