Мой муж - босс мафии (по средам)

Глава 1

Стекло хрустнуло под каблуком. Грегори не глядя отшвырнул осколки дорогого хрустального бокала в сторону пустого камина. Пьянящий запах дорогого коньяка смешивался с запахом страха. Страха, который висел в нашей некогда роскошной гостиной густым, удушающим туманом. На экране ноутбука застыла цифра. Не просто большая. Не просто огромная. Цифра, перечеркивающая всю нашу жизнь.

— Двести... семьдесят... три миллиона? — мой голос был едва слышен. Я стояла в дверях, бледная, прижимая к груди спящего Эндрю. Малыш мирно сопел, уткнувшись личиком в мое плечо, не подозревая, что наш устойчивый и надежный мир рухнул прямо в этот самый момент.

Грег резко обернулся. Его глаза, обычно такие уверенные, сейчас бегали, как у загнанного зверя. Не было в них ни раскаяния, ни боли за семью. Только животный ужас и расчетливая решимость. И меня это ужасало.

— Да, Лил. Двести семьдесят три миллиона. — Он произнес это почти отстраненно, как будто речь шла о счете за коммуналку. — И это только мои. Основные. Еще кредитки... залоги... займы у знакомых…

Я прислонилась к косяку, будто ноги отказали. Эндрю нахмурился во сне. Я автоматически укачивала его, не отрывая взгляда от мужа. Хочется, чтобы в этот самый момент он просто сказал, что все это шутка. Но он почему-то не говорит.

— Как? — прошептала я, стараясь хоть немного выдавить из себя слова. — Грег, как ты мог? Ты же обещал... после прошлого раза...

У него уже был долг. Там, в прежней жизни. Но это было так давно, и он пообещал, что больше никаких азартных игр, никаких казино и ставок. Выходит… он меня обманул?

— Неважно! — он резко махнул рукой, отрезая любые мои упреки. — Важно то, что здесь, в этой стране, мне теперь конец. Коллекторы, суды... тюрьма, Лил. Тюрьма! И это не самое страшное! Это прямо мечта! Меня найдут и закопают. Прямо живьем. А денег у меня нет.

Он метнулся к сейфу, встроенному в стену за картиной. Быстро набрал код. Металлическая дверца открылась. Внутри лежали пачки денег – жалкие остатки былого благополучия, несколько паспортов, ключи от машины. Он говорил, что все это на крайний случай. На черный день. Но сейчас оказывается, что этот черный день почему-то касается его одного.

— Что ты делаешь? — я почувствовала ледяную волну страха, поднимающуюся от пяток к горлу. Не хочется, чтобы мои догадки были произнесены вслух.

— Уезжаю. Сейчас. Пока есть шанс. — Он стал сгребать деньги в дорогой кожаный рюкзак.

«Нет… нет и нет!»

— Наличные, что остались. Пару десятков тысяч баксов. Хватит, чтобы начать где-то заново.

— Уезжаешь? — я сделала шаг вперед, голос сорвался. — А мы? Эндрю? Долги? Эти... а если эти люди придут сюда? Если придут к нам!

Грег замолк. Он на секунду замер, глядя на меня и сына. В его взгляде не было любви. Не было даже жалости. Был холодный, практический расчет. Он всегда был таким? Всегда… смотрел на меня так?

— Ты... ты умная, Лил, — выдавил он, избегая моих глаз. — Разберешься. Квартира... оформлена на тебя. Продашь. Часть долгов покроешь. Остальное... я не знаю. Может, реструктуризация... — Он махнул рукой, словно отмахиваясь от назойливой мухи. От меня. Словно я эта муха. От нашей общей жизни. От нашего двухлетнего сына.

Он подошел ко мне. Я ждала, что он скажет, что это просто шутка. Снова ждала. Ждала, что обнимет и утешит. Но он подошел не для объятий. Протянул ключи от премиального внедорожника, стоявшего в подземном гараже нашей многоэтажки.

— Бери машину. Продашь. Деньги тебе. На первое время.

Он сунул ключи мне в руку.

Я не взяла. Они со звоном упали на паркет, минуя мою руку.

— Ты бросаешь нас? С ребенком? С долгами почти в четверть миллиарда? — Голос мой наконец сорвался в крик. Эндрю тут же проснулся и заплакал. Мой малыш такой беззащитный и испуганный. Не меньше моего.

Грег вздрогнул, но не от плача сына. Он посмотрел на часы и точно опомнился.

— Мне нужно идти. Самолет.

