Лиза
- Лизонька, ты такая бледная, может тебе отдохнуть? - заботливо спросила Ирина Петровна, моя начальница, когда я, спотыкаясь, уронила стопку книг на прилавок. Звонкий удар об дерево разнесся по тихому утреннему магазину, заставив меня вздрогнуть.
Я виновато, почти обреченно, улыбнулась ей и отрицательно помотала головой, ощущая, как каждый нерв в теле отзывается тупой болью. Под глазами, наверное, затаились синяки размером с небольшие сливы, а кожа была такой прозрачной, что, казалось, сквозь неё просвечивали мои тревожные мысли.
-Все в порядке, просто плохо спала. - соврала я, опуская глаза на свои руки, которые уже привычно цеплялись за край фартука, будто ища опору. На самом деле, “плохо спала” было слишком мягким определением. Я вообще не спала. Третью ночь подряд, и каждая из них была хуже предыдущей, превращаясь в бесконечный ад. Таблетки, эти маленькие белые спасители, от которых я так зависела, не помогали. Даже двойная, отчаянная доза снотворного, казалось, только дразнила, давая лишь пару часов забытья - поверхностного, тревожного сна, после которого я просыпалась вся в холодном поту, с колотящимся сердцем, готовым выпрыгнуть из груди.
-Ну смотри, только если что, скажи. Ты мне нужна здоровой. - Ирина Петровна, добрая душа, потрепала меня по плечу. Прикосновение было легким, но я все равно вздрогнула, словно от удара электрическим током, и резко отстранилась. Я попыталась скрыть это, но, кажется, не очень удачно. Она лишь вздохнула, понимающе, но не настаивая.
Работала я в небольшом книжном магазинчике, который был для меня не просто местом заработка, а тихой гаванью, убежищем от жестокого мира. Он был невероятно уютным, с высокими, до самого потолка, деревянными стеллажами, хранящими тысячи историй, и витающим в воздухе терпким, опьяняющим запахом старых книг, пыли и типографской краски. Это было единственное место, где я чувствовала себя более-менее спокойно, где шум города не проникал сквозь толстые стены книг, оставляя меня в полумраке и тишине. Тут было тихо. Покупателей, к моему счастью, было мало, что позволяло мне прятаться между стеллажами, делая вид, что увлеченно раскладываю книги по алфавиту или жанру, когда на самом деле я просто пряталась от мира, от людей, от своих страхов.
Домой я возвращалась уже затемно, когда улицы зажигались желтыми фонарями, а ноябрьский ветер пронизывал до костей. В нашем городе ноябрь был промозглым, серым, неуютным. Таким же, как и вся моя жизнь последние… да что там, последние десять лет так точно. После университета, который я закончила с красным дипломом, я так и не нашла себя. Талантливая студентка, подающая надежды, превратилась в жалкое подобие человека. Я перебивалась случайными заработками, работая там, где никто не спрашивал о прошлом, пока Ирина Петровна, мой ангел-хранитель, не взяла меня к себе. Я была ей благодарна, безмерно, до слез. Она не задавала лишних вопросов, не требовала от меня фальшивых улыбок или притворной бодрости. Она просто давала работу, стабильность, крошечный островок нормальности в моем безумном мире и оставляла меня в покое. Именно это отсутствие давления было для меня самым ценным подарком.
Моя съемная однушка на самой окраине города встретила меня привычным холодом и давящей тишиной. Голые стены, скрипучий пол, вечно текущий на кухне кран, уныло отсчитывающий каждую секунду моего жалкого существования, и соседи-алкоголики за стеной, чей пьяный смех и ругань проникали сквозь тонкие стены, напоминая о бренности бытия. Но даже это было пределом моих финансовых возможностей. Я скинула потрепанную сумку у двери, даже не включая свет, прошла на кухню по памяти, спотыкаясь о невидимые препятствия. Чайник. Кружка. Пакетик самого дешевого, безвкусного чая. Знакомый до зубовного скрежета ритуал одиночества. Я села за стол, обхватив дрожащими руками еще холодную кружку, пытаясь согреться изнутри.
Телефон противно завибрировал в кармане старых джинсов, его вибрация, казалось, отдалась в каждой клеточке моего тела. Я достала его, и имя, высветившееся на экране, заставило моё сердце уйти в пятки, а кровь застыть в жилах. Холодный пот выступил на лбу.
«Завтра приду. Приготовь деньги.»
Максим. Это имя стало моим ночным кошмаром, моим личным демоном. Мой бывший парень. Вернее, я думала, что бывший. Мы расстались три года назад, или, скорее, я пыталась расстаться с ним, но он все равно иногда появлялся, как привидение из прошлого. Требовал денег, орал так, что, казалось, стекла дрожат, угрожал, подкрепляя свои угрозы физическим насилием. Один раз он ударил меня. Я помнила этот удар, эту боль, это унижение, глубоко впечатавшиеся в мою память. Я пыталась обратиться в полицию, но он был слишком хитер. Он как-то выкручивался, каждый раз, виртуозно изображая невинность, лгал, что мы просто ссоримся, как все пары, что я сама его провоцирую, что я не в себе. И ему верили. Точнее, ему верили, а не мне, одинокой, испуганной девушке с синяками и дрожащим голосом.
Руки тряслись так сильно, что я едва могла попасть по буквам, набирая ответное, обреченное сообщение.
«У меня нет денег.»
Ответ пришел мгновенно, словно он ждал, не отрываясь от телефона.
