Мой жестокий и любимый

Глава 1

- Арс! Арс, але! – Филя толкает меня в бок, пытаясь привлечь внимание.

- Чего?

С трудом отвожу взгляд от двери подсобки, где скрылась стерва.

Это же она была? Мне не привиделось?

- Говорю, у нас не больше получаса и едем к Тоше, затем на «Базу».

- Какую базу?

Я всё ещё не могу собраться с мыслями. В голове долбит: что она здесь делает? Во-первых, здесь в Серпухове. Во-вторых, в подсобке средней руки кафе. Разве что её отец замутил бизнес в этой провинции, хотя сомнительно, чтобы Одинцов вписался в подобный блуд. У него исключительно заводы, фабрики и пароходы.

- Ты чего, перегрелся? «База» – это клуб. Тоша там компанию собрал: девки, алкоголь, запрещёнка, все дела.

Филя заманил меня на выходные расслабиться подальше от столицы. Хитрец такой. Потому что в разгар нашей прошлой тусовки позвонил мой братец Сева и вызвал на работу прямо посреди выходных. Наивный Филя… если Севыч снова позвонит, я даже из Серпухова сорвусь. Вписался же в семейный бизнес. Вернее, меня вписали и выпилиться из него уже не получится.

- Прости, я отойду, - бормочу, даже не смотря на Филю, встаю и направляюсь к двери.

Кажется, я ничего кроме неё не вижу. Мне срочно надо заглянуть туда, чтобы подтвердить свои подозрения.

Когда я буквально в паре метров от подсобки, болтающаяся маятниковая дверь распахивается и с подносом наперевес на меня налетает стерва.

Да! Это она!

Твою же…

Мне хочется приложить ладонь ко рту, чтобы не выругаться, но вместо этого я подхватываю грозящийся улететь на пол поднос.

- Извини-те… ой…

Кажется, у стервы такой же шок.

Меняюсь в лице, одеваю привычную маску «а мне по фиг» и окидываю взглядом её фигуру. Ну ни капли не изменилась, вроде бы. Тело под чёрной футболкой и широкими джинсами по-прежнему идеально, русые волосы забраны в пучок. Думаю, если распустить его, как я делал это сотни раз, копна густых локонов рассыплется по плечам.

- Арсений, - пищит дрянь и смотрит на меня так, будто призрака увидела.

- Привет, - приподнимаю брови. – А я думал, обознался, но нет… действительно ты…

Она приходит в себя, по её лицу проносится ураган эмоций, чего там только нет. И страх, и радость. Невольно приподнимаю бровь, откуда последнее? В нашу финальную встречу она не могла даже смотреть на меня, отворачивалась и бормотала, что ей жаль.

Конечно, я прочитал между строк, что для этой стервы жаль: хочется лучшей жизни и ломать её, связываясь с инвалидом, в планы не входит.

Но я выжил… вот это сюрприз… и даже хожу.

- Что ты здесь делаешь? Как ты? – спрашиваю с улыбкой.

Надеюсь, что милой, потому что мне кажется, сейчас на моём лице ироничный оскал.

- Работаю, - смущённо мнётся она. – Прости, мне надо отнести заказ.

Её пальцы хватаются за края подноса, но я не отпускаю.

- Возвращайся потом, ладно? Пять минут поболтать со старым знакомым будет?

- Старым знакомым? Как ты себя обозначил… - нервно дышит. – Ты… больше, чем знакомый.

Интересные признания, на которые я коротко киваю.

Она забирает поднос из моих рук и уходит, а я оборачиваюсь, оставаясь на месте. Смотрю, как она расставляет чашки и блюдца для парочки, спрашивает, нужно ли что-то ещё, улыбается дежурной улыбкой, а затем оборачивается и идёт ко мне.

Улыбка тает. Напряжение растёт.

- Ну… как ты? – начинает первой, потому что я молчу, просто стою и пялюсь на неё.

