Мой дикий майор

1. Вера

– Отпустите меня! – надрывно кричу и брыкаюсь в то время, как двое абреков за руки и за ноги тащат меня в ненавистную комнату. Выгибаюсь дугой. Выворачиваюсь, пытаясь вырваться из их рук.

Подолжаю срывать горло, когда меня пристегивают наручниками к кровати. Над головой уже осточертевший золотой балдахин с восточным узором.

– Ненавижу вас, ублюдки!

Получаю болезненную пощечину и захлебываюсь стоном, теряясь в пространстве.

Каждый вечер меня насильно приносят сюда.
И приходит он. Мой мучитель.
Я не знаю, кто он. Я не понимаю его, он не говорит по-русски. Имя - единственное, что мне удалось понять из его речи.
Камал.
Каждый раз он садится рядом на кровать и что-то страстно шепчет на своем языке. Трогает мое распластанное тело. Гладит везде, не касаясь только промежности. Дрочит при этом и заставляет смотреть на себя.
А меня сжимает в болезненных спазмах от тошноты и я мечтаю, чтобы меня вырвало на кровать прямо при нем.
Но меня не кормят все те дни, что я здесь нахожусь.
Воспитывают.

Наверное, Камал ждет, когда я сама начну его умолять взять мое тело в обмен на еду. Или ослабну настолько, что не смогу сопротивляться. А я и сама бы не стала есть из их рук!
Лучше умереть, чем добровольно подарить этому животному свою девственность.

– Я желаю, чтоб ты сдох, Камал! – ору так, что закладывает уши и пытаюсь вытянуть руки из наручников, когда слышу хлопок массивной деревянной двери.
Дергаюсь беспомощно, пыхчу от натуги но, быстро выбившись из сил, закрываю глаза.
– Если бы ты знал мой язык, животное, – слышу его шаги и ядовито усмехаюсь, – то уже давно бы убил меня, потому что я тебе обещаю, что, как только мне удастся дотянуться до твоих глаз, я выцарапаю их.
Открываю глаза и зло смотрю в карие глаза стоящего напротив мужчины. Это не Камал.

Высокий, широкоплечий, пугающий. Черные спортивные штаны и футболка обтягивают мощные бедра и плечи, подчеркивают рельеф проработанных мышц. Фигура машины-убийцы.
Волосы цвета вороного крыла зачесаны на бок. Густая черная борода аккуратно подстрижена. Не то, что свалявшийся войлок у тех горцев, что держат меня здесь. Настоящий кавказский пижон. Богатый, наверное. Пришел трахнуть девственницу.
Ну, чтож. Попробуй, подойди.

Он изучающе рассматривает меня, а потом внезапно уходит.
Черт!
Черт! Черт! Черт! А если он знает русский? Сейчас передаст мои слова Камалу и тот надругается надо мной. Я же вижу, что он едва сдерживается.
Стону сдавленно и снова пытаюсь вытянуть руки из наручников, но они лишь сильнее сжимаются на запястьях. В ярости дергаю цепь, пытаясь сломать толстые прутья.
Бесполезно.
Рычу сквозь зубы, но тут же затихаю, когда снова слышу, как открывается дверь.

2. Вера

Тот же мужик, что приходил минутой ранее, снова заходит в комнату. Опять останавливается у изножья кровати и хмуро разглядывает меня.
На лицо практически не смотрит. Разглядывает фигуру.

Эти твари заставляют красиво одеваться и краситься. Если приказ не исполнит одна – будут наказаны все. Поэтому я чистая, накрашенная и в кружевном черном белье.
Если бы я могла не мыться, я бы специально ходила грязная и волосатая, чтобы отбивать желание у этих животных.
Хотя, я предполагаю, что даже в таком виде их будет возбуждать женское тело. Потому что со своими женщинами так нельзя.
Харам. Грех.
– Ты понимаешь меня? – уточняю я и он поднимает взгляд на мое лицо. Хмурит брови.
Отворачивается и оглядывает комнату, затем садится рядом со мной на кровать.
– Не надо, пожалуйста. – прошу его шепотом, а потом повторяю по-арабски. Девушки подсказали. Сказали, иногда помогает отменить что-то совсем не приятное. Если клиент попадется мягкий. Но лучше не злоупотреблять. На Камала ни разу не подействовало. – Миш лязем.

Мужик снова хмурится и молча тянется к моему лицу, аккуратно гладит по щеке. А она все еще отзывается болезненной пульсацией после пощечины.
Я смотрю на него и молча стряхиваю руку. Камала бы я уже пыталась укусить. А этот… ощущение, что с ним можно договориться.

Не знаю, о чем. Наверное, чтобы был аккуратнее если только. Потому что сопротивляться такой махине я уже совершенно не в состоянии. Разные весовые категории.

Я ощущаю, как мозолистые пальцы плавно скользят вниз по шее, царапая нежную кожу.
Вздрагиваю и напрягаюсь всем телом. Цепь громко звякает о металлические прутья.

– Чшшш, – убирает мужчина руку. Разглядывает мои наручники, недовольно цокает языком.
Я поднимаю взгляд к изголовью и вижу, что по запястьям течет кровь, а сами кисти покраснели и немного опухли.
– Да нормально, – сглатываю подступающие слезы. – До свадьбы заживет. Или отвалится.
Мужик вдруг достает ключ, показывает мне и немного ослабляет наручник.
Я тут же пытаюсь выдернуть руку и он затягивается обратно.
Шиплю от новой порции боли в онемевшей конечности.
Жалкая провальная попытка загнанной в угол добычи.

– Миш лязем. – подает голос мой странный клиент и предупреждающе качает головой.
Понимаю, что не нужно дергаться. Киваю.
Он снова немного ослабляет наручники по очереди и проходится по комнате, осматриваясь.

Не понимаю, почему мешкает. Может, никогда не был с проститутками? Или впервые решил изменить жене? Хотя, у этой нации поход “налево” является не изменой, а показателем мужской силы. Я так слышала от знакомых, по крайней мере.
Так чего же он тянет?

Нет, мне ни в коем случае не улыбается отдаться ему или смотреть на то, как он мастурбирует. Просто мои нервы на пределе. Я не понимаю, чего ожидать. Когда он приближается, тело кричит об опасности и я готова драться из последних сил. Но он не причиняет мне вреда и мое чувство самосохранения сходит с ума, крича о том, что этого не может быть.

Наконец, нагулявшись, он снова садится рядом со мной и продолжает изучать меня.
– Да чего же тебе в конце концов нужно от меня, животное? – вздыхаю устало, разглядывая балдахин.

Закрываю глаза, не в силах больше выдерживать это все. С Камалом все было как-то предсказуемее.
Вдруг мужик снова кладет мне ладонь на живот и медленно двигается вниз. Чувствую, как она болезненно давит на ушибы, что я заработала, сопротивляясь охранникам. Морщусь.

Не буду дергаться - решаю для себя, но когда пальцы опускаются ниже и изучающе поглаживают бедра, тут же снова вся напрягаюсь. Его рука слишком близко, слишком близко к промежности.
– Миш лязем, – прошу тихо, приподнимая голову. Он не реагирует на меня. – Харам. – прошу громче и сжимаюсь от страха.
Пальцы замирают на моей ляшке. Мужик подается ближе, нависает надо мной и вздыхает.
– Миш лязем, – повторяю ему практически в губы и чувствую, как по щекам предательски текут слезы.
– Кричи, – отзывается он.

3. Левин

Захожу в комнату и, закрывая дверь на замок, направляюсь в сторону кровати. Из-за перегородки проститутку не вижу, но слышу ее проклятия в адрес какого-то Камала. Думает, что это он идет. Орет на грани истерики.

Отлично. Вот именно такую я и просил. Дикую. Непокорную. Строптивую.

Однако то, что я вижу, когда захожу в комнату, повергает меня в некий шок.

Не сказать, чтобы я впечатлительный – десять лет в спецназе закалят даже самого сентиментального хлюпика, но тут просто теряю дар речи.

Стою и пялюсь на распятую на кровати девушку в эротическом нижнем белье. Чувствую, как волосы на руках встают дыбом. Да она же еще совсем молоденькая. Маленькая, хрупкая, угловатая. Смотрит на меня, как волчонок.

Кожа бледная, тонкая, как мраморная. До такой чуть сильнее дотронешься – сразу синяки остаются. Так вот, девчонка вся в россыпи синяков.

Чихни на нее - сломается. А ее продают для удовлетворения здоровых амбалов.

Видимо, совсем недавно попала сюда, раз еще так напрягается при виде клиента. Может и получится разговорить. Главное - правильно замотивировать.

Выхожу из комнаты, пытаясь сдержать эмоции. Подхожу обратно к мудаку, что в Центральной России звался бы администратором, и подзываю к себе.

Задумчиво смотрю на него и представляю, как сворачиваю шею первому. Пока он идет вспоминаю, как на их наречии наручники называются.

– Мне нужен ключ от наручников, – говорю ему, широко улыбаясь, как родному. Никогда больше не подпишусь на эту хрень. Работа под прикрытием – лицемерное лютое говнище.

– Брат, она дикая совсем. Царапается как кошка. - качает он головой.

– Так я такую и просил. Зачем она мне привязанная нужна?

– Сильно царапается, – увещевает меня администратор, протягивая ключ.

– Разберусь, – хмыкаю и, забрав ключи, возвращаюсь обратно.

Открывая дверь, слышу лязг металла, но все моментально стихает, когда щелкаю замком.

Снова захожу в комнату и разглядываю девчонку. Ничего не изменилось как будто, только немного растрепалась и дышит рвано.

Как маленький глупый воробей, который бьется о прутья клетки в надежде выбраться на свободу. Ее попытки настолько жалки и бессмысленны. Неужели не понимает, что в ее ситуации больше шансов добиться своей цели хитростью? Влюбить в себя или подружиться с кем-нибудь из персонала. Обещать что-то ценное. Бежать.

– Ты понимаешь меня? - вдруг пытается пойти на контакт девчонка.

Оглядываюсь по сторонам в поисках камер, но при беглом осмотре ничего не вижу.

Сажусь на кровать, разглядываю лицо девчонки ближе. Она начинает просить меня ничего с ней не делать. Опять первая разговаривает. Неужели ей не объясняли, что здесь так не принято?

Нужно бы припугнуть. Не знаю, может, пощечину дать хотя бы для вида. Но рука просто не поднимается. Да и, кажется, кто-то уже постарался донести. Видимо, не из понятливых.

Веду пальцами по красноте на нежной щеке. Девчонка упрямо мотает головой, уворачиваясь от моего прикосновения. Вижу синяки на шее и спускаюсь дальше. Прикладываю к ним пальцы, чтобы понять, как лежала рука того, кто это сделал, перехожу к декольте, продолжая рисунок. Девчонка вся в следах от рук.

Она начинает молчаливо сопротивляться и лязгает цепью над головой.

Бросаю взгляд на ее руки и вот тут-то понимаю, что нет, не зря я приехал.

Девочка совершенно не согласна с тем, что с ней происходит. Она будет метаться по своей абстрактной клетке до тех пор, пока не разобьет себе тело о железные прутья.

По ее израненным рукам течет кровь. Она пыталась выбраться из наручников, несмотря на боль, которую причиняла сама себе.

Сколько их здесь таких?

Девчонка даже пытается шутить, несмотря на свое неутешительное положение.

Ну что, воробышек, попробуем подружиться?

Достаю ключ и показываю девчонке. Вижу, сколько ярости вспыхивает в ее глазах. Она глотку мне сейчас готова перегрызть за эту вещь.

Немного ослабляю один наручник и девчонка тут же пытается вырвать руку. Отекшая кисть застревает, наручник снова сжимается, воробышек мучается от приступа боли.

Ожидаемо.

Объясняю ей на арабском, на котором она пытается говорить со мной то и дело, что не надо так делать. Кивает.

Снова совершаю попытку спасти глупую птичку от ампутации кистей. В этот раз лежит смирно, смотрит на меня с тревогой и волнением. Ждет, что я буду делать дальше.

Изучаю комнату более детально. Никаких камер и подслушивающих устройств не замечаю и в этот раз. Отлично. Значит, можно начинать новую фазу операции.

Сажусь на кровать, пугаю своими прикосновениями маленькую пташку и нависаю над ней.

Она испуганно умоляет меня не трогать ее.

Чувствую яркий запах аромамасел от кожи и легкий запах ацетона изо рта.

Давно не ела, значит? А силы на сопротивление тогда откуда?

– Миш лязем, – шепчет она как заведенная и вдруг начинает рыдать.

По мне что, заметно, что я не переношу женских слез?

– Кричи, – хмуро бросаю ей и отстраняюсь.

Вместо исполнения моей команды, воробышек замирает с приоткрытым ртом и смотрит на меня, как на божество.

– Я не понимаю, что вы говорите, – шепчет она.

Я усмехаюсь, доставая сигареты. Прикуриваю.

– Ты забыла родной язык? Ори, – говорю, – так, как ты орала до моего прихода.

4. Левин

Девчонка смотрит на меня, хлопая темными ресницами, и продолжает молчать. Достаю телефон, включаю запись и ставлю на тумбочку.

– Ну? – поторапливаю ее, садясь рядом. – Мне тебя трахнуть что ли нужно, чтобы ты меня проклинать начала?

– Сволочь! Ненавижу тебя! Всех вас ненавижу!

– Умничка. А теперь расскажи, как тебя зовут?