«Найдешь. Или хочешь, чтобы я к твоей бабке милой зашел?»
Эти слова, словно ледяной душ, окатили меня с головы до ног. Слезы, которые я так старалась сдержать, сами покатились по щекам, горячими дорожками обжигая кожу. Бабушка. Моя единственная отдушина, единственный человек, которому я была по-настоящему нужна. Восемьдесят два года, больное сердце, хрупкая, как фарфоровая кукла. Она не вынесет, если этот психопат появится на её пороге, если он начнёт угрожать ей. Я знала, Максим не шутит, он был способен на всё.
Максим
-Ало. - Валяясь на продавленном диване в своей новой квартире, я кое-как нащупал телефон в кармане грязных, засаленных треников. Вонь от сигарет, застоявшегося пива и немытого тела въелась в каждый уголок этого роскошного жилища, доставшегося мне по чистому везению. На экране мигал Вадик. Корешок. Надежный, если правильно с ним говорить, если знать, на какие струны давить. Но таких, как он, я видел насквозь.
-Слушай, есть дельце. - Голос мой прозвучал чуть хрипло, от прокуренных легких и недавнего похмелья, но я тут же придал ему нужную твердость, чтобы Вадик не подумал, что я слабак. Сунул очередную сигарету «Прима» в рот - дешевка, но эффект тот же. Чиркнул зажигалкой, огонек вспыхнул, осветив облупленные обои и кучи мусора вокруг. Горький, едкий дым привычно обжог легкие, принося кратковременное облегчение. - Та дурочка моя, помнишь? Одна из них.
-Лизка? Ну помню. Что с ней? - У Вадика, чувствую, сразу заиграл интерес. Он всегда любил всякие мутные делишки, особенно если можно было чужими руками жар загребать, да еще и бабские слезы послушать. Мне такие делишки нравились еще больше. Чужие страдания - лучший десерт. Лиза и ее бабка были для меня неиссякаемым источником легких денег, и за них стоило поднапрячься. А была ещё Светка. Та поглупее, но зато с родителями-бухгалтерами - тоже денежное место. Главное, управлять ими. Всеми этими бабами. Они же для того и нужны, чтобы ими пользоваться.
-Да заелась она совсем. Охренела, по-другому не скажешь. Денег не дает, на звонки, блядь, не отвечает. Ишь ты, какая самоуверенная стала! Думает, наверное, что уже все, отвязалась. Наивная, сука. - Я затянулся поглубже, выдыхая густую, вонючую струю дыма в потолок, где уже давно красовалось желтое пятно от какого-то старого потопа, как символ этой никчемной жизни, которую все вокруг, кроме меня, почему-то считают нормой. - Думаю, надо ее проучить, чтоб знала свое место, сучка. Чтоб поняла, кому принадлежит. Она ведь все равно моя, никуда не денется. В конце концов, бабы - они все одинаковые. Поматросят, и бросят, стоит только дать им слабину. Как моя шлюха-мать. Ушла ведь, оставила пацана одного, а потом еще и рожу свою притащила на похороны, когда бабка померла. Как будто мне нужна была её жалость. Бабы - ничтожества, все до одной. От них только проблемы, да сопливые вопли. Должны подчиняться, вот и все. Ещё и бабку её надо прессануть. - Я прищурился, глядя на бутылку дешевой водки на столе, которую я даже не допил. Допивать не хотелось, но мысль о том, что бы проучить, уже заставляла кровь гулко стучать в висках, предвкушая предстоящее унижение этой мерзкой твари.
-Макс, ты охренел? За старух бить могут. - Вадик заерзал на том конце провода, его голос прозвучал с нотками показного, фальшивого возмущения. Всегда он такой правильный, когда это ему выгодно.
-Да кто бить будет? Ты чё, совсем дурак? Или я когда-нибудь говорил, что собирался кого-то бить? - усмехнулся я, выпуская еще одну порцию дыма. - Я же не бить собираюсь, просто, понимаешь, поговорить. Объяснить по-хорошему, что ее Лизонька, моя Лизонька, должна мне, по самые гланды, да и мне она должна. Понял? А старушка, эта древняя карга, она же небось от одного моего взгляда обделается. Засухарится сразу и побежит к туалету, пока не упадет. Деньги у бабки точно есть. Я же знаю, эта старая хрычовка, хорошо прикрывает свои заначки. Пенсия у нее хорошая, не то что у этих малолеток, которые ноют, что государство их обделило, а на самом деле живут на широкую ногу, а потом еще и слюни пускают на мои жирные поборы. А живет она одна, как сыч. Никого у нее нет кроме Лизки, так что, ей никуда не деться. Все эти бабы, все эти старухи - ничтожества. Они думают, что если пожили дольше, то им что-то дозволено. Нет. Я им покажу. Я покажу всем, кто тут хозяин.
-А Лизка что, совсем на мели? - с сомнением спросил корешок, не унимаясь. Ему, как всегда, было интересно, сколько можно выжать из этой дуры, чтобы ему тоже что-то перепало. Он такой же нищеброд, как и остальные. Все вокруг сидят без денег, а я - я живу, живу, как хочу. За чужой счет, конечно, но разве это мои проблемы?
