— Как тебе это удалось?! — просипел Павел Петрович, медленно подняв на меня взгляд от экрана мобильного.
Обычно заведующий отделением грудной хирургии и по совместительству мой босс соображает гораздо быстрее, но уже одиннадцать вечера, а напряжение этого дня не то что не спадало, а даже набирало обороты.
На требовательный взгляд начальства я чуть не выдала идиотское: «Я не знаю». Но вовремя исправилась:
— Я просто позвонила ему, коротко рассказала про экстренное стентирование и попросила за него взяться. Он сказал, что возьмется и скинет время, когда будет у нас.
— Князев не берется за операции по звонку личных помощниц!.. — ошалело взвизгнул Пал Петрович.
Мы стояли с боссом в его приемной и смотрели на сообщение от этого самого Князева на экране моего мобильника: «Буду через один час пятьдесят минут. Документы у вас в электронной почте».
Князев Игорь Андреевич — кардиохирург, но настолько знаменитый, дорогой и занятой, что на него стоит очередь в клиниках по всей стране и за границей. Деньги его интересуют не всегда — он берется за случаи по какой-то своей собственной логике. Иногда оперирует вообще бесплатно, иногда задирает настолько высокий ценник, что не каждый себе позволит. Непредсказуем, жесток, придирчив, требователен настолько, что команды его ассистентов валятся с нервными срывами и падают в обмороки на операциях. Ну и сам по себе он недосягаем, скрытен, властен, состоятелен… Черт, да на него даже смотреть страшно! Не то что разговаривать. Но я настолько устала, что предохранители не сработали…
— Откуда у тебя его мобильный? — потребовал ответа босс.
— Вы же сами мне его дали на том сборище… — Шок медленно парализовал мозги. — Встрече то есть. В мае, помните, летали в Дубай? Вы с ним разговорились ненадолго, меня успели представить…
Я помню эту единственную встречу с Князевым. Он мимолетом на меня взглянул, а мне будто льда за шиворот насыпали и… растерли горячими ладонями по животу. Я не могла отделаться от этого ощущения весь день, и ночью потом мучили кошмары. Я решила тогда, что отпуск мне нужен не просто номинальный, но еще и полезный для женского здоровья. К счастью, больше мы не встречались. А его номер у меня остался.
— …Вы когда сегодня попросили найти его, — продолжала виновато лепетать, — я сразу и нашла.
— Вот ты дура, Яна, — рассмеялся Пал Петрович. — Только очень пробивная и удачливая! Я просил узнать, где он вообще физически находится. А ты… Ты ему просто позвонила! У вас что, было с ним что-то?
— Вы издеваетесь?! — Я перестала соблюдать субординацию. Время — уже почти полночь, день был тяжелым! — Я тогда пахала на ваши встречи с перерывами на трехчасовой сон! Думаете, умирала как хотела с кем-то еще и переспать?!
С такой работой желания давно не возникало. Год — точно.
— Ладно-ладно, — примирительно растопырил пухлые пальцы Пал Петрович и протер блестящую лысину. — Тогда готовимся к приезду Князева!
— Я уже распорядилась, — сообщила машинально.
— Спасибо, Яна. Ты у меня просто золото!
— Могу быть свободна? — схватилась я за надежду успеть попасть домой до начала следующего рабочего дня.
— Приедет, и можешь. — Босс поднялся, надел халат и направился в коридор. — Что там у него за документы? Условия особые есть?
Я открыла прикрепленный к сообщению файл, пробежалась по пунктам, поняла, что мозги совсем уже не варят, и зачитала вслух, когда мы вошли в лифт:
— Отдельная комната с местом для совещания, досье ассистентов, карта пациента с полным отчетом о принятых мерах, анкета пациента… — …полная спорных вопросов, но кому до них дело, если жизнь висит на волоске? — Перцева Яна Анатольевна в качестве личного ассистента на время пребывания в больнице.
И я перевела взгляд на Пал Петровича, радуясь, что почти все пункты у нас готовы. Но, глядя, как брови главврача медленно собирают горизонтальные морщины на лбу и тащат их на лысину, я перечитала пункт еще раз.
Что?!
***
Неделя выдалась тяжелой. И я уже предвкушал, как соберу рано утром сумку и уеду за город на выходные, отключив мобильный… Старею, что ли? Давно так не уставал. Хотя кого я обманываю? Я и не выматывался так никогда…
Но когда мобильный вдруг пиликнул входящим звонком, я сначала напрягся. Мало кому дозволено меня доставать, когда я никого не хочу слышать. И вот одиннадцать ночи, а на экране вдруг высвечивается имя той самой женщины… и с губ срывается смешок.