На её тонкую талию и округлые бёдра. На ровный нос и пухлые губы, которых не касалась рука косметолога. Чувственные и мягкие, я так любил их целовать. Мы могли часами это делать без продолжения. Как у меня уносило крышу… Боже…

Сглатываю слюну, превратившуюся в яд. Только бы не сказать лишнего. Держаться сложно. Хочется ранить также больно, как она ранила меня.

- Как видишь, случилось чудо, хожу и почти не хромаю.

Тут я, конечно, преувеличиваю, хромота осталась и это, увы, навсегда. Малая плата, на самом деле, за мучения. Я же встал из коляски, потом откинул костыли, теперь уже и палкой не пользуюсь.

- Я рада, честно, это прекрасно, что ты здоров и прогнозы врачей не оправдались.

Отмахиваюсь, не желая углубляться в эту тему. Как сладко стерва поёт. Два года назад голосила по-другому.

- Предпочитаю на этом не зацикливаться.

- Господи… я даже не знаю, что спросить. Так много всего в голове, - вылетает у неё признание.

И улыбка на губах на этот раз искренняя. Кажется, её отпустило. Поняла, что с обвинениями накидываться не собираюсь, и расслабилась. Это зря, конечно, ой как зря.

- Расскажи про себя. Как ты в Серпухове оказалась? Я думал, ты в Москве или в Европе где-нибудь.

- Ты думал, хм?

Глава 2

Свободной рукой забираюсь в её пучок и, наконец, делаю то, чего так страстно возжелал с самого начала: вытаскиваю невидимки и стягиваю резинку, высвобождая шальные локоны.

Боже да! Я делаю один вдох, другой, пропускаю их между пальцами. Кайф… всё так же, как я помню. И еле слышные стоны срываются с губ стервы, когда начинаю массировать её голову. Она склоняется к плечу, и губами я пробую кожу на вкус. Бархатная, нежная, сладкая. Я не слышу запаха забегаловки, его нет, будто к ней не липнет эта грязь, лишь лёгкий аромат кофе заплутал в складках одежды.

- Арсений? – её голос дрожит от чувств. – Так давно… я… что ты делаешь?

«Будем играть в невинность?» - хочется спросить, но вместо этого:

- Я тебя хочу. По-прежнему хочу.

Прохладные пальцы цепляются за мою руку, будто хотят приковать её к себе.

- Арсений, я не знаю, это как-то… странно?

- Что странно? Что я тебя хочу? А ты меня?

Разворачиваю её к себе, пальцами обеих рук ныряя в волосы и сжимая их в кулаках. Стерва стонет, когда я слегка оттягиваю их назад. Мы снова целуемся. Сладкие губы покорно раскрываются, впуская мой язык. Между нами атомный взрыв, последние здравые мысли покидают голову. Я отключаюсь. Всё, чего хочу – стянуть с неё и себя одежду, вдавить стерву в кровать и войти глубоко, а потом трахать так, чтобы сил и времени на разговоры не осталось.

Ей нравится вспоминать прошлое? Что ж… я могу ей добавить… воспоминаний. Отрываюсь от дурманящего рта и прижимаюсь губами к уху:

- Ты… ведь… тоже… хочешь… Я… вижу…

Зубами прихватываю шею и спускаюсь ниже.

- Д-да-а-а, - выдыхает протяжно, соглашаясь с моими словами.

Её ладошки обнимают меня, гладят аккуратно, но мне эта медлительность ни к чему. В джинсах очень тесно и тело требует разрядки. Я целый день, считай, о стерве думал, теперь всё – крышу уносит.

Кладу руки ей на талию, рывком притягиваю к себе, затем вжимаю в стену. Целуемся как бешеные. Затем перекатываемся, и уже она прижимает меня к стене.

Включилась в игру, значит?

Руки скользят ниже, минуя пах, но я беру её ладонь и кладу себе на ширинку. Она тут же сжимает член сквозь одежду, а мне хочется без неё. Чтобы дотронулась, чтобы кожа к коже, и губы её на себе тоже почувствовать хочется.

Мысли о стерве на коленях передо мной отключают остатки разума.

- Куда? – отрываюсь от горячего рта.

