Мой личный апокалипсис

От автора

Дорогие⠀ мои⠀ читатели ⠀и ⠀вдохновители!

Перед вами – моя новая история из вселенной дилогии «Мой Змей искуситель»https://litnet.com/shrt/lH9G

На этот раз я приглашаю вас в мир друзей Дарины Сладковой – Егора и Саны.

Книгу можно читать как самостоятельное произведение.

Даже если вы не знакомы с «Моим Змеем искусителем», смело открывайте первую страницу: перед вами – цельная, глубокая и очень личная история любви, полная юмора, боли и откровений.

Но если в процессе прочтения вам захочется заглянуть в другие уголки этой вселенной... что ж, двери всегда открыты!

Мои книги всегда ждут вас в гостях!)

О чём эта история?

«Мой личный апокалипсис» – книга о двух людях, которые с детства знали друг друга лучше всех на свете… пока вдруг не поняли, что не знают ровным счётом ничего.

Он – мальчик из песочницы, который верил, что звёзды ближе, чем кажется. Она – рыжий ураган в платье с лягушками, умевший превращать его мир в хаос.

Они прошли через ссадины, споры о пришельцах и подростковые бури, но теперь стоят перед самым сложным испытанием: чувствами, которые не вписываются в их старую дружбу.

Что сильнее – привычка быть рядом или риск разрушить всё одним неловким шагом? Можно ли вернуть назад то, что уже изменилось навсегда?

Эта история – смешная, горькая и безумно честная. О том, как иногда, чтобы сохранить друг друга, нужно сначала потерять. О том, как страшно признаться даже самому себе. И о том, что граница между «просто друзьями» и «чем-то большим» – всего лишь условность.

Если вы когда-нибудь боялись разрушить дружбу из-за любви – эта книга для вас.

С любовью,

Ваш Автор.

P.S. Готовы ли вы к тому, что после этой истории будете по-другому смотреть на своих «просто друзей»? 😉

1 глава

Ириска для инопланетянки

POV Егор

Я уже ненавижу эту девчонку. Совсем! Всей душой!

Вот взял бы сейчас лопатку – и бац ей по рыжей макушке! Только нельзя.

Мама говорит, девочек обижать стыдно. А они... они как злющие вороны!

Солнце жарило макушку сквозь кепку с динозавром, а песок лез в сандалии. Но всё это было ерундой по сравнению с тем, что сделала ЭТА ДЕВЧОНКА!

Она толкнула меня, да так, что я шлёпнулся прямо на острые камушки, которые Мишка называл «украшалками» для нашей стоянки.

Коленка горела, будто крапивой обожгли. Я аж зубами защёлкал, чтобы не зареветь. Ведь если заплачу, Мишка потом дразнить будет.

В прошлый раз, когда я с качели упал, он целую неделю «плакса-вакса» обзывался.

Не-а, сегодня не дождётся!

– Зач-чееем ты эт-то сделала? – выдавил я, задыхаясь от обиды.

Девочка молчала.

Совсем как рыбка из моего аквариума. Только глаза у неё были огромные, зелёные – точь-в-точь стеклянные шарики, что я выменял у Витьки из пятого подъезда на шоколадку.

– Ты чё… язык проглотила? – фыркнул я.

Кровь на коленке смешалась с песком, получилась коричневая корочка. И болит.

Ой, как болит!

Девчонка все еще молчала. Совсем-совсем. Даже рот не шевелился.

Может, она робот? Папа говорил, в Японии таких делают.

Вдруг она резко высунула язык и рванула бежать. Сандалии шлёпали по дорожке, а хвостики на голове подпрыгивали, будто два рыжих червяка. У скамейки она вцепилась в юбку тёти с книжкой – наверное, её мама. Та даже головы на неё не подняла.

– Ты... ты вообще нормальная?! – крикнул я ей вслед, но тут же прикусил язык.

Мама запрещает плохие слова, а ещё она ненавидит, когда я пачкаю новую одежду. Шорты, купленные вчера в «Детском мире», теперь украшала дырка с торчащими нитками.

Коленка пульсировала. Я дунул на ранку, но стало только щипать сильнее. Вспомнил, как в прошлый раз мама мазала зелёнкой царапину на локте. Щипало так, что я ревел целый час!

Папа тогда смеялся и что-то странное приговаривал:

«Терпи, казак, а то в плен возьмут!»

Я посмотрел на наш дом. Высокий-превысокий, как гора с окошками-пещерками.

На пятом этаже наше окно – с синей шторой. Мама иногда машет оттуда, когда мы гуляем. Сейчас штору колышет ветерок, но мамы не видно.

Ура!

Значит, не заметила, как я упал. А то бы уже бежала с зелёнкой!

– Егол! Ты чё застлял? – из кучи песка вылез Мишка.

Я усмехнулся – к его носу прилип комок мокрого песка, как сопля.

– У меня рана, – важно сказал я, показывая на коленку. – Боевая.

Мишка прищурился, подошёл ближе, будто доктор в поликлинике. Потом ткнул пальцем:

– Че-е-е? Да это цалааапина! Вот у моего брата Кольки после длаки с дволнягой шлам вот такой! – развёл руки в стороны.

Я надулся:

– А у меня песок внутри! Это заразно! Может, ногу отрежут…

Мишка задумался, вытер нос рукавом футболки (моя мама бы ворчала, что он портит одежду), а потом важно подбоченился:

– Не, не отлежут! Мой папа говолит, на стлойке всегда бывают лазные си... ситу... ну, плиключения! – он гордо выпятил грудь, на которой красовалась надпись «Супергерой». Жалко, буквы были потрёпанные, «С» почти не видно. – Надо каску носить!

– Каски у нас нету, – вздохнул я, подбирая совочек, зарытый в песке.

– Зато есть кепки! – Мишка стукнул себя по голове, сбив кепку с изображением ракеты. – Они же твёдые! А к ноге надо плиложить лист подолжника!

Мы побрели к кустам сирени, где среди пожухлых листьев и обёрток от конфет отыскали широкий лист подорожника. Его шершавая поверхность пахла землёй и дождём.

Привязав лист к коленке скотчем, позаимствованным у Мишки, я почувствовал себя настоящим Робинзоном, выживающим на необитаемом острове.

А потом мы взялись за лопаты.

Наша база – это шедевр!

Посреди песочницы возвышалась крепость с тоннелями для машинок. Сверху – мост из палочек, который держался на честном слове и скотче, принесённом Мишкой из дома. Вокруг – ров с водой (из лужи, конечно). Сегодня мы строили гараж.

Я краем глаза следил за девочкой. Она теперь сидела на краю скамейки, болтая ногами в босоножках с цветочками, и жевала что-то, громко чавкая. Тётя рядом что-то писала в блокноте, не обращая на нее никакого внимания.

– Слушай, – шепнул я Мишке, наклоняясь так близко, что наш лбы столкнулись. – Может, это шпионка? Вот, смотри: глаза как у кошки. И ведёт себя странно.

– Может, плишелец? – глаза Мишки округлились. – У неё же волосы лыжие! Настоящие плишельцы всегда лыжие!

2 глава

Глава, в которой Егор понял, что девчонки – тоже люди. Почти

POV Егор

Через пару дней я снова увидел эту девчонку. Она подошла к центру площадки, сжимая в кулачке мелок, и принялась выводить на асфальте причудливые завитки.

Я притаился за ржавыми качелями, наблюдая, как её косички, туго перехваченные резинками, подпрыгивают в такт движениям.

Сегодня не было ни строгой тети с книгой, ни чьих-либо любопытных взглядов. Только она и её танец мела по потрескавшемуся асфальту.