Я увидел ее впервые на встрече полгода назад. Все было как в страшной сказке. Она — такая вся зовущая, с большими глазами и одуряющим запахом, бьющим в голову так, что забываешь, где ты и кто. И я — чудовище, затаившееся в тенях. Я смотрел на эту женщину и злился на обстоятельства, которые свели меня с ней. Глупо. Рано или поздно, но это должно было случиться — расплата за жизнь, которую я вел, должна была настигнуть. И я это знал.
Тогда мне удалось унести ноги, и компромисс со зверем вышел нелегкий. Я обещал ему, что обязательно отыщу эту женщину, буду держать с ней связь и выберу время получше. Зверюга у меня понимающая, спокойная и рассудительная — вся в меня. Ни в какой омут мы со зверем бросаться бы не стали. Телефон Яны я сохранил и даже дал ее номеру добро на связь в любое время дня и ночи…
И вот она вдруг объявилась сама.
Когда я слушал ее голос, еле сдерживал растекавшийся по лицу оскал. Понимала ли она вообще, кому звонит? Нет. Она лепетала мне в трубку что-то о поганой клинике, которую я бы обошел по широкой дуге при обычных обстоятельствах, и о деле, за которое она предлагает мне взяться. Особенно смешили всякие доводы, которые казались ей выигрышными — типа новейшего оборудования, лучших хирургов страны и прочей шелухи. Но ее наивность с каждым словом разжигала охотничий азарт, как искра разжигает ворох сухой листвы.
Ты же не думаешь, девочка, что я просто так прыгаю за руль и несусь в ночь оперировать первого попавшегося пациента? Нет, она именно так и думала.
— Яна, все готово?! — заглянул в ординаторскую старший хирург смены.
Я глянула на часы — половина первого ночи.
— Все на столе, — машинально кивнула я на аккуратную папку, стараясь не выдать голосом ни усталости, ни раздражения.
А раздражаться было на что. Кто поверит, что у этой звезды хирургии в райдере указана я? Сейчас весь персонал отделения считал, что я сама проявила инициативу повилять хвостом перед холостым перспективным мужиком. Казалось бы, слухом больше, слухом меньше — отстою рабочий день и потребую себе выходной, высплюсь, помедитирую и справлюсь со всеми последствиями этого досадного события. Пройдет неделя, и на позорную доску обсуждений вывесят кого-то другого.
— О, говорят, приехал! — раскрыл глаза, глядя на мобильный, ординатор и унесся.
Я прикрыла свои и протерла виски. Тело неприятно вибрировало от напряжения. Нет, всякое мы тут переживали: и судебные разбирательства, и важные делегации, и обслуживание архиважных персон, для которых закрывался целый корпус. Казалось бы, гастроли Князева по сравнению со всем этим — сущая мелочь. Ну потреплет он тут всем нервы — подумаешь! Но бывают дни, когда ты просто не можешь это переварить. И сегодняшний был именно таким. Осень, хандра, вечно свинцовое небо и холод, отсутствие отпуска, тепла и заботы…
Я тряхнула волосами, приходя в себя. А тем временем в коридоре уже нарастал гул голосов, и послышались шаги. Я подскочила со стула, вдохнула глубже, выдохнула…
Три, два…
Двери открылись, и лавина суеты едва не смела меня с ног.
— …А это ваша помощница, как вы и просили — Яна Анатольевна, — возбужденно возвестил Пал Петрович, одной рукой разгребая перед собой делегацию и указывая на меня Князеву другой.
Когда я видела этого мужчину последний раз? Полгода назад. Но иммунитета после первого знакомства у меня к нему ни черта не возникло. Одет как бог, самоуверен как дьявол!
— Здравствуйте, — успела я дежурно улыбнуться мужчине, вяло отмечая попытку босса отвести от меня волну предрассудков.
А в следующий вздох уже остолбенела под холодным цепким взглядом «звезды».
Я совершенно растерялась, когда Князев вдруг хищно усмехнулся мне уголками губ. Никто этого не заметил — все чего-то ждали от меня, но я не оправдывала надежд. То ли от усталости, то ли от резко возросшей концентрации тестостерона на один квадратный метр вокруг, я так и раскрыла рот, окончательно теряясь, словно школьница.
Но руководство тут же заполнило паузу:
— Яна приготовила все, что вы просили, — умело перевел Пал Петрович на меня все стрелы и кинжалы разом, если вдруг Князева что-то не удовлетворит в нашей подготовке.
— Все на столе, — наконец, хрипло выдавила я, понимая, что народ в кабинете уже откровенно надо мной потешался.
Какое фиаско! Я со школы не заливалась краской!
— Присаживайтесь, — суетился босс.
Я не отставала. Стойко игнорировала нехватку воздуха и разбирала папки по мере их упоминания Павлом Петровичем:
— Вот здесь все обследования, тут — анамнез…
— Где анкета? — Голос Князева в секунду выстудил воздух в комнате, и по моей спине прошел озноб.
— Вот, — положила я перед ним документ.
