Где та грань между правдой и ложью?
Как заставить вновь сердце открыться?
Я прикасаюсь с любовною дрожью,
К человеку, что жить так боится.
Что трепещет от громкого слова,
Прячась в кокон из страха и боли,
Её сердце наполнить любовью
Вряд ли можно, лишив его воли.
А я глаза закрываю в страхе,
Но душа моя видит другое!
Вся жестокость и сила – лишь маска,
Чтобы скрыть от всех сердце большое.
Ты позволь прикоснуться мне к ранам,
Нежность рук моих чутких прими.
И не бойся, не будет обмана,
Моё сердце пылает внутри.
Лучик счастия, зыбкий и тонкий…
Он пробился уже в темноте!
И костром разгорается ярким,
Освещая дорогу к тебе!
Автор стихов Светлана Путан.
Дорогие друзья, рада приветствовать вас на страницах свей новой книги.
Эта история расскажет об интересных героях, с которыми вы ранее не встречались. Генерал — человек серьёзный, взрослый и жёстокий. С героиней познакомимся немного позже.
Вас ждёт захватывающая сюжетная линия, любовь, боль, слёзы, радость,горячие постельные сцены… Эмоциональный всплеск гарантирован!
И помните, что все мои романы со счастливым концом.
глава 1. Оля
— Садись на стульчик. Тебя как звать?
— Доминик.
— Какое интересное у тебя имя.
— Спасибо, это меня мама так назвала.
— Мама твоя молодец, красивое имя тебе подобрала. Выбирай, что будем рисовать на твоём личике?
— Хочу лисоньку, как у той девочки, — и указала пальчиком на ребёнка, кому я только что сделала аквагрим. Улыбнувшись кудрявой девчушке, взялась за машинку: — Сегодня много лисичек, а я тебе сделаю особенную, такой ни у кого не будет, — обрадовала Доминику.
После корпората я, уставшая и очень голодная, плелась домой… Сейчас поужинаю и спать, боюсь, что и до душа уже не дойду. За вечер я тридцать мордашек разрисовала, не считая того, что ещё сегодня весь день отработала под палящим солнцем на Барковской — это у нас местный пляж на искусственном карьере. Не море, конечно, но летом людей здесь так же много. А тут неожиданно подработка подвернулась — знакомая девочка приболела и отдала мне свою шабашку. Не в моих интересах было отказываться. Вот уж не повезло ей, так не повезло — это ж надо было заболеть, да ещё и в лето, не позавидуешь. Но её хоть мама может обеспечить, пока она температурит, а мне болеть никак нельзя, кто тогда меня содержать станет… Явно не мой оболтус брат, двадцать восемь лет как, а не на одной работе больше месяца не задержался…
Тихо открыла калитку, вошла в дом, в прихожей горит свет. Вот Сева, блин! Сколько раз просила выключать за собой свет, он же не бесплатный. Поймала своё отражение в зеркале и ужаснулась от растрёпанного вида, да ещё и оранжевая полоса от аквагрима. Это я так шла домой? Хорошо хоть ночь на улице, и меня никто не видел. Выключила свет в прихожей, пошла умылась и сразу на кухню. Первым делом открыла холодильник, а там ни колбасы, ни сыра, что я вчера покупала. У меня всю дорогу до дома слюнки текли, думала, сделаю себе бутерброд с чаем… Вот проглот, и даже суп доел. Взяла початый пакет молока, налила полный стакан, отрезала пару ломтиков хлеба, перекусила этим и пошла в свою комнату. Расплела густую косу, разделась и легла в постель. Почувствовав мягкость подушки, сразу стала проваливаться в сон, но буквально через минуту открыла глаза от доносившихся стонов за стенкой и характерного скрипа кровати.
Сева, зараза! Снова к нам в дом притащил одну из своих подружек. От злости ударила кулаком в стену и скривилась от боли, а за стенкой звуки даже на секунду не стихли. Зажав больное место ладонью, уткнулась в подушку и заревела — это моя минутная слабость, иногда накатывает…
— Оль, харе дрыхнуть, вставай! — с утра меня разбудил брат, завалившись в мою комнату.
— Отстань, дай поспать, у меня сегодня первый выходной за этот месяц, я хочу отоспаться.
— Систер, на том свете отоспимся, вставай.
— Угу, это было очень остроумно, Сев, — буркнула я.
— А в чём я не прав-то? — Сева встал напротив зеркала, встроенного в шифоньер, любуясь своим внешним видом, имитируя культуриста.
— Я хочу спать, иди красуйся в свою комнату, — сказала и укрылась с головой.
— Сестрёнка, я голоден, давай что-нибудь придумаем, в холодильнике шаром покати, — подошёл и сел на край моей кровати, с осторожностью стянув одеяло с моего лица.
— Сев, ты самый занудный брат, и, если меня не будет, ты сгинешь. Вот ты зачем всю колбасу с сыром слопал?
— Был голоден, сестрёнка.
— Ну конечно, а у меня, по-твоему, желудок отсутствует, и я есть не хочу. Я купила это на двоих, а ты в одного всё съел.
— Каюсь, больше не повторится, — положил он мне на руки свою голову в раскаянии.
— Да мне не жалко, Сев, — погладила его по густым каштановым волосам, — но ты должен понимать, что не один в доме.
— Да, прости.
— Ладно, дай встану, только душ приму и схожу в магазин, я тоже голодная.
— Тогда давай быстрей, Оль, — всё же обидно. «Вот эгоист», — пронеслось у меня в голове.
Приняв душ, я надела хлопковый комбез, заплела тугую косу, влезла в лоферы и отправилась за продуктами, но перед этим оповестила громко:
— Сева, я ушла!
