— Буду с вами делить своего мужа? Я всё правильно услышала? — переспрашиваю и чувствую, как наружу рвется не совсем адекватный, я бы сказала, истеричный смешок.
— Да, всё верно.
— Вы адресом случайно не ошиблись?
— Нет, Мирослава, не ошиблась. Он будет с вами пять дней в неделю, а со мной в выходные. И еще в дни рождения. Мои и нашего сына.
Все внешние звуки враз перестают для меня существовать.
Исчезают любые запахи.
Цвета вокруг вмиг блекнут, превращаясь в серую смазанную акварель.
Дышу и не дышу. Живу и не живу.
Нашего сына…
Меня начинает подташнивать от этого словосочетания. Если бы сейчас не сидела на стуле, непременно упала.
Не чувствую ни рук, ни ног. Всё онемело.
— Это шутка такая? — спрашиваю, едва шевеля пересохшими губами.
Никогда не падала в обморок, но сейчас чувствую, что вот-вот сделаю это.
Страшно. Очень. А вдруг упаду и больше никогда не очнусь?
— Никаких шуток. Я решила, что так будет правильно и честно, если мы встретимся и поговорим как цивилизованные люди. Я не хочу рушить ваш с Яном брак, Мирослава. Но и дальше растить сына в одиночку не планирую.
Она выглядит такой спокойной. Такой уверенной. Чувствую себя на ее фоне сопливой и до смерти напуганной девчонкой.
— Я не хочу рушить вашу жизнь, Мирослава.
Как ее зовут? Она же представлялась мне. Пытаюсь вспомнить, но ни черта не получается. В голове всё разом смешалось.
Паулина?
Да, точно. Ее зовут Паулина. Имя такое же экзотическое, как и ее внешность. Смуглая с роскошными темными локонами и большими темно-шоколадными глазами. Над верхней губой маленькая выразительная родинка.
Вы уже разрушили мою жизнь, Паулина!
Кричу в своей голове, а на деле не могу даже и слова произнести. Горло будто в стальных тисках оказалось. Глаза щиплет.
Приказываю себе держаться. Еще ничего толком не понятно, а меня уже вывели на эмоции.
— Я женщина взрослая. Мне не нужно отбивать мужчину и окольцовывать его, — продолжает она всё таким же раздражающе спокойным тоном.
Ее спокойствие выводит меня из себя и ранит. Она видит, что со мной происходит. Чувствует свое превосходство и продолжает причинять мне боль.
А я вместо того, чтобы встать и уйти, всё еще сижу здесь. Боюсь, если поднимусь, даже шаг сделать не смогу. Упаду.
— Я смотрю на мир без розовых очков. Ребенку нужен отец, тем более мальчику. Пусть он видит и знает, что между мамой и папой нет никаких обид и разногласий.
— Сколько? — осипшим голосом спрашиваю.
— Сколько что?
— Лет… вашему сыну?
— Пять лет, — губы Паулины растягиваются в нежной улыбке.
В голову далеко не сразу приходит мысль, что это наглая ложь. Мне становится за это стыдно. Так легко поверила какой-то проходимке.
Растерянность немного отступает. Я приосаниваюсь и снова смотрю на Паулину. Внимательно. Изучающе.
Я с Яном знакома давно. То есть моя семья знакома с его семьей. Как только мне исполнилось восемнадцать меня в шутку начали за него сватать. И разница в четырнадцать лет никого в общем-то и не смущала.
А я всегда была тайком влюблена в Яна и не возражала против таких…м-м-м… шуток.
Наша свадьба и жизнь была похожа на сказку. У меня не было ни одной причины, чтобы сомневаться в собственном муже.
— Не знаю, зачем вам это нужно, — теперь мой голос тоже полон уверенности, — но я не верю ни единому вашему слову.
Паулина снисходительно улыбается. Будто наперед знала, какой будет моя реакция.
— У вас шок. Понимаю. Это скоро пройдет.
— Да, у меня шок. Шок от такой наглости, — хмурюсь. — Я знаю, кто мой муж. Знаю, насколько он влиятелен. Знаю, что у него есть завистники и конкуренты. Пусть я и младше своего мужа, но это не значит, что я глупая и наивная.
— Когда Ян вернется из командировки, можете у него спросить прямо насчет меня и нашего сына.
Я чувствую будто кто-то невидимый, но очень сильный ударяет меня в грудь. С размаха.
Откуда она знает, что он сейчас в командировке?
Впрочем, в наше время что угодно можно узнать. В современном мире сложно что-либо утаить.
Но это ее «Ян» звучит так легко и словно между делом, будто Паулина давно привыкла считать его своим.
Крепче стискиваю ладони под столом кофейни и упрямо стою на своем. Это какая-то дурацкая провокация. Попытка нас рассорить. Разжечь скандал, чтобы извалять доброе имя моего мужа в грязи.
— Ничего я не буду спрашивать. И слушать весь этот бред больше не намерена.
Встаю из-за стола резче и быстрей, чем хотелось бы. Всё это выглядит слишком нервозно и истерично. А мне хочется сохранить лицо. Хочется ни в чем не уступать этой Паулине.
— Не хотите слушать, тогда смотрите.
Она достает из модной маленькой сумочки смартфон, ведет пальцем по экрану и демонстрирует его мне.
На заставке стоит фото с мальчиком, одетым в шорты и полосатую футболку. Он жмется к моему Яну и улыбается в камеру. Ян тоже улыбается. Совсем чуть-чуть. Голубые глаза. Ямочки на щеках, которые я так нежно люблю и всегда целую.
Смуглая большая ладонь обнимает ребенка за маленькое плечико. Это так… по родному, по-отцовски.
Кажется, если сейчас сделаю хотя бы один вдох — расплачусь. Не могу себе такое позволить. Не в присутствии этой Паулины.
— Спецы Фотошопа что угодно сделают на заказ, — возвращаю смарт владелице. — Я знаю, о чем говорю. Сама окончила курсы и кое-что умею.
— Мирослава, — снисходительно тянет Паулина и прячет смарт обратно в сумочку. — Вы не похожи на дуру. Я говорю правду, и вы это прекрасно понимаете.
— Я понимаю только одно, каждый хочет красиво устроить свою жизнь за чужой счет. Поэтому не гнушаются и используют различные грязные приемы. У нас с мужем счастливый брак. Мы любим друг друга и уважаем. На этом всё. До свидания.
Я быстро накидываю пальто и спешу на выход из кофейни.
«Заяц, я сейчас занят. Приеду и поговорим».
Не знаю, сколько раз перечитываю это короткое сообщение. Сто? Двести?
Перед глазами всё начинает противно расплываться. Экран смарта будто пульсирует. Блокирую его и прячу обратно в карман.
Сердце грохочет. Дыхание учащается.
Несмотря на внушительные габариты внедорожника, я чувствую себя так, будто оказалась в тесной стальной клетке.
Не знаю, что делать. Не знаю, о чем думать.
Странное онемение вкупе с абсолютной растерянностью не вызывают ничего, кроме тошноты. Смотрю на проносящийся в окне пейзаж и не вижу ничего, кроме сплошного серого пятна.
Моя жизнь с Яном ведь и вправду похожа на сказку. Рядом с ним я в полной мере познала всю суть пословицы «за ним как за каменной стеной».
Ян, уверенный в себе, жесткий и не привыкший ни с кем церемониться. Он не умеет говорить красиво. Совсем не похож на сказочного принца, от идеальности и сладости которого сводит скулы. Умный и ответственный. С виду грозный и даже слегка похожий на медведя.
Но я никогда его не боялась. Со мной Ян всегда носился как с хрустальной вазой. Чуть простужусь, он уже здесь. Замерзли ноги, он уже молча натягивает на меня носки. Загрустила или устала, устраивает какую-нибудь поездку загород или вообще — в другую страну, чтобы развеяться.
Ян любит не словами, а делом. Я это давно приняла, хотя раньше иногда так и хотелось услышать от него хоть одно ласковое словечко. Заяц — это максимум Яна. И то, скорей, это не ласковое прозвище, а констатация факта. Рядом с Раевским я и впрямь похожа на зайца.
У нас никогда не возникало проблем с доверием. Ян фактически взял меня под свое крыло и научил всему. Мне нравится быть для него хорошей женой — днем и на всё готовой любовницей — ночью. Нравится наша жизнь, пусть Яну и приходиться иногда очень много работать, и мы можем пару дней не видеться. Я научилась подстраиваться, потому что вижу, как он старается для нас.
Я слишком быстро и сильно растворилась в этому мужчине. Знаю. Но мне не стыдно. Не вижу в этом ничего зазорного.
Но что, если вся моя идеальная картинка нашей семейной жизни ничто иное, как обычный миф, иллюзия?
От этого мысленного вопроса я снова словно получаю прицельный удар в грудь. Даже слегка дёргаюсь, будто всё происходит взаправду. Тянусь к подлокотнику, чтобы достать из встроенного внутрь холодильника бутылочку воды.
Даже об этой мелочи в свое время позаботился Ян. Он не любит холодное. Горло всегда немного прихватывает, поэтому даже мороженое ест маленькими-маленькими порциями, а воду пьет только комнатной температуры. А я не могу. В любое время года мне нужна холодная вода. Только ей утоляю жажду. Собственно, именно поэтому в каждой машине Яна всегда припасена бутылочка специально для меня.
Такая, на первый взгляд, бытовая ерунда. Но для меня она очень ценна.
Смотрю на чертову бутылочку и плакать хочется. Только не получается. Слёз почему-то нет.
Разве возможно, вот так заботиться об одной женщине и в то же время зачать ребенка с другой?
Открываю бутылку и осушаю ее почти до дна. Она небольшая, всего ноль двадцать пять. Ее прохлада немного бьет по зубам, но мне всё равно.
Закрываю глаза, стараюсь выровнять дыхание, но не получается.
Знаю, когда Ян занят его нельзя отвлекать. Только если вопрос не касается жизни и смерти. Интересно, мой случай можно отнести к подобному?
Снова тянусь за телефоном.
Внутри будто не сердце барабанит, а кусок тяжелого камня.
У меня никогда прежде не дрожали пальцы так как сейчас. Я даже пугаюсь. Боюсь, что эта дрожь останется со мной навсегда.
«Пожалуйста, ответь на мой вопрос».
Гипнотизирую экран. Жду ответа. Он мне нужен, иначе я просто свихнусь. Чувствую себя будто в невесомости.
Знаю, что Яну не понравится моя настойчивость, но мне нужна определенность. Немедленно. Иначе сойду с ума пока дождусь его возвращения.