Стерва делает неопределённый жест рукой, но я улавливаю верное направление.

Зайдя в комнату, хватаю дрянь за талию и ставлю на низкий диван. Он разложен, как удобно.

Теперь её грудь на уровне моего рта. Задираю чёрную футболку, оттягиваю нижнее бельё и накрываю ртом затвердевший сосок. Пальцы стервы сжимают мою голову, с губ слетают стоны, пока я играю с этой частью её тела.

Она скидывает футболку через голову, стоит обнажённая по пояс, дрожит. Я скорее чувствую, чем вижу, как она сжимает колени. Без сомнений между её ног сейчас бешено бьётся пульс. Там уже, наверняка, влажно.

Я быстро расстёгиваю её джинсы и проверяю теорию. Точно: горячая и мокрая. Два пальца внутрь без подготовки. Чёрт, так узко. Хочу ей вставить и забыться.

Ничего не могу поделать, начинаю лихорадочно стягивать со стервы одежду. Она мне помогает раздевать себя, а я однако лишь успеваю скинуть футболку и расстегнуть ширинку. Всё остальное потом.

Укладываю заразу на спину, сам ложусь сверху, целую глубоко и крепко и одним толчком вхожу в неё. Мы передвигаемся к подлокотнику дивана, потому что мои движения резкие и протяжные, рукам нужна опора.

Горячие ладони клеймят мою спину, а губы оставляют следы на коже, стоны заполняют комнату и скрип мебели кажется оглушающе громким, пошлым и ещё более возбуждающим.

Она скрещивает пятки, беря меня в плен. Но я и сам никуда не планирую из него сбегать. В тот же миг осознаю, что одного раза сегодня будет мало. Придётся поменять планы и остаться до утра. Буду трахать столько, сколько захочу. Сколько будет нужно и ей, и мне. Надо заполнить пустоту, насытиться, чтобы уйти и больше не возвращаться.

Она двигается вместе со мной, и это, мать её, прекрасно. Идеально. Всё так же, как я помню. Или даже ещё лучше.

Вкус её кожи, мелодия коротких стонов, дыхание сбитого ритма, когда ускоряюсь, и она лишь обнимает меня, радуясь моему удовольствию, как своему собственному.

Я не выхожу до самого конца. Каждый виток оргазма – удар внутрь её тела. Не могу и не хочу отстраняться. Ещё долго лежу сверху, не разрывая контакта.

Пока не понимаю, что стерва плачет. Отворачивается зажимает рот ладонью, глуша всхлипы.

- Арсюша, - с её губ срывается давно позабытое прозвище.

Ласковое… нежное… чужое.

Не моё.

Стерва больше не моя любимая, а я не её судьба. Всё. Эта страница перевёрнута.

Она не знает меня, я не знаю её. Нас просто влечёт друг к другу, как всегда влекло. С физиологией сложно бороться. Особенно когда секс, считай, идеален.

Глава 3

Кладу приборы на поднос, проверяю всё ли на месте. Это моя шестая смена подряд. Я на ногах с утра до ночи, силы остаются только доползти до дома и рухнуть на диван.

На тот самый, где неделю назад заночевал Арсений.

Нет. Не думать. Нельзя. Больно. Мне очень больно. Так сильно, что слёзы подкатывают при малейшей мысли о нём.

Боже, я считала, что больнее уже быть не может, но нет… Первый раз было сложно отрываться от него. Сейчас ещё труднее. Первый раз я сама это сделала, хоть и решение было не моё, сейчас он закатал меня в бетон в буквально смысле. У меня даже нет сил злиться. Это самое поганое. Злость бы помогла, конечно.

А слова, которые он мне наговорил? Неужели я реально такая в его глазах? Посмеялся над моей любовью. Дура я, что вообще открыла рот и заговорила об этом. Вот дура! На что надеялась? Что он поверит? Передумает? Или кинется с ответными признаниями к ногам?

Нет, всё было именно так, как он и сказал. Трахнулись и разошлись. Пора окончательно освобождаться от розовых очков.