— Ага… давай! — по характерным щелчкам от клавиш я поняла, что брат сел за комп играть в свою игру.
— А ты пока посуду помой, — крикнула, уже выходя из дома.
— Ага…
«Интересно, он когда-нибудь изменится?» — задавала себе вопрос, закрывая калитку.
— Доброе утро, Оленька! — меня отвлекла от размышлений соседка.
— Доброе утро, баб Варь, — улыбнулась я в ответ.
— Ты куда идёшь? Нам не по пути?
— В магазин, что-то к завтраку купить.
— Пойдём вместе, деточка, и я туда же направляюсь.
Бабе Варе было семьдесят лет, она маленького роста, худенькая и довольно шустрая для своих лет.
— Можно тебя попросить хотя бы не таскать к нам в дом своих девиц? — сказала за завтраком я.
— А что, вчера ночью было нас слышно? — не удосужившись даже прожевать, спросил бесстыдно Сева.
— Да, было, — ответила, покраснев оттого, что мне приходится обсуждать подробности интимной жизни брата. — Я прошу тебя… ты меня этим унижаешь — я сплю, а за стенкой это… это…
— Хорошо, я понял, ты у меня стесняшка, — улыбнулся мне Сева.
Он красивый парень: высокий, худощавый и жилистый. Нравится противоположному полу, и пользуется своими внешними данными на всю катушку.
— А ты, видимо, совсем нет, раз тебя не заботит моё благосостояние.
— Оль, ну ты что, просто поругаться хочешь или у тебя месячные? — после последней фразы я вскочила, так и не доев завтрак, ушла и заперлась в своей комнате.
— Да брось, систер, мы же родные люди, что такого, — посмеивался он.
Я достала из-под кровати чемодан, положила его на постель, подстелив под ним плед. Села на кровать, скрестив ноги, и открыла его с осторожностью. В чемодане лежали фотоальбомы и некоторые вещи родителей, что я сберегла и теперь храню в нём. Иногда перебираю их, когда особенно скучаю по маме и папе. Первым взяла фотоальбом, открыла его, перевернув с осторожностью шелестящий прозрачный пергамент, что шёл следом. Первое фото было свадебное — мама с папой такие счастливые, смотрят в глаза друг другу и улыбаются, а я смотрела на них с грустью.
Мне было пятнадцать, когда родители погибли, попав в ДТП. Тогда разом рухнула и вся моя жизнь, и все мои мечты. Полгода жила в детдоме, пока меня не забрала к себе единственная тётя. Она стала моим опекуном. Время, проведённое у неё дома, было мукой: постоянные упрёки, вечные рассказы о родителях, и ни одного положительного, будто она на них затаила обиду. Мне не были ясны причины такого её отношения, но я не хотела даже задавать этот вопрос. Как только исполнилось восемнадцать, мне дали под зад коленом, так как больше выплат от государства моя родственница не смогла получать. А я и рада была вернуться домой.
Я взяла из чемодана мамину блузку, развернула и поднесла к лицу, принюхиваясь и пытаясь хоть немного уловить аромат тела мамы, но он, к сожалению, со временем улетучился.
А брат и не горел желанием стать опекуном. Он жил в своё удовольствие, и полагаю, что меня и не отдали бы ему. Он и тогда не был идеалом, на него только отец и мог повлиять, хотя Сева умудрился колледж бросить, а отец узнал об этом слишком поздно. Связался с шайкой парней, у которых в голове только туса, выпивка и секс. Впрочем, брат и сейчас так живёт. Раньше он врал родителям, а теперь брешет мне, думает, я осталась всё той же маленькой Олей, которая безоговорочно доверяла и верила каждому его слову. Но Всеволод мой брат, я его люблю несмотря ни на что, уверена, что он меня тоже. Положив обратно мамину блузку, вернулась к альбому. Проведя указательным пальчиком по фотографии родителей, перевернула на следующую страницу двумя руками, испытывая завораживающее чувство от шелеста пергамента, который защищает фотографии. Вздрогнула от резкого стука в дверь, и хрупкий лист выскользнул из пальцев.
— Оль, ну ты чего, серьёзно обиделась, что ли?
— Уйди! — воскликнула с обидой в голосе, осматривая бумагу на повреждения. Вроде цела. Фотоальбом старый, я берегу его и всегда обращаюсь с осторожностью.
— Ты снова достала этот чёртов чемодан? — спросил он громко через закрытую дверь.
— Не твоё дело, — крикнула ему, но спустя пару секунд ответила: — Нет, сижу, книгу читаю, — решила соврать. Сева меня ругает только потому, что я потом хожу грустная от воспоминаний о родителях. Ну вот я не понимаю, вроде же не хочет, чтобы я грустила, но для этого ровным счётом ничего не делает, только сам же и обижает.
— Ты мне врёшь, я чувствую. Открой двери!
— Вот же, — буркнула я и, встав с кровати, пошла открыла защёлку.
— Выходит, соврала… — первое, что сказал брат, как только вошёл.
— Выходит, что так, — вернулась на своё место, сложила ноги на кровати, посмотрела на него и продолжила, — действую по твоим правилам, ты же мне врёшь, — и переключилась на фотографии родителей.
— Опять ты за старое? Хватит уже, их давно нет, пора свыкнуться и прекратить терзать себя.
— По-твоему, я должна забыть о маме с папой?
— Ну… не то чтобы забыть, но надо избавиться от этого чемодана.
— Ты не в себе. Сделаю вид, что не слышала этого. Если тронешь его, не прощу тебя.
— Да не трону, не трону. У меня есть новость, кстати. Не хотел тебе раньше времени говорить, чтоб не сглазить, но ладно, скажу, — улыбнулся брат.
— Ты о чём? Какая ещё новость? — я оторвалась от альбома.