– Вера. Милавина.

– Возраст?

– Восемнадцать.

Надо же!

– Обижали тебя эти ублюдки? Ты по доброй воле сюда сунулась или случайно попала?

Девчонка тихонько тараторит мне свою историю и я совершенно не удивлен тому, что она сирота.

Наше отделение занимается разработкой одного очень крупного и влиятельного лица. И есть большая вероятность, что ему принадлежит не просто сеть барделей, что само по себе противозаконно, а сеть барделей, в которую девушек поставляют, как товар, по определенному трафику.

Иначе говоря, торговля людьми во всей своей красе, несмотря на то, что рабство отменили почти двести лет назад.

– Я купил тебя, как девственницу, – обращаюсь к ней. – Они трогали тебя? Насиловали?

Вижу, как Веру передергивает.

– Я не хочу об этом говорить, - тяжело сглатывает пташка и косится на мой телефон.

Встаю, беру его в руки, отсылаю видео Байту, нашему компьютерному гению.

– Ооо, дружбанчик, – тянет он весело, – у тебя там секс-трип?

– Ты по-русски можешь объясняться? – уточняю хмуро.

– Путешествие, чувак, – усмехается он. – О, да еще и девственница? Дорого отвалил?

Еще где-то с пару лет назад я бы поржал с ним на эту тему, но, после того, как сначала моя жена ушла к другому, потому что “ей нужен муж, а не фанатик, который не вылезает из леса”, а потом расформировали наш отряд, чувство юмора как-то незаметно покинуло чат.

– Тебе столько не платят. Уточни, что мне с ней делать. Ок?

– Ты не знаешь, что делать с женщинами? Так вот почему у тебя детей нет! Ща!

Закатываю глаза и отключаюсь, но на телефон тут же приходит порнушка.

Очень смешно.

Смотрю на Веру. Она сверлит меня взглядом.

– Жить хочешь? - ухмыляюсь.

– Хочу, – отзывается девчонка несмело. Будто уже простилась с этой идеей и не верит, что у нее появился шанс.

– Тогда кричи так, как будто кончаешь. – скидываю с себя футболку.

Опыта у Веры маловато. Наверное, он даже стремится к нулю, поэтому оргазм выходит фальшиво.

Приходится прибегнуть к паскудному методу. Освободив девчонке руку, присасываюсь губами к ее нежной шее, а когда пташка начинает орать сиреной, затыкаю ей рот поцелуем. У меня даже привстает, когда засасываю ее нежные губки. Толкаюсь бедрами, чтобы вызвать агрессию. Удается. У девчонки срабатывает инстинкт самосохранения. Не успеваю увернуться, получаю за это ногтями по морде и прикушенную губу.

Морщусь от боли. Пристегиваю ее освобожденную руку обратно. Воробышек сопротивляется, а потом обиженно беззвучно рыдает.

– Отдыхай, – подмигиваю ей, чтобы не раскисала.

– Скотина! – кричит она мне вслед, когда я натягиваю футболку и выхожу из комнаты. – А как же я?! Ненавижу тебя! Вернись!

Визуализация 1

Дорогие читатели!

Вот и состоялся запуск новинки в рамках литмоба "Настоящие мужчины"

И сейчас мне хотелось бы вас познакомить чуть ближе

с героями романа "Мой дикий майор"

🔥🔥🔥

ДЕЛО №1

Вера Милавина, 18 лет

Сирота. Вместе с сестрой воспитывалась в приюте, выпускницы которого странным образом то и дело пропадают по неизвестным обстоятельствам.

Эта участь постигла и Веру.

Девочка попала в бордель в Москве, но пока по неизвестным нам причинам, ее отправили в совершенно другом направлении.

Характер - сильный, неунывающий, дерзкий и в то же время иногда проявляются инфантильные черты. Немножко эгоистична.

Если сестра Веры с детсва попадает в передряги с законом, то Вера хулиганит потихоньку. Так, чтобы никто не догадался.

И наш майор обязательно это прочувствует на себе.

Визуализация 2

🔥🔥🔥

ДЕЛО №2

Майор Ярослав Левин 33 года

А теперь представляю вам нашего настоящего мужчину.

В прошлом - спецназовец, большую часть свей сознательной жизни отдавший службе.

После развода с женой так и не завел отношений.

После расформирования отряда поступил на службу в ФСБ в разведывательное отделение.

Больше занимается бумажной волокитой, но в особо важных случаях принимает непосредственное участие в операциях.

Как говорится, нет-нет, да и да.

Характер - добрый, но профдеформированный, поэтому не такой уж и добрый.

Справедливый.

Шутит с серьезным лицом.

Фанатик своего дела.

Вредный, потому что, как и Печкин, - без велосипеда.

Будем исправлять ситуацию, короче.

Приятного чтения

5. Вера

Я не помню, как очутилась в этом месте.

Но отчетливо помню угрозы моего прошлого владельца отправить меня в бордель на Кавказ, если не начну вести себя по-человечески.

В его понимании, по-человечески – это продавать свое тело незнакомым мужчинам, быть послушной и сговорчивой.

Как только мне исполнилось восемнадцать и я смогла покинуть стены приюта, я тут же оказалась похищенной в бордель. Даже до остановки не успела дойти.

Собиралась поехать домой, к сестре. По пути ко мне подошла девушка, попросила сигарету. И все – дальше темнота.

Очнулась я уже в самом злачном месте Москвы.

Клуб “Рэд баттерфляй”, в котором можно было достать развлечения на любой вкус и кошелек. И девочки – одно из самых популярных из них.

К счастью, как оказалось, у меня в рукаве был козырь – девственность.

Такой “товар” стоил на порядок дороже. Но и продавался реже. Поэтому, первые пару дней я сидела, как забитая мышь в углу и надеялась, что меня “бог милует”.

А потом меня привели в комнату с огромной кроватью и я поняла, что это конец.

Когда следом зашел лысый мужик неприятной, отталкивающей внешности, я была готова к чему угодно, но только не к тому, что он станет разговаривать со мной по душам.

Оказалось, это был управляющий этим премерзким заведением. Решил зайти познакомиться. Так он сказал и я, как наивная дура, начала выкладывать ему о себе всю подноготную.

Я рыдала у него на груди, причитая, что это страшная ошибка. Что я здесь не по своей воле. Что меня ждет дома сестра и, наверное, очень волнуется.

Если бы я знала, чем это все закончится…

На следующий день меня привели в небольшой кабинет. Там стояла моя старшая сестра. Я бросилась к ней в объятия.

– Даша, Даша! Забери меня отсюда, пожалуйста! – молила я ее, а она гладила меня по голове и клятвенно обещала, что сделает все возможное.

Зная свою сестру, я была уверена - она и невозможное тоже сделает. Просто ей на это потребуется чуть больше времени.

Даша сказала, что никто и пальцем не прикоснется ко мне, ведь она заключила с управляющим договор.

А когда она ушла, управляющий борделем тут же приказал отвести меня к моему первому клиенту, который вместо девственной крови получил расцарапанную морду. Меня еле оттащили от него тогда.

Сальный слащавый боров в дорогом костюме, воняющий духами так, будто работает на парфюмерной фабрике, с тех пор то и дело снится мне в кошмарах. Страшно подумать, что он чуть не стал моим первым…

Нас с сестрой обманули. С этого дня и начался мой персональный кошмар наяву.

После второго за день попорченного фейса клиента, меня накачали каким-то убойным препаратом и очнулась я уже в нескольких тысячах километров от Москвы. В борделе, спрятанном далеко от цивилизации и посторонних глаз, в который приезжают образцовые отцы, мужья и дети, чтобы снять с себя маски…

Из тяжёлых воспоминаний меня вырывает звук голосов. Напрягаюсь, сжимая кулаки.

Это охранники? Меня что, поведут обратно в мою комнату? Или, может, это была какая-нибудь проверка и меня накажут за то, что я общалась с клиентом?

Слышу голоса отчетливее. Тело будто каменеет от напряжения.

В комнату заходят двое. Это Камал и тот, который ненастоящий.

Меня передёргивает от одного только вида Камала.

– Твари, – стону сквозь зубы, забывшись, и тут же прикусываю язык, ведь одна из них отлично понимает меня.

Смотрю на второго с ненавистью. Такое же животное, как и все, кто тут околачивается.

Уроды о чем-то переговариваются между собой, переходят на повышенные тона.

Испуганно вскрикиваю, когда Камал выхватывает пистолет и направляет на второго.

Ненастоящий реагирует молниеносно. Он неуловимым быстрым движением подается навстречу Камалу, и кажется, что просто берет его за руку, но пистолет тут же падает на пол, а Камал хрипит и пытается вывернуться из удушающего захвата. По сравнению с Ненастоящим, он довольно щуплый, хоть и высокий.

Ненастоящий что-то спрашивает и сдавливает его горло так сильно, что у Камала краснеет лицо и закатываются глаза.

Он отвечает через хрипы и я вижу, что вот-вот потеряет сознание.

– Воробушек, закрой глаза и постони, – вдруг просит Ненастоящий.

Я стону, но отвести от них взгляд не могу.

Ненастоящий сверлит меня глазами цвета кофейных зерен, затем вижу, как мышцы на его лице на секунду напрягаются, будто он с усилием открывает крышку с банки и Камал тут же падает без сознания на пол.

Я испуганно вскрикиваю и смотрю на него.

– Ты… – шепчу севшим голосом, – его убил?

– Да нет, он спит, – улыбается мужчина и запихивает Камала под кровать. – Не пугайся, я скоро вернусь.

– Нет! – ору я шепотом, голос срывается на писк, – я не останусь с трупом под кроватью! Пожалуйста, не уходи!

– Я ненадолго, – повторяет он и идет к выходу. – Если хочешь, чтобы я забрал тебя с собой, стони, пока не вернусь.

По моим ощущениям, незнакомца нет целую вечность, но я продолжаю стонать, трясясь и рыдая. Потому что я очень хочу отсюда поскорее выбраться. А еще под кроватью, прямо подо мной лежит мой мучитель. И я не уверена, что он жив. Очень страшно. Безумно.

Наконец, я слышу хлопок двери и поворот замка.

Я уже согласна на то, чтобы это была охрана, которая будет волочь меня куда-нибудь. Я даже не буду сопротивляться. Я хочу уйти из этой комнаты поскорее!

Когда вижу Ненастоящего, рыдаю от счастья. Он садится на кровать, кладет рядом аптечку и какую-то папку с документами, а потом начинает освобождать мои руки и ноги от наручников.

– Меня не было десять минут, – хмуро усмехается, разглядывая мое лицо.

Оказавшись полностью свободной, бросаюсь ему на шею, сжимаю в объятиях.

С тяжелым вздохом он обнимает меня в ответ и гладит по голове.

– Давай поистерим попозже? Когда окажемся на свободе. Договорились?

Смущенно отстраняюсь от мужчины, покорно киваю.

6. Вера

– Что застыла? Я непонятно излагаю? – прищурив карие глаза, усмехается Ненастоящий и тянется к папке с документами, начинает их фотографировать.

– Зачем? – выдыхаю я, вставая с кровати.

– Давай так… – мужчина не отвлекается от своего занятия, даже не смотрит на меня. – я тебе сейчас один раз объясню и ты поймёшь, хорошо? Или сделаешь вид, что поняла. Ок? Ты в курсе, что территория охраняется собаками и они натасканы на поиск людей?

– Да, нас предупредили, что если решим сбежать, то нас догонят и разорвут собаки.

– Воот, все правильно. Не наврали. – кивает он, достает изо рта стлевшую сигарету и бросает ее прямо на ковер, тушит мыском спортивного ботинка. Наконец, удостаивает меня короткого взгляда. – А как собаки находят людей?

– По запаху. – отзываюсь я.

– Ай ты моя хорошая, – улыбается Ненастоящий и я поражаюсь, какая у него красивая белозубая улыбка. – А почему собаки первым делом тебе жопу нюхают, знаешь?

– Нет, – смущаюсь. – потеет сильнее?

– Апокриновые железы у тебя там находятся. – он резко поворачивается ко мне и я отшатываюсь. – И, так как за нами обязательно будет погоня, твои трусики будут настоящим маячком. Ты вся, вкусно пропахшая феромонами с разными эмоциями, для собак сейчас – столп света в темноте. Больше у меня нет времени объяснять тебе мои приказы. Или ты молча делаешь всё, что я говорю, или беги одна. Поняла?

Киваю, сдерживая слезы, и молча стягиваю трусы. Он не смотрит. Убирает документы в папку, тянет мне пакет.

– Верх тоже снимай и сюда все клади. Сама бегом мыться в душевую. Все: волосы, тело, - тщательно с шампунем. Особенно на сгибе локтей и задницу. Волосы в косу. У тебя пять минут.

Скидываю в пакет белье и остаюсь перед незнакомцем абсолютно голая. Стараясь прикрыться руками, трушу в душ. Он находится за дверью в углу комнаты. Бросаю на себя короткий взгляд в зеркало. Ничего, кроме жалости, вызывать я сейчас не могу. Не удивительно, что он так смотрел на меня, когда впервые увидел.

Вся косметика размазана по лицу разноцветной кляксой. Я себя даже пандой назвать не могу, боясь оскорбить это милое животное. Только нелюдей мог возбудить мой вид. Садистов.

Тщательно моюсь. Быстро и так тщательно, насколько могу. Вытираю волосы, заплетаю их в косу и не нахожу, чем завязать. Но потом вижу влажные салфетки и одну использую как ленточку.

