Мой любимый хаос. Книга 2 - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора Сотскова Татьяна (самиздат)

Глава 1. Кларити

Если бы мне довелось рассказывать о своей истории, то она началась бы здесь. В моем родовом замке. В замке Доусонов. Гордых, сильных и весьма влиятельных людей.

Я сидела в библиотеке, склонившись над столом, который больше походил на мастерскую слесаря, чем на место для чтения. Пахло старыми книгами, маслом и озоном — запахом магии, которую я пыталась впихнуть в карманные часы. Внутри, за стеклом, металась крошечная искорка — элементаль света. Задача была в том, чтобы заставить ее гореть ровно, по моей команде, а не как придется. Почти получалось.

И тут сквозь толстую дубовую дверь пробился голос отца. Не весь разговор, а только обрывки, как всегда — самые сочные куски, которые резали по живому.

«...позор для имени Доусонов...» — донеслось сначала.

Я замерла, стараясь не дышать.

«...силы меньше, чем у слуги...»

Вот так всегда. Можно сто раз это слышать, но каждый раз — как ножом под дых. Мои пальцы, которые только что были такими твердыми и уверенными, вдруг предательски дрогнули. Крошечная шестеренка, которую я как раз собиралась вставить на место, выскользнула из пинцета, звякнула о стол и покатилась по полу. Ее жалкий звон в гробовой тишине библиотеки звучал как насмешка. Ну, конечно. Даже железки от меня шарахаются.

Меня вызвали в кабинет отца. Не «милостиво попросили», а именно вызвали, как какого-то провинившегося лакея. Я стояла посреди ковра с нашим фамильным гербом — двумя занозами в заднице, простите, посохами, и молнией. Символы такой грубой и мощной магии, которой у меня, по их мнению, и не было.

Родители стояли напротив. Две статуи. Высечены из самого дорогого мрамора, холодные, гладкие и абсолютно бесчувственные.

— Твоя магия, Кларити, недостойна нашего рода, — начал отец, глядя куда-то на книжные полки за моей спиной. Интересно, каким томом по управлению поместьями он там любовался? — Ты не представляешь ни малейшей ценности ни на дуэльном поле, ни в свете.

Мать подхватила, ее голос был тихим и острым, как шило:

— Мы наводили справки. Академия Магии тебя не примет даже на платное отделение. Твои... увлечения... не соответствуют их стандартам.

Она сказала «увлечения» таким тоном, будто я коллекционировала высохших жуков, а не создавала работающие механизмы.

— Ты останешься здесь, и своим присутствием будешь лишь напоминать всем о нашем провале.

Они не предлагали вариантов. Не искали учителей или других путей. Они просто констатировали факт, как врач, объявляющий о смерти. Ваша дочь — бракованная. Собрать и выбросить.

Потом прозвучал сам приговор. Отец вздохнул, словно делал мне одолжение.

— В сложившихся обстоятельствах, тебе лучше покинуть столицу. Ты отправишься в родовое поместье на севере, к твоей бабушке. Там... твое положение не будет столь очевидным.

Старое поместье. Заброшенное, холодное, полное паутины и воспоминаний о лучших временах. Для них — просто сменить оправу для семейной портретной галереи. Убрать неудачный эскиз в дальний чулан. Для меня — это был конец. Пожизненная ссылка.

Я буквально почувствовала, как стены этого кабинета, этого дома, всей моей жизни, медленно, но верно, сдвигаются, чтобы раздавить меня в лепешку.

Они что-то еще говорили — что-то про «благоразумие», «тихую жизнь» и «сохранение репутации». Но я уже не слышала. У меня в ушах стоял звон. И горький привкус во рту. Привкус полного поражения.

Вернувшись в свою комнату, я села на кровать и обвела взглядом весь этот хаос. Чертежи, свисающие со стола. Инструменты, разложенные в идеальном, только мне понятном порядке. Почти готовый браслет, маскирующий магические всплески. Часы, которые должны были показывать не время, а силу чар в воздухе.

И меня осенило. Я — не бракованный механизм. Я — просто механизм иного типа. Моя магия не слабая. Она — другая. Она не врывается в мир с громом и треском. Она живет в тихом жужжании работающего мотора, в точном движении шестеренок, в элегантности решения. Они слишком слепы, чтобы это разглядеть.

И в тот самый момент, глядя на свой браслет, я все поняла.