— О том, что у нас скоро будут деньги, и ты пойдёшь по магазинам и накупишь себе красивых нарядов. Ох, жду не дождусь, — радостно объявил и потёр руки.
— Сева, ты куда влез? — насторожилась я, совсем не разделяя его радости.
— Да что ж такое, Оль? Нет работы — плохо, есть работа — тоже плохо.
— Но речь ведь не о работе, не так ли? — плохое предчувствие закралось в мою душу.
— Как раз о работе, да, я нашёл… просто не хотел говорить заранее, — засунув руки в карманы своих трико, ответил он, а я обратила на этот его жест своё внимание — это лишь доказывало, что он врёт. Всегда так делает, когда пытается меня обмануть.
— И что за работа такая, если ты дома, а деньги начисляются? — не отставала от него.
— А вот есть и такая работа, надо просто завести знакомство с нужными людьми, включить мозги, — постучал указательным пальцем по виску, — и всё в ажуре.
— Сева, в каком ещё ажуре? Подумай десять раз, что ты делаешь, как бы нам потом годами не пришлось расхлёбывать твою чрезмерную умственную способность.
— Это с твоей стороны что, сарказм был над братом, который, к тому же, старше тебя?
— Вспомнил? Всеволод, я тебя люблю, потому что ты мой брат, но…
— Прошу, не называй меня этим дурацким именем, терпеть его не могу, ты же знаешь! — скривился он, прервав меня.
неделю спустя
Возвращалась домой. У меня прекрасное настроение, и тому есть причина. После летнего сезона я буду работать в журнале «Твой стиль», рисовать иллюстрации. Совершенно случайно меня, вернее, мои наброски, заметила одна журналистка. Вот такая история. Журнал новый, открытие как раз осенью, и у них будет рубрика с иллюстрациями, в которую меня любезно пригласили.
Зашла домой. Снова Сева свет не погасил. «Вот балбес», — сказала беззлобно, так как моё прекрасное настроение сегодня точно ничто не испортит. Глядя на себя в зеркало и напевая знакомую мелодию, подняла свою толстую косу к макушке, повертела головой, подумала, может, мне завтра на работу сделать высокий хвост? А что, шея у меня длинная и красивая. Ладно, завтра и решу.
— Сева! — позвала громко брата, зайдя из прихожей в комнату. — Ты почему снова свет не погасил в прихожей, деньги в мой карман с небес не падают, к сожалению, — заглянула на кухню, но там пусто. «Снова рубится в свои танчики», — предположила я и пошла в его комнату, но остановилась на пороге, ошалев от увиденного. В комнате брата были трое мужчин, один из которых стоял позади Севы, придушивая того тонкой удавкой за шею, и настолько сильно, что он уже стал хрипеть.
— Что вы делаете?! Вы кто?! Отпустите моего брата! — заорала испуганно я. Мужчина лет тридцати пяти, сидевший в кресле, лениво сделал жест пальцем, и брату позволили дышать, но удавку с шеи не сняли,
— Вот и я то же самое говорю Вашему брату, милая барышня, что деньги мне в карман с неба не падают, а он почему-то не верит.
— Ч-что? Вы кто такие? — не знаю почему, но я больше боялась за брата, чем за себя.
— Мы кто? — незнакомец улыбнулся, не сводя с меня пристального взгляда. — Неужели братец не рассказывал? А-я-яй, ццц… не хорошо. Что ж ты, наглец, с сестрой не поделился такой новостью?
Брат был сильно напуган.
— Я отдам, всё отдам, — держась за горло, прохрипел он.
— Ну конечно, отдашь. Сегодня.
— Говорю же, у меня нет сейчас таких денег, дай мне несколько месяцев, и я придумаю что-нибудь.
— Что-нибудь мне не подходит. Один приказ, и Кривой затянет петлю на твоей шее, а немой прикопает в леске, — и молчун, стоявший за спиной, видимо, их главаря, кратко кивнул.
— Нет! Не надо, пожалуйста, это же мой брат! — я горько заплакала. — Не трогайте его, — просто в какой-то момент поняла, что сидящий человек не блефует, он действительно может убить Севу.
— Ладно, но только ради твоей красотки-сестры.
Я смотрела на бандита, а он именно таковым и являлся, мордоворот, даже в кресле не умещался, такой амбал. И зачем, зачем Сева с ним связался? Я же просила его, какой же он болван. Как чувствовала, что придётся мне расхлёбывать. Сколько же он занял денег и для чего? Хотя последнее не имеет уже значения.
— Спасибо, — сказала, вытирая слёзы.
— Ну ты же не столь глупа, как твой никчёмный братец, по чьей милости ты сейчас слёзы проливаешь.
— Пожалуйста, не отнимайте дом, нам негде будет жить.
— Неужели ты думаешь, что меня должно волновать, где, и тем более как, вы будете жить? Мне плевать. Сколько таких историй я уже слышал, и если ко всем буду жалостлив, то по миру пойду, а я люблю вкусно есть и безбедно жить. Поэтому деньги он мне так или иначе вернёт, или вы оба их вернёте, разницы нет.
— Сколько? — упавшим голосом поинтересовалась, боясь услышать ответ.
— Десять миллионов.
— Что?! — Севин фальцет резанул по ушам. А я всё-таки не зря боялась ответа. Мне кажется, у меня от услышанного сердце остановилась.
— Где же мы возьмём такие деньги? — тихо спросила я, пожимая плечами.
— Я у тебя занял всего лишь миллион! — крикнул возмущенно Сева.
— Всего лишь? — прошептала я, огромными глазами уставившись на брата.
— Сумма возросла из-за просрочки, я с должниками не церемонюсь, чтобы другим не повадно было.
— Коваль, я прошу, не губи, я же не смогу их отдать.