Я прикусил губу, стараясь не выдать своего присутствия. Она казалась загадочной, нездешней – может, и правда из тех звездных кораблей, о которых папа рассказывал перед сном?

Но когда она засмеялась, закончив рисунок, всё изменилось. Её смех стал похож на звон хрустальных колокольчиков – чистый, заразительный, заставляющий сердце биться чаще.

И тогда я увидел.

На асфальте красовалась мартышка с нелепо торчащими ушами. Она указала на рисунок, потом на меня, и снова рассыпалась в смехе, прикрыв рот ладошкой.

Гнев вспыхнул во мне, как спичка, но погас, едва я встретился с её взглядом. В её улыбке не было злобы – лишь озорная искренность, растопившая мою обиду. Уголки губ сами потянулись вверх, вопреки моей воле.

Странная она. Рыжая. Необычная.

– Хочешь дружить? – сорвалось с языка, прежде чем я успел подумать.

Наверное, странно дружить с девчонкой. Разве с ней может быть интересно?

Девочка перестала смеяться и стала внимательно изучать мое лицо. Я тоже внимательно разглядывал ее. Яркие веснушки на лице, вздёрнутый нос, большой рот, рыжие кудряшки, выбившиеся из двух косичек.

Её взгляд скользнул по моим поцарапанным коленям, заляпанной землёй футболке, а потом остановился на спутанных светлых волосах. Я почувствовал, как жар разливается по щекам, и потупился, разглядывая трещину на асфальте, похожую на молнию.

– Ну… – начал я, но она внезапно вскочила, подбежав так близко, что я различил изумрудные блики в её глазах.

Она пахла корицей, а рыжие кудри, выбившиеся из косичек, колыхались, словно живые. Рука сама потянулась к ним – мне вдруг захотелось узнать, мягкие ли они, как пух одуванчика, или жёсткие, как проволока.

Но едва пальцы коснулись её волос, девчонка отпрянула, словно обожжённая. Высунула язык, изобразив рожицу, и зашипела, как рассерженный котёнок.

– Ты сама обезьяна! – фыркнул я.

Её мимика была выразительнее любых слов – брови взлетели к волосам, губы сложились в упрямую ниточку. Я невольно рассмеялся.

– Почему ты не разговариваешь?

Она лишь пожала плечами, опустив глаза в пол. Ее будто бы расстроил мой вопрос.

Тогда я понял, что она действительно не разговаривает. Совсем. Немая что ли? Или человеческий язык не знает? Может и правда инопланетянка?

– Ну и ладно, – быстро ответил я. – Можешь не разговаривать. А сколько тебе лет?

Она склонила голову, будто размышляя над моими словами, затем схватила мелок и вывела крупную цифру «8» на асфальте. Цифра получилась кривоватой, с неровными краями, словно её рисовали во время землетрясения.

– Восемь лет? – я широко округлил глаза.

Я совершенно не ожидал, что это девчонка будет старше меня!

Мне будет восемь только через.... 5… 6... Через 7 месяцев!

– Ты уже в школу ходишь? – не отставал я.

Она лишь помахала головой из стороны в сторону.

– Не ходишь? Потому что... Не разговариваешь? – догадался я.

Девчонка кивнула.

– А я уже в этом году пойду! – гордо заявил я. – Ну так, будем дружить? Меня, если что… Егор зовут.

Она кивнула, а потом неожиданно сунула руку в карман джинсовой куртки и протянула мне фантик. Развернув его, я обнаружил внутри леденец в форме звёздочки, слегка прилипший к бумаге.

– Это… мне? – я осторожно взял конфету, чувствуя, как сладкий запах клубники щекочет ноздри.

Она энергично закивала, потом вдруг вскочила и пулей умчалась к карусели, оставив меня сидеть с дурацкой улыбкой и тающим в ладони леденцом.

С тех пор мы встречались на площадке почти каждый день.

Иногда к нам присоединялся Мишка. Но чаще всего мы играли с ней вдвоём, потому что Мишка твердил, что девчонкам не место в мужской компании.

Сана оказалась не просто странной – она была ураганом в крошечном теле.

Казалось, в ней скрывался вечный двигатель, который не давал ей сидеть на месте дольше пяти минут.

То она взбиралась на самый верх горки, то внезапно принималась бегать по кругу, пока не падала на траву, задыхаясь от смеха. А я, как дурак, бегал за ней, пытаясь угадать, что вообще творится у неё в голове.

Каждый день после обеда я мчался через двор, обгоняя ветер, и каждый раз находил её там – балансирующей на ржавых перилах.

3 глава

Слёзы, жуки и прочие языки любви

POV Егор

В один из дней она встретила меня рисунком-загадкой. На земле красовались два круга: большой жёлтый и поменьше голубой, соединённые лучами-чёрточками.

– Планеты? – предположил я, присаживаясь на корточки рядом с Саной. – Солнце и Земля?

Сана скривила нос, будто учуяла тухлое яйцо, и ткнула пальцем в мою грудь, потом в жёлтый круг. Затем изобразила руками нечто похожее на взрыв, подпрыгнула и с шумом плюхнулась на асфальт, раскинув руки.

– А-а, понял! Инопланетянин, который упал с неба на землю!

Сана громко рассмеялась, схватила мою руку, а потом с силой тыкнула в жёлтый круг и резко провела линию к голубому. В её глазах вспыхнуло знакомое озорство.

– Ой, да ладно! – я отдернул руку, чувствуя, как от досады горят уши. – Ты просто каляки-маляки рисуешь!

Рыжие кудри затрепетали, будто ожили от ярости. Она швырнула мелок, а затем с грохотом опрокинула ведро с остальными мелками.

– Прекрати! – я вскочил. – Ну и оставайся со своей тайной!

Собирался уйти с гордым видом к Мишке, но краем глаза заметил, как её плечи дёргаются. Испугался, что плачет, обернулся – а она, согнувшись вдвое, беззвучно тряслась от смеха.

– Ах так! – зарычал я, выхватывая водный пистолетик из-за пазухи. – Получай, космическая бандитка!

Холодные брызги обрушились на неё ливнем. Сана завизжала и бросилась в контратаку, отобрав у меня пистолет.

Через минуту мы уже носились по площадке, обстреливая друг друга по очереди водой.

Её смех звенел в воздухе, смешиваясь с моими воплями:

«Сдаюсь! Мир! Прекрати!»

Перемирие наступило неожиданно. Упав на траву у края песочницы, мы лежали, задыхаясь, пока солнце сушило наши футболки.

Сана тыкала мне в щёку холодным пальцем, рисуя невидимые узоры, а я, прикрыв глаза, слушал, как её дыхание выравнивается. Пахло мокрым асфальтом и её волосами – странной смесью корицы и детского шампуня.

Вдруг неожиданно Сана вскочила, глаза снова загорелись. Схватив мою руку, она потащила меня к ржавой горке, с которой давно слезла последняя краска.

У её подножия лежала куча битого кирпича – остатки старой кладки. Сана начала строить башню, кивая мне поднести плоские камешки. Мы молча возводили крепость с кривыми стенами.

– Красиво, – пробормотал я, когда она водрузила на вершину последний камешек. – Настоящая башня!

Когда мама позвала меня домой, Сана внезапно крепко обняла меня. Быстрее, чем я успел испугаться. Её волосы оказались совсем не как вата – скорее, как шёлк, нагретый солнцем.

– Завтра? – спросил я, чувствуя, как что-то тёплое клубится в животе.

Девочка радостно кивнула.

Но иногда молчание Саны становилось для меня тягостным. В дождливый день, когда мы прятались под навесом, я спросил, почему она не разговаривает.