Он бросил последний взгляд на квартиру – на дорогую мебель, на картины, на плачущую меня с сыном на руках. И я увидела в нем только азарт беглеца, почуявшего свободу.

— Прости, Лил. Так надо. Так будет лучше. Для всех. Прощай!

***

Не прошло и дня после того, как мой мир перевернулся с ног на голову.

Я сидела на кухне, сжимая в руках кружку с остывшим чаем, и пыталась осознать, что все это — не сон. Вчера еще Грегори был здесь, улыбался, целовал меня в макушку перед уходом на работу. А сегодня — пустой шкаф, отсутствующий телефон и зияющая дыра в нашем общем банковском счете.

Это даже смешно повторять. Мой благоверный супруг, нахватав долгов — сбежал куда подальше, оставив меня с маленьким ребенком на руках.

Сейчас у меня много времени подумать.

Я вспомнила, как он в последнее время нервничал, как часто исчезал на «встречи с партнерами», как его телефон, теперь и тогда, замолкал при моем приближении. Но я верила ему. Верила, что он просто устал, что это временно, что ему трудно прижиться в новом городе.

А теперь — тишина.

Нужно было срочно что-то решать. Или они придут за мной.

Я вспомнила их лица — те, что иногда маячили у подъезда, когда Грегори «случайно» оказывался не дома. Хмурые, с холодными глазами. Я думала, что это просто соседи, не придавала этому значения. Конечно, мы ведь переехали совсем недавно! Хотелось в это верить.

Нет.

Не время ныть и плакать.

Время решать.

Я тут же обзвонила всех старых знакомых, работодателя, коллег, надеясь, что удастся собрать хоть какую-то сумму.

«Лили, извини, но у нас самих концы с концами…»

«Ты же понимаешь, праздники на носу, все бюджеты расписаны…»

«Может, в новом году?»

В пик преддверия зимних каникул — почти ни у кого не было денег. На что я рассчитывала?

Да… скоро рождество. А учитывая, что я в этом городе осталась одна — просить помощи больше было не у кого. Родители умерли давно, брат уехал за границу и пропал, увлеченный своей новой жизнью. Друзья… Друзья остались в Чикаго. Но почти никого из них я не могла назвать хорошими.

Глава 2

Я натянула на Эндрю куртку, тщательно застегивая каждую пуговицу, поправила шапку, чтобы ушки были закрыты, и трижды проверила, не забыла ли кошелек. Деньги — последние, что лежали в кошельке на «всякий случай», жалкие бумажки, которых едва хватит на самое необходимое. Но голодный ребенок не может ждать до завтра, его большие глаза смотрят с надеждой, а маленький животик уже урчит.

— Ма-ам! — закапризничал малыш, выгибаясь всем телом, когда я попыталась усадить его в тележку. Его пальчики вцепились в край сиденья, а ножки уперлись в холодный металл.

— Ты же любишь кататься, помнишь? — уговаривала я, стараясь говорить мягко, но в голосе уже прокрадывалась усталость. — В прошлый раз тебе так понравилось, ты даже не хотел вылезать.

— Не-е! — он мотал головой, его темные волосики, торчащие из под шапки, разлетались в разные стороны.

Вокруг нас проходили люди, бросали взгляды — кто-то улыбался снисходительно, будто вспоминая свои родительские будни, кто-то морщился, раздраженно цокая языком, мол, мамаша, вы что, не можете успокоить свое чадо? Я чувствовала себя неуклюжей, нелепой с этими растрепанными волосами, без макияжа, с плотно натянутым капюшоном, который никак не скрывал моего изможденного лица.

— Хорошо, хорошо, — сдалась я, вынимая его из тележки и вздыхая. — Но тогда держишься за руку. Ты же большой мальчик, да?

Он кивнул серьезно, будто в самом деле понимает, о чем я говорю, схватил меня за палец всей ладошкой, и мы медленно пошли между полок, заставленных яркими упаковками, каждая из которых прямо кричала «купи меня».

Магазин был переполнен не смотря на поздний час. Люди скупали все подряд — шампанское, закуски, сладости, будто готовились не к обычному вечеру, а к какому-то грандиозному празднику. У всех были списки, все знали, что им нужно, уверенно двигались между рядами, наполняя корзины. А я стояла и соображала, как растянуть две двадцатки на несколько дней, чтобы хватило хотя бы на самое необходимое. И почему я не носила с собой наличку? Это ведь буквально безопаснее, чем пластиковая карта!

— Мама, сёк! — Эндрю вдруг потянулся к яркой коробке с яблочным соком, вырывая меня из размышлений.