Амбал встал, поправил ремень на своих брюках и сказал следующее:
— Ради такой вот красотули, — улыбнулся, дотронувшись до моего лица своими пальцами, — сделаю поблажку. Даю месяц, не будет бабла — отберу хату.
Мольбы Севы уже никто не слушал.
— Тогда забирайте сразу, потому что нам таких денег негде взять!
Коваль посмотрел в мои глаза с прищуром, поглаживая моё лицо большим пальцем, словно лаская животное, и я не могла одёрнуть его руку, а так хотелось. Кто знает, что у него на уме.
— Если хорошо поразмыслить, то окажется, что решение лежит на поверхности. Избавься от братца дегенерата, он тебя погубит, — сказал и отдёрнул ладонь, провозгласив своим людям: — Уходим!
Они ушли, а я ещё какое-то время пребывала в ступоре, пока мой дорогой старший брат расхаживал по комнате, напряжённо сжав кулаки, и сыпал матерными проклятиями на весь дом. Я стала обдумывать слова этого Коваля. Что он имел в виду? Ну не воровать же. Порывисто вдохнула воздух, и меня осенила одна, совсем неправильная и пока что единственная, мысль, которая ведёт к выходу из пагубной ситуации, в которую нас затащил Сева.
— Что-что, ты нашла выход?! — буквально подпрыгнул на месте Сева.
— Нет! Ты ищи его! Как тебя угораздило?! —пылающим взглядом одарила брата.
— Какая разница? Я же это ради нас, как лучше хотел.
— Как лучше? — передёрнула я. — Лучше было бы, если бы ты пошёл работать, а не лез в авантюру. Теперь мы останемся без нашего дома. Ты вообще понимаешь, что это значит? Люди по полвека не могут приобрести жильё, а ты так бездарно пользуешься тем, что оставили нам родители.
— Я прошу тебя, Оленька, не кричи!
— Боже-е… — прошла и рухнула на диван. Закрыв ладонями лицо, горько заплакала.
— Ну, Оль, не плач, что-нибудь придумаем, — успокаивая, гладил меня по голове Сева. Подняв на него зарёванное лицо, перевела взгляд на его шею — на ней проступила синева с кровяными подтёками. Осторожно дотронулась до неё.
— Больно?
Оля
Спустя пару дней зашла в гараж к братьям Вите и Славику, я их с детства знаю.
— Я смогу, сказала же! — твёрдо заявила, сидя на диванчике.
— Оль, мы тебе доверяем, — ответил Слава.
— Но дело в том, что ты никогда этим не занималась. Угон — это не так просто, пойми, — начал было переубеждать меня Витя.
— Да вы не понимаете, у меня нет иного выбора. Я без дома останусь, куда же жить тогда пойду? — сказала, вытирая слёзы.
— Не плач.
— Это теперь моё привычное состояние, не обращайте внимание.
— Мы тебя у нас приютим.
Я посмотрела на Витю, улыбнувшись сквозь слёзы.
— Спасибо, но я предпочитаю жить в своём доме. Господи… я даже боюсь идти в полицию, тогда точно эти бандюги прикопают в леске.
— Не-не, это не вариант, — тут же ответил Слава. — Давай сделаем иначе — возьму тебя с собой завтра. У нас несколько заказов в этом месяце, посмотришь, как всё проходит, но предупреждаю сразу, что такую сумму за такой короткий срок не собрать, это даже для нас слишком.
— А сколько соберу? — этот вопрос был важен для меня.
— Ну… лям, может, два максимум.
— Хорошо. Может, получится уговорить этого… — боже, миллион - два… да я таких денег никогда не видела, страшно даже ввязываться.
— Правильно, Оля, не надо говорить, кто наехал на тебя, обойдёмся без имён. Меньше знаешь — крепче спишь.
— Угу, — мне категорически не нравилось то, что я задумала, но выбор невелик, тут либо - либо. — А как вас до сих пор никто не поймал?
— В смысле? — недоумённо уставился на меня Витя.
— Ну как вас ещё полиция не загребла?
Они посмотрели друг на друга, и Витя кивнул Славе.
— Раз ты теперь с нами, расскажем. Полиция нас и крышует, думаешь, мы бы смогли сами? Нет. Они, по сути, даже и не нас крышуют, а кое-кого другого, так что… И потом, мы обычные парни, неприметные, небольшая шиномонтажная, то, что надо, никто и не подумает.
— Ничего себе… а как же вы…
— Слав, ей непонятно, почему у нас нет больших домов, и мы не ходим в галстуках, — парни засмеялись, прочитав мои мысли.
— Эх, Ольчик, всё банально: мы заядлые игроманы, спускаем кучу бабла и живём сегодняшним днём.
— Вы ещё более сумасшедшие, чем мой брат, — я была ошарашена, это меня немного отвлекло. — Хорошо, раз мы всё выяснили, то у меня теперь есть уверенность, что меня не арестуют.
— Сто процентов, — уверено ответил Слава.
— Мда… не верю, что иду на криминал.
— Да какой криминал! Ну ты же не убивать идёшь, а всего лишь машину угоняешь.
— Всего лишь… Я иду на кражу, вообще-то.
— Мы рабочий класс не обижаем, автомобили, которые мы угоняем, отбираем у толстосумов.
— Успокоил… — уронила голову на колени, обхватив руками. Боже, как же хочется кричать.
— Так что? Согласна — нет? Ты и так уже слишком много знаешь, считай, одна из нас.
— Да, согласна, — вскинула голову на парней.
— Ну и отлично, — братья как-то сразу оживились, заговорили наперебой:
— Завтра в семь часов встречаемся на Герцена, — сказал Витька.
— Смотри, сюда ни ногой, — последовало от Славика.