Ян снова онлайн. Читает. Не отвечает.
Я продолжаю пялиться в экран. Жду. Минуту. Две. Пять. Десять.
Ничего.
Водитель аккуратно заезжает в гараж.
Я выскакиваю из машины, как только мы тормозим. Ноги кажутся каким-то деревянными, будто и не моими вовсе. Я чудом не спотыкаюсь и захожу в дом. Продолжаю посматривать на экран.
Ян вышел из сети. Сильно прикусываю нижнюю губу и чувствую, как из глубины души начинает потихоньку подниматься волна боли, отчаянья и злости.
— Ну ответь же! Ответь! — шепчу сквозь крепко стиснутые зубы и захожу в нашу спальню.
Бросаю сумку на пуф, хожу из одного угла комнаты в другой. Так крепко держу двумя руками телефон, что кажется вот-вот сомну его корпус.
Не могу решиться позвонить. Такое у нас правило, я не отвлекаю Яна звонками, когда он на работе. Слава богу, ни разу не возникало таких жизненно важных ситуаций, когда становится не до правил.
Ян продолжает хранить молчание. Страшно злюсь на телефон, будто он и в самом деле в чем-то виноват. Бросаю его на кровать, застываю прямо посреди комнаты и запускаю пальцы в волосы.
Тишина нарушается лишь звуком моего частого дыхания.
В голове все еще слышу отзвуки голоса Паулины.
Не хочу это слышать! Не хочу!
Звуки исчезают, зато всплывают картинки.
Я снова вижу перед глазами то чёртово фото.
В груди огромной ядовитой змеей начинает шевелиться ревность. Сумасшедшая. Темная. До безумия болезненная. Даже дыхание от нее перехватывает.
Я ревную своего Яна к этому мальчику. Страшно ревную. Эта ревность заставляет меня чувствовать себя до одури уязвимой, будто с меня заживо содрали кожу.
— Еще ничего толком непонятно, — шепчу, обращаясь к самой себе, — непонятно.
На какую-то долю секунды мне даже становится внезапно так легко и спокойно. Почти смешно. Вот дура. Нельзя же так издеваться над своей нервной системой.
Выдыхаю. Обещаю себе спокойно дождаться ответа от Яна.
— Я… Я просто хочу знать правду, — выдыхаю и прикрываю глаза.
Не дышу. Кажется, даже не живу.
Снова.
Как в тот момент, когда Паулина предложила разделить внимание моего Яна.
Стискиваю ледяными пальцами корпус смартфона. Чувствую, как напряжение давит на грудную клетку. Надо сделать вдох. Надо сделать… вдох. Я смогу его сделать, когда получу ответ. По-другому никак.
— Ты уже ее знаешь. Дальше?
Распахиваю глаза. Хватаюсь пальцами за горло. Скребу ногтями по нежной коже. Сдавленно вдыхаю воздух. Слишком сильно и глубоко. Начинает кружиться голова.
— Дальше? — повторяю за Яном.
— Да, Заяц, дальше. Я тебя слушаю.
Теряюсь. Шарю взглядом по нашей спальни и не могу найти ни одного подходящего слова.
В голову так некстати лезут совсем еще свежие воспоминания о том, как мы занимались с Яном здесь любовью. На кровати, подоконнике, просто на полу. Везде. Так долго как нам хотелось. Столько раз, сколько нам хотелось.
Я подчинялась Яну. Позволяла ему всё. Нежилась в его стальных объятиях. С любовью и нежностью выцеловывала его колючую щеку, виски, прикрытые веки, твердый квадратный подбородок. Прикасалась ладонью к широкой груди, слушала и чувствовала мощные удары любимого сердца.
А теперь…
— Я не знаю, что еще сказать, — шепчу.
— Заяц, сейчас у меня дохрена дел. Завтра приеду. Поговорим.
— Мы поговорим сейчас! — вскрикиваю и тут же пугаюсь такой своей яркой реакции.
— Ты на эмоциях. Не имеет смысла, — отвечает Ян не терпящим возражения тоном.
Его немногословность никогда меня не обижает. Я принимаю ее так же, как и Ян принимает мою сентиментальность.
Но сейчас…
Сейчас меня ранит его спокойствие, ранит каждое скупое на эмоции слово. Кажется, будто бы ему всё равно на то, что сейчас происходит. Но на самом деле Ян просто вот такой.
Я согреваю его своими чувства и эмоциями, а он меня при надобности остужает своим спокойствием.
Правда, сейчас этот баланс не работает. Со мной не работает.
— А завтра они уже улягутся, по-твоему?
— Отчасти.
Меня колотит. Так страшно колотит, что даже не знаю, куда себя деть. Мечусь по комнате как неприкаянная. Вся выдержка осталась там, за столиком кофейни, где я встретилась с Паулиной. А теперь меня просто рвет на части.
— Почему ты мне ничего не сказал? — шепчу в трубку.
— Знал, как ты отреагируешь, — снова четкий сухой ответ.
Мне не легче. Совсем.
В груди ноет. В переносице жжет.
Ощущение, что мой мир кусок за куском продолжает разваливаться только усиливается. И я не знаю, что делать. Не знаю, что для меня теперь будет значить открытое присутствие Паулины в нашей с Яном жизни.
Но совершенно точно я знаю только одно, терять Яна не хочу. Он — мое всё.
Мой первый мужчина.
Моя первая настоящая любовь.
Моя каменная стена.
Моя тихая гавань.
— Значит, ты и не планировал меня посвящать во всё это? — задаю следующий вопрос.
Душу любые эмоции, чтобы выиграть немного времени и прояснить ситуацию.
— Нет, — звучит, как всегда, коротко и чётко. — Не сейчас уж точно.
Останавливаюсь посреди спальни, прикрываю глаза.
Все вокруг утверждают, что лучше горькая правда, чем сладкая ложь. Сейчас бы я серьезно поспорила на эту тему.
Правда Яна не просто горькая, она ядовитая и обжигающая. Несется по моим венам, стискивает сердце. Отравляет. Убивает. Бьет в затылок.
— Завтра я буду дома, — повторяет. — Поговорим. И без глупостей, Заяц, понятно?
Я кусаю губу, пытаюсь справиться с очередным приступом самой натуральной истерики. Мне тоже хочется быть такой, как Ян. Уравновешенной, уверенной и не привыкшей что-то делать на эмоциях.
Но я не такая и вряд ли стану другой. Если люблю, то всем сердцем. Если ненавижу, то отчаянно и до жгучих слез. Иногда даже удивляюсь, что такого во мне разглядел Ян, раз уж захотел меня сделать своей женой?
— Заяц? — снова зовет меня Ян.
— Я здесь, и я всё поняла, — отвечаю и чувствую, что из-за непролитых слез у меня заложило нос.
Ян больше ничего не говорит, просто завершает звонок.
Я давлюсь всхлипом и оседаю на пол. Прижимаюсь спиной к изножью кровати и пытаюсь прийти в себя.
Страшно даже просто подумать о том, что будет завтра. Страшно не из-за разговора, а из-за того, что Ян, как всегда, посмотрит на меня своим прямым тяжелым взглядом и со спокойствием опытного палача вдруг скажет, что его любовь прошла и я свободна.
Притягиваю колени к груди и невольно поджимаю пальцы на ногах. Мне становится больно и холодно от одной только этой мысли.
Если бы Ян хотел отпустить, сделал это сразу. Прямо по телефону. Ты же его знаешь, Мира. Разводить драму он бы не стал.
Эта мысль меня даже немножко отрезвляет. Как она пробилась сквозь хаос в моей голове, не представляю. Но это правда.
Ян, действительно, не из тех людей, которые намеренно будут тянуть время, увиливать и прятаться. Он действует по факту и предпочитает решать проблему здесь и сейчас. Значит, для него она уже решена. И разрывать наш брак Ян не планирует.
Такой вывод дарит мне совсем малюсенькое, но облегчение. Но, к сожалению, его всё равно недостаточно, чтобы залатать дыру в моей грудной клетке.
В голове роится слишком много вопросов. А боль продолжает пульсировать с такой сумасшедшей интенсивностью, что выровнять дыхание просто невозможно.
Я всегда знала, какой Ян. Знала, что он не из тех мужчин, которых можно удержать истериками, мольбами или шантажом. Знала, что до меня в его постели побывало много женщин, самых разнообразных. Но я наивно думала, что… Нет, не изменю его, а стану для него чем-то большим. И я стала таковой. Он сделал меня своей во всех возможных смыслах.
Только мои поцелуи и объятия на публике он принимает. Только я могу сделать для него приятную милую глупость, которая способна вызвать едва заметную, но всё же улыбку на жестко очерченных тонких губах Янах. В конце концов, я ношу его фамилию.
Паулина
— Мам, а папа скоро к нам приедет? — спрашивает Даня и с надеждой заглядывает мне в глаза.
Мы только-только пришли с прогулки. Погода сегодня просто замечательная. Не удержалась, отложила все дела и посвятила время сыну.
— Надеюсь, скоро, родной.
Помогаю Дане снять куртку, вешаю ее в шкаф, и сама разуваюсь.
Даня виделся со своим отцом всего лишь раз. Совсем недавно, когда мы отдыхали у моря. Но этого раза вполне хватило, чтобы сын прикипел к Яну.
Я опасалась, что Даня плохо отреагирует на знакомство. Всю ночь накануне спать не могла. Волновалась. Но напрасно. К счастью.
То, как отреагирует Ян приблизительно догадывалась и не прогадала. Он повел себя, как всегда, спокойно. Выслушал. Не оттолкнул Даню. Мне даже удалось сделать их совместную фотографию, которой я втайне от всех на свете любуюсь перед сном.
Она получилась идеальной. Не зря же я, в конце концов, занимаюсь фотографией.
— Почему не сейчас? — продолжает допрос Даня.
В нем уже прорезается твердый характер отца.
Мы идем в ванную, чтобы вымыть руки. По дороге пытаюсь сформировать внятный ответ.
— Сейчас папа занят. Он работает. Строит большие-большие дома, в которых будут жить люди.
— Такой же дом, в котором живем мы?
— Да, мой хороший. Такой же.
Пока мы моем руки я снова прокручиваю в голове свою встречу с женой Яна.
Выйти на нее оказалось проще, чем я себе представляла. Нашла среди многочисленных подписчиков Яна. В соцсети у него есть только рабочий аккаунт, что меня совсем не удивляет. Раевский не из тех мужчин, которые привыкли выставлять себя и свою жизнь напоказ.
