Мой брат – король!

Пролог

Мерзкая сырость промозглого утра, люди месят размокшую глину двора. Лошади с противным чавканьем вырывают копыта из грязи. Мелкая морось проникает под слои одежды, пробирается под рукава и воротники, постепенно вымораживая даже тех, кто одет в добротный плащ. Мы с братом стоим на балконе, смотрим на выезд дружины. Они должны встретить невесту брата, будущую королеву. Наконец-то. Слишком долго длилась война с Эйлорийским княжеством, этот брак укрепит наш союз.

Княжна должна прибыть сегодня, свадьба состоится вечером. Как можно скорее. Слишком многим неугоден этот брак. Но я сделала для этого союза всё, что могла. На исходе листовня брат наденет железную корону и объединит под своею рукой оба государства. А я встречу свою тридцать первую зиму. Я краем глаза отметила шевеление среди охранников, успела повернуться и… закрыть собою брата. Очередное нападение.

Арбалетный болт прошил бок. Успела крикнуть:

— Защищать короля! — и толкнула брата за спину. Боль от раны распространялась медленно, бок горел и начинал неметь.

Охрана взяла нас в круг, колдун обезвредил нападающего и несся ко мне. Выдернул болт и стал что-то шептать над раной. Свечение над его руками разгоралось, но легче не становилось. Он покачал головой и повернулся, обратившись к брату:

— Ваше величество, это яд. Я не могу остановить его.

— Мариэтта! — брат подскочил ко мне и взял за руку. Онемение уже распространилось на весь бок и зацепило руку. Я сжала крепче руку брата, посмотрела ему в глаза и улыбнулась. Это всё уже не важно. Он будет жить и будет править. Всё случилось, как предрешено. Я обменяла свою жизнь на его.

— Фердинанд, — я говорила как всегда: сухо, жестко и строго, — не смей отменять свадьбу. Сегодня свадьба, завтра коронация. А потом зажжешь мне самый высокий костёр.

— Мэри… — брат чуть не плакал, его губы беззвучно произносили слова отрицания.

— Нет, не надо…

— Мне пора. Всё хорошо, — и я сжала его руку крепче. А затем тихо и четко начала, чувствуя, как онемение захватило одну руку и переползло на грудь:

Когда пойду последнею тропою,
Не убоюся Долины Смерти.

Седой дружинник подхватил за мной:

И Смерть за мною, и Смерть со мною,
Отведёт меня в чертоги свои!

Я уже не чувствую ни рук ни тела, онемение переползало на ноги.

Там за рекою предки мои.
И проведут они меня,
И да продолжится мой путь!

Брат шептал за мною, из уголка его глаза вытекла одинокая слезинка. В тишине двора были слышны только всхрапывания лошадей. И тут десятки голосов, мужских и женских, подхватили мою Последнюю Песнь.

Жгите костры высокие, несите дары!

Да убоятся враги мои, да славны будут деяния мои!
Ярче гори….

Голоса неслись ввысь, небо плакало, на балконе королевского замка смотрела в небеса остекленевшим взглядом принцесса Мариэтта Первая.

А вечером гуляли свадьбу. Прекрасная княжна в традиционном красном наряде и король в чёрном кафтане стояли перед Богами в священном круге, и Боги благословили этот союз. А на следующий день колдун возложил на юное чело короля железную корону, и объединились два враждующих королевства под его рукой. И не было короля щедрее и справедливее. И боялись его враги, и склонялись они перед ним. И правили он и его потомки долго, и прославились в веках.

А на следующий день после коронации взметнулся ввысь погребальный костёр, и не было его выше и жарче во всей истории объединённых королевств. Так провожали в чертоги предков Мариэтту Первую, прозванную Верной.

Но Мариэтта об этом так и не узнала, её душа обрела новый путь.

В то же время, в больнице им. Св. Мунго родила сына и ушла за Грань многодетная мать и любимая жена Молли Уизли.

Глава 1. И Смерть - лишь начало

Я не успела допеть свою песнь. Но точно знала — за меня её допели другие. И, плавая в призрачном Нигде, чувствовала тепло, слышала сотни голосов, но не могла разобрать слов. Пока не увидела силуэт.

Наконец-то, ужель за мною пожаловала Хозяйка Судеб? Но это оказалась не она. Мне навстречу шла женщина примерно моих лет, невысокая, полная, рыжая. Вся какая-то тёплая и мягкая. Она остановилась напротив и посмотрела на меня карими глазами. В моей голове пронеслись образы мальчишек разного возраста, одинаково рыжих и светлокожих. И такого же рыжего мужчины. Долговязого, улыбчивого, солнечного. Женщина смотрела на меня долго, знакомила с заботливым и внимательным мужем Артуром, сдержанным и основательным сыном Биллом, шебутным и любознательным Чарльзом, вдумчивым и закрытым Персивалем, одинаковыми внешне, но такими разными близнецами: Фредериком и Джорджем. Последним промелькнуло сморщенное личико младенца, лежащего на материнской груди. Последнего сына, которого она едва успела увидеть. Я бы и хотела оторвать взгляд, но не могла. И тут за спиной женщины, словно из тумана, соткалась тропинка, ведущая к саду, в котором спрятался домишко, будто собранный из кусочков разных домов, поставленных друг на друга. Она повела рукой, приглашая меня ступить на тропу.