-Да плевать! На мели она или нет - это ее проблемы. Пусть знает, что просто так от меня не отделается. Три месяца мы, сука, встречались. Или я её использовал? Это уже неважно. Она мне должна. Понял? Она мне должна за моё время, за мои нервы, за всё, что я на нее, блядь, потратил! - Я злился все больше. Воспоминания о её попытках сбежать, о её жалких слезах, о её ‘нет’ - всё это вызывало во мне кипящую ярость. Как она посмела? Как она осмелилась мне отказывать? Мне! Максиму! Да я ей жизнь сломал, а она теперь еще и права качает. Её место у моих ног, а она, блядь, гордая индюшка. Я ненавижу всех этих успешных, счастливых людей, которые живут правильно, ноют о своих проблемах, а на самом деле у них есть всё. Работа, зарплата, перспективы, какие-то там мечты. А у меня? У меня ничего. Школа - и ту с трудом закончил, потому что было лень тратить время на эту херню. Учиться дальше? Зачем? Работа? Да кому это надо - работать за копейки, вкалывать на дядю? Никто меня на работу не возьмёт, да и не хочу я. Я лучше буду жить за счет таких, как эти Лизы и Светки.
-Ладно, завтра с утра подъеду. - Вадик, как всегда, сломался. Как будто у него был выбор. - Только аккуратно, без палева. И не забудь, старухи - табу.
-Само собой. - Я сбросил звонок, даже не дав ему договорить про табу. Самодовольно улыбнулся, глядя на потолок. Эта дурочка думает, что избавилась от меня? Что если она не берет трубку, я перестану существовать для нее? Как бы не так, блядь. Я еще покажу ей. Покажу, что она - моя. Всего лишь моя. И будет моя до тех пор, пока я сам не решу, что она мне больше не нужна. А такие, как она, никогда не бывают не нужны. Всегда пригодится, как старая, но верная собачонка. Чтоб деньги носила, чтоб унижалась. Она - моя игрушка. И я её не отпущу. Ни за что. Никому. Никогда.
Лиза
Он приходил каждый день. Словно по расписанию, будто у него внутри был встроенный механизм, отмеряющий точное время для появления в моём маленьком, пыльном мире. Ровно в три часа дня. Он покупал книги - всегда что-то классическое, редкое, иногда даже что-то, чего не было в нашей базе, и тогда он просто заходил, говорил, что проезжал мимо, хотя я прекрасно знала, что его маршрут проходил совсем по другой части города. Не проходят тут маршруты богатых и успешных. Но спорить я не смела. Мы разговаривали. Вернее, он разговаривал - его голос, низкий и бархатистый, наполнял пространство, рассказывая о книгах, о каких-то событиях, о своих мыслях. Я же больше молчала, кивала, словно заводная кукла, иногда односложно отвечала, выдавливая из себя пару слов, которые казались мне невероятно глупыми в его присутствии.
Но Глеб не сдавался. Он был терпелив, как сама судьба, и внимателен до чертиков. Никогда не повышал голос, не сокращал дистанцию, когда видел, что мне некомфортно, чувствовал мою тревогу будто я была прозрачной, как стекло. Он не давил, не требовал ничего, и это было настолько непривычно, настолько чуждо тому миру, в котором я жила, что я невольно тянулась к нему, как цветок к солнцу.
Через неделю я уже ждала его. Заметила, как стала ловить себя на том, что поглядываю на часы, как в подсобке поправляю растрепавшиеся волосы, провожу рукой по щекам, стараясь скрыть бледность, будто прихорашиваюсь перед незнакомым человеком. Это было глупо, я же все прекрасно понимала. Такой мужчина как он - весь из себя успешный, уверенный, дорогой - он никогда не обратит внимания на такую, как я. Наверняка он женат, у него семья, дети, целый мир, а я просто случайное развлечение, способ скоротать время между важными делами, пока он ждет свою книгу.
Но он продолжал приходить. И каждый его визит оставлял маленький, теплый отпечаток в моей опустошенной душе. Я боялась этой новой, незнакомой нежности, которая так осторожно просачивалась в мою жизнь.
-Лиза. - однажды позвал он меня, когда я в очередной раз пряталась за стеллажом, притворяясь, что увлечена расстановкой книг по какой-то неведомой системе. Его голос прозвучал так близко, так уверенно, что я вздрогнула, подпрыгнув на месте. - Можно вас на минутку?
Я вышла, держа перед собой толстую, потрепанную книгу как щит, словно она могла защитить меня от его пронзительного взгляда, от его слишком пристального внимания. Он стоял у стойки, у него в руках были два стаканчика с кофе - из той самой дорогой кофейни, что на углу, куда я никогда не заходила, считая её слишком для других. От напитка исходил такой густой, обволакивающий аромат, что я невольно потянула носом, а желудок отреагировал недовольным урчанием.
-Я заметил, что вы не обедаете. - Его взгляд был мягким, но отчего-то проникающим. - Подумал, может, хоть кофе выпьете?
-Спасибо, не нужно. - Слова вылетели автоматически, будто заученная фраза. “Не нужно”, “я в порядке”, “мне ничего не надо” - это был мой привычный ответ на любую попытку проявить заботу.
-Лиза. - Он снова посмотрел на меня, и на этот раз в его взгляде была нежная, но настойчивая просьба. Или приказ? От этого взгляда что-то внутри меня сжалось, и я медленно, неуверенно подняла глаза. - Я не кусаюсь. Просто кофе. Без подвоха.
Я неуверенно, словно передвигая хрупкую стеклянную вазу, протянула руку и взяла стакан. Наши пальцы снова, снова соприкоснулись. И снова этот разряд, это странное, необъяснимое, похожее на удар электрическим током ощущение, только на этот раз оно было не пугающим, а скорее… зовущим. На этот раз я не отдернула руку сразу. Он тоже это почувствовал - я видела, как его зрачки расширились, как он шумно, глубоко втянул воздух, словно пытаясь уловить мой запах.