Слишком самодостаточный.
Прокрутила весь список людей, подписанных на него, нашла эту Мирославу. Перешла на ее страничку, а там… Целый фотоальбом приторно-сладкой влюбленной парочки. В профиле Мирославы фотографий Яна больше, чем ее собственных. На каждой из них он серьезный, но кое-где можно увидеть тень улыбки. Эта же улыбка заметна и в его взгляде.
Как она его уговорила их опубликовать, понятия не имею.
В этой девочке с ангельским личиком нет ничего особенного. Взгляд элементарно даже не цепляется. Но Ян явно что-то в ней рассмотрел. Что-то, что для него важно и ценно. Именно поэтому ей позволено чуть больше, чем любой другой женщине, которая когда-либо оказывалась в его постели.
Чуть больше, чем позволено мне.
Я не стала юлить и написала Мирославе в тот же день, когда нашла ее профиль. Мы встретились.
В жизни она оказалась значительно привлекательней, чем на фото. Этот крошечный факт царапнул меня, потянул за маленькую ниточку, которая отвечает за чувство ревности.
Конечно, ведущей в нашей… хм… цивилизованной беседе была я. Но в целом она далась мне непросто.
Я внимательно рассматривала ее, ловила каждую эмоцию, изучала. До сих пор не получается поверить, что она — законная жена, а я… По сути, никто.
Всё могло быть по-другому. Но жизнь распорядилась таким образом, что теперь я должна отгрызать кусок внимания Яна для собственного сына.
Нашего сына.
— А долго ему еще? — задает очередной вопрос Даня и тщательно вытирает вымытые руки полотенцем.
— Не знаю. Как работа отпустит, так сразу и приедет.
Такой мой ответ Даню не радует. Он только тяжело вздыхает и уходит к себе в комнату, чтобы переодеться.
Мой маленький несчастный тигрёнок. Он заслуживает расти в полной семье. Злюсь на себя, на этот чертов мир, который отобрал у моего ребенка нормальное детство.
Озвученное мной предложение насчет распределения времени Яна, кажется мне оптимальным вариантом на данный момент.
Не хочу, чтобы наш сын был грязной тайной. Не хочу больше прятаться, а потом в последствии оказаться втянутой в скандал. Поэтому просто пошла на опережение.
Знаю, что Яну это не понравится. Знаю, что будет отчитывать. Но я и так была вынуждена пять лет прятать от него сына. Теперь всё изменилось. Два дня — это не такая уж и заоблачная цена, которую я запросила. А на меньшее мы не согласны.
Даня просит на обед его любимые разноцветные хлопья с молоком. Решаю, что сегодня можно немного побаловать себя и вместо овощного супа готовлю нам хлопья.
Посматриваю на смарт. Знаю, что Ян обязательно позвонит. Он не любит недопониманий и недосказанности. Немного волнуюсь, будто сопливая девчонка. Но стараюсь себя успокоить. Я поступила правильно.
Сажусь напротив Дани. Мы вместе с аппетитом уплетаем хлопья. Затем я делаю нам еще по одной порции. Не удивительно, что Данька так любит эти хлопья. Они страшно вкусные, пусть совсем не полезные.
Невольно улыбаюсь, наблюдая за сыном. Он старается есть аккуратно, но из-за того, что спешит, пачкается в молоке. Я его за это не ругаю. Просто протягиваю салфетку.
— Может, мы сами к папе на работу поедем? — предлагает Даня, болтая под столом ногами.
— Он не здесь работает, малыш. Объект у него в другом городе.
У меня сердце больно сжимается от того, что вижу на лице собственного ребенка грусть. Он уже и так и эдак крутит ситуацию, хочет к отцу, но… Пока нельзя.
— Будь терпеливым, — ласково прошу Даню и приглаживаю его волосы.
Мысленно и для себя прошу терпения. Конечно, буду делать всё, чтобы удержать его, но прошло столько времени! Не уверена, что справлюсь и отыщу в себе достаточное количество этого терпения.
После легкого обеда Данька убегает смотреть мультики и собирать конструктор. Я гружу посудомоечную машину и когда слышу характерное пиликанье смартфона, непроизвольно вздрагиваю.
На экране высвечивается «Любимый».
Давно уже пора изменить имя контакта, но почему-то рука не поднимается. Малодушничаю.
Поправляю выбившийся из заколки локон и тянусь, чтобы ответить.
Сердце стремится выпорхнуть из грудной клетки. Так всегда было, есть и будет. И всегда только рядом с Яном.
Даю себе пару секунд, чтобы собраться с силами и провожу пальцем по экрану.
— Смотри, здесь ты мне особенно сильно нравишься, — заявляет Феликс и показывает мне один из снимков.
Я рассматриваю себя, но ничего не чувствую. Все мои мысли находятся не здесь, не в студии, а рядом с Яном.
Он должен приехать сегодня вечером.
Не могу дождаться нашей встречи. Нетерпение буквально сжирает меня изнутри. Сомнения и противоречия раздирают на куски.
Как пережила эту ночь, сама не знаю. Я то проваливалась в вязкий сон, то выныривала из него с ощущением, что мне не хватает воздуха, затем снова пыталась уснуть.
Во снах мелькал Ян. Я пыталась его нагнать, но он постоянно отдалялся от меня. Где-то вдалеке я видела Паулину с мальчиком. Кажется, они ждали моего Яна.
Когда я резко проснулась в третий раз за ночь, решила, что больше не лягу, иначе с ума сойду.
Утром пришлось приготовить себе двойную порцию крепкого кофе, чтобы хоть чуть-чуть взбодриться.
От недосыпа до сих пор чувствую себя разбитой. Но тихо радуюсь, что тяжелая ночь никак не отразилась на снимках.
Я не могу назвать себя профессиональной моделью. Мне преимущественно нравится находиться по другую сторону камеры. Но благодаря тому, что в детстве я занималась художественной гимнастикой и по сей день стараюсь держать себя в форме, могу выручить Феликса. Ему для портфолио или оттачивания новых навыков и фишек всегда нужен «материал». То есть, я и куча элементов из моего спортивного прошлого, которые всё еще помнит мое тело.
— Какая грация, — продолжает он и щелкает весь сет снимков. — Зря, Славка, ты фотографией занялась. Могла бы сделать карьеру в моделинге.
— Ты это мне уже целый год твердишь, — напоминаю и аккуратно спускаюсь с небольшого подиума.
— Да, потому что ты уже целый год отбираешь у меня клиентов, — подтрунивает Феликс.
На самом деле это далеко не так. До мастерства Феликса мне еще расти и расти. Всё-таки у него многолетний опыт. Да я и не хочу отбирать у него клиентов. У нас совершенно разный стиль съемки, ее настроение и цветовая палитра.
Феликс зарабатывает фотографией, а у меня это скорей просто хобби и возможность самовыразиться.
— А у тебя разве еще кто-то остался? — быстро включаюсь в нашу маленькую словесную перепалку.
Мы улыбаемся друг другу, но полностью отвлечься у меня всё равно не получается. Жалящие мысли, связанные с Паулиной и их общим с Яном сыном, продолжают меня мучить.
Выходя сегодня из дома, я пообещала себе, что буду сильной и спокойной. Но получается из рук вон плохо.
Феликс не часто приглашает меня на съемки, но, когда это происходит, я всегда получаю удовольствие от процесса.
Обнаженку мы не снимаем. Феликс думает, что это из-за Яна. Будто он у меня до одури ревнивый и каждому хочет выколоть глаза, чтобы не пялились на меня лишний раз. На самом деле, это я просто не хочу. Дело не в стеснении, а в том, что себя всю мне приятно дарить только одному определённому мужчине.
И жадный блеск мне приятно видеть в глазах только одного определённого мужчины.
Таков мой выбор.
Но если получается несколько по-особенному пикантных снимков, я всегда прошу Феликса их мне прислать. Потом показываю Яну.
Он их может долго и внимательно рассматривать. Знаю, что у него уже есть целая папка с моими такими снимками и еще теми, которые я сама делаю только для него и там уже можно спокойно ставить отметку «18+». Они Яну нравятся, потому что именно с ним и для него я стала такой раскрепощенной.
Но сегодня я отработала просто на автомате. Мышцы знакомо горят и только это указывает, что я и в самом деле занималась работой, а не плевала в потолок.
Так долго я сижу на шпагате или стою на мостке только во время съемок у Феликса.
Тем не менее время в студии словно прошло мимо меня.
— Всё роскошно, — продолжает он, — а что со взглядом делать будем?
Я замираю, неосознанно комкаю пальцами тонкую блестящую полупрозрачную юбку легкого платья, в котором сегодня снималась.
Чёрт. Думала, что сумею одурачить Феликса. Но у него слишком натренирован глаз, всё замечает.
— Так плохо?
— Визуально — всё охрененно, Славка. Но мы ведь еще и друзья. А как друг могу сказать, что да — плохо. Что-то случилось?
Прикусываю губу. Мысленно буквально приказываю себе отпустить юбку, чтобы не испортить ее. Платье после съемки нужно еще вернуть. Мы взяли его напрокат.
Феликс хороший парень. И знаю я его уже лет пять. Мы учились в одном универе. Все мои однокурсницы по нему сохли. Я же воспринимала и воспринимаю Феликса исключительно как друга. О чем сразу ему сказала, когда он решил за мной приударить.
Мы можем о многом поговорить, но о том, что происходит у меня в семье я распространяться не хочу.
— Просто плохо спала, — делюсь только одной частью правды.
Феликс слегка прищуривается, сканирует меня. Верит, но не до конца. Затем кивает и снова отворачивается к фотоаппарату.
Рада, что не лезет с расспросами. Поэтому-то нам и работать, и общаться проще. С девчонками не так, они хотят знать все подробности, даже самые грязные. А я… не готова рассказывать о том, как мы с Яном спим, в каких позах и из-за чего можем поссориться.
— На сегодня свободна? — на всякий случай уточняю. Вдруг нужно что-то переснять?
— Да. Спасибо, Славка. С тобой работать — одно удовольствие.
Слегка улыбаюсь, затем разворачиваюсь на босых пятках (снималась я сегодня без обуви) и ухожу в гримерку.
Водитель, как всегда, ждет меня у парадного входа в студию. Быстро спускаюсь по ступенькам, сажусь в теплый салон.
— Домой?
— Давай еще по пути в супермаркет заедем, — прошу водителя и смотрю на время.
На самом деле надеюсь увидеть на экране сообщение от Яна или, например, пропущенный от него звонок. Но всё чисто.