Мой народ верил, что смерть — это лишь начало пути, и нельзя отказывать Хозяйке Дорог, когда она озвучила свою волю.

— Это большая честь для меня! — поклонилась я женщине. И услышала в голове:

— Меня зовут Молли. Береги мою семью. Свою семью.

Я сделала шаг на тропинку, и она, будто сама собой, легла мне под ноги. Прошла вглубь сада, ступила на крыльцо и взялась за дверную ручку. Распахнула дверь и очнулась.

И закричала от дикой боли. Неведомая сила пыталась сломать мне рёбра и разорвать живот.

— Молли, очнулась, рыбка моя! Терпи! Ещё потуга, выйдет послед и всё, не в первый раз ведь, девочка! Ох и напугала ты меня, дорогуша!

Говорил мужчина в желтых одеждах. Ещё один страшный спазм скрутил меня, и вдруг резко стало легче.

— Ну вот, умничка! Сейчас всё заживим, выпьешь зелье, и будешь как новая!

Мужчина замахал над моим животом короткой тонкой палочкой, и боль отступила. Я скосила глаза на грудь, на которой лежал сморщенный красный младенец, измазанный кровью и какой-то слизью. И я как-то особенно остро прочувствовала, что это Мой Сын. Не знаю, были ли это моим чувством, или чувством Молли. Но я смотрела на ребёнка и не могла наглядеться. Что-то огромное и необъятное росло в груди.

— Здравствуй, Сын, — проговорила я, улыбаясь и проводя пальцем по носику новорожденного. Когда-то таким же я впервые увидела брата. А теперь у меня есть сын.

Мой сын. «Сыновья», — вдруг вспомнила я. У меня теперь шесть сыновей, и я пообещала позаботиться о них.

Вокруг суетились люди в желтых и зелёных одеждах. Мне дали выпить горького питья из тёмного фиала. Затем помогли встать и пройти в непривычно светлую комнату с несколькими кроватями. Я несла сына, завернув его в мягкую ткань. Потом кормила его на кровати. Он сосал, причмокивая. С непривычки грудь болела — словно огненные струйки неслись к соску. Но вскоре это прошло. Я знала, что молоко ещё придет, а сейчас это лишь молозиво, и его сосать ребёнку труднее. Потом станет легче.

Ребёнок морщился и покряхтывал. Затем в какой-то момент просто расслабился и отпал от соска, даже не прикрыв ротик. Я завороженно смотрела на него, и тут меня посетила тревожная мысль: где жрец? Почему до сих пор никто не провёл посвящение? Как можно раньше после рождения нужно провести ритуал!

Как представитель правящей семьи я не раз присутствовала при ритуалах и даже однажды видела, как женщина, новоиспечённая мать, проводила его сама, в отсутствии жреца. Видимо, и сейчас придется самостоятельно вводить моего мальчика в мир. Я посмотрела на сына, про себя проговорила текст ритуала и завела речитатив:

Плоть от плоти моей, кровь от крови моей,

Укусила губу, взяла пальцем капельку крови и нарисовала перевернутый полумесяц сыну на лбу.

Шесть раз на гору поднималась, шесть спусков одолела,
За тобой пришла, тебя в мир привела.

Закрыла полумесяц, образовав круг на лбу младенца.

Голос к голосу, волос к волосу, судьба к судьбе!

Вырвала волосинку и аккуратно повязала сыну на руку.

Благословляю тебя Родом отца и его отцов

Поставила точку над правым глазом.

Прошу защиты у Рода матери и всех матерей

Точка над левым.

Оставалось самое сложное — посвятить сына и принести жертву, но кому? Хотя что тут думать! Той, кто правит нами всеми, той, без которой нет жизни.

Гостья и Хозяйка, Великая Мать, прими сына моего!
Веди его, береги его, дай ему сил, дай ему удачи, пусть беда обходит стороной.
Три зимы не буду стричь волос — тебе отдам!
Коль принимаешь жертву мою, да будет так!

Поставила последнюю точку — в центре круга. И круг вспыхнул светом! Жертва принята!

Всего раз до этого я видела, как Боги принимали жертву — когда вепрь распорол брату живот на охоте. Тогда колдун призвал Силу. Брат был посвящён Абрису, Богу Войны и Мира. Его Сила требовала кровной жертвы, и я отдала свою женскую кровь. Применив право — жизнь за жизнь. Брат поправился, а ко мне больше никогда не приходили лунные крови. Жрец сказал, что чрево моё отныне пусто и не принесёт сыновей. Но брат остался жив.

Сегодня второй раз явилась мне милость Богов, теперь Великой Матери. Моего сына благословили. Не ждёт его простая судьба, но удачлив он будет и да прославится в веках!

Я смотрела на сына, чей лобик очистился — он хмурил бровки во сне. Тут двери комнаты распахнулись, и вошел тот светлый солнечный мужчина, которого показала Молли — Артур, её муж и господин. Я встала и поклонилась, как положено, чуть склонив голову. Артур выглядел удивлённым, но тут же подлетел к нам с сыном, обхватил мои плечи руками и заговорил:

Глава 2. Семейные узы

Спала вполглаза. То и дело неведомая сила выталкивала меня из блаженной дремоты посмотреть на сына: дышит или нет? Спит, не плачет?