Все в комнате затихли, когда Князев опустил взгляд на лист. Я же просто перестала дышать.
— Яна, вы сейчас рухнете на стол от гипоксии, — вдруг заметил в тишине Князев, и по комнате прошла волна расслабленных смешков.
— Извините, — пролепетала я глупое и отошла от него на шаг.
На что он вдруг повернул голову и бросил холодный взгляд мне за спину:
— Зря вы предпочли мне господина Павлова. Он вас точно не спасет, судя по отсутствующей длительное время практике. — И Князев вернул взгляд к документу, игнорируя пыхтение главы отделения экстренной хирургии. — Господин Павлов, вы думаете, я не знаю, как вы поносили меня за глаза на конференции по общей хирургии в Питере?
Тут присутствующие уже не усмехались, а я еле заставила себя замереть и не шагнуть к Князеву обратно. Главный бабник отделения — престарелый самохвал и ловелас Иван Антонович Павлов — даже в приглушенном свете комнаты заметно побледнел.
— При всем уважении, Игорь Андреевич, я бы не стал на вашем месте полагаться на домыслы… — начал было он.
Но Князев раздраженно перебил:
— Вы не попадете в мою команду ни сегодня, ни когда-либо еще не по этой причине. С вами отказываются работать ведущие хирурги уже не первый год, да и здесь вы давно не оперируете…
— Игорь Андреевич, — вступился было Павел Петрович, спеша восстановить статус-кво, — разрешите мы обсудим это позже?
— Мы разве никуда не спешим? — холодно заметил Князев. — Если вы — нет, то можете обсудить состав команды уже с другим хирургом.
А вот тут в кабинете воцарился арктический холод. Все снова подобрались и напряглись. И в этой тишине особенно отчетливо был слышен скрежет сопротивления в голосе главы клиники:
— Иван Антонович, прошу вас покинуть наше собрание. Вы не участвуете в операции.
Павлову хватило ума убраться молча.
Дальнейшие переговоры с Князевым прошли гладко, насколько вообще могли. За полтора часа меня выжало до основания, хотя ко мне никаких претензий не возникло. И когда все уже поднялись со своих мест, Павел Петрович подхватил меня под локоть и тихо приказал на ухо:
— За ним — везде по больнице.
Я вымотано кивнула.
***
Я был на взводе.
Все здесь бесило. Все эти «недохирурги» — золотые-мальчики-руки-из-задницы! И Павлов был на самом деле не самым неудачным примером. Не любил за это GHC Clinique — половина персонала набрана сквозь пальцы, и больше времени и нервов тратится на выбраковку, чем на работу. Но сегодня и с пациентом не повезло. Какой-то священнослужитель с личными секьюрити по всем углам отделения и приторным шлейфом фейковых убеждений…
Все здесь было против меня. Все сегодня наказывало меня за нарушение собственных принципов! А всему виной банальная слабость! И ее причина —женщина.
Вот же мудак!
Я в очередной раз остекленела уставшим взглядом в окно такси.
Бывают же такие отвратительные мужики! Правильно тот священник сказал — лучше всех себя считает, не иначе! Интересно, он женат? Вряд ли. Какая женщина выдержит такого нарцисса? Хотя это я старомодная. Я росла в маленьком городке, в скромной семье с привычными теплыми ценностями: взаимоуважение, любовь, поддержка. Хорошо было приехать к родителям на выходные и отдохнуть от этой столичной головокружительной скорости жизни и изменений, в которые она увлекала. Встречаться с такими мужиками, как этот Князев, теперь для большинства девчонок заоблачная цель. Богатый, занятой, требовательный к окружению… Да он же псих настоящий! Но нет. Мечта, чтоб ее.
Я брезгливо поджала губы и опустила уставший взгляд на экран мобильного. Ну что ему еще надо?
— Павел Петрович? — собрала я остатки сил, чтобы голос звучал привычно собрано.
— Ты уже дома?
— Нет. Что, разворачиваться?
Подумалось, что я скорее уволюсь сейчас. Но начальство только спросило, куда делись несколько папок со стола. Пришлось напомнить, что сам же утащил их в кабинет пациента.
— Почему ты уехала? — вдруг спросил он, когда я едва не попрощалась.
— Вы же отпустили, — опешила.
— Ну, Князев же хотел, чтобы ты осталась…
— Я вам уже сказала, что он сказал, что я ему не нужна.
Вот всегда приходится повторять боссу одно и то же по несколько раз! Тем более когда это все звучало так неприятно для самолюбия.
— Яна, я так и не понял, как тебе это удалось…
— Вы еще об этом не пожалели? — вспылила. — Он же скотина!
— Яна, он отца Афанасия с того света сейчас вытащил. И нас вместе с ним. Зря я потакал больному старику. А вот Князев смог показать ему, кто главный. Все думали, что конец. А я уже представил, как мне грозит отставка… Но Князев как вцепился в старого идиота! Я такого в жизни не видел! Такие четкие движения… он на самом деле не от мира сего.