Оборачиваюсь полотенцем и вдруг осознаю, что идти-то мне абсолютно не в чем. Неужели он заставит меня бежать голышом?

– Извините, – заглядываю через кровать, потому что Незнакомец сидит на корточках возле нее и что-то делает. Он кивает, не поднимая глаз. – Мои вещи в комнате на другом этаже. Может, я тихонько…

Мужчина поднимает на меня глаза и я замираю, боясь продолжать. Он кивает мне на кровать и снова занимается своими делами. Я перевожу взгляд и вижу на матрасе темные штаны, толстовку и футболку… в которые был одет Камал.

Обхватываю себя за горло, судорожно всхлипываю. Ощущение, что начинаю задыхаться. Отрицательно мотаю головой. Кусаю губу, тру лицо руками.

Я не хочу надевать эту одежду. Мало того, что она с трупа, так еще и пахнет… им.

Стону в ладони. А мужчина будто меня не замечает. И я вдруг осознаю, что ему все равно. Он сейчас соберет все, что ему необходимо, и уйдет, не дожидаясь меня.

Хватаю вещи. Морщусь, но натягиваю носки. Надеваю штаны. Несмотря на то, что Камал очень худой, на мне их нужно затягивать до упора. Спасибо, хоть внизу резинки.

От футболки несет духами. Задерживаю дыхание, надеваю ее, заправляю в штаны и шумно выдыхаю. При новом вдохе ненавистный запах все равно попадает в легкие и я сжимаюсь от рвотного позыва. Сдавленно кашляю, натягивая кофту.

Все это время Ненастоящий наблюдает за мной. Застегиваю молнию на толстовке, отворачиваюсь, чтобы он не видел, что я снова ною и сдерживаю рвотный позыв.

Внезапно чувствую его ладони на плечах и сжимаюсь от страха.

Мужчина разворачивает меня к себе, придерживает ладонями за лицо, внимательно всматривается и вдруг дует в него. Я испуганно замираю.

– Не ныть, поняла? Потеешь и опять запахи выделяешь…

Киваю. Он тянет мне пластинку жевательной резинки.

– Держи, тошнота должна отпустить. – запихиваю мятную жвачку в рот и едва ли глаза не закатываю от наслаждения. Вкусно. – Обижал тебя этот урод?

Киваю, шмыгая носом.

– Больше никого не обидит, – ласково шепчет мой спаситель, а у меня мурашки бегут по спине от его слов. Я смотрю в его красивые светло-карие глаза с темными крапинками и умираю от животного ужаса.

Кто ты?

– Какой у тебя размер?

Он стреляет глазами вниз и я, кажется, смущенно краснею.

– Второй. - зачем ему эта информация, не понимаю.

Ненастоящий начинает чуть медленнее моргать ресницами. Его брови на секунду сходятся на переносице, но тут же поднимаются вверх.

– Ноги, – добавляет он абсолютно серьезно, видимо, проанализировав мой ответ.

– Тридцать шестой, – выдыхаю и отворачиваюсь, будто поправляю одежду, а сама прячу пунцовое лицо.

Боже, как же стыдно!

– Увы, такой же маленький, как и сиськи… А кроссовки у нас только сорок второго. – к моим ногам летит обувь. – Хотя бы первые сто-двести метров пробежишь в этих, если по пути ничего не найдем. Потом можешь босиком прогуляться. Но не выбрасывай.

– Мы… пойдем пешком? – оборачиваюсь, не веря своим ушам.

Я любила смотреть в окно. Из моей комнаты открывается очень красивый вид на горы, укрытые лесами.

– Слушай, в пизду! Оставайся тут! – мужчина закатывает глаза и идет к выходу. – Мне дали свободу действий на твой счет. Я передумал тебя брать.

– Нет! – хватаю его за предплечье и крепко сжимаю, вынуждая остановиться. Он дергает руку, но я сжимаю еще крепче. – Я с тобой. Только дай салфетки возьму из ванной. Можешь потом не помогать мне, просто выведи и покажи направление.

– Ты заблудишься без меня в лесу, и тебя сожрут медведи.

7. Левин

Стоим, сверлим друг друга глазами.

Маленькая, а упрямая! Голову задрала. Губы сжала. Глаза вытаращила. И мне в переносице дырку сверлит.

– Договорились. – смотрю на нее снисходительно. – Пошли. А то скоро хватятся нашего жмурика.

Девчонка затягивает кроссовки на максимум и все равно шаркает ими. Выходит из туалета, ныкает в карманы салфетки и туалетную бумагу, кивает мне молча.

– Для медведя ты и с запашком будешь вкусная, – хмыкаю в бороду. – Идём молча. Ноги поднимаешь выше, чтобы не шаркать. Если что-то нужно спросить или сказать, – хлопаю ее ладонью по плечу, – делаешь вот так. Поняла?

Кивает. Отворачиваюсь и приоткрываю дверь. Чувствую хлопок по плечу. Усмехаюсь, закатывая глаза.

Оборачиваюсь к Вере через плечо.

– А как вас зовут? – уточняет негромко.

– Леший, – снова отворачиваюсь к двери.

Выглянув в коридор, убеждаюсь в том, что рядом никого нет. Комнаты для развлечения с проститутками укрыты от посторонних глаз в глубине здания. Маню пальцами девчонку и иду по коридору.

Мы быстро преодолеваем узкое длинное пространство. Я подхожу к кабинету управляющего и открываю его ключом дверь. Заталкиваю туда спутницу и захожу сам, закрываю за собой. Нам нужно устроить маленькое представление, чтобы пропажу не сразу заметили. Внутри здания все расслаблены, а вот на улице охрана наблюдает за периметром более тщательно.

Только вот они не ожидают, что неприятности уже у них под носом.

Приоткрываю окно. Беру несколько документов, складываю их на шикарный восточный ковёр возле стены с окном. Достаю небольшой запас бензина и поливаю сверху бумагу, стену, стол, штору, кожаное кресло. Достаточно совсем немного горючей жидкости, просто, чтобы схватилось.

Снова выглядываю в коридор. Не нахожу ничего подозрительного. Чиркаю походной спичкой, кидаю на бензиновую дорожку и пламя тут же разгорается. Всё это время девчонка смотрит на меня минимум, как на фокусника, но в ее глазах я вижу не только восхищение, но и страх одновременно.

– Пойдем, – вывожу её и закрываю дверь. – Теперь давай-ка ускоримся.

Хватаю Веру за руку, тяну за собой в сторону подсобных помещений. Тут недалеко черный выход. Но там охрана. Нам нужно дождаться, пока они увидят пожар и покинут свой пост.

Придерживая девчонку за талию, запихиваю ее в одну из дверей и сам залезаю следом.

Это какая-то маленькая кладовка с хламом. Тряпки, бензин, триммер, банки с краской и прочей хозяйственной утварью. Места даже для одного меня не то, чтобы мало, а нет катастрофически.

Втискиваемся, прижимаю дверь спиной, Веру вжимаю в себя. Так и стоим – в тесноте, темноте, затхлости.

Мы настолько близко, что я ощущаю вибрации от ее взволнованно трепещущего сердца. Успокаивающе поглаживаю по спине, но чувствую, что, вместо того, чтобы успокоиться, она начинает дрожать.

Склоняюсь над ее макушкой, скольжу щекой по волосам и замираю, едва не коснувшись кончика уха губами.

– Не бойся, – шепчу так тихо, чтобы было слышно только мне и ей. – Тебя больше никто не обидит.

– А ты? – вскидывает Вера голову и я непроизвольно мажу губами по ее щеке, немного отстраняюсь.

– Воробушек, – усмехаюсь тихо, – ты очень красивая девочка, но мне нравятся постарше.

Она обхватывает меня за шею ладонью, притягивает к себе и утыкается губами мне в ухо, вызывая волну мурашек от затылка до поясницы. Передергиваю плечами от приятного ощущения.

– Тогда почему у тебя стоит?.. – сердито шепчет Вера. – Отпусти меня немного.

Сдерживаю смешок. Тоже мне, знаток мужских стояков без опыта.

– Это пистолет, – снова шепчу ей в ухо, сдерживаясь, чтобы не заржать в голос. Давно меня так не распирало на смех.

– А… – удивленно отзывается девчонка и я чувствую, как ее рука скользит мне по талии, останавливаясь на поясе, за который заткнуто трофейное оружие. – Извини.

– Не трогай. А то яйца мне прострелишь и останешься здесь навсегда, – снова веселюсь, а Воробушек испуганно одергивает руку.

За пределами нашего тесного убежища начинается суета. Мой чуткий нос улавливает легкий запах дыма.

– Отлично, – изворачиваюсь и едва заметно приоткрываю дверь. – Путь к свободе открыт.

– А как же другие девушки? Думаю, тут не все по своей воле. – слышу сзади. Оборачиваюсь и вижу в узкой полоске света хмурое лицо Веры.

– Я что, похож на супергероя? – хмурюсь в ответ, а девчонка начинает быстро кивать. – Ты мне льстишь. В ближайшие дни этому месту будет точно не до клиентов. Информацию о девушках я передам, как только появится возможность… Выходим.

Вытаскиваю Веру из кладовки и замечаю в углу резиновые сапоги не очень большого размера, пихаю ей в руки. Проходим еще пару метров до уличной двери. Выглядываю.

Никого. За углом ругательства и крики. Они удаляются от нас.

– Бежим, – тяну девчонку за локоть в тень плодовых деревьев. Краем глаза отмечаю, как за нами из вольеров внимательно наблюдают овчарки. Пиздец. Умные. Надо бы пристрелить, по-хорошему. Только вот пистолет без патронов, к несчастью. Управляющий не уследил, похоже, или просто покрасоваться носил. Нельзя так с оружием…

Добираемся до высокого решетчатого забора. Подсаживаю Веру, подталкиваю ее за упругую задницу вверх и спустя несколько мгновений она неуклюже спускается на другую сторону. Ждет меня.

– Чего ждешь? Беги. – усмехаюсь, кивая в сторону леса. – Я вывел тебя. Было приятно познакомиться.

Воробушек стоит, прижимая сапоги к груди, смотрит на меня исподлобья.

– А ты? – уточняет хмуро. – Тебе помочь выбраться?

Начинаю улыбаться. Ты ж моя маленькая наивная девочка.

– Я сам. Беги.

Девчонка медлит, оборачивается на лес, потом снова на меня. Ну же, давай, скажи, что боишься и никуда не пойдешь.

– Спасибо, – улыбается она сквозь силу, разворачивается и бежит в том направлении, куда я показал.

Смертница.

Вижу, как резко исчезает в высокой траве. Упала. Спустя пару секунд появляется снова и продолжает движение, не оборачиваясь.

8. Левин

Достаю белье девчонки из пакета, нюхаю бюстик. Приятный запах легкого парфюма. Ненавязчивый, нейтральный.

Сейчас же от нее не пахнет, как от привлекательной самки. Пахнет мужскими духами с яркими восточными нотками.

Страшно было смотреть, как она надевала на себя одежду того, от которого ее буквально выворачивало.

Вообще, на удивление мужественная малышка. Жизнь в приюте, что ли, так людей закаляет?

Бегу с трусами в руках по заранее запланированному маршруту. Нужно сделать все, чтобы собаки пошли по ложному следу. Хотя бы несколько часов выиграть, чтобы оторваться. В идеале - день.

Попетляю, как заяц, запутаю следы, а потом найду девчонку. Дай бог, не случится ничего за это время. Вряд ли она далеко уйдет в такой неудобной обуви. Да и вглубь леса к диким животным сунется вряд ли. Ночью тем более. Уже полночь, а в горах темнеет рано, поэтому в лесу ничего не видно. На открытой же местности можно спокойно ориентироваться благодаря свету огромной низкой луны.

Оборачиваюсь назад, чтобы оценить обстановку в борделе со стороны.

Вижу здание с бокового ракурса и серый столп дыма, уходящий далеко вверх.

Немножко перестарался. Делаю фото. Отправляю Байту. Не доставлено.

Все, связь закончилась. Теперь появится только, когда спустимся ближе к городу.

Но до него еще идти и идти.

Если станут преследовать, это ускорит наше передвижение, конечно, но все равно плюс-минус пара дней в пути. А то, что преследовать будут, я не сомневаюсь. Слишком много суеты я навел. Думаю, что и Вера пропала благодаря мне, джигиты в состоянии догадаться. Другой вопрос – как быстро в хаосе заметят пропажу. Как быстро нас хватятся.

Хорошая ищейка след может вести очень долго. И все мои ухищрения и попытки запутать собаку, при самом плохом раскладе, не будут иметь вообще никакого результата.

Потому что для кавказской овчарки с хорошим нюхом Вера пахнет даже хорошо помытая, в чужой одежде и без трусов.

Но, не факт, что с собакой работает грамотный инструктор. Да и я уже давно не выпускник детского сада, так-то уж. Вздыхаю, заворачивая к реке.

Вода с небольшим течением. Это мне очень на руку. Делаю из пакета лодку, кладу в нее трусики и отпускаю в свободное плавание. Лифчик, наоборот, оставляю на берегу так, чтобы заметили, если придут сюда.

Ополаскиваю руки, пробегаю дальше вдоль реки, оставляя примятую дорожку травы, а потом возвращаюсь обратно к борделю тем же маршрутом, по своим следам.

