Посвящается Вере Епловой
Огонь в сердцах — то искры небосвода,
Который воссиял закатом алым.
Неудержимая победа и свобода.
Луч света путникам в лесу усталым.
Огонь в глазах — то солнечные блики,
Нагретая в песках прибрежных медь,
И даже тех, в чьих душах холод дикий,
Такой огонь не может не согреть.
Огонь в руках — сердца то самых смелых,
Девиз которых: «Искренность и честь».
Пускай в любви и дружбе неумелы —
Зато неведомы им зависть, злость и месть.
Но стоит помнить — раздувать чрезмерно
Огонь в руках, глазах или сердцах
Нельзя. Всего лишь шаг неверный —
Там, где горело пламя, будет прах.
Резвясь с огнем, о, ветер беззаботный,
Запомни, что ты можешь невзначай
Опасному пожару дать свободу,
С ним вместе выпустив губительную хмарь.
Пусть пламя лучше нежит, светит, греет.
Пожар, увы, совсем не то умеет...
Небо успокоилось и больше не поливало дождем улицы, площади и проулки. Оно, насухо выжатое, обессиленно висело над городом, приняв снотворное из тихого, успокаивающего шелеста миллионов листьев, с которыми играл ночной ветер. Во время грозы он восторженно скрипел качелями, гнул стволы и ветви деревьев, угрожающими порывами стучался в окна, а теперь словно выдохся и вполне миролюбиво гонял мусор и осторожно дул на лужи — ему нравилось наблюдать за легкой рябью.
В луже, крохотным морем разлитой в одном из дворов засыпающего города, рябь сменилась волнами и брызгами — по темной воде, рассекая ее мощными колесами, проехал черный внедорожник.
Отражение света фонарей в дворовом море тут же обиженно задрожало, забор исказился, угол дома распался надвое. К шуршанию листьев добавился неторопливый глухой звук мотора.
Миновав лужу, громоздкий автомобиль неспешно заскользил по мокрой дороге. Он подъехал к массивному пятиэтажному дому, окутанному после ливня как и все прочие дома в округе приползшим с реки липким туманом, и остановился около одного из подъездов. Выходить из внедорожника никто не спешил. В темном салоне с трудом можно было разглядеть силуэты молодой пары. На водительском сидении находился крепкий молодой человек, одна рука которого лежала на руле, а вторая свободно обнимала за плечо девушку, чьи светлые волосы были собраны на затылке в высокий хвост.
Хотя свадьба у Насти и Федора должна была состояться совсем скоро, уже в июне, они все еще продолжали устраивать себе свидания, будто бы познакомились не три с половиной года назад, а на прошлой неделе. Будущие молодожены ходили в кино и в кафе, устраивали пикники и посещали боулинг-клубы, гуляли по набережной и по Мосту влюбленных дураков и даже ходили в походы или ездили на горнолыжную базу.
Правда, из-за того, что Федор постоянно был занят на работе, да и его невеста тоже без дела не сидела, в последнее время свидания проходили не так часто, как им обоим хотелось. Можно даже сказать, редко. К тому же молодого человека могли вызвать на службу не только во время прогулок или посещения кафе, но и посреди ночи, и он был обязан явиться по первому требованию. Бывало и так, что за ним приезжали во время законных выходных или отпуска, и даже тогда Федору волей-неволей приходилось подчиняться и уезжать на свою почти что секретную работу.
— Останешься у нас? — спросил Федор, приоткрыв окно и наслаждаясь прохладным воздухом, таким, который бывает только после ливня — в нем до сих пор еще витал свежий запах грозы.
— Раз ты меня сюда привез, то явно останусь, — рассмеялась Настя, в этот момент большее удовольствие получающая от прикосновений, нежели от воздуха. — Ты же хитрый.
— Совсем немного. Мама будет тебе очень рада, — сказал Федор, с улыбкой глядя на Настю.
— Ты уверен? — заволновалась та, вспомнив, сколько времени на часах. — Я не поздно?
— Естественно, уверен. Мама рада тебе всегда. А уж как я буду рад ночью, зайка... — и он, замолчав, повернулся к невесте и осторожно коснулся широкой ладонью ее лица.
Если бы рядом с этой парочкой находилась Маша, она бы с ума сошла от удивления: при ней брат всегда вел себя так, словно ему все еще было пятнадцать лет. А сейчас был совершенно другим! Заботливым, серьезным... И взрослым.
Надо сказать, любящие братик и сестричка Бурундуковы только и делали, что с детства задирались и обзывались, устраивали разборки и жаловались родителям, изощренно «стуча» друг на дружку. Правда, в уже чуть более старшем возрасте, когда Федька всерьез начал увлекаться боксом, ему часто приходилось защищать сестренку от местных хулиганов или от мальчишек, с которыми шумная и вредная маленькая Машка частенько ссорилась, ей, видите ли, казалось, что они хотят ее обидеть, поэтому иногда она обижала первая. К тому, малявка, как ласково звал ее Федор, постоянно хвасталась всем, что у нее есть брат-боксер, который может «здорово навалять и больно треснуть». В юношестве парня это сильно раздражало, ведь приходилось разбираться с пацанами, но сейчас, когда сестра вроде как стала девушкой, Федя был бы не прочь услышать из ее уст эту фразу вновь, только адресованную уже какому-нибудь из кавалеров. В том, что они у Маши есть или вот-вот появятся, Федор и не сомневался!
Ветер продолжал колыхать листву, заставляя шептать одной ей понятные слова, а заодно растрепал светлые пряди девушки и запутался в темных волосах обнявшего ее юноши. Не забывал он и о ряби в луже, в которой продолжали безмолвно отражаться огни. Но не успели утихнуть миниатюрные волны, вызванные колесами тяжелого внедорожника, как появились новые — от колес совсем другого автомобиля. На место машины Федора подъехала другая — дорогая серебряная иномарка, бесшумная и плавная, похожая на коварного, умеющего выждать жертву хищника. И если бы кто-то заглянул в ее окна, то не смог бы никого увидеть — тонировка надежно прятала тех, кто был в салоне.
— Это она. Это точно она, — произнес в микрофон телефонной гарнитуры человек, сидящий за рулем, глядя на Машу и Дэна. — Я все проверил, как только услышал про...
Собеседник резко перебил его, вынудив замолчать.
— Да, брат, я не промахнусь, — произнес он спустя полминуты. — Да, я постараюсь все сделать правильно.
— Чертов кретин, твою же мать, — сорвал с себя гарнитуру парень, как только звонивший отключился, и с яростью бросил на пустое сиденье рядом. — Зачем я это сказал? Почему я? Именно сейчас! — Он нервно и с силой провел пятерней по лбу и волосам, словно пытаясь убрать их назад, и вдруг неожиданно ударил по рулю кулаком. После пару минут парень посидел с закрытыми глазами, пытаясь успокоиться, а затем, резко нажав на газ, уехал в неизвестном направлении.
Дэн и Маша не обращали внимания на разъезжающие туда-сюда автомобили, они были заняты собой. Вернее, друг другом: фея и человек-ветер.
А небо так и продолжало спать, укутавшись в одеяло из облаков.
Когда я открыла дверь квартиры, я очень надеялась, что мама — жаворонок по натуре — уже спит. Но нет, она ждала меня в полутемной прихожей, закутавшаяся в теплый халат и очень недовольная. В гостиной работал телевизор — негромко раздавался голос ведущего полуночных новостей. Кажется, никого, кроме нее, дома не было. У папы, наверное, как всегда, образовалось что-то срочное на работе, братишка тоже куда-то пропал. Одно лишь котэ вылезло из шкафа, чтобы встретить хозяйку. Оно умильно смотрело на меня и облизывалось. Наверное, только что отужинало, вернее, отполуночничало. Я зачем-то помахала Ириске, и в зеленых немигающих глазах появилось вполне закономерное удивление. Мол, ты чего хозяйка, я и на кис-кис отзываюсь изредка, мне тебе что, лапой помахать в ответ или хвостом?
Мне почему-то хотелось улыбнуться — такое хорошее настроение было, хотя я понимала, что сейчас большой огненный дракон в лице мамы настигнет бедного несчастного орленка, чтобы задать ему хорошую трепку или съесть.
— Пришла? — не слишком любезно поинтересовались у меня.
— Пришла. Привет, — включила я в прихожей свет. Мама, увидев меня, ахнула и уперла руки в боки.
— Что за вид, Мария? Ты почему вся мокрая? Под дождем, что ли, бегала? Да ты с ума сошла!
— Случайно попала под дождь. Мам, все в порядке, — неуверенно улыбнулась я и принялась разуваться. Хорошо, что она меня в другой кофте не видела, насквозь промокшей!
— В порядке? Немедленно переодевайся! И чай горячий выпить не забудь, с медом, чтобы не простудиться. Ты где была так долго, красавица моя?
— В библиотеке. Я же говорила, что туда иду, — вместо того чтобы состроить смиренное выражение лица, я вдруг опять беспричинно улыбнулась, глядя в пол, а потом, испугавшись, прикрыла губы кулаком. Как же на душе хорошо!
— В библиотеке? — подозрительно спросила мама.
— Да, сидела там допоздна. Готовилась... к зачету, — почти пропела я. До сих пор это странное легкое пьянящее головокружение! Такое приятное, как поцелуи под дождем.
— Допоздна? Что ты мне лапшу на уши вешаешь. Библиотека по субботам до семи часов работает! — разоралась на меня мама тут же. Ох, и зла же она на меня была! Я бы на ее месте тоже злилась. Кому приятно, когда так нагло обманывают? — Это в какой такой библиотеке ты сидела? В ирреальной, из другого измерения?
Это она моих фэнтези-книг начиталась, вот и говорит так. У нас все книжки — на двоих, папа с Федькой только смеются. Один вообще почти не читает, второй только научную фантастику.
— Да там ночное отделение есть, — пробормотала я. — Чтобы за деньги ночью заниматься.
— Да ты что! Какая библиотека прогрессивная стала. — Меня таки окатило волной родительского гнева, смешанного с беспокойством. — Я ей звоню-звоню, а она трубку не берет! — У меня звонок был отключен, — виновато сказала я. — Прости.
— Маша, — сердито посмотрела на меня мама, которая явно была не в духе — в очень большом «не в духе», который плавно перерастал в «драконизм» — профессиональную болезнь многих мам, беспокоящихся о своих непутевых отпрысках. — Немедленно отвечай, где и с кем ты была.
— Мам, в библиотеке, в ночном отделении, потом, правда, одногруппницу встретила, мы с ней немного погуляли и под дождь попали. А с телефоном так получилось глупо...
— Да у тебя все по жизни глупо да нечаянно получается! У твоего отца такие проблемы, у нас кадровые перестановки, у Федора скоро свадьба, все стоят на ушах, а ты делаешь, что хочешь, и в ус не дуешь! — еще больше завелась мама. Ага, я, видимо, стала катализатором ее плохого настроения.
— А где, кстати, папа? — попробовала я перевести разговор. Но я не манипулятор Смерчинский — у меня этого не получилось.
— У него срочный оперативный выезд. И не заговаривай мне зубы. Ну-ка, ну-ка, неужели ты связалась с плохой компанией? Или?..
Наша перепалка продолжалась бы очень долго, и в результате я, скорее всего, не смогла бы завтра никуда пойти с Чащиным, потому что мама вранье терпеть не может больше, чем недобросовестных граждан. Она бы точно посадила меня под домашний арест и взяла бы под жесткий контроль, дабы я готовилась к зачету, но меня неожиданно спасли.
— Мам, — сказал вдруг Федька, который в нашу «беседу» не влезал, потому что при Насте вел себя паинькой. — Да что ты к ней пристала? Все в порядке. Я видел Машку, когда она в библиотеку шла. Мимо на машине проезжал. И... вечернее отделение там есть. Платишь деньги и сидишь хоть всю ночь.
— Да? — озадачилась мама. К словам старшего сына она всегда прислушивалась больше, чем к моим, хотя и ругала его за то, что он постоянно меня задирал. Правда, сейчас Федя мне, напротив, помог. Неслыханное дело — старший брат меня покрывает! Что это с ним? И Настя странная. Стоит за его широченной спиной, а ее голубые глаза смеются.
— Вот видишь, мам, — улыбнулась и я во все зубы, не растерявшись. — Даже Федька видел, а ты мне не веришь.
Мама подумала немного, прочла мне еще одну нотацию, для порядка попытала насчет парня, а потом и вовсе ее гнев, слава богам умиротворения, спал.
— Ну, раз никто еще не желает спать, тогда давайте хоть чай попьем перед сном, — решила она.
—Я помогу накрыть на стол,— тут же предложила Настя. Кажется, она слегка побаивается маму — как-никак та без пяти минут ее свекровь.
— Спасибо, Настенька, — умилилась мама.
— Я тоже могу помочь, — вызвалась я.
— А ты иди в ванную. Прими горячий душ, а то точно заболеешь, — сказала мама и уволокла будущую невестку за собой. Федька очень насмешливо уставился на меня. Его аура просто-таки состояла из иронии, смешанной с любопытством.
— О, спасибо, я не ожидала от тебя, обезь... братишка, — хлопнула я озадаченно Федора по плечу.
— Я что, в твоем представлении какой-то монстр? — проговорил он несколько сварливо.
— Ну, как сказать, — уклонилась я от прямого ответа. Спас меня, как-никак, мой брат родной!
— Слушай, правда, спасибо.
— Правда, пожалуйста. Только, звезда балета, постарайся отвечать на звонки и не пропадать где попало до ночи. Не беспокой мать. — Федька погрозил мне пальцем и добавил вдруг очень насмешливым голосом: — Чтобы завтра со своим парнем познакомила. Ясно? И не палитесь вы так больше перед подъездами.
— А?
Братец, увидев мое выражение лица, расхохотался на всю прихожую.
— А я завтра с Димкой встречаюсь, — пробормотала я както затравленно. Он нас со Смерчинским видел! Надеюсь не то, как мы целовались? Моя тонкая душевная организация этого не переживет.
Да... Вот ужас-то какой! Папа, Федька с Настей, скоро и мама до Дэнчика доберется. А потом и его родственники достанут меня — чего уж там, дедушку-то я уже знаю.
Орел стыдливо закрылся крыльями.
— У тебя еще и Димка какой-то есть? — тут же наклонился ко мне Федька и стал буравить подозрительным взглядом. — Ну, ты даешь, сестрица. Слегка непорядочно с двумя вертеть, не находишь?
— Это мой одногруппник. Мы по делу встречаемся, — одарила я нелестным взглядом старшего брата.
— Ну ладно. Я же тебя не так воспитывал. И, да, — окликнул меня он, явно гордясь своим поступком, — рабства ты не избежала.
— Фе-е-едя, — протянула я устало, — ну хватит, а? Действительно, детсад и горшки на полках.