Когда мы столкнулись в кафе, я испугалась, а потом обрадовалась, потому что Сеня был вежлив и даже мил. И здоров! Боже, он ходил. Самое главное – он смог, он выкарабкался, он сделал невозможное. Всё остальное было вторичным! Прошлое смешалось с настоящим, на меня нахлынула настоящая лавина воспоминания и похоронила под собой и осторожность, и разум, и осмотрительность.

Я просто не ждала от этого человека подлости, да и в целом его поступок подлостью не назовёшь.

Так… проучил, взял реванш, напомнил, кто я в его глазах и чего стою.

Его не переубедишь. Даже если расскажу, как дело на самом деле было, не поверит. Вот как пить дать не поверит.

Подваливает большая компания, и я мчусь к ним с меню. Чудесно. Больше народа, больше работы, меньше поводов придаваться мыслям и воспоминаниям. Правда последние дни информация в голове не задерживается, приходится записывать заказы. У меня провалы какие-то. Вот бы и Сеню из головы так же вымыло, но маловероятно, что это произойдёт в ближайшие дни. То есть годы…

Ближе к вечеру вынимаю из-под стойки телефон. Весь день о нём не вспоминала, да и последние месяцы эта штука несёт скорее сопутствующую миссию, чем основную. Друзья из прошлой жизни отвалились довольно быстро. А кому хочется общаться с человеком, шагнувшим на ступень ниже по социальной лестнице? Да и не на одну ступень! Скатилась к самому подножию.

Я теперь где-то там в их глазах, на дне. Между бомжами и поберушками.

На экране два пропущенных. От дяди. Чудесно. Внутри всё напрягается. Потому что чувствую, что ничего хорошего эти звонки не сулят. Каждый раз после общения с ним мне только хуже. Новость за новостью от дяди погружает мою жизнь в ад. Хотя, кажется, что ужаснее ничего случиться не может, что самое страшное уже произошло.

- Саш? – напарница трогает меня за плечо, когда стою с телефоном в руке и думаю, зачем дядя мог меня искать.

Наш последний разговор нельзя назвать продуктивным. Если прошу его о помощи, он всегда мне отказывает. После ухода отца именно дядя является моим опекуном. Крохотная сумма регулярно падает мне на карту. Это чтоб я с голоду не сдохла. Остальным обеспечивать себя мне приходится самостоятельно. Вначале было сложно, ну а сейчас – уже привыкла.

- Саш, иди пораньше домой. Ты меня вчера отпустила, сегодня одна доработаю.

От мысли о пустом доме, который всё ещё наполнен воспоминаниями об Арсении, я ёжусь.

- Да тут пара часов осталась.

- Иди, - подталкивает меня. – Ты пашешь, как проклятая. Что с тобой?

- Деньги нужны, - вру я.

Нет, фактически они нужны всегда, но в теории мне хватает, можно так и не надрываться. Восстановиться в универе я и не мечтаю. Когда пыталась перевестись на бюджет хоть куда-нибудь, мне отказали.

Когда отец решил все свои проблемы одним выстрелом в голову, он, возможно, и не подозревал, что разгребать их дальше придётся мне. До полного совершеннолетия, то есть до двадцати одного года, опекуном по завещанию отца являлся мамин троюродный брат. Сейчас мне почти двадцать два, но он по-прежнему решает мои проблемы, потому что у меня нет ни малейшего понятия, что делать с отцовским бизнесом дальше. Вернее, с его остатками. По словам дяди там сплошные убытки. Он уже закрыл большую часть фирм, что-то продал, чтобы загасить долги. Наши семьи никогда не были близки, но родственников, как известно, не выбирают, да и других у нас, то есть у меня, нет.

Дядя Грише около сорока пяти, года четыре назад они с семьёй перебрались в Москву, у него двое сыновей погодок школьного возраста и огромное желание не влезать в чужие проблемы.

- Бухнулось же мне это счастье на голову, - бурчал он в нашу первую встречу. – Ты знаешь, что у твоего отца почти все счета по нулям? Собственность фирм перезаложена, часть на ладан дышит, себе в убыток работают. С акций никаких дивидендов давно не идёт. Во что он вообще вкладывался? Как вы жили, Александра?