С безопасного расстояния вижу, как полыхает часть здания. Из бензина они его что ли строили? Я на такой эффект не рассчитывал даже.

Достаю телефон. Вижу ответ от Байта.

“ А че так слабенько?” – даже читаю с его интонацией, представляя, как он усмехается.

Делаю фото пожара и снова отправляю. Тут же получаю в ответ фото моей физиономии с фронтальной камеры. Вот жук! С такими друзьями никакого инкогнито и личной жизни.

– Дорогой друг, – записываю ему короткое голосовое, – назначаю тебя ответственным по проституткам. В связи с пожаром, подозреваю, что весь персонал борделя должны вывезти и переправить в безопасное место. Скорее всего, это будет ближайший… ммм… филиал данного увеселительного заведения. Передай Барсу и Туристу. Им эта информация может пригодиться. У меня связи не будет ближайшие пару дней.

“Ок” – прилетает тут же, хотя сообщение даже еще не отправлено.

Вот он, самый страшный сотрудник в мире. Спасибо, что мысли не читает. Хотя, я бы не был так уверен в этом.

Подбираюсь ближе, чтобы увидеть или услышать какие-то новости, но не могу толком ничего разглядеть и не вижу смысла сейчас соваться внутрь без экипировки и оружия. Нужно завернуть в схрон, найти птичку и отвести ее в безопасное место. А дальше отправить ее и найденные документы в Москву, передать в надежные руки.

“Я что, похож на супергероя?” – вспоминаю, как убедительно она начала кивать с честным лицом. Будто и правда похож.

Усмехаюсь. Придется соответствовать.

Оббегаю бордель и направляюсь в сторону леса. Ночная мгла переходит в утренние сумерки и начинает редеть. Время – три часа. Совсем скоро рассветет и события начнут развиваться быстрее. Нужно поторопиться.

Пригнувшись, бегу в высокой траве.

Вдруг слышу два громких слова вдали за спиной. Они заставляют ускориться.

“Готовьте собак…”

9. Вера

Я не знаю, сколько раз я упала прежде, чем добежала до леса. Когда показались первые кусты на опушке, я устало плюхнулась на жопу и разревелась.

В темноте и огромных ботинках бежать было крайне проблематично. А еще страшно. А Ненастоящий… оказался ненастоящим.
Нет, я благодарна ему! Я понимаю, что не могла потребовать от него больше, чем он готов был сделать для меня в тот момент, когда мы встретились. Если бы он просто отцепил от меня наручники и сказал выбираться самой, я бы и в этом случае была ему благодарна и попыталась выбраться самостоятельно.

Возможно, он сделал для моего спасения больше, чем мог в данной ситуации.

Но все равно сердце сжимается от страха. Потому что я не понимаю, что мне делать дальше.

То, что в горах Кавказа водится много диких животных, я прекрасно знаю. Медведи, шакалы, кабаны и даже леопарды - это те хищники, встреча с которыми здесь гораздо более вероятна, чем в лесах Подмосковья. Шанс встретиться нос к носу с настоящим медведем меня приводит в уныние и боевого духа не прибавляет.

Однако, я понимаю, что если я буду идти по краю леса или по полю, меня обнаружат гораздо быстрее. И вот тогда я не просто пожалею о побеге, а буду долго и мучительно за него расплачиваться, мечтая о встрече с медведем или леопардом.

И поэтому я вспоминаю слова Ненастоящего о том, что я сильнее пахну, когда плачу, и тут же вытираю слезы. Я хочу домой, к сестре. Я ждала выпуска из детдома так, как счастливые дети не ждут дня рождения, нового года и каникул.

И не успела сделать даже глотка свободы, как тут же попала в настоящий кошмар.

Я хочу домой. И я обязательно туда вернусь.

Скидываю с себя неудобную обувь и примеряю резиновые сапоги. Великоваты. Но все же гораздо удобнее, чем в огромных лаптях Камала.

Вспоминаю о нем и тут же вся передергиваюсь. Могла бы выкинуть одежду, выкинула бы и ее. Но, увы, выбора у меня нет.

Встаю на ноги и бегу дальше, прямиком в лес, стараясь не думать, какие ловушки могут поджидать меня в темноте.

Когда деревья начинают мелькать чаще, а идти становится труднее из-за подъема, останавливаюсь. Осматриваясь, оборачиваюсь по кругу.

Вокруг черные деревья. И сгущающаяся внизу темнота. А сверху, между макушек, виднеется темно-синее, светлеющее небо.

Прислоняюсь к шершавому стволу и стараюсь выровнять сбитое дыхание. Но страх липким слизнем ползет по телу, заставляя дрожать и покрываться мурашками.

Я не знаю, куда идти. Я даже не спросила у своего спасителя направление, в котором можно найти помощь. Если вспомнить курс географии, от Кавказских гор до Москвы около двух тысяч километров. А я без паспорта, без еды и воды. И без денег.

Я даже не понимаю, куда я иду в темноте. Возможно, я иду в совершенно противоположную сторону просто потому, что Ненастоящий или, как его там, Леший, кивнул мне в этом направлении…

Вижу вдали, сквозь деревья, оранжевые всполохи. Видимо, это пожар так распространился по зданию, что его видно даже издалека. А это значит, что меня обязательно будут искать, чтобы наказать и заставить отработать каждый рубль убытков. Возможно, моего спасителя тоже будут искать. Но меня найти однозначно проще. Да и догонят гораздо быстрее.

Поэтому, мне плевать, куда я иду и в каком направлении. Хоть в Грузию, в руки к пограничникам. Ну, не звери же они, в самом деле… Отправят меня в родную полицию, да и все. Только смогу ли я продержаться?

Продолжаю идти, чувствуя, как с каждым шагом все сильнее накатывает усталость. Несмотря на то, что в лесу прохладно, пить хочется до белых пятен в глазах.

Но я упрямо двигаюсь вперед.

Под ногами то и дело появляются небольшие камни и редкие булыжники. Взъем становится все круче и круче. Начинаются перепады почвы. Зато небо кажется все светлее и светлее.

И я уже различаю, куда двигаюсь. Только облегчения это не приносит. Я выжата.

И высушена досуха. В носу начинает пощипывать от подкатывающих слез. Шмыгаю носом то и дело, чтобы удержаться от воя во все горло.

Когда резиновая подошва съезжает по влажному мху и я больно плюхаюсь пятой точкой на камень, то уже не сдерживаюсь. Сижу, глядя в едва синеватую высь, и тихо скулю от того, как мне себя жалко. Громко скулить в лесу с обилием хищников, да еще и зная, что в добавок меня могут преследовать, я не решаюсь. А поныть хочется. Потому что я боюсь и хочу домой. Прямо сейчас хочу. И штаны от сырости промокли. Почему мне так не везет-то в жизни, а?

Встаю с земли, отряхиваю себя. Вдруг осознаю, что очень хочется писать. Не уверена, что скоро у меня будет на это время, поэтому оглядываюсь по сторонам. Снимаю штаны. Присаживаюсь на корточки. Разглядываю растения вокруг и вдруг вижу, как что-то мелькает в траве в нескольких шагах от меня.

Присматриваюсь и резко вскакиваю на ноги, натягивая штаны, потому что буквально в метре ползет огромная коричневая змея.

Я мычу от страха, плотно сжав губы, чтобы не заорать на весь лес. Пячусь от нее, скользя по мху, снова падаю на задницу пару раз и, наконец, выбираясь со скользких камней, вся мокрая и перепуганная, ползу от змеи в противоположную сторону.

Руки больно колят сухие ветки и хвоя. Хватаю камень, поднимаюсь на ноги и быстро озираюсь, замахиваясь, но на меня никто не собирается нападать.

Борясь со страхом, все же иду в нужном мне направлении, только теперь тщательно выбираю дорогу и не выпускаю камень из рук, чтобы отпугнуть кого-нибудь, если будет такая нужда.

Усмехаюсь своим мыслям, потому что радуюсь, что пописала до встречи со змеей.

Умереть от яда в обоссанных от страха штанах как-то совсем уже не красиво. Хотя, тут меня, наверное, все равно никто не найдет. Так и останусь в горах Кавказа, а Дашка будет надеяться всю жизнь, что я вернусь.

Слезы снова застилают глаза. И сил совсем уже нет.

Подхожу к окраине леса. Дальше – горный каменистый склон. Вижу в стороне груду камней, ярко освещенную ярким солнцем. Направляюсь туда, осматриваюсь, чтобы не было змей, трогаю едва теплый шершавый камень и блаженно улыбаюсь, грея руки. Только сейчас понимаю, что я действительно замерзла. Хочется хотя бы пять минуточек погреться.

10. Вера

На его плече висит оружие и мешок. Я сжимаю в руке камень.

Здоровый черт! На голове кепка защитного цвета, сверху капюшон. Хватит ли силы моего удара, чтобы вырубить этого монстра? Дотянусь ли до его затылка? Когда сижу, он кажется не просто высоким, а огромным, как скала! И вызывает внутри приступ паники и благоговения одновременно. Хочется заскулить и уползти куда-нибудь подальше.

Вообще, я обратила внимание, что здесь, в условиях дикой природы, обостряются именно животные инстинкты, вытесняя человеческие. Например, попав в ночной лес, я и думать забыла о нечистой силе, которой пугают в сказках, а боялась реальных опасностей – не заметить капкан, провалиться в овраг, встретиться с хищником.

А сейчас я понимаю, что убежать в своих резиновых сапогах от незнакомца в удобной обуви вряд ли смогу. И, в любом случае, должна напасть. Как загнанная в угол крыса нападает на человека, который в десятки раз больше нее. Потому что или победа, или смерть. А сейчас у меня есть небольшое преимущество - он не знает, что я проснулась и собираюсь напасть.

Двигаясь как можно медленнее, чтобы ни одна соринка не хрустнула под моим телом, я встаю и, глубоко вдохнув, замахиваюсь и бросаюсь на мужчину одним коротким рывком.

Вложив все силы в бросок, тянусь к затылку и вдруг вижу, как моя цель молниеносно отшатывается в сторону. Притормаживаю, но по инерции лечу дальше, падаю и качусь кубарем вниз по склону.

Кое-как притормозив, вскакиваю на ноги и тут же охаю от боли в боку, но начинаю бежать вдоль взъема, петляя между деревьями и радуясь, что оторвалась. Пусть и неожиданным даже для себя образом.

Не успеваю додумать эту мысль, как неведомая сила сбивает меня с ног. Вскрикнув, я пытаюсь отбиваться, но мои руки тут же оказываются перехваченными за спиной. Жмурюсь и пытаюсь боднуть соперника головой. Быстрый, зараза!

– Чшш, – слышу над головой. Выкручиваясь, оказываюсь крепко прижатой к груди и хрипло дышу в нее, пытаясь от безысходности хотя бы укусить. – Воробушек, да ты волченок?

– А? – выдыхаю, замирая и вскидывая неверяще взгляд вверх. Глаза спасителя закрыты солнцезащитными спортивными очками, но улыбку я узнаю из тысячи. – Ненастоящий!

– Да настоящий, настоящий, – улыбается мужчина еще шире и вдруг небольно щипает меня за попу. – Видишь?

– Ты решил спасти меня? – выдыхаю со слезами на глазах и бросаюсь ему на шею, целуя в бородатую щеку.

– Так, оставить телячьи нежности, – усмехается он, чуть морщась и отрывая меня от себя. – Паспорт забыл тебе отдать. Куда путь держишь?

– Эээм… – растерянно оглядываюсь по сторонам и смотрю в сторону, куда примерно направлялась. – Туда.

– Ммм, – задумчиво кивает Ненастоящий. – А что там?

– Не знаю, – признаюсь смущенно. – А куда надо идти, чтобы вернуться в Москву?

– Туда, – показывает он в сторону от моего маршрута. – Пойдем, провожу.

– А собаки? – выдыхаю испуганно, потому что мы должны пойти в обратную сторону.

– Собака – друг человека, – задумчиво произносит он и идет в сторону камня, где я спала. Плетусь за ним следом. К концу подъема тяжело дышу и держусь за саднящий бок.

– Что там у тебя? – замечает мужчина и беспардонно задирает мне кофту и футболку до груди. – Где болит?

– Здесь, – показываю место и вздрагиваю от прикосновения горячей ладони к голой коже, вмиг покрываюсь мурашками. Шиплю и морщусь, когда она давит на очаг боли.

– Поздравляю, ты сломала ребро, – вздыхает мой спутник. – Сейчас сделаю тебе обезболивающее.

Он поднимает с земли рюкзак, быстро находит аптечку, достает оттуда что-то, похожее на маленький шприц, и я чувствую, как подкашиваются ноги.

– Пиздец, – слышу прежде, чем отключиться.

Прихожу в себя под ритмичную тряску. Открываю глаза и разглядываю мощные плечи и шею, на которой виднеется темная короткая щетина. Почему-то хочется провести по ней рукой и ощутить покалывание на пальцах. Поднимаю взгляд выше и вижу, как Ненастоящий внимательно смотрит на меня, пока я так же внимательно изучаю его.

– Очнулась? – прерывает он наши гляделки хмурой усмешкой, останавливается и ставит меня на ноги. – Обезболивающее уже должно было подействовать, поэтому идти будет легче. Пошли.

– Ненастоящий… – хватаю мужчину за руку прежде, чем он успевает сделать шаг. Он удивленно вздергивает брови, но притормаживает. – Спасибо тебе большое. Если бы не ты…

– Пожалуйста, – перебивает меня он и наклоняется ближе. – Давай с благодарностями попозже. И я – Леший. Запомнила?