— Ты мне на нашей свадьбе понадобишься, — загадочно произнес брат. — Поможешь нам кое в чем, или я тебя маме так заложу, что ты все лето будешь сидеть дома и мыть полы, как Золушка, твоя ближайшая приятельница. Усекла, мелкая? А так ты отработаешь мои слова тем, что на свадьбе и на девичнике будешь моим... шпионом. — В светло-карих глазах брата зажглись веселые огоньки. Судя по тому, как он пытался не засмеяться, брат готовил что-то фееричное.
— Федь, знала, что ты болен, но не настолько же. Я тут одну больничку хорошую приглядела. Давай я тебя туда на третий этаж определю, для душевноб... страдающих? — миролюбиво и вполне искренне предложила я.
— Я сейчас свои показания изменю, и тогда тебе наказания не избежать, — пригрозил брат.
Я тут же заткнулась и торопливо сообщила, что готова побыть и шпионом, и бароном Мюнхгаузеном, если нужно.
— Дети! — позвала нас мама, которая все никак не могла привыкнуть к тому, что мы никакие уже дети. — Идите за стол!
— Идем! — на весь дом гаркнул Федор.
— Сейчас! — крикнула и я.
— Что ты так орешь громко? — одновременно спросили мы друг у друга, а потом одновременно заржали, брат хлопнул меня по плечу (я чуть не присела), я в отместку попробовала пнуть его пониже спины, правда, не преуспела в этом, и мы дружно направились за стол. Горячий душ по настоятельному совету мамы я приняла уже после позднего чая. А потом, поболтав с Настей, все же пошла в свою комнату, прихватив телефон.
«Здорово. Чащин, я вообще никогда и ничего не забываю. Во сколько ты мне «стрелку» забиваешь?» — вспомнила я, что так и не ответила одногруппнику.
Ответ от него пришел на удивление быстро.
«На 17.00, пойдет?» — и в следующем сообщении он написал название неплохой пиццерии, находящейся не слишком далеко от моего дома.
«Пойдет. И не смей заказывать много, я не миллионер!» — тут же предупредила я Дмитрия, который, между прочим, как и другие парни, ел немало. Иногда, когда мы большой компанией сидели в столовой, он даже таскал у меня булочки и пирожки. А однажды, недосчитавшись салата, который стремительно исчезал в чащинском рту, я от злости чуть на него чай не вылила.
Маша и знать не знала, что пока проверяла свою нехитрую теорию «дрожания коленок», под дверью у нее стояла крайне удивленная мама со стаканом горячего молока, в котором ею заботливо был размешан гречишный мед. Вера Павловна хотела напоить им дочь перед сном, чтобы та действительно не разболелась перед зачетами.
Сначала хранительница домашнего очага семейства Бурундуковых просто подошла к полуприкрытой двери — Маша с детства боялась запирать ее, потому что вечно ей казалось, будто злобный бабай из-под кровати ее достанет и унесет себе в логово. Феде раньше даже сторожить приходилось младшую сестренку от этого самого мифического бабая, держа в руках игрушечную саблю и пистолет: только тогда Мария и засыпала, надо сказать. Потом страх у младшей дочери исчез, а вот детская привычка не запирать дверь осталась.
Вера Павловна уже было открыла рот, чтобы позвать Машу, как услышала какую-то возню, после которой дочь отчетливо произнесла:
— Денис.
Тонкие брови Веры Павловны взметнулись вверх от удивления. А дочь продолжала:
— Дэн. Дэнни. Дэнв.
«Вот значит что! Машка влюбилась в какого-то Дениса. И не хочет меня с ним знакомить, негодница!» — со смехом подумала про себя Вера Павловна. А дочь продолжала развлекать ее дальше:
— Де-нис. Денис, Денис, Денис. Денис.
«Ничего себе, как ее заклинило, прямо как меня на первом курсе, — вдруг вспомнился первый возлюбленный Вере Павловна. — Я же тоже тогда маме врала, что в библиотеку ходила... Это, наверное, у нас семейное. Хотя Феденька же сказал, что видел Машу около библиотеки. Или он ее покрывает? А впрочем, не важно. Дома — и слава Богу».
Вера Павловна подождала пару минут — в это время Машка хихикала и разговаривала с кошкой. И вошла в спальню, застав дочь лежащей поперек кровати. Ноги ее были закинуты на стену, а в руках она держала телефон, по которому быстро переписывалась с кем-то, то и дело улыбаясь.
— Маш, не спишь еще? Выпей молоко, — сказала Вера Павловна и попыталась подглядеть в телефон, но дочка предусмотрительно вышла из режима приложения, в котором вела переписку. Женщине оставалось только, как в детстве, накрыть Машу одеялом до самого носа и выйти.
Выпив молоко, некстати принесенное мамой, которая явно решила стать полуночницей, я вновь вернулась к переписке с Димкой.
«А как поживает моя протекция?» — не преминул задать любимый вопрос Димка.
«Отлично!» — обрадовала я его. Смерч и билетики обещал мне достать. Господи, какой же он прелестный... бывает иногда.
«В смысле?» — не понял Дмитрий. Я раззевалась как бегемот. Спать хотелось все сильнее.
«В прямом. Мой любимый поможет сдать энглиш таким тугодумам, как мы, хе-хе-хе! Подробности завтра, балда. И не опаздывай. Я ждать тебя не буду!»
Еще чуть-чуть поболтав и обменявшись «любезностями», мы распрощались до завтра. А я опять вспомнила о Смерчике. Хм, интересно, где он сейчас? Дома греется, в теплой кроватке? Под одеялом, поедая, как дитя малое, что-нибудь сладкое, или сидя на подоконнике с кружкой горячего чая и сигаретой? А, он же правильный мальчик, не курит. Странно, вроде бы вредная привычка, а мужчинам так идет, они такими независимыми становятся, если в их пальцах появляется сигарета.
О, мышиные божества, я назвала Смерчинского мужчиной. Это конец начала конца начал.
Вспомнив брюнетика с приветиком, я, чуть посомневавшись, набрала его номер. Однако звонить все же не стала, а написала сообщение.
«Ты дома?»
То, что девушки не должны писать первыми, меня ни капли не волновало. Хочу и пишу. Интересно мне, где мой лже- парень торчит!
«Дома, надеюсь, ты тоже», — ответил Смерч минут через десять, когда я уже исползала всю кровать.
«Спасибо, что довез. Как думаешь, почему я пишу первая? Есть причина! Я же обещала тебя убить, когда ты ко мне приставать стал, так вот, готовься в понедельник к кровавой расправе, потому что я, Мария Бурундукова, своих слов на ветер не бросаю!» — написала я длиннющее сообщение и поставила грозный смайл. Подумать только, а еще совсем недавно я мечтала вот так вот ночью переписываться с Ником.
«Можно без расправы, Бурундучок? Я очень жизнелюбивый...»
«Если ты исполнишь все, что обещал, тогда подумаю! Желание, оригами, поездку...» — вспомнилось мне, и я опять зевнула, словно бы зевком подтверждая свои слова.
«Поездка уже была, Чип. Остальное исполню, не бойся».
«А я и не боюсь. Просто жду и надеюсь, что ты не даешь фейковых обещаний. Когда?» — я опять забарахталась в постели. Вроде бы всего лишь невинная переписка со Смерчем, а столько эмоций!
«Закрой сессию, партнер, тогда и поговорим, идет?» — я нахмурилась. Слово «партнер» раздражало. И почему-то намного больше, чем «Бурундук». Просто партнером быть...
не хотелось.
«Ну ты и наглый!»
«Я всего лишь забочусь о тебе. И даю стимул к успешному завершению этого учебного года, Чип. И вообще, ты меня недооцениваешь. Я, может быть, страдаю».
Страдает он! Как же. Ежедневно, по пятнадцать минут, с секундомером в руках. Я перевернулась на живот и, качая головой в такт песенке про любовь, правда, какую-то мрачную и нежизнеспособную, в стиле исполнения солиста любимой группы, стала набирать ответ, в котором ясно выразила свою точку зрения относительно того, что я думаю о страданиях Смерча.
В следующем сообщении он, словно прочитав мои мысли, написал:
Дэн озадаченно прикусил запястье. Обычно девушки на него вешаются, а вот Чип... Она старательно отталкивает. Вернее, отталкивала. А сегодня с ними что-то случилось. Дэн никак не мог забыть поцелуй под ливнем — внезапный, дерзкий и яркий. Поцелуй со вкусом дождя. И с ароматом ее духов, едва уловимых, цитрусово-клубничных, манящих. Солнечных. Впервые за эти годы он ощутил забытое, но такое знакомое чувство, которое и сам не мог описать. Чувство парения. Легкости. Свободы.
Смерч еще раз посмотрел на телефон. Мария пока что не ответила на его последнее сообщение. Самое важное сообщение в их сегодняшней переписке. А ведь он даже не сразу смог отправить его — несколько минут размышлял на тему: «А стоит ли?». И когда отправил, все с тем же несвойственным для себя волнением, ждал ответа. Маша прочитала, но молчала.
Долгие поцелуи в парке и около подъезда не прошли даром — сейчас Дэн желал не только, чтобы малышка ответила ему, он хотел, чтобы она была рядом — на этом же полу, а еще лучше, на кровати. В его объятиях. В какой-то момент он даже представил это и с трудом подавил фантазии.
Смерч, закинув за голову руку, смотрел в звездное небо, раскинувшееся на потолке. Звезды, переплетенные в созвездия, слабо светились в темноте. Он так часто смотрел вверх, что невольно запомнил не только расположение, но и их названия, подписанные рядом с каждым небесным светилом. Дэн без труда находил их на ясном ночном небе, удивляя и старых друзей, и новых знакомых. Особенно большое впечатление это производило на девушек. Им казалось, что это очень романтично. Хотя Дэн и не считал себя романтиком. Он был реалистом.
Ответа от Маши все не было и не было. То, что она не отвечает, слегка напрягало Дениса. Он был довольно подвижным и, несмотря на видимое спокойствие, ожидание нервировало и тяготило его.
Дэн не выдержал и позвонил Бурундучку — так в последнее время он называл Чипа про себя. Она не отвечала.
Дэн не понимал, что случилось. Маша прочитала его сообщение, но молчала. То ли обдумывала, что ответить, то ли ничего не хотела отвечать. То, что девушка уснула с телефоном в руках, а его сообщение случайно получило статус «Прочитано», Дэну даже и в голову не приходило.
— Испугалась? — прошептал он, разглядывая ее фотографии в профиле известной соцсети. Все, как одна — солнечные, смеющиеся. Ни единого снимка, где Маша серьезная или грустная. На каждом снимке она улыбается или дурачится. Часто — в компании со своим другом Димой Чащиным.
Дэн задержался на прошлогодней фотографии, где Чащин держал Машу на руках, а она обнимала его за шею. Они были похожи на пару, и это не слишком понравилось Дэну. Он даже задался вопросом — а не встречались ли они? Но тут же сам себе дал ответ. Скорее всего, нет. Для Чипа существовал только Кларский. И она явно не замечает, как смотрит на нее Чащин.
— Ты же еще совсем маленькая, — задумчиво сказал парень, вновь вспоминая поцелуй. Сначала мягкий, неловкий, удивленный, а потом задорный, яростный, на адреналине, с крепкими объятиями, сбитым дыханием и волной неизвестного восторга. И упругие струи дождя.
Целуя теплый мягкий дождь, Забудешь про свою утрату. За маскою дождя найдешь...
Меня. Ты будешь очень рада?
Это были слова из песни, которая часто играла в наушниках. И эти строки врезались в его память надолго — их как кастетом нацарапали на его коже, наживо. Чертова маска дождя.
Да, давно Дэн не чувствовал ничего подобного. Даже не так. Он чувствовал подобное только с одной девушкой, с той, которую звали Инна. Но ее очень давно не было рядом.
Дэн взлохматил темные волосы. Нет, не нужно было присылать последнее сообщение. Он ошибся, поспешил.
Либо Маша смутилась, испугавшись его напора, и теперь игнорит, потому что растерялась. Либо, что более вероятно, она решила, будто Денис снова прикалывается над ней. Или снова обманывает. Ведь он сам сто раз говорил ей, что они — всего лишь партнеры, друзья по несчастью, спутники по дороге к общей цели. И давал понять, что никакие отношения между ними невозможны. А когда ему захотелось этих самых отношений — все вокруг считают их парочкой, почему бы и нет? — она оттолкнула его. Забавно.
К тому же Чип в полной зависимости от чувств к Кларскому, странному, очень странному типу, который ведет свою игру. Насчет него нужно серьезно поговорить с малышкой Ольгой. Дэн подозревал, что та информация, которую ему удалось собрать на Ника, не совсем верная. Вернее, неполная. С ним явно что-то не так. Не зря Аня, милая карманница и превосходная актриса, испугалась. И испугалась она явно не Ольгу. Насчет ее Дэн был уверен — они были знакомы слишком давно. И слишком многое их связывало.
Причина в Никите Кларском. Денис так и не смог составить для себя психологический портрет этого парня: да, он консервативен, вежлив, спокоен внешне, внутри же, напротив, напряжен. Привык производить хорошее впечатление, одевается хоть и строго, но со вкусом, привлекателен, доброжелателен, обходителен, не скуп, хорошо учится, не вступает в конфликты, друзей у него не много — он интроверт, зато все знакомые о нем хорошего мнения.
Однако для себя Дэн сделал вывод, что Никита Кларский — опасный противник. Он любит драться, или же ему приходится делать это, хотя «официально» он не занимается спортом. По крайней мере, недавно он точно дрался: костяшки на правой руке все еще сбиты, чуть выше сгиба локтя из-под длинного рукава виднеется глубокий тонкий косой порез, как от ножа. От природы наблюдательный Дэн случайно заметил этот порез, когда рукав спутника слегка задрался, в то время как Чип пялилась на Ника, а Ольга не сводила глаз с самого Смерчинского. Да и с ногой у Кларского было что-то не то: он немного, почти незаметно, но прихрамывал. Кроме того, один парень из потока Клары растрепал Дэну, что видел в раздевалке на боку Ника рваный шрам от кастета. Свежий. А уж сколько у него старых шрамов — и не сосчитать. Тому парню Кларский сказал, что шрамы у него еще с детства. Однако все это казалось Смерчинскому очень странным. Слишком много совпадений и недосказанности. Слишком много тайн.
«Длина ушей составляет одну третью длины лица», — вдруг вспомнилась Дэну одна из пропорций, описанных да Винчи в Витрувианском человеке. Он поднял руку вверх, вспоминая уши Марии, в которых она носила забавные серебряные серьги в виде цветов в пятью лепестками, в центре которых сияла огненная рубиновая капля. Судя по всему, у нее пропорциональное лицо. И не только лицо.
