Мой король, моя королева

Любовь — не только музыка

Ангельское пение озарило церковь.

Вдоль скамей с молчаливыми прихожанами, мимо цветных витражей лилась музыка. Две мелодии, хрустальная высокая и бархатная низкая, переплетались, поддерживая и дополняя друг друга, и составляли сложный диалог. Тонкие голоса ангелов оплакивали долю, отведенную людям, и суровые, но справедливые глашатаи утверждали божественную волю над смертными вопреки сочувствию и состраданию первых.

Хильда слушала их, сидя на краешке скамьи, в центре зала. В этой точке, ей казалось, их голоса раскрываются во всей своей красоте, как пышные цветы в начале лета. Она сидела с закрытыми глазами, но хмурилась. Для полноты не хватало чего-то еще, третьего — божественного голоса? Нет, эту историю дополнило бы благодарное слово смертных, что принимают свою участь со смирением. Тогда плачь ангелов достиг бы пика, а суровое наставление божественных судей бы затихло. Здесь нужен был третий голос, он был необходим…

Хильда начала тихонечко напевать за него, вплетаясь в общий хор, заполняя паузы и выводя то, что ей казалось правильным и гармоничным. Композиция усложнилась и стала ещё полнее, ещё красивее.

По спине Хильды пробежали мурашки, а на глаза навернулись слезы восторга. У нее получилось так, как нужно, хоть никто в целом мире больше этого и не знал.

Голова закружилась, заставив ее покачнуться, и стало так легко и светло — будто сам Бог услышал эту музыку и коснулся ее лба. Она подняла голову, так и не открыв глаз. Слезы переполняющего счастья скатились по щекам.

Это было великолепно.

— Хиль!

Девочка подняла голову на оклик, не прерывая игру, но звучание лютни все убавлялось под суровым взглядом отца и, наконец, затихло.

Она осмотрелась, будто пришла в себя после долгого сна, позабыв, где и кто она. В таверне давно зажгли свечи. Скупого света едва хватало, чтобы видеть еду в деревянных мисках. Был поздний и прохладный летний вечер, но зал казался непривычно пустым. Отец стоял над ней, закрывая от редкого света.

— Ты должна играть молча.

— Да, папа.

— Зря, — вклинился третий голос из темного угла. — У вашей dochter чудный голосочек. Как так вышло, что она не поет в церковном хоре?

Отец развернулся к говорящему всем корпусом, чуть не замахнувшись — таким он был, скорым на гнев, решительным и жестким.

— Благодарю, мил господин, но своей дочери лишь я велю, когда надо петь, а когда заткнуться. — Он посмотрел в ее сторону. — Играй.

Хильда поспешно перебрала несколько аккордов, наскоро выбирая композицию, и вскоре плавно перешла в начало баллады о рыцаре Маннелиге. Она шевелила губами, беззвучно проговаривая строки.

Незнакомец покачивал головой в такт. Из-за темноты не было ясно, подпевает ли он ей тихонько, был виден только темный силуэт в окружении слабых свеч. Хильда представляла, что да.

Сегодня она уже спела для Бога. Можно дать голосу отдохнуть.