— Не сегодня, солнышко, — ответила я, осторожно забирая коробку и возвращая ее на полку.

— Атю-ю! — его голос начал дрожать, губы дернулись, а в глазах появились предательские слезинки. Я знала, что сейчас будет истерика — та самая, от которой сжимается сердце, но терпеть которую уже нет сил.

«И снова на нас уставятся…»

— Хорошо, — прошептала я, хватая коробку и кладя ее в тележку. — Но только один.

В конечном итоге положила еще три. На всякий случай.

В тележке уже лежали хлеб, молоко, пара банок детского питания, дешевые макароны и банка тушенки — скудный набор, которого едва ли хватит. Но ко всему прочему я взяла еще пачку печенья — на случай, если Эндрю проснется ночью и захочет есть, а у меня не будет сил встать.

Из магазина я вышла, держа мальчонку на руках. Он прижимался ко мне, сжимая в ручках коробку сока. Другая рука была занята пакетом, который тянул плечо вниз, напоминая о том, как мало у нас осталось.

«Надо бы срочно заняться продажей машины и…» — мысль оборвалась, как только я увидела их.

Два мужчины стояли у нашего дома, курили, о чем-то переговраивались, и смотрели прямо на меня. Высокий и худой, как жердь, с пронзительным взглядом бросил окурок, раздавил его ботинком и медленно улыбнулся.

Другой — низенький и толстый, с неприятным, отталкивающим лицом, хмыкнул. Оба выглядели уже ближе к преклонному возрасту.

— Эванс? — спросил высокий.

Я замерла на месте, почувствовав, как по спине пробежал холодный пот, а в горле пересохло. Эндрю инстинктивно прижался ко мне сильнее, словно чувствуя исходящую от них опасность, а его маленькие пальчики вцепились в мою куртку.

— Вы кто? — мой голос прозвучал резко, почти грубо, но внутри все сжалось в тугой комок страха.

Низенький мужчина ухмыльнулся, обнажив ряд желтых, неровных зубов, а его взгляд скользнул по мне больше оценивающе.

— Коллеги вашего мужа, — сказал он, нарочито медленно растягивая слова, будто наслаждаясь моей реакцией. — Очень хотели бы с ним поговорить. Но, видимо, он уже... исчез? Мы угадали?

Высокий не спеша достал из кармана вторую сигарету, закурил, выпустив струйку дыма в вечерний воздух и произнес:

— А вот вы — нет.

Я инстинктивно сделала шаг назад, но толстяк ловко перегородил дорогу.

— Не спешите. Мы просто хотим поговорить.

— О чем?

— О долгах.

— Я ничего не знаю о его делах, — прошептала я, чувствуя, как дрожат руки, а пакет вот-вот выскользнет из пальцев. Еще бы устоять на ногах и не потерять сознание — было бы просто великолепно.

— Очень жаль, — высокий вздохнул почти театрально, выпуская клубы дыма мне прямо в лицо. — Потому что долги — теперь ваши.

Толстяк вдруг протянул руку, собираясь потрепать Эндрю по щеке, и я резко отпрянула в другую сторону, прижимая сына к себе так сильно, что он тихо вскрикнул.

— Не трогайте его!

— Ой, какая нервная, — засмеялся он, — Ладно, сегодня мы просто предупредили. Завтра придем с бумагами.

— У меня нет денег! — я попыталась вразумить их.

— Квартирка зато есть… — продолжил высокий, лениво обводя взглядом улицу, почти в миг опустевшую, что даже не позвать на помощь, — Машинка…

— Так быстро я их не продам и…

— Ну так постарайся, — предупреждающе хлопнул меня по плечу низенький так, что я чуть не осела на землю под тяжестью этого жеста, — Или послезавтра... — он многозначительно посмотрел на Эндрю, в его взгляде было что-то такое, от чего кровь стыла в жилах, — будем решать вопрос иначе.

Не знаю, что он имел в виду под этим «иначе», но оно мне не нравилось.

— Дайте хотя бы неделю! — снова пытаюсь торговаться. Как же жалко это выглядит!

— Неделю? — высокий притворно задумался, переглянувшись с напарником. — Три дня.

Глава 3

— Спасибо, что приехала, — в стотысячный раз пробормотала я, глядя в пол. Казалось, эти слова уже потеряли всякий смысл от постоянного повторения, но я всё равно не могла перестать их говорить.

Моя школьная подруга Миранда Миллер. После выпуска выскочила замуж и уехала. Едва ли я осмелилась спросить у нее, не даст ли она мне взаймы (до последнего не хотелось ее беспокоить своими проблемами, да и стыдно было невероятно), как та, не раздумывая ни секунды, тут же примчала ко мне через полстраны, бросив все свои дела, работу и мужа.