Сана сжалась, словно получила удар. Я попытался взять её за руку, но она её резко одернула.

– Ладно, прости! – вырвалось у меня, хотя я не понимал, за что извиняюсь.

Она выдохнула, обхватила колени и уткнулась лбом в них. Дождь стучал по крыше, а я сидел рядом, чувствуя, как её плечи слегка дрожат.

Тогда я достал из кармана забытую конфету и сунул ей в ладонь. Сана развернула фантик, посмотрела на меня сквозь рыжие пряди и вдруг улыбнулась – несмотря на слёзы, застывшие на ресницах.

С тех пор я постоянно носил в карманах леденцы.

На всякий случай.

Но однажды она действительно вывела меня из себя.

Я принёс свою новую машинку – синюю, с открывающимися дверцами. Хотел похвастаться.

А она взяла и посадила в неё жука, а потом пустила катиться машинку по горке!

– Сана! – я закричал так громко, что она даже вздрогнула. – Это же моя новая машинка!

Она замерла, глядя на меня широко раскрытыми глазами. Потом её лицо сморщилось, губы задрожали, и…

И она расплакалась, даже нет... Разрыдалась так, будто я её ударил.

Я растерялся.

– Эээ… – я потыкал пальцем в её плечо. – Ладно, не надо. Жук же не сломал её.

Но она не переставала. Слёзы катились по её веснушкам, оставляя блестящие дорожки.

– Ох… – я вздохнул, потом сунул машинку ей в руки. – Держи. Можешь еще поиграть.

Она посмотрела на машинку, потом на меня. Потом вдруг зашвырнула её в кусты.

– Ты… Ты совсем… – я зарычал, но она уже убежала.

Я сидел на корточках, злой и растерянный, пока не услышал шорох. Сана вернулась. В руках у неё была моя машинка.

Она протянула её мне, но когда я взял, в салоне снова сидел жук.

Я посмотрел на неё.

Она взглянула на меня.

4 глава

Страх, голос и чёрный капот

POV Егор

Вместе мы проводили огромное количество времени. И за последние несколько месяцев стали действительно неразлучны.

Даже мама ворчала, что я «прирос к этой бесенковой девчонке», но в ее глазах мерцало одобрение – Сана умела растопить лед даже в самых строгих сердцах.

Тот роковой день начался с плохого предчувствия. Однако я отбросил его подальше и, пообедав, побежал к Сане на площадку.

Она, как всегда, не могла усидеть на месте – кружила вокруг меня, то подбегая вплотную, то отскакивая, как заводная игрушка.

Сегодня Сана принесла с собой верёвку, найденную бог знает где, и теперь размахивала ею, словно кнутом, изображая то ли дрессировщицу, то ли разбойницу.

– Ты будто из цирка сбежала, – усмехнулся я, пытаясь поймать конец, который она то и дело выдёргивала из моих пальцев.

В ответ она лишь оскалилась, сверкнув зубами, и резко дёрнула верёвку на себя, заставляя меня пошатнуться.

Я чуть не упал, но удержался, а она залилась смехом, запрокинув голову. Солнце играло в её рыжих волосах, превращая их в огонь.

– Ладно, ладно, – проворчал я, но сам не мог сдержать улыбки. – Давай лучше в догонялки!

Не успел я договорить, как она уже рванула прочь, стремительная, как ласточка.

Я бросился за ней. Она петляла между деревьями, перепрыгивала через скамейки, и я, задыхаясь, едва поспевал.

А потом в один момент все перевернулось.

Она забежал за угол, туда, где детская площадка граничила с проезжей частью. Мое сердце подпрыгнуло, но ноги уже несли сами – желание догнать Сану оказалось гораздо сильнее маминого предостережения насчет дороги с опасными машинами.

Громкий визг тормозов разрезал воздух.

Боковым зрением я мельком увидел чёрный капот, слишком близкий, слишком быстрый. Ноги прилипли к земле, словная проросли корнями.

Где-то позади раздался хриплый, надрывный звук – не крик, а скорее вопль, вырвавшийся из самой глубины глотки:

– ЕГООООООР!

Тело дёрнулось само – я кубарем откатился на обочину, чувствуя, как раскалённый воздух от автомобиля опаляет тело. Машина взревела тормозами, остановившись в метре от забора.

Из окна высунулся бледный водитель, что-то кричащий дрожащим голосом, но его слова тонули в гуле крови в висках.

– Жив?! – его хриплый голос донесся словно сквозь шум. – Ради Бога, я же не...

Я не мог ответить. Все тело билось в мелкой дрожи, язык прилип к нёбу.

Сквозь туман в голове проступил знакомый запах корицы – Сана обхватила моё лицо ладонями, тыча руками в лоб, щёки, плечи, будто проверяя целостность. Её дыхание сбивалось, губы шевелились беззвучно, а по щекам текли настоящие слёзы.

– Ты... ты заговорила, – прошептал я, всё ещё не веря в это. – Сана, ты сказала моё имя...

Она вздрогнула, словно сама испугалась этого. Её пальцы впились в мою футболку, потом резко дёрнулись назад. Глаза-изумруды расширились от ужаса, рука прикрыла рот – словно пыталась загнать обратно вырвавшийся крик. Ее спина ударилась о бетонный забор.

– П-почему ты... – я протянул руку, но она вскочила, отбежав на несколько шагов.

Стояла, прижимая кулаки к груди, мелкая дрожь пробегала по её плечам.

Она затрясла головой, потом резко зажмурилась. Когда снова открыла глаза – в них было что-то новое.

Страх. Злость. Беспомощность.

– Егор…– она прошептала снова, но теперь её голос звучал хрипло.

Я подбежал к ней, схватил за руку.

– Всё в порядке, – бормотал я, не зная, кому из нас это больше нужно было услышать. – Всё нормально.

Она ударила меня. Сначала по плечу, потом в грудь – слабо, беспомощно, словно раненая птица бьется о клетку. Я поймал ее кулаки, чувствуя её пульс в тонких запястьях.

– Эй! – я поймал её кулаки. – Я же жив! – пробормотал, сам не понимая, кого пытаюсь успокоить.

Она застыла, потом её лицо исказилось, и она разрыдалась – не как тогда, с машинкой, а тихо, отчаянно, пряча лицо в ладонях.

Я не знал, что делать. Поэтому просто обнял её.

– Прости, – прошептал я.

Она не ответила. Но её пальцы вцепились в мою футболку, будто боялись, что я исчезну.

После того дня всё перевернулось с ног на голову. Казалось, прорвало плотину, сдерживавшую бурный поток.

Сана заговорила.

И говорила без умолку, взахлёб, сбивчиво, словно боялась, что голос снова исчезнет, если она замедлится хоть на миг. Её слова звенели, как рассыпанные по асфальту стекляшки, – яркие, острые, цепляющие за живое.

– Ты представляешь, Егор, вон та туча – она похожа на слона в пижаме! Нет, правда, смотри – хобот, и тут пуговицы, видишь? А вчера я видела лягушку в луже, она была зелёная-презелёная, как твоя майка. И она квакала вот так: «Ква-а-а!», а потом...

5 глава

Разные планеты, один школьный космос

POV Егор

Первое сентября встретило нас горьковатым запахом астр, едким шлейфом свежей краски и сладковатым шлейфом маминых духов.

Сана стояла в пяти шагах от меня, но казалось, будто нас разделяла пропасть. В накрахмаленном фартуке с бантами она напоминала экзотическую птицу в клетке – ёрзала на линейке, теребила ленту в косах, то и дело оборачиваясь ко мне, стоявшему в другом ряду.