Знаю ведь, что он звонить не станет, если только не возникнут какие-нибудь сложности. Но… Всё равно на что-то надеюсь.
Ожидание просто убивает своей длительностью. Выдержка трещит по швам. Мне приходиться почти каждый час сшивать ее обратно и выискивать места, где швы снова разошлись.
Его короткая жесткая щетина царапает мое плечо, затем шею и дальше уже щеку.
Покрываюсь мурашками.
Я слишком сильно соскучилась. Эта командировка была непривычно длительной.
Ничего не могу с собой поделать. Льну к Яну.
Он меня крепко обнимает. В его рука сложно не раствориться.
Сухие горячие губы целует в висок. Этот поцелуй разносит вдоль всего моего тела восхитительную приятную дрожь.
Ян переворачивает меня на спину. Нависает. Рассматривает. Не могу удержаться, прикасаюсь пальцами к его лицу.
Теперь его щетина царапает нежные подушечки. Приподнимаюсь, чтобы поцеловать ямочки на щеках. Я их так хорошо успела выучить за пять лет нашего брака, что даже закрытыми глазами их с легкостью найду.
Ян принимает мою ласку. Впитывает. Не отстраняется. Я смелею.
Думаю, что смогу сейчас взять верх, но Ян не позволяет. Накрывает собой. Фиксирует мои руки над головой. Целует. Стаскивает одежду. С меня. С себя.
Берет то, что я всегда готова ему дать. Мое тело, душу, сердце. Берет, как всегда, жадно. И до дна, до последней капли впитывает.
Долго еще оба шумно дышим. Тяжелая рука Яна по-хозяйски лежит на моей ягодице. Я не двигаюсь.
Хочу как можно дольше удержать вот этот момент. Без слов. Без той реальности, что осталась ждать за порогом нашей спальни.
Облизываю пересохшие губы, подтягиваюсь повыше, жмусь под боком у Яна. Он перемещает руку ко мне на плечо, открывает тем самым объятия, в которые я тут же ныряю. Прижимаюсь щекой к его твердой груди, украшенной порослью волос.
Слушаю сердце. Оно успокаивает свой ритм. Мое тоже. Только рядом с ним. В одиночку всегда неспокойное.
— И что теперь будет? — аккуратно спрашиваю и утыкаюсь носом в основание шеи Яна.
Здесь его кожа пахнет туалетной мужской водой и уникальным ароматом, который принадлежит только моему мужу.
Ян неторопливо отпускает меня. Садится и спускает ноги на пол. Я вижу его просто широченную спину. Моя каменная стена, за которой мне всегда спокойно и уютно.
Прикрываю грудь простыней и тоже сажусь. Всматриваюсь в линию плеч, лопатки, веду по позвонку.
Когда ложилась, окна не занавесила шторами. Не до того было. И теперь благодаря луне, заглядывающей к нам в спальню, нет темноты.
— Сын из моей жизни уже никуда не уйдет. Это факт, Заяц. Факт, который нужно принять, — отвечает и опускает локти на колени.
Стараюсь не давать своей боли напитаться новым топливом под названием «Сын». Только поджимаю нижнюю губу, стараюсь дождаться момента, когда эмоции отпустят.
— Иначе кем я буду, если просто отмахнусь от него? Такого отца ты захочешь для наших детей?
Ян смотрит на меня через плечо. Я не двигаюсь. Смотрю на него. Крепче сжимаю край простыни.
Отрицательно качаю головой.
Конечно, нет. Конечно, для наших будущих детей я хочу лучшего. Всегда буду этого хотеть. Всё буду для этого делать.
Но хитрая боль подступается ко мне с другой стороны. Она натягивает личину ревности и жалит меня прямо в сердце.
— Мне нужна определенность, — шепчу.
Ян поворачивается ко мне всем корпусом, протягивает ладонь. Я принимаю ее, придвигаюсь ближе. Ян сажает меня к себе на руки. Теперь мы лицом друг к другу. Близко-близко.
Он убирает в сторону простынь, опускает ладони мне на талию. Смотрит.
— Ты для меня на первом месте, Заяц. Так было, есть и будет.
Мне становится немного легче, но ревность продолжает глодать мои косточки.
— Когда это произошло? — набравшись смелости, спрашиваю.
— До того, как мы официально стали парой.
Между этим событием и нашей свадьбой прошло совсем немного времени. Я быстро согласилась выйти замуж, потому что… Хотела этого, но боялась мечтать, что когда-то и в самом деле стану женой Раевского.
— А потом…?
— Мы больше не встречались, Заяц.
Опускаю взгляд. Пытаюсь уловить, что теперь чувствую. Ревность всё еще пульсирует во мне, но я чувствую, как напряжение последних суток начинает плавно отступать.
— О ребенке я узнал недавно, — Ян берет меня за подбородок, поднимает, снова смотрит. — Она мне ничего о нем не говорила.
Киваю.
Немного молчу и задаю следующий вопрос, раз уж Ян сейчас открыт для диалога:
— Ты с сыном сегодня был?
Не хочу упоминать Паулину, даже просто говорить «у нее» не хочу.
— Нет. На трассе перед нами авария случилась. Пришлось ждать эвакуатор. Объехать не получилось.
Сжимаюсь, когда на миг представляю, что Ян и сам мог оказаться в аварии. Не сдерживаюсь, порывисто обнимаю. Крепко-крепко. Он позволяет. Мою нежность никогда не пресекает. Даже собственной матери не всегда позволяет, а мне можно.
— Я так сильно тебя люблю, — отчаянно шепчу. — И так сильно на тебя разозлилась, когда только обо всём узнала.
— Логичная реакция, — комментирует.
С одной стороны, мне хочется узнать, кем для Яна в прошлом была Паулина. Просто случайной женщиной? Чем-то большим?
Но не решаюсь. Сейчас мне и этой правды кажется слишком много. Нужно с ней хотя бы как-то ужиться. Банально привыкнуть.
Трусь кончиком носа о плечо Яна. Плотней сжимаю бёдрами его бёдра. Если могла бы уснуть вот так в его руках, уснула бы. Так он не даст. Потому что так неудобно. Я должна спать в постели, как и полагается.
— Заяц, не прекратишь тереться, опять возьму, — предупреждает, а у меня снова мурашки и дыхание перехватывает.
Хочу его. Для него. Всего. Всегда.
— Бери, — улыбаюсь и целую его в скулу.
Сердце ухает куда-то вниз, когда я снова оказываюсь под Яном. В этот раз он не сдерживает себя, отпускает свою суть, и я принимаю его жесткие объятия и движения с любовью.
Хочу остаться в этой ночи навсегда, но понимаю, что это невозможно. С приходом дня придут и те проблемы, с которыми придётся и мириться, и бороться.
***
Утром просыпаюсь в постели одна. Сонно шарю рукой по соседней подушке, но не ловлю ничего, кроме пустоты.
Паулина
— Не знаю, подруга, не знаю, — качает головой Камилла. — Уверена, что справишься?
Я неторопливо расхаживаю по ее новенькому кабинету, рассматриваю убранство. Останавливаю взгляд на различных статуэтках ручной работы. Кажется, подруга привезла их из Перу в свой прошлый отпуск.
— Я столько лет этого ждала, — поворачиваюсь, смотрю на Камиллу.
Мы знакомы много-много лет. Она — моя единственная лучшая подруга. Только с ней могу откровенно поговорить обо всём на свете.
— Понимаю. Но пока ты-то ждала, его жизнь на месте не стояла.
Хмурюсь. Теряю всякий интерес к окружающей обстановке и сажусь в удобное мягкое кресло, предназначенное для посетителей.
— Что делать собираешься? Жена-малолетка оказалась не такой наивной овечкой, как ты предполагала? — Камилла чуть наклоняет голову вбок, смотрит на меня под другим углом.
Ждет ответа.
— Знаешь, мне всегда нравилось то, что ты задаешь вполне четкие вопросы, — улыбаюсь и вынимаю из канцелярского стакана длинный тонкий карандаш.
— Ну а зачем зря воздух сотрясать? — подруга тоже улыбается, но взгляд остается серьезным.
— И то верно. Делать пока я ничего не буду. Признавать это неприятно, но я рассчитывала, что жена окажется более…хм… эмоциональной. Во время нашей встречи она бледнела и краснела быстрей, чем я успевала дышать.
— И тебе совсем ее не жаль?
— Нет. Меня в свое время собственный отец не пожалел. Знал, что я в Яна по уши влюблена и другой мне даром не сдался. Мы тогда с Яном еще подростками были. Всё мечтала, что выйду за него замуж. Он моим первым стал. А отец всё разрушил. Увез с собой на другой конец страны. В стальных тисках держал. Это уже потом, когда болеть начал, контроль ослабил, я плюнула и приехала.
Говорю обо всем этом и чувствую, как до сих пор колотит от злости и ненависти. Слез нет. Давно уже нет. Всё выплакала.
— Надо было тебе с ним остаться, когда приехала, — тяжело вздыхает Камилла.
— Побоялась, — произношу с отвращением. — Отца побоялась. Он мог навредить Яну. Причем очень серьезно. Ты не знаешь моего отца, он на многое был способен.
— К счастью, и не узнаю.
— Сама не понимаю, на что я рассчитывала, когда вернулась. Всё так по-дурацки случилось. Столько лет прошло. Думала, Ян видеть меня не захочет. Захотел. Это была моя самая счастливая ночь, Камилла. Самая счастливая! Вторая самая счастливая стала, когда я родила Даню. Идиотизм! Отвоевывала право стать матерью у собственного отца.
Замолкаю. Не хотела всё это вспоминать в сотый раз, но оно само выбралось наружу.
— Из-за него же Даня столько времени не знал, кто его папа.
— Хороший дедушка, ничего не скажешь, — вставляет ироничный комментарий Камилла.
— Знаешь, ни дня не оплакивала его смерть, — признаюсь. — Ни дня. С облегчением только вздохнула. Представляешь? Вот в какого монстра он меня превратил. И после этого я должна отдавать Яна другой? Жалеть?
— Ну, Поль, Раевский твой далеко не вещь и не телёнок, чтобы забирать его, отдавать или уводить за собой.
Прямолинейность Камиллы немного царапает меня. Но я благодарна подруге за ее откровенность. Она отрезвляет меня.
— Знаю. Поэтому не порю горячку. В конце концов, ребенок у нас. Своей милой овечке он детей заделывать не спешит. А вот проекты один за другим закрывает на раз-два. Выводы напрашиваются сами собой. Не всё у них там так гладко, как Овечка пытается показать у себя на страничке, — покручиваю между пальцев карандаш и закидываю ногу на ногу.