Давно никто так не впечатлял моего босса. Прискорбно было то, что поделиться ему этим было не с кем. Я вздохнула.
— Хорошо, что все так сложилось, — попыталась поддержать беседу, тоскливо поглядывая на часы. — Значит, имеет смысл его и потерпеть…
— Имеет… Ладно, Янка, спокойной ночи. Ангел ты наш…
— До свидания…
— Завтра в двенадцать жду.
И я даже не успела взвинтиться, но руководство уже отбило звонок. Вот же старый упырь! Уже пятый час утра, какие в двенадцать?!
Я доползла до квартиры, кое-как привела себя в порядок и завалилась на кровать, засыпая на лету.
Надо ли говорить, что в полдень я только проснулась, забыв поставить будильник? Но никаких истерик по мою душу мобильный не транслировал — пропущенных не было. Сама я лишь пожала плечами — ну что они мне сделают? Уволят за прогул? Это вряд ли — Павел Петрович без меня собственную тень не найдет. А за вчерашний подвиг меня вообще должны на руках носить.
«Яна, мой личный водитель тебя ждет. Как проснешься — приезжай», — нашлось сообщение в мессенджере от босса.
Ну или так…
Но поспешить у меня не получилось. Я то и дело застывала взглядом на кофейной струйке, на мельтешащих на ветру за окном березовых ветвях, а между этим в мыслях мелькали воспоминания о вчерашней ночи. Этот Князев меня чем-то зацепил. Я не обращала внимания на сплетни, на усталость, на отсутствие у меня личной жизни… но слова какого-то зарвавшегося мужика меня вдруг надломили. Я так явственно вдруг почувствовала, что не хочу никуда ехать, что меня парализовало. Я не хочу видеть босса, не хочу держать спину прямо, не хочу надевать каблуки и носиться на них по этажам клиники… Что за слабость? Выгорание? А оно существует вообще? Может, у меня осенняя хандра? Или вирус? Наверняка.
Кое-как собравшись, я уныло посмотрела на каблуки… и вытащила из шкафа кеды. Не знаю, что на меня нашло, но я решила попросить у босса отпуск. Пусть хотя бы неделю даст передохнуть. Одевшись вполне себе по-деловому, хоть и слегка молодежному, я распустила волосы, покрутилась перед зеркалом и, оставшись довольной, спустилась вниз.
Погода сегодня стояла солнечная. Порывы ветра время от времени задували завораживающий листопад под колеса автомобиля, прохладный воздух врывался в приоткрытую форточку, обещая, что вкус кофе сегодня будет особенно хорош, а жизнь наладилась. Все же недосыпы не лучшим образом влияют на настроение. Кофе в кафетерии на первом этаже действительно не подвел. Обхватив большой бумажный стаканчик озябшими пальцами, я вошла в лифт и уже было поднесла стакан к губам, как вдруг передо мной материализовался сам Князев и невозмутимо шагнул в кабинку.
— Вам на восьмой? — холодно осведомился он.
— Да, — кивнула я, и мужчина нажал кнопку.
Я медленно опустила стаканчик и задержала дыхание.
— Мне не нравится, что я постоянно вызываю у вас остановку дыхания, — заметил он в тишине пространства. — Нам еще работать вместе…
— Работать? — глупо переспросила я.
Он повернул голову и устремил на меня до жути внимательный взгляд. Показалось, лифт остановился. Или время застыло. Или сердце. Князев смотрел, не мигая, а я не смела пошевелиться.
— Не пропадать же вашей удаче, — усмехнулся, наконец, и отвернулся. — Проведу несколько операций в вашей клинике.
— Вам у нас понравилось? — предположила я глупое.
Он усмехнулся, не глядя на меня:
— Да уж…
— А можно вопрос? — вдруг сорвалось с губ быстрее, чем я успела подумать. Пульс подскочил, и я задышала чаще, компенсируя нехватку кислорода. Князев снова повернул ко мне голову, вопросительно вздернув бровь. Черт, ну как же он хорош! А этот его парфюм, окутавший меня за нашу совместную поездку, уже подобрался к мозгам, парализуя их, не иначе. И я расценила его молчание как согласие. — Почему вы вчера ответили на мой звонок?
— Я ждал другого звонка. Устал. И случайно ответил вам.
— Но вы могли бросить трубку.
Ноги тряслись. Руки — тоже…
Отпуск ей нужен?
Пожалуй.
Но только со мной.
Реакция у нее на меня хорошая, правильная — пахнет так, что с ума сойти можно.
Я вышел из смотровой, украдкой вытирая пот с висков, и наткнулся на главврача в комнате ожидания.
— Где тут у вас можно кофе выпить? — выдавил я хрипло.