Я пожимаю плечами. Нормально жили. Даже не тужили. В дела семьи я никогда особенно не вникала. Папа говорил: сначала отучись, потом посмотрим. Конечно, он возлагал надежды на Арсения, как на моего будущего мужа, которому сможет передать семейный бизнес. Если начистоту, то уж вначале спал и видел, как сольёт капиталы с Сергеевыми. Потом что-то случилось и его отношения к семье Сени переменилось резко и перетекло в абсолютный негатив.

Глава 4

- Съезди, забери документы, - то ли просит, то ли приказывает Сева.

У него ровный южный загар, он только что вернулся из отпуска, который провёл с семьёй, и по идее, должен быть благосклонным и сбитым с рабочего ритма коротким перерывом. Но это не про моего брата. У Всеволода предвыборная кампания в самом разгаре. В сентябре всё решится, и хоть кресло временно исполняющего обязанности главы округа целый год за ним, это не значит, что он единственный кандидат на тёплое место.

Хотя, кого я разыгрываю? Он их выиграет. Без вопросов.

- Когда ехать?

- Завтра?

- На том же месте?

- На том же.

Сева поправляет галстук, выглядит так, будто он за десять дней отвык от этих удавок. Вот я, например, всё никак к ним не адаптируюсь, поэтому предпочитаю более раскованный стиль. Засунуть меня в деловой костюм способна разве что встреча с ключевыми партнёрами или конкурентами.

- Чего? – поднимая взгляд, он считывает иронию на моём лице.

- Слушай, я думаю, как сильно будет раздражать твой идеальный загар избирателей. Кажется, ты не в то время отпуск брал.

- Не будет, - отрезает Сева.

Самоуверенности моему брату не занимать.

Я готов встать и идти к выходу, но что-то меня притормаживает. На языке вертится вопрос, и я, ругая самого себя, его задаю.

- Слушай, а что произошло с Одинцовыми?

Взгляд Всеволода молниеносно выстреливает вверх. Теперь на его лице отражаются хоть какие-то эмоции. Вопрос явно озадачил. Не ожидал, что я о семье дряни заговорю.

- Я специально информацию не искал, так… кое-какие слухи дошли. Про банкротство и прочее. Ты же с ними больше не работал?

- Мы довели последний контракт, исполнили взаимные обязательства и всё. Далее всякие взаимодействия с этой семейкой я разорвал. Да они и сами не горели желанием.

Тон Всеволода сух, информация лаконична.

- А что так? Я понимаю, что личное – это одно, но бизнес есть бизнес.

- Во-первых, ты что, реально думаешь, я бы стал вести дела с семьёй, чья дочь так поступила с моим братом? Во-вторых, Одинцов лёг под кого-то крупного, я в детали не вникал. Не до того было. Вложился куда-то и прогорел. Мне уж, прости, на них плевать.

Киваю, понимая, о чём он. В то время Сева разгребал до кучи проблем: со здоровьем отца, затем с моим, перенимал дела в «Империи».

- Да мне тоже плевать, - с равнодушием добавляю: – Слышал, Одинцов решил все проблемы одним выстрелом?

Если уж начистоту, я слегка покопался в информации из свободных источников, но брату вопрос задаю, думая, что ему есть чего добавить.

- Да, потерял всё и не выдержал. Жена его легла на плановую операцию, но не помогло, потом бизнес прогорел, не выдержали нервы, - с недовольством поясняет.

Севе определённо не нравится мой интерес.

- Ты хочешь… возобновить старые связи? – аккуратно спрашивает.

Это он так аккуратно интересуется, не планирую ли я с дрянью отношения наладить?

- Нет, - хлопая ладонью по столешнице, поднимаюсь.

- Точно?

- Точно.

Всеволод отворачивается, но по его хмурому лицу я понимаю, что мои вопросы его не порадовали.

- Даже не думай, - предупреждаю его.

- О чём ты, Сень?

- Подключать свою службу безопасности. Повода нет.