Дэн вновь прикусил запястье — от нетерпения. Зачем он вообще к ней полез там, под дождем? Ответ был прост — ему захотелось сделать это, а Смерч привык делать то, что ему хотелось. Даже если это был сиюминутный порыв. Да, ему хотелось ее целовать и наслаждаться ее теплом в этот холодный вечер и ее удивлением одновременно. К тому же рядом с Чипом стало очень светло, как будто бы она действительно на время умела становиться этой своей клубничной феей.
Из девчонки в его глазах она как-то слишком быстро превратилась в привлекательную девушку — строптивую, но чертовски притягивающую к себе. Чип то и дело норовила оказаться в его фантазиях, которые сама же в шутку называла больными. Ее напористость и уверенность неслабо заводили Дэна.
Он снова набрал ее номер.
Телефон Маши вибрировал на ее подушке, рядом с головой, освещая стену холодным голубым светом. Но девушка, перевернувшись на другой бок и обняв подушку, продолжала крепко спать. На ее губах играла едва заметная улыбка — в это время ей начал сниться романтический сон, личный и чувственный, который она никак не могла вспомнить на следующее утро. И если бы Дэн знал, что ей снилось, то наверняка тут же предложил бы сделать это сновидение реальностью. Но Дэн не знал этого, продолжая думать, что Маша либо не знает, как теперь вести себя с ним — как с парнем или как с партнером, либо думает, что он шутит, а поэтому игнорит. Телефон резко погас. А Чип все так же улыбалась во сне.
Дэн вышел из душа, в котором долго стоял под струями горячей воды, пытаясь привести себя в порядок. И снова проверил телефон — Чип так и молчала.
Он тряхнул головой, чтобы влажные, кажущиеся сейчас иссиня-черными волосы полукольцами не падали на лоб и не закрывали глаза, и потер еще мокрое лицо ладонями, которыми совсем недавно держал лицо объекта своих фантазий, от которых с трудом избавился. На темном небе за окном на пару минут появилась луна — выглянула из-за туч и осветила серебром комнату Дэна. Холодные лучи падали на его обнаженные плечи, скользили по предплечьям, на которых все еще оставались капли воды, попадали на четко очерченные мышцы груди. Дэн был отлично сложен и постоянно занимался спортом — не потому, что ему хотелось выглядеть лучше, а потому, что физическая боль помогала вытеснить ненужные мысли. Странно, но эта девчонка, которая его сейчас игнорит, тоже помогала ему в этом. Помогала быть самим собой. Забавное откровение.
Жаль, что она не оценила его порыв.
Дэн задумчиво провел пальцами по гладко выбритой щеке. И вдруг как-то внезапно, за пару минут, решил для себя, что должен делать с Кларским, и как вести себя с Чипом — решения всегда приходили к Смерчу быстро и довольно неожиданно. А потом, с размаху упав на большую низкую кровать, он обзвонил Черри и еще нескольких друзей, которые в любое время готовы были отправиться вместе с ним куда угодно.
Парни, естественно, тут же согласились. Денис вызвал такси и переоделся. Натянув джинсы, застегнув ремень, стоя с футболкой в руке, он заметил на столе томик лучших произведений эпохи Возрождения и вспомнил вдруг, что мать, когда ей что-то хочется узнать, в шутку задает вопрос книге и открывает на любой странице.
— Ну, Мари, почему ты мне не отвечаешь? Я ведь тебе нравлюсь, правда? — чтобы отвлечься от мыслей, он взял в руки книгу и открыл ее где-то посредине. На тонкие, с теснением страницы падал свет фонаря, смешавшись с тусклыми лунными лучами. Попал Дэн не куда-нибудь, а на сонет Петрарки, посвященный возлюбленной Лауре:
…Я вижу лук Любви, что вновь натянут. Но вряд ли беды новые нагрянут — Страшнее, чем привычная беда: Царапины не причинят вреда, А сердце больше стрелы не достанут[1].
—Найс. Я скоро начну, как и Клара, верить в судьбу. — Стихи явно не могли быть отражением объективной реальности.
Ответ Дэна вновь не впечатлил, он поморщился, досадуя на себя, что поддался женской забаве. Отбросив книгу на кровать, он облачился в футболку и стремительно вышел из комнаты. Книга, словно бы желая доказать теорию существования судьбы, злорадно открылась на еще одном сонете Петрарки:
Влюбленные похожи друг на друга, Когда в обоих жизненная сила Обители свои переменила[2].
Заглянувшая утром в комнату сына мать подумала, что Денис вдруг увлекся великим поэтом эпохи Возрождения, как в средних классах, и тихо рассмеялась.
А Смерчинский уже через час находился в одном из лучших клубов города, который, кстати говоря, был главным конкурентом «Алигьери», ни в чем ему не уступая: ни в музыке, ни в блеске, ни в ценах. Он пожимал руки знакомым, пил безалкогольное пиво, смеялся, шутил, перекрикивал гремящий хаус.
Дэнву нужно было освободиться от напряжения — хотя бы с помощью драйва, живущего в ночных заведениях и исходящего от любителей клубной жизни. В потоке цветомузыки и шумных звуков образ Марии умудрился расплыться, а потом и вовсе исчез.
Они веселись почти до самого утра, отрывались под громкую, бьющую по легким музыку, а потом, когда вся компания подошла к барной стойке, ему все-таки удалось найти среди гостей девушку, которая внешне напоминала Марию: та же тонкая фигура, те же короткие прямые светлые волосы, те же порывистые движения. Только губы совсем другие, не такие, как у Бурундучка, да и в платье Чипа он никогда не видел, но для чудесной ночи и эта миловидная девочка ему вполне подойдет. Ведь, кажется, он очень ей понравился.
Утром я встала довольно рано, но на удивление легко: с ясной головой, хорошим настроением и с легким привкусом клубники на губах, хоть и пила перед сном молоко с медом. Я сладко, по-кошачьи, потянулась, подошла к окну, распахнула его и заметила вдруг, что вокруг все стало немного другим: цвета — ярче, звуки — мелодичнее, вещи — объемнее...
«Доброе утро, планета!» — оказалось, огромный яркий плакат, разноцветные буквы которого вобрали в себя всю палитру радуги, всю ночь бережно готовился заботливыми головастиками, ставшими от неясного, смутного пока восторга розово-золотистыми, как вон те рассветные облака на ясном светло-голубом небе, что виднеются мне из окна.
Вдохнув все еще пропитанный влагой воздух полной грудью, я вспомнила, что мне снилось что-то необыкновенное — по ощущениям еще более ласковое, чем... Чем...
Дыхание на секунду перехватило. И тут же вспомнился вчерашний вечер. То, что было во время ливня.
... чем поцелуи Смерча.
Мы не обращали внимания на Ольгу и Никиту, не обращали внимания на дождь, не обращали внимания на ветер и холод, мы вообще ни на что не обращали внимания, мы просто долгодолго и упоенно целовались... Как будто бы нам громовым голосом с неба сообщили, что если мы перестанем делать это, то в мире начнется апокалипсис, а если продолжим, вложив в это все свои тщательно скрываемые эмоции и желания, то всюду воцарится счастье. А так как мы все-таки были Чипом и Дэйлом — глупыми спасателями-бурундуками, то нам пришлось выбрать второе. Потому что они «всегда спешат туда, где ждет беда».
Лица, руки, шеи — все было мокрым от дождя, и мне казалось, что я в объятиях человека, сотворенного из воды, хотя, наверное, он думал точно так же.
Прохладные капли падали на лоб, стекали из-под ресниц, попадали на щеки и губы, и даже во рту был привкус проливного дождя — такой же, как у родниковой ледяной воды, которую из ковша пьют усталые путники, проделавшие долгий путь в гору. Холодная одежда липла к телу, а мы этого не замечали, но когда мои ладони замерзли, и Дэн грел их, приложив к своей влажной шее — одна из них полностью закрыла блестящую татуировку.
Он запускал руки в мои мокрые волосы, чему-то едва заметно улыбаясь. И гладил по спине, вырисовывая замысловатые узоры. И позволял мне обнимать себя так сильно, как мне в тот миг хотелось, и я касалась его плеч, просовывая пальцы под ворот его футболки, цеплялась за них, поднималась на цыпочки, требуя нового поцелуя.
Я не знаю, сколько это продолжалось, может быть, десять минут, может быть, час. Но все происходило очень просто, само собой, как будто бы так и должно было быть. Ни тени сомнения, ни смущения, а только лишь упоительный восторг. Простой, безыскусный человеческий восторг в чистом, неразбавленном виде. Концентрированный восторг. Истинный.
Я вспоминала все это, и образы, звуки дождя и дыхания, прикосновения друг за другом просыпались в моей памяти.
Мне все больше хотелось смеяться.
Если бы Маринка и Лида пристали ко мне с вопросом: «Расскажи, как это было?!», я бы ничего им не сказала. Лишь загадочно поухмылялась как сова, и многозначительно посмотрела на подружек поиграв бровями.
Я бы промолчала не потому, что стеснялась или потеряла дар речи, а просто потому, что думала — эти воспоминания могут принадлежать только двум людям: мне и ему. И делить их с кем-то еще совсем не хотелось. Мой Смерчинский, мой поцелуй и мои воспоминания. Мои и больше ничьи.
Наверное, я бы просто сказала девчонкам, что мы долго целовались, не вдаваясь в подробности и не описывая свои истинные ощущения, которые я, кажется, буду хранить долго — в специальном потаенном сундучке души. Я бы добавила, что это было круто, и похвасталась, что у Смерча широкие плечи, ловкие и ласковые пальцы и удивительно наглые губы, и добавила, что он в этом деле — целовательном — настоящий профи!
Куда подробнее я бы я рассказала подругам о том, как мы бегали по дорожкам парка друг за другом по пузырящимся от дождя лужам, весело смеялись и хором ругали недоумевающего Черри, которого Анька отправила вон из парка, как только вернулась с «задания». Она написала сообщение Помойке, чтобы они резко делали ноги, и парни послушали ее! А еще мы много фотографировались и делали совместные селфи. Обнимались, строили уморительные рожицы, улыбались, и я все пыталась незаметно заснять Дэна с рожками, но он каждый раз замечал мою руку и ловко убирал ее.
Чуть позднее Дэн догнал меня у детского розового паровозика, в котором обычно катались совсем малыши, обнял одной рукой и уставился на меня каким-то шальным взором. Он не спешил отпускать меня, смотрел прямо в глаза, а наши носы касались друг друга, как будто мы со Смерчинским оба были эскимосами, решившими попрактиковать свой необычный поцелуй.
— Что? — осторожно спросила я глядя то на мелькавшую в небе тонкую белую молнию, то на него. Губы у Смерча были полуоткрытыми, как у ребенка, увидевшего новую игрушку, которую злая мама долго не покупала ему, а потом раз — и подарила на Новый год.
— Рот закрой, муха залетит, — не поленилась сказать я, не отпуская его плеч — о да, моя душа добралась до них и заставила пальцы крепко-крепко в них вцепиться.
— Просто смотрю, — отозвался он полушепотом, который я с трудом расслышала из-за шума дождя, бьющего в асфальт тяжелыми струями с маниакальным упрямством. И почти тут же в который раз раздался гром — но не пугающий, а приглушенный, отдаляющийся.
— В глаза? — спросила я, разглядывая его мокрые слипшиеся ресницы.
— В глаза, — согласился Смерч.
— Зачем? — удивилась я, сильнее его обнимая. Дэн, не отрывая немигающего взгляда, откинул назад свои потемневшие и потяжелевшие от воды волосы.
Дождь неожиданно закончил свое сольное выступление, как только мы покинули опустевший парк под удивленный взгляд контролера на выходе. Это было совершенно внезапно, словно кто-то просто вырубил его на небе, нажав на панели «Погода» кнопочку «Остановка дождя». Странно, но едва гроза закончилась, на улице стало прохладно, и даже мне, которая умудрялась не мерзнуть в двадцатиградусный мороз зимой, захотелось оказаться около костра или камина, закутанной в шерстяной плед и с бокалом согревающего красного вина в руке. Наверное, во всем была виновата мокрая одежда, которая противно липла к телу.
А может быть, действие концентрированного восторга кончилось, и мы вернулись в свое обычное состояние.
От ветра по рукам побежали мурашки. Я зябко поежилась, уже жалея, что мы так беспечно гуляли во время ливня. Что на нас нашло? Это было наваждение майской грозы или порыв двух душ, которые устали от одиночества? А может, это всего лишь игра? И станет ли этот вечер точкой невозврата?
Сегодня Дэн оставил свой байк не на улице, а на платной стоянке, и до нее мы добрались за пять минут.
— А чего ты попросту его не бросил? Тебе же всегда везет, — несколько глумливо спросила я, когда мы подходили к стоянке, перепрыгивая через лужи. Честно сказать, Дэн через них перешагивал, а вот мне приходилось прыгать. Зато мы шли, держась за руки. Кроме нас, народа на обычно многолюдной, шумной улице не было. Только проезжали туда-сюда редкие автомобили со все еще работающими дворниками.
— Тут нигде нельзя оставлять транспорт, вот и все. Черт, холодно, — произнес синеглазый, закусывая губу. Его пальцы в моей ладони действительно стали холодными. Я, чуть подумав, остановилась и с улыбкой запасливого человека, вещи которого, несмотря на всеобщие смешки, все-таки принесли пользу, вытащила из рюкзака любимую оранжевую кофту с высоким горлом, длинными рукавами и широким металлическим замком. Обычно у меня еще и обувь запасная есть — сейчас она пришлась бы крайне кстати, но именно сегодня я ее выложила, чтобы рюкзак не был тяжелым.
— Давай я тебе на плечи накину? Теплее будет, Дэн, — искренне предложила я, зная, что ему действительно холодно. Пару раз Смерч говорил, что с трудом переносит холод и вообще часто мерзнет (тогда я обозвала его девчонкой, но он не обиделся и сказал, что все равно крут).
Синеглазый очень странно на меня посмотрел, чуть помешкав, взял из моих рук кофту, явно согревая в ней пальцы, и скомандовал:
— Я отвернусь, а ты переоденься.
— Чего-чего? — показалось мне, что я ослышалась, и я даже ладонь к уху приложила. С Ветерком явно что-то не то.
Может, ему мозг продуло?
— Мы сейчас поедем на скорости, тебя может продуть, заболеешь, — отозвался парень, потирая ладони. — Переоденься. Все равно на улице никого нет.
— Так это тебе же жутко холодно!
— Я могу потерпеть, а вот ты точно простынешь. — Он одарил меня обаятельной улыбкой, огляделся, как воришка на вокзале, и поволок меня под узорчатую арку дома напротив.
— А сам? — сердито спросила я у него, оглядываясь по сторонам. С двух сторон меня закрывали стены, с третьей — Дейл. Но четвертой стороной был открытый двор.
— У меня сильный иммунитет. — Он наклонился ко мне, погладил по щеке и в очередной раз напомнил о своей замечательной удачливости.