— Лили, еще раз скажешь «спасибо», и я правда тебя стукну! — она пригрозила мне ложкой, которую как раз мыла на кухне.

Пока я в панике металась, пытаясь продать машину (а покупатели, как назло, предлагали копейки, будто специально издевались), она взяла на себя все бытовые проблемы. Сидела с сыном, даже купила продуктов и приготовила еды — настоящий ангел-хранитель. Про порядок, что она навела в моем разгромленном жилище (а я в отчаянии устроила там настоящий хаос), и говорить нечего — казалось, она одним взмахом руки вернула в дом хоть какую-то видимость нормальной жизни. Хоть ей и близко не пахло.

— Прости, — виновато улыбнулась я, чувствуя, как комок подкатывает к горлу. Завтра уже нужно было отдать деньги, а у меня не было даже трети суммы. Даже если бы я продала всё, что осталось, этого бы не хватило.

— Что? Снова предложили за копейки? — она резко развернулась ко мне, кастрюля в руках.

— Ага… — кивнула я, сжимая пальцами край стола. — С квартирой та же беда… Банк взял ее в залог. Не выплачу и им — вышвырнут нахрен, и тогда вообще непонятно, куда идти.

— М-да... — она задумалась, поставив кастрюлю на плиту. — Может, тебе переехать? Ну, пока совсем не поздно?

— Куда? — взвыла я, едва ли не срываясь на крик. — Они меня везде найдут. Даже сегодня кто-то следил... Я прямо чувствовала это.

— Ну, ладно. Не хочешь уезжать совсем…

— Именно. В бега? Как Грег?

— Найдем квартирку поменьше, — она махнула рукой, будто это было так просто. — На первые пару месяцев я внесу оплату.

— Нет, ты и так мне заняла и...

— И никаких нет! — перебила она, указывая на меня пальцем. — Ты будешь сидеть, ныть и ждать, пока тебя выкинут на улицу? Или все-таки попробуешь что-то сделать?

Я открыла рот, чтобы возразить, но слова застряли в горле. Она была права. Но страх, отчаяние и ощущение полной безысходности сжимали грудь так сильно, что хотелось просто свернуться калачиком и исчезнуть.

«Вот бы сейчас снова стать маленькой…»

— Все образуется. Я тебя не брошу, веришь? — её голос прозвучал так твёрдо, так уверенно, что на мгновение мне показалось — может, и правда всё наладится.

Я кивнула, сжимая в руках телефон. На нём горел последний диалог с «кредитором» — короткое, как приговор, сообщение, от которого кровь стыла в жилах:

«Завтра в 18:00. Сквер у фонтана. Только ты. Если будешь не одна — ребёнка заберём сразу»

Миранда прочитала сообщение через моё плечо и резко выдохнула, будто её ударили в живот.

— Чёртовы мрази… — прошипела она так тихо, но с такой ненавистью, что мне стало жутко.

Она схватила мои дрожащие руки.

— Слушай меня внимательно, — её голос звучал чётко, как команда. — Ты идешь туда. Ты говоришь, что деньги будут. Что ты уже договорилась о продаже машины, но покупатель в отъезде. Попроси о встрече с главным. Скажи, что отдашь деньги только ему лично в руки.

— Они не поверят, и… — мои губы дрожали, а в голове крутились самые страшные сценарии.

— Неважно! — её голос звучал жёстко, как сталь, и резал воздух. — Они тебе ничего не сделают. Если им нужны хоть какие-то деньги — пойдут на сделку.

— Но… — я попыталась возразить, но она резко перебила.

— Никаких «но»! — она тряхнула меня за плечи, заставляя встрепенуться. — Ты не одна, поняла? Решим!

Я кивнула, чувствуя, как слёзы катятся по щекам, оставляя мокрые дорожки.

— Хорошая девочка…

Миранда вытерла мне лицо ладонью, будто я была всё ещё той шестнадцатилетней Лил, которая ревела из-за несданной контрольной.

«Как в те времена, когда мы сидели на задней парте и она сувала мне в руку жвачку, чтобы я перестала хныкать».

Только сейчас ставки были куда выше.

— А сейчас ты идешь в душ. Садишься есть. И ложишься спать! Иначе я тебя привяжу к кровати, — произнесла Миранда с той самой хитрой ухмылкой.

Я фыркнула сквозь слёзы, но послушно поплелась в ванную.