Киваю.

– Пошли и больше не отвлекай меня.

Иду за Лешим, боясь отстать хотя бы на шаг. Мы идем не вверх, а вдоль горного склона. Солнце припекает и я расстегиваю кофту, чтобы немного охладиться. Мой спаситель, наоборот, идет в наглухо застегнутой форме и, похоже, даже не страдает от жары.

А я начинаю спотыкаться и задыхаться оттого, что в горле уже горит от сухости.

Леший оборачивается, видимо, услышав мое тяжелое дыхание и показывает на камни вверх по склону.

– До туда потерпи. Дам тебе отдохнуть пять минут.

Молча киваю, судорожно втягивая воздух.

Когда добираемся до верха, скидываю кофту и устало падаю на спину в траву, закрывая глаза.

Чувствую, как Леший садится рядом и трогает мою шею.

– Жарко? Пить хочешь?

– Сдохну сейчас. – выдыхаю хрипло.

– А чего молчишь?

– Ты сказал не отвлекать тебя.

Слышу в ответ лишь тяжелый вздох и звук отвинчивающейся пробки. С трудом сглатываю и открываю глаза.

Леший помогает мне сесть и поит из своих рук, не отдавая флягу. Убирает раньше, чем я успеваю утолить жажду. Тянусь губами за горлышком, хныча.

– Не-не-не, хватит. – усмехается он. – Сразу много нельзя, иначе вырвет. Рассказывай, как давно ты ела.

Смотрю на него, пытаясь в мыслях посчитать, сколько я дней здесь нахожусь.

– Ну? Два дня? Три? – поторапливает он меня с ответом, доставая аптечку. – Руки давай.

11. Левин

– Куда? – задает девчонка резонный вопрос. Чувствую, как ее тело начинает бить нервная дрожь.

– Лучше в ту сторону, откуда мы пришли. Твоя главная цель – отвести внимание от меня.

– В смысле? – обиженно ворчит Воробушек.

– Ну, не помирать же двоим, – усмехаюсь ей в ухо. – Я альфач, ты проститутка. Кто ценнее для этого мира? У тебя нож, есть все шансы выжить.

– Вот ты… – Вера замолкает, видимо, не находя приличной замены слову гандон, и начинает ерзать подо мной. – Слезь с меня.

Откатываюсь в сторону и снова замираю, сливаясь с травой. Наблюдаю за девчонкой. Она жмурится, несколько раз глубоко выдыхает и вскакивает на ноги. Раздается предупредительный выстрел в воздух, отчего с деревьев испуганно слетают птицы.Преследователи не будут в нее стрелять. Но Воробушек этого, конечно, не знает, поэтому взвизгивает.

Беги, Вера. Эти пятьдесят метров покажутся тебе вечностью. Слышу громкие крики внизу, у подножия склона. Следом рык собаки. Собака одна. Значит, вторая все-таки ушла по ложному следу. Уже хорошо. Короткая команда “Взять”. Значит, отпускают с поводка и все внимание приковано к девушке.

Перекатываюсь на открытое пространство, ставлю автомат на одиночные, склоняюсь над прицелом. Преследователи даже не удосужились переодеться в маск-костюмы. Как были в черных, спортивных, так и пошли в них. А сейчас стоят на фоне леса, как два ярких пятна. Даже слепой попадет. Смертники.

Два выстрела один за одним разрезают прозрачную высь и я вскакиваю на ноги, разворачиваюсь корпусом в сторону девчонки. Вскидываю автомат ровно тогда, когда овчарка прыгает на нее и сбивает с ног. Времени тщательно прицелиться нет. Нажимаю курок на выдохе.

Слышу короткий крик Веры и визг собаки. Бросаюсь к ним. Подбегаю и присаживаюсь на корточки, вглядываюсь в белое лицо девушки, трогаю пульс на шее. Она в отключке. Рядом лежит бездыханная овчарка. Вздыхаю, поднимая нож и убирая его в ножны.

Собаку жалко, капец. Кавказец. Красивый. У меня у родителей такой. Только не злой совершенно, а спокойный, как валенок. Глажу погибшего пса по морде. Ушел при исполнении. Такого бы на поиск пропавших, а не вот это вот все.

Поднимаю Веру на руки, несу обратно к месту нашего привала. Ощущение, что не дышит почти. И не весит ничего. Висит на руках тряпичной куклой. Будто неживая.

Проверяю тела бандитов. Вообще, это нужно было сделать первым делом, ведь при осечке я мог бы получить пулю в спину, но страх за жизнь Воробушка оказался сильнее. На уровне защиты самки самцом в дикой природе, когда его жизнь отходит на второй план ради сохранения будущего потомства.

Только вот Вера – не моя самка и потомства мы не ждем. Я даже к ней и чувств-то не испытываю, разве только жалость. Так что, это просто мой безрассудный косяк, который не очень хочется признавать. Батя, командир мой, оторвал бы голову прям тут и не посмотрел, что герой.

Фотографирую лица, отправляю Байту. Возможно, этих людей разыскивает полиция. Фотографии уйдут, как только появится связь, но пока сообщения зависают. Возвращаюсь обратно и вижу, что девчонка вжалась в камни и сидит, подтянув ноги к груди. Ну, точно, как воробей. А взгляд затравленный. Смотрит на меня снизу вверх, будто я ее убивать иду.

– Ну, ты чего? – улыбаюсь и тяну руку, но Вера лишь сильнее вжимается в камень, пытаясь отстраниться.

– Не трогай меня, пожалуйста, – шепчет трясущимися губами. – Уходи.

– Вера, – расстроенно растягиваю ее имя, делаю брови домиком и склоняю голову набок, будто успокаиваю истеричного ребенка, – я тебя спас, а ты меня прогоняешь.

– Ты убиваешь людей, – шепчет она громче. – Я тебя боюсь.

– Это враги, – отрицательно качаю головой. – Люди красивых девочек не насилуют. И собак на них не натравливают.

Вера роняет голову на руки. Ее плечи трясутся от беззвучных рыданий.

– Иди, обниму тебя, – сажусь рядом с ней на корточки и раскрываю объятия.

Воробышек утирает слезы и, всхлипывая, подползает ко мне. Контакт почти налажен.

– Конфету будешь? – глажу ее по волосам, уткнувшись в плечо и глубоко вдохнув. Сквозь чужеродный запах мужских духов уже проявляется ее аромат. И, надо признать, он довольно яркий и женственный. Чересчур насыщенный для такой с виду пока еще незрелой самки. Притягательный.

Вера несмело кивает. Я достаю из кармана батончик.

– Нам нужно уйти через реку и тогда мы сможем организовать привал. Тебе нужно помыться и смыть с себя запахи. Поесть. Набраться сил. Нормально поспать.

– Мы будем ночевать в лесу?

– Ты боишься?

– Тут змеи, – ежится девчонка.

– Ты видела змею? Какую?

– Огромную! – Воробушек отстраняется и показывает мне руками круг сантиметров десять в диаметре. – Вот такая толстая.

– Ух ты! Анаконда, что ли? – мысленно ржу. У страха глаза велики.

– Не знаю. Она светлого цвета. А на спине у нее вот такой узор с точками по краям. – девчонка рисует в воздухе пальцем зигзаги и я перестаю усмехаться.

– Гюрза, – киваю ей. – Очень ядовитая. Так что, нужно внимательно смотреть по сторонам. Пойдем?

– Я так пить хочу, – жалуется Вера, отстраняясь, и я достаю фляжку.

– Пей. – киваю, разглядывая, как она с трудом откручивает крышку, вытирая слезы с лица.

Бледная, лохматая, такая… слабенькая. В душе снова зарождается ураган. Мало этих троих даже за нее одну. Перевожу взгляд вдаль. Давлю в себе ярость. Она ни к чему сейчас.

Прикуриваю сигарету, разглядывая лес. Автомат не опускаю, но это просто предосторожность. Думаю, что преследователей в эту сторону пошло всего двое. Запах совсем слабый был, просто собака опытная попалась, поэтому решили перепроверить.

Другая собака ошиблась. Она слабее. Искать будет дольше. Сможем спокойно переночевать.

– Спасибо, – возвращает мне Воробушек воду. – А куда мы вообще идем?

– На военную базу. Оттуда до Москвы доберемся. Либо до аэропорта, посмотрим.

– Леший, а ты тоже с Москвы? – подозрительно щурится девчонка. Усмехаюсь и приглаживаю бороду.

12. Левин

– Да? – нахожу под подушкой дребезжащий телефон и подношу к уху.

– Яр, отращивай бороду.

– Товарищ полковник, какая борода? Я, вроде, на пенсию не собираюсь. – тру глаза и зеваю, спросонья не понимая, что от меня хочет мой предыдущий командир.

Батя хмыкает в трубку. Он, хотя и в отставке, а до сих пор на благо Родины нет-нет, да и гениальные идеи на свет рождает.

– Леший, я, вроде, когда в отставку ушел, ты разведчиком был или меня память подводит?

– Так точно.

– Тогда куда делись твои шпиенские замашки, тяга к авантюрам и любовь к перевоплощениям? – слышу в его голосе заговорщецкие веселые нотки.

– В ЗАГСе забыл, когда разводился, – бурчу в ответ и переворачиваюсь на кровати, чтобы посмотреть на часы. Шесть утра. Воскресение. – Они моей жене мешали.

Выспался, называется.

– Ну, а сейчас-то жены нет. И преград на пути к воссоединению с любимым занятием тоже. Ну, не твое это, в кабинете сидеть.

Оптимист, блин. У самого семья и дочь взрослая. А я до пенсии по лесам гонять буду?

– Нууу, допустим. – не сопротивляюсь, так как понимаю, что, похоже, все уже решено. – И?

– Короче, мы решили, что ты под видом клиента в наш бордель на Кавказе наведаешься. Месяца через полтора-два. Отращивай бороду, джигит.

– Товарищ полковник, вообще-то, я в Сочи к родителям хотел в отпуск.

– А еще ты погоны новые хотел. Не заебался майором ходить, Яр? – вздыхаю. – Так что, придется отпуск перенести на осень. Ладно, давай. Обсудим еще потом. А то мне огород поливать надо. Не брейся, короче.

Вот и поговорили.

Пихаю телефон обратно под подушку и переворачиваюсь на спину, потягиваясь и разминая затекшие за ночь мышцы.

Доброе утро, бля. Похоже, придется снова начать бегать по утрам. Не видать мне ленивой штабной жизни.

***

– Не очень, – отзывается Вера.

– Все верно. Я ж Леший. Ты разве не знаешь, что лешие в лесах живут? – подмигиваю ей и встаю. Жестом показываю делать то же самое. – Вообще, я из сочинских лесов. Но и в московских бываю. Провожу уж тебя.

Девчонка молчит, видимо, не находясь, что ответить.

Мы продолжаем свой путь в тишине. Кажется, что после воды и легкого перекуса Воробушек двигается немного пошустрее. А, может, погоня так повлияла. Адреналинчика новую дозу хапнула.

Спустя время останавливаюсь возле мелкой широкой речушки с каменистым дном. Течение здесь не очень быстрое для горной реки. В самый раз для перехода.

– Смотри, осторожнее, – обращаюсь к Вере. – Камни скользкие. Ногу не подверни. Падать будет больно.

Кивает, шагает в реку.

– Подожди, шустрая, – ловлю ее за капюшон кофты и возвращаю назад. – Футболку снимай.

– Зачем? – обхватывает себя руками она, но тут же покорно начинает расстегивать молнию на толстовке, видимо, вспомнив наш разговор.

– Будем вторую собаку со следа твоего сбивать, – отворачиваюсь, протягивая руку.

Вера пихает мне в нее футболку. Подношу к носу. Да, для собаки достаточно запаха.

– Зачем ты нюхаешь ее? – слышу возмущенный возглас из-за спины.

– Потом что я изващенец, конечно же, – оборачиваюсь, хищно скалясь и окидывая девчонку жадным взглядом. – Люблю нюхать нестиранные вещи.

Она прикрывается кофтой, отступает, спотыкается.

– Осторожнее, Воробушек, – ловлю ее за локоть и понижаю голос до интимного шепота. – Я не понесу тебя на себе до Москвы, имей ввиду. Оставлю тут, с медведями.

– Прекрати меня пугать, – выдыхает Вера обиженно, одергивая руку. – Иначе я сама с тобой не пойду.

Ой, как мы заговорили! Будто не бросалась мне на шею от счастья несколькими часами ранее.

– Не бросай меня, пожалуйста. Мне так нравится тебя спасать. – делаю честные глаза.

Мелкая недовольно фыркает и отворачивается к реке. Улыбаюсь, сам того не желая. – Как перейдешь, иди вон в ту сторону, встретимся внизу.

Вера кивает и ступает в воду, а я разворачиваюсь и иду вверх по течению.

Сделав небольшой крюк и закинув футболку подальше в кусты, перехожу реку и бегу трусцой в глубь леса. Двигаюсь параллельно с девчонкой, пока она прогулочным шагом направляется в примерную точку нашей встречи.

Идет, гуляет, смотрит по сторонам. Расслабленная. Будто мое наличие рядом означает, что ей больше ничего не угрожает. Мне приятно, конечно, что такое доверие, но очень обманчивое чувство сейчас она испытывает. Вот вообще так нельзя расслабляться в природной среде.