Едва не растаяв от его прикосновений, я заставила его отвернуться и, зорко проследив за тем, чтобы он не подглядывал, переоделась в сухую теплую кофту.
Кажется, он и правда не поворачивался в мою сторону, но улыбка у Дэна была шикарная, в смысле, веселая, как у пингвина-хохотуна.
— Почему ты на меня так подозрительно смотришь? — лукаво спросил он.
— Да так, — уклончиво произнесла я.
И мы поспешили к стоянке. Приехали домой быстро — почти все дороги были пусты. Зато дождь начался вновь, правда, уже не такой сильный. Дэн остановился около моего подъезда, продолжая смотреть на меня все так же странно — и это заставляло нервничать. С ним что-то происходило, и я никак не могла понять, что именно. Из-за этого я даже в полной мере не могла наслаждаться нашей поездкой, да и в этот раз парень не спешил набирать скорость — ему явно не нравились скользкие дороги.
— Малыш мой, ты обещал кое-что рассказать! — вспомнилось мне, в общем-то, самое главное, когда я снимала шлем и отдавала его в руки Смерчу. А еще вспомнились слова Черри о сестре Ольги. — Что еще за тайны мадридского двора, поведаешь?
— Обещание есть обещание, Бурундук, — кивнул он совершенно серьезно, глядя не на меня, а на яркий фонарь.
— Жалеешь? — неожиданно спросила я деланно добродушным тоном, но обожгла брюнета яростным взглядом сумасшедшей ревнивицы. Подумать только, и откуда что взялось? Наверное, мой взгляд говорил Дэну, что если его ответ будет положительным, то кое-кто — и это явно буду не я — вновь станет мерзнуть — только уже в ближайшей луже. Вон, неподалеку от нас целое море раскинулось.
— Нет, — совершенно спокойно и, как мне кажется, искренне ответил он. — А ты?
— О чем? — не сразу сообразила я, потому что в душе возликовала — совершенно неожиданно для самой себя.
— О Кларе, о ком еще?
Я посмотрела под ноги, наклонилась к земле, сорвала замызганный и грязный одуванчик, повертела его в руках и, наконец, ответила деланно беспечно:
— Не-а.
— For realsies? — голос Смерча был недоверчивым.
—Серьезно, — ответила я и на какое-то время замолчала, собираясь с мыслями, а потом продолжила чуть хрипловатым голосом: — Он, конечно, классный: умный, стильный, красивый, обворожительный и обаятельный — короче, он намного лучше тебя, Сморчок, но сегодня я кое-что поняла.
— Насчет чего ты пошутил, борода драная? — хрипло спросила я, скривив губы в подобии глупой ухмылки. Я ему душу свою наизнанку вывернула, а он издевается!
Улыбка сделалась еще краше, в синих глазах Дэнни, которые в темноте казались темно-серыми, засветились опасные манипуляторские огоньки, замаскированные под невинный детский взгляд. Он виновато взглянул на меня и сказал:
— Маш, я правда хотел, чтобы малышка Ольга рассталась с Кларой, но насчет того, что она — моя любовь, я слегка преувеличил. — И он беззащитно и вместе с тем горько рассмеялся. У моего орла глаза мигом запеленало тьмой, он со злорадным криком спикировал на Дэновскую башку, выставив острые цепкие когти.
— Что ты сказал? Немного пошутил? Слегка преувеличил?! — отшатнулась от него, чувствуя, как легкие заполняет сухая огненная ярость, заставляющая чаще дышать. — Ты меня все это время разводил?! Смерчинский, ты просто последняя тварь!
И с размаху я пнула его по колену, так, что не ожидавший этого Смерч аж согнулся. И тут же замахнулась на него снова. Не зря, не зря меня брат мучил в детстве, когда приемы показывал! Вот козел! Обманывал меня! Использовал! Издевался!
Обида застелила глаза, и хотелось крушить все, до чего дотянусь. Как же так?
— Эй-эй! Прекрати! — крикнул Смерчинский, не ожидавший такой бурной реакции. — Маша, успокойся! Ты же девочка, а не боксер!
— Я кикбоксер, — попробовала я еще раз достать его ногой, но Смердяк ловко уклонился и одним махом оказался за забором, на территории цветника.
— Нет, ты девочка, милая и умненькая. Прекрати себя так вести!
— А ну, вернись, ублюдок, — прошипела я ему вслед, злясь и одновременно... и радуясь? Радуясь?! Невероятно! — Вернись! Ты мне врал! Я тебя пришью, сукин ты сын!
Сукин сын возвращаться не захотел — мало того, он еще и засмеялся! Мне стало еще обиднее, хотя эта странная, едва различимая в гремучем вареве других эмоций радость не проходила.
— Чип, я обманывал, но ничего плохого тебе не сделал. Слово даю, от нашего сотрудничества ты только выиграла бы, — попытался он меня убедить.
— Зато я тебе сейчас сделаю плохое. Прикончу! — кровожадно пообещала я, надвигаясь на Смерча, как зомби, только руки вперед не выставила. Забор я тоже преодолела.
— Не надо. Я пока еще хочу жить, — изрек Дэнв, прислонившись к дереву, верхушки которого как раз достигали окна нашей кухни, и добавил лукаво: — Желательно, с милой девушкой. Не с Ольгой, — поторопился добавить он.
— Плевать на твои желания, Сморчок. Какого дьявола ты мне врал?! Держишь меня за идиотку? Тебе было весело, да? — мой голос дрожал от злости.
— Нет, — ответил он. — Мне не было весело. И мне жаль, что так вышло, Маша. Если бы я хотел развлекаться с тобой, то ты бы никогда не узнала правду. Однако я решил, что должен тебе все рассказать.
— У тебя есть несколько секунд, прежде чем я тебя прикончу, — сообщила ему я сквозь зубы, продолжая наступать. Дэн бесстрашно следил за моими движениями. Он оставался спокойным и явно не чувствовал себя виноватым. А я, как всегда, не вовремя запнувшись о какую-то корягу, остановилась.
А потом вдруг до меня дошло.
Дэн не любит ее. Не любит Князеву. Нет, лучше так: «Господи, спасибо, что он не любит ее!». Радость сравнялась со злостью, и на моем лице появилась улыбка. Думаю, крайне впечатляющая, потому что Дэн предусмотрительно сделал шаг назад. Обозвав Смерча еще парой нецензурных выражений, я вернулась назад и пнула пару раз колеса ни в чем не повинного «Выфера», но добилась только того, что на первом этаже с шумом распахнулось окно, из которого вылезла по пояс сонная и очень злая соседка — тетя Клава,заревевшая белугой:
— Наркоманы несчастные! Хватит свои разборки устраивать под моими окнами! Я сейчас полицию вызову, выродки эдакие! Все вокруг своими шприцами закидали! Вон из палисадника. Вон! Ворье, хулиганы, жулики! — обозвала она нас напоследок, явно с кем-то спутав.
— Мы не такие, что вы, — произнес Смерчинский очень спокойно, но из палисадника все же вылез. Я поспешила за ним.
— Такой красивый, статный, здоровый, — сильнее высунулась из окна тетя Клава, — а наркоман! Где совесть-то потерял, парень?
— Ну что же вы так, я добропорядочный, — спокойно отозвался Дэнни.
Тетка, глядя на него, орать стала меньше. Видимо, таких интересных нариков давно не встречала.
— Да-а-а?
— Да. Знаете ли, я даже не пью, — серьезно сказал парень. — И не курю. А своей будущей жене верен уже сейчас.
— Ну-ну, неужели? А чего по полисаднику нашему прыгал и орал как резаный?
— Да кого вы слушаете? — не выдержала я, вспомнив, как меня оболгали в парке, выставив беременной. — Да он только что с зоны откинулся! Ограбить вас хочет. Медвежатник он.
— Медвежатник... Бурундукова? — пригляделась ко мне тетя Клава. — Матери завтра доложу, с кем ты тут шляешься! Совсем уже обнаглела — с преступниками связалась. Ох уж мне эта милицейская семейка!
И она захлопнула окно с шумом не меньшим, с которым его открывала.
— Это про тебя она сказала — выродки, — злорадно сообщила я Дэну, вернувшемуся ко мне все с тем же виноватым взглядом широко раскрытых глаз. Эмоции меня между тем почти отпустили. — Ну ты и сволочь.
— Хорошо, хорошо, пусть про меня, — вновь поднял он руки вверх. — Маш, ты простишь меня, такую вот сволочь?
— Нет. Тебя, такую вот сволочь, я не буду прощать, — отказалась я и скрестила руки на груди. — Бог пусть прощает.
Я нервно подергала за металлический замок кофты. Может, он и прав, но это все равно не оправдывает его лжи! Или... оправдывает?
— Знаешь, Смерчинский, то, что ты говоришь — полный бред, — честно высказала я свою точку зрения, но почему-то веря в его слова. — Для чего тебе понадобилось разлучить Тролля и Ника? Если тебе Олечка не нравится, может быть, к Нику интерес есть? — подозрительно поглядела я на Смерча. Тому мои слова не особенно понравились.
— Я расскажу тебе однажды, — пообещал он.
Я недовольно фыркнула.
— Она тебе реально не нравится? — вдруг вырвалось у меня.
— Ну, она скорее для меня как сестра, — задумчиво отвечал парень.
— Как сестра, вы только подумайте! Хорошо хоть, что не как брат. Но ведь ты на Князиху иногда... так влюбленно смотрел! — вспомнилось мне.
— Да? — слабо улыбнулся парень. — Тебе показалось. Она, честно говоря, напоминает мне ту, которую я люблю, любил, вернее. Глагол в прошедшем времени — так будет правильнее. — А это не Лазурная ли... — озадаченно протянула я. И увидела, как тени на лице Дэна сделались вдруг более острыми, резкими, а глаза стали похожи на моря, в которых тонут корабли. Нет, я это не видела, это было лишь игрой воображения, но все же я почувствовала необъяснимую тоску, которая исходила от Дэна. И затаенную глубокую боль. Мне стало не по себе.
— Маш, не спрашивай об этом. Сейчас не спрашивай.
— Но...
— Пожалуйста.
И я не стала задавать этих вопросов. Даже злиться перестала. Просит — помолчу. Вдруг буду я Сморчка расспрашивать, а он как заплачет у меня на руках, и что мне тогда делать?
— Зачем ты в это ввязался? Какая тебя нужда заставила «развести» Ольгу и Ника? — угрюмо спросила я после недолгого молчания.
— Об этом я расскажу тебе потом. Прости, я дал обещание тому, кто попросил меня это сделать, что я все оставлю втайне. — Опять не стал ничего прояснять этот обнаглевший тип, словно бы невзначай дотрагиваясь до моего локтя. Я и сама не замечала, как его нехитрые прикосновения успокаивают меня. И сколько бы я ни пыталась развести его на правду, он молчал и играл в партизана. Правда, пришел в себя, и я не чувствовала больше его этого душевного холода, случайно прорвавшегося наружу. Зато он так осмелел, что даже попытался меня поцеловать — конечно же, в знак примирения, но я, правда, вовремя отстранилась и с удовольствием пронаблюдала, как на его лице с правильными приятными чертами появилось недовольное выражение. А после заявил, что мне надо быть сдержаннее и не давать своим эмоциям брать верх над разумом.
— Ты меня окончательно вывести решил? — сердито спросила я, зорко следя за его рукой. Ха! Ну, хоть теперь мне Князева не конкурент! Раз Смерчинский к ней ничего не чувствует.
— Да, — отозвался Дэн, вновь наклонился ко мне и все же сделал, что хотел — поцеловал. Сначала в висок, потом в нос, затем в щеку, и только потом уже его теплые губы вновь коснулись моих — очень мягко, ласково, неторопливо. Дэн умел делать так, чтобы девчонки рядом с ним таяли. Но я бы не была сама собой, если бы не проследила за тем, чтоб его глаза закрылись первыми.
Он целовался умело, чувственно, запустив пальцы в мои волосы и поглаживая затылок. Мои руки оказались на его плечах, крепко сжимая. И пульс частил так, словно я долго бежала. Отпускать Дэна не хотелось — он словно взял мои чувства в плен. Его прикосновения, его губы, его частое дыхание — все это в одночасье стало родным. Моим.
Я забыла о том, что мне надо идти, забыла обо всем на свете, целуя того, кто только что признался во лжи. Но не жалела об этом. Я жалела лишь о том, что у меня нет острых ногтей, чтобы впиться ими в плечи Дэна.
Мне пора, — прошептала я через несколько минут, не без труда отстраняясь от Дэна. Он не хотел меня отпускать, и его руки так и остались на моей талии. Я не совсем понимала, что происходит. Но точно знала — если бы Смерчинский не сказал мне правду об Ольге, я бы не смогла прервать этот поцелуй так просто. Согласилась бы на все, что он предложил.
— Меня ждут дома, — повторила я, не отрывая взгляда от лица Дениса, которое казалось мне еще более красивым, чем прежде.
Он сглотнул и, наконец, отпустил меня, на прощание осторожно поцеловав в скулу.
— Что, Смерчинский, я тебе так понравилась? — лукаво глядя на него, спросила я напоследок, чувствуя, что взяла маленький реванш за ложь.
— Конечно. Но, по-моему, это ты не могла от меня оторваться, — весело отвечал он мне, гладя по волосам — не себя, меня, естественно.
— Твое самомнение размером с планету, Смерчинский, — рассмеялась я.
— Брось, Чип, я ведь классно целуюсь. Тебе понравилось. Я знаю, — самоуверенности ему было не занимать. Вот на кого мне надо равняться!
— Сегодня я ненавижу тебя куда больше, чем всегда, парень, — сказала я злорадно, взяла его руку и без стеснения положила прохладную ладонь Дэна чуть выше уровня собственного сердца, припечатав ее сверху своей ладонью. — Чувствуешь, как быстро мое сердце бьется от ненависти? «Почу-у-увствуй это!» — набросали тут же игривые головастики на большой стене, а орел в подтверждение пару раз покачал головой.
— Чип, а потом ты скажешь, что я тебя лапал, — укоризненно произнес Денис. — Но вообще, я еще не готов перейти на этот уровень отношений.
Он поспешно вырвал руку, а я захохотала, увидев его немигающий взгляд и тупую улыбку, и смылась в подъезд, на ходу обзывая себя озабоченной особой и думая, что со мной не так. Перед тем как захлопнуть дверь, я все же крикнула Смерчу пару добрых слов о том, что он все-таки редиска и слизняк.
Зевая, я выползла из комнаты и поплелась на кухню, чтобы попить водички, однако столкнулась с мамой, которая с утра пораньше что-то готовила на плите и одновременно слушала радио. Виджей, излишне сильно радующийся раннему утру, призывал всех проснуться и «начать жить бодро!». Обычно такие лозунги ни свет ни заря меня раздражали, сегодня же я против них ничего не имела. Бодро так бодро.