Я любовалась его пухлыми губками, удивлялась тому, что у такого маленького создания уже есть реснички, бровки, ноготки. Кстати, ресницы и брови были золотистыми словно лепестки одуванчика. Несколько раз меня будили целители в желтых мантиях. Водили надо мной палками и поили из разноцветных фиалов горькими зельями — так они называли свои лечебные настои. С приёмом каждого из них существенно прибавлялось сил. Ушла тянущая, выматывающая боль внизу живота, меньше хотелось спать.

Обед — кусок пирога и овощная похлёбка — улетели словно в прорву, лишь чуть пригасив чувство голода, вызванное усталостью и зельями. Сын просыпался всего несколько раз, кушал и снова засыпал. Благодаря Артуру можно было не беспокоиться о его переодевании.

Захотев по нужде и не найдя под кроватью ночного горшка, я наугад толкнула одну из дверей палаты — ту, из которой не появлялись целители. Угадала. В маленькой комнатке располагалась странная белая конструкция, вроде стула с дыркой, сделанного из керамики, а рядом на стене висел рулончик непонятного материала. Похожий на ткань, он, тем не менее, легко рвался в руках.

Не обнаружив воды для подмывания, сообразила, что этот материал, по-видимому, предназначен для гигиенических процедур после облегчения. Использованную ткань, за неимением другого места, куда её можно было бы выбросить, сбросила в белый стул. Она тут же испарилась. Чудно́! Миска из такой же керамики с металлической трубой над ней и двумя крестиками, привинченная на стену, оказалась умывальней. При повороте одного крестика шла горячая вода, при повороте другого — холодная. Я помыла руки, умылась и попила. Вернулась к сыну и обнаружила, что уже не хочу спать.

Подошла к окну и прикоснулась к стеклу — так назвал Артур прозрачный материал, которым был забран огромный оконный проём. В замке никто бы и не подумал сделать такое окно. Забрать его слюдой или пузырём рыбы уху не представлялось возможным, да и лучникам в такие стрелять — одно удовольствие! Холодное. И видно всё, как будто его и нет!

А за окном раскинулся невиданный город. Я смотрела во все глаза на огромные, в три, а то и пять этажей каменные дома с такими же большими окнами, как и то, из которого гляжу сейчас. Идеально ровные дороги, люди одеты в диковинные одежды. По дороге проехала повозка, ведомая невидимой силой. Без лошадей или ездовых виверн! За то время, что я простояла перед окном, я насчитала не меньше десятка различных повозок и не увидела ни одного вооруженного человека! Они не носили даже лёгкой брони! Наверное, этот мир давно не знал войн. Улицы были очень чистые.

Заплакал, проснувшись, сын, и я бросилась к нему. Взяла на руки, покачала, дала грудь. Пока он сосал, я размышляла над тем, как же мне теперь жить. Чего от меня будет ожидать Артур, какие обязанности лягут на мои плечи здесь? Смогу ли я выполнить обещанное Молли? Кто я здесь? Кто мои родственники и предки, какое место занимаю в местной иерархии? Какие обязанности жены в этом мире? И что делать с тем, что, судя по рассказу Артура, я теперь колдунья? Ну, и главное — что делать с таким количеством детей? Артур упомянул, что оставить их не с кем. Это значит, что у нас нет слуг? А родственники? Рабы?

К сожалению, пока он не появится, ответов я не получу. Ох, Молли, почему твоё время пришло? Им ведь нужна Ты! Это не моё место! Не моё время и не мой мир! И тут сынок как-то особенно больно потянул за сосок. Правильно, сын, Боги не благоволят тем, кто ропщет на судьбу. Мне дан шанс прожить ещё одну жизнь, иметь мужа и детей, чего я была лишена ранее. Воспитать сыновей настоящими мужчинами, дать им то, чего не могла бы дать Молли, ведь для чего-то Хозяйка Дорог привела сюда именно меня!

Через час снова пришел Артур. Он был сосредоточен, и лишь во взгляде весь чувствовался груз свалившейся на него боли. Он снова взял сына на руки и сел на кровать. Я устроилась рядом, сложив руки на коленях и выпрямив спину. Было трудновато — Молли чуть сутулилась, и от привычной для меня осанки сводило плечи.

Он молчал, качал сына, смотрел на меня. Скользил взглядом по волосам, по лицу. Молчание затягивалось и становилось тягостным. Мы оба не знали, с чего начать разговор.

Первой не выдержала я, попросив подробнее рассказать о наших семьях, родственниках и детях. Артур начал с себя. Он был чистокровным волшебником, его мать Седрелла Уизли, урожденная Блэк, принадлежала к одному из самых могущественных родов волшебного мира. Отец Септимус Уизли происходит из неаристократического, но древнего рода чистокровных волшебников. Также у Артура есть два брата: Центуриус и Биллиус.

Связь они с Молли поддерживают только с Биллиусом, он иногда заезжает в гости. Родители Артура ничего не хотят слышать о нём и его семье после их свадьбы с Молли. Я нахмурилась, но продолжила внимательно слушать.

Семья Молли — Пруэтты, старинное чистокровное семейство. У Молли тоже двое братьев, оба намного младше: Гидеон и Фабиан — Мракоборцы. Семья от Молли отреклась после того, как она связала судьбу с Артуром, хотя братья часто навещают её, держа встречи в секрете от родителей. Из старших членов семьи Молли поддерживает связь со своей тёткой — колдуньей Мюриэль Пруэтт. Она старая дева и проживает неподалёку от дома Уизли — Норы.

