Мой демон - хранитель

Пролог

В этот вечер наша бедная хрущевка была наполнена не воздухом, а густым, липким бульоном из боли, страданий и страха. Аромат лекарств, беспорядочно разбросанных на прикроватной тумбочке, не мог перебить сладковатый, тошнотворный запах болезни, исходивший от Льва. Я сидела на холодном полу, вжавшись спиной в край кровати, и пыталась подстроить свое дыхание под его хриплые, неровные вздохи. Каждый из них, с усилием вырывавшийся из его груди, отдавался в моем сердце ледяной иглой, вонзавшейся все глубже с каждым новым хрипом.

Их приход был абсолютно неестественным. Не было ни стука в дверь, ни скрипа половиц. Тишину разрезал тихий, страшный звук: замок на нашей двери вдруг мягко вздохнул и… расплавился. Я наблюдала, как горячий металл капает на пол густыми, раскаленными слезами, шипит и испаряется, наполняя легкие едким запахом гари и озона. У меня свело живот. Это был не сон.

В проеме стояли трое. Не люди. В нашем мире не могло быть такого. Их костюмы облегали фигуры слишком идеально, и ткань шевелилась сама по себе, как живая кожа. Лица были слишком гладкими, слишком симметричными — безжизненные восковые маски.

Главный из них сделал шаг в нашу комнату. Пол под ним не прогибнулся. Лев тихо застонал, и я инстинктивно бросила взгляд на него. Он был таким бледным, таким прозрачным, что казалось, вот-вот истончится и исчезнет.

Я услышала новый шаг. Бесшумный. Глаза главного были не просто холодными — они были пустыми, как у мертвой рыбы, выброшенной на берег. Он улыбнулся, и его губы растянулись без единой морщинки, обнажив идеальный частокод слишком белых, слишком ровных зубов.

— Елизавета Воронова, — его голос был шелковым, ласковым, и от этого по моей спине побежали ледяные мурашки. — Мы пришли за слабостью и болью.

Он даже не смотрел на меня. Его бездушный взгляд скользнул на Льва. Холодный спазм сжал мне горло. Я вскочила, раскинув руки, пытаясь закрыть брата своим телом, таким ничтожным и хрупким перед этой нечестью.

— Немедленно уходите! Я вызову полицию! — мой собственный голос прозвучал чужим и надтреснутым.

Один из спутников, тот, что поменьше, тихо хихикнул. Звук был сухим, как треск костей под ногами.

— Они уже здесь, малышка, — сказал главный, и его улыбка растянулась до невообразимых, анатомически невозможных пределов. — Мы и есть полиция. Для таких, как он.

Он кивнул, и третий открыл какой-то кейс. Внутри, на черном бархате, извивалось Нечто. Это был не шприц, а пульсирующий, червеобразный отросток, светящийся изнутри ядовито-зеленым светом. Он слепо тыкался в стенки контейнера, и мне стало физически дурно, желудок сжался в комок.

— Болезнь нужно выжечь, — пояснил главный, и в его пустых глазах на мгновение вспыхнул голодный, хищный огонек.

Ужас сковал меня, влил свинец в вены, пригвоздил к полу. Это был кошмар, но запах горелого металла был настоящим. Холодный пот, стекающий по спине, был настоящим.

— НЕТ! — это был не крик, а хриплый, сорванный выдох. Я схватила со стола нож — жалкий, тупой кухонный нож, которым я дробила таблетки для Льва. Я бросилась на него с этим никчемным оружием.

Его холодные пальцы коснулись моей щеки. Прикосновение было обжигающе ледяным, и на миг в глазах потемнело. Невидимая сила, липкая и неумолимая, как паутина, опутала меня. Я застыла на месте, не в силах пошевелить ни пальцем. Только глазами я могла следить, как главный приблизился и медленно склонился к моему лицу. Он был высоким, и его тень поглотила меня целиком.