— Адрес запоминай, никуда не вноси, — Витя присел рядом, ободряюще приобнял за плечи.
— Ага, не вздумай его записывать, держи в голове. И надень вещи нейтрального цвета, волосы заплети так, чтобы не выбивались, и обязательно перчатки — вдруг что сорвётся, чтобы без отпечатков пальцев. Покажу тебе, как мы работаем, — сказал Слава, — ты классно водишь, нам как раз в помощь, и бабки классные заработаешь.
Ох, лучше бы мне их не видеть, эти бабки.
Возвращаясь на ватных ногах домой, по пути сбрасывала вызов брата — меньше всего сейчас хочу слышать его голос. От девчонок получила сообщение «Где ты? Мы ждём тебя в ТЦ». Совсем забыла, что договорились встретиться с подружками… Я, конечно же, не пошла — свой негатив распространять на ни в чём неповинных девочек не хотелось. Отписалась, что не приду, и побрела домой…
Генерал
некоторое время спустя
Не успели мои парни отдохнуть и двух недель после Ближнего Востока, как снова на работу. По просьбе правительства нужно урегулировать очередной конфликт. Должны справиться за пару месяцев. За день до нашего вылета отполировал в гараже свой новенький кабриолет, протёр кожаный салон — никому не доверяю свой автомобиль, люблю всё делать сам. В тот день у меня состоялась важная встреча, и после того, как решил все интересующие меня дела, уже вечером, возвращаясь на базу, где я и живу, решил по пути заехать в магазин. Выйдя из универсама с покупками, не обнаружил кабриолета на месте. «Не понял», — ошарашенно сказал себе, стоя на паркинге. Посмотрел по сторонам… задумался. В этом городе, и даже области, никто не посмел бы угнать мой автомобиль. В таком случае интересно, у кого же такие крутые яйца? Полез в карман за телефоном, набрал капитана.
— Слушаю, товарищ генерал, — услышал я из динамика после пары гудков.
— Лёш, ты чем занят?
— Совершенно свободен.
— Это хорошо. Забери-ка меня…
— Вижу Вашу локацию, товарищ генерал.
— Ну и отлично, жду.
Я уже как два года официально не являюсь генералом в армии, ушёл в отставку. Это длинная история, но мои парни сказали: «Бывших генералов не бывает, для нас Вы были и остаётесь генералом». У меня сейчас своя частная военная компания, руководителем которой я и являюсь.
Завершив разговор, набрал другой номер. Я только с виду спокойный, внутри меня уже бушует ураган. Кто посмел?!
— Добрый вечер, Дмитрий Юрьевич, — так и вижу, как начальник прокуратуры вытянулся в струнку и втянул пивной живот.
— Не совсем и добрый, полковник.
— Чем могу помочь, товарищ генерал?
— Надеюсь, что сможешь. Один смертник угнал мой кабриолет… мой раритетный ка - бри - о - лет! Ты вообще слышишь меня?
— Да-да, слышу.
— Так ты мне в таком случае ответь, что в твоём городе происходит?
— Виновные будут наказаны, сейчас же созвонюсь с начальником полиции и…
несколько недель спустя
Всё тело одеревенело, уже около получаса сижу на коленях, кажется, на бетонной плите… Страшно, бьёт мандраж, руки, скованные наручниками, повисли за спиной свинцовой тяжестью. Я ничего не успела понять — меня схватили какие-то люди, надели мешок на голову, даже пикнуть не успела, чтобы позвать на помощь, как мне заткнули рот кляпом, нацепили наручники и, как мешок с картошкой, кинули в багажник, захлопнув сверху крышкой. Везли долго. Куда? Зачем? Что я сделала? Боже… меня что, хотят продать, как в том сериале? Слёзы застилали глаза, кричать не получалась, в голове хаос и страх, весь путь рыдала, но моих рыданий никто не слышал. После долгой дороги выгрузили, со словами «пошла». Сильная рука сдавила мне шейные позвонки, направляя по указанному пути. Пока шла, прислушивалась к посторонним шумам, чтобы понять, куда меня привезли. Но с мешком на голове это было сложно, могла только разобрать звук тяжёлого движущегося транспорта… Возможно, это самосвал… И отдалённые голоса. Я услышала, что к нам подошли, и меня вынудили остановиться, сдавив сильнее шею.
— Это кто? — задал вопрос подошедший. И я, не думая ни о чём, стала брыкаться и кричать что есть сил, но вместо криков выходили лишь мычания. Это был порыв, глупый и необдуманный, но удар в спину решил всё, и я заскулила от боли.
«По приказу генерала, товарищ капитан», — услышала я голос, видимо, похитителя. «По приказу генерала? Какого ещё… Капитан? Где я? Мамочки…» — мысли неслись лихорадочным потоком.
«Понятно. В какую ведёшь? Первая занята». — «Отведу во вторую». — «Добро, майор».
Этот короткий диалог между военными въелся мне в мозг. Хотя бы я теперь предположительно догадываюсь, какие люди меня похитили. Продолжаю сидеть в закрытом помещении на холодном бетоне. Неожиданно послышался шорох, я вздрогнула, повернулась вправо, откуда донеслись звуки. На голове уже нет мешка, с меня его сняли, также, как и кляп, а наручники оставили, но в кромешной тьме, что с ним, что без него, ничего не видно.