- Ну нет, так нет, - жмёт плечом и утыкается в монитор, давая понять, что у него дел по горло, а тут я со своими расспросами, как навязчивая соседская собачонка.

И в этом весь мой брат.

На следующий день я еду по адресу в хранилище. Там в ячейке через пятые руки для Севы оставлена информация. Он роет компромат на своего оппонента и в этом ему помогает бывший друг, однажды подставивший его.

Такая жизнь – кругом одни подножки. Ни в ком нельзя быть уверенным. До смешного – Сева даже меня какое-то время подозревал. В принципе, разве могу я его в этом винить? Тут от самых близких ножи в спину прилетают, а я тем ещё раздолбаем был после выздоровления. Решил, что живём один раз, и бросился во все тяжкие. Нужно же было как-то заглушить эту боль. Вот каждый и глушит, как может. У всех свои способы.

Я вынимаю флешку из ячейки, пишу от руки, что ещё требуется, сую записку вместе с накопителем в ящик. Чувствую себя героем какого-то боевика, не иначе.

Заехав вечером к брату, отклоняю любезное предложение его жены Арины поужинать с ними, ссылаюсь на дела.

- А я, кстати, завидую, - бросаю ей перед уходом.

- Чему?

- Вашему ровному семейному загару.

В это время я подхватываю мелкую племянницу на руки, целую в обе щеки, щекочу бока и аккуратно возвращаю на пол. Ульяна вцепляется мне в ногу, не желая отпускать. Арина смотрит на нас и улыбается.

- Солнце моё маленькое, на днях загляну, поиграем, - говорю племяшке.

Глава 5

Я как раз лежу на диване с телефоном в руке, когда в очередной раз звонит дядя. Видимо, понял, что днём я не отвечаю, и решил набрать поздним вечером. Скрипя сердцем, снимаю трубку:

- Ты чего не перезваниваешь?

«А смысл?» - хочется кинуть, но я вежливо отвечаю, что замоталась.

- Надо увидеться. Приезжай.

- У меня денег на дорогу нет.

Деньги есть, но дяде это знать не обязательно. Ехать к нему не хочу, вот и всё.

Он хмыкает в трубку.

- Чего на метро даже не наскребёшь?

- Не наскребу.

Я не говорила ему, что уехала из города. С каждым годом всё сильнее осознаю смысл поговорки «молчание – золото». С людьми вроде моего дяди действительно лучше придерживать информацию. Помощи ноль, ещё и не упустит шанса поиздеваться. Я ведь сначала ему верила, во многом соглашалась, не могла взять себя в руки, привыкла, видимо, что за меня родители думали и Арсений, пока были вместе. Жизненного опыта – ноль. Вот и получила то, что имею.

- Ладно. Я скину денег. Давай в четверг. Жду.

Мямлю, что приеду, и думаю, что жутко не хочу в столицу. Под ложечкой сосёт, будто в ожидании подставы.

Несколько дней спустя трясусь на рейсовом автобусе до Москвы, просто потому что так дешевле. Наушники затыкают реальность. Я не слышу чужих разговоров и собственных мыслей. Очень легко от них отгородиться, подпевая песням про себя. В плейлисте одна печальнее другой, под стать унылому настроению.

Мы въезжаем в столицу и, конечно, встреваем в эпическую пробку. Они тут и днём, и вечером, и даже ночью. Многоэтажные серые дома давят, этот город больше меня не радует. Когда-то я любила Москву, теперь слишком много горьких воспоминаний от неё, каждый приезд сюда ничем хорошим не заканчивается.

Гигантский билборд привлекает моё внимание. На нём знакомое лицо. Я выпрямляюсь, приникаю к стеклу носом и практически сворачиваю шею, пока пытаюсь прочесть размашистую надпись.

«Делаю, пока другие говорят» и что-то там про «на стороне народа».

Это же Всеволод, старший брат Арсения! В депутаты подался?

Хмыкаю невольно. Чем отцу не угодило семейство Сергеевых? Вон уже на пороге Кремля практически. Может, и Арсений за братом потянется?