— Не недооценивай врага, Поля, — предупреждает меня Камилла. — Это может с тобой сыграть злую шутку. Я как понимаю, они всё еще вместе, несмотря на правду, которую ты открыла?
— Прости, но в их спальню я заглянуть не могу, — усмехаюсь.
— В любом случае, будь осторожна. Ты имеешь дело не с глупой куклой. Раз она в истерику не впала и не ушла, значит, так просто не выведешь ее из игры.
Мне ничего не остается, кроме как согласиться с подругой. Просто не будет. Знаю. Но мне есть ради чего бороться.
— Ну а как у тебя дела? — перевожу тему разговора.
В конце концов, я заглянула к Камилле не только ради того, чтобы излить душу. Подруга с недавних пор стала главным редактором одного очень популярного журнала.
Не поздравить ее я не могла. К тому же не без моей помощи теперь Камилла попала на вершину.
Управленец из меня плохой. А вот иметь в друзьях толкового управленца — это совсем другое.
— Уже обжилась, я погляжу, — возвращаю карандаш на место и снова обвожу взглядом просторный светлый кабинет.
— Нагрузка приличная. Но не жалуюсь. Всё нравится, — Камилла тепло мне улыбается.
— Я рада за тебя. Ты этого достойна.
— На днях у меня будет немного свободного времени. Можем отметить. Привози Даньку к нам. Мои будут рады.
— Хорошо. Обязательно.
— Сама не хочешь к нам в штат?
Я только прыскаю. В кабинет заходит секретарь, приносит по чашке кофе. Когда уходит, я отвечаю:
— Нет. Не хочу. Отец оставил крупное наследство. Время оно вернуть не может, залатать дыры — тоже. Но хотя бы обеспечить меня комфортной сытой жизнью еще способно.
Мы еще немного болтаем с Камиллой, затем я прощаюсь и спешу забрать сына из сада. В новом городе и новом детском садике Даня чувствует себя намного лучше. Меня, конечно же, это не может не радовать. В конце концов, именно в этом городе я тоже когда-то была и, надеюсь, снова стану счастливой.
Энергия у Дани бьет ключом. Домой мы идем через небольшой парк. Здесь уютно и главное — проезжая часть далеко.
Сын бегает, пугает голубей. Рассматривает белок, которых здесь водится немало. Меня зовет, чтобы тоже посмотрела.
Присаживаюсь на корточки. Аккуратно достаю фотоаппарат, делаю несколько снимков. С такого расстояния на телефон качественно не получится. Затем прячу и протягиваю Дане платок, чтобы вытер нос.
Мне не дает. Сам всё хочет делать. Самостоятельный.
— Мирочка, ну какая же ты у нас красавица! — улыбается Нина Андреевна, обнимает меня и целует в обе щеки. — Всё любуюсь-любуюсь, а налюбоваться не могу.
Комплименты свекрови всегда звучат очень приятно. Правда, немножко смущаюсь и в то же время радуюсь, когда слышу их.
Возвращаю Нине Андреевне приветствие и отмечаю, что она тоже выглядит просто превосходно. Ухаживаю за ней: помогаю с верхней одеждой, кладу сумку на консоль в прихожей.
Затем здороваюсь с Александром Васильевичем. Внешне Ян почти полная его копия. Да и характер свой он тоже от отца унаследовал.
Свекор немногословный, но рядом с ним я всегда чувствую себя спокойно и расслабленно. Он слегка обнимает меня, здоровается. Коротко интересуется как я и всё ли хорошо. Конечно же, я отвечаю, что всё замечательно.
— Сынок, — обращается Нина Андреевна к Яну, когда мы плавно перемещаемся из прихожей в гостиную. — Я до сих пор еще не до конца подружилась с телефоном, который ты мне подарил.
Прошлый у нее сломался. Он был еще кнопочным. Ян купил матери одну из последних моделей, которой и сам пользуется. Внешне не отличишь, потому что даже цвет одинаковый — черный.
— Объяснишь мне пару моментов? Или лучше верни мне обратно мой с кнопками.
— Объясню, мам. С кнопками тебе уже ни к чему. Научишься и будешь спокойно пользоваться. С подругами по видеосвязи болтать.
Ян присаживается на диван. Нина Андреевна устраивается рядом.
Иногда я смотрю на нее и не могу не восхититься. Такая хрупкая с виду женщина, но сколько в ней силы и терпения!
Я не понаслышке знаю, каково это жить с мужчиной, у которого на самом деле очень непростой характер. Который не привык много и попусту болтать. Который во многих вопросах предпочитает быть независимым.
Всегда нужен компромисс. Нужно научиться понимать своего мужчину. Принимать его.
Нина Андреевна сумела пройти все эти испытания не только с мужем, но и с сыном.
Наблюдая за ними, я думаю о том, а что, если у нас с Яном когда-нибудь тоже родится сын. Смогу ли я справиться? Смогу ли сохранить гармонию в нашей семье, чтобы женской мудрости, понимания и любви было ровно столько, сколько и мужской логики, жесткости и ответственности?
Перед глазами снова вспыхивает сын Яна и Паулины.
Гоню его прочь.
Уверена, что родителям Ян еще ничего не рассказал. Он поставит их перед фактом, когда придет время.
Если честно, немного боюсь их реакции. Нина Андреевна и Александр Васильевич мне как родные. Знаю, что они меня любит. Я их — не меньше. Но…
Они давно уже ждут внука. А у нас с этим пока сложно. А здесь уже есть здоровенький пятилетний мальчик. Копия Яна.
Совсем не хочу об этом думать и даже представлять. Для начала нужно понять, в каком формате Ян планирует встречаться со своим сыном. А уже потом буду думать о реакции окружающих нас людей.
— Всё так просто? — с облегчением спрашивает Нина Андреевна. — А я уже решила, что проще новый будет купить, чем этот восстановить.
— Просто будь внимательней в следующий раз и не торопись.
Ян возвращает матери ее смартфон и переключается на разговор с отцом.
Я предлагаю приготовить чай или кофе. Ян бросает в мою сторону быстрый взгляд. Я ловлю его. Слегка улыбаюсь. Мне хочется сегодня побыть хорошей хозяйкой. Позаботиться.
В конце концов, у нас здесь не банкет намечается. А обычные семейные посиделки. Ян едва заметно кивает. Моя довольная улыбка становится только шире.
Нина Андреевна вызывается мне помочь. Я не возражаю. Она спешно забирает свой телефон и идет вслед за мной.
— Как Аня и Паша? Мы давно не встречались с ними. Всё времени нет. Надо исправиться и устроить семейный ужин в полном составе.
— Мама и папа хорошо. У них же годовщина свадьбы была в прошлом месяце. Мы с Яном подарили им отдых на круизном лайнере. Вот уже вторую неделю путешествуют. Всё нравится. Впечатлений море!
— Молодцы. Ну а вы как? Не ссоритесь? Всё хорошо? — Спрашивает свекровь, чуть понизив тон.
Я на секунду замираю, затем всё-таки продолжаю доставать из шкафчика чашечки и блюдца.
— Да, конечно, всё хорошо. А с Яном и не поссоришься. Он тот еще молчун, — быстро перевожу всё в шутку.
Мы с Ниной Андреевной смеемся.
Не люблю врать. Но успокаиваю себя тем, что никакого вранья и нет. Мы ведь с Яном действительно не ссорились толком.
— Что верно, то верно, — качает головой свекровь и моет руки.
Мы продолжаем разговаривать, но уже на более отвлеченные темы. Я делюсь последними новостями, связанными с предстоящей съемкой.
Нина Андреевна поддерживает мое рвение изучать фотографию и самой время от времени быть моделью. Это моя мама не совсем понимает, зачем мне всё это баловство. Для нее подобные фотосессии — это вульгарно и глупо.
Пыталась ей объяснить, что всё совсем не так. Но она всё равно остается верна своему мнению.
— Вам бы только ребеночка еще и жизнь можно считать идеальной, — вздыхает свекровь и накладывает в пиалы конфеты с печеньем. Всё крафтовое и невероятно вкусное.
Поджимаю губы. Аккуратно выдыхаю. Знаю, что Нина Андреевна всё это не со зла говорит, но мне не легче.
— Всё будет, детка, — шепчет и обнимает меня за плечи. — Всё будет.
Я киваю. Очень хочу верить ее словам.
Свекровь внезапно чуть вздрагивает, смотрит на свой смартфон.
— Вроде бы не ставила его на вибрацию. Испугал.
Я улыбаюсь, возвращаюсь к чаю. У нас тут уже почти всё готово.
— Так это не мой. Перепутала с телефоном Яна. Говорила же, что лучше взять белый. А он взял черный.
— Чёрный — это классика, — пожимаю плечами.
— Ян тоже так сказал.
— Давайте я вам принесу ваш.
— А я пока чай налью.
Забираю смарт, иду в гостиную. Он снова вибрирует. Неудивительно, что Нина Андреевна испугалась. Вибрация, действительно, ощутимая.
Смотрю на экран. Вижу сообщение. Решаю, что это по работе, пока не замечаю имя отправителя.
Тянусь за салфетками, что лежат на полке у зеркала. Вытираю слезы. Всхлипываю.
На душе невыносимо паршиво. Хочется забиться куда-нибудь как можно подальше и просто побыть в тишине. Не знаю, на час или, может, на пару лет.
Перед глазами всё снова расползается. Так быстро и основательно, что это даже пугает.
Опускаюсь на бортик джакузи. Прижимаю очередную сухую салфетку к лицу. Проваливаюсь в свою боль.
Слышу шаги за дверью.
Замолкаю. Не двигаюсь.
Эти шаги я узнаю из сотни тысяч других. Правда, не знаю, что чувствую, слыша их: облегчение или тревогу.
Ян молча заходит в ванную комнату. Находит меня взглядом. Всё еще кажется немного сердитым.
— Я ничего не говорила твоей матери, — выдавливаю.
Не хочу быть виноватой в том, чего даже не собиралась совершать.
Ян ничего на это не отвечает. Он подходит ко мне и с легкостью поднимает на руки. Я немного пугаюсь. Крепко хватаюсь за него, обвиваю руки вокруг шеи.
Меня снова душат слезы. Снова плачу. Тихо. Но чувствую, как промокает ткань рубашки на плече у Яна.
— А где родители? — шепотом спрашиваю, когда мы оказываемся в нашей спальне.