Дальше Артур перешел к сыновьям. Достал картинку, с которой на меня смотрели пятеро мальчишек разного возраста. Изображение двигалось! Дети смеялись, хмурились, близнецы перетягивали игрушку.

Артур начал рассказ, показывая детей на картинке. Самый старший — Билл, ему десять лет. Очень уравновешенный и послушный мальчик, обожает играть в шахматы и разгадывать головоломки. За ним по старшинству следует Чарльз, ему восемь. Он уже летает на старой семейной метле и вечно тащит домой животных. Перси четыре. Он очень спокойный мальчик. Никогда не бросает начатого дела, медлителен, обстоятелен. Никогда не закатывает истерик, но если расстроится, может замкнуться в себе, не есть и ни с кем не разговаривать. Общий язык с ним находит только Билл. Все трое очень умные, уже умеют читать, даже маленький Перси! Для меня такой уровень образования был удивителен.В моём мире не все взрослые умели читать. Дети аристократов учились грамоте и счету к десяти годам, и тогда же начинали осваивать языки. Мир Молли был намного более развитым, чем мой.

Глава 3. В родные пенаты

Эта ночь стала одной из самых беспокойных в моей жизни. Как это будет — жить в чужом доме, воспитывать, моих уже, детей?

Нас у отца было всего двое. Мать скончалась, разрешаясь братом, отец оставил нас годом позже. Отроков в замке хватало. Дети вассалов и слуг вечно носились по двору и кухне с поручениями. Но я никогда особо не интересовалась их воспитанием, своих хлопот хватало. Из меня растили регента при брате.

Если бы отец был жив, одиннадцатую зиму я бы встретила в обители Великой Матери, где бы меня четыре года учили всему, что должна знать достойная жена. А затем выдали бы замуж, укрепив династическим браком союз с кем-то из соседей. Но отец отправился Долиной Смерти, оставив мне брата и страну.

Несколько зим регентствовал главный советник, постепенно обучая меня, а затем грянула война. Соседи позарились на обезглавленное государство. Возможно, всё сложилось бы иначе. Я бы вышла замуж. Государством до совершеннолетия Ферди правил бы принц-консорт. У меня были бы дети. Но сложилось как сложилось.

Я день за днём решала проблемы государства. Затыкала дыры в бюджете, боролась с катаклизмами и болезнями, которые косили простой люд, изыскивала ресурсы во времена голода и засух, вела вялотекущее противостояние с соседями, которое истощало страну. И всё-таки добилась мира. К совершеннолетию брата уже несколько зим, как установился шаткий мир. Его брак с малолетней княжной был решенным вопросом, и мы ждали её шестнадцатизимья — минимального возраста, когда дозволено было заключать брачный союз в их стране. А теперь мне предстоит стать матерью. И начать своё вхождение в семью с признания детям — их мамы больше нет.

Обманывать мальчишек я не хотела. Я не Молли, и это понятно любому, кто её хоть немного знал. Дети — чуткие создания, они сразу поймут, что их обманывают. А вранья дети не прощают. В моём понимании, Билл был уже взрослым парнем и должен понять, что такое смерть. Чарли может создать проблемы. Что касается Перси, то, судя по описанию Артура, мальчик и без того сложный, замкнутый. Как бы смена души матери не повлияла на него самым худшим образом. Так как же поступить? Рассказывать им всем вместе или по очереди? Но ведь если поведать кому-то одному, он тут же поделится с остальными, и те посчитают себя обманутыми. Как же быть?!

Сынок периодически просыпался и кушал, но, видимо, ему передалось моё волнение, и он тревожно хныкал, дрыгая ножками.

До утра я так и не нашла выхода. Нужно посоветоваться с Артуром: он лучше знает своих детей.

Артур появился ранним утром вместе с целителем. Тот осмотрел меня, выдал несколько фиалов и, поздравив с очередным сынишкой, отправился к другим больным.

Артур же положил на кровать свёрток, который я до того не заметила.

— Здравствуй. Это, — он кивнул на свёрток, — чтобы ты могла привести себя в порядок. Я принёс платье, бельё, расческу. Нам нужно отправляться домой, пока мальчишки у Мюриэль. Я всё тебе покажу, что и где находится. Немного пообвыкнешься. Я подумал, что тебе будет очень сложно осматривать дом при ораве мальчишек.

Артур немного нервно провёл рукой по волосам и стал похож на взъерошенного пса.

Я оценила эту заботу, проявленную к чужому человеку. Он ведь мог не заморачиваться, просто бросить меня одну и смотреть: выплыву или утону. Но нет, договорился с тёткой, чтобы та забрала сыновей, принёс свежую одежду. Я не знала, было ли это проявлением уважения к памяти Молли или привычной для него отцовской заботой. Поклонилась с благодарностью.

Артур чуть поморщился — по всей видимости, его раздражали мои поклоны. Возможно, у них так не принято? А как тогда? Нужно будет обязательно узнать.