Я разглядывал её новую причёску – её рыжие косы были заплетены с неестественной аккуратностью, без выбившихся прядок. Мне не нравилось это. Сана без растрёпанных рыжих вихрей казалась чужой.

Для меня всё померкло, когда учительница, сверяясь со списком, произнесла:

– Александра Аверина – 1 «А», Егор Семёнов – 1 «Б».

Рыжая голова метнулась ко мне, глаза – два испуганных изумруда.

Сана подбежала и схватила мою руку, холодную от волнения, но её мама – высокая женщина, с лицом, как у фарфоровой куклы – мягко отвела дочь в сторону.

– Мы в разных классах? – грустно вздохнул я.

Я ощущал, как накрахмаленный воротничок рубахи режет шею. Наши взгляды встретились – её глаза, обычно такие яркие, сейчас напоминали замерзшие лужицы.

– Но мы все равно будем рядом, – шепнула она, будто уговаривая саму себя. – Даже несмотря на то, что это две как разные планеты!

Ее голос дрожал. Я потянулся к ней в попытке успокоить, но мама резко одёрнула меня за шиворот.

– Не балуйся, Егорушка, – её пальцы поправили мой галстук, затянутый в тугой узел. – Ты же взрослый теперь.

Когда двери классов захлопнулись, разделив нас звонким щелчком, я понял значение слова «одиночество».

В классе пахло мелом и детской тоской. За партой слева долговязый мальчишка ковырял в носу, увлечённо изучая добычу. Справа девочка с бантами, похожими на розовые эклеры, выстроила в ряд двенадцать ручек – каждая цвета радуги.

Учительница, похожая на цаплю в синем жакете, выводила мелом на доске какие-то странные слова.

А Сана...

Сана была за стенкой. Всего в нескольким метрах от меня. Так близко, но так далеко...

Я прижал ладонь к холодной штукатурке, представляя, как она сидит там, сжавшись в комочек, и рисует на полях тетради медуз – её последнюю одержимость.

Перемена грянула как спасение. Я врезался в толпу первоклашек, разыскивая Сану.

Её рыжую голову заметил у фонтанчика: она сидела на подоконнике, болтая ногами в белых гольфах, и что-то яростно доказывала кружку девочек.

– ...а медузы вообще бессмертные! – её голос перекрывал гул коридора. – Если не съедят, конечно. Представляете? Живешь себе, плаваешь, а тебя – хам! – она шлепнула ладонью по коленке, заставив вздрогнуть девочек. – И все! Конец медузе!

– Сана! – я пробился сквозь кольцо слушателей. – Еле нашел тебя!

Она обернулась. Её лицо засветилось знакомым восторгом.

– Егор! – она спрыгнула с подоконника. – Ты знаешь, что у Кати (она ткнула в светловолосую девочку в розовом) хомяк съел целый учебник! Правда, правда! Целиком!

– Не верю! – я скривился, чувствуя, как в груди разливается тепло – наша старая игра в «правда-неправда» начиналась.

– Но это правда! – возмутилась Катя.

– Я не верю! – упрямо заявил я. – Не мог же он целиком его проглотить!

Катя влилась в нашу компанию, как ручеёк в реку – осторожно, почти неслышно, но навсегда изменив её течение.

Её присутствие изменило орбиты наших миров – там, где раньше кружились лишь две планеты, теперь зажглась третья, с собственными тайнами и законами притяжения.

В тот день, когда мы втроём сидели на ржавых качелях, болтавшихся на цепях, похожих на сплющенные змеиные хвосты, я понял, что её присутствие – это не просто «ещё одна девочка».

Она принесла с собой тишину, которой не было у Саны, и любопытство, застенчиво прячущееся за розовыми бантами.

Когда она доставала из рюкзака завернутый в салфетку кусочек яблочного пирога, деля его на троих неровными ломтями, мы были действительно счастливы.

На переменах мы превращали школьный двор в арену битв: Сана, взобравшись на горку, командовала «космическими кораблями», я оспаривал её законы межгалактической навигации, а Катя, присев на корточки у песочницы, возводила замки из влажного песка и пыталась примирить наши миры.

«Вот тут будет нейтральная зона, – чертила она прутиком, – где пираты пьют чай с астронавтами».

Мы смеялись, но тайком переносили её идеи в игры – добавляли в звёздные войны фарфоровые чашки, найденные в мусорном баке за столовой.

После уроков мы часто пробирались через дыру в заборе школы, ведущую к заброшенному саду старухи Марфы. Колючки репейника цеплялись за наши куртки, словно сотни крошечных рук, пытающихся удержать.

Сана шла первой, раздвигая заросли, как джунгли Амазонки.

6 глава

Штаб безумцев

POV Егор

В седьмом классе мы отправились в поход. Три дня в лесу – палатки, костры, песни под гитару. Мы с Саной и Катей очень ждали этого.

Школьный двор, обычно заполненный криками и смехом, в этот раз гудел по-особенному – взволнованно, предвкушающе. Мы, два седьмых класса, толпились у автобуса, переминаясь с ноги на ногу, и ждали, пока учителя торопливо пересчитают нас.

Сана, как всегда, не могла стоять на месте – подпрыгивала, дергала меня за рукав, то и дело заглядывала в рюкзак, будто боялась, что забыла что-то жизненно важное.

– Ты чего копаешься? – я наклонился, пытаясь разглядеть содержимое её рюкзака.

– Проверяю, всё ли на месте!

Катя, стоявшая рядом, тихо фыркнула. Её рюкзак, в отличие от Саниного хаоса, был упакован с почти военной точностью: спальник аккуратно свёрнут, консервы уложены в отдельный карман, а на молнии болтался крошечный брелок в виде кролика.

– Ты хоть спички взяла? – спросила Сана, тыча пальцем в её сумку.

– Учитель сказал, что костры будут разводить только взрослые, – тихо ответила Катя.

– Ну и скукотища! – Сана закатила глаза, но тут же схватила нас обоих за руки. – Ладно, главное – мы вместе!

– Три дня в лесу, – прошептала Катя, и в её голосе звучало что-то между страхом и восторгом.

– Три дня без уроков, без звонков и без домашки, – усмехнулась Сана, подбрасывая в воздух компас, который тут же едва не уронила.

Я хотел ответить что-то остроумное, но в этот момент учительница объявила:

– Все в автобус!

Дорога заняла три часа.

Три часа Саниных историй (от «а вы знаете, что у дятла язык оборачивается вокруг черепа?» до «вот бы встретить медведя – я бы его приручила!»), двух остановок «по нужде» и одного жаркого спора о том, можно ли есть сырые макароны. Сана утверждала, что можно, и даже вкусно. Хотя я очень сильно в этом сомневался.

Когда автобус, наконец, свернул на лесную дорогу, все прилипли к окнам. За стеклом мелькали стволы сосен, а между ними – золотистые пятна солнечного света, пробивающегося сквозь хвою. Воздух здесь пах иначе: смолой, влажной землёй и чем-то неуловимо диким.

Вскоре мы высыпали из автобуса с рюкзаками, палатками и переполненными бутербродными пакетами. И нас окружила настоящая, глубокая тишина, прерываемая лишь шелестом листьев и редкими птичьими трелями.

– Седьмой «А» – стройся у дуба! Седьмой «Б» – к берёзам! – голос нашей классной руководительницы, Ольги Викторовны, разрезал воздух.

Я перекинул рюкзак повыше, чувствуя, как лямки впиваются в плечи, и украдкой взглянул на Сану. Она стояла возле своего класса, вертя в руках компас, с которым, судя по её нахмуренному лбу, она так и не разобралась.