Я вообще человек аполитичный, то есть не особо этим всем интересуюсь, но тут же достаю телефон, чтобы загуглить старшего Сергеева. Сева всегда был милым со мной, Арсений брата, я знаю, любит и уважает, в детстве тот часто его задирал, но и на разбитые коленки дул и вступался, когда того требовала ситуация. Разве это не нормально между братьями?

Со вздохом пихаю телефон в карман. Да… многое изменилось. Только у меня без перемен – одинаково негативно.

Я приезжаю в небольшое офисное здание на Авиамоторную, райончик так себе. Фирма дяди занимает несколько кабинетов. Секретарь вежливо просит подождать. Наливаю воду из кулера и сажусь на диван, осматривая обшарпанные интерьеры, потому что больше заняться нечем. Ждать приходится недолго.

- Заходи, Александра, - дядя выглядывает из кабинета.

Внутри холодный свет от ламп бьёт по глазам, а жужжание системного блока компьютера кажется оглушающим. Поток ледяного воздуха из кондиционера заставляет меня поёжиться. На улице сегодня прохладно и дождливо, а дядя охлаждается. Странный он у меня всё-таки.

Как он тут работает? Кабинет максимально некомфортный. Или это специально для посетителей? Чтобы не задерживались?

Пластиковые панели на стенах, кажется, источают формальдегиды, а через отодвинутые в сторону квадраты навесного потолка я вижу бетон и мотки проводов.

- Здравствуйте, дядь Гриш.

Тот натянуто улыбается, но уголки губ быстро опадают вниз.

- Ты как?

- Нормально, - жму плечами.

На этом обмен любезностями заканчивается.

- Саша, ты уже полностью совершеннолетняя.

Снова жму плечами. Он позвал меня, чтобы бросаться фактами?

- Уже как год.

- Ну да, год. Прости, я не успел закончить все дела вовремя. Поэтому подзатянулось.

Слегка напрягаюсь.

- Что подзатянулось? Какие дела?

Ёрзаю на стуле. А дядя перебирает документы, которые перед этим извлёк из накопителя.

- Переоформление обязательств затянулось. А дела… ну по закрытию огромных дыр: продаже фирм, недвижимости, выплаты долгов по зарплате, неустойки по контрактам.

Он что-то ещё перечисляет, но я уже теряю нить.

- Вау, - хлопаю глазами, - с ваших слов, всё плохо как-то звучит.

- А чего хорошего-то? Бухнули на меня вот это всё! – кивает на пачку документов и пихает ко мне. – Ты посмотри, если что поймёшь.

- Может, вы мне так объясните?

- Я то, конечно, объясню, но хотелось бы, чтобы ты сама посмотрела. Можешь юриста нанять, если денег наскребёшь на толкового. Хотя ты даже на метро наскрести не можешь…

Глава 6

Март приходит вместе с очередной оттепелью и графиком командировок, который мне пересылает секретарь. Набираю брату по внутренней связи.

- Сева, ты решил от меня избавиться? Почему я каждую неделю где-то?

- По-моему это демонстрирует крайнюю степень моего доверия, разве нет? – веселится он.

- Ладно, тогда почему твоё доверие посылает меня всё дальше и дальше. Я прямо чётко вижу эту траекторию: Воронеж, Уфа, Новосибирск… Кажется, только Петропавловск-Камчатского не хватает.

- Когда доберёмся, тебе и выпадет честь там филиал открывать.

- Заведи себе уже директора по региональному развитию.

- Зачем? У меня есть ты.

- Ладно, я потом в отпуск уйду. На месяц.

Сева хмыкает в ответ.

- А ты фантазёр, Арсений.

Мы ещё какое-то время перекидывается подколками, потом я бросаю взгляд на часы и понимаю, что такими темпами пропущу визит в больницу. К докторам я хожу всё реже и реже, но регулярные осмотры совсем не отменишь.