Я юркнула с вещами в ту самую комнатку с белым стулом, переоделась и зачесала непослушные кудряшки. Тело у Молли было мягкое, белое, плечи покрывали многочисленные веснушки. Ещё не спал послеродовой живот, грудь пока до конца не налилась молоком, но и без того была достаточно большой. Бельё, которое принёс Артур, мне показалось хоть и необычным, но удобным. Короткие белые штанишки до бёдер, конструкция из ремешков и тканевых мешочков, в которую я после нескольких неудачных попыток упаковала грудь. Нижней рубашки не было. Может, Артур забыл, а может, здесь так носили. Привычные мне нижние штаны тоже отсутствовали. Платье доходило до середины икры, а рукава заканчивались в районе локтя. Приятный голубой цвет шел Молли. И мне понравилось отражение. Хотя оно совсем не походило на моё прежнее.

Я вышла, Артур пробежался по мне взглядом и кивнул. Сына он уже держал на руках, укутав в клетчатое одеяло. Он протянул мне руку, и мы отправились по длинному коридору, в конце которого на стене располагался огромный камин. Артур зачерпнул из чаши на камине порошка, часть отдал мне и пригласил шагнуть с ним прямо в пламя, предварительно швырнув туда порошок! Я последовала за ним, хотя видеть, как человек стоит в пламени и не горит, было дико!

— Нора! — громко произнёс Артур. И мир завертелся. Точкой стабильности оставалась лишь его рука, крепко сжимающая мою ладонь. Перед нами проносились чужие дома, залы таверн, какие-то лавки. И вдруг всё закончилось. Я выпала на ковёр просторной гостиной. Артур шагнул следом и поднял меня.

— Добро пожаловать в Нору, твой новый дом, Мэри, — грустно сказал он, делая приглашающий жест рукой.

Он провёл недолгую, но обстоятельную экскурсию. Мне показали гостиную, большую кухню, которая была вотчиной Молли, спальни мальчиков. Билл соседствовал с Чарли, а Перси — с близнецами. Но Артур совсем недавно пристроил ещё одну спальню.

Планировалось, что в неё переедет Билл после поступления в Хогвартс — школу для волшебников, а Перси занял бы его место в комнате Чарли. Ещё в доме была прихожая и чердак, на котором обитало странное, жуткое существо — упырь. Артур, смущаясь, поведал, что никак не доходят руки решить вопрос о его пребывании в доме. Никто не знает, когда он появился, но вреда тот не причиняет — живёт себе, воет иногда.

Глава 4. Чердак

С тех пор, как мы проводили Молли, прошла неделя. Артур вышел на работу, а я осваивалась с новыми обязанностями. Это оказалось гораздо труднее, чем я могла себе представить. Дети были везде. Они разбрасывали игрушки, книжки и карандаши, громко и противно кричали, плакали и бесконечно ссорились.

У младшего сына, которого мы назвали Рональдом Фердинандом Уизли, начались колики, и после каждого кормления он орал как резаный несколько часов подряд, пока не уставал и не отключался. У меня от этого крика волосы вставали дыбом по всему телу и накатывала истерика, которую удавалось заглушить далеко не всегда. Иногда я в панике начинала его трясти и шепотом кричать, чтобы он наконец замолчал, тихо раскачиваясь. Артур обещал принести какое-то снадобье из больницы, но пока не принёс — поглотили бесконечные рабочие дела. Он моих истерик не видел — я пыталась не показывать своих слабостей перед мужчиной. Срабатывала многолетняя привычка.

Близнецы ломали и разбирали всё, до чего могли дотянуться, дрались между собой, с Перси, периодически творили волшебство, добавляя мне головной боли. Труднее всего было с Чарли. Он злился, огрызался на любую мою просьбу и, несмотря на холодную погоду, то и дело улетал на метле во двор, где носился до изнеможения. Почти всё свободное время он рисовал, и на его картинках было много чёрного, коричневого и красного. Он рисовал, как чёрная тень уводит рыжую фигурку, рисовал огонь, черепа и кости. Перестал приносить домой животных.

Радовал только Билл. Он вёл себя как маленький взрослый, пытаясь мне помочь по мере сил. Нашел среди Моллиных запасов Умострильное зелье и, напоив меня им, каждый вечер по часу учил читать и писать вместе с Перси, который решил, что это такая игра, и соревновался с мамой, кто быстрее напишет букву. Я не знаю, кто придумал это снадобье, но эффект превзошел все мои ожидания, усилив способности к запоминанию, и уже к концу недели я могла медленно читать рецепты в кулинарных книгах и разбирать описания к заклятиям из учебника за первый курс, который мне выдал Артур.

На второй день моего пребывания в доме Уизли, Артур избавился от Упыря. Он договорился с кем-то на работе, и, судя по всему, не только. Упыря забрали, что даже принесло нам некоторую прибыль. Сотрудники какого-то магического отдела его Министерства упросили Артура отдать им зверушку на ингредиенты, стоимость которых покрыла плату за избавление от существа. Даже немного осталось на сладости и тёплую одежду детям, пускай и не новую. Выглядело это весьма обыденно. Пришли двое волшебников, скрылись на чердаке, а вышли оттуда с большим свертком, который плыл перед ними по воздуху. Спустившись на первый этаж, они вежливо попрощались с нами и аппарировали — испарились — прямо с крыльца. Жаль Упыря не было — уж очень жуткая тварь.

Я думала, что сразу смогу приступить к разбору чердака, но не тут-то было. Дети отнимали всё моё время, а когда они ложились спать, я отключалась в тот же миг.