– Разбейтесь на группы по три человека. Палатки ставим там, – Ольга Викторовна махнула рукой в сторону поляны, – костер разведем здесь. Дрова собираем только сухие. И никто не уходит дальше слышимости голоса. Понятно?

– Поняли! – хором ответили ребята, но Сана уже впилась пальцами в мой рукав, а другой рукой ухватила Катю за запястье.

– Быстрее! Займём место у той ели! – прошептала она, и мы рванули вперед, обгоняя растерянных одноклассников.

Палатка оказалась нашим первым испытанием.

Место у высокой ели оказалось идеальным – ровным, без кочек, с мягкой подстилкой из сухих иголок. Сана тут же сбросила рюкзак и принялась вытаскивать сверток с палаткой, разворачивая его с таким энтузиазмом, будто собиралась не просто поставить укрытие, а возвести крепость.

– Нет, жердь сюда! – она ткнула пальцем в непонятную петлю ткани, которая под ее натиском тут же смялась и перекосилась. – Или сюда… Чёрт, Егор, ты же говорил, что умеешь!

Я скрипнул зубами, пытаясь вставить гибкую дугу в нужное отверстие, но ткань норовила выскользнуть.

– Я говорил, что видел, как папа ставит! – огрызнулся я, чувствуя, как по спине стекает капля пота. – Он делал это за пять минут.

Катя, вместо того чтобы паниковать, молча взяла инструкцию (которую Сана тут же выбросила как «ненужный хлам») и, прищурившись, прочитала:

– «Шаг третий: закрепить каркас на грунте при помощи колышков».

Её спокойный голос подействовал на нас умиротворяюще.

Через десять минут наша палатка гордо возвышалась над поляной – кривая, сдвинутая немного набок, но наша. Сана тут же нырнула внутрь, высунув наружу только рыжую голову.

– Отлично! Теперь тут будет штаб-квартира «Тайного общества трёх безумцев».

– Каких ещё безумцев? – я приподнял бровь.

7 глава

Дым костра и лесные секреты⠀

POV Егор

Костёр разожгли уже к вечеру. Огонь плясал в центре круга, отбрасывая длинные тени на наши лица. Запах дыма смешивался с ароматом жареных сосисок – официального «походного деликатеса» от школы.

– Играем в правду или действие! – вдруг объявила Сана.

Ольга Викторовна, сидевшая чуть поодаль с термосом в руках, лишь хмыкнула, но не запретила. Видимо, посчитала, что семиклассникам в лесу нужно хоть какое-то развлечение, кроме созерцания деревьев.

– Опять? – застонал Петя. – В прошлый раз ты заставила меня целовать пол в спортивном зале!

– Играем! – её глаза блеснули. – Если выбираете «правду» – отвечаете честно, без ужимок. Если «действие» – выполняете задание без споров. И... – она сделала паузу, обводя взглядом всех, – никто не может дважды подряд выбирать «правду».

Первый круг прошёл относительно спокойно.

Петька, к всеобщему удивлению, признался, что боится пауков («Они же ходят на восьми ногах! Это ненормально!»).

Миша, обычно такой бойкий, пробормотал, что мечтает стать космонавтом, но панически боится высоты.

– Вот ирония судьбы, – прошептала Катя.

Когда очередь дошла до Кати, она покраснела так, что даже кончики ушей стали розовыми. Но, сделав глубокий вдох, спела детскую песенку про ёжика. Её голос, тихий и чистый, странно гармонировал с потрескиванием костра.

Я выбрал «действие» и под дружный хохот попытался пройтись на руках. Получилось криво, ноги задевали землю, но смех одноклассников звучал не зло – а тепло, по-дружески.

Потом очередь дошла до Саны.

Она сидела, поджав ноги, и смотрела в огонь, будто читала в нём своё будущее. В её глазах отражались огненные блики, придавая взгляду что-то колдовское.

– Ну? – протянул Петя, ехидно приподняв брови. Его пальцы нервно постукивали по колену, выбивая неслышный ритм. – Правда или действие?

Сана медленно подняла голову.

– Правда, – сказала она неожиданно тихо.

Даже костёр будто затаил дыхание.

– Ого, – пробормотал кто-то.

Петя ухмыльнулся, почувствовав внезапный прилив смелости.

– Правда... – он нарочно сделал паузу, наблюдая, как её зрачки расширяются. – Кого из нашего класса ты готова… поцеловать?

Взрыв смеха.

Я замер.

Миша захрюкал, шлёпнув себя по коленям так, что с его головы слетела кепка. Кристина фыркнула, прикрыв рот ладонью, но глаза её блестели любопытством. Даже Ольга Викторовна оторвалась от термоса, подняв бровь – и это было страшнее всего, потому что обычно она игнорировала наши «глупости».

Но Сана не засмеялась. Не покраснела. Она выпрямилась и посмотрела прямо Пете в глаза – так, что он невольно откинулся назад, опершись ладонями о землю.

– Тебя… – её голос был тихим. – Если ты выберешь «действие» в следующем круге и доползёшь до ручья на коленях с моим рюкзаком в зубах.

Петя побледнел.

– Это... это не по правилам! – он закашлялся.

Сана улыбнулась.

– По моим – вполне. Она потянулась к рюкзаку, намеренно громко расстегивая молнию. – Там всего несколько банок тушёнки. Хочешь проверить?

Мишка вдруг зашёлся в новом приступе хохота, катаясь по земле.

Кристина усмехнулась:

– Да сделай уже «действие», трус!

Петя облизнул губы. Его глаза метались между Саной, рюкзаком и тёмной полосой леса, где в тридцати метрах чернел ручей.

– Я... м-может, лучше правду? – он съёжился.

Сана наклонилась вперёд. Огонь осветил её лицо снизу, отбрасывая чудовищные тени под глазами.

– Тогда признайся, – её шёпот был сладким, как яд. – Ты ведь боишься не пауков. Ты боишься меня.

И в этот момент, будто по заказу, где-то в чаще громко хрустнула ветка.

Петя вскрикнул и шарахнулся назад, опрокинув банку с компотом. Красная лужа растеклась по земле, как кровь.

Тишина.

Потом Сана рассмеялась – звонко, по-детски, и чары рассеялись.

– Ладно, твой ход, Егор! – она шлёпнула меня по плечу. – Правда или действие?

Я глубоко вдохнул.

– Действие.

Кристина вскинула голову, и в её глазах вспыхнул тот самый хищный огонёк, который всегда означал неприятности. Ольга Викторовна куда-то отошла – и этого хватило, чтобы Крис почувствовала себя хозяйкой положения.

8 глава

Удар в солнечное сплетение

POV Егор

На следующий день всё стало ещё страннее.

Сана – наша неугомонная, вездесущая Сана, которая обычно крутилась рядом, сыпала идеями, тащила нас за собой в самые безумные авантюры и возглавляла наше «трио», вдруг начала «случайно» исчезать.

– Ой, я забыла фонарик у ручья! – воскликнула она с театральным ужасом, хлопая себя по карманам с таким выражением лица, будто потеряла не фонарик, а нечто куда более ценное. – Вы пока идите, я догоню!

И прежде чем я успел что-то сказать, она рванула в сторону, оставив меня и Катю стоять посреди тропинки в неловком молчании.

Катя покусывала губу, её пальцы теребили край футболки, вытягивая ткань. Я же чувствовал себя полным идиотом, переминаясь с ноги на ногу и отчаянно пытаясь придумать хоть что-то, чтобы разрядить ситуацию.

– Может… пойдём за черникой? – предложил я.

Катя кивнула так быстро, будто боялась, что я передумаю.