-Спасибо. - прошептала я, почти беззвучно. Голос сел, а щеки предательски вспыхнули. Быстро отошла, словно пытаясь разорвать невидимую нить, прижимая горячий стакан к груди. Это тепло было таким же непривычным, как и его присутствие.
Вечером меня ждал ад. Максим. Он сидел прямо у подъезда, на грязном парапете, весь злой, пьяный, с бутылкой дешевого пива в руке. Его глаза, обычно мутные от алкоголя, сейчас горели злобным, голодным огнем. Я судорожно втянула воздух, пытаясь развернуться и уйти, но было поздно. Он меня увидел.
-Стоять! - Рявкнул он, и я замерла, словно парализованная. Ноги не слушались, тело оцепенело, каждая мышца напряглась в предчувствии неизбежного. - Ну что, нашла денег, сучка? Или думала, я забуду?
-Максим, у меня правда нет. - Голос дрожал, предавая весь мой внутренний ужас. - Зарплату только через неделю дадут. Я же говорила.
-Врешь! - Он сделал шаг, приближаясь, и от него потянуло кислым запахом перегара, пота и дешевых сигарет. Я попятилась, но спина уже уперлась в холодную, обшарпанную стену подъезда. - Видел я, как ты с каким-то мужиком общаешься. Покупатель, блядь! Новый хахаль? Небось, бабки у него есть! Или он тебе эти бабки принес, а ты мне пожадничала? Что, он тебе дороже стал, чем я?!
-Это просто покупатель. - Отчаянно попыталась оправдаться я, хотя знала, что бесполезно. Он никогда не слушал.
-Ага, покупатель. Я таких покупателей насквозь вижу. - Он схватил меня за воротник тонкой куртки, так сильно, что ткань впилась в шею, и притянул к себе, почти вплотную. Его дыхание опалило мое лицо. - Последний раз спрашиваю. Где деньги?!
-Нет у меня! - Я попыталась вырваться, дернувшись всем телом. И тут же получила пощечину. Не сильную, нет. Макс редко бил сильно, только чтобы проучить, чтобы показать, кто здесь хозяин. Но она была обидная, унизительная. В глазах защипало от слез, но я стиснула зубы, не позволяя им пролиться.
Глеб
- Шеф, вы где? Совещание через десять минут. Партнеры из ‘Скандинавии’ уже на линии, ждут. Это очень важный контракт, мы его полгода готовили, каждая деталь отшлифована, а досье… - Раздался до омерзения бодрый, надоедливый голос моего помощника Игоря в динамике телефона. Он, наивный мальчишка, еще не понял, что мир только что перевернулся. Мой мир. И его глупое лепетание о контрактах и досье казалось таким ничтожным, незначительным, словно шелест сухой листвы.
-Отмени. - Коротко, глухо бросил я, стараясь не отрывать взгляда от дороги. Мои глаза, обычно острые и цепкие, способные разглядеть любую уловку, сейчас были прикованы к ней - к хрупкой фигуре на пассажирском сидении. Я честно пытался сосредоточиться на дороге, но её присутствие сбивало с толку. Ее бледное лицо, впалые щеки, тонкие запястья, на которых я видел едва заметные синяки, стоило ей потянуть рукав. Дорога, машина, контракт - все это стало неважным, фоном, шумом, раздражающим жужжанием вокруг нее.
-Но там партнеры из… - Игорь, упрямец, продолжал гнуть свою линию, его голос уже подрагивал от недоумения. Он, наверное, думал, что я сошёл с ума.
-Я сказал отмени! - Рявкнул я, и этот рык прозвучал не только в трубке, но и в моей голове, отголоском звериной, необузданной ярости. Голос перешел в низкий, утробный рык, который слышал, наверное, даже Игорь. Наверное, он там подпрыгнул, но мне было плевать. У меня была она. Я сбросил звонок, едва не раздавив телефон в руке, и швырнул его на панель, где он глухо стукнулся о пластик. К черту все.
На пассажирском сидении сидела она. Забитая, испуганная, вся сжавшаяся в комок, прижавшись к двери, словно пытаясь слиться с металлом, стать невидимой. Моя. МОЯ. Это слово, словно клеймо, раскаленным железом отпечаталось не только в моей душе, но и на самой сути моего зверя. Она еще не знает об этом. И, судя по тому, как она сейчас дрожит, как ее тело бьет крупная дрожь, не скоро узнает.
Я чувствовал её страх. Он бил по мне волнами, острыми и жгучими, проникая прямо под кожу, в самую суть моего естества. Зверь внутри, огромный серый волк с горящими голубыми глазами, глазами истинного альфы, скулил, метался, разрывая меня изнутри. Он требовал. Требовал утешить, защитить, спрятать ее, свою пару, от всего мира, от всех, кто посмел причинить ей эту невыносимую, всепоглощающую боль. Он хотел накрыть ее своим телом, заслонить от любой угрозы, испепелить каждого, кто посмел бы взглянуть на нее с дурными намерениями.