Артур временно освободил нашу общую спальню, ночуя в недавно пристроенной комнате Билла. Для детей он объяснил своё переселение малышом, который спит беспокойно, не давая отцу отдохнуть. Вопросов не возникло, тем более что Билл и Чарли знали правду и одобряли поведение отца. Рон и вправду был беспокойным малым. Много ел, мало спал, тяжело переносил колики, а если бы Артур не зачаровал пелёнки, мне пришлось бы совсем туго. Но если пелёнки Рона были зачарованы, то одежда других детей — нет. Они всё время пачкались, рвали одежду и обувь. Артур объяснил, что вещи нельзя восстановить с помощью магии, потому приходилось всё ремонтировать вручную. Я постоянно что-то зашивала, штопала и латала. У Молли таланта в этой области не оказалось. Вся одежда была зашита неаккуратно, вышивок я в доме вообще не заметила, что для меня было дико и странно. У нас обережная вышивка наносилась на скатерти, занавеси, рубахи и постельное белье. И как бы я ни уставала, первым делом вышила простейшие обережные символы на пелёнках малыша и на отворотах рубах близнецов. По-хорошему, следовало сшить несколько рубах из домотканого полотна мужу и тоже их расшить. Но ткани в доме не нашлось, как и нужных нитей. И времени тоже не хватало катастрофически. Я тратила каждую свободную минутку на то, чтобы быстрее прочитать нужные бытовые книги и начать осваивать колдовство. Без него было очень трудно. Ныла спина, а ноги просто отваливались к концу дня. Болела грудь, а в ушах под вечер шумело так, словно мне на голову надели пчелиный улей.

Когда я впервые взяла в руку волшебную палочку Молли, та приятно потеплела, признавая, что во мне есть магия. В конце недели, когда Артур позволил, я смогла наколдовать свой первый огонёк — Люмос.

Незаметно подкрались выходные, Артур остался дома. Он подновил Согревающие чары на доме и дворе и показал мне колдовство, которое волшебники использовали для уборки. Первое же сотворённое мною заклятие разорвало чашку на мелкие осколки, разлетевшиеся по кухне. Я ужасно испугалась и чуть не выронила палочку. Но Артур меня успокоил и восстановил разбитую посуду с помощью ещё одного бытового заклинания — Репаро. У меня ничего не вышло ни на второй, ни на третий, ни даже на пятый раз. Из детей присутствовали только Билл и Чарли, остальные спали. Билл подбадривал меня, а Чарли злорадствовал, под конец выкрикнув:

— Ты, жалкая маггла! Тебе никогда не стать настоящей волшебницей! Ты притворщица и обманщица!

После чего показал мне язык и убежал к себе в комнату. Артур нахмурился и хотел было последовать за ним, но мы с Биллом его остановили.

— Артур, — сказала я так мягко, как только умела, — Чарли плохо без матери, он её очень любил. Это его способ скорбеть. Кто-то замыкается, кто-то тихо плачет вдали от других, — на этих словах Билл смутился и отвернулся, хотя Артур этого не заметил, — а кто-то злится. Дай ему время.

— Но ты ведь не виновата в случившемся! — Артур был раздражён, ему тоже нужно было куда-то выплеснуть эмоции.

— Никто не виноват. Но нам следует учиться жить дальше, и легко не будет никому.

Глава 5. Закон кровной мести

— Проклятие — это вам не насморк! От него вылечиться нельзя! — говорил портрет. — Оно как клещ — присасывается, так что не вырвешь. Избавиться от него хоть и трудно, но возможно. Первый метод самый затратный — нужно уничтожить весь род проклинавщего. Всех, даже внебрачных детей, сквибов и отсечённых, — он вещал уверенно, расхаживая из угла в угол холста. Размахивал руками, периодически ударяя ребром одной ладони по другой.

Артур покачал головой и произнёс:

— Этот метод нам точно не подходит. Лично я убивать никого не буду. Есть другие варианты?

Портрет поморщился. Он явно считал предложенный метод самым надёжным. Вот уж потомки-чистоплюи попались. Но подавил раздражние и продолжил:

— Можно уплатить человеческую виру, попросив главу рода, что вас проклял, отозвать проклятие.

— Что значит человеческую виру? — спросил Артур хмуро.

Септим отмахнулся, как от назойливой мошки и как ни в чем не бывало сказал:

— Отдадите кого-то из сыновей в род вашего врага и только. Лучше бы дочку, конечно, так оно вернее было бы. Но сына тоже можно.

— Зачем?!

— Как отдать?!

Воскликнули мы с Артуром практически синхронно.

— В рабство, конечно! — ответил портрет, остановившись посреди холста. — Если бы дочка была, та бы родила им волшебника, виру бы зачли, и девку вернули, а сына придётся насовсем отдать. Кровь за кровь, долг за долг.

Артур замолчал, а спустя пару минут выдал:

— Метод с душком. Натуральным предательством отдаёт, да ещё каким! Родного сына, как скот, отдать в уплату каких-то долгов?! А кто, кстати, нас проклял?

— Как?! Вы не знаете?! — предок эмоционально взмахнул руками — Малфои, конечно!

Мне эта информация не говорила ничего, а вот Артур окаменел.