Как сняла с себя одежду не помню. Помню только, как горячая вода смывала дрожь, но не страх. Пар застилал зеркало, превращая моё отражение в размытое пятно — будто я уже растворялась в этом мире, в этой жизни, которую завтра могла потерять. В голове вертелось одно: «Что, если завтра всё пойдёт не так?»

Миранда позаботится об Эндрю. Из них с Томом выйдут хорошие родители и…

Я сжала зубы, чтобы не застонать вслух.

Руки дрожали, когда я намыливала волосы. Вода стекала по спине, горячая, почти обжигающая, но внутри всё равно оставался холод.

— Лили! — голос подруги пробился сквозь шум воды. — Ты там не утонула? Иди жрать, я спагетти сделала!... — пауза, чуть тише: — Надеюсь, это хоть сколько-то съедобно…

Я хмыкнула, вышла из душа и вытерлась полотенцем, взятым на стиральной машине. Слишком грубым для моей и без того растерзанной кожи. И натянула махровый потрепанный халат — тот самый, который Грегори называл «тряпкой» и всё грозился выкинуть, потому что «я нормально зарабатываю, зачем тебе это тряпье?» Теперь это было всё, что у меня осталось от прежней жизни.

За столом я ковыряла вилкой в тарелке, пока Миранда, не обращая внимания на моё состояние, с аппетитом уплетала «пасту» и что-то бурно обсуждала по телефону с мужем.

— Да, Том, я знаю, что завтра у тебя совещание! — огрызалась она, закатывая глаза. — Но это срочно!... Нет, не «потом», а именно завтра!

Я подняла на неё глаза. Она поймала мой взгляд, на секунду смягчилась и, прикрыв трубку ладонью, прошептала:

Глава 4

Я стояла в сквере, сжимая в руках сумку с деньгами — теми жалкими крохами, что удалось собрать. Пальцы немели от напряжения, а кожа на ладонях покрылась липкой испариной. Ветер трепал волосы, забираясь под воротник куртки, но я не чувствовала холода. Внутри горело.

Фонтан позади лениво плескался, будто насмехаясь над моим положением. Вода стекала по каменным уступам, разбиваясь о гладкую поверхность, и этот звук — ровный, монотонный — казался теперь зловещим.

«Почему его еще до сих пор не отключили? На следующей неделе передавали мороз…» — волновало меня сейчас куда больше того, что я несоизмеримо сильно влипла. Наверное, это помогло мне отвлечься.

Вокруг смеялись люди, совершенно не подозревавшие, что происходит в двух шагах от них. Девушка с розовыми волосами кормила голубей, рассыпая крошки и улыбаясь их суетливой возне. Пара подростков целовалась у скамейки, полностью погруженные в свой маленький мир. Мужчина в дорогом костюме фотографировал ребенка на фоне аттракциона, заставляя его улыбаться и махать рукой. Обычная жизнь. Та, которой у меня больше не было.

— Ты опоздала.

Голос сзади — низкий, с хрипотцой, будто его владелец выкурил за утро пачку сигарет. Я обернулась, сердце на мгновение замерло.

Двое.

Первый — высокий, в длинном кожаном пальто, которое болталось на нем, как на вешалке, подчеркивая худобу

Второй — поменьше, коренастый.

«Все те же два урода…» — промелькнуло в голове.

Высокий шагнул ближе, перекрывая собой и без того тусклое солнце, спешащее за горизонт, а его тень накрыла меня целиком, предвещая что-то неотвратимое.

— Где деньги?

Он даже не представился. Как будто я должна была знать, кто он. Как будто я вообще что-то должна была этим тварям.

Я вдохнула глубже, вспоминая слова Миранды. «Ты говоришь только с главным. Только лично. Эти уроды могут быть кем угодно… денег не передадут, так еще больше останешься должна»

— Я хочу поговорить с вашим боссом.

Коренастый фыркнул и переглянулся с напарником. В его взгляде читалось что-то между раздражением и насмешкой.

— С чего это? — надменно спрашивает тот, посмотрев на «друга» точно также. Если они не умеют передавать друг другу мысли, то точно подумали о том, как я смешно выгляжу, требуя чего-то без прав.

— Потому что я отдам деньги только ему. Лично. Я не знаю, кто вы такие, и не знаю точно, сколько должен мой муж. Нам нужно обсудить детали.

Высокий нахмурился, словно пытался понять, не дура ли я. Потом медленно достал телефон, отошел на пару шагов и заговорил полушепотом так, что слов не разобрать. Только отдельные обрывки: «Да, она тут… Нет, одна… Говорит, только тебе…»

Коренастый тем временем кружил вокруг, как шакал, изучая меня взглядом, видно пытался угадать, что у меня на уме.