Три недели. Три чертовых, бесконечных недели я искал ее, словно безумный. Мне нужен был ее запах, ее присутствие. С того самого дня, как зверь учуял ее аромат в том книжном магазине. Я зашел туда случайно, искать старопечатное издание для одного из партнеров - рутинная сделка, обычные деловые проволочки. Ничего особенного, ничто не предвещало. И учуял. Этот запах… Он был одновременно нежным и диким, сводящим с ума: мед, ваниль, что-то цветочное и что-то еще, что-то неуловимое, что-то совершенно, совершенно ее. Запах моей пары, моей самки. Мой зверь внутри меня взбесился мгновенно, словно цепи, сдерживавшие его столько лет, лопнули. Он требовал найти, взять, обладать, не отпускать. Мой волк выл от ожидания, от боли невыносимого предвкушения. Я, Глеб Викторович, альфа, человек, который всегда был спокоен, рассудителен, планировал каждый шаг на десять ходов вперед, - превратился в одержимого хищника, идущего по следу, ведомого только инстинктом и невыносимой тягой. Ничего и никогда не доводило моего зверя до такого состояния, кроме нее.
Я думал, сойду с ума от этой невыносимой тоски, которая разъедала меня изнутри, пока не нашел ее. А когда нашел… Боже, как же мне было больно. Это была физическая боль, отдающаяся под ребрами, словно сердце разрывалось от зрелища ее страданий. Видеть ее такой, изможденной, бледной, худой до прозрачности, с черными синяками под глазами, которые, казалось, тянули ее вниз, в бездну, заставляя терять равновесие. Она буквально уменьшилась, пытаясь убежать от мира, пряталась от людей, вздрагивала от каждого резкого звука, ее плечи были подняты до ушей, словно она пыталась сжаться, раствориться. И этот ублюдок… этот недочеловек, посмевший поднять на нее руку…
Мой внутренний зверь зарычал, низко, утробно, сотрясая все мое существо до самых глубин. Он требовал вернуться. Требовал порвать его на куски, превратить в ошметки мяса. Прямо там, у подъезда, на глазах у всех, кто посмел бы взглянуть. Пока Максим, это ничтожество, не превратится в кровавый мешок костей, не узнает, каково это - страдать. Но нельзя. Нельзя. Нельзя пугать ее еще больше. Она и так на грани. Я чувствовал, как она задыхается от собственного страха, как ее силы иссякают, как она балансирует на тонкой грани между реальностью и безумием.
Я сжал руль так сильно, что костяшки пальцев побелели, а кожа на них, казалось, вот-вот лопнет. Зверь внутри рвался на свободу, рычал, просил крови, отчаянно жаждал мести. Мне стоило неимоверных, сверхчеловеческих усилий удержать его под контролем.
“Потом. Все потом.” - твердил я себе, как мантру, пытаясь успокоить бушующего волка.
-Куда мы едем? - Еле слышно, почти шепотом, спросила она, впервые подав голос. Ее голос был тонким, хрупким, словно сотканным из стекла, которое вот-вот разобьется от дуновения ветра.
-К врачу. - ответил я, стараясь говорить максимально мягко, чтобы не спугнуть ее окончательно, не дать ей еще раз сжаться от ужаса. Мой голос, обычно властный и стальной, сейчас был обволакивающим, нежным, как шелк, предназначенный только для нее. - Вас нужно осмотреть.
Я видел, она была истощена, измучена, а ее тело едва держалось.
Лиза
Врач оказался приятным мужчиной лет пятидесяти, с редкими седыми волосами и добрыми, теплыми глазами, которые, казалось, видели не только мою физическую оболочку, но и всю усталость моей души. Его руки были мягкими, но движения точными, когда он осторожно осматривал меня, словно хрупкий сосуд, который вот-вот разобьется. Он задавал вопросы, на которые мне было невыносимо неловко отвечать: о моём сне, об аппетите, о настроении, о боли. Каждый вопрос, казалось, вынимал из меня ещё одну крупицу сил, заставляя стыдиться своей никчемности. Глеб все это время стоял за дверью, я видела его высокий, могучий силуэт через матовое, чуть запотевшее стекло, словно темный рыцарь, ожидающий своей принцессы. И, как ни странно, почему-то от этого было спокойнее. Его невидимое присутствие, его молчаливая поддержка, которую я чувствовала на каком-то подсознательном уровне, давали мне странное ощущение защищенности.
-Молодая девушка, а выглядите, простите, на все пятьдесят. - Врач покачал головой, и в его голосе слышалась искренняя жалость. - Истощение, анемия, хроническая усталость. Вы, милая моя, умудрились довести себя до ручки. Когда вы последний раз нормально ели? Спали?
Я лишь бессильно пожала плечами. Не помню. Может месяц назад? Или два? Я давно перестала отсчитывать время, живя от одного дня к другому, словно в тумане.
-Вам нужен покой, нормальное питание и сон. Много сна. - Он выписывал что-то на бланке. Его перьевая ручка царапала бумагу, и этот звук казался оглушительным в тишине кабинета. - Вот рецепты. Витамины, легкое снотворное, что-то для нервов. И желательно к психологу сходить, а лучше сразу к психиатру.
-Я не сумасшедшая. - Слова вырвались у меня резче, чем хотелось. Прозвучали надрывно, почти истерично. Эта мысль, о моём возможном безумии, пугала меня больше всего.
-Никто и не говорит, что сумасшедшая. - Врач мягко, почти отечески, ответил, его глаза излучали понимание. - Но у вас депрессия, причем запущенная. Это болезнь, Лиза. Болезнь, а болезни нужно лечить. И не стоит ее стыдиться или игнорировать. Подумайте об этом.