— Вау, какая ярость, — прошептал он, и его дыхание пахло могильным холодом и тленом. — Какая прекрасная, но такая бесполезная ярость. В тебе нет ни искры. Пустота… но какая ошеломительная.

Он тронул прядь моих волос, упавшую на лоб, и поправил ее с леденящей душу аккуратностью.

— Хочешь его спасти? По-настоящему? Чтобы он был жив и не мучался?

Он достал бумагу. Она была не белой, а пергаментной, желтоватой, и буквы на ней были не напечатаны, а будто выведены засохшей кровью. От нее исходило слабое тепло, и мне почудился тихий, навязчивый шепот, словно кто-то бормотал прямо у меня в ухе.

— Подпиши, и мы дадим ему шанс на полноценную жизнь. А ты… Ты будешь отрабатывать. Плата всегда требуется. И она будет состоять из плоти, костей и крика.

Мои пальцы сами разжались, парализованная воля не могла им сопротивляться. В них вложили перо. Оно было холодным и неестественно тяжелым, как осколок льда из самой преисподней. Чернильница была из темного стекла, а жидкость внутри была густой, черной и двигалась сама по себе, живая и злая.

Я не хотела ничего подписывать. Каждая клетка моего тела вопила, рвалась, металась в панике. Но я видела тот червеобразный шприц, видела пустые глаза этих тварей, видела, как тень в углу кровати моего брата шевельнулась и протянула к нему костлявые пальцы.

Я подписала. Перо с тихим, словно костяным, скрежетом оставило на бумаге рваный след. И на мгновение мне показалось, что я услышала довольный, насыщенный вздох, исходящий от самой бумаги.

Сделка была заключена. Улыбка главного стала жуткой, всепоглощающей, триумфальной. Бумага в его руках свернулась сама собой и исчезла.

— Прекрасно. А теперь пора домой.

Один из его спутников провел рукой по стене с синими цветочками. Обои мгновенно почернели, покрылись пузырями и стали обугливаться. Воздух затрещал, заряженный адской энергией, и стена разверзлась, открыв портал в иную реальность. Оттуда повалил смрад — удушающая смесь крови, медных монет, гари и сожженной плоти. Я мельком увидела искаженные башни из костей и мычащей плоти, услышала отдаленный, безумный визг, от которого кровь стыла в жилах.

Глава 1

Я падала, и казалось, этому не будет конца. Я чувствовала, что нахожусь не в пустоте, а в чём-то густом, липком и живом. Меня обволакивало со всех сторон, давило на грудную клетку, вытесняя воздух. Это было похоже на падение сквозь гигантскую, пульсирующую внутренность какого-то чудовища. В ушах стоял оглушительный гул — не звук, а вибрация, пронизывающая каждую клеточку тела, сбивающая мысли в кучу белого шума.

Потом — удар.

Я рухнула на что-то холодное и мокрое, выкатившись, как мешок с костями, из клубка спутанных теней, который тут же испарился с тихим шипением. Воздух вырвался из лёгких тихим и болезненным стоном. Я лежала, не в силах пошевелиться. Мне было до слёз страшно.

Пахло.

Пахло так, что глаза слезились и сводило желудок. Сладковатая гниль, окисленная медь, влажная земля и что-то острое, химическое — будто жгли пластик с волосами одновременно. Это был не просто запах. Это было какое-то физическое ощущение, ядовитое и густое.

Я заставила себя поднять голову.

Тьма была неполной. Её разрывали багровые отсветы, исходящие от огромных, похожих на вены наросты на стене. Я лежала в узком, сыром переулке. Стены вокруг были не из камня или бетона. Они были сращены из чего-то тёмного и органического, перемешанного с обломками костей и ржавым металлом. Под моими пальцами шевелился мягкий, склизкий мох.

Где-то вдали раздался протяжный и тоскливый вой, от которого кровь стыла в жилах. Ему ответил другой — более высокий, визгливый, полный чистой злобы.

Лев. Мой братик.

Эта мысль пронзила меня, и в груди снова стало больно. Они должны его вылечить. Они сказали.