— Доброе утро, ма! Почему ты так рано встала? — спросила я, с интересом суя нос в кастрюли.
— Мне сегодня нужно много успеть приготовить! — как-то нервно отозвалась мама, одной рукой листая книгу с рецептами, а другой доставая что-то из холодильника.
— Зачем? — с чашкой горячего чая в руке я уселась с ногами на табуретку около открытого окошка, за которым, прячась в зелени цветущих яблонь, чирикали воробышки.
— Как зачем? — оторвалась она от чтения рецепта. — Сегодня же Настины родители придут.
— Да? — я стащила со стола кусочек сыра.
— Какая ты забывчивая стала в последнее время. Я же говорила тебе об этом недавно, — продолжая рыться в холодильнике, отозвалась родительница. — У меня столько сегодня дел!
— Так вы ведь уже знакомы, — вспомнилось мне, что пару дней назад мама действительно говорила о гостях. Я очень хотела познакомиться с младшим братом Насти, которого она постоянно хвалила и даже намекала на то, что мы могли бы подружиться.
— Ну и что? — с жаром возразила мама, как стрекоза, летая по небольшому пространству кухни. — Маша, подай мне лук. Нет, этот слишком маленький, другой. А это слишком большой. Свадьба уже совсем скоро, а мы виделись всего лишь раз. Нужно получше познакомиться, кое-что обговорить в деталях. Честно говоря, Лина кажется мне очень странной, — поделилась мама со мной. — Такое чувство, что она хочет устроить им не свадьбу, а бал-маскарад. Мы с трудом уговорили ее сократить список гостей.
Лина Антоновна — мама Насти, женщина невероятно энергичная. Она обещала устроить «грандиозную свадьбу» и очень активно к ней готовилась — куда активнее самой Насти, которая хотела скромное семейное торжество. Однако Лина Антоновна считала иначе. Свадьба не может быть настоящей свадьбой, если на нее не угрохана куча денег, считала она. И никто не мог ее переспорить.
— Кстати, Мария, не забудь, что вечером ты обязана быть дома и присутствовать на вечере, — строго сказала мама.
— Я? Ма-а-а-м, но я же к зачету готовлюсь, — вспомнила я, что вообще-то вечером должна встретиться с Димкой.
— Ничего страшного.
— Мне в библиотеку надо.
Мама критично оглядела меня, поедающую теперь уже нарезанную для салата колбасу, и заявила:
— В библиотеку? Что же. Тогда и иди с утра. А чтобы вечером как штык была дома. Гости в шесть часов прибудут. И перед походом в библиотеку, — мама как-то коварно выделила эти слова особенной интонацией, — дорогая моя, уберись.
— Куда?
— Не куда, а где.
— Где? — трагически прошептала я.
— Везде. Все должно блестеть и сиять. Кроме родителей Насти, еще и наши родственники приедут.
— Но моя подготовка к зачету... — опять начала я, потому что больше всего ненавидела убираться.
— Думаю, ты вчера уже очень хорошо подготовилась — столько времени в библиотеке проторчать, это же с ума сойти можно! Если что — сегодня ночью подготовишься еще, в том же вечернем отделе, — Мама оторвалась от нарезки морковки и посмотрела на меня с усмешкой. Нет, вы только поглядите на нее! Ей нравится меня мучить!
— Да сделаю я уборку, не волнуйся, мама... — я скисла. С одной стороны, интересно поглядеть на Настиных родителей и вкусненького откушать за праздничным столом, а с другой, я же не могу свое слово не сдержать? Как я с Димкой встречусь тогда?
Я постучала пальцами по столу и залпом допила чай.
— Я возьму твой телефон, ладно? На моем деньги кончились, а мне позвонить надо старосте, чтобы кое-какие изменения в расписании узнать, — сказала я маме, выскальзывая из кухни и натыкаясь на братца, щеголяющего в одних домашних шортах, и растрепанную Настю. Они целовались, однако, увидев меня, отпрянули друг от друга и стали старательно смотреть в разные стороны. Пуритане!
Я громогласно поздоровалась.
— Доброе утро, малявка, — небрежно сказал Федор.
— И тебе привет, обезьяна.
— Молчи уж.
— Все ссоритесь? — миролюбиво спросила Настя. — Вы же брат и сестра, должны быть одной командой.
Мы с Федькой одновременно фыркнули.
Настя поспешила на кухню к маме — помогать. Я тоже честно предложила свою помощь, но мне вновь было велено убрать квартиру.
— Пока тебя куда-нибудь не унесло, — сказала мама и добавила загадочную фразу: — В объятия к библиотекарю.
— К кому-кому?
— Иди уже, — подтолкнула меня к выходу родительница. — Ой, Настенька, а что твой папа предпочитает из мясных блюд?..
Что ответила ей Настя, я не слышала. Крикнув, что начну уборку, как только позвоню, я поспешила в родительскую комнату, нашла там мамин телефон и набрала номер Димки.
— Да? — он взял трубку почти сразу, и голос у него был хриплым, чужим.
— Рота, подъем! — рявкнула я басом. Так меня, вернувшись из армии, любил будить брат. — Боевая тревога!
— Что, Бурундукова, с ума сошла, а сказать некому об этом? — осведомился Димка.
— Ну ты и... А как ты узнал, что это я? — искренне восхитилась я.
— Поверь, я тебя всегда узнаю, — отозвался одногруппник. — Чего тебе не спится, ты же сова?
После разговора с Димкой я решила позвонить и Смерчу. Мне вспомнилось его сообщение, и меня разобрал смех. Подумать о том, что между нами может быть что-то большее, чем дружба, я и не смела — до вчерашнего вечера. В комнату зашла мама, крайне странно на меня посмотрела, но ничего не сказала. А я набрала и номер Смерчинского, не желая признаваться самой себе, что уже скучаю по нему.
В отличие от Чащина, Дэн трубку не брал долго — прошла почти целая минута, пока он соизволил ее поднять.
— Да? — дыша куда чаще, чем Димка, сказал негромко Дэн. Я от неожиданности едва не закашлялась.
— Что? — спросила я. — Ты тоже пробежками занимаешься?
— А? — выдохнул он с недоумением. — Какими пробежками?
— Уличными, Смерчинский. Хотя, кто тебя знает, у тебя, может, и спортивный зал дома есть, — отвечала я. — Там и занимаешься.
— Нет, я не на пробежке, — произнес Смерч, пытаясь выровнять дыхание. — С чего ты взяла?
— Ты так пыхтишь мне в трубку, что еще мне остается думать? — резонно спросила я. — Такое чувство, что ты там с кем-то развлекаешься, а я тебя отвлекаю.
— Чи-и-и-п... — досадливо протянул он. В отличие от Дмитрия, который вроде бы находился на шумной улице, фоном для Смерча была тишина.
— Ладно, ладно. Может, на тренажерах занимаешься? — еще раз с легкой душой предположила я.
— Ага, — хмыкнул вдруг Дэн. — На тренажере. На выносливость. Подожди, я сейчас, — велел он вдруг совершенно другим голосом: более взрослым, без вечных смешинок.
— Чего подождать? — тут же полюбопытствовала я, развалившись на мягкой маминой кровати. На лицо мне падали солнечные лучи, на душе было легко и спокойно.
Орел сидел на подоконнике, подставив перышки под прозрачные игривые лучи, и наслаждался теплом, а мой ветрило занимался непонятно чем.
— Это я не тебе, — бросил Смерч в это время.
— А кому? — тут же заинтересовалась я.
— Да так... Не важно. Чип, что-то случилось? Ты от кого звонишь? — он все еще не мог отдышаться, да и стал каким-то нервным, что ли.
— От мамы, — сообщила я ему и проявила неслыханную для себя заботу. — Ты не заболел? У тебя голос хриплый.
— Я? Нет. Ты в порядке? — почему-то спросил парень.
— Я в полном порядке. И я вообще в отличном настроении. Извини, я вчера уснула, не успела ответить. А сейчас ответила, но тебя нет онлайн. Поэтому звоню — на моем телефоне закончились деньги, поэтому я с маминого. Денис, — сказала я мягко, сама не узнавая свой голос, — я не знаю, что тебе сказать, не знаю, что ответить на твое сообщение. Я растеряна и... счастлива. Странно, да? — улыбнулась я. — После вчерашнего у меня в голове все перемешалось. И я до сих пор зла на тебя. Но... Мне тоже понравилось тебя целовать, — со смехом призналась я, предусмотрительно понизив голос. — И я готова продолжить наше общение. Жди понедельника, Смерчинский. Кстати, ты сейчас дома? — спросила я, перевернувшись на живот — Дэн молчал, а я ненавидела паузы в разговоре, и всегда старалась заполнить их.
— Да, только не у себя, — осторожно отвечал он.
— А у кого? — хотела все знать я.
— У Черри, — негромко отозвался Сморчок.
Мне нестерпимо захотелось его увидеть. Ах и ох, ну у него действительно классные губы... Мысли тут же подобрались и поспешно нарисовали на своих вечных плакатах огромные светло-розовые губы, больше напоминающие мультяшные женские, а не Дэновские мужские.
— Передавай ему горячий привет, — почему-то мне было радостно слышать о Черри, который вчера помог провалить нашу «операцию».
— Он сейчас немного занят, — задумчиво сказал Дэн, — и отвлечь его я совершенно не в силах, Бурундучок.
— Ну и плевать. Я же тебе звоню, а не ему, — сказала я, совершенно не расстроившись. — Дэнчик, почему ты решил написать мне то сообщение?
Он молчал — теперь я не слышала, даже его дыхания.
— Ну-у-у? — протянула я с досадой. — Дэнчик- хренчик?
В клубе они тусовались до раннего утра: Дэн, трое его друзей и несколько девушек, с которыми парни познакомились в клубе этой ночью. Черри, хотя и угостившийся некоторым количеством алкоголя, оставался почти трезвым и поглядывал на сегодняшний выбор Дэна удивленно: девочка была обычной, хотя, конечно, миленькой, веселой и очень заводной — от нее прямо-таки исходила энергия, но как-то уж слишком сильно она напоминала Черри Машу. Тонкая и подвижная девушка со светленьким каре, блестящей улыбкой и громким смехом, одетая в легкое, изумрудного цвета платье, буквально прилипла к Дэну. Тот же сегодня вел себя на удивление странно. То долго, до изнеможения, танцевал под мощные биты на танцполе. То сидел на балкончике в ВИП-зоне, заказанном специально для их компании, думая о чем-то. То сосредоточенно выискивал кого-то в шумной толпе, держа в руке безалкогольный мохито.
И стал прежним Смерчем только тогда, когда заприметил внизу, около девятиметровой барной стойки, девочку Нику, столь похожую на Машу. Дэн без труда познакомился с ней и, очаровав за пару минут, привел на их балкончик. Черри, украдкой наблюдающий за другом, успокоился.
После бешеного отрыва на протяжении шести часов вся компания загрузилась в огромный восьмиместный джип, принадлежавший одному из друзей Дэна. За руль сел единственный трезвый — то есть сам Смерчинский, которому владелец авто доверял так, что даже вручил недавно запасные ключи — на всякий случай. После недолгих раздумий ребята поехали домой к Черри, объявившему, что в его квартире никого нет. Однако он немного приврал. Дверь веселым и не совсем трезвым, вернее, совсем не трезвым парням и девушкам открыл сонный Ланде в одних длинных, похожих на пляжные шорты, трусах цвета морской волны с принтом в виде розовых раковин, фиолетовых дельфинчиков и зелененьких пальмочек. Волосы парня были собраны в высокий хвост, достающий кончиками до шеи, а на лице застыла гримаса королевского презрения.
И парень, пошатываясь, скорее от тяжести двух представительниц прекрасного пола, повисших на его руках, чем от алкоголя, направился в огромную кремово-медовую гостиную с высокими окнами. Двухуровневая квартира с балкончиками, колоннами и просторной лоджией, заставленной изящными вазами и небольшими скульптурами, произвела впечатление на всех девушек, за исключением Ники — ее, видимо, интересовал лишь красивый брюнет, и гостьи тут же, бесцеремонно оттолкнув опешившего от такого нахальства Ланде, бросились изучать первый этаж.
А тот, вдруг приложив одну руку к самому сердцу, совершенно не своим голосом, а твердым резковатым баритоном процитировал Лермонтова:
C тех пор как вечный судия
Мне дал всеведенье пророка, В очах людей читаю я
Страницы злобы и порока[1].
— Мне стыдно, что я тебя знаю, чувак! — заржал один из парней, лениво прохаживаясь от одной стены, занавешенной всякими яркими театральными афишами, к другой, на которой мрачно сияла маска африканского божка.
— Какой забавный, — хихикнула одна из девушек Черри, Кристина, разглядывая вазы. — Можно я с ним немного побуду?
— Можно, — ухмыльнулся панк. — Если догонишь.
Ланде и впрямь поспешно отступал к витой лестнице с резными золотистыми перилами, ведущей на второй этаж. Смерч, вновь оторвавшись от новоявленной подруги, вдруг тоже произнес задумчиво:
Спроси, зачем в пороках он живет.
Чтобы служить бесчестью оправданьем?
Чтобы грехам приобрести почет
И ложь прикрыть своим очарованьем?[2]
И рассмеялся — только совсем не весело. Сонеты Шекспира он, сам того не желая, запоминал наизусть сразу же, как только прочитывал. Другим тоже стало смешно — показалось, что Дэн мастерски передразнивает Ланде.
— Еще один! А вроде бы только вы тут трезвые, — еще громче заржал парень. — Черри, брат, выпивка есть?
— Бухла навалом, — ухмыльнулся тот и жестом гостеприимного хозяина указал на барную стойку. Стоящий на лестнице Ланде весьма красноречивым жестом прикрыл лицо.
— Идем, — сказал в это время Дэн Нике, проводя тыльной стороной ладони по лицу, — идем наверх, детка?
— Как скажешь, — завороженно прошептала она и обняла его за пояс.
— Влюбилась, что ли, за пару часов? — проводила ее взглядом одна из девушек. — Вот дурочка...
— Что стоим, френды? — весело спросил Черри. — Проходим тоже! Есть белый и красный «Мартини» — для девочек. Ну и для нас, — он заговорщицки посмотрел на друзей, — здесь что-нибудь найдется. А потом дружно последуем примеру Дэна, комнат много, есть где активно провести время.
Ответом ему был дружный гогот парней.
В чью комнату его занесло, Смерч так и не понял — просто осознал, что через пару минут после того, как попал в квартиру, оказался на просторной кровати, застеленной фиолетовым одеялом, а рядом с ним теплая, живая девушка с очаровательной улыбкой, пирсингом в пупке, горячим дыханием, и к тому же очень похожая на Марию.