Прячусь за кустами и изображаю рев медведя. Вера тут же замирает и резко оборачивается. Трясу ветки и с удовольствием наблюдаю, как Воробышек взвизгивает и несется стремглав вниз по склону. Качаю головой. Дурная девка. От медведя нельзя убегать. Как она выжила вообще ночью в лесу?

13. Вера

Как же страшно, мать его!

Я бегу, сломя голову, вниз по реке, боясь даже обернуться. Лешего рядом нет, а в кустах недалеко от меня кто-то так страшно рычал, что я чуть не умерла со страха.

То и дело слышу какие-то шорохи рядом. Неужели, это какой-то хищник гонится за мной?

Мычу сдавленно, пытаясь ускориться, но в резиновых сапогах по каменистой почве бежать больно и не удобно.

Сбегаю по склону, то и дело рискуя в очередной раз скатиться кубарем. Наконец, разрешаю себе обернуться. Никого. Неужели, отстал?

Оборачиваюсь обратно и вскрикиваю, но Леший тут же зажимает мне рот рукой.

Откуда-то взялся передо мной так внезапно, будто из воздуха появился. Может, он и правда не человек, а нечистая сила? Обессиленно оседаю в его руках. Так и описаться можно от страха!

– Кто же так себя в лесу ведет? – укоризненно вздыхает он и встряхивает меня, приводя в чувства. – Ты шею не боишься свернуть? Или, может, тебе одного сломанного ребра мало?

– Леший, – выговариваю с трудом, потому что сердце колотится в горле. Но, в очередной раз я счастлива его видеть, – там кто-то в кустах рычал. Бежим.

Тяну его за руку, но он стоит и не двигается.

– Да вроде нет никого. Может, показалось? – смотрит вверх, потом на меня. – Сейчас проверю.

– Нет! – выдыхаю я, не отпуская его. – Не уходи, пожалуйста. Мне страшно.

– Да я же ненадолго. – он высвобождает руку, делает пару шагов мимо меня, но я тут же перехватываю его за талию и прижимаюсь крепко к мощной спине.

– Леший, не ходи, – начинаю причитать. – А вдруг тебя съедят?

– Вера, – рычит он тихо, пытаясь отлепить меня от себя, но я держу его, что есть сил.

– Останься, пожалуйста. Не уходи. Не бросай меня одну. – всхлипываю, а потом вою сквозь плотно сжатые губы.

– Ой, все, – он повышает голос, но замирает, сжимая мои руки. – Не пойду, только не ной.

– Обещаешь? – смаргиваю слезы, вытирая лицо об ткань его куртки.

– Обещаю, – выдыхает он обреченно. – Только отпусти меня, а то я задохнусь сейчас.

Разжимаю руки и стыдливо отворачиваюсь, шмыгая носом.

– Пошли, манипуляторша, – крепкая рука обхватывает меня за плечо. Леший идет вперед и я семеню рядом, по инерции.

Спустя пару метров он отпускает меня. А мне так хочется и дальше чувствовать на плече тяжесть его объятия. Мне в этот миг так спокойно и хорошо, что я ничего не боюсь. И я пешком до Москвы готова идти. Сколько потребуется времени? Месяц? Два? Плевать.

– Леший, а как тебя зовут? – решаюсь завязать разговор минут десять спустя.

– Вот вообще не нужная для тебя информация, Воробушек. – задумчиво отвечает он, сосредоточенно пробираясь между деревьями. Мы снова уходим вглубь леса.

– Почему? – удивляюсь и вслух, и мысленно. Он не хочет рассказывать о себе потому, что реально мне не следует знать его настоящего имени, или потому, что ему просто не интересно разговаривать со мной?

– Ммм… – Леший замолкает и останавливается, прислушиваясь, затем немного корректирует направление. – Когда мы вернемся, тебе нужно будет это все забыть и научиться жить дальше, будто ничего и не было. Без имен это сделать гораздо проще.

– Я не хочу тебя забывать, – усмехаюсь ему в спину. Леший оглядывается и бросает на меня хмурый взгляд.

Когда он хмурится, я тут же вспоминаю, что мы с ним далеко не друзья и он не так-то прост, как выглядит, когда общается со мной. Но это не пугает меня сейчас.

– Ты спас меня, – добавляю на всякий случай. – Разве можно такие вещи забывать? Я жизнью тебе…

– Нужно, – мрачно перебивает меня мой спаситель. – И ничем ты мне не обязана. Все, давай помолчим.

Затыкаюсь. Сглатываю обиду. Странная у него реакция на мою благодарность.

Солнце потихоньку клонится к закату. Мы выходим с леса к ещё одной реке.

В этот раз она довольно глубокая на вид. Я рассматриваю воду красивого зелёного оттенка, стоя на каменистом краю. Ближе к берегу вода спокойная, дальше уже заметно течение.

– Будем переходить? – оборачиваюсь к Лешему.

Он ковыряется в рюкзаке и протягивает мне кусок мыла.

– Ты будешь мыться. Я – тебя караулить.

Стою, то открывая, то закрывая рот. И не знаю, что мне больше не нравится. То, что Леший будет на меня смотреть или то, что я не умею плавать.

14. Вера

– Я.. я… – стою и мычу себе под нос, затем, вздохнув, протягиваю руку и забираю кусок ароматного мыла.

– Что ты там блеешь? – усмехается Леший.

– Я не могу… – наконец выдавливаю из себя слова, поборов смущение.

– Не можешь что? Мыться? – не вижу на лице Лешего и тени улыбки. – Это игра такая? Хочешь вместе принять ванную?

Одергиваю от него руку и отступаю на шаг.

– Нет. Просто вода мутная. Мне страшно. – чётко чеканю свои слова.

– Ааа, – тянет Леший и склоняет голову набок, пристально рассматривая меня, отчего зябко ежусь и чувствую себя неуютно. – Не переживай, Воробушек, я буду рядом. Главное, не заходи глубоко, чтобы тебе крокодил ногу не откусил.

Закатываю глаза, так как понимаю, что крокодилы здесь не водятся и мужчина шутит. Наверное, это со стороны выглядит как-то по-детски, но я действительно боюсь одна подходить к воде. Одно дело, когда река совсем мелкая и вода едва закрывает тебе середину голени. Другое, когда такая, в которую я должна войти сейчас.

Вздыхаю и спускаюсь по каменистому склону. Берег хоть и невысокий, но для спуска не очень удобный, поэтому то и дело останавливаюсь. Наконец, оказавшись внизу, поднимаю голову и смотрю как Леший стоит, возвышаясь надо мной, широко расставив ноги, и курит, глядя куда-то вдаль через реку.

– Ты не будешь смотреть? – уточняю у него на всякий случай.

– А надо? – усмехается он, переводя взгляд на меня, и игриво щуря свои карие и, надо признать, что невероятно красивые глаза. Неожиданно для меня по позвоночнику проносится горячий импульс. Он спускается к низу живота, вызывая какую-то тягостную истому и заставляет пресс напрягаться.

– Нет, – отвечаю ему обиженно, – наоборот, прошу, чтобы ты не смотрел.

– Ну, раз просишь, – пожимает плечами Леший и снова переводит взгляд на лес.

Вздохнув, расстегиваю кофту и скидываю её на землю. Тут же стаскиваю с себя сапоги и штаны, оставаясь абсолютно обнаженной. Не могу сказать, что на улице жарко, поэтому тело вмиг покрывается рябью мурашек от прохладного ветра.

Иду к воде, распускаю волосы. Наверное, я выгляжу сейчас, как лесное чудище. Лохматая, неумытая, грязная. На секунду представляю, что Леший смотрит на меня такую и становится неловко. Даже не от того, что я голая перед ним. А потому что, скорее всего, он снова морщится от одного лишь моего вида.

Обхватываю себя руками за плечи и пробую ногой воду. Холодно. Горная река не успевает прогреться и поэтому вода не просто холодная, а даже больше ледяная. Делать нечего. Набираю в легкие воздуха и захожу по щиколотку. Пытаюсь привыкнуть, но вместо этого чувствую, как сводит ступни. Понимаю, что долго так не выдержу, поэтому вхожу в воду насколько могу глубоко. Получается до колен. Охая и ахая начинаю обливать себя водой.

– Все нормально? – слышу негромкий вопрос с берега. Значит, все же не смотрит.

– Нет, – отвечаю, но тут же поясняю свой ответ, – вода очень холодная. Я не смогу помыться так тщательно, как сделала это в душе.

– Главное, смыть аромат, – отзывается Леший задумчиво. – Какие места его выделяют, надеюсь, помнишь.

Аромат… – фыркаю мысленно. – Почему аромат, если запах?

Начинаю намыливаться и понимаю, что уже практически не чувствую ног. Моюсь основательно, особенно в районе бедер и подмышек. Но хочется выглядеть поприличнее перед этим загадочным мужчиной, поэтому все же мою волосы и все оставшееся тело.

Теперь, чтобы смыть с себя мыло, нужно войти в воду глубже. Делать это вприсядку не очень-то и удобно. Только как пересилить себя, заставив окунуться в ледяную жидкость, не представляю.

Делаю еще несколько шагов вглубь. Кожу обжигает болезненными мурашками. Иду еще глубже, чтобы завершить начатое и вдруг чувствую, что скольжу и под ногами исчезает дно. Не успеваю даже вскрикнуть.

Тут же погружаюсь под воду с головой и понимаю, что меня куда-то тащит течением. Единственное, что я могу, – это стараться не вдохнуть.

Кажется, это конец. Как только эта мысль проносится в голове, тут же чувствую удар о камень и стараюсь зацепиться. Влажная поверхность скользит под пальцами. Кое-как умудряюсь задержаться, захватившись за него ногами, прижимаюсь всем телом, тянусь вверх.

Выныриваю, вижу вечернее небо и жадно хватаю ртом воздух.

Тут же оказываюсь в крепких объятиях. Леший держится за камень и прижимает меня к себе. Он в одежде, весь промокший и его взгляд не сулит ничего хорошего.

– Что произошло? – рычит он мне в губы. Ничего не могу ответить и трясусь. – Вера. – зовёт он меня снова.

– Дно исчезло, – наконец отзываюсь я трясущимися губами и чувствую, что мы потихоньку движемся в сторону берега. Цепляюсь за мужчину сильнее.

– И? – не понимающе поднимает бровь мой спаситель. – Ты что, плавать не умеешь?

– Не умею, – отзываюсь тихо.

– А почему не сказала об этом? – сверлит меня глазами спаситель. Его взгляд сейчас холоднее той воды, в которую мы окунулись.

– Так я же не собиралась плавать, – тихо отзываюсь в ответ и прячу лицо на его груди, выдавая признание. – Побоялась, что ты со мной пойдешь.

Леший больше ничего не говорит, просто выносит меня из воды, придерживая под бёдра, и ставит на берег. Как сквозь анестезию чувствую, как его ладони скользят по коже и смущаюсь.

Пока я стою и трясусь не столько от холода и испуга, сколько от страха, что он разозлится и бросит меня одну, он достает из рюкзака футболку.

– На, надевай. Это моя и она не свежая. Придется потерпеть запах пота. – говорит деловито и отворачивается от меня. – Тебе нужно пахнуть кем угодно, только не собой. Будем извращаться.

Натягиваю футболку и вдыхаю ее запах. Хотя, нет. Аромат.

Запаха парфюма не чувствую. Но зато чувствую другой запах. Мужской, пробирающий до мурашек, с совсем легкой примесью пота и табачного дыма. Надо сказать, очень притягательный аромат. Будоражащий. Хочется вдыхать его снова и снова. А волоски на руках встают дыбом.

15. Левин

– В смысле? – судя по выражению лица, Вера не разделяет моей радости. Глупая.

– Слушай, ну не блондинка вроде, – усмехаюсь. – Ложишься на живот…

– Нет, – девчонка выглядит так испуганно, как не выглядела даже когда чуть не утонула. – А если там медведь?

– А у тебя проводник такой идиот, что к медведю тебя посылает, да? – закатываю глаза. – Интересно, чем я при этом руководствуюсь? Что он сожрет тебя и не тронет меня? Или что ты его испугаешь своим визгом и он убежит?

– Но ты ведь даже не заглянул внутрь, – опасливо склоняется она над дырой. – Давай хотя бы фонариком посветим?

Ох уж эти девочки.

Вздыхаю, скидываю с плеча мешок. Встаю на колени перед углублением и включаю фонарь. Воробушек с любопытством выглядывает у меня из-за спины, наклоняясь ближе. Синхронно склоняемся вниз и вдруг луч фонаря выхватывает какое-то движение – мне навстречу шныряет мелкий грызун.

Вздрагиваю от неожиданности и отстраняюсь. Слышу короткий вскрик за спиной и глухой резкий шлепок. Оборачиваюсь со вздохом. Вера. Лежит рядом без сознания. Как тепличный цветочек, честное слово. Подбешивает даже немного.

– Верунь, ну, прекращай уже. – хлопаю ее по щекам. – Мы так до Москвы не доберемся. Просыпайся, малышка.

– Ненастоящий, – шепчет она, придерживая мою руку, но глаз не открывает.

– Да почему не настоящий-то? – возмущаюсь, морщась, и она открывает глаза. – Настоящий я. Что за прозвище дурацкое?

– Потому что таких не бывает, – чуть громче говорит девчонка и садится.

– Каких “таких”? – усмехаюсь.