— Пойдемте, — повел рукой тот, — в кабинете как раз обсудим…
— Я попросил кофе, — едва не зарычал я. — Мне нужна пара десятков минут проверить входящие. А потом я буду готов обсуждать с вами все, что нужно.
— Хорошо, Игорь Андреевич, — закивал тот раздражающе спокойно.
Как же его? Павел... черт... пришлось сощуриться мельком на его бедже. Павел Петрович Розмух. Хороший, кстати, хирург. Был. Пока не выбрал должность главы этой клиники.
— Павел Петрович, я прошу прощения за свою несговорчивость, но у меня была очень тяжелая неделя.
Мы вышли с ним в коридор и направились куда-то вперед. Надеюсь, что к моему необходимому сейчас одиночеству.
— Не извиняйтесь, Игорь Андреевич, — покровительственно приосанился он. — Всякое бывает, а такое утро кого угодно выведет из себя. Вам рубашку можно предложить? И брюки могу найти. У нас хорошая униформа.
Я только тут опомнился, что внешний вид мой оставляет желать лучшего. Пожалуй, следует и правда ретироваться в кабинет главного, а потом домой. Расхаживать в униформе я тут пока не был готов. А потом — за город, как и планировал вчера, пусть и на один день.
Только зверюге этот план не понравился. Снова я утаскивал его от той, на которую положил глаз.
— Так что с Яной?
— Постмиокардический кардиофиброз, полная блокада правой ножки пучка Гиса, частично — левой. И синусовая тахикардия, — рассеяно доложил я.
Яна испугала меня не на шутку. Не тогда, когда вылила на меня горячий кофе, а когда внезапно отключилась и осела мне в руки. Как я еще никого не убил — сам не знаю. Я все боялся, что ее тахикардия перейдет в фибриляцию… но этого, к счастью, не произошло.
— От чего у нее случился краткосрочный обморок, предстоит выяснить.
— Я прослежу, — серьезно пообещал собеседник и нажал кнопку вызова лифта.
— Давайте все же к вам в кабинет, — смущенно глянул на него. — Совсем забыл, что надо переодеться.
— Я заметил, — улыбнулся Павел Петрович. — Вам будет предложен лучший кофе. — Когда мы остались в тишине кабинки, он скосил на меня насмешливый взгляд: — Давно у вас с Яной?..
— Полгода, — усмехнулся я.
Знал, что сделал сейчас очередную лажу. Помимо той, что ввязался в практику на территории этой клиники. Яна будет в бешенстве, но кто ей поверит? А мне? Врать, что я — набожный христианин, поздно. Я носился сегодня по клинике с Яной на руках не на шутку перепуганный за ее жизнь. Все это видели. Поэтому пусть лучше я объясню это вполне очевидным — что мы с ней встречаемся. К счастью, сердце ее выдержит это все — я в этом убедился. А потом в моих интересах будет обеспечить девочке постельный режим…
***
Я сидела в смотровой, оглушенная всем случившимся, и пялилась на руки. При одной только мысли, что нужно как-то выйти за дверь, сжимало грудь, и я снова дрожала. Князев сказал, что ничего мне пока принимать не нужно, и даже лекарством не воспользовался, которое ему так долго искали. Сама же я себя чувствовала так, будто по мне грузовик проехал, и что мне определенно что-то нужно. Как минимум — компания и консультация моей подруги Карасевой. Может, позвонить ей и увезти меня отсюда на каталке, прикрытую простынкой?
Вытащив мобильник, я кое-как совладала с дрожавшими пальцами и набрала подругу. Та редко отвечает в разгар дня. Терапевты у нас тут вечно на разрыв. Но каково же было мое удивление, когда Маша не просто ответила — ворвалась вдруг в кабинет собственной персоной. Глаза навыкате, и даже видны из-под копны кучерявых темных волос, не поддающихся никаким укладкам и заколкам. Чаще всего Маша смотрела на пациентов лишь одним глазом — с той стороны, на которой спала последней ночью. Верхние пуговицы клетчатой рубашки как всегда расстегнута, являя всем «высушенную корму», как она сама говорила про свои выступавшие ключицы и верхние ребра. Она не стеснялась своей худобы и носила ее с такой гордостью, что даже я завидовала уверенности подруги в себе.
— Янка! — вылупила она на меня глаза, с разбегу падая на стул Князева. — Я только узнала!
— Что именно ты узнала? — поежилась я.
Машка замялась лишь на вдох, но я поняла — не о моем самочувствии идет речь. Закатив глаза, я потерла виски и приглушенно выругалась.
— Ну о чем еще могут судачить наши одноклеточные? — озадаченно осмотрела меня с ног до головы Маша. — Завидуют все черной завистью, конечно же. А кто-то делает вид, что просто рад, что ты переключилась со старого на молодого. — Она оттолкнулась ногой от пола и оказалась за столом, на котором лежало заключение Князева. — Что тут у нас?