— Ты такой... Такой... — прошептала она, стягивая с парня футболку.
— Какой? — прижимая ее к себе, спросил Денис между поцелуями.
— Идеальный. Ты такой идеальный... Я боюсь, что ты растаешь и окажешься только моей иллюзией. — Светлые глаза Ники, которая так же, как и Чип, не любила тени и подводки, притворно округлились, и девушка звонко рассмеялась, усаживаясь на Дэна сверху и грациозно наклоняясь к нему.
— Не исчезну, — отозвался он хрипло. — Не бойся, малышка. Иди ко мне.
Их поцелуй настойчиво прервал телефон. Кто-то долго, настойчиво и нудно названивал ему и явно не собирался отступать.
— Кто это? — даже слегка рассердилась девушка. Как и Маша, она была очень эмоциональна. Смерч уже устал вести сравнительный анализ двух девушек. — Не бери трубку, Дэн, солнышко, давай дальше...
— Если не возьму, они будут звонить еще долго, — разумно отвечал Дэнни, который сам был не рад тому, что их увлекательное занятие столь беспардонно прерывают. Он убрал правую руку с оголенной спины Ники и достал из кармана джинсов телефон известной компании — последнюю модель, в ярко-желтом чехле. Номер был незнакомый. А с незнакомых номеров парню часто звонили девушки. Но обычно в семь утра они этого не делали, предпочитая вечер и ночь, а не ранние часы. В такое нестандартное время Смерчинского обычно тревожили многочисленные друзья, попавшие в неприятности. Людская глупость вообще не знала предела, но знала его телефонный номер.
— Да? — спросил он, часто дыша и закусывая губу, глядя на Нику, положившую голову ему на плечо и проводящую пальчиком по ящерке на шее.
— Что? Ты тоже пробежками занимаешься? — тут же, без приветствий, поинтересовался очень знакомый голос, хоть и искаженный связью.
— А? — выдохнул парень с недоумением. — Какими пробежками?
— Уличными, Смерчинский, — отозвались тут же и самым легкомысленным тоном добавили про какой-то спортзал и тренажеры. Все естественные желания, свойственные парням его возраста, мигом куда-то пропали, как только в трубке послышался этот хамоватый и уверенный голос, принадлежащий Чипу.
— Подожди, я сейчас, — велел парень недовольной Нике, вставая с постели. Та с обидой покосилась на него, но промолчала — и Дэн вдруг почувствовал облегчение от того, что Маша не слышала голоса его очередной милой подружки на пару дней.
Его голос становился все увереннее и увереннее. Только что поднявшийся по лестнице и направляющийся в свою комнату невероятно довольный жизнью Черри, на котором по прежнему висели подружки, услышав слова друга, мигом просек ситуацию и, мягко развернув девушек назад, вновь потащил их вниз, зажав им, на всякий случай, рты.
— Девочки, тихо, молчим и пьем. — Он вручил каждой озадаченной девушке по полному бокалу белого вина, разлитого кем-то заботливым. — Смерч решает жизненно важные проблемки.
— Личного плана? — спросила Кристина.
— Личного, ага.
— Вы чего вернулись? — поинтересовались двое других парней, которым вдруг вздумалось играть со своими спутницами в карты на раздевание. Карты, большие и красочные, они нашли на старинном столике и теперь вовсю их эксплуатировали.
— Смерч проблемы со своей девчонкой решает. Не стали мешать.
— О-о-о, неужели у Дэнва с ней все серьезно? — протянул один из парней, глотая хорошее чешское пиво прямо из бутылки. В это время его хитрая подружка тут же принялась подсматривать карты.
— Еще бы, — хмыкнул Черри, открывая пиво и себе.
— А я думал, это фейк... Дэну же не нужны постоянные девушки! Ему нравятся леди на пару дней. Э-э, ночей.
— А я тебе говорил, что не фейк! Им наши ребятки такое представление перед их универом закатили, — тут же заспорил третий парень. — Ты просто там не был, не знаешь.
— А ты был?
— Был. И даже репетировал. Ну и повеселились же мы классно. Народ решил, раз Смерч после Инны наконец-то девочку себе нашел, это надо отпраздновать. Я был одним из сетевых организаторов, — похвастался парень.
— А что за Инна? — тут же влезла Кристина. — Вы же про какую-то Марью болтали?
— А это тебя не касается, моя лапочка, — щелкнул ее по носику Черри. — Тут на первом этаже есть очаровательная комната, может, мы пройдем туда?
...Я дождалась его ответа. Святые апостолы, я ждала его с волнением, как будто бы вернулась на пару лет назад, скажем, курсу к первому, и меня заставили разговаривать с Ником о французских поцелуях!
— Мы здорово провели вчера время, правда? Я хочу... — Да, мне стыдно, но я даже дыхание задержала, когда Смерч говорил мне это по телефону. — Я хочу, чтобы у нас была еще одна такая встреча. Как ты на это смотришь, Чип? Мы все же пара в глазах общественности, Ника и Ольги, нам стоит поддерживать имидж.
— Если только имидж, — сказала я, стуча себя по левой стороне грудной клетки — так я подавала сигналы сердцу, чтобы оно прекратило стучаться о ребра, как гротескный пленник о прутья решетки. — Ну, Смерчинский, ты загнул. Прямо вообще.
— Значит — отказ? — осведомился он.
— Не дождешься, — отвечала я. — У нас будет свидание. Ха!
— Я рад, Бурундучок, что ты быстро согласилась.
— Радуйся, что вообще согласилась.
— Конечно. Но ты бы все равно согласилась, — услышала я в ответ довольный голос Смерча. — Я смог бы добиться твоего согласия. Честно говоря, вчера я думал, что ты или обиделась на меня, или испугалась.
— Люблю самокритику, — заржала я. — Но не переживай, не надо комплексов, ты не такой страшный, как тебе кажется. Его смех заставил меня улыбнуться.
— Я о другом: я думал, что ты испугалась наших возможных отношений.
— Ты извращенец?
— Вроде бы нет.
— Садист?
— И к этому не тянуло.
— Мазохист?
— Если только глубоко в душе.
— Фетишист? — продолжала я.
— Да нет же, — протянул он. — К чему милая девушка задает такие вопросы?
— Если ты нормальный, то почему я должна бояться отношений с тобой? Тем более, как ты верно подметил, все и так думают, что мы пара. Это ты виноват, — не сдержавшись, добавила я.
Мысли-головастики тем временем затеяли новую игру: нарисовали ярко-алый термометр хорошего настроения, уровень которого все повышался и повышался. Орел одобрительно следил за этим действом и, кажется, что-то подсказывал головастикам. Наверняка ничего дельного.
— Чип, ты все-таки бываешь необыкновенно мила. Кстати, ты умеешь заводить поцелуями, — заговорщицки прошептал парень, выделив интонацией местоимение.
— Спасибо, — царственно отозвалась я. — Ты тоже неплох. Теперь на наших встречах я только и буду думать, как затащить тебя в кровать, — не удержалась я от колкости, хотя в душе все пело.
— Маша! Ты убираться думаешь или решила всех друзей обзвонить? — появилась на пороге мама. — Я же ясно сказала, что сегодня у нас важный день! Да что же ты за дочь такая?
— Да, мам, я сейчас, — отозвалась я поспешно. — Эй, короче, я согласна. Когда у нас рандеву будет?
— Когда получишь все зачеты, — было мне хитрым ответом. — Не раньше. Видишь, как я за тебя переживаю?
— Ладно-ладно, — заторопилась я. — Меня тут зовут... Но от тебя я еще жду исполнение желания и оригами!
— Я все сделаю, Чип. Это же я.
— Вот поэтому я и сомневаюсь... Дианочка, — из-за мамы я переврала его имя.
— Кто? — поперхнулся он. — Как ты меня назвала?
— Диана. Хорошая ты подруга, настоящая.
Мама хмуро на меня покосилась, и мне пришлось, быстренько свернув разговор, выйти из комнаты и браться за дело. В гостиной, прихожей, комнатах родителей и брата я убиралась добросовестно: все привела едва ли не в идеальный порядок и даже не заметила, как время пролетело — все думала о Смерчинском, да и мама следила, чтобы я ничего не пропустила. Как она меня еще и окна мыть не заставила, ума не приложу, хотя протирать мне их стеклоочистителем все же пришлось. От усердия я даже чуть со стула не навернулась, хорошо, брат рядом был и успел поймать. Зато в своей комнате только сделала видимость того, что хорошо убралась, разбросанные вещи кое-как запихала в шкаф, подперев его сноубордом для надежности, да и пыль протерла только на видных местах...
Минут десять они с Настей уговаривали меня надеть эту самую юбку, а я рьяно отказывалась. Потом мама вспомнила, что у меня есть «великолепное молодежное платье» — его мы покупали не так давно, специально к свадьбе Федьки. Причем родительница моя так воодушевилась, что потащила меня в модный магазин для всяких там гламурных девиц и заставила перемерить едва ли не целую тонну одежды. В результате мы приобрели целых два наряда — к маминой радости и к моему горю. Теперь оба платья висели в моем шкафу. Одно было коктейльным, нежно-голубым, коротким. Второе — длинным, в пол, глубокого синего цвета. Сами по себе они казались симпатичными, но на себе я их особо не представляла.
— Платье я точно не напялю, — отрезала я. Но на маму с Настей мои слова не произвели никакого впечатления.
— Нужно найти то, голубое. Оно не такое торжественное, но милое, — полезла было мама в шкаф, который и так едва не трещал от количества набитых в него вещей.
— Я сама! — птицей слетела я с подоконника к многострадальному шкафу. Она его сейчас откроет, и весь хлам на маму и вывалится, придется опять убираться — мне за такую уборку настучат по шее! Я тогда к Чащину точно не попаду.
— Вы пока выйдите, а я его найду и надену, — хмуро сказала я и, оставшись в одиночестве, не без труда извлекла на свет голубое, как весеннее небо, платье, едва не получив сноубордом в лоб. С недовольным видом я примерила наряд и повертелась около зеркала. Женственное, нежное, свободного покроя, короткое, без рукавов, с круглым вырезом — оно довольно неплохо смотрелось на мне. Я с некоторым удивлением провела ладонями по мягкой ткани.
Единственным минусом этого платья была его длина. Оно слишком сильно открывало ноги, которые, к слову, я недавно привела в порядок — будто чувствовала! Мои мучительница впорхнули в комнату, оглядели меня с ног до головы и остались очень довольными.
— У тебя ножки красивые, а платье прекрасно фигурку подчеркивает. Мария, тебе идет романтический стиль, — сказала Настя, приближаясь ко мне со своей большущей косметичкой. — Присядь, я тебе ресницы подкрашу...
— Может, и так сойдет? — робко спросила я.
— Я быстренько, Маш, за пять минут управлюсь. Я как-то на курсы визажистов ходила, еще когда в универе училась...
Так что знаю, что делать.
В результате Настя занялась не только ресницами. Сначала она привела в порядок кожу, затем занялась глазами, бровями и губами. Я пыталась вырваться, но ничего не получалось.
Однако результат мне неожиданно понравился. Я думала, что макияж будет ярким, но он оказался естественным. Настя немного подчеркнула глаза и скулы, немного изменила форму бровей, а кожу сделала матовой и на вид какой-то бархатистой. Я как-то незаметно преобразилась — и в лучшую сторону, а мама сказала, что я стала «мягче и женственней». Обрядила меня в платье, накрасила и уже рада! Странная она у меня, мама...
Пока Настасья меня красила, высунув кончик языка от усердия, мама притащила расчески, фен, новую плойку, лаки и пенки и попыталась сделать мне прическу.
— У тебя будут легкие волны. Волосы у тебя короткие, как раз нужный объем создадим, — пропела мама, забыв о готовке. — Эта плойка — чудо.
— Мама, не надо!
— Сиди смирно, — строгим голосом велела мне она. — А то вообще никуда не отпущу.
— Но я всего лишь в библиотеку, мам!
— Да-да, и не забудь попрощаться с библиотекой до шести часов вечера, — пригрозила мама, орудуя на моей голове. — Хоть перед родственниками покажешься в нормальном виде, а не в вечных джинсах и вытянутых кофтах.
Задуманного в полной мере у мамы не получилось, но волнистыми волосы у меня стали, это да. А от количества лака, которым прическу фиксировали, я так расчихалась, что Настя едва не оставила тонкую линию черной подводки у меня на виске.
Они не слишком долго мучили меня, между делом ловко вдели мне в уши серебряные пусеты и заставили надеть на палец колечко из этого же набора, подаренного мне дедом. Настя к тому же вытащила из сумочки духи и хорошо меня ими побрызгала.
— Это «Кензо», новая коллекция. Актуальный для юных девушек аромат. Ой, тебе бы еще сумочку какую-то подходящую, Маша...
— У Маши белый клатч есть, только она с ним никуда не ходила, — вспомнила тут же мама и торжественно вручила мне его в руки.
Я, обняв орла и собрав всех головастиков в ладони, чуть не заплакала. И с содроганием всунула ноги в белоснежные босоножки с тонкими ремешками и на высоких каблуках. И тут же стала выше ростом. Боже мой, как же низко ты пала, дорогая Мария, поднявшись вверх всего на десять сантиметров. Чащину станет плохо, когда он меня увидит!
Я смотрела на себя в зеркало и не узнавала. Это я? Что со мной сделали? Зато мама едва не прослезилась, Настя похвалила меня и себя за только что созданный имидж, а котэ — я уверена! — хихикало, усевшись на пороге и задрав полосатый хвост.
Орел чувствовал себя несчастной птицей, на которую некто очень недобросердечный и жестокий напялил кружевной чепчик и розовые панталоны, головастики язвительно обзывали меня «гламурной», «стильной» и даже «модэ-э-эльной», надрывая животики, а когда в переднюю вывалился Федька, то застыл, с интересом обвел меня с ног до головы изумленным взглядом и, присвистнув, сказал:
— Ого! Прям принцесса. Что с тобой, Машка? Пошла третьего женишка ловить?
— Отстань от меня. Мог бы и чего-нибудь другое сказать, — рассердилась я, пробуя ходить туда-сюда на каблуках. Уж не знаю, почему твердят, что многие с непривычки на них ходят с трудом и абы как. Я лично ступала по линолеуму совершенно нормально, не спотыкаясь и не падая с воплями: «Держите меня все и сразу!» Хотя, конечно, босоножки не были таким же удобными, как привычные кеды или кроссы — здорово «держали» ногу, не давая ей расслабиться. Да еще это короткое платье, в котором страшно наклоняться. Но, честно признаться, эксперимент стал мне нравиться.
Брюнет, откинув волосы, прислушался к своим ощущениям. После разговора с Чипом тело словно бы сделалось нечувствительным к поцелуям и ласкам привлекательной и проворной Ники, по крайней мере, на какое-то время. И Дэн решил использовать это время с умом.