Мы брели вдоль воды, механически собирая ягоды в пустую бутылку. Катя говорила о книге, которую читала – что-то про рыцарей и драконов – ее голос звучал ровно, но в нем не было обычного воодушевления. Постепенно между нами установилось какое-то подобие нормальности. Я уже начал расслабляться...

Как вдруг из-за дерева появилась Сана.

– Ой, извините! – она притворно ахнула, широко раскрыв глаза. – Вы тут... гуляете, да?

– Сана? – нахмурилась Катя, выпуская из рук несколько ягод.

– Ладно, не буду мешать вашему... черничному свиданию, – бросила она с фальшивой небрежностью и скрылась за деревьями прежде, чем мы успели что-то ответить.

Катя снова покраснела до корней волос.

Через час спектакль повторился.

– Нам надо… э-э-э… собрать хворост! – объявила Сана.

– Мы уже собрали дрова, – устало пробормотал я.

– Ой, правда? – она притворно хлопнула себя по лбу. – Ну тогда мне… надо проверить палатку! Вдруг её унесло ветром!

И снова исчезла, оставляя меня с Катей наедине.

– Она специально, – наконец выдавила Катя сквозь зубы.

– Думаешь? – я кашлянул, отводя взгляд.

– Она думает, что ты влюблён в меня.

Я чуть не подавился воздухом.

– Что?!

Катя покраснела, но не опустила глаза.

– Она весь день подталкивает нас друг к другу. Это же очевидно.

К обеду Сана перешла к более радикальным методам.

Если утром её попытки свести меня с Катей ещё хоть как-то маскировались под случайности, то теперь она действовала с отчаянной прямолинейностью диктатора, решившего устроить своим подданным личную жизнь.

– Ой, Егор, ты же сильный, – звонко объявила она, судорожно хватая мой рукав. – Помоги Кате донести котелок!

Я покосился на алюминиевую посудину в руках у Кати – лёгкую, пустую, которая явно не требовала помощи двух человек.

– Но он пустой…

– Ну и что? – Сана надула щёки, изображая возмущение. – А вдруг он внезапно станет тяжёлым по дороге?

Катя фыркнула, пряча улыбку в плечо и отдала мне пустой котелок. Потом зевнула и потерла глаза – обычный жест, но Сана тут же ухватилась за это.

– Ой, Катя, у тебя что-то в глаз попало?

Катя моргнула.

– Нет, вроде…

– Егор, посмотри! – Сана схватила меня за плечо и толкнула вперёд.

– Сана, у неё ничего…

– Ну ты же ближе! – она настаивала, размахивая руками.

Я вздохнул и наклонился к Кате, хотя прекрасно видел, что в её глазах ровным счётом ничего не было. Разве что лёгкое смущение.

– Ну что, видишь? – Сана подпрыгнула рядом, как любопытный воробей.

– Нет.

– Точно? Может, там ресничка?

– Сана.

– Ладно, ладно! – она отскочила назад.

Всё разрешилось вечером третьего дня, когда я, наконец, поймал Сану за руку, когда она снова попыталась сбежать.

– Хватит! – я прошипел. – Что за игра?

Она дёрнулась, но не вырвалась – просто замерла, опустив глаза. В свете заката её ресницы отбрасывали резкие тени на щёки.

– Я же помогаю! – её голос дрогнул. – Ты... ты же поцеловал Катю. Значит… она тебе нравится!

– Ты ошибаешься! – мой шёпот прозвучал резче, чем я планировал.

– Но ты же поцеловал! – она вскинула голову, и в её глазах вспыхнуло что-то острое, колючее.

Я закрыл глаза.

– Сана... – я сделал глубокий вдох. – Это были твои правила игры. Выполнять действия без споров. Это же дело чести…

9 глава

Первая «настоящая» влюблённость

POV Егор

Когда мы учились в восьмом классе у нас начались серьезные проблемы.

Тот день начался как обычный осенний понедельник — серый, унылый, пропитанный сыростью и предчувствием чего-то неотвратимого. Воздух был тяжёлым, а низкие тучи, будто размазанные по небу грязной кистью, предвещали дождь.

Мы с Саной, как всегда, шли в школу вместе. Она оживлённо жестикулировала, пересказывая вчерашний эпизод «Секретных материалов», который мы смотрели у неё дома, закутавшись в один плед, под мерцание экрана и завывание ветра за окном.

– Представляешь, Скалли почти поверила, – её глаза сверкали тем особенным блеском, который появлялся только когда она говорила о чём-то, что её по-настоящему увлекало. – Но потом Малдер достал эту странную штуку, и…

Она замолчала на полуслове, потому что первые тяжёлые капли уже шлёпнулись нам на плечи. Мы переглянулись и одновременно рванули к школе, но ливень настиг нас раньше, чем мы успели добежать.

Вода обрушилась с неба внезапно и яростно, будто кто-то вывернул гигантское ведро, решив смыть с земли всё до последней пылинки.

Мы вжались под узкий козырёк крыльца, но он защищал лишь от прямых ударов – брызги всё равно долетали до нас, оседая на рукавах и щеках холодными, липкими каплями.

Сана нервно теребила молнию на своём потрёпанном рюкзаке, украшенном нашивками с силуэтами «Тысячелетнего сокола» и цитатами из «Звёздных войн», выцветшими от времени.

– Что-то случилось? – спросил я, но она лишь резко дёрнула плечом.

Её пальцы сжали ремень рюкзака.

– Егор…

Её голос, обычно звонкий, пересыпанный смешливыми нотками, сейчас звучал приглушённо, словно она боялась, что ветер донесёт её слова до нежелательных ушей.

– Мне надо тебе кое-что сказать.

– Ну? – я попытался сделать вид, что не замечаю её нервного состояния, но в груди уже зажглось что-то неприятное.

Она глубоко вдохнула, будто собираясь нырнуть в ледяную воду.

– Я, кажется… влюбилась.

Капли дождя, сорвавшиеся с крыши, шлёпнулись мне за воротник. Холодок пополз вдоль позвоночника, заставляя сжаться.

– В кого? – спросил я, хотя уже знал ответ.

Еще месяц назад заметил, как она замерла у кабинета физики, где Миша Страхов с важным видом объяснял что-то кучке девчонок, активно жестикулируя руками. Они хихикали, ловили каждое его слово, а он говорил громко, с той напыщенной уверенностью, которая почему-то впечатляла их.

А Сана стояла в сторонке, прижимая к груди потрёпанный учебник, и смотрела на него так, словно он был не зазнавшимся восьмиклассником, а капитаном межгалактического корабля из её любимых фантастических романов.

Сейчас же она уставилась в асфальт, по которому бежали мутные ручейки. Её веснушчатые щёки пылали, а ресницы, опущенные вниз, отбрасывали дрожащие тени, будто бабочки, прижавшиеся к лицу.

– В Мишу.

Всё внутри снова перевернулось.

Да, это был именно тот Миша, с которым мы в детстве играли в песочнице и строили подземные стоянки.

Именно в тот Миша, который раньше не выговаривал букву «р» и не хотел брать Сану в нашу «мужскую» компанию.

Тот самый, который в третьем классе запустил комком грязи в Сану, потому что «девчонки – слабаки» и «не умеют играть в войнушку».

А теперь он ходил по школе, закинув дорогой рюкзак на одно плечо, и его раскатистый смех разносился по коридорам.

Он вырос, вытянулся, и его резкие скулы, модная стрижка и нарочитая небрежность в движениях почему-то сводили девчонок с ума.

– Страхов? – я сглотнул ком, внезапно возникший в горле. – Ты… серьёзно?