— Разве у Малфоев не рождается только один ребёнок, и всегда мальчик? — спросил он напряженно.

— Чушь! Твой предок должен был жениться на их младшей дочери, и не захотел брать в жены бесприданницу.

— Ты что-то путаешь, — перебил Септима Артур, — Малфои всегда были богаты. Сейчас это один из богатейших и влиятельнейших родов! И у них всегда рождаются только мальчики.

Портрет посмотрел на потомка как на душевнобольного. И начал обстоятельное пояснение:

— Основатель их рода, француз Арманд Малфуа, знатно тут пограбил с Вильгельмом. Поместье себе отхватил, но один из потомков настрогал уйму детишек, всем по чуть-чуть земли раздал, да приданое доченькам. Чутка тут, чутка там — и нет богатства. Тю-тю! — развёл портрет руками. — Уизли же были богаты, но не родовиты. Вот и решили породниться с Малфоями через их дочурку, немочь бледную, полусквибку. А наследничек возьми да и взбрыкни. Нашел себе симпатичную магглу, дочку богатенького папаши с таким приданым, на которое можно было маленький остров купить. Малфои об этом прознали и решили, что большего оскорбления быть не может, чем предпочесть им — чистокровным — практически животное — магглу. Потомка моего прокляли, его невесту свели с ума, а её папашу заставили все денежки переписать на ту самую обиженную дочурку Малфоевскую. И снова стали богатеями. Малфои всегда умели договориться с совестью и, несмотря на красивый девиз, обогащаться, обирая магглов, не считали постыдным.

— И сейчас не считают, — добавил мрачный как туча Артур. — Теперь понятно, почему маму из рода выгнали.

— А мать кем была до свадьбы? — поинтересовался портрет.

— Блэк.

Мужчина присвистнул.

— Интересно тасуется колода. Так что, пойдешь на поклон к Малфоям, потомок?
Артур помотал головой. Сына он не отдаст никому и ни за что. Я поддержала: ни одно проклятие не стоит того, чтобы во избавление от него врагам детей отдавать.

— Тогда сложнее. У любого проклятия лазейка есть. У проклятий крови — тоже. На них не действуют никакие отрезания от рода, ритуалы очищения и прочее. Но, если очистится один кровный родственник, проклятие спадёт со всех. Можно кого-то из сыновей женить на Чистой волшебнице, их дети родятся без проклятия, и все носители той же крови тоже станут чистыми.

— Чистой? — переспросил Артур. Я же внимательно слушала.

— У неё в роду не должно быть волшебников и сквибов в ближайших трёх поколениях. От магглов рождённую. Её кровь чистая, новая, — пояснял портрет.

— Магглорожденную? — переспросил Артур ещё раз.

Портрет перекосило.

— Можно и так сказать. Только она точно должна быть Новой кровью. Чтобы ни дядей-тётей сквибов не было, ни бабушек-дедушек колдунов. От натуральных магглов должна быть девочка.

— Трудно, но выполнимо, — спустя несколько минут ответил Артур. — У меня есть знакомые среди обливиаторов, те частенько на выбросы выезжают. Можно попросить у них картотеку девочек из маггловских семей и тихонько проверить их родословную. Но такие волшебницы рождаются крайне редко.

— Примерно раз в столетие, — дополнил портрет, кисло улыбаясь.

Я же решилась и спросила:

— Это всё? Или ещё есть способы избавиться от этой пакости?

Портрет задумался.

— Не скажу, правда это, или вымысел, но я слышал об одном случае, когда волшебника прокляли жутким проклятием на крови, одним из необратимых. Но он смог его избежать. Вроде как сама Магия спасла. Он смог укрыться от Смерти, прожил долгую жизнь и умер в свой срок. Но никто не знает, как он смог к Ней обратиться, почему Она его услышала, и какие условия выставила для спасения. Знаю только, что тот волшебник от проклятия избавился, — портрет ненадолго замолчал, после чего добавил: — Ещё слышал, что если хорошенько изучить, как проклятие накладывается, и провести определённые ритуалы, его можно временно перебросить на другой объект.

Я поблагодарила портрет. Артур пребывал в задумчивости. Оставив его наверху наедине с предком, отправилась вниз, посмотреть, что осталось от гостиной.

Как я и думала, в гостиной творилось полнейшее безобразие. Книгу продолжал рассматривать только Перси. Билл и Чарли бросались деревянным блюдом через обеденный стол,меая его словно диск. Проснувшиеся близнецы сбежали вниз, как были, в пижамах, и поедали ягодный пирог руками, сидя прямо на столешнице. Руки и лица обоих были измазаны сиреневой жижей.

Интерлюдия. Чарли

"…Родного сына, как скот, отдать в уплату каких-то долгов?! А кто, кстати, нас проклял?

— Как?! Вы не знаете?! Малфои, конечно!"

Слова звучали глухо, через дверь было трудно разобрать. Чарли приложил к стене около двери стакан, прижался к нему ухом, прислушиваясь снова.

"…У любого проклятия лазейка есть. У проклятий крови — тоже. На них не действуют никакие отрезания от рода, ритуалы очищения и прочая. Но, если очистится один кровный родственник, проклятие спадёт со всех. Можно кого-то из сыновей женить на Чистой волшебнице, их дети родятся без проклятия, и все носители той же крови тоже станут чистыми.

— Чистой?