— Ты знаешь, мне здесь не нравится, — объявил он вдруг подружке, вскакивая с кровати.
— Что-о-о? Котенок, ты о чем? Что там тебе такое сказали, что ты... больше не хочешь? — Глаза у Ники тоже были красивыми — миндалевидными, большими, может быть, даже немного непропорционально большими для ее худого лица, с длинными загнутыми ресницами, а цвет радужки имел яркий голубой оттенок, «приправленный» серо-желтыми крапинками вокруг зрачков. Дэн точно знал, что это не линзы: он долго всматривался в глаза сегодняшней спутницы, чтобы понять это.
— Здесь скучно, Ника, очень скучно. Нет, здесь обыденно, — произнес он, послал ей воздушный поцелуй и вышел из комнаты, прихватив футболку, едва слышно проговорив, мысля вслух: — I’m tired of all this. And Den’s conscience armed dangerous. Пора становиться честным, — оставив недоумевающую девушку вновь в одиночестве.
— От чего ты устал? — прошептала Ника, которая с английским языком была знакома довольно хорошо, приподнимаясь на колени. Она совершенно не ожидала, что он возьмет и уйдет после такого многообещающего знакомства. И губы ее до сих пор горели... — Что с тобой, Дэн?
Молодой человек, частенько живущий душевными порывами, а не здравым смыслом, ее не слышал. Он, желая оказаться вновь в людном месте, а не наедине с милашкой Никой, подошел к полукруглому окну в конце коридора, распахнул его створки, явно наслаждаясь теплым уличным ветерком, и вновь достал мобильный. Найдя в длинной записной книжке номер какого-то приятеля, позвонил ему.
— Хай, это я. Ты сейчас где? Вновь веселитесь? Да, я знаю это место, мы сейчас подъедем. Нас девять. Да, на машинке.
Большой, удобной. Я за рулем. — Смерчинский рассмеялся. — Ты же знаешь, что мне нельзя пить. Ждите, ребятки.
Он заглянул в комнату к Нике, которая, стоя перед зеркалом, застегивала платье и поправляла растрепанные волосы, и сказал ей таким жизнерадостным тоном, будто бы между ними вообще ничего не было:
— Эй, собирайся. Ника, сейчас мы поедем в одно славное место.
— Куда? — широко раскрыв глаза, спросила девушка. Этот красивый высокий парень притягивал ее, как магнит, хотя и вел себя невероятно странно! — Дэн, да что случилось-то?
Я что-то не то сделала?
— Нет, конечно, ты делала все то.
— Но...
— Собирайся-собирайся, — сказал он ей и совершенно искренне добавил: — Ты красивая. Особенно когда у тебя такая хулиганская прическа.
— А? — Ника, уже ничего не понимая, вдруг едва ли не зарделась от комплимента как маков цвет. — Денис, ты и впрямь...
Но договорить она не успела, потому что Смерчинский уже исчез. Из-за приоткрытой двери подул ветер — Дэн так и не закрыл окно.
Он спустился на первый этаж.
— Ты чего? — подняли на него глаза друзья: один оставался в джинсах, другой только что проиграл и их, а теперь стаскивал с пьяным смехом. Девушки уверенно лидировали и хихикали, глядя на своих полураздетых спутников.
— Парни, — на лице Дэна появилась загадочная улыбка, — махнули на афтепати в «Венеру»?
— Ку-да? — по слогам спросили они, прекратив игру.
— Клуб «Венера», — мечтательно прикрыв глаза, тут же сообщила одна из девушек. — Закрытый клуб за городом! Говорят, там всегда работает фонтан из шампанского!
— Я там никогда не была, — подхватила ее подруга очарованно.
— Нет, — запротестовали дружно его полураздетые друзья. — Нет-нет-нет! Смерч, ты с ума сошел? Какого фига нам туда тащиться?
— Иди ты со своим афтепати, Дэнв! Нам и тут хорошо, правда, леди?
— Неправда, — вдруг сказали представительницы прекрасного пола. — Мы хотим в «Венеру»! Туда же не попасть!
Дэн рассчитал верно: эти девочки не были в закрытом элитном клубе, слава о котором ходила по всему городу. Лично он туда попасть мог, хотя и посещал «Венеру» очень редко: обычно в этом клубе были в ходу всевозможные виды наркотиков, особенно завсегдатаи любили разноцветные экстази, далее шли марки ЛСД, спид, лед, реже — почему-то теперь реже — кокс. Дэн, естественно, пару раз, еще давно, наркотики пробовал, но особой любви к ним не питал. Вернее, вообще никакой любви не питал. Да и отходил от них куда хуже, чем от того же алкоголя. Может быть, поэтому и не слишком ценил закрытый загородный клуб. Зато точно знал, что там постоянно проводятся «вечеринки после вечеринок», после которых приехать домой можно было аж на следующий вечер, а не утром.
После недолгих уговоров (девочки оказались отличным подспорьем) парни все же согласились ехать в «Венеру». Компания вновь загрузилась в джип и направилась к выезду из города, по дороге заглянув на бензоколонку. Самым сложным оказалось уговорить покинуть дом бушующего Черри, который ночные клубы терпеть не мог.
— Е... к-хм... любил я ваши клубы, — ворчал уже в автомобиле зеленоволосый парень, которого друзья оторвали от весьма занятного дела. — Дэнв, ты тот еще козел! Ты больной мудак. Зачем ехать в это чертово пристанище мажоров?
— Я хочу еще веселья, приятель! — не оборачиваясь, громко, перекрикивая музыку, отвечал Дэнни.
— А почему у меня никто не спросил, чего я хочу? — вызверился парень и стукнул кулаком по прозрачной крышке люка.
— Ты это... поосторожнее с моей тачкой, — заплетающимся языком сказал ему хозяин машины, развалившийся рядом с водителем. — Отец за нее убьет...
А если серьезно, я и не задумывалась никогда о том, что наряд может играть большую роль в жизни современной девушки. Честно сказать, когда я ходила в своей обычной и крайне любимой удобной одежде, со мной пытались иногда познакомиться ребята, да и я сама это делала без стеснения, когда была в компании девчонок. Однако сейчас, выпорхнув из родового гнезда, своего дома то есть, наряженная, как на праздник, мужского внимания я стала получать заметно больше.
Вообще-то, сначала я злилась, что вынуждена сегодня выглядеть настолько необычно для себя, да и короткое платье причиняло некоторые неудобства, но потом решила, во всем нужно искать только положительные моменты.
Наверное, Димка, увидев меня, будет ржать. Может, даже фотать начнет, чтобы переслать фото в общую беседу нашей группы, дабы доказать, что Бурундукова бывает девочкой и носит платьица. Когда я пришла на выпускной бал в платье с корсетом и пышной короткой юбкой, то на какое-то время стала самым популярным человеком — обалдевшие одноклассники то и дело звали меня для участия в совместных фото. И это все потому, что в последний раз они видели меня в платье классе в седьмом. Было весело, если честно.
До Димки я добралась быстро — всего-то с опозданием в полчаса. Нет, в тридцать шесть минут сорок восемь секунд — это сам Чащин так сказал, когда не вытерпел и позвонил мне. До этого просто каждые пять минут писал сообщения, в которых настойчиво интересовался, где меня черти носят и какие именно. Я, чувствуя свою вину, так же неизменно писала ему, что еду и буду через пару остановок. Когда я написала ему это в четвертый раз, он прислал сообщение, в котором вопрошал: «Еще пара остановок? Бурундукова, ты знаешь, что такое «пара»?». Пока я думала, что ему напечатать в ответ Димка мне и позвонил.
— Ты собираешься приезжать? Ты где вообще? — сердито спросил он. А я как раз стояла около выхода из автобуса, дожидаясь, пока он домчит меня к нужной остановке — нужная, слава богам, была следующей.
— Сейчас буду, — отозвалась я, задумчиво разглядывая стоящего рядом парня, который пялился на мои ноги.
— Что, еще пара остановок? — с явным скепсисом поинтересовался Чащин. — Я устал тебя ждать.
— Нет, Дим, я уже выхожу и... Чертовы каблуки! — на выходе я зацепилась каблуком за ступеньку и едва не полетела вниз.
— Каблуки? Неужели появились кроссы с каблуками? — искренне удивился друг.
— Ага. Специально для меня, Димочка. Называются «кроссуки», — скомбинировала я два слова.
— Вечно от тебя маты одни слышны, — проворчал он.
— Это ты не расслышал, озабоченный мой друг. Жди меня, сейчас буду, — я осторожно ступила на асфальт, проигнорировав протянутую руку какого-то молодого мужчины. С ума сойти, что могут с окружающими сделать коротенькое платье, умелый макияж и прическа.
«А приятно, блин!» — однозначно решили головастики, став, как и мое платье, лазурными.
А кто спорит-то?
Кафе со странным названием «Сырное и ледяное чудо», в котором мы с Димой договорились встретиться, находилось в пяти минутах ходьбы от остановки. Нужно было пересечь широкий проспект и пройти метров двести по тихой, узкой улочке. Вдоль одной ее стороны были высажены пышные цветущие яблони, словно подернутые кремово-розовыми облаками. Вдоль другой — яблони белоснежные, и изумрудная трава вокруг них была усеяна снегом из лепестков.
Пока я шла, меня настигло умиротворение. Вид с цветущей улочки открывался чудесный — она была наклонная, и с высокой ее части можно было лицезреть серебристую гладь реки, ухоженные деревья, резные беседки и другой берег.
Я улыбнулась, чувствуя слабый цветочно-медовый аромат, витающий между домами. Благоухание цветущих яблонь всегда было для меня истинным символом начала лета.
Заглядевшись на всю эту красоту, я даже остановилась на пару секунд, и, проведя пальцем по тонкой веточке ближайшего цветущего дерева, сорвала белый хрупкий цветок яблони — попробую им умаслить сердитого Смерчинского... Стоп! Какого еще Смерчинского? Сегодня же я встречаюсь с Чащиным. Я настолько привыкла к Дэну, что на какое-то мгновение мне показалось, что я спешу к нему, чтобы обсудить очередной план. Но теперь мы больше не будем выслеживать Ника и Князеву. Они — в прошлом. Воспоминание о Дэне вызвало у меня легкую улыбку, и двое мальчишек — школьников, идущих мне навстречу со скейтбордами в руках, приветливо засмеялись, подумав, что улыбка адресована им. Жаль, что сегодня я не увижусь со Смерчем, и он не оценит мой новый прикид.
Гадство натуральное! Я вдруг подумала, что было бы здорово, если бы Дэн стал бы меня ревновать. Мечты. Жаль, что в них нет смысла.
И я поспешила дальше, на ходу проверяя, не задрался ли подол совсем уж неприлично высоко. Чем больше я приближалась к кафе, тем прохладнее становилось — сказывалась близость реки. Я видела, как ее сверкающую на солнце гладь рассекают лодки, а где-то вдалеке гудит какое-то большое судно. И мне тоже хотелось гудеть так же радостно, потому что сегодняшний день я уже считала отличным!
Кафе было расположено на первом этаже крепкого пятиэтажного здания, построенного лет сорок назад, но все еще выглядевшего элегантно. И вход в него прятался в тени высокой душистой сирени. Полной грудью вдохнув воздух, пропитанный ее теплым ароматом, я ворвалась в кафе подобно урагану. И осмотрелась. Просторный зал был декорирован в двух тонах: справа в зелено-голубых, а слева — в желто-оранжевых. Как чуть позже я узнала от Димки, кафе специализировалось на всевозможных сырных блюдах, а также на мороженом собственного приготовления. Поэтому и дизайн с названием у них были соответствующие.
Димка сидел на «холодной» половине, за квадратным прозрачным столиком, спиной ко мне, положив ногу на ногу, и с кем-то переписывался.
Димка, откинувшись на спинку своего стула и сдвинув брови, оглядывал меня с ног до головы и снова задержал пристальный взгляд как раз именно на ногах — губы его при этом растянулись в усмешке. Честно сказать, я неожиданно смутилась от такого внимания и тут же спрятала ноги под стул. От Чащина не укрылось мое изумление, и он неожиданно улыбнулся, как будто бы захотел этим разрядить ситуацию.
— Ого. Ну-ка, встань, — велел он мне внезапно.
Белый цветок с головы свалился на его на плечо. Я протянула руку, взяла с его плеча цветок, почувствовав, как Димка вздрогнул, и положила его на столик между нами.
— Это тебе, в знак примирения. Я правда не хотела опаздывать. Может быть, что-нибудь закажем? Что ты хочешь?
— Какого примирения? — еще больше обалдел Димка, вертя цветок в руках с большой осторожностью, как будто боялся повредить его.
— Нашего. Я думала, ты меня из-за опоздания задушишь, Чащин. Но я не хотела заставлять тебя ждать. Серьезно, Дим.
— Маша, я в шоке. Ты, — взгляд его темных глаз сделался подозрительным, — ты так задержалась, потому что прихорашивалась? — видно было, что Димке нелегко выговорить это слово, когда он говорил обо мне. Я и прихорашивалась:
нонсенс!
— Так вышло.
— А... ясно. Ну, встань же, — вновь попросил одногруппник.
— Зачем? — недовольно спросила я.
— Встань-встань.
Я с неохотой поднялась на ноги.
— Ну? Что хотел?
Димка, который вновь напялил на себя маску компанейского парня, дурашливо захлопал в ладони, а потом, снимая меня на телефон, выдал ехидно:
— Детка, ты просто космос! Я влюбился. Повернись, я должен сфотать тебя со всех сторон. Иначе мне никто не поверит, что Бурундукова напялила платье!
— Че-го? Чащин, допрыгаешься, я тебя в космос без ракеты летать и отправлю, — беззлобно пригрозила ему я. Его реакция смешила меня. Все так, как я и думала.
— По-моему, я уже... допрыгался, — трагическим шепотом оповестил он меня. — Боже мой, Бурундукова преобразилась! Бурундукова стала Золушкой! И не в лом ему феей быть?
— Кому ему? — совершенно неграциозно опустилась я вновь на свой стул.
— Смерчу.
— А он-то каким боком здесь? — не поняла я, оглядываясь по сторонам и гадая, кому в голову пришло сделать кафе именно таким.
— Ну, он, наверное, тебе сказал так наряжаться, — тонкие губы Димки вдруг недовольно изогнулись. — Иначе я даже не знаю, кто или что смогло бы заставить тебя одеться в это!
— Ох, Чащин, думай мозгами, а не пяткой, — вздохнула я жалостливо. — При чем здесь Сморчок, то есть, конечно, мой котеночек Дэнка? Я так оделась, потому что... м-м-м... — Мне не хотелось рассказывать ему эпопею о том, что все мои джинсы оказались выстираны коварной мамой. — Потому что сегодня у нас вечером будет торжественное приветствие родни будущей жены брата. Я же говорила! А вообще, — я коварно почесала ему подбородок, нахватавшись всяких глупостей у Дэна, — я от тебя без ума, и нарядилась так ради тебя. Я сегодня косплею принцессу. Называй меня Ваше Высочество.