Они думают, что сослали послушную, сломленную девочку, которая будет тихо сидеть в своей комнате в глуши и ждать, когда же ее выдадут замуж за первого попавшегося провинциального дворянина, лишь бы сбыть с рук.

Какие же они идиоты.

Я не вещь. Мной не распоряжаются.

Я встала, подошла к столу и потянулась за браслетом. Металл был прохладным и успокаивающим. Потом я стала сгребать в дорожную сумку самые нужные инструменты, пару готовых безделушек, которые могли пригодиться, несколько самых ценных чертежей.

Я не поеду в это чертово поместье.

Я щелкнула пальцами, и свеча на столе погасла. Комната погрузилась в темноту. Но в этой темноте не было страха. Была только я. И моя решимость.

Пусть без их драного имени. Пусть без их тугих кошельков. Пусть с одной лишь сумкой хлама и упрямством, тверже стали.

Я сбегу. И я поступлю в их чертову Академию. Я буду сама решать, какой будет моя жизнь. И, черт побери, она будет круче, чем они могут себе представить.

Ну что ж, пора валить из этого фамильного склепа. Признаться, я думала, будет сложнее. Но слухи о моей «незначительности» оказались на руку: по темным коридорам я пробиралась, как тень. Мимо дремавшего лакея, мимо горничных, шептавшихся у окна.

Глава 2. Кларити

Я сделала этот дурацкий шаг из переулка — и у меня будто земля из-под ног ушла. Ладно, не земля, а тот самый скользкий камень. Но ощущение именно такое. Вокруг... это даже близко не было похоже на дом.

Здания. Не привычный тесаный камень и резное дерево, а какая-то ржавая жесть, грязный кирпич и мутное стекло. И все это опутано такими толстыми трубами и проводами, будто город — это один большой, больной механизм, которого я случайно коснулась.

Люди. Я пригляделась к ним внимательнее. Они не прогуливались, они неслись куда-то, словно за ними гнались. И одеты... Грубая ткань, кожа, поблескивающий металл. Никаких плащей с вышивкой или шелковых платьев. Каждый их предмет одежды словно кричал: «Я нужен, чтобы работать, а не красоваться».

А на поясах... Боги, это было страшнее всего. Никаких изящных эфесов или лезвий. Сплошные коробки из металла с торчащими рукоятями. Я, которая могла с закрытыми глазами разобрать и собрать любой магический артефакт, смотрела на эти штуки и не понимала ровным счетом ничего. Как они работают? Что они делают? Эта неизвестность сковала меня хуже любого заклинания.

Но среди этих бегающих людей гуляли и другие. Более спокойные, более прилично одетые, видно, что богатые. Они воротили нос от первых, и старались сделать вид, что вообще их не видят.

И тут по мостовой с оглушительным треском пронеслась... повозка. Но без лошадей! Целиком из металла, и из ее зада валил едкий, удушливый дым. Чистая механика. Бездушная, шумная и вонючая.

У меня в груди что-то сжалось и заколотилось с такой силой, что перехватило дыхание. Где я? Это что, такой бред от той пыли? Но нет... Слишком уж все реально. Вонь гари в носу, оглушительный грохот, холодный металл перил, к которым я невольно прикоснулась. Все это было настоящим. Слишком уж чертовски настоящим.

Только я немного пришла в себя от этого металлического ада, как над улицей нависла огромная тень. Серый свет и так был жидким, а тут вообще стало темно, как в сумерках. Я инстинктивно присела, вжав голову в плечи. Ожидала увидеть пролетающего грифа или, не дай бог, молодого дракона — у нас под Академией они иногда кружили.

Подняла голову... и обомлела. Рот сам открылся от изумления.

Над городом медленно плыла... сигара. Огромная, сигарообразная штуковина. Дирижабль. Я читала о них в старых книгах по допотопной механике.

Но этот... он не был окутан полем левитации, от него не исходило привычное магическое свечение. Вместо этого по бокам громоздились какие-то пропеллеры, а весь его корпус был опутан паутиной тросов и трубок. Чистейшая, неприкрытая механика.

Мой мозг артефактора, уже измученный всеми этими потрясениями, тут же попытался взять эту штуку на анализ. Вес... подъемная сила... материалы... Да это же невозможно! Без магии такая махина должна была рухнуть, как камень! Но он плыл. Медленно, величественно и абсолютно уверенно.