— Как поживает сынишка?

При упоминании Эндрю сердце сжалось так, что дыхание перехватило. Я стиснула зубы, чтобы не дрогнуть. Не дать им этого удовольствия. И потому ничего не ответила.

Едва ли тот собрался снова заговорить как высокий вернулся, сунул телефон в карман и перебил его:

— Ладно. Поехали.

Он кивнул в сторону черного внедорожника, припаркованного у тротуара, там, за выходом из парка.

«Господи, только бы все получилось…»

***

Машина тряслась по ухабам, везя меня бог знает куда. Каждый рывок на кочках отдавался тупой болью в висках. Телефон отобрали еще в у выхода — коренастый сунул его в карман со словами «На всякий случай», а его жирные пальцы на мгновение задержались у моего запястья, оставив липкое ощущение.

Глаза не завязывали — плохой знак. Значит, не боятся, что я запомню дорогу.

Или не планируют отпускать.

Ветер бил в лицо через приоткрытое окно, пахло бензином и промозглой сыростью, смешанной с чем-то затхлым, будто в салоне давно не убирали. Но мне грех было жаловаться. Я хотя бы еду в салоне, а не в багажнике.

«М-да… докатилась».

Мы проехали промзону с ее серыми коробками цехов и ржавыми трубами, потом какой-то пустырь с покосившимися фонарями, которые даже не пытались светить, и наконец, остановились у длинного склада с облупившейся краской.

Ворота скрипнули, пропуская нас внутрь.

Из машины меня почти что вытолкнули, не дали осмотреться, затащили внутрь и повели по коридору с голыми бетонными стенами, где свет лампы мигал, будто на последнем издыхании. Где-то капала вода — размеренно. В воздухе висела пыль, оседая на язык и оставляя горьковатый привкус.

Дверь в конце. Кабинет.

Словно декорация из старых гангстерских фильмов: дубовый стол, отполированный до зеркального блеска, кожаное кресло, в котором можно утонуть, даже сигары в хрустальной вазочке, будто ждущие своего часа. И за всем этим — он.

Мужчина лет сорока, каштановые волосы с аккуратной укладкой вверх, будто только что из барбершопа, где над каждой прядью колдовали как над произведением искусства. Лицо — ни морщинки, только легкая тень щетины, намеренно оставленная, чтобы подчеркнуть небрежную элегантность. Костюм сидел на нем так, словно был сшит прямо на теле. Очень дорогой. Это видно сразу — по тому, как ткань облегает плечи, как лежат складки, как поблескивают пуговицы.

Он откинулся в своем дорогостоящем кресле, развел руками, демонстрируя открытость, которой здесь и не пахло:

— Ну, вот и я. Говори.

Я поставила сумку на стол, и глухой стук денег прозвучал неожиданно громко в этой тишине.

— Для начала было бы вежливо представиться.

Голос дрогнул, но я попыталась звучать тверже, хотя в горле пересохло, будто я наглоталась той самой пыли из коридора.

— Знай свое место! — рыкнул коренастый сзади.

Но мужчина за столом лишь поднял ладонь, заставляя его замолчать. Движение было легким, почти небрежным, но в нем читалась привычка к беспрекословному повиновению.

— Вежливо… — произнес он это слово медленно, будто пробуя на вкус, растягивая каждый слог.

Глава 5

На улице мне вернули телефон — сунули его в дрожащие руки с таким видом, будто делают одолжение — и буквально вытолкнули за территорию склада. Я споткнулась о неровный асфальт, но тут же схватилась за забор, чтобы не упасть.

«Придурки….»

Первое, что я сделала — с бешено колотящимся сердцем позвонила Миранде. Она ведь волновалась.

Гудки. Долгие, мучительные. Каждый звук отдавался в висках, будто отсчитывая последние секунды моего спокойствия. Они же ничего с ними не сделали?

«Алло?» — голос подруги звучал встревоженно, будто она боялась, что с этого телефона мог звонить кто-то другой. Кто-то нежеланный. Кто-то, кто сообщил бы где забрать остатки моего тела, что еще не продали на органы.

— Мира, это я, — выдохнула я, и тут же почувствовала, как по спине пробежали мурашки.

«Лили?! Господи, где ты?! — в трубке раздался почти истеричный крик. — Я обзвонила все больницы, даже в полицию звонила! Ты представляешь, что я пережила?!»