— Ничего себе, мне аж страшно стало, — пальцы у Димки затряслись, словно от ужаса. А я засмеялась. — Ваше Высочество, дайте мне свою руку.
— Зачем? — продолжала я буравить парня подозрительным взглядом.
— Хочу поприветствовать вас, как положено.
Я протянула руку, делая вид, что жутко смущаюсь, а он взял и поцеловал мне ладонь — легонько коснулся ее губами, и впрямь представив себя каким-нибудь герцогом или графом! Я тут же ее вырвала назад со смехом.
— Обалдеть, Бурундукова... То есть Маша, ты здорово выглядишь! На себя не похожа. Бурундукова, черт, я даже теперь не могу называть тебя Бурундуковой...
— Ваше Высочество все еще остается в силе, Чащин. И чего ты на меня так смотришь странно? Переквалифицировался из приматов в людоеды, съесть возжелал бедную меня? — подозрительно спросила я, подвинула стул ближе к Димке и, по-свойски хлопнув его по плечу, сказала: — Заказывай, парень. Все, что душе угодно — но в пределах разумного, а не безумного.
— Хорошо. Вот меню. — И хотя я предложила ему заказывать, он протянул мне одно из двух ярко-синих меню и даже раскрыл его, прежде чем вручить. — Делай заказ сама. Буду то же, что и ты.
— А если я ничего не буду?
— Дурочка ты, Бурундукова, — покачал он головой. — Я плачу. Пируй. Я-то знаю, как ты любишь поесть. И как в тебя столько вмещается? У тебя, наверное, желудок в трех измерениях существует, да? — попробовал Дима меня подколоть.
— Совсем того, падре? — возмутилась я. — Я плачу.
— Я же все-таки мужчина, — величественно отозвался Дима. — Давай, Машка, заказывай, что твоей бурундучковой душе угодно, я вообще-то есть хочу.
— Но я угощаю! — возопила я. — А не ты! Я — твоя должница.
— Да брось ты, — махнул рукой одногруппник. — Мы же друзья.
В результате, немного попрепиравшись, мы все же сделали заказ у прехорошенькой официантки, и мне оставалось только спросить у Димки:
— Слушай, а чего ты так расщедрился?
— Я всегда такой, — отвечал он мне, ухмыльнувшись, — щедрый и хороший. С девушками, правда, — уточнил он.
— Да у нас настоящее свидание получается, Чащин, — важно сказала я, поправляя Настины огромные часы на запястье.
— Точно, — согласно кивнул парень. — Хорошее местечко, уютное и даже отчасти романтичное, ты премило одета — да и вообще кажешься лапочкой, я поступаю по-джентльменски...
Пока Маша и Дмитрий беззаботно болтали, активно жестикулируя и, как всегда, громко смеясь, длинноволосая девушка за столиком около большого панорамного окна на желто-оранжевой территории негодовала и все больше бледнела от переполняющего ее праведного гнева. С этой девушкой Мария была немного знакома — она до сих пор не могла забыть теплый и радушный сюрприз друзей Смерча, где эта светловолосая была одной из «главнокомандующих».
— Инга, спокойнее, — сказал парень в очках, сидящий с ней за одним столиком. Именно он в тот же день отвечал за техническо-музыкальное сопровождение «дружеской шутки». Поэтому Машу тоже знал.
— Спокойнее?! — возопила длинноволосая Инга. — Как я могу быть спокойнее? Ты только посмотри на нее! Предательница! Она — девушка Дениса, а на свидание ходит с другим!
— Тише ты, услышит.
— Неверность — самый большой грех любви, Иван, — сердито свела у переносицы светлые брови девушка и залпом выпила бокал с молочным прохладным коктейлем, причем не свой, а своего спутника, но он тактично промолчал. Иван вообще для себя решил, что с этой девчонкой лучше не спорить.
День у Инги начался хорошо — она отлично выспалась, и, пребывая в чудесном настроении, приехала в любимое кафе «Сырное и ледяное чудо», где встретилась с Иваном, который ей с недавних времен очень нравился. Инга во что бы то ни стало решила завоевать флегматичного, но умного парня, который был гордостью технологического института.
Они сидели за столиком, наслаждались хорошим кофе и мороженым и болтали о ерунде. Вернее, все время говорила Инга, а Иван ее только внимательно слушал, не совсем понимая, как вообще поддался на уговоры пойти на свидание. Все шло хорошо до тех пор, пока Инга вдруг не увидела в окне знакомую девушку.
— Смотри, это же Мария «Чип» Бурнудукова! — выпалила она радостно, прилипнув к стеклу.
— Девушка Дэна, — не спрашивал, а констатировал Иван, видя, как по улице быстрым, но мелким шагом идет Маша. Только несколько преображенная — он с трудом узнал в ней подружку Дэнни. Особенно Ивану понравились ее ножки. Но при спутнице он не рискнул рассматривать Бурундукову в открытую.
— Ой, какая она миленькая, — воскликнула Инга, когда девушка ее троюродного брата — именно им приходился ей Смерчинский, подошла ближе. — Наверняка ей Дэн стиль поменял. Интересно, у них здесь свидание?
Как оказалось, у Марии действительно здесь было свидание, да вот только не с Дэном! А с незнакомым симпатичным парнем в полосатой рубашке. Инга с изумлением наблюдала, как Маша подходит к этому парню, закрывает ему глаза руками, воркует с ним о чем-то, а затем и вовсе садится рядышком, и они мило друг другу улыбаются. Со стороны эти двое казались парой. По крайней мере, для Инги.
— Я в шоке. Что происходит? Это ее новый парень? А как же Денис? — сердито прошептала Инга. За Дэна было обидно.
— Может, это ее брат или друг, — предположил рассудительный Иван.
— Ну да, — фыркнула импульсивная Инга, которая только пять минут назад всей душой Марию любила, а теперь хотела ее удушить. — Денису было нелегко. И я уже думала, он никогда никого себе не найдет, никогда снова не сможет полюбить. И я радовалась за него, когда он нашел себе девушку. А она... она с ним играет! Он что, не заслуживает счастья? — требовательно спросила Инга у Ивана.
— Заслуживает, — кивнул тот, искренне так считая.
— Вот именно! Он заслуживает счастья! И заслуживает верную девушку, а не эту убогую идиотку... Черт, смотри-ка, теперь он ей руку целует! — возмутилась Инга, наблюдая за парочкой. Возмущение в ней росло. — Бедный Денис! Как она его вообще окрутила?!
— У нее неплохие ножки, — брякнул Иван и получил полный негодования взгляд.
Повозмущавшись, Инга решила разведать обстановку — на всякий случай. Маловероятно, конечно, но вдруг это действительно брат Чипа? Оставив меланхоличного Ивана, Инга незаметно подошла к столику, за которым сидела Чип и ее русоволосый приятель.
Услышанное повергло девушку в еще большее негодование.
— ...свидание получается, Чащин, — услышала Инга, стоя за пластмассовой пальмой с голубыми искусственными бананами.
«Свидание, значит?» — подумала Инга сердито. Значит, она не ошиблась.
— Точно. Хорошее местечко, уютное и даже отчасти романтичное, ты премило одета — да и вообще кажешься лапочкой, я поступаю по-джентльменски...
— Да и ты ничего сегодня выглядишь, — сделала Мария комплимент парню.
«Как у нее хватает наглости дурачить Дениса? А этот парень — для него нормально встречаться с чужой девушкой?! Это ведь то же самое, что с кем-то одной и той же зубной щеткой пользоваться! — кипела Инга. — А может, он вообще не знает, что у Бурундуковой есть парень? Тогда она играет с обоими! Стерва!»
Однако, как оказалось, парень все знал.
— Спасибо, дорогая.
— Пожалуйста, милый, — тоном любящей женушки отозвалась Мария. — Твоя девушка на нас не обидится?
— А твой парень? Моя — нет. Она даже и не знает ни о чем.
Она такая глупая у меня. Вообще ничего не знает.
«Вот сволочь! И он тоже какой-то несчастной мозги пудрит!» — ахнула правильная Инга, прячась все за той же пальмой.
— Вот и Смерчинский не догадывается. Совершенно ни о чем. Дома дрыхнет, наверное, — противно захихикала мерзкая Бурундукова.
Инга не выдержала и бросилась в свой конец зала, едва не сбив официанта.
— Девушка, осторожнее! — крикнул тот ей вслед, чудом удержав в руках поднос с десертами.
Казалось, что на улице сейчас не солнечное утро, а поздняя-поздняя ночь. По крайней мере, такое ощущение было у тех, кто находился в «Венере». Не успевшие оторваться за ночь, молодые люди продолжали веселиться под громкую электронную музыку и резкие, мажущие всполохи световых шаров, похожих на миниатюрные светящиеся планеты, подвешенные под высоким куполообразным потолком. Любители афтепати не обращали никакого внимания на тот факт, что в реальном мире, за пределами клуба, давно наступил полдень, а время медленно, но верно приближается к обеду. Многие из этих энергичных любителей клубной жизни не уставали веселиться и желали уехать отсюда только к вечеру.
Дэн тоже не собирался домой, по крайне мере в ближайшие пару часов. Он, как солнечная батарейка, подзарядился на раннем солнце, продолжая быть энергичным и после бессонной ночи. Смерч не покидал танцпол дольше, чем на полчаса и, казалось, полностью погрузился в атмосферу этого шикарного места, словно был заядлым тусовщиком с впечатляющим стажем.
Он, казалось, забылся настолько, что не обращал внимания на окружающих: и на девушек, пытавшихся потанцевать с ним, и на нетрезвых друзей, и на Нику, которая не без задних мыслей никак не могла надолго утащить его в зарезервированную компанией комнату и которой уже порядком приелся танцпол. Ребята как раз расположились в небольшой комнате в стиле модного хайтек, одна из стен которой представляла собой огромное затемненное снаружи окно, выходившее на танцпол и круглую сцену перед ним.
Да, сначала она танцевала вместе с Дэном, все таким же веселым, но уже более отстраненным, а потом, уставшая и раздраженная, уселась на кожаный удобный диван в комнате их компании. К тому же модные туфли натерли ей ноги, и теперь Нике было некомфортно даже просто ходить. Естественно, она не подавала виду, что с ней что-то не так, но все равно осталась разочарованной, когда Дэн сквозь грохочущую музыку прокричал девушке, что готов танцевать с ней хоть весь день, но просто сидеть у него сейчас нет никакого желания.
— Или есть другое желание, — усмехнулся один из парней, на несколько секунд оторвавшийся от поцелуя со своей подругой, — которое кое-кто пытается глушить. Ребят, давайте закажем виски с колой, а?
Черри внимательно посмотрел на друга, похмыкал, как огромный ежик с зелеными колючками в тумане, и авторитетно сказал на это, что у Лаки бывают нехилые завихрения извилин и на это не стоит обращать внимания. Мол, иногда на парня находит, и он творит всякую чушь. А потом зеленоволосый куда-то удалился вместе со своими подружками — прилипалами, пробурчав в спину уходящему в музыку Дэнву, что он-то, Черри, заменителей никогда не ищет.
— Если я хочу пиво, то пью нормальное пиво, а не покупаю безалкогольное. И мне плевать, что алкоголь вреден, черт возьми, — чуть заплетающимся языком сказал он, обнимая
Кристину. — Но Дэн у нас упертый козел, неделю, даже больше... не пил ни с кем.
— Если только в одиночестве? — подмигнул ему желающий виски с колой.
И парни громко заржали.
Ника проводила трио задумчивым взглядом: девушкам друзей Дэна она слегка завидовала. Сейчас они с парнями, а она в одиночестве. Ее сегодняшний избранник (или это она его избранница?), правда, понял это почти сразу и мило, но крайне своеобразно, позаботился о том, чтобы светловолосая девушка не скучала в одиночестве.
— На танцпол, леди? — весело спросил у нее Дэн, в очередной раз оказавшись в комнате — чтобы глотнуть холодной воды.
Она отрицательно покачала головой, почти не мигая глядя то на его лицо, то на плечи, которые про себя в шутку прозвала шикарными. Ей хотелось продолжения «банкета», прерванного дома у Черри чьим-то звонком. Так некстати позвонившего утром девушка успела даже пару раз проклясть про себя.
— Ника, какие парни тебе нравятся? — спросил в самом начале странного афтепати Дэн у светловолосой девушки, нависнув над ней и упершись ладонью о стол.
Она удивленно взглянула на парня, подумав вдруг, что он опять заигрывает с ней, немного обрадовалась и ответила, надеясь подразнить его:
— Светловолосые и сероглазые. Хотя бы немного выше среднего роста и с хорошей спортивной фигурой!
— Отлично, — отозвался Дэн с улыбкой и исчез в толпе, заставив девушку еще больше изумиться его поведению.
— Милый идиот, — подняв голову, задумчиво сказала своему отражению в зеркальном потолке его сегодняшняя спутница. То, что она оказалась в закрытом дорогом месте, радовало ее лишь поначалу. Дизайн клуба, конечно, был выше всяческих похвал, но, честно говоря, контингент в нем был на первый взгляд абсолютно таким же, как и в остальных прочих ночных заведениях. Да и атмосфера была совершенно обычной для подобных мест — особенной она становилась только лишь тогда, когда Ника видела Смерча.
— Что случилось, почему не танцуешь? — спросила у нее одна из девушек, чей молодой человек заснул, перебрав с алкоголем. С ней у Ники были приятельские отношения. В комнате кроме них троих больше никого не осталось.
— Устала, — отвечала Ника, вертя в руках высокий бокал с соком. Она не слишком любила алкоголь.
— Он тебе понравился? Да?
— Кто?
— Этот Дэн?
— Красивый мальчик, — кивнула подружке Ника.
— Это да! Я никогда не встречала таких, как он! Веселый, душа компании, не грубый, не пьет... Ника, он вообще не пил сегодня! Или умничка, или закодированный, ха-ха-ха! Но он опасный мальчик, — засмеялась она нетрезво.
— Почему же?
— Чувствую. А ты никогда не была разборчива в парнях, — отвечала девушка. — Тебе вечно идиоты попадаются. Как твой Саша.
— Что ж, знакомиться с плохими мальчиками — моя карма. Знаешь, мы знакомы несколько часов, но он мне безумно нравится, — призналась Ника, наблюдая за танцплощадкой из панорамного окна. Денис стал вызывать в ее душе симпатии едва ли не с первого взгляда, девушка и сама удивлялась себе. Она даже поступилась своими принципами и согласилась поехать с незнакомыми парнями к ним домой — только из-за высокого красивого Дениса, у которого были очень ласковые руки, ресницы, как у девчонки, и невероятные глаза.