Она кивнула, от чего рыжий хвост на её голове резко дёрнулся.

– Почему?

Сана подняла глаза.

– Он… не такой, как был раньше.

Она замолчала, покусывая нижнюю губу, будто боялась, что если скажет лишнее, то выдаст слишком много.

– Вчера на физре… подал мне мяч. И улыбнулся.

Её голос дрогнул, и она резко отвернулась, делая вид, что поправляет рюкзак.

Я вспомнил.

Вчера. Спортзал.

Сана, запыхавшись, пыталась попасть в кольцо. Три промаха подряд. Смешки за спиной. И вдруг – длинная тень, упавшая рядом. Миша небрежным движением подобрал мяч и бросил его ей прямо в руки. А она… застыла, пялясь на него, будто он совершил что-то невероятное.

Глупая.

– Ты же помнишь, каким он был! – я не сдержался, голос стал резче, чем хотелось. – Он раньше даже не хотел с тобой разговаривать!

– Люди меняются! – её голос дрогнул, а затем она бросила мне через плечо: – Миша пригласил меня в кино. В среду.

Дождь усилился, превратившись в сплошную серую пелену, сквозь которую едва виднелись контуры школьного двора.

10 глава

Первые колючие осколки

POV Егор

Миша ждал меня после уроков у старой берёзы.

– Егор, – он прислонился к стволу, засунув руки в карманы джинсовой куртки. – Сана говорила с тобой?

Я кивнул, крепко сжимая в руках портфель.

– Слушай, я… – он провёл рукой по своим коротко стриженым вискам, и я вдруг заметил, как изменились его черты – детская пухлость сменилась резкими скулами, а в уголках рта затаилась надменность. – Не хотел, чтобы вы… ну, типа…

– Чтобы мы поссорились? – я закончил за него.

Ветер сорвал с берёзы жёлтый лист, и он закружил между нами.

– Она сама подошла, – Миша пожал плечами, избегая моего взгляда. – Говорит, я… типа… интересный.

Интересный.

Тот, кто еще год назад тыкал в неё пальцем, крича «рыжая – бесстыжая»… Кто смеялся, когда она упала с велосипеда, разодрав коленку, теперь стал для неё… интересным.

– И что? – я шагнул ближе, чувствуя, как гнев пульсирует в висках. – Теперь ты будешь с ней гулять? Смеяться над её шутками про медуз и космос?

Он оттолкнулся от дерева, и тень скользнула по его лицу.

– А тебе-то что? – его голос набрал грубоватые нотки. – Только ты можешь с ней дружить? Или… – он прищурился, и в этом взгляде мелькнуло что-то колючее, – может, сам в неё втюрился?

– Мы дружим с детства, – выдавил я. – А ты…

– А я что? – Миша фальшиво усмехнулся. – Недостойный?

Где-то за спиной хлопнула дверь, донёсся смех старшеклассников. Миша выдержал паузу, а потом заявил:

– Знаешь, что самое смешное? – он швырнул камень в лужу, и брызги оставили тёмные пятна на моих кроссовках. – Ты всё ещё тот сопляк из песочницы. Боишься, что твоя игрушка достанется кому-то другому?

Что-то щёлкнуло внутри. Рука сама сжалась в кулак, но прежде чем я успел двинуться, из-за угла послышался визг тормозов. Школьный автобус, выезжающий на стоянку, осветил нас фарами.

– Думай, что хочешь, – Миша уже отходил, его силуэт растворялся в сумерках. – Но в среду она будет со мной.

– Обидишь её – убью, – прошептал я, но шум двигателя заглушил слова.

Они повстречались два дня.

Сорок восемь часов.

Две тысячи восемьсот восемьдесят минут.

Я отсчитывал каждую из них.

В среду, накануне их свидания, Сана не пришла в школу и не отвечала на мои звонки. Я пять раз переспрашивал у её классной, не заболела ли она, пока та не рявкнула:

– Отстань, Егор! У человека семейные обстоятельства!

Обстоятельства.

Да.

Я знал, какие у нее «обстоятельства».

Вечером позвонил Сане домой. Трубку взяла её мама.

– Сана? Нет, Егор, она... – пауза. – Она только что ушла в кино. Я думала, что с тобой… Сказала, что с другом.

Нет, не со мной.

Я мигом полетел к кинотеатру. Сел на скамейку напротив и стал ждал.

Они появились ровно в семь.

Миша – в черной джинсовой куртке, с модной прической. Сана – в розовой кофте, с тщательно накрашенными ресницами.

Она смеялась его шутке, запрокинув голову, а он положил руку ей на плечо, как будто… так и надо.

Они меня не заметили.

Прошли мимо.

И тогда я увидел, как его пальцы скользнули вниз, к ее талии.

Сана замерла.

Но не оттолкнула.

Билетов на их сеанс больше не оказалось. Я стоял у закрытых дверей, вдыхая запах попкорна и фальшивой сладости, слушая, как где-то за стеной гремит музыка из трейлеров.

Когда сеанс начался, я, огорченный и взбешенный, пошел домой.

На следующий день Сана пришла в школу с тенью под глазами, словно не спала всю ночь.

После уроков мы сидели у фонтана возле небольшой забегаловки, ожидая Катю, которая побежала за картошкой фри.

Тогда Сана и призналась, что на самом деле совсем не любит Мишу. Что ей все показалось. И ее чувства оказались глупостью.

– А ещё… – она обхватила себя за плечи, будто внезапно замёрзла, – в кино Миша пытался залезть мне под кофту. Когда я оттолкнула – сказал, что я динамо. Представляешь?

– Сейчас найду этого… – разозлился я, резко подскочив.

– Не надо! – Сана схватила меня за руку. – Всё кончено. Я… я сама дура.

В этот момент мы заметили Катю, которая уже спешила к нам, размахивая пакетом с картошкой. Её светлые волосы весело раскачивались в такт шагам.

– Ну что, рыжая бестия? – она плюхнулась рядом с нами, доставая картошку фри из пакета. – Наигралась в любовь?

Уголки губ Саны задрожали от едва сдерживаемой улыбки, когда она потянулась к картошке.

11 глава

Её новые увлечения

POV Егор

За следующие пару лет у Саны случалось еще несколько таких влюбленностей. Все они вспыхивали ярко, и так же быстро гасли.

Про каждую новую любовь она рассказывала мне. В мельчайших подробностях, с восторженными интонациями и жестами, будто это имело ко мне хоть какое-то отношение.

Я слушал, кивал, иногда подшучивал, а где-то глубоко внутри, под слоями рациональных доводов, что-то сжималось.

Очередным предметом её воздыхания стал Рома из театральной студии. Высокий, с гривой чёрных волос и с идиотской привычкой постоянно цитировать Шекспира.

Сана ворвалась в кабинет информатики (где я последнее время постоянно зависал, так как участвовал в областной олимпиаде), размахивая билетом на спектакль, в котором её новый кумир играл Гамлета.

– Представляешь, он сказал, что мои статьи в школьной газете «дышат неподдельным трагизмом».

– Трагизмом? – я фыркнул, нахмурив лоб. – Ты же про мышку из кабинета биологии писала.

– Это метафора одиночества! – она пихнула меня в плечо. – А ты вообще ничего не понимаешь в искусстве!

Она сходила с ним на две школьных репетиции нового спектакля. А уже на третьей репетиции Рома попросил «перевести их отношения на новый уровень», попытавшись ее поцеловать за кулисами, среди пахнущих клеем декораций.

Сана оттолкнула его так резко, что он едва не свалился в коробку с бутафорскими мечами. А на следующее утро уже с презрением морщила нос при упоминании его имени.