— Здесь кто-нибудь есть? — дрожащим голосом спросила я. В горле так сухо, словно в него насыпали песок. В ответ никто не откликнулся. «Показалось, наверное», — вздохнула с облегчением. Зачем… зачем я здесь? Снова стала плакать — неужели меня продадут или, ещё хуже, убьют… Опять дёрнулась, когда услышала лязг засова. Железная дверь открылась, тут же включился свет, и я зажмурилась от рези в глазах, таким он был ярким. Послышались тяжёлые шаги. Моргнув пару раз и сощурившись, пыталась разглядеть здорового мужика в военной форме и берцах, вальяжно вошедшего с папкой в руке. Не взглянув на меня, подошёл к столу, со скрежетом сдвинув стул. От этого звука у меня мороз по коже прошёл. Кинул папку на стол так, что она эхом отдалась в пустых стенах. От резкого звука, испугавшись, вскрикнула, но здоровяк даже ухом не повёл. Открыл её и стал изучать.
— Вы… Вы-Вы кто? — набравшись смелости, спросила я, продолжая сидеть на коленях. Ответа не последовало, здоровый вояка бесстрастно листал папку. Я только сейчас заметила, что у него небольшая борода и волосы с проседью, на вид лет сорока трех – сорока пяти. Возможно, это и есть тот самый генерал, и все ответы должны быть только у него.
— Зачем я здесь? — отступать некуда, и я снова задала вопрос. Он порывисто вздохнул, будто дракон дыхнул через ноздри. Спустя пять секунд он встал, заложил руки за спину и пошёл неторопливым шагом на меня. Стало жутко, попыталась встать, но тело не слушалось, я его не чувствовала, желудок сжался в маленький комок.
— Рассказывай, Оля, куда дела деньги? — довольно-таки спокойно спросил мужик, что не скажешь по его грозному взгляду и виду.
— Ка-кие день-ги? — ошалело смотрю на него, а сама думаю: «Не имеет же он в виду те самые день… нет-нет, он о других деньгах говорит, это какое-то дурацкое совпадение». Его рот растянулся в недоброй усмешке, а глаза оставались холодными. Меня стало трясти, и это визуально выглядело так, словно у меня эпилептический приступ. — Мне… мне хо—ло—дно, — зубы стали отбивать чечётку. Военный сделал лёгкий наклон и дёрнул меня за руку вверх. Стало жутко больно, ощущение, что он мне плечо выбил, всё тело как стрелой прошило. Я буквально вишу на нём, онемевшие ноги не держат.
— Это называется страх, а вовсе не холод, — бесстрастно ответил здоровяк. Страдальческая гримаса исказила моё лицо, слёзы потекли по щекам.
— Больно, — прошептала я, потому что не смогла сказать громче. Здоровый мужик рыкнул и протащил меня через всё помещение, выдвинул стул и швырнул меня на него.
— Больно?
— Очень, — я не могла вытереть зарёванное лицо, мои руки всё ещё были в наручниках.
— Привыкай, это только начало.
— Пожалуйста отпустите, я ничего такого не сделала, Вы меня с кем-то перепутали.
— Ну если не ты угнала мой раритетный кабриолет 111-ый ЗИЛ, который стоит свыше сотни миллионов рублей, тогда, конечно, я тебя отпущу и, более того, извинюсь, чего я никогда не делаю, — после этих слов мои глаза округлились. Он о чём говорит? Раритетный… Сто миллионов? Я даже на минуту отвлеклась от стреляющей боли в плече. — Так что, ты угонщица?
— Нет, это не я, — соврала, потому что хочу жить — мне кажется, этот человек с холодными глазами может убить, а потом сесть и доесть свой обед, ну или ужин, и я боюсь его.
— Угу, это не ты… А мои сведения другие, — от его взгляда стало ломить в висках, казалось, он заглянул глубже и читает все мои мысли. Снял с себя лёгкую камуфляжную куртку, оставшись в одной футболке, под которой бугрились стальные мышцы. Здоровяк, продолжив говорить, взял папку, тряся ею у моего лица. — В этой тоненькой папке уместилась вся твоя двадцатилетняя жизнь, Алексеева Ольга Игоревна, и она с этого момента принадлежит мне.
— Зачем Вы это делаете?
— Что именно?
— Пугаете меня. Я Вас и так боюсь, — и снова заплакала.
— Я равнодушен к женским слезам, так что можешь не стараться, вытри их.
Оля
— Вы не можете меня держать здесь вечно! Меня станут искать!
— Тебя никто не найдёт. А станешь орать — прикажу, и окажешься с кляпом во рту.
— Пожалуйста, пожалуйста… — сказала я тихо, переходя на шёпот, — хотя бы наручники снимите, я уже не чувствую рук.
— Будешь себя хорошо вести — снимут.
— Я буду… обещаю, — ответила пересохшими губами.
Ничего не сказав, он окончательно покинул мою тюрьму, не забыв задвинуть тяжёлый засов. Спасибо, хоть не в кромешной тьме сидеть — уходя, он оставил включенным свет. Я уже не плакала, слёз больше не было, мой некогда белоснежный сарафан перепачкан. «Как там брат, ищет меня или ещё нет?» — спрашивала саму себя.
Прокручиваю сегодняшний день, проведенный на работе. Ничего не предвещало беды, я много радовалась, всё было хорошо. Вечером переоделась из рабочей одежды в свой беленький сарафан, который недавно себе сама сшила, и пошла домой, по пути завернув в супермаркет. После того как вышла с покупками, свернула за угол, и всё, тут моя ниточка и обрывается. Меня скрутили сильные руки, запихнули в машину и куда-то привезли. Куда? Наверное, это военная база, окон нет, не видно местность. Лихорадочно делаю предположение, отталкиваясь от логики — если здесь военные, выходит, я не ошибаюсь… Пытаясь хоть что-то понять, вздрогнула: мне вдруг вспомнилось, что ведь я несколько раз за этот день видела одну и ту же машину. За мной следили? Неужели это всё-таки Коваль решил выбить оставшийся долг? Да нет, он же меня пожалел, если можно так сказать, и закрыл долг брата полностью, назвав его дебилом и много ещё кем. Слышать от постороннего человека нелестные слова о брате было совсем неприятно, хотя иногда я и сама Севу таковым считаю, когда сильно рассержусь. Я смогла вернуть только половину от суммы долга, больше не получилось выручить за кабриолет. Теперь-то я знаю реальную цену автомобиля. Представляю, как парни будут шокированы, узнав её стоимость… Тогда кто и зачем? Боже мой, мысли от такого стресса уже путаются… Генерал же чётко дал понять, что я здесь из-за его машины, которую угнала и не нужно искать других причин.