На физиотерапии я больше не упарываюсь, а ведь было время: бесконечные занятия на пресс, ноги, спину… Ноги… Когда-то думал, что вообще на них не встану, особенно после трёх месяцев полного бездействия. Я просто лежал и желал умереть следом за отцом, сгоревшим от онкологии. Казалось, всё в жизни пошло по одному месту. Внутри сверлила тонкая мысль, что надо брать в себя в руки, но я этого не сделал, пока сполна не насладился жалостью к себе. В то же время знал, что надо выбираться. Надо пытаться. После кресла перешёл на костыли и задержался с ними на долгие месяцы, потому что ноги совсем отказывались держать. Пришлось знатно потрудиться, чтобы вернуть мышцам былую силу.

Они болели до слёз, в суставах сохранялась контрактура из-за фактического отсутствия движений. Чтобы их заново разработать, приходилось бороться с собственным телом. Оно стало как будто не моё. Не слушалось. То, что раньше удавалось с лёгкостью, теперь получалось через «не могу» и преодоление себя. На ногах долго держался отёк, так как взрывом повредило лимфотоки.

Меня пугало, что, закрыв глаза и дотронувшись до ног, я ничего не чувствовал. Врачи однако говорили, что просто понадобится время, потому что нервные окончания восстанавливаются ничтожно медленно. Если повезёт, миллиметр в сутки. Дни потянулись нескончаемой линией на календаре. Я жил от осмотра до осмотра, с надеждой приободряя самого себя.

Так я узнал, что обычная травма заживает быстрее, чем боевая из-за контузии мягких тканей. Моя отличная спортивная форма никакой роли в ускорении этого процесса не сыграла. Только после серии операций появилась надежда, что я встану. И я встал. Пройдя ад внутри себя.

- Может, в санаторий? – мой лечащий врач спрашивает это на полном серьёзе.

Выдерживаю паузу и качаю головой.

- Нет, - в моём голосе смех.

- А что это, Арсений, тебе смешно?

- Ну, какой санаторий? У меня дел выше крыши.

- Организм тебе за такие дела спасибо не скажет. Надо отдыхать.

- Я отдыхаю.

- Не так, видимо, отдыхаешь.

В его голосе чёткий намёк: знаю я ваши способы расслабиться – алкоголь, девочки, гулянки до утра.

- На выходных у сестры за городом, зал два раза в неделю, нагрузки умеренные, спиртным не злоупотребляю. Да, Лев Борисович, ну вы же меня знаете!

- Угу, знаю, а ещё знаю, что тебе надо в санаторий.

С напрягом улыбаюсь.

- Так бы сразу и сказали, что это не вопрос. В мае, ладно? – цежу сквозь зубы.

- В мае, я запомню.

Лев Борисович, довольно улыбается. Дожал. Ладно, съезжу. Буду пенсионеров местных развлекать. К советам лечащего врача я всё-таки отношусь серьёзно.

Пока иду до машины, под ногами неприятно разъезжается подтаявший снег. По радио ещё с утра объявили день жестянщика, так что пока ползу по проспекту, успеваю насчитать четыре аварии, одна из которых - внушительным паровозиком.

Что за глупая закономерность: как дождь и снег, так все водить разучились.

Хорошо, что мне здесь недалеко. Сворачиваю на подземную парковку и поднимаюсь на третий этаж здания в ресторан.

- Арс, ну наконец-то.

- Привет, Вероничка.

Наклоняюсь, чтобы поцеловать её в щёку, затем сажусь напротив.

- Почему ничего не заказала, пока ждала?

- А вдруг бы ты не пришёл? – округляет глаза. – На какие шиши я здешнее великолепие оплачивать буду?

Как всегда предельно откровенна.

Смеюсь и киваю.

- Заказывай, что хочешь.

- Лейтенант Сергеев, ты галантен, как никто.

- И щедр.

- И щедр, - с усмешкой кивает Вероничка.

На ней простое тёмно-синее платье, светлые волосы заплетены в колосок, в ушах скромные кольца. И ни капли пафоса или наигранности. Мы вместе с ней оказались в учебном центре и на базу на Востоке нас тоже вместе закинули. Только она была на выезде, когда по зданию шандарахнули, а я внутри.