Когда я вышла из кабинета, чувствуя себя опустошенной, но в то же время странно облегчённой, Глеб тут же подошел ко мне. Его рука, такая контрастно большая и теплая, легла на мою, маленькую и холодно-бледную, и он, не говоря ни слова, повел меня к выходу из клиники. Его молчаливое понимание было красноречивее любых слов.
-Что сказал доктор? - спросил он уже в машине. Его голос был низким, спокойным, но я чувствовала в нем напряжение, словно он ждал приговора.
-Ничего особенного. Устала просто. - Я отвела взгляд, уставившись в окно на мелькающие серые пейзажи. Не хотела, чтобы он знал, какая я никчёмная, сломанная. Не хотела, чтобы он видел всю гниль моего существования.
-Лиза. - позвал он меня. В его голосе прозвучало столько скрытого сожаления, столько нежности, что я нехотя посмотрела на него. Его серые глаза, обычно стальные и непроницаемые, сейчас были полны тревоги. - Не врите мне. Пожалуйста.
От этой просьбы, сказанной им, таким большим, сильным мужчиной, просящим меня, такую маленькую и ничтожную, что-то ёкнуло в груди. Что-то, что давно замерло, вдруг ожило, болезненно сжавшись. Удивляло. Такой властный и могучий, а просит. Меня.
-Депрессия. Истощение. В общем, я развалина. - горько усмехнулась я, не дождавшись, пока слова вырвутся. - Можете высадить меня тут, я дальше сама дойду. Мне нечего вам предложить.
-Нет. - Его голос был твердым, как скала, не допускающим возражений. Он резко завел мотор. - Вы поедете со мной.
-Куда? - встрепенулась я, отшатнувшись от него, словно меня ударили. Страх снова начал подкрадываться, сдавливая грудь.
-Домой. Ко мне. - Как ни в чем не бывало, ответил Глеб, его голос звучал так просто, так обыденно, словно он предлагал мне чашку чая. - Вам нужен покой и уход. Профессиональный. Я обеспечу и то, и другое. С меня глаз не спущу.
-Вы с ума сошли! - воскликнула я, мои слова прозвучали, наверное, как писк испуганной мыши. - Мы едва знакомы! Я не могу просто взять и поехать к вам жить! Я не какая-нибудь…
-Можете. - Он посмотрел на меня, и в его взгляде читалась такая незыблемая уверенность, такая сталь, что я притихла. - И поедете. У вас есть кто-то, кто о вас позаботится так, как нужно? - Я молчала, сглотнув, ее руки нервно сжимали края куртки, которую он дал мне. У меня не было никого. - Вот именно. А мне вы нужны здоровой. Целой и невредимой.
-Зачем? - Вырвалось у меня снова. - Зачем я вам? Вы меня даже не знаете!
Глеб резко остановил машину. Тормоза взвизгнули, бросая меня вперед, но ремень безопасности удержал. Он развернулся ко мне всем телом, полностью. В его глазах, этих глубоких серых глазах, плескалось что-то горячее, первобытное, такое дикое, что я инстинктивно прижалась к двери, пытаясь убежать от этой мощи. Его запах - терпкий, древесный, с еле уловимыми нотками леса - теперь казался сильнее, окутывал меня, не давая дышать.
-Потому что вы моя. - Просто сказал он. Эти слова прозвучали как приговор. Или как клятва. - Я знаю, это звучит безумно. Мы знакомы всего три недели. Но я точно знаю - вы моя. И я не отпущу вас. Никогда. Никому.
От этих слов сердце забилось так сильно, словно пытаясь вырваться из груди, чтобы найти свой путь к нему. Я услышала его стук в ушах, заглушающий все остальные звуки. Дышать стало тяжело. Паника начинала накрывать меня, привычная, старая знакомая паника, но… странно. Вместо привычного, всепоглощающего ужаса, было что-то другое. Волнение? Предвкушение? Ощущение, что все наконец стало на свои места?
Лиза
Утром меня разбудил звонок в дверь. Он был настойчивым. Нет, не так. Он был нетерпеливым, требовательным, злым. Каждый удар о дерево, казалось, сотрясал весь дом, отдаваясь глухим гулом в моей сонной голове. Я с трудом открыла глаза, которые, казалось, были засыпаны песком. С трудом сфокусировала взгляд на старых, обшарпанных часах на прикроватной тумбочке. Семь утра. Семь утра. Это больше похоже на выстрел, чем на звонок. Кто это может быть в такую рань? Ответ, холодным душем, ударил меня по голове.
Максим.
Сердце, только-только начавшее приходить в более-менее спокойный ритм после бессонной ночи, снова ухнуло вниз, в живот, словно камень, брошенный в бездонную пропасть. Я с трудом доползла до двери, мои ноги, казалось, стали ватными. Заглянула в старый, мутный глазок, который показывал мир в искаженных, расплывчатых пятнах. Но его силуэт я узнала сразу. Максим. И он был не один, с ним Вадик, его верный шакал. Сердце ухнуло вниз, в желудок, там подпрыгнуло и снова ухнуло.
-Открывай, сучка! Я знаю, что ты дома! Думаешь, я не вижу твою тачку под окнами? - заорал Максим, и его голос, усиленный эхом лестничной клетки, прозвучал как гром среди ясного неба. Каждый удар по двери отдавался болью в моей голове.