И внутри у меня началась настоящая война. С одной стороны — дикий, животный ужас перед этим миром, где даже небо принадлежало железным монстрам. С другой — щемящее, профессиональное восхищение. Кто бы ни построил эту штуку, он был гением. Сумасшедшим, но гением.

Я чувствовала себя букашкой. Меньше, чем букашкой. Пылинкой, затерявшейся в гигантском механизме, чьи шестеренки крутятся по законам, которые мне неведомы. И это было в тысячу раз страшнее любого огнедышащего змея.

Ладно, паника паникой, но надо было проверить, не свихнулась ли я окончательно. Я отступила в тень какого-то выступа, сжала руку в кулак — инстинктивно искала свой амулет, но нащупала только воздух — и прошептала самое простое, базовое заклинание поджога. То, которое мы учили на первом курсе, чтобы свечи зажигать.

И в глубине моей ладони, скрытая от всех, на долю секунды вспыхнула маленькая искорка. Теплая, живая. И тут же погасла.

Магия была. Здесь, во мне. Работала. Значит, дело не в мире, а в них. В этих людях, что сновали вокруг. Они ей не пользовались.

Сначала по телу разлилось такое облегчение, что аж подкосились ноги. Я не обнулилась. Я не стала беспомощной. Но почти сразу же накатила новая волна — на этот раз тревоги. А почему они не пользуются? Что с ними не так? Они что, не умеют? Или... боятся ее? Или она для них под запретом?

Мозг тут же выдал единственно верное решение: притвориться, что ты тоже не умеешь. Если все вокруг не стреляют из лука, а ты вдруг начала — ты либо мишень, либо цирковая обезьянка. И то, и другое в чужом мире с этими железными штуками на поясах казалось крайне неудачной участью.

Я выпрямила спину, сделала глубокий вдох (и чуть не закашлялась от этой гари) и попыталась скопировать выражение лиц прохожих — озабоченное, усталое, сосредоточенное на своих делах. Надо слиться с толпой. Стать серой мышкой.

План сформировался сам собой, простой и четкий, как удар молотка по наковальне. Первое: выяснить, где это я оказалась. Второе: найти способ смотаться отсюда обратно. А для этого нужно было остаться на плаву и не привлекать к себе лишнего внимания.

Ну, думаю, надо идти. Стоять как столб — тоже не вариант. Я попыталась изобразить на лице ту самую озабоченную спешку, как у всех, и сделать пару шагов. Но, видимо, у меня получилось так же естественно, как у механического паука танцевать вальс. Я чувствовала каждый свой нерв, каждый неверный шаг.

И тут из-за угла, как по команде, вывалились двое. В одинаковой серой форме, с железными жетонами на груди. Наши взгляды встретились, и я поняла — я поймана. Их глаза скользнули по мне, холодные и цепкие, как щупальца. Сразу видно — ищут кого-то, кто тут не вписывается. Ну и нашли, блин.

Визуализация. Попала... куда?

Глава 3. Совет

Зал заседаний Совета Лилилграда был тем местом, где деньги и власть пахли не просто деньгами и властью. Здесь пахло дорогим воском для полировки столешниц из черного дерева, тончайшим ароматом выдержанного коньяка в хрустальных бокалах и едва уловимым, но стойким запахом страха. Он витал в воздухе, смешиваясь с духами сильных мира сего, — призрачный, не признаваемый вслух, но знакомый каждому.

Длинный, отполированный до зеркального блеска стол отражал в себе тяжелые хрустальные подвески люстр, разбивая их свет на сотни холодных бликов. А по стенам, в золоченых рамах, портреты бывших правителей смотрели на нынешних хозяев города с молчаливым, почти осязаемым укором.

Казалось, их нарисованные глаза следят за каждым жестом, осуждая мягкотелость и нерешительность.

И в этой гробовой, напыщенной тишине, как обухом по голове, прозвучал голос советника Агриппины. Женщина с лицом, на котором вечное, маниакальное недовольство жизнью и окружающими высекло несколько лишних, несмотря на все усилия косметологов, морщин, резко вскочила с места.

Ее дорогой, расписной шелковый веер, который секунду назад лениво обмахивал ее разгоряченное лицо, с гневным треском хлопнул по глянцевой столешнице, оставив микроскопическую царапину.