Потом был Дима – новенький из математического класса, собиравший кубик Рубика за двадцать секунд.

Сана две недели ходила с учебником алгебры под мышкой, пока они не поссорились из-за какой-то теоремы.

– Он сказал, что романтизм – признак инфантильности! – её кроссовки яростно молотили асфальт, пока мы шли из школы домой.

Где-то под рёбрами у меня ныло, но я пытался ее внимательно слушать.

– Может, он просто…

– Не защищай его! – она внезапно остановилась. – Дима оказался до безумия скучным. Даже не представляешь насколько! Ты же сам мне постоянно это говорил… Нужно было тебя послушать.

Это была правда. Но ещё большей правдой было то, что мне нравилось, как она злится – вся вспыхивала, как спичка, с треском горела и освещала всё вокруг.

– А ты… – она вдруг повернулась ко мне. – Ни разу не… Ну. Не влюблялся?

– Глупости все это, – хмыкнул я.

Следующим её увлечением стал Артём – новоиспечённый бариста из кофейни возле школы.

Он появился в её рассказах внезапно.

– Он рисует сердечки на латте! – восторженно сообщила Сана, влетая в кабинет информатики с бумажным стаканчиком в руках.

Я медленно поднял глаза от монитора.

– Ты же терпеть не можешь кофе.

– Но я смогу его полюбить! – она поставила стакан передо мной, и запах жжёных зёрен смешался с её привычным ароматом корицы и чего-то сладкого. – Вот, попробуй.

Я сделал глоток – напиток оказался приторно-сладким, с явным перебором сиропа.

– Как ты это пьёшь? Это ужасно! – заявил я, но она уже не слушала, листая ленту инстаграма с фотографиями Артёма.

– Смотри, он ещё и на гитаре играет!

– И, конечно, пишет стихи? – я не смог сдержать сарказма.

– Как ты догадался? – её глаза загорелись, будто я только что выдал пророчество.

Я сжал зубы.

В следующие две недели Сана начинала каждое утро с визита в кофейню.

Она возвращалась с бумажными стаканчиками, на которых красовались то сердечки, то смайлики, то загадочные надписи вроде «Для самой яркой».

– Он сегодня назвал меня своим вдохновением, – прошептала она, прижимая к груди очередной латте с корицей.

Мои пальцы непроизвольно сжались компьютерную мышку.

– И что это значит?

– Не знаю, – она задумчиво прикусила губу. – Но сегодня он пригласил меня на концерт своей группы.

Я почувствовал, как что-то холодное пробежало по спине.

– Ты… идёшь?

– Конечно! – она рассмеялась, как будто мой вопрос был абсурдным. – Это же шанс увидеть его в деле!

Концерт проходил в маленьком подвальном клубе, где пахло старым деревом, сигаретным дымом и пивом.

Сана позвала меня с собой – «для компании».

Артём оказался неплохим музыкантом. Он ловко перебирал струны, пел хрипловатым голосом о свободе и мечтах, и время от времени бросал взгляды в нашу сторону.

Сана сияла.

– Правда же, он потрясающий? – прошептала она мне на ухо, когда музыка стихла.

Я не ответил.

– Это мой новый трек, – хрипло объявил Артем в микрофон, – посвящается... ну, в общем, сами услышите кому.

12 глава

⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀Ошибка 404: чувства не найдены

⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀POV Егор

После этого Сана рыдала у меня на плече весь остаток вечера.

– Я такая дура, – шептала она. – Сердечки на кофе...

– Сана...

– Он даже не скрывал, что ему двадцать пять! Это же сразу видно! Просто я... я не хотела видеть. Всё. Больше никаких взрослых музыкантов. Никаких барист. Никаких...

– Парней вообще? – рискнул пошутить я.

Она посмотрела на меня, и вдруг её лицо исказилось.

– Да! – вырвалось у неё. – Хватит!

– Даже так…

– Я больше никогда ни в кого не влюблюсь! – всхлипнула она.

Я гладил её по спине и молчал.

Потому что знал – пройдёт месяц, и она снова влюбится.

А я снова буду слушать.

Снова буду прятать свои чувства.

Снова буду надеяться, что когда-нибудь она посмотрит на меня не как на друга.

***

К концу десятого класса наша жизнь приобрела новый ритм – как два параллельных процесса, работающих в разном темпе, но почему-то синхронизированных.

Сана стала редактором школьной газеты, подтянув к себе в помощницы Катю, которая вдруг всерьёз заинтересовалась фотографией, и всюду таскала с собой свой новенький фотоаппарат.

А потом появилась Ева.

С синими волосами (которые ежемесячно меняли оттенок – от небесного до почти черного), с пирсингом в носу и привычкой говорить прямо в лоб то, о чём другие боялись даже подумать.

Её статьи взрывали тихую школьную жизнь, как гранаты: «Почему в столовой кормят вонючими котлетами?», «Кому на самом деле идут деньги с благотворительных ярмарок?», «Как мы сломали систему дежурств», «Поможем приюту, ведь больше никто им не поможет!».

Учителя морщились, директор вздыхал, а Сана смеялась и печатала всё, как есть – лишь с парой правок, чтобы «не закрыли лавочку совсем».

Кабинет же информатики стал моим убежищем – царством мерцающих мониторов и гула вентиляторов, заглушающих школьную суету. Прохлада, исходящая от серверных стоек. Чёткий свет мониторов, в котором не было ничего лишнего – ни эмоций, ни неожиданностей.

Здесь всё работало по правилам: код либо выполнялся, либо нет; ошибки либо исправлялись, либо нет. Никаких «почти», «может быть» и «давай попробуем вот так».

Только чистые, четкие строки кода, где каждая переменная знала своё место, а каждый цикл имел понятное условие выхода.

Если код работал – он работал. Если нет – ты искал ошибку, исправлял, и всё снова запускалось как надо.

Никаких неожиданностей.

Программирование давалось мне действительно легко. Все было четко и понятно.

Я обожал эту предсказуемость. Любил этот порядок.

Сана же была полной противоположностью порядку. Но почему-то я ее тоже…

любил.

Любил, как её рыжие волосы вспыхивали в солнечном свете. Как звучал её смех, прерывающий все фоновые процессы в моей голове. Как её присутствие заставляло мой разум – обычно такой четкий и рациональный – выдавать сообщение:

Критическая ошибка. Перезагрузка невозможна.

Но я никогда не говорил об этом вслух. Так как кроме дружеских чувств она ко мне точно больше ничего не испытывала.

Я всегда был рядом с ней. Но только как друг… И даже не пытался этого изменить, чтобы не испортить крепкую связь между нами.

Я был ее спасателем, который откликался на каждый зов о помощи.

Потому что даже самый совершенный код иногда даёт сбой.

А её улыбка была лучшим багом в моей системе.

– Егор! Срочно! – ее голос пронзил густой воздух кабинета, заставив вздрогнуть даже пыль на системном блоке.

Она распахнула дверь и ворвалась в класс.

– Принтер сожрал мой очередной шедевр!

– Это уже пятый раз за неделю! – пробурчал я, замечая краем глаза, что её рыжие волосы сегодня были распущены и похожи на огненный водопад.

Я вздохнул, отодвигаясь от монитора.

Я всегда мчал к ней по первому зову – чинить технику, объяснять, как работает нейросеть, или спасать статьи из папки «Корзина».

Кабинет, который им отвели для редакции школьной газеты, напоминал эпицентр творческого апокалипсиса.

Стены были заклеены стикерами с лозунгами «Пиши – твори!», «Deadline – не человек, но убивает», «Если текст не помещается – уменьши шрифт» и «Слова сильнее пуль».