– Смелых, сильных… Храбрых… – задумчиво перечисляет Вера, обхватывая себя за колени и устало кладет на них голову, разглядывает меня. – Добрых. Внимательных.

– Можно подумать, ты много видела? – хмуро отмахиваюсь, но, если честно, просто пытаюсь не показать легкого смущения. Ее комплимент слишком по-наивному настоящий и мне, блин, приятно на самом деле. Плечи сами расправляются от, казалось бы, банальной лести. – Те, кто в борделе, не считаются. Те, с кем росла в приюте, слишком мелкие. А я… знаешь, для кого-то и я – не предел мечтаний.

Потому что с пределом мечтаний не разводятся со словами “Я за мужем хочу быть, а не за его работой. Какой из тебя отец получится? Приедешь, а ребенок уже в школу пошел. И секса я хочу не набегами между командировками, а регулярного.”

И горько не оттого, что бывшая жена это сказала. Неприятно, конечно, но муж-разведчик спецназа и правда не самый легкий крест, если уж так разобраться. Противно то, что изначально так гордилась тем, за кого замуж выходит. Хотела, чтобы я в форме и краповом берете был в ЗАГСе. И то, что я предупреждал, что ей будет тяжело ждать меня. А она была на все согласна.

Только вот потом все обернулось иначе. И любовницы у меня в командировках. И дети тоже, чуть ли не в каждом городе. А с ней зачать ребенка не получалось. Может, в ком-то из нас дело, а, может, просто стараться нужно было более тщательно. И вот с этим были проблемы, так как я появлялся дома на неделю и снова отправлялся в леса на месяц, а то и два.

Казалось, что все компенсируется зарплатой и боевыми выплатами. Ведь мы могли жить на широкую ногу, ни в чем себе не отказывая, и хорошо проводить время. Когда виделись, правда. Но нет. Показалось.

Могу ли я винить свою бывшую жену? К сожалению, нет. Не каждая это выдержит. Она просто не знала, в какую авантюру ввязывается. Вот и все.

Вот и все.

Почему “к сожалению”? Потому что, кто-то же должен быть виноват. И мое подсознание винит в нашем разводе меня. И это дебильное чувство вины не дает мне продолжать жить спокойно, как раньше, до встречи с ней. Потому что мне, блять, уже четвертый десяток. Родители хотят внуков. А я – единственный, но не очень путевый в этом плане сын. И даже нормально приехать к ним в гости не могу.

– Может, та, кого ты не устраиваешь, просто зажралась? – не хочет отказываться от своей идеальной картинки девчонка.

Может, и зажралась, действительно. Все познается в сравнении. Только какой смысл теперь голову над этим ломать?

– Ладно, – киваю, отгоняя от себя так не вовремя нахлынувшие флэшбеки. – Берлога не очень большая, но высокая. Давай-ка туда принесем подстилку. Тогда точно не замерзнем и выспимся.

– А если медведь тоже решит в нее залезть? – косится на меня Вера, вставая и отряхиваясь от опавшей листвы.

– Ты же защитишь меня? – делаю брови домиком и девчонка закатывает глаза, как терпеливая мать, уставшая от непоседливого ребенка.

– Если скажешь, как тебя зовут. Иначе будешь сам его прогонять. – отзывается она, повторяя мой тон.

– Оу! Ультиматум и шантаж! Это мои любимые методы! – улыбаюсь и срезаю ножом нижние ветки у елок. А сам раздумываю, сказать или нет.

С одной стороны, Вере, действительно, не стоит привыкать ко мне. С другой, она, судя по всему, уже привыкла и не успокоится.

– Леша.

16. Левин

– Ого!

Поднимаюсь от елки, кидаю еще одну ветку в кучу и хмуро смотрю на девчонку.

– Что “ого”?

– Красиво. Но ты больше похож на Марата, там, например, или на Давида.

– Я как хамелеон, – усмехаюсь. – С бородой на Марата похож, без бороды на Лешу. А называть меня можно только Леший. По крайней мере, пока не выберемся отсюда. Понятно?

Воробушек послушно кивает и перестает приставать.

Тащим ветки к месту ночлега. Уже почти ничего не видно, но костер разводить нельзя. К счастью, я и в темноте ориентируюсь не хуже, чем днем. Вере сложнее, поэтому тщательно слежу, чтобы она не упала и не наступила куда-нибудь.

– Что, поужинаем? – кидаю лапник возле входа, сажусь на него и киваю девчонке рядом с собой.

Она садится по левую руку и молчаливо ждет.

Достаю из мешка портативный разогреватель и банку тушенки, поджигаю сухое горючее и ставлю всю эту конструкцию перед ней. Вера с интересом разглядывает мини-плиту, а я с не меньшим любопытством смотрю на нее.

Не повезло девочке оказаться похищенной в бордель. Так-то и красивая, и характер есть, а все, - проститутка. Клеймо на всю жизнь. И, понятное дело, что никто и не узнает, ведь когда вернемся в Москву, ее отправят к психологам или еще куда-то, и эта история будет сокрыта от посторонних глаз и ушей. Только вот повстречает она мужика нормального, полюбит, захочет открыться ему. А он… поймет ли? Или Воробушек так всю жизнь и проживет со своим секретиком? А, может, продолжит свою “работу”. И такое ведь тоже бывает.

Аккуратно передаю разогретые консервы Вере и даю вилку. А сам достаю себе еще одну банку и ем ножом, не разогревая.

– Ты же замерз, наверное? – уточняет девчонка. – Давай я тебе теплую еду отдам.

Мои брови сами взлетают вверх от удивления. Улыбаюсь, хоть она и не видит, скорее всего. То "давай покараулю, пока спишь", то вот это теперь. Ощущение, что это не я ее спасаю, а она меня.

– Ты ж моя заботливая, - растягиваю слова, как патоку. - Ешь быстрее, пока на запах никто не стянулся. Я привык есть так.

– А кто может стянуться? – Вера переходит на шепот и озирается.

– Ну, много вариантов. Так что, давай, лопай.

Быстро поужинав и закопав банки, чтобы перебить запах и спрятать следы, я укладываю лапник внутрь берлоги, и, скинув с себя влажную куртку, заползаю в узкую яму, лежа на спине и двигаясь, как неповоротливая гусеница. Места в ширь категорически мало. Кое-как умещаю в ногах мешок, а вдоль туловища автомат. Зато вверх берлога повыше.

– Давай, теперь ты залезай. – раздвигаю ноги, чтобы Вере было больше места. Она с трудом втискивается и замирает с торчащей на улице задницей, потому что не понимает, куда ей дальше двигаться – я занял все пространство.

– На меня ложись, – хлопаю себя по груди, а Вера начинает пятиться обратно, но так как яма под уклоном, это дается ей сложнее. – Эй, ты куда?

– Давай по очереди спать, – пыхтит она. – Я не могу на тебя лечь. Мне страшно.

– Тебя шакалы сожрут, – ржу шепотом, хватая ее под мышки и затягивая внутрь. Воробышек пищит и даже пытается брыкаться, но замирает, когда оказывается в моих объятиях, прижатая к груди.

– Все, все. Угомонись. Видишь, нормально поместились. И не так уж и страшно. Чего ты боишься?

– Ты… мужчина. – шепчет Вера сердито, но чувствую, как расслабляется в моих руках, удобнее кладет голову на грудь. – С недавних пор я боюсь, когда мужчины меня трогают.

Вот теперь напрягаюсь я. Мышцы сами реагируют на ее слова. Снова появляется желание убивать. Прижимаю девчонку к себе крепче.

– Меня можешь не бояться. – вздыхаю. – Давай, обнимай крепче и грей. Я, конечно, немножко воняю потом, но это для твоего же блага. Так что, извини, придется потерпеть.

– Я должна пахнуть тобой? – тихо хмыкает Вера. Чувствую, как ее ладони скользят мне под мышки и обнимают под лопатки. Это приятно.

– Кем угодно, но не собой, – отзываюсь тоже тихо.

Чувствую, как девчонка немного приподнимает голову и… нюхает мою грудь. Может, думает, что я не вижу, но я вижу и, блять, это чертовски возбуждающе выглядит! Едва сдерживаюсь от всяких щекотливых мыслей, чтобы не возбудиться до такой степени, что она сможет это почувствовать.

– Ты приятно пахнешь, – звучит невинный контрольный в мой вымуштрованный армейский самоконтроль. Чувствую, как ее слова несутся взрывной волной от ушей сразу в каменеющий пах.

17. Левин

Это запрещенный прием! Сейчас член встанет, и все, прощай, хрупкое доверие. Вера снова кладет голову мне на грудь и тут же обмякает. Я лежу, замерев, как будто наступил на мину. Член напряженно упирается девчонке в бедро, а она… спит. Вырубилась на ходу, на мое счастье.

Выждав с минуту, я с облегчением выдыхаю и, немного поудобнее устроившись, тоже закрываю глаза. Как назло, снова атакуют воспоминания из семейного прошлого. Когда в самом начале отношений мы с женой были счастливы. Как кадры из фильмов проносятся: как мы спали в обнимку после страстной ночи и ленились, долго не вставая утром, пока кому-нибудь не надоест валяться.

Я после развода серьезных отношений не заводил, предпочитал встречаться на нейтральной территории и утро ни с кем не встречал.

А сейчас на мне спит малознакомая женщина, а мое тело ее хочет. Маленькая, испуганная и в то же время притягательная. Вцепилась в меня, как панда, обхватив руками и ногами, и спит. И это приятно, потому что сейчас я чувствую себя настоящим мужчиной, а не недомужем-недосыном.

Думая обо всём этом, задумчиво поглаживаю Веру по волосам. Я смотрел на неё, когда она мылась в реке. Наблюдал, как раздевалась, как очень будоражаще расплетала косу и, смущаясь, шла в воду. В каждом её движении, в каждом взгляде чувствуется огромный потенциал женственности.

Это гадкий утёнок, который был вот-вот готов превратиться в прекрасного лебедя. Только вот, к сожалению, по чьей-то воле её насильно решили сделать взрослой и получился воробей. Взъерошенный, испуганный и такой жалкий, что сердце кровью обливается, когда смотришь. Ещё и сирота. Вообще комбо из всех возможных невезений.

Вздыхаю, обнимаю девушку крепче, прижимаю к себе, давая почувствовать, что всё будет хорошо. Понимаю, что она не почувствует моего порыва. Но, видимо, это больше нужно мне, а не ей в данный момент. Всё у тебя наладится, Воробушек. И у меня всё наладится.

Прислушиваюсь к звуку ночного леса. Ветер шумит в кронах деревьев. Горы живут своей жизнью. Время идёт вперёд. Осталось совсем немного, и можно будет расслабиться. Возникает желание показать девчонке, что есть и другие мужчины, не такие, как она встречала раньше. Можно познакомить её с друзьями, с родственниками, если потребуется. Пусть привыкает к тому, что в реальности люди не ведут себя как звери.

Для чего мне это всё? Наверное, для того, чтобы доказать себе, что я могу сделать женщину счастливой. Пусть и чужую.

Если уж я берусь за что-то, то обязательно довожу начатое до конца.

Незаметно для себя проваливаюсь в сон. В этот раз мне даже снятся сны, что бывает со мной не часто. В основном, это какие-то обрывки картинок: то я в баре с друзьями, то в лесу на задании ползу куда-то, а то в очередной раз снится тот страшный день, когда наш отряд перестал существовать. И всё это то и дело перемежается жаркими и тесными объятиями и поцелуями с незнакомкой. Не вижу лица. Только чувствую, как вдалбливаюсь в нее и наблюдаю, как красиво она покусывает пухлые губы, накрашенные ярко-алой помадой.

Чувствую прикосновение к лицу. Глубоко вдохнув, открываю глаза. Вера смотрит на меня испуганным взглядом и успокаивающе гладит по щеке.

– Леший, – шепчет она, – что с тобой?

– Все нормально, – отвечаю севшим голосом спросонья и немного ерзаю под ней, чтобы размять мышцы. – Я разговаривал во сне? Испугал тебя?

– Ты стонал, – девчонка заботливо трогает мой вспотевший лоб. – Может, у тебя температура? Ты горячий.

– Мне просто жарко, не переживай, – отвечаю и почти не вру. Подо мной потихоньку преет лапник, выделяя тепло. Невероятно вкусно пахнет хвоей и смолой. – Чувствуешь, елкой пахнет? Скажи, вкусно?

– Да, очень приятный запах, – соглашается Вера.

– Сразу ассоциация с мандаринами и новым годом? – уточняю зачем-то. Не знаю, почему меня потянуло на разговоры.

– Нет. Нету никаких ассоциаций. У нас в приюте на новый год была искусственная елка всегда.

– Ну, ничего, – подбадриваю девушку. – В этот новый год купишь себе живую елку, мандарины и бенгальские огни. И поймешь, о чем я тебе говорил.

В берлогу уже пробивается голубоватый свет от входа. Я понимаю, что время уже около четырех утра. Пора вставать и идти.

– Давай-ка вылезать из нашей спальни, – прочищаю пересохшее горло, тру ладонью лицо.

Вера приподнимается, кряхтя, как старушка. Видимо, тоже затекла в одной позе. Начинает пятиться и замирает, наткнувшись на утренний стояк. Смотрит на меня круглыми глазами. Тоже молча смотрю на нее, не понимая, какой реакции ждать. Вдруг девчонка возвращается обратно, прижимается ближе ко мне и внезапно пытается поцеловать в губы. Уворачиваюсь, усмехнувшись,но тут же чувствую легкое прикосновение к щеке.