— Я требую их уничтожения! — ее голос, обычно сладкий и тягучий, как патока, сейчас резал воздух, как осколок стекла. — Всех, до последнего! Засыпать эту проклятую яму щебнем и известью и забыть, как страшный сон, что они когда-то ползали у нас под ногами!

Она не уточняла, о ком речь. Все и так понимали. «Нижние». Обитатели Поднебесья. Те, чье существование было неприятным, но до поры терпимым фоном для жизни верхнего города.

Очередное нападение на ее фармацевтическую фабрику «Серебряный Флакон» свело на нет прибыль за целый квартал. Кто-то — наглый, неуловимый и страшный в своей дерзости — пробился сквозь два кольца вооруженной охраны, не просто что-то украл, а методично разгромил цех по производству эликсиров, унес ящики с дорогущими, редчайшими реактивами.

И самое унизительное, самое жгучее — оставил на стене директорского кабинета насмешливый, примитивный рисунок: крысу, вскрывающую бутыль с ядом.

— Мои убытки исчисляются десятками тысяч крон! — Агриппина говорила, и ее пальцы, унизанные массивными перстнями с темными камнями, бессильно сжимались в воздухе, будто вцепившись в глотку невидимого врага.

Но в ее глазах, помимо ярости раненой хищницы, плескалось нечто большее. Там был страх. Животный, иррациональный, плотоядный страх перед теми, кого она считала грязью. Перед теми, кто жил внизу, в темноте и грязи, и осмелился поднять голову, бросив вызов ей лично.

Остальные члены Совета слушали ее тираду с разной степенью участия. Старый Годрик, чьи интересы уже тридцать лет лежали в области металлургии и выплавки стали, скучающе разглядывал замысловатый лепной узор на потолке.

Его коллега, грузный владелец транспортных дирижаблей, вполуха кивал, погруженный в собственные проблемы с зарождающимся профсоюзом пилотов, которые грозили сорвать выгодный контракт с соседним герцогством.

Воздух в зале, пропитанный дорогими духами Агриппины, ароматом старого дерева и дорогого табака, сгущался от мыслей, которые никто не решался озвучить вслух.

Все они знали, что проблема с «нижними» обостряется. Но засыпать «яму»? Уничтожить Поднебесье? Это было все равно что отрубить себе ногу, потому что натерла мозоль. Кто тогда будет работать на их фабриках, чинить их трубы и вывозить их мусор за гроши?

Нет, мысль Агриппины была слишком радикальной, слишком дорогой и слишком опасной. Но семя страха было брошено. И оно уже начало прорастать.

Советник Кассиан, сухопарый мужчина с лицом, на котором вечное недоверие к миру вывело тонкие, словно прочерченные пером, морщины, неспешно поправил пенсне на переносице.

Казалось, даже этот простой жест он совершал с расчетом, без лишних движений. Его длинные, костлявые пальцы, привыкшие листать бесконечные гроссбухи и сводить балансы, плавно сложились перед собой в аккуратный, почти молитвенный замок, легший на отполированную столешницу.

— И кто же тогда будет работать на ваших восстановленных, сияющих фабриках, дорогая Агриппина? — его голос прозвучал ровно, монотонно, как тиканье дорогих настольных часов. В нем не было ни капли эмоций — ни гнева, ни сочувствия, только чистый, холодный расчет. — Наши собственные, уважаемые граждане Лилилграда? И платить им втрое, а то и впятеро больше за ту самую «грязную» работу, на которую они и пальцем не захотят пачкать?

Он сделал намеренную паузу, позволив этому неудобному вопросу повиснуть в напряженном воздухе зала, уже напоенном дорогими духами и теперь еще и потаенной тревогой. Он видел, как у некоторых из его коллег слегка дернулись уголки губ или они потупили взгляд. Все они прекрасно понимали, о чем он.

— Позвольте напомнить вам, уважаемые коллеги, сухие, но весьма красноречивые цифры, — Кассиан продолжил так, словно зачитывал скучный, но жизненно важный отчет бухгалтерии. — Экономия на фонде оплаты труда жителей Поднебесья только за один прошлый квартал не только с лихвой покрыла все их... недавние шалости, как вы изволили выразиться, но и принесла в общую казну, а значит, и в ваши личные карманы, чистую сверхприбыль в размере семнадцати процентов. Семнадцать! — он кивнул в сторону грузного владельца дирижаблей, который наконец оторвался от своих мыслей и насторожился.