— Уехали.
Понятно.
Ян их просто выпроводил. Чувствую себя неловко из-за этого. Нельзя так с родными, но Ян придерживается иного мнения. Всегда оставляет небольшое расстояние между нашей семьей и нашими родителями, чтобы они не вмешивались лишний раз.
Он усаживает меня на кровать, сам присаживается на корточки и опускает ладони мне на колени. Я чувствую их тепло даже сквозь тонкую ткань домашних брюк.
Кожа покрывается мурашками. Рассматриваю длинные пальцы, узоры ярко выраженных вен.
— Мира, посмотри на меня.
Закусываю губу. Поднимаю взгляд.
Ян внимательно смотрит на меня, неторопливо поглаживает большими пальцами мои колени. Это движение успокаивает меня и в то же время — волнует. Волнует своей интимностью.
— Что случилось?
Из меня снова невольно вырывается всхлип.
— Всё дело в них, Ян. В этой женщине и ее… вашем с ней ребенке.
Замолкаю. Пытаюсь справиться с эмоциями. Мне просто плохо. Очень-очень плохо.
— Твои родители познакомятся с ним. Полюбят. Будут просто в восторге от него. А я… Мне… Наш ребенок…
Мне так и не удается закончить. Замолкаю и снова опускаю голову. Старая рана, которая давно зарубцевалась, снова начинает нестерпимо ныть.
— Я боюсь, что в один момент вдруг осознаю, что лишняя здесь, — признаюсь скороговоркой и зажмуриваюсь.
Чувствую, как слезы крупными горячими горошинами скользят по щекам, собираются на подбородке и падают.
Ян убирает с моих колен руки. Чувствую, что он садится рядом.
— Не будет такого. Никогда.
— Разве? Я же знаю, как твои родители хотят внука. А я не могу им этого дать.
— Ты им ничего не должна. Пусть хотят. Мне плевать. Если из-за этого отец или мать к тебе станут хуже относиться, я сведу наше общение к минимуму. Ты не должна потакать чужим прихотям.
— Но должна смириться с тем, что ты будешь проводить время со своим сыном.
Поднимаю голову. Смотрю на Яна. Он сидит так близко-близко. Я даже вижу узоры его радужек. Вижу каждую морщинку.
— Я не могу сделать так, чтобы его не было. И прятаться от собственного ребенка как гребаный трус — тоже не могу.
— А мне что делать, Ян?
— Ты не будешь пересекаться с ребенком. Я не привезу его в наш дом. Буду встречаться с ним на нейтральной территории. Наша с тобой жизнь — отдельно. Моя и сына — отдельно. Это единственный компромисс, который могу тебе предложить.
Мой муж станет моим лишь наполовину.
Резко поднимаюсь с кровати и отхожу к окну. Внутри зреет буря. Я злюсь. На себя. На Яна.
На себя, потому что эмоции несут меня быстрей, чем удается их затормозить.
На Яна, потому что он не оставляет мне выбора.
Поворачиваюсь к нему спиной. Обнимаю себя за плечи. Тупо смотрю в окно, но ничего не вижу.
Ян подходит ко мне. Обнимает своими огромными крепкими руками. Прижимает к себе.
— И как часто вы будете видеться? — спрашиваю и слышу, как дрожит мой голос.
— Пару раз в неделю.
Пару раз… Это ведь не так уж и много. Но я всё равно боюсь, что могу не справиться.
Так и хочется спросить, будет ли она вместе с ними во время этих встреч. Боюсь узнать ответ. Но вариться в неопределённости еще хуже.
— А она…?
— Ее не будет, — не дает мне договорить Ян.
Тихо выдыхаю. Осторожно поворачиваюсь к нему лицом. Ян стоит чуть склонившись, перемещает руки мне на талию.
— Наша семья зависит только от нас, Заяц. Не позволяй другим в нее проникать.
— Они сами это делают.
— Значит нужно укреплять позиции. У нас с тобой всё хорошо. С остальным дерьмом я уже сам разберусь. Для меня главное, чтобы тебя не шатало из-за надуманных проблем или опасений.
— Я просто боюсь нас потерять, — признаюсь и беспомощно утыкаюсь лбом в грудь Яна.
Его рука ползет выше, гладит по волосам, опускается мне на щеку. Поднимаю голову. Знаю, что Ян не скажет что-то вроде: «не потеряешь». Это слишком сентиментально для него.
Все ответы и обещания я нахожу в его взгляде, в объятиях.
Я по-прежнему для него важна, ценна и по-своему любима.
Ян смотрит на меня с задумчивостью, затем склоняется и целует. Неторопливо. Без привычного голода и агрессии. Дает мне право самой выбрать, чего я хочу.
Отвечаю. Еще чувствую на губах соль своих слез. Ян забирает ее. Крепче прижимает к себе. Затем резко поднимает. Я тут же обнимаю его талию ногами.
Втягиваю воздух. Целую. Люблю. Смелею. Затыкаю рты своим страхам.
Я справлюсь. Попытаюсь справиться.
Снова оказываюсь на кровати. На этот раз верхом на Яне. Он целует-целует меня. Обнимает. Раздевает. Теперь чувствую его привычный голод. Ему меня мало. Мне мало его. Так по кругу. Уже столько лет подряд.
Дурочка. Неужели и впрямь поверила, что могу в один момент стать Яну ненужной?
— То, что нужно, — дает оценку моим стараниям Феликс. — Давай теперь крупный.
Мы работаем уже второй час подряд. Процесс съемок проходит монотонно и с кучей своих нюансов. Но без них никуда. За качественными фотографиями всегда стоит долгая и кропотливая работа. Пусть мы с Феликсом давно знакомы, но с первого кадра поймать нужный всё равно не получается. Это банально невозможно.
Медленно выдыхаю. Меняю позицию. В глазах уже немного рябит из-за бесконечных вспышек и яркого света софтбоксов. Но я продолжаю позировать. Внимательно слушаю Феликса. Сегодня мы вдвоем, в следующий раз будем пробовать в полном составе с еще одной моделью.
Отвлекаюсь. Не думаю о том, что сегодня у Яна состоится встреча с его сыном. Вернее, пытаюсь не думать. Получается с переменным успехом.
Стараюсь все свои мысли удерживать в студии, но они так и тянутся к Яну.
— Пять минут на отдых и продолжим, — объявляет Феликс.
Этот проект для него важен, поэтому и ведет он себя соответственно. Никаких шуток и подколов, чтобы не сбивать ни себя, ни меня с ритма. Пока что это очень непривычно. Наши съемки с Феликсом, обычно, проходят в другой атмосфере. Но я стараюсь изо всех сил подстроиться.
Разминаю шею. Плечи. Ступни. Мне подправляют макияж.
Снимаю блокировку со смартфона. Бесцельно переключаюсь с приложения на приложение.
Волнуюсь.
Знаю, что первая половина дня у Яна загружена. Вторую проведет с сыном.
Не нервничай. Всё будет хорошо. Дыши глубже. Думай о работе.
Когда перерыв заканчивается я предпринимаю очередную попытку настроиться на нужный лад. На этот раз у меня всё получается гораздо лучше. Когда вижу первые результаты даже настроение поднимается.
— С тобой всегда приятно работать, — подмигивает мне Феликс.
Я улыбаюсь ему. Чувствую, как щеки слегка горят. Радуюсь тому, что день не прошел зря.
Когда полностью привожу себя в порядок Феликс предлагает где-нибудь выпить кофе. Сначала я хочу отказаться, затем всё-таки меняю свое решение. Ян дома еще не скоро появится, а мне совсем не хочется сидеть одной в нашей спальни и понапрасну себя накручивать.
Соглашаюсь.
Отпускаю водителя. Феликс обещает, что подбросит меня до дома.
Я давно вот так не проводила время. Немного теряюсь, затем вхожу во вкус.
Разговариваем с Феликсом о работе. На днях нужно будет еще подписать контракт и тогда уже съемки пойдут полным ходом. Совсем немного волнуюсь по этому поводу, но Феликс меня подбадривает. Уверяет в том, что я справлюсь.
Знаю. Но новый опыт всё равно вызывает массу эмоций. С одной стороны, не терпится поскорей приступить к делу. С другой, хочется оттянуть этот момент, чтобы успокоиться и довериться голосу разума.
Феликс сдерживает свое обещание и везет меня домой.
Мы прощаемся и как только я переступаю порог дома, слышу пиликанье смарта.
Мама.
В душе откуда ни возьмись поднимается тревога. И не напрасно.
— Привет, мам.
— Мира, и ты планируешь это терпеть? — первое, что слышу в ответ.
О чем именно говорит мама, догадываюсь сразу же, потому что никаких других серьезных событий в нашей семье больше не успело произойти.
— Мам…
— Нет, я хочу знать ответ. Мне вчера позвонила Нина и просто огорошила новостью, которую у меня язык не повернется назвать приятной.
— Мам, мы всё уже решили. Не нервничай. Вы с папой на отдыхе, зачем тебе это всё?
— За тем, что ты моя дочь, Мирослава! — тоном строгого завуча чеканит мама.
Закатываю глаза. Прохожу вглубь дома, бросаю сумку на диване в гостиной и принимаюсь одной рукой расплетать волосы.
Та легкость, которую я успела поймать за время посиделок с Феликсом быстро рассеивается. Снова чувствую тяжесть и сомнения.
— Ты нас с папой знаешь. Мы в Яне души не чаяли до тех пор, пока он…
— Не надо, — перебиваю.
Не хочу об этом ничего слушать. Сама прекрасно знаю, что отношения между Яном и моей мамой резко испортились после моей неудачной беременности. Она была категорически против аборта. Папа поддержал ее. Впрочем, он всегда ее во всем поддерживает, потому что в нашей семье главная именно мама.
— Что «не надо»? Вашего ребенка он не пожалел, а того другого нагулял и приласкал сразу? Того другого значит надо жалеть, да? Так получается? Что за двойные стандарты?
Начинаю расхаживать из одного угла гостиной в другой. Чувствую дрожь в теле и ком слез в горле. Но держусь. В конце концов, это моя мама, значит и мои проблемы, которые, кроме меня, никто не решит.
— Во-первых, это было наше обоюдное решение, мама. Во-вторых, этот мальчик здесь вообще ни при чем. Ян сам не знал о том, что у него есть сын. И… Никто никого не нагуливал. Это еще произошло до того, как мы официально стали парой.
— И ты поверила?
— Да, мам, поверила. У меня нет причин ему не верить.
— Ну и дура. Аборт проглотила, измену проглотила. А дальше что?