– Вера! – рычу, отодвигая её. – Прекрати! Что ты делаешь?

Воробушек явно теряется от моих вопросов.

– У тебя же… ну, стоит, – шепчет она растерянно.

– Ну и что? – спрашиваю её сердито. – Это нормальная реакция мужского организма с утра.

– То есть, это не на меня реакция? – удивленно шепчет Вера. Мне даже кажется, что в ее голосе сквозит легкая обида.

– Нет, не на тебя, успокойся.

– А как же ты будешь себя чувствовать в походе? – настойчиво интересуется Вера.

– Нормально я буду себя чувствовать. Сам скоро упадёт, – ржу уже в открытую над ее наивностью.

– Ты меня спас, – пожимает плечами Вера и снова наклоняется ближе, то и дело опускаясь взглядом на мои губы. – Я тебе благодарна.

– Вера! – рычу громче, придерживая ее за плечи. – Угомонись. Не нужна мне такая благодарность. Считай, что я спасаю тебя безвозмездно, то есть даром.

Блядь, Левин, целибатом еще займись. Прикройся, закричи "Я не такой!" и заплачь в ладошки.

Вижу, как растерянность на лице Веры сменяется лёгкой ошарашенностью, и она резко отстраняется.

– Ты куда? – глядя на ее психованные рваные движения, удивленно приподнимаюсь на локтях.

– В туалет. Не ходи за мной, не заблужусь, – выдает девчонка на одном дыхании, довольно ловко и быстро выскальзывая из берлоги.

18. Вера

Кто бы знал, как мне было обидно слышать его слова. Я не могла вздохнуть, будто мне перерезали горло и весь кислород вышел из лёгких. И больное ребро дополняло унылую картину. Сегодня оно болит особенно чувствительно. Ощущаю себя совсем неважно.

Отхожу подальше от места, где мы ночевали. Уже все хорошо видно, небо светлеет с каждой минутой. Быстренько справляю нужду в кустиках. Чувствую, как тянет живот и вижу на туалетной бумаге розовый след. Неужели, это месячные?

У меня еще ни разу в жизни не было их. На осмотрах врачи говорили какие-то диагнозы, но я не особо вдавалась в подробности, потому что не страдала от их отсутствия… А теперь вот… И не вовремя так. Очередная проблема для моего проводника. Кажется, он и так терпит меня из последних сил… Да и как я ему скажу про это?

Не хочу возвращаться. Не хочу быть проблемой. Я же видела, как Леший болезненно морщился, когда я в порыве чувств решила его поцеловать. Да, я повела себя как дура. А он в очередной раз отмахнулся, как от надоедливой мухи.

В невеселых раздумьях я потихоньку удаляюсь в сторону реки. Наверное, стоит дойти до воды и хотя бы подмыться.

Кажется, в глазах Лешего я испорченная и грязная, вот почему он все время отстраняется от меня… Брезгует.

Это больно царапает изнутри. Ощущение, что, когда меня били за мои резкие слова и сопротивление, это было не так больно, как то, что я испытываю сейчас. Если бы он знал, что у меня никого не было, возможно, всё было бы иначе? Или сам факт, что я была в борделе, отпугивает нормальных людей?

Хочется уйти, убежать, спрятаться и не видеть его взгляда, потому что теперь, каждый раз глядя в его глаза я буду понимать, что он не испытывает ничего, кроме чисто человеческой жалости и сострадания. Как любой нормальный человек, который видит, например, бомжа или больное животное. Если бы бомж лез ко мне целоваться, я бы тоже морщилась и отворачивалась. Никогда не думала, что это чувство кто-то будет испытывать ко мне.

Я нравилась многим мальчикам в приюте, они даже пытались ухаживать. Но за мной постоянно следили педагоги. Так, будто я то и дело обжимаюсь по углам и могу принести в подоле. Хотя я ни разу не давала повода думать, что я развязная девка. А получилось как получилось.

Дойдя до реки, останавливаюсь у берега. Смотрю на зеленоватую воду и понимаю, что пришла немного к другому месту и не знаю, какое здесь дно. Но предполагаю, что оно довольно мелкое, потому что склон пологий. Всё вокруг окружено кустами, и я не переживаю, что меня кто-то увидит.

Чувствую себя грязной.

Леший ТАК на меня смотрел, что мне сквозь землю провалиться хотелось. Хочется смыть водой все произошедшее поскорее. Возможно, это слишком глупо, но меня снова тошнит. В этот раз от себя самой, когда я вспоминаю, как пыталась поцеловать своего спасителя. Мне казалось, если я когда-нибудь выберусь из борделя, то даже на мужчин смотреть не смогу. А в итоге, это нормальные мужчины не могут смотреть на меня.

Скидываю с себя одежду и захожу в воду. Да, она холодная, но вход пологий, поэтому не так чувствуется. Наверное, днём здесь было бы гораздо теплее.

Дно быстро углубляется, поэтому иду осторожнее, нащупывая его. Ойкаю, шиплю, пищу, но упрямо двигаюсь дальше. Жаль, мыла нет, но ничего не поделаешь. Захожу по пояс с футболкой Лешего в руках, мочу ее, выжимаю и начинаю тереть, как мочалкой, свое тело.

Моюсь тщательно. Мне обидно, поэтому я с яростью тру кожу, покрытую синяками, и она начинает гореть от жестких прикосновений. Не хочу пахнуть тем, кто относится ко мне с презрением и считает меня грязной. Не хочу пахнуть “кем угодно, только не собой”. Не нужно меня спасать. Не нужно из благородства защищать какую-то там проститутку. Пусть меня собака лучше разорвет.

Чувствую, как нос начинает щипать. Всхлипываю. Не сдерживаю эмоции: горячие слёзы стекают по щекам, растираю их холодными руками, жалея себя. Дрожу от холода и рыданий.

Может быть, это глупо, но мне бы хотелось, чтобы он потерял меня или просто бросил. Чтобы он оказался гадом, подонком. Тогда будет не так обидно из-за всего произошедшего. Ведь мне было бы все-равно, если бы так, как он, вел себя неприятный мне тип, наверное, да?

Слышу шорох за спиной. Понимаю, что Леший все же пришел за мной. Неудивительно, если он нашёл меня даже спустя целую ночь после того, как я сбежала из борделя. Вздыхаю, поднимая глаза к небу. Что, не суждено моему желанию сбыться? Не достойна?

– Что тебе надо? – спрашиваю, спешно вытирая слезы. – Не надо меня больше спасать, уходи. Дальше я сама пойду. Если бы я знала, что ты так относишься ко мне, предпочла бы, чтобы меня медведь сожрал.

Оборачиваюсь, прикрываясь футболкой, и замираю, забывая все слова, потому что по берегу возле кромки воды разгуливает настоящий медведь.

19. Вера

В груди всё сжимается от страха. Точнее, даже не чистого страха. Это странная смесь восторга и ужаса. Я впервые вижу такое большое животное. Дикое и, наверняка, очень опасное.

Медведь ведет себя спокойно. Просто тщательно обнюхивает мою одежду и чем-то напоминает огромную собаку. Но, так как с собаками у меня тоже не сложилось, успокоения мне это не приносит.

Ну, что ж, плавать я не умею, выход только на берег. Начинаю двигаться к берегу и отходить немного в сторону от того места, где находится дикий зверь, но он, будто понимая мой маневр, тоже двигается в ту сторону. Останавливаюсь. И он останавливается, смотрит на меня своими маленькими глазками пристально.

– Сожрать хочешь? – усмехаюсь, аккуратно меняя направление. Если я не выйду на берег, я просто потеряю сознание от переохлаждения и утону. Медведь идет следом, будто играя со мной. Чувствую, как трясутся губы и немеют конечности от страха, но решаюсь и медленно двигаюсь в сторону берега. Иду к животному, затаив дыхание. Даже слезы высыхают от того, как сосредоточенно я за ним наблюдаю.

Страшно до одури, но я продолжаю двигаться, потому что внутри закипает злость. Пропади все пропадом! Если мне суждено умереть, пусть все прекратится прямо сейчас!

– Сколько можно издеваться надо мной? – ускоряю шаг, глядя на мишку, иду прямо на него.

Когда воды остается по колено, медведь чуть отходит назад и встает на задние лапы, нюхая огромным кожаным черным носом воздух в моем направлении. Теперь он прилично выше меня ростом. Выхожу на берег. Остаётся только надеяться на быструю смерть. Прижимаю футболку Лешего к груди, будто она может хоть как-то меня защитить.Чувствую, что дышу так часто, что даже голова кружится.

– Жри уже! – всхлипываю, делая еще несколько шагов, но медведь вдруг встаёт обратно на четвереньки, разворачивается и уходит прочь от меня.

– Эй, ты куда? – кричу ему вслед и иду за ним. Он начинает ускоряться. Перехожу на бег. – Иди сюда! Или ты тоже проститутками брезгуешь?! Вот сволочь пушистая!

Медведь бежит в лес, а я останавливаюсь, тяжело дыша, и гляжу ему вслед. Только сейчас начинаю осознавать, как мне повезло. Из груди вырывается смех вперемешку с рыданиями. Я не могу поверить, просто не могу поверить, что он ушел!

Немного отдышавшись, оборачиваюсь, и вскрикиваю в полный голос, потому что прямо за спиной вижу Лешего.

– И что это ты здесь делаешь? – с каменным лицом уточняет он. В темных глазах нет и следа того задора, который был раньше.

– А что, незаметно? Купаюсь. – шмыгаю носом и вздергиваю подбородок. Я смотрю на мужчину пристально, с вызовом. От меня медведь сбежал. А тут всего-то злой Леший. Но колени все равно предательски подрагивают.

– Мылась зачем?

Леший настолько зол, что говорит сквозь зубы. Я прямо вижу, как на его скулах то и дело выступают желваки.

– Испачкалась, – отвечаю ему таким же тоном.

— Тогда покарауль. Я тоже помоюсь, — произносит он, отворачиваясь и на ходу стаскивая с себя одежду.

Я отворачиваюсь тоже, натягивая мокрую футболку и продолжая поглядывать в ту сторону, где исчез медведь. Слышу тихий шорох сзади. Оборачиваюсь, чтобы убедиться, что Леший ушёл, и вижу, как он заходит в воду. Горло сжимается спазмом, а позвоночник по всей длине прошибает электрическим импульсом. Задубевшее тело вмиг бросает в жар и становится трудно дышать.

Леший полностью обнажен, и это тело кажется мне самым красивым из всех, которые я когда-либо видела. Конечно, видела я не много и то только в кино. Но мне все же есть, с чем визуально сравнить.

Каждая мышца спортивной фигуры моего проводника четко очерчена и бугрится под кожей. Ровная трапеция широких плечей контрастирует с узкой талией. Бронзовый загар равномерно покрывает все его тело. Мощные руки, кажется, созданы для того, чтобы сжимать в объятиях до головокружения и сдавленных стонов. Я не могу отвести взгляда от его сильных, упругих ягодиц, которые красиво перекатываются при ходьбе, и накачанных бедер…

Задыхаюсь от эмоций и судорожно всхлипываю, отчего прихожу в себя и густо краснею. Вроде и видела его полуобнаженным в борделе, но ощущение, что сейчас вижу впервые.

С трудом отрываю взгляд от этого невероятно волнующего зрелища, беру свою одежду и надеваю ее прямо на мокрую футболку. Снова отворачиваюсь, бросая еще один короткий взгляд, чтобы запомнить его фигуру.

Есть желание уйти и оставить Лешего одного, пусть купается и охраняет себя сам. Ему не нужна моя помощь. Я осознаю, что он в состоянии позаботиться о себе, просто сделал меня ответственной, чтобы я никуда не сбежала. Отхожу подальше на небольшую возвышенность, чтобы лучше видеть пространство вокруг.

Вдруг вспоминаю, что он же поцеловал меня тогда, в самом борделе. Что же сейчас изменилось, что он так шарахается от меня? Снова шмыгаю носом и вытираю предательские слезы с щек.

Наверное, я должна радоваться – человек спасает мне жизнь, несмотря на то, кем он меня считает. И, в то же время, относится так, будто я зверушка какая-то. Глупая, шуганая… Воробей, да. Подбитый. Неужели и правда так жалко выгляжу?

Обмахиваю лицо руками, расхаживая туда-сюда, срываю какой-то цветок, разглядываю его, выбрасываю тут же. Поглядываю по сторонам, но не смотрю на реку, где моется Леший. Вдруг чувствую прикосновение, и резкий разворот заставляет меня оказаться лицом к лицу с ним. Оказывается, он уже вышел и даже оделся. Наполовину.

– Отпусти, – рычу сердито. А у самой поджилки трясутся от его недоброго взгляда. – Не трогай меня.

– Хорошо, только ответь на один вопрос, – фыркает он, приподнимая мою голову, чтобы я смотрела в глаза, тянет на себя так резко, что я впечатываюсь в его грудь. Темные волоски щекочут нос. – Тебя в рот кто-нибудь трахал?

– Что?! – взвизгиваю, задыхаясь от возмущения, и пытаюсь отстраниться. – Нет! Не вздумай!

Леший лишь усмехается, вжимая меня в себя крепче. Жестко фиксирует мою шею и набрасывается на губы жадным, животным поцелуем.