Дёрнулась от лязга засова, повернула голову в сторону открывающейся двери. Вошли двое молодых парней в военной форме, молча внесли кровать со спальными принадлежностями, очевидно, для меня, и ведро для испражнений. Поставив всё в один угол, один из них подошёл ко мне, и я поёжилась.
— Руки, — прозвучало довольно грубо. Попыталась повернуться спиной к нему, но тело не слушалось.
— У меня не получается, — от бессилия произнесла тихим голосом. С бесстрастным лицом парень как-то ухитрился снять с меня наручники. После этого они сразу же вышли, так же заперев меня, как это сделал генерал. Спустя пять минут моих болезненных стонов я смогла положить свои руки на колени, постепенно разрабатывая пальцы. Слёзы катились по щекам от вида синяков на кистях и сбитых коленках, мне только и оставалось, что жалеть себя. Опустила глаза на грязные ноги и только сейчас заметила, что я без обуви. «Наверное, слетели, когда пыталась бороться», — размышляла, хотя это было не столь важно, если учитывать моё теперешнее положение. Кто в этом виноват? Конечно же, я, но от этого не становится менее больно. «Неужели можно быть настолько жестоким, как этот мстительный генерал? Выходит, что да», — рассуждала я сама с собой. Сделала осторожную попытку встать, цепляясь за рядом стоящий стол. Постояв так несколько минут, дала мышцам привыкнуть и маленькими шажочками пошла к кровати, залезла под одеяло, свернулась калачиком, как есть, в грязной одежде, и укрылась с головой. Я провалилась в сон, а когда проснулась, меня лихорадило. Свет по-прежнему горел. «Слава Богу», — сказала я вслух. Я боюсь темноты.
Генерал
Оторвался от изучения материалов по моему делу, которые собрали для меня люди, чьей помощи я просил, пока сам выполнял миссию на Ближнем Востоке, а это почти два месяца. Посмотрел на два трясущихся тела, стоящих на коленях с зафиксированными за спиной руками. По обе стороны от них стояли мои парни. Встав из-за стола, подошёл не слишком близко и, заложив руки за спину, обратился к ним:
— Почему не служили?
Братья переглянулись, и один из них дрожащим голосом спросил:
— Ч-что?
— Вадим, поправь ему слух, парню явно нужен ЛОР, — но не успел сержант сделать и шаг к одному из братьев, как тот завопил:
— Не надо-не, не надо-о-о-о! Мы… мы просто по болезни не про-о-шли.
— Выходит, я не ошибся — всё-таки проблемы со здоровьем, — бесстрастно произнёс я.
— Не-не-ет, со слухом у меня всё-всё в порядке, — его затроило от страха. Да, правильно, я же их не в гости пригласил.
— И в чём же ваш недуг, братья Курдяшевы?
— Мы… у нас… — они переглянулись. И второй брат пришёл на выручку первому.
— У нас плоскостопие.
— Умгу… понятно… понятно. Вадим, всыпь-ка им по пяткам, избавим от проблем плоскостопия.
— Нет, нет! Не надо! — завопили наперебой, но Вадим всё-таки хорошенько прошёлся по пяткам резиновой дубинкой, от чего братья, не скрывая боли, визжали как два поросёнка. — Да-да, я знаю не понаслышке, что это очень больно. Ну так что, поправили мы вам ноги?
— Да-да… не надо больше, — всхлипывали Курдяшевы.
— Ну вот и хорошо, плохо не служить Отечеству, очень плохо… Так кому на ум пришло угнать мой кабриолет?
— Это не мы!
— Не мы! — затараторили парни со страхом в глазах. — Это Ольга сделала!
— Да! Алексеева!
— Я могу сказать, где она живёт! — перебивая друг друга, сваливали всю вину на девчонку.
— Вот как. Значит, баба во всем виновата? — свёл я брови, глядя на них, — пожалуй, первая эмоция на моём лице с момента, как я вошел сюда.
— Да, она, она!
— Клянёмся! — один из них, в порыве доказать свою честность, сделал пару шагов на коленях ко мне.
— То есть, вы не при делах?
— Нет, не при делах.
— Тогда непонятно, что вы здесь делаете.
— Это просто недоразумение… отпустите нас, мы никому не расскажем, — продолжали они унижаться, а мне пределом надоел цирк этих двух идиотов.
На следующий день, вернувшись с полигона после тренировки с бойцами, направился к девчонке. Встретил по пути сержанта.
— Вольно, солдат, — сказал ему, вытянувшемуся при виде меня в струнку. — Девку кормили?
— Нет, товарищ генерал.
— А воды хоть давали?
— Никак нет, товарищ генерал.
— Прекрати, заладил. А чего не давали? Мне только не хватало, чтобы она загнулась, не для этого держу её на гауптвахте.
— Так приказа же не было.
— Ты давно у меня на контракте?
— Около месяца.
— Ну ясно. Ладно, свободен.
Пошёл, взял бутылку воды и отправился к девчонке. Войдя, увидел, что она в постели.