— Мам, хватит.
Сжимаю пальцами горло. Будто это должно перекрыть доступ слезам. Но не помогает. Они уже жгут переносицу, не позволяют нормально сделать вдох.
— Нет, не хватит, дочка. Это уже ни в какие рамки не впишешь, понимаешь? Если бы я знала, что всё вот так получится, никогда в жизни замуж за Раевского не пустила. Ты же не понимаешь, что тебя ждет впереди. А я понимаю, потому что дольше тебя на этом свете живу. Много всего повидала. Сначала ребеночек, затем мамаша активизируется.
— Мам, пожалуйста…
— Нет-нет, ты должна понимать на что подписываешься. Теперь ты всю жизнь будешь вынуждена делить своего Яна с той другой семьей. И нет никаких гарантий, что она не захочет стать для него единственной.
Мама бьет своими словами вполне прицельно. Озвучивает всё то, чего я так одержимо боюсь. Рушит все мои барьеры, обнажает мой страх.
— Ян — не маленький наивный мальчик, — парирую. — Он умеет расставлять приоритеты.
— Да уж вижу, — не без иронии отвечает мама. — Я всегда была «за» Яна. Хороший умный парень. Но, видимо, ошиблась я с оценкой. Нина в трубку повздыхала и смирились. Вон ждет, когда познакомиться с внуком сможет. Тоже мне. Подруга. Никакой солидарности.
— Они еще с подросткового возраста, кажется, знакомы, — продолжает вещать мама, не обращая внимания на абсолютную тишину с моей стороны. — Я в душу Нине не лезла. Подробностей не знаю. Знаю только, что у Поли этой родители строгие были. Что-то такое. И любовь-морковь там с Яном.
Всё это слушать не просто неприятно, а больно. Адски. До дрожи. До слёз. До судороги в крепко стиснутой в кулак руке.
Одно дело — знать, что у твоего мужа когда-то были отношения с другой женщиной. В конце концов, Ян старше меня и свою девственность не хранил. Да и зачем? Но совсем другое — узнать, что от той другой, в прошлом любимой женщины, есть ребенок.
Это существенно меняет всю ситуацию. Я будто всем телом чувствую этот оборот на сто восемьдесят градусов. Даже подташнивать немного начинает.
Эмоции захлёстывают меня быстрей, чем я сама успеваю это осознать. Хватаю сумку, бормочу маме, что перезвоню ей попозже и убегаю вверх по лестнице в спальню.
Веду себя как дура. И чувствую себя дурой.
Мне нужно несколько минут. Несколько минут, чтобы пик чуть-чуть ослаб, иначе… Иначе сильно поссоримся.
Чувствовала, что этот звонок не принесет ничего хорошего, не нужно было поднимать трубку. С другой стороны, я имею полное право знать правду. Всю. Но Ян почему-то не посчитал нужным это сделать.
Злюсь. Немного даже паникую.
Чёрт.
Все мамины слова до сих пор звенят в голове, раздражают. Рушат своей прямолинейностью хрупкое равновесие.
Слышу шаги Яна за дверью. Цепенею. Господи, да почему?! Я же его не боюсь, а чувствую себя так, словно на плаху вот-вот поведут.
Когда открывается дверь наши с Яном взгляды почти сразу же встречаются. Мое сердце словно срывается куда-то вниз. И летит, летит.
Рассматриваю любимое лицо. Это всё тот же Ян. Мой Ян. Точно такой же, каким я его запомнила сегодня утром. А разве должен стать другим? После встречи со своим ребенком?
— Привет, — здоровается, как всегда, спокойно, но чувствую, как буквально сканирует меня своими голубыми глазами.
Чувствует, что что-то не так.Или просто успел сделать быстрый логичный вывод.
Я же не вышла его встречать. Это совсем на меня не похоже.
Киваю.
Ян слегка хмурится, подходит ко мне, чтобы поцеловать. Я отвечаю, но без прежней искры, жадности и желания поскорей почувствовать Яна в себе.
Всё это происходит не намеренно. Просто до сих пор нахожусь в шоке и не знаю, как выбраться из этого состояния.
— Что-то сучилось? — тихо спрашивает Ян и оставляет еще один поцелуй, но на этот раз не на губах, а на лбу.
Не к месту думаю о том, что он таким образом решил проверить температуру.
Несколько секунд сомневаюсь, говорить правду или нет. Но всё-таки решаюсь быть откровенной до конца. Так должно быть проще.
— Мама звонила.
— Как проходит их отпуск?
Складка между бровей Ян разглаживается. Он расслабляется, отступает чуть назад и принимается снимать пиджак.
Веду взглядом вдоль крепких рук. Ничего не могу с собой поделать. Обожаю, когда Ян в белой рубашке. Обожаю то, как она подчеркивает ширину его плеч и груди.
— Не знаю. Не успели это обсудить, — продолжаю отвечать, неподвижно стоя на одном месте.
— А что обсуждали?
— Тебя, — звучит нелепо, но как есть.
Ян не выглядит удивленным. Он уходит в гардеробную, чтобы повесить пиджак, затем возвращается и принимается снимать запонки.
Никаких наводящих вопросов больше не следует.
Ждет.
Ждет, когда я продолжу, потому что очевидно — я не всё еще сказала.
— Она узнала от твоей матери про мальчика, — отвечаю совсем тихо, до сих пор борюсь с эмоциями, которые раскурочивают мне грудную клетку.
Ян раздраженно выдыхает. На меня не смотрит, продолжает заниматься запонками.
— Я попросила ее не вмешиваться.
Замолкаю, собираюсь с мыслями и спрашиваю прямо:
— Почему ты мне не рассказал, что Паулина — твоя первая любовь?
Чувствую, как бешено сокращается сердце. Во рту сухо. Слезы давно отступили. Наблюдаю за Яном и не моргаю. Не хочу ничего упустить.
Он поднимает на меня свой тяжелый взгляд. Едва заметно кривит губы. Сжимает обе запонки у себя в кулаке.
— Эта информация ничего в корне не изменила бы.
Не знаю, что со мной происходит. Внутри словно рвется какой-то нерв. Или, возможно, так сказывается мое сегодняшнее напряжение, работа и сложный эмоциональный разговор с мамой.
Иронично улыбаюсь.
— Серьезно? — вздергиваю одну бровь. — А мне почему-то кажется совсем наоборот, — скрещиваю руки на груди.
— Это старая история, Мира. Не вижу смысла об этом теперь говорить.
— А я вижу. Ну хотя бы потому, что эта старая история вклинилась в нашу нынешнюю жизнь.
Не припомню, когда я в последний раз разговаривала с Яном в таком тоне. Впрочем, это неудивительно. Раньше у меня не было ни единого повода себя так вести.
— Что тебе наговорила твоя мать?
Ян проходит мимо меня и оставляет запонки на прикроватной тумбочке. Я тут же оборачиваюсь, сверлю рассерженным взглядом широкую спину.
— Ничего. Просто сказала, что Паулина… Она твоя первая любовь.
Ян проводит ладонью по лицу и присаживается на край кровати.
— Ты действительно думаешь, что эта информация ничего не меняет? — не унимаюсь.
— Да, я так думаю, Мира. Еще вопросы? — он царапает меня своим острым раздраженным взглядом.
— У меня накопилось предостаточно вопросов, Раевский, — огрызаюсь и одновременно боюсь, что сердце проломит мне к чертовой матери все ребра. — Первый: как, по-твоему, я должна относиться к этой информации? Второе: что еще я не знаю о тебе и этой женщине? Третье: неужели ты считаешь меня до такой степени глупой и наивной дурой, которая съест из твоих рук всё, даже какую-нибудь отраву, если потребуется?
— Мира, тебя несет, — предупреждает Ян.
Вижу, как у него напрягается челюсть, начинают двигаться желваки. Глаза темнеют, в них зарождается самый настоящий шторм. Знаю, что Ян держит его под контролем, но это всё равно выглядит… жутковато.
Наше «поговорим позже» затягивается больше, чем на пару часов.
Ни я, ни Ян не предпринимаем попыток сделать хотя бы один шаг навстречу друг другу.
Я всё еще зла и обижена. Ян — рассержен.
Засыпаем в одной постели, но намеренно повернувшись друг к другу спинами.
Утром я встаю раньше обычного и ухожу на первый этаж. Там у меня обустроена небольшая студия, в которой иногда люблю заниматься. Она отдаленно похожа на балетную, учитывая наличие зеркал и станка, но размеры самой комнаты весьма скромные. Ее Ян сделал специально для меня.
Закручиваю волосы в узел на затылке. Делаю несколько маленьких глоточков воды, активизирую наушники и берусь за дело.
Намеренно не думаю о вчерашнем разговоре. Полностью сосредотачиваюсь на разминке, затем — растяжке.
Каждому упражнению уделяю преувеличено много внимания и времени.
Вскоре мои щеки немного розовеют. Дыхание учащается. Обычная тренировка плавно перетекает в танец.
Я снова и снова встречаюсь со своим отражением. Читаю во взгляде растерянность и грусть. Вижу то насколько сильно переживаю из-за сложившейся ситуации. Одна часть меня хочет отбросить в сторону все эмоции, гордость и просто подойти к Яну, чтобы обнять его.
Сдерживаюсь.
Начинаю новый виток танца. Наблюдаю за тем, как двигаются мои руки, ноги. Достаточно ли хорошая у меня форма, гибкость.
Я не сделала ничего плохого. В конце концов, я права. Поэтому следующий ход за Яном. Мне не за что просить прощения.
Чёрт. Но так хочется, чтобы всё это поскорей закончилось.
Делаю один оборот. Встречаюсь со своим отражением. Еще один. Еще. И на этот раз вижу в зеркале Яна.
Сбиваюсь с ритма. Останавливаюсь. Выключаю музыку. Слышу свое частое дыхание и чувствую пот на спине.
Ян, одетый в темно-синие пижамные брюки, стоит на пороге, привалившись плечом к дверному косяку.
— Долго здесь стоишь? — спрашиваю нейтральным тоном и тянусь за бутылкой воды, которую оставила на подоконнике.
— Минуты две-три, — Ян прячет одну руку в карман брюк и продолжает рассматривать меня.
Выглядит спокойным, но взгляд задумчивый.
Киваю. Гашу в себе желание немедленно приблизиться и прижаться щекой к родной груди.
Смарт Яна оживает. Судя по коротким ответам, звонок рабочий.