Я вздохнула, понимая, что нужно как-то адаптироваться к реальности — это не кончится в ближайшее время, скорее наберет обороты. Ну еще бы, ушлая Перцева, чтоб ее…
— Я думала, что удача выудить Князева на операцию — венец моей карьеры в клинике, — пролепетала я.
— Так вчера и говорили, — заметила Маша, не отрываясь от заключения.
— А все обернулось позором…
— Да с чего ты так решила? — подняла она на меня глаза. — Судя по заключению и слухам, ты выиграла джек-пот, подруга. Князев не только таскал тебя на руках прилюдно, но еще и диагноз правильный поставил, судя по всему, впервые за всю твою жизнь. Янка, он же легенда! По этому поводу у меня к тебе только два вопроса. — Она приосанилась, принимая серьезный вид. — Почему ты, мать твою, не ходила к кардиологу, если у тебя в анамнезе миокардит? И еще… попросишь ли ты у него автограф для меня?
И она прыснула.
— Ой, иди ты! — насупилась я. — Я залила его кофе с ног до головы и грохнулась в обморок ему под ноги! Он меня больше и близко к себе не подпустит.
Понятия не имел, что это будет так… завораживающе. Черт, у меня морда болела от того, что я весь вечер скалюсь на Яну, не в силах скрывать удовольствие, которое она мне доставляет.
Охота…
Нет, на охоту это все не тянуло. Скорее на обреченный бег белой пушистой зайки в сумерках осеннего леса. Она не путает следы. Она уверена, что ей ничего не грозит. А я знаю, что ей не сбежать. Так мы и сидим друг напротив друга, делая вид, что просто ужинаем.
Яна — особенная женщина. Я таких не встречал — не водятся эти «зайки» в тех кругах, в которых приходится вращаться. Нет, понятно, почему она все же сидит напротив меня вместо того чтобы дать деру. В ее голове — куча мусора из чужих ценностей, плачевного личного опыта, ненужных ей ожиданий и страха. Конечно, я кажусь ей опасным. Но она не бежит. И мне все интереснее, что же дальше. Она умная, непосредственная, притягательная и… требовательная, кстати. А я ведь даже не думал, что мне придется соответствовать запросам. Самоуверенно полагал, что уж мне-то давно всего хватает. Но куда там! Разве что терпения не занимать, и тут оно явно пригодится.
Сегодня она мне в лапы не дастся — слишком быстро для нее все.
— Ян, может, все же суши?
— Я не умею есть их прилично, — серьезно посмотрела она на меня.
— Что? — прыснул я.
— Смотрели «Осень в Нью-Йорке»? — улыбнулась она. — Там Вайнона Райдер хорошую фразу говорит: «неприлично смотреть на девушку, когда она ест, как свинья».
— Что ты захочешь за то, чтобы показать? — подался я вперед, азартно усмехаясь.
— Нет, — смутилась «зайка», — мне тогда придется вас убить, Игорь Андреич. Такого позора я точно не выдержу.
— Я бы рискнул.
Яна часто заморгала, пытаясь сбросить оцепенение, и закусила губы, с усилием отводя взгляд.
— Нет, этот номер я исполняю только для близких. У меня слишком маленький рот.
Я уже не пытался стянуть оскал, а Яна смущенно прикрыла лицо ладонью, слегка краснея. Только внешний мир вдруг врезался в нервы резким звуком входящего смс, и я опустил взгляд на мобильный, быстро трезвея от очарования вечера. Что-то совсем забылся я в эти минуты, будто мне все это можно — просто думать о женщине, которая нравится, просто слушать ее и улыбаться ее непосредственности…
Только стоило вспомнить, сколько этих женщин прошло через мои руки, и смеяться перехотелось. Я не решался поднять взгляд от экрана мобильного, перечитывая сообщение раз за разом — не ожидал, что воспоминания вдруг выплеснутся таким потоком, и эмоции возьмут верх.
— Игорь Андреевич, что-то случилось? Простите, что лезу…
Я вернул на нее взгляд:
— Да, — нахмурился я. — Нужно ехать.
Скольких я не смог спасти? Я не считал…
— Хорошо, — быстро поднялась она. — Я вызову такси.
— Ян, — поймал я деятельную девочку на ступенях ресторана и притянул к себе, сурово глядя в глаза. — Тебе уже не все можно. Такси вызывать самой нельзя.
Она замерла, растерянно кивая:
— Но у вас же вызов…
— У меня нет помощников, — заметил я, поднимая глаза от экрана мобильного. — Я в состоянии сам определить, что мне делать и насколько быстро.
Уже через минуту я открыл перед ней двери такси и, быстро оценив водителя, помог Яне усесться.
— Спасибо за ужин, — улыбнулся ей.