Я отшатнулась от двери, словно от удара током, прижимаясь к холодной стене. Дрожащими руками схватила телефон со стола. Кому звонить? В полицию? Бесполезно. Я уже пыталась. Меня не слушали. Ему верили. Бабушке? Нет, ни в коем случае. Она не переживет этого. Мой взгляд скользнул по экрану, и тут я увидела номер. То самый номер, который Глеб вчера, так настойчиво, но так нежно, записал в мой телефон.
«Если что-то случится - звони. В любое время.»
Его слова, сказанные вчера в машине, прозвучали в моей голове с новой силой. Пальцы, сами по себе, словно ведомые какой-то неведомой силой, набрали номер.
-Лиза? - Он взял трубку после первого гудка, словно ждал моего звонка. Его голос прозвучал встревоженно, напряженно. - Что случилось?
-Он пришел. - прошептала я, и голос мой был таким тихим, таким прерывистым, что я сама едва его слышала. В этот момент дверь снова содрогнулась от мощного удара. Я вздрогнула. - Максим. Он не один. С ним Вадик.
-Еду. - Коротко бросил Глеб, в его голосе прозвучало что-то жесткое, стальное. Я продиктовала, еле ворочая языком, называя улицу и номер дома, словно произносила заклинание.-Двадцать минут. - Голос Глеба стал еще тверже, увереннее. - Не открывай дверь. Ни при каких обстоятельствах. Если начнут ломать - прячься в ванную и запрись. Там бетон толще. Я уже еду. - В его голосе была не просто сталь, там была ярость, холодная, сдерживаемая, но такая мощная, что, казалось, пробивала сквозь телефонную трубку.
Дверь, моя старая, несчастная дверь, затрещала. Они и правда начали ее выламывать. Слышались глухие удары, скрежет дерева. Я побежала в ванную, захлопнула за собой дверь, задвинула старую, скрипучую щеколду, которая вряд ли продержится дольше минуты. Села на пол, прижав колени к груди, пытаясь стать как можно меньше. Слезы текли сами, горячими дорожками обжигая щеки, а я даже не пыталась их останавливать.
-Двадцать минут. - шептала я себе, как мантру, пытаясь уцепиться за эту надежду.
Хруст. Грохот. Запах гнилого дерева и старой штукатурки. Они вошли.
-Где ты, дрянь?! - Орал Максим, его голос, казалось, сотрясал вселенную. Слышались громкие удары, глухой звон бьющегося стекла - он крушил все на своем пути, словно бешеное животное.
-Макс, может хватит? - неуверенно, почти пискляво, говорил Вадик. - Давай просто уйдем. Подумаешь, баба. Их много.
-Заткнись! Она тут, я знаю! Чувствую, сука! - Максим зарычал, его голос был полон злобы и предвкушения.
Шаги. Тяжелые, неровные, приближались к ванной. Я зажмурилась, обхватив голову руками, словно это могло защитить меня от надвигающегося кошмара. Ручку дернули. Один раз. Второй. Жестко. С нарастающим бешенством.
-Открывай, сука! - Максим бил в дверь ванной, и каждый удар, казалось, отдавался мне в грудь.
И тут… тишина. Резкая. Звенящая. Такая глубокая, что можно было услышать, как по моей коже бегут мурашки. А потом… потом я услышала рык. Настоящий, утробный, звериный рык, от которого в жилах стыла кровь, а все тело сжалось, повинуясь первобытному инстинкту самосохранения. Затем - оглушительный грохот, словно обрушилась стена. Крики. Максим заорал. Его крик был пронзительным, полным боли и ужаса. Но он оборвался на полуслове, словно кто-то перерезал ему глотку. Валящийся в дальнем конце коридора.
Я сидела на холодном полу, не в силах пошевелиться, прижав колени к груди. Что происходит? Что там происходит? Мой мир, и без того расколотый, рушился окончательно.
-Лиза. - Голос Глеба. Спокойный. Мягкий. Такой, каким я его еще не слышала. Но в нем была какая-то новая, глубокая нотка, от которой все внутри меня сжалось. - Выходите. Все в порядке.
Я с трудом встала, мои ноги все еще дрожали. Медленно, осторожно, я открыла дверь. Глеб стоял посреди разгромленной прихожей. Все было разрушено. Мебель перевернута, осколки стекла хрустели под ногами. На костяшках его правой руки, там, где, казалось, только что раздался удар, была кровь. Свежая, темная. Максим лежал у стены, скрючившись, держась за разбитый вдребезги нос. Из-под ладоней сочилась кровь. Он жалобно стонал. Вадик сидел рядом, прижавшись к стене, бледный как смерть, его глаза были расширены от ужаса, направленного не на Максима, а на Глеба. Он смотрел на него так, как на смерть.
Глеб
- Ты совсем ополоумел? - Голос Игоря звенел от возмущения, но в нем слышался и неподдельный страх за меня, за нашу общую репутацию. Он смотрел на меня как на сумасшедшего, его глаза, обычно хитрые, сейчас были полны недоумения. - Привел незнакомую бабу в дом! Еще и поселил в гостевой! Да ты же, Глеб Викторович, никогда никого не пускал дальше порога своего кабинета! А тут… тут целый девичий вертеп!
- Игорь, завали. Не сейчас. - Я устало ответил, наливая себе виски. Жидкость, янтарная и тягучая, казалось, была единственным, что могло приглушить рев зверя внутри. Было только десять утра, но мне было плевать. Плевать на время, на дела, на все, кроме нее.