Облегченно выдыхаю и тенью выскальзываю из студии, чтобы принять душ. Сердце всё еще грохочет, но это никак не связанно с тренировкой. Снова эмоции. Снова их слишком много.
Быстро моюсь, переодеваюсь в чистую домашнюю одежду.
Когда возвращаюсь в спальню снова встречаюсь с Яном. Я была уверена почти на все сто процентов, что он уже собирается на очередную встречу.
Слегка теряюсь. Прикусываю нижнюю губу и подхожу к своему туалетному столику, чтобы нанести на лицо увлажняющий крем.
Не вижу в зеркале Яна, но лопатками чувствую его взгляд.
— Да, я ее любил. В прошлом. Сильно.
Голос Яна тихий, но я всё равно вздрагиваю. От неожиданности и осознания, что ему не плевать на нас, раз делает шаг навстречу, не просто слушает меня, но и слышит.
— Мы были первыми друг у друга. В будущем я хотел на ней жениться. Но проблема состояла в том, что ее деспотичный отец был против моей кандидатуры на роль зятя.
Бесшумно опускаю баночку с кремом на столик. Вижу, как немного дрожат мои пальцы. Это глупо, но я понятия не имела, что та правда, о которой вчера так отчаянно просила, окажется слишком… неприятной.
Не думала, что слушать о том, как твой муж когда-то любил другую, будет тем еще испытанием.
— Меня это не пугало. Я был уверен в себе, в Поле. Думал, когда станем самостоятельными, просто ограничим общение с ним и всё наладится. Но Поля бросила меня и через пару дней я узнал, что она с отцом переехала в другой город. Куда именно — неизвестно. Я рвал и метал. Слишком молодой был. Кровь кипела. Если бы отец вовремя мозги мне не вправил, вряд ли стал тем, кем есть сейчас.
Тихо выдыхаю. Пытаюсь представить Яна таким, каким он себя описывает. Получается с трудом. Он мне всегда казался таким спокойным, непоколебимым. Импульсивность и прочее — это же совсем не про него.
— В общем, прошли годы. Я повзрослел. В моей жизни начали появляться другие женщины. Правда, несколько раз я даже пытался найти Полю. Хотел поговорить. Просто увидеть. Услышать. Но безуспешно. А потом она снова внезапно появилась. Я-то никогда не прятался. Где родился там и жил. Как и мои родители.
Медленно разворачиваюсь. Смотрю на Яна. Он выглядит очень серьезным. Сосредоточенным. Локти вжаты в колени. Брови немного нахмурены.
— Мы провели ночь вместе. Отпускать ее я не хотел. Она рассказала про отца. Про то, что он ее увез. Держал под контролем. Я злился. Думал, раз Поля не побоялась и приехала, теперь пришла моя очередь бороться за нас. Уже выстраивал планы, как и что сделаю. Как далеко пошлю ее отца и не отпущу от себя ни на шаг. Но наутро Паулина снова исчезла.
— И на этот раз ты не стал ее искать? — шепотом спрашиваю. Чувствую, как ревность ядовитой змеей ползает внутри, но не жалит. Пока что.
— Нет, — отвечает Ян и поднимает на меня взгляд.
— Почему?
— Доверия нет. Я не был готов жить в вечной драме и ловить Полю по всей стране. На этот раз ее никто не увозил. Она сама исчезла. Не дала четкого ответа, хочет ли всё начать сначала или нет. Постоянно жить в неопределённости — не мое.
Рассеянно киваю. Обдумываю всё то, что услышала.
— В третий раз ее появление уже никак на меня не повлияло. Повлиял только сын. Но это не значит, что я стану жертвовать нами ради прошлого, Заяц. Я не адреналиновый наркоман. Мне не нужны эмоциональные качели и куча женщин рядом, чтобы почувствовать себя уверенным мужиком.
Сжимаю край своей футболки. Стараюсь успокоиться. Затем делаю шаг, еще один и подхожу к Яну.
Он усаживает меня к себе на колени, целует в висок.
— Просто говори со мной, — тихо прошу и утыкаюсь носом ему в изгиб шеи. — Не закрывайся. Иначе я начинаю придумывать себе всякое.
Водитель плавно останавливается на парковке у торгового центра. Мне уже не терпится поскорей выбраться наружу и встретить маму.
Они с папой вернулись как раз в тот день, когда мы с Яном улетели в Лиссабон. Наши неожиданные выходные пролетели быстро, пусть и затянулись на целых четыре дня, вместо двух запланированных. Тем не менее мы всё равно успели немного отдохнуть, отвлечься и посвятить время друг другу.
Единственный момент, который немного меня царапнул, был связан с сыном Яна. Вернее, с тем фактом, что Ян купил ему смарт и теперь мальчик напрямую мог позвонить ему в любое время суток.
Я хотела, чтобы Ян со мной больше разговаривал. Он так и поступил. Телефон был куплен в их последнюю встречу. Мальчик пару раз звонил, пока мы были на отдыхе, но я отнеслась к этим звонкам с пониманием. Пусть лучше так поддерживают контакт, чем через Паулину.
Выхожу из машины, верчу головой, ищу взглядом маму.
Я приглашала ее заехать к нам в гости, но мама отказалась. Причину не назвала, но это и не нужно. Я и так знаю, в чем дело. Мама не хочет лично встречаться с Яном. Она всё еще зла на него. Поэтому назначила встречу в ТЦ.
Вижу, как на парковку заезжает знакомая красная машина, слегка похожая на жука. Улыбаюсь и спешу навстречу.
— Солнышко! — мама улыбается мне в ответ, когда выходит из машины, затем крепко обнимает и целует в обе щеки.
Выглядит отдохнувшей, загорелой и даже будто чуточку моложе.
— Привет, мамуль.
Мама кружит меня, рассматривает со всех сторон. Я тоже успела немного загореть и отдохнуть. Чувствую прилив сил, которых должно хватить и для работы, и для общения с мамой, и вообще для всего на свете.
Мы отправляемся в наш любимый ресторан «Атриум», расположенный на первом этаже ТЦ. Я забронировала для нас столик, огороженный с трех сторон цветами. Это уютно и очень красиво.
Пока ждем наш заказ, мама делится со мной впечатлениями после отпуска. Я с интересом слушаю и мысленно отмечаю, что идея Яна с круизным лайнером и в самом деле оказалась удачной. Насчет подарка на годовщину свадьбы я думала менее масштабно и ни один из вариантов так и не понравился.
Затем приходит моя очередь рассказать обо всем, что произошло в отсутствие родителей. Конечно же, я намеренно не касаюсь темы Паулины. Рассказываю о своей неожиданно нагрянувшей работе с Феликсом.
Тянусь за смартом, показываю кое-какие фотографии.
Мама с заметным скепсисом во взгляде рассматривает.
— Не знаю, — качает головой. — Не твое это, Мира.
— Плохо выгляжу? — забираю смарт.
— Нет. Ты у меня красавица. Здесь даже спорить не о чем. Но вот это всё, — разводит руками. — Это всё несерьезно. Где карьера гимнастки, а где вот этот разврат.
— Мам, ну какой разврат? — смеюсь. — Здесь всё прилично. Ну а карьера гимнастки для меня стала недоступной сразу же после травмы. И знаешь, я ни о чем не жалею. Всё сложилось так, как должно было сложиться.
— Так рассуждают только неудачники, Мира. А я тебя растила быть во всем чемпионкой, — парирует мама.
— Ну, спасибо. Умеешь поддержать. Мне нравится моя жизнь. Пусть я и не чемпионка.
Нам наконец-то приносят наш заказ. Пока раскрываю салфетку у себя на коленях, судорожно ищу новую тему для разговора. Но мама меня опережает.
— Нравится быть на почетном втором месте? Как там дела у той мамаши? Ян ее к вам поселит или купит ей отдельный дом неподалеку?
Весь аппетит и хорошее настроение сразу же исчезают. Хмурюсь, смотрю в свою тарелку, но к столовым приборам даже не прикасаюсь.
Сегодня у Яна снова запланирована встреча с сыном. Он не вдавался в подробности, а я не очень-то и горела желанием расспрашивать. Знаю только о том, что Ян хочет устроить экскурсию у себя в офисе, а затем свозить в детский магазин, чтобы купить конструктор. Мальчику он очень нравится.
Ничего криминального. Ничего из ряда вон. Но мамин тон и ее вопросы снова начинают меня расшатывать.
— Я не хочу обсуждать эту тему, — отрезаю. — Мы же встретились не для этого, ведь так? Мы встретились, потому что очень давно не виделись.
— А ты надеялась, что я обо всем забуду? Или, может, Ян подарил путевку, чтобы задобрить нас? Я верну ему всё до последней копейки.
— Да причем здесь это? — вскидываю на маму раздраженный взгляд. — Это был просто подарок. Подарок на вашу годовщину. Я приняла то, что у Яна есть ребенок. И, к слову, с Паулиной у него давно всё закончилось.
— Это он тебе так сказал? — хмыкает мама.
— Да, он. Тебе не нужно привыкать к его ребенку или мириться, потому что… потому что ни тебя, ни папу это не касается.
Судорожно выдыхаю. Чувствую, что во рту пересохло. Беру скатан с водой, делаю несколько больших глотков.
— Это не ты говоришь, Мира. А Ян. Это в его характере. Его слова.
— Нет, это говорю я, мама. Мне и так нелегко, а ты… Вместо того, чтобы поддержать, только всё усложняешь.
— Я всего лишь хочу тебе открыть глаза, дочка. Неужели ты ничего не видишь?
— Что я, по-твоему, должна увидеть?
— Что ты Яну просто удобна. Да, я говорю ужасные и жестокие вещи. Но я это делаю только потому, что люблю тебя и желаю тебе добра. Такова правда, солнышко. Я перестала видеть любовь Яна к тебе. Ты со всем соглашаешься. Всё принимаешь. Кому такое отношение не понравится?
— А как лучше? Постоянно ставить вопрос ребром? Ни с чем не соглашаться и продвигать только свои идеи?
— Да, иногда это единственно правильное решение.
— Это не мои методы, мама.
— Вот, когда он не придет ночевать домой, ты меня вспомнишь. Когда унюхаешь чужие женские духи на ее пиджаке, ты меня вспомнишь. А так оно и будет. И не потому, что я такая плохая, а потому, что по-другому в этой ситуации сложиться и не может. Или ты думаешь эта Поля будет сидеть сложа руки? Там бедром вильнет, там улыбнется и окажется твой Ян у нее в постели.
От слов мамы становится только больней. Она вскрывает рану, которую я изо всех сил стараюсь залечить.