— У неё в роду не должно быть волшебников и сквибов в ближайших трёх поколениях. От магглов рождённую. Её кровь чистая"

Раздался звук шагов, и Чарли, испугавшись, что его застукают, тихо сбежал вниз по ступеням, влетев в свою спальню.

Так вот оно что, от них скрывают правду! Они прокляты! Не просто так тётушка Мюриэль говорила, что Уизли — Предатели крови! А отец ничего не собирается делать! Гадкие Малфои! Он, конечно, слышал не всё, и в чём смысл проклятия, не понял, но раз за него надо кого-то из братьев отдать, то штука страшная и серьёзная! Нельзя этого просто так оставить! А взрослые?! Как можно ничего не делать?!

И он заметался по комнате. Нужно поговорить с Биллом и все тому рассказать, но потом, а сейчас нельзя, чтобы кто-то догадался, что он подслушивал. И Чарли вернулся к братьям, затеяв игру в тарелку. А потом был этот ужасный разговор с Ней! С Захватчицей! Она говорила такие гадкие вещи! И от них становилось больно в груди и обидно, она ведь всё перекрутила, всё не так! Она никто, она не имеет права быть вместо мамы и им командовать! Кто она такая?! Ещё и смеет говорить, чтобы он вёл себя как достойный сын!

И тут Чари осенило! Достойный сын, достойный… а ведь точно! Он станет достойным, избавит семью от проклятия, и тогда все поймут, что это он прав, а не Она, и папа её выгонит! Эту, эту обманщицу! Захватчицу! Подделку!

Чарли не спустился на ужин — готовился к побегу. Он собрал тёплые вещи, свой ножик, вытряс копилки — свою и Билла — и придумал план. Он сбежит, найдет Малфоя и заставит того снять проклятие! А если не получится добраться до врага, да Врага и никак иначе, потому что у настоящего Героя должен быть Враг! А он — Герой и никак иначе! Так если не получится, он найдет такую волшебницу, про которую говорил папа, магглорожденную, женится на ней, и проклятие спадёт. Как в сказке.

Чарльз лег под одеяло полностью одетым, предварительно спрятав на улице в сарае с метлой вещи. Притворился, что спит, дождался, пока заснёт братец, и тихо выбрался на улицу. Было темно и холодно. К ночи согревающие чары отца выветривались и на участок пробирался мороз. Ветер свистел и выл в ветвях деревьев. Предметы отбрасывали причудливые тени, и всё вокруг выглядело зловещим. Тихо крадучись, Чарли добрался до сарая. Там он оделся, оседлал метлу, прикрепив на ней свёрток с запасными штанами, ножиком и деньгами, и, тихо перелетев забор, выбрался за территорию Норы.

Стало резко холоднее. Древко метлы на глазах покрывалось тонким слоем льда. Ветер хлестал по лицу, и его порывы сбивали с метлы. Правильное направление держать удавалось с трудом. Чарльз решил сменить планы, долететь сначала до тётушки Мюриэль, которая жила неподалёку, и расспросить её о проклятии, и о том, где можно найти Малфоев. Тётушка не любит отца, считает его тряпкой и не парой маме, она Чарльза не выдаст. Уж кто-кто, а она должна понять, как важно героям совершать подвиги. И он полетел туда, где, по его мнению, находился дом тётки.

Лететь над замерзшими полями и садами на огоньки деревни было трудно. Холод пробирал его до костей, пальцы даже в толстых, вязанных матерью рукавицах, промерзли и онемели. Лица он уже не чувствовал. Встречный ветер вышибал слезу, и капли замерзали на ресницах и щеках. Сквозь пелену слёз огоньки казались размытыми, и он не понимал, туда ли летит. Его сильно сносило, и казалось, что дом тётки уже должен был появиться, но его всё не было.

Внезапно пошел снег, с неба летели пушистые хлопья, затрудняя видимость и осложняя полёт. Чарли принял решение долететь до деревни и приземлиться около неё, чтобы его никто не заметил, и он не нарушил Статут, о котором не раз слышал от отца. А потом уже по знакомым зданиям сориентироваться и выйти к дому тётки, которая жила на холме, и из её окон было хорошо видно торговую площадь и шпиль церкви около неё.

Он не знал, как долго уже летит. В обычную погоду до деревни было всего пятнадцать, ну, может, двадцать минут полёта, а сейчас ему казалось, что прошли часы.

Наконец, когда метель разгулялась не на шутку, он подлетел к деревеньке. С трудом приземлился, но не смог нормально слезть с метлы, варежки примёрзли, а ноги одеревенели. Он свалился в сугроб с древком в руках. Когда смог подняться на ноги, их пронзило болью, как будто тысячи маленьких иголочек одновременно впивались ему в икры. Он едва не закричал, слёзы потекли по и без того заплаканному лицу. Но Чарли был сильным и храбрым. Потому он сцепил зубы, оторвал варежки от метлы и стал растирать себе ноги. Вскоре он смог, прихрамывая, идти и очень медленно пошел в сторону площади, к церкви. Он решил выйти к зданию со шпилем и, повернувшись к нему спиной, двигаться прямо, пока не взойдёт на холм, не увидит дом тётки. Но случилось иначе. Когда он уже дошел до дверей церкви, голова у него закружилась, и он упал, ударился головой о створку и потерял сознание.