- Босс, я понимаю что у тебя… - Игорь замялся, его взгляд скользнул в сторону закрытой двери гостевой комнаты. - …ну, своя ситуация. С этими вашими штучками. Но ты хоть проверил ее? Ведь после того, что случилось… мало ли.
- Проверил. Каждая мелочь. - кивнул я, залпом осушая бокал. Острый привкус алкоголя обжег горло, но зверь внутри лишь ощерился. - Елизавета Андреевна, двадцать восемь лет, работает продавцом-консультантом. Тоскливо, скучно. Живет одна. Родители умерли, есть бабушка. Судимостей нет, долгов нет. Чиста как слеза. Идеально чиста.
- Тогда в чем проблема? Почему она не на твоей шее? Или в твоей кровати? - не понял Игорь, его брови сошлись на переносице.
- В том, черт возьми, что она моя пара. Моя истинная, блядь, пара! А я… - Я сделал большой глоток, опустошив бокал, и от силы сжал его. - …я не могу ей об этом сказать. Пока не могу. Мой зверь рвется к ней, а я вынужден удерживать его.
- Почему? Ну ты же Альфа! Тебе достаточно рыкнуть, чтобы она поняла, кто её хозяин! - Игорь застучал пальцами по столу, демонстрируя своё непонимание.
- Потому что она и так меня боится. - Мой голос прозвучал глухо, с болью. Я вспомнил ее глаза, когда она услышала мой рык в той прихожей. Глаза, полные ужаса, оцепенения. Она поняла, что я не человек, даже если ее разум отказывался в это верить. - Сейчас она сидит в комнате, запершись, и, уверен, трясется от страха. - Я зло сплюнул. - А я как последний идиот не знаю, что делать. Мой зверь воет от бессилия.
- А ты попробуй поговорить с ней. Нормально. Без рыков и приказов. Без этого твоего “я возьму, я не отпущу”. - посоветовал помощник, и в его голосе прозвучало что-то, что заставило меня приподнять брови.
- Да я и так с ней нормально! Вчера буквально был сама нежность! - возмутился я, чувствуя, как внутри снова поднимается волна раздражения.
- Ага, как же. “Поедете со мной. Без споров.” Очень нормально. “Я не отпущу вас. Никогда.” - передразнил меня Игорь. - Она не солдат, чтобы выполнять приказы. Она женщина, причем испуганная до чертиков. Ей нужна ласка, забота, понимание, а не командир в звериной шкуре. И не надо рычать на меня, босс! И так понятно, что у тебя гормоны зашкаливают.
Я задумался. Игорь, хоть и был человеком, но иногда выдавал такие мысли, которые заставляли меня прислушиваться. Может, он и прав. С женщинами у меня никогда проблем не было. Они сами липли ко мне, привлеченные силой, властью, деньгами. Но Лиза… она была другой. Хрупкой, но с какой-то внутренней сталью. Ей нужен особый подход. Не силы, а нежность. Не приказы, а доверие.
- Попробую. - кивнул я и допил виски. Жидкость опалила горло. - Спасибо, Игорь. Свободен. Совещания на сегодня отмени все. Перенеси. Я не в том состоянии.
Когда помощник, наконец, ушел, оставив меня наедине с собой и моим ревущим зверем, я достал телефон и набрал номер своего лучшего друга. Кирилл. Он знал о том, кто я. Сам был оборотнем, как и я, но его зверь был спокойнее, мудрее. Или просто ему больше повезло с парой.
- Кир, у меня проблема. - Начал я, когда он взял трубку.
- Дай угадаю. Нашел пару? - Рассмеялся друг, и его смех, веселый и беззаботный, прозвучал диссонансом моим внутренним мучениям.
- Да. И она меня боится. - Признался я, и это слово сдавило мне горло.
- Ну ты даешь, Глеб. Обычно они влюбляются сразу, теряют голову, чувствуют связь. - Кирилл перестал смеяться, его голос стал серьезнее. - Что случилось? Что ты натворил? Ты же Альфа, а не дикий зверь.
Я рассказал ему все. Про то, как учуял ее запах, который свел меня с ума. Про то, как три недели, словно сыщик, одержимый маньяк, искал ее, пытаясь унять своего зверя. Про этого ублюдка, Максима, который бил ее, ломал, унижал. Про то, как не сдержался, когда увидел ее разбитой, и зарычал, выпустив своего зверя на свободу.
- Глеб, ты идиот. По самый не балуйся. - подытожил друг, и в его голосе не было осуждения, только усталое понимание. - Ты должен был сначала завоевать ее доверие. Показать, что ты защитник, а не просто еще одна угроза. А ты что сделал? Напугал еще больше. Разрушил все.
- Я знаю! - рявкнул я, и этот рык был уже не звериным, а человеческим, полным отчаяния и самобичевания. - Говори, что делать! Мой зверь рвется к ней, а я не знаю, как подойти!
- Дай ей время. - Тихо, но твердо посоветовал Кирилл. - Будь рядом, но не дави. Покажи, что ты не опасен. Что ты - ее надежная стена. И главное, расскажи правду. Всю. Чем дольше будешь тянуть, чем больше скрывать, тем хуже будет. Потому что пара чувствует ложь, Глеб. Она чувствует фальшь. И она не простит. Никогда.
Я поблагодарил друга, чувствуя, как его слова, словно холодная вода, тушат внутренний пожар. И пошел к гостевой комнате, где, как я знал, заперлась Лиза. Мой зверь внутри, словно услышав мои намерения, притих, затаился, наблюдая. Я постучал тихонько, так, как никогда раньше не стучал.