Это была единственная соломинка, за которую я могла ухватиться. Единственная причина, по которой я не свернусь тут же калачиком и не позволю этому месту поглотить себя.

С болью во всём теле я поднялась на ноги, опираясь о липкую стену. Моя одежда была мокрой и пропахшей той мерзостью, через которую я пролетела. Я сделала шаг, потом другой, двигаясь наощупь к концу переулка, туда, откуда лился багровый свет.

Переулок выводил на огромное пространство, и я замерла, вжавшись в тень, с трудом сдерживая крик.

Надо мной нависало небо — вернее, то, что его заменяло. Фиолетовая, клубящаяся пелена, пронизанная прожилками кровавого света. В её глубинах иногда проступали огромные, неоформленные тени, и одна из них, самая близкая, медленно повернулась в мою сторону, будто ощутив моё присутствие. По спине пробежал ледяной холод.

А в центре этого кошмара стояла видимо Академия.

Это было нагромождение безумия. Частично — готический замок с острыми, режущими небо шпилями. Частично — нечто выросшее, нарощенное из плоти и кости, пронизанное толстыми, пульсирующими сосудами. Окна-глаза слепо смотрели в багровую муть. К одному из шпилей, явно выточенному из гигантской кости, был прикован цепями тощий, покрытый язвами дракон. Он бился в бессильной ярости, и его хриплый рёв добавлялся к общему гулу.

Глава 2

Я застыла, парализованная ужасом. Вихрь паники и боли от мысли о Льве смешался с животным страхом перед этим местом. Адреналин ударил в виски, заставив сердце выпрыгнуть из груди.

Беги!!!

Инстинкт самосохранения, заглушив всё остальное, резко дёрнул меня за руку. Я развернулась и бросилась обратно в тень переулка, подальше от этой проклятой площади. Ноги подкашивались, дыхание сбилось, в глазах стояли предательские слёзы, но я бежала, спотыкаясь о неровности склизкого пола.

Где-то позади, эхом отражаясь от пульсирующих стен, нарастал тот самый вибрирующий стон. Смотритель. Он приближался. Воздух сгущался, наполняясь запахом озона и… голода. Бездонного, хищного голода.

Я увидела в стене тёмный провал — не дверь, а скорее трещину, расщелину в органической ткани здания. Не раздумывая, я нырнула внутрь, зажав в руке жетон так, что его края впились в ладонь.

Внутри было тесно, темно и так же противно пахло. Я прижалась спиной к тёплому, влажному «камню», пытаясь заглушить хриплое дыхание. Издали донёсся тяжёлый, мерный скрежет, будто по полу волокли что-то огромное и металлическое. Пол подо мной слегка затрясся.

Из щели в «стене» я увидела Его.

Тень, заполнившую собой конец переулка. Огромную, бесформенную, состоящую из сгустков тьмы, клубов пара и мелькающих в них обломков… чего-то. Иногда в этом облаке проступали и исчезали контуры то ли клешней, то ли шипов, то ли сосущих щупалец. Оно не шло. Оно плыло, беззвучно и плавно, и от него исходила та самая вибрация, от которой сводило зубы и хотелось завыть от ужаса.

Оно остановилось на секунду, будто принюхиваясь. Один из щупальцеобразных отростков медленно, почти нежно, провёл по стене, оставляя за собой липкий, дымящийся след. Оно было всего в двадцати метрах от моей щели.

Я замерла, перестав дышать. Сердце колотилось так громко, что, казалось, Его должно быть слышно.

«Лев, прости», — пронеслось в голове.

И тут мой взгляд упал на жетон в моей руке. Номер 42. Металл был холодным, но на его поверхности вдруг вспыхнули и погасли тусклые, багровые руны. Он… откликнулся на приближение Смотрителя.

Чудовище дёрнулось. Его бесформенная масса качнулась в мою сторону. Из клубов пара на мгновение показалось что-то вроде пустого, безглазого лица, состоящего лишь из тени и безумия. Оно «увидело» меня. Не глазами. Оно увидело мой страх. Увидело вспышку жетона.