— И вам спасибо, — растерянно отозвалась она, отводя взгляд.
«Ладно, беги… пока что».
Я захлопнул двери и направился к своему автомобилю, поднимая к уху мобильный.
— Игорь, ну что ты молчишь?! — взвыла Ива хрипло в трубке. — Ждать мне тебя или нет?!
— Буду через десять минут.
И снова перед глазами замелькали огни вечернего города. Тело реагировало на автомате, выжигая способности машины на полную мощь, а сам я думал о Яне.
Но не так, как весь сегодняшний день. Я пытался представить, что будет, когда она станет моей. Закон таких, как я, запрещает оставлять своих женщин за пределами нашей реальности. Но я слишком ее ненавидел даже для того, чтобы самому оставаться в ней.
Наверное, редкий оборотень так непримирим со своими сородичами, которые не умеют держать себя в руках и даже не стараются этого делать. Зачем? Закон на их стороне. Всегда был. Кто там меня ждет на операционном столе? Не стоило гадать — очередная жертва оборотня. Старался он с собой справиться или нет? Как допустил собственный срыв? Почему не обратился за помощью? Вопрос риторический. Все они ничего уже не могли изменить.
Только я.
Я ворвался в дежурное операционное отделение, расположенное в подвальном помещении одной из старых больниц в центре. Здесь, под носом у людей, уже больше сотни лет располагалась кафедра общей хирургии, а также целое отделение, в котором спасали существ, отличавшихся от людей: оборотней, ведьмаков и многих других. Оперировали здесь и людей, которым не повезло узнать слишком много. Кто-то бы со мной поспорил. Ива Всеславовна была бы первой…
— Князев, наконец! — вскричала она из операционной, являя мне обе руки в крови по локоть. — Где тебя черти носят?!
Я пропускал это мимо ушей, мельком отмечая, что голос ее дрожит больше обычного. Влетев в униформу, я вымыл руки и бросился в операционную.
— Пациентка, человек, двадцать три года, рваные раны от зубов на плече, шее, …
— Я вижу, — выдохнул я, оглядываясь. Весь пол был залит кровью — они пытались вливать в нее больше, чем она теряла. — Что по сердцу?
— Надо исключить тампонаду! Осколок ребра где-то рядом! — Ива шила артерию на шее, которая являлась сейчас самой большой проблемой, травматолог закрывал рану на бедре.
— У нее внутреннее кровотечение, — сообщил я машинально, берясь за скальпель.
— Не пи… — заикнулась было Ива, как приборы взвыли.
Она громко выругалась, а я холодно констатировал:
— Фибрилляцию! Делаю торакотомию. Готовьте расширитель.
— Нужно еще пять пакетов крови! Первая положительная! Вливать струйно!
— Остановка сердца!
Ну а дальше руки действовали сами. Источник кровотечения не пришлось искать долго — ребро травмировало легкое, оттуда и хлестало. Я перекрыл источник одной рукой и взялся за открытую сердечно-легочную реанимацию. И все замерло: время, воздух, звуки… Одна лишь линия на датчике сердечных сокращений истошно орала на одной ноте. Но никакой злости, ни единого неверного движения и лишнего вдоха… Никакого мысленного «давай!»
Я не слушал восторгов Розмуха. Он толкал какую-то стандартную речь про то, как я всех впечатлил и как им повезло. Так и хотелось натыкать его мордой в стоимости моих услуг в контракте. Хотя ему-то какая разница?
Я сосредоточенно мыл руки, чувствуя, как дрожат перенапряженные мышцы. Да, адский денек. Знал бы, свалил бы вчера за город вместо того, чтобы проторчать в операционной вместе с Ивкой. Но зверюгу не удавалось оттащить теперь далеко от Яны — волк предъявлял счет за терпение. И единственное, чем я мог его отвлечь — операции. Вот там он оставлял меня в покое, позволяя ковыряться в пациентах сколько влезет. Уж не знаю почему так, но на поле боя со смертью мы были союзниками.
Ива не зря говорила, что я чувствую исход. Так оно и было. Мне хватало нескольких секунд, чтобы понять, чего будет стоить схватка за очередную жизнь. И это ни с чем не сравнить. Меня будто допускали в какое-то невидимое закулисье, позволяя прикоснуться к неведомому. И не только. Я имел право голоса и шанс все изменить для кого-то…
Команда не решалась подходить — так и торчали все в операционной, делая вид, что обсуждают прошедшие часы. Я кинул на них взгляд через стекло и обернулся к Розмуху.
— И это только первый день! — потряс он кулаком в воздухе, довольно улыбаясь. — Игорь Андреевич, вы…
— Прошу меня простить, — перебил его я и вышел из операционной, направляясь в душ.
Шмотку можно было выжимать.
Но Розмух не отставал:
— Игорь Андреевич, поужинаем? Согласитесь, есть что обсудить.