— Я в порядке, — пробормотала я, автоматически оглядываясь через плечо. Вокруг был пустырь. Все та же заброшенная промзона с разбитыми фонарями, где редкие желтые пятна света на асфальте создавали жутковатую игру теней. Мне казалось, что из темного здания за мной все еще наблюдают. — Скоро буду... Если найду на чем приехать.

«Ты где конкретно?» — Миранда говорила быстро, срываясь на высокие ноты.

— Хрен его знает… — я обвела взглядом унылый пейзаж. — Какая-то промзона на окраине.

«Так. Дуй домой. И пожалуйста, будь осторожна!»

До более-менее оживленной части промзоны пришлось идти пешком. Каждый шаг давался с трудом.

Ноги подкашивались, будто после долгой болезни. Адреналин выветрился, оставив только пустоту и противную дрожь в пальцах. Ветер свистел в ушах, срывая с губ проклятия, которые я шептала Грегу, своему мужу, этому идиоту, из-за которого оказалась в этой яме.

Промзона встретила меня ржавыми заборами с колючей проволокой и воем бродячих собак где-то в темноте. Грузовики с выключенными фарами стояли вдоль дороги, как спящие чудовища, готовые в любой момент ожить. Я подняла руку, когда вдалеке показались фары — последняя надежда на спасение из этого ада.

Старый «пикап» с потертой краской притормозил, скрипя тормозами.

— Куда, девочка? — из приоткрытого окна высунулось морщинистое лицо пожилого мужчины. Его голос звучал устало, но без угрозы. Я уж было представила, как придется «благодарить» за помощь. На сердце полегчало.

— В центр, если можно… — голос мой дрожал, но я старалась держаться.

— До окраины только, мне на магистраль. Поедешь?

Я коротко кивнула. Видок у меня, наверное, был тот еще, раз тот даже не стал задавать лишних вопросов.

— Садись, — кивнул он, отпирая дверь.

«А если маньяк?» — мелькнула мысль. Но я ее быстро откинула.

В салоне пахло дешевым табаком и чем-то затхлым, но добрый дяденька молча крутил баранку, изредка поглядывая на меня краем глаза. Тишина в машине была тягостной, но я не решалась ее нарушить.

— Ты откуда тут, а? — спросил он наконец, когда мы проехали уже пару «кварталов».

— Заблудилась, — ответила я, глядя в боковое окно.

— В промзоне? — он хмыкнул, качая головой.

— Да.

— Ну ладно, не мое дело. Молодая еще, всякое бывает.

Дальше мы ехали молча. Он высадил меня у какого-то маркета, у заправки.

— Спасибо, — я сунула руку в карман, но он махнул рукой. Даже денег не взял.

— Да ладно, проехали. Береги себя, дочка.

— Спасибо…

На такси денег не было — последние купюры я оставила тем людям, и залезать в еще больший долг подруге не хотелось. Пришлось ждать маршрутку.

№217 тряслась по разбитой дороге, а я сжимала в руке телефон, будто он мог защитить. В окно лился желтый свет уличных фонарей, и в каждом отражении мне чудились глаза Винсенте — холодные, безжалостные, следящие за мной даже сейчас.

В конечном итоге домой я добралась только к полуночи, с пересадками.

Ключ заедал в замке, как всегда, хотя квартира новая. Эта маленькая бытовая проблема почему-то вывела меня из себя больше всего.

Я ввалилась за порог, сбросила туфли, которые натерли ноги в кровь, и замерла посреди прихожей.

Тишина.

Ни Грега, ни его дурацких носков на полу, ни полупустой бутылки пива на столе, оставленной «на потом».

— Вернулась, — на выдохе произносит Миранда, вышедшая ко мне в коридор. Она тут же бросилась меня обнимать, но быстро отпрянула, затыкая нос.

— Фу, срочно в душ!

— Тоже рада тебя видеть, — устало ответила я.

— Давай-давай! Лили, ты воняешь как бомж после месячного запоя! Срочно в душ! — она машет рукой перед носом, отгоняя зловоние. — А потом, когда будешь похожа на человека, расскажешь все детали!

Я просто кивнула, слишком уставшая, чтобы возражать или даже замечать этот запах. Горячая вода смыла с кожи липкий пот, дорожную пыль и это «что-то еще» — что-то невидимое, но осязаемое, въевшееся в поры, от чего хотелось скрести себя ногтями до крови, до розовой, чистой кожи.

Когда я вышла, завернувшись в банное полотенце, Миранда уже накрыла на кухне — поставила чайник, разложила столовые приборы с той педантичностью, которая выдавала ее нервозность.