Оно двинулось ко мне. Бесшумно. Неумолимо.

Дикий, неконтролируемый ужас вырвал меня из оцепенения. Я оттолкнулась от стены и рванула глубже в расщелину, которая внезапно расширилась в узкий, тёмный коридор. Я бежала, не разбирая дороги, натыкаясь на выступы, слыша за спиной тот самый мягкий, скользящий звук приближающейся плоти.

Коридор повернул и упёрся в тупик. Стена передо мной была покрыта такими же багровыми, пульсирующими «венами». Сзади, заполняя проход, плыло Оно. Выхода не было.

Я вжалась в стену, зажмурилась, готовясь к смерти.

Но вместо удара я почувствовала, как стена… подалась. Там, где были «вены», мои пальцы нащупали углубление, повторяющее форму жетона. Я, не думая, судорожно вдавила номер 42 в эту нишу.

Стена бесшумно отъехала в сторону, открывая крошечное, тёмное помещение. Я кубарем скатилась внутрь, и проём тут же захлопнулся за моей спиной.

Я лежала в полной темноте, слушая, как снаружи, в сантиметре от меня, Смотритель издал тихий, разочарованный шипящий звук. Он постоял там ещё мгновение, а потом поплыл дальше. Его ужасающее присутствие стало удаляться.

Я была в безопасности. На время.

Я медленно села, обхватив колени дрожащими руками. В крошечном убежище, похожем на каменную утробу, пахло пылью и страхом. Я была одна. В абсолютной темноте. В мире, где всё было ресурсом. Моего брата, возможно, уже нет.

И тишину вокруг разорвал тихий, сдавленный звук. Не снаружи. Из меня.

Это было не рыдание. Это был стон. Стон полного, абсолютного, всепоглощающего ужаса. Он вырвался из самой глубины души, без слёз, без паники — лишь с ледяным, кристально ясным осознанием того, в какую бездну я попала.

И этот звук был страшнее любого крика.

Глава 3

Тишина после ухода Смотрителя была оглушительной. Давила на уши, на виски, на сознание. Я сидела, вжавшись в холодный угол, и не могла остановить дрожь. Мелкую, частую, будто в лихорадке. Внутри меня всё было пусто и холодно. Мысль о Льве была теперь не спасительной соломинкой, а раскалённым ножом, вонзившимся в самое сердце. «Ресурс». Это слово звенело в голове, выжигая всё остальное.

Сколько я так просидела — не знаю. Время в этой каменной утробе потеряло смысл. Однако постепенно леденящий ужас сменился другим чувством. Глухой, яростной, безнадёжной злостью. Злостью на них. На этих существ в костюмах. На эту академию. На себя за то, что поверила.

Они забрали его. Они обманули меня. Они «посмели».

Этот гнев был слабым огоньком в кромешной тьме, но он заставил меня пошевелиться. Вытереть лицо рукавом — ладони были влажными от слёз, о которых я даже не помнила. Сделать глубокий, сдавленный вдох.

Я не могла позволить, чтобы им всё это сошло с рук. Я не знала, жив ли ещё Лев, но если существует шанс… Я должна его найти. Вытащить. И сжечь это место дотла.

Мысль была безумной, но она была единственной, что не давала мне сойти с ума.

Я ощупала стены своего убежища. Они были грубыми, холодными, без намёка на пульсацию или слизь. Здесь, похоже, заканчивалась «органика» академии и начиналась обычная, хоть и мрачная, кладка. Мои пальцы наткнулись на шершавую ткань — тот самый свёрток. Я машинально развернула его. Серая роба из грубого полотна, пахнущая пылью и чужим потом и жетон.

Я сжала холодный металл. Номер 42. Он спас меня. Он же был моим клеймом. Моим идентификатором в этом аду. Мне нужно было выбраться. Осмотреться. Понять, где я и что делать дальше.