— Не могу, Павел Петрович. Мне еще к пациентам. И устал как собака.
— Понимаю. Ладно. Кофе сделать вам?
— Не нужно.
И я сбежал от него в двери мужской душевой.
Глушить собственные страсти за счет физического износа оказалось своеобразно. Но иначе я бы сорвался. Когда Яна оказалась между мной и стенкой лифта, я потерял связь с реальностью и едва не выдрал ее прямо там. Зверь требовал переписать чужие запахи, рвался наказать самку за своеволие и сделать своей.
Вот и зачем мне такой надрыв? Ах да! Я же хочу по-человечески. С губ сорвался смешок. Я сжал ладони в кулаки и уперся ими в кафель, прикрыв глаза. Вода мерно шелестела, заполняя пространство белым шумом. Хотелось отдохнуть от запахов. Мне нужна была передышка…
…прежде чем я продолжу этот вечер.
А план был незатейливый. Между мной и Яной все уже совсем не по-человечески. Она где-то напилась вчера, едва не переспала с кем-то и заявила, что все это — не мое дело. Такую уже не отпустить. Такой придется объяснить, что вся она теперь — только мое дело. Но объяснять, чувствую, придется долго…
— Игорь Андреевич… — позвал меня вдруг тихий женский голос, и я открыл глаза, упираясь взглядом в стенку, но тут же понимая — увлекся я своими мыслями.
Боковое зрение уловило какую-то невнятную женскую фигуру, и я поморщился — даже вода не ограждала от приторного запаха духов, операционного смрада и похотливого флера. И как я не заметил?
— Игорь Андреевич, простите, — продолжала лепетать девушка, — простите за наглость, но я не знаю, как к вам еще подойти…
— Зачем? — взялся я за мыло.
— Я хочу у вас учиться. Я вам отправляла резюме сорок три раза…
— Похоже на преследование, — перевел я взгляд на девушку. Невысокая, худая, взъерошенная, круги под глазами просвечивают через плотный грим. Еще и взглядом меня жрет, воодушевленная тем, что я вообще с ней говорю. — Вы понимаете что, кому и при каких обстоятельствах сейчас говорите?
— Я готова на все, — глядела она на меня исподлобья. — Кардиохирургия — моя страсть.
— Вы определитесь, соблазнять меня пришли или учиться, — отвел я взгляд.
— Дайте мне шанс…
— Дайте мне шанс принять душ, — отрезал я холодно. — У вас полторы минуты, чтобы уйти отсюда незамеченной.
Она только губы поджала и сбежала, а мне захотелось принять душ заново. Но я решил отложить это на пару часов. Успею. Надо Яну найти, запихать к себе в машину и отвезти домой. И взять выходной. А лучше — два.
Я привел себя в порядок, влез в деловой костюм и направился в кабинет, на ходу набирая ее номер.
Шли гудки, но Яна не отвечала. Всегда на связи, говорила она? Запишу на ее счет. А может, она уже сбежала домой? Это она зря. Сегодня меня мало интересует, как далеко она решила от меня отбежать.
Я зашел в лифт, машинально отмечая, что его сразу покинула группа ординаторов, предпочтя оставить меня в одиночестве. Воспоминания о моем голодном срыве здесь пустили по венам темную злость на молчание Яны. Я вышел из лифта и снова набрал ее — с тем же результатом. Кровь медленно закипала в венах, но я все еще надеялся, что она просто занята.
В кабинете меня уже ждали лечащие врачи, и я направился на обход пациентов в мрачном предвкушении. Лучше бы девочке объявиться самой. Да хоть бы снова с кофе! Это уже становится ритуалом.
Обход прошел по плану и почти подошел к концу. Я нарочно оставил экстренную пациентку напоследок.
— Говорят, что вы тут оперируете из-за своей девушки…
Я сузил глаза на пожилой женщине и склонил голову набок, вслушиваясь в биение ее сердца в стетоскопе.
— …Сестры болтали, а я подслушала, — улыбнулась она бескровными губами. — Что она любит? Я бы хотела и ее тоже поблагодарить за то, что вы оказались сегодня рядом.
Кто-то из коллег усмехнулся за спиной.
— Не успел выяснить, — убрал я стетоскоп, поглядывая на монитор. — Она еще не знает, что моя девушка.
— О, — смущенно выдохнула она. — Смотри-ка, а коллеги уже все знают.
— У них, видимо, дар, — улыбнулся я теплее.
Эта старушка не переживет ночь. И я предупреждал об этом ее сына, но они все равно согласились на операцию. Неоправданный риск, но не мне было решать. Сын вышел со мной в коридор.
— Игорь Андреевич, ну что? — с надеждой всмотрелся он в мое лицо.
Уставший, измотанный, почти такой же старик, как и мать. Он одержимо пытался схватится за надежду не отпустить ее.