— Ты здесь не на курорте, вставай, — но ответа не последовало. Приблизившись к кровати, скинул одеяло с трясущегося тела, свёрнутого в калачик. Сдвинув брови к переносице, секунд пять смотрел, пока не понял, что трясёт её вовсе не от страха. Убрал слипшиеся волосы с лица — глаза закрыты, лоб в испарине. Вот чёрт! Кинул бутылку на кровать. Завернув в одеяло, взял её на руки и понёс в медицинский корпус, чтобы не терять времени — девчонка совсем плоха на вид. Несу и, заметив на лице болезненную гримасу, говорю:
— Не вздумай умирать, я тебя не для этого притащил сюда, ты мне должна компенсировать потерю, хотя бы частично, мёртвой ты мне неинтересна.
— М-м-м… — всё, что было мне ответом.
Добравшись до корпуса, внёс в процедурку, где док делал перевязку одному из моих бойцов.
— Добрый день, Дмитрий Юрьевич, — глядя через стёкла очков на меня с ношей на руках, удивился моему визиту доктор.
— Лёнь, куда могу положить? — задал вопрос.
— Клади вон на ту кушетку, — я развернулся, куда указал док, и опустил на неё девчонку. — Закончи перевязку, — сказал Леонид своему ассистенту и подошёл ко мне.
— Что с ней? — Леонид, сняв очки, посмотрел на меня снизу вверх, чуть приподняв голову, так как был чуть ниже. — Так, сейчас посмотрим, — под мой строгий взгляд склонился над кушеткой и дотронулся до лба девчонки. — У неё жар, — констатировал док.
— И?
— Что «и»? — недовольно сжал он губы, глядя на меня. — Сейчас сделаю жаропонижающий укол и продолжу осмотр. Для начала скажи, что это за девушка?
— Это не девушка, — я прожигал взглядом скрюченное тело.
— Да? Странно, на парня она точно непохожа.
— Не язви, знаешь ведь, не люблю. Она воровка.
Густые брови Лёни поползли вверх.
— И что же она украла? — он отошёл к столу, откинул материю, которой накрывают медицинские принадлежности, положил в лоток ватку, шприц и несколько ампул, взяв их из стеклянного шкафчика.
— Если быть точным, то угнала, — сказал и сердито поджал губы.
— Уж не хочешь ли сказать, что речь про твой кабриолет, с которого ты пылинки сдуваешь?
— Именно его, Леонид, — резким движением развернулся, чуть не уронив лоток.
— Вот эта девочка?
— Лёнь, давай вколи уже ей лекарство, а то, чего доброго, помрёт, а мне это совсем не нужно.
— У меня никто ещё не помер, и она не помрёт, — набирая из ампулы в шприц лекарство, ответил мне Лёня. — Вот так, да-а…
Лёня — мой друг детства и к тому же квалифицированный медик. Когда я стал руководителем ЧВК, пригласил его на работу, и он принял моё предложение.
— Поверни девушку немного на бок и приспусти бельё, — обратился он ко мне. — Почему она такая грязная? — удивился он, откинув одеяло. — Ты что, её в подвале для своих дезертиров держал?
— Где надо, там и держал, твоё дело маленькое, коли уже, — проговорил и повернул девчонку под её тихие стоны. Обессиленными руками она пыталась одёрнуть вниз платье, которое я задрал для укола. Мой взгляд упал на посиневшие следы на запястьях, оставшиеся от наручников.
— Не на…до, прошу Ва…ас, — охрипшим голосом пролепетала она.
— Так и знал, что ты в сознании, актриса.
— Тише, тише, девочка, я врач, сделаю тебе жаропонижающее и успокоительное, не бойся, поспишь и пропотеешь, — начал хлопотать над ней Лёня.
Через минут тридцать, когда Леонид окончательно закончил осмотр, мы уложили её в свободную палату и сидели в его кабинете, спорили:
— Ей нужен гинеколог, это первое, а второе — я подозреваю, что, кроме тяжёлой формы бронхита, у неё ещё и воспаление придатков. Живот болезненный — ты сам видел, как она реагирует.
— Так ты и лечи, раз сделал такое умозаключение.
— Я вылечу, но лишь то, что по моей части. Что касается остального — я не гинеколог.
— Твою мать! — раздосадовано достал из кармана кубинскую сигару.
— Дим, ну ты серьёзно? Это медицинское учреждение, а не казарма, не кури здесь.
Проведя пару раз под носом и вдохнув аромат табака, убрал её назад.
— Я знаю, где нахожусь, — ответил зло.
— Ладно, Дима, давай тогда решай этот вопрос и забирай девочку, здесь ей не место. Сам понимаешь, у меня тут мужики лежат. Я бы вообще подумал на твоём месте, стоит ли её держать здесь, на базе, мало ли что в голову взбредёт парням. Все необходимые медикаменты я выдам.
— Мои ребята дисциплинированные, и у каждого есть выходные, так что с бабами у них проблем нет.
— Ну ты мне-то не рассказывай, а то ты не знаешь, как это бывает — взбредёт на больную голову, и всё.
— И куда прикажешь её?
— А может, отпустишь? В конце концов, пусть полиция разбирается.
Я встал с кресла, привычно заложив руки за спину, подошёл к окну и, глядя в него, сказал:
— Нет, Лёнь, это мне ничего не даст. А прощать не в моих правилах, как ты знаешь.
— Ещё бы мне не знать, — закинув в рот конфету, ответил друг детства.
— Эта сучка никак не вернёт мне утрату, если сядет в тюрьму. Хочу её держать подле себя.
— Ну так и забирай к себе, какой смысл девочку держать в подвале? Она там вообще воспаление подхватит.
Раздувая ноздри, стоял с солдатской выправкой напротив окна и взвешивал слова Лёни, уставившись вдаль.
— Пожалуй, ты прав, заберу. Но ты сначала вылечи её.