Я осторожно провела руками по стене, где, как я помнила, был выход. Мои пальцы сразу нашли шов и знакомое углубление. Я приложила жетон. С тихим щелчком участок стены отъехал, впуская внутрь тусклый багровый свет и тот самый удушливый запах академии.

Коридор за дверью был пуст. Тот же органический материал на стенах, те же пульсирующие сосуды, но Смотрителя нигде не было слышно.

Я выскользнула из укрытия, прижимая свёрток к груди. Нужно было найти этот «блок семь». Искать кого-то, кто выглядел бы… не так опасно или просто спрятаться и наблюдать.

Я побрела наугад, стараясь идти как можно тише. Коридоры были лабиринтом, разветвляясь и изгибаясь, то сужаясь до узких щелей, то расширяясь в небольшие залы. Встречные существа бросали на меня короткие, оценивающие взгляды, но не проявляли агрессии. Я была для них просто ещё одним новичком, одним из многих. Это было одновременно и пугающе, и… давало призрачное чувство анонимности.

Вскоре я начала различать закономерности. На стенах, в местах ответвлений, были выжжены или высечены странные символы — возможно, указатели. Один из них, похожий на семь вертикальных чёрточек, повторялся чаще других. Я решила идти по нему.

Повороты становились всё уже, свет — тусклее. Воздух стал спёртым и сухим. Я уже почти решила, что заблудилась, когда коридор упёрся в массивную, потрёпанную каменную арку. Над ней висела табличка с грубо выбитой семёркой.

За аркой открывался длинный-длинный зал, похожий на склеп или гигантскую казарму. По обеим сторонам тянулись бесконечные ряды глухих каменных ниш, уходящие в темноту. В некоторых горели тусклые светящиеся грибки или висели магические кристаллы, отбрасывая бледные блики. Тусклый свет светящихся грибков и кристаллов отбрасывал бледные, колеблющиеся тени на бесконечные ряды ниш. Тишину нарушало лишь тяжёлое, мерное дыхание десятков существ, иногда прерываемое вздохом, сдавленным стоном или скрежетом зубов. Кто-то во сне бормотал на непонятном языке, и слова звучали как заклинания. Это было общежитие. Блок семь.

Я замерла на пороге, чувствуя, как по спине бегут мурашки. Здесь жили они. Все эти существа. Мне предстояло жить среди них.

Глубоко в груди что-то оборвалось. Я стояла на пороге этого каменного улья, и мне хотелось развернуться и бежать. Бежать куда угодно, лишь бы подальше от этой гнетущей, чуждой тишины.

Но бежать было некуда.

Я сделала шаг внутрь, и тяжёлый, спёртый воздух обволок меня, как саван. Пахло пылью, сном, странными травами и под всем этим — слабым, но неуловимым запахом страха. Страха, который впитывали эти стены веками.

Я начала медленно, на цыпочках, пробираться вдоль спящих тел, пытаясь разглядеть номера в полумраке. Сердце колотилось где-то в горле. Каждый шорох моих шагов казался оглушительным хрустом. Я чувствовала на себе взгляды, но когда оборачивалась — видели лишь сомкнутые веки или повёрнутые к стене спины. Может, мне это чудилось, а может, нет.

Наконец, в самом конце зала, в углу, где тень была особенно густой, я нашла её. Ниша сорок два. Она не была закрыта. Просто углубление в скале, на дне которого валялось несколько жёстких, серых подстилок, пахнущих пылью и чужим потом. В углу стояла пустая глиняная миска. И больше ничего.

Это был мой новый дом.

Я смотрела на это место, глотая комок в горле. Сзади, из соседней ниши, донёсся тихий, насмешливый шепот:

— Ну вот и приплыла наша новая соседка. Смотри-ка, Моргана, какая дохленькая.

Я обернулась. В нише под номером сорок три, свернувшись калачиком на своих подстилках, лежали те самые девушки-сатирки. Их козлиные ноги были поджаты, а глаза, блестящие в темноте, как у ночных хищников, были широко открыты и пристально смотрели на меня. Они не спали.