— Ешь, — приказала она, пододвигая тарелку с картошкой-пюре — очевидно, первое, что подвернулось под руку. — Потом разговоры.

Я послушно взяла вилку, проглотила первый безвкусный комок, и тут же желудок сжался от спазма, будто отвергая даже эту простую пищу.

— Не могу, — прошептала я, отодвигая тарелку.

— Тогда начинай рассказывать, — Миранда скрестила руки на груди, — С самого начала. И без пропусков.

— Пришла я, значит, в этот парк, — начала я.

— В этот раз пришли другие? — перебила подруга, придвигаясь ближе.

— Нет, — я покачала головой, — те же двое... Они сразу же потребовали деньги, но я, как ты и сказала, потребовала, чтобы меня отвели к их боссу.

Миранда скривилась:

Глава 6

Прошел месяц.

Месяц я пахала как проклятая. То официант, то кассир в продуктовом, в промежутке даже уборщица. Пять тысяч. Нужно было отдавать пять тысяч раз в неделю. Двадцать – в месяц. И это еще по божески. Мне повезло, что Марино пошел на сделку. Иначе бы я лично достала Грега из под земли и убила для него.

В конечном итоге квартиру пришлось оставить банку, предварительно продав все, что осталось и что только можно было, чтобы хватило на какое-то жилье. Брать денег еще и от подруги я не могла, совесть не позволила, потому поселилась в однокомнатном клоповнике. Так его назвала Миранда, хотя внешне та была очень даже приличной. Одна большая комната, кухня, ванная. В спальном районе. Почти нет преступности.

Миранда же, уговорив меня, что для Эндрю так будет безопаснее во всех смыслах (а ее надоумил Том, который, очевидно, соскучился по жене) уехала домой вместе с моим сыном. Я согласилась. Она хорошая подруга. И я ей доверяю. Хоть и буду безумно скучать по малышу. Все равно сил играть с ним и заниматься — не было. А он маленький. Пока ничего не понимает..

«Долг….»

В этот раз место встречи был клуб, если быть точнее – один из тех шумных, переполненных людьми заведений, где музыка гремит так громко, что кажется, будто стены вот-вот рухнут от этого бесконечного грохота.

Деньги нужно было отнести туда, причём срочно, без лишних вопросов и промедлений. Время поджимало, а с такими людьми, как Марино, шутки плохи. До меня уже дошло, каким именно образом зарабатывает этот мужчина. И изучать дно океана (в лучшем случае) мне не хотелось. А я много фильмов пересмотрела. Фантазии хватает.

Я стояла перед зеркалом в своей «каморке», если это можно было назвать комнатой – скорее, клетушка, где едва помещались кровать и шкаф. Поправляла чёрное платье – единственное, что хоть как-то напоминало о прошлой жизни. Слишком короткое, слишком обтягивающее, но зато дешёвое, купленное на какой-то распродаже в одном из тех магазинов, где вещи лежат годами, пока их не сбросят за бесценок. Идеально для клуба, где я должна была встретиться с ними, и где нужно было слиться с толпой, не привлекать лишнего внимания, но при этом не выглядеть совсем уж жалко.

Пальцы дрожали, когда я застёгивала пряжку на туфлях – старых, но всё ещё приличных.

Пять тысяч. Только пять тысяч. Мелочь для них, сущие пустяки, которые они могли потратить за один вечер на бутылку чего-то дорогого и ненужного. Но для меня – целое состояние, сумма, которую пришлось собирать по крупицам, отказывая себе почти во всём.

«Надеюсь, они будут довольны…»

Клуб «Орион» сверкал неоновыми огнями, выхватывая из темноты лица прохожих, блеск машин, мокрый асфальт. Музыку было слышно даже через закрытые двери, басы отдавались в груди, заставляя сердце биться в такт. Охранник на входе – здоровенный детина с каменным лицом – скользнул взглядом по моим ногам, потом лениво кивнул, будто делал мне одолжение:

— Вход – пятьсот.

— Я… по делу, — прошептала я, сжимая в сумочке конверт, ощущая, как бумага слегка мнётся под пальцами.

Он усмехнулся, но пропустил, даже не спросив, к кому именно я иду. Видимо, таких, как я, здесь было много. Или его просто предупредили и тот решил подшутить надо мной.

Не так уж важно сейчас…

Внутри было душно, темно, и слишком громко. Тела танцующих сливались в один пульсирующий организм, а бармены ловко жонглировали бокалами. Я протиснулась к стойке, пытаясь разглядеть «его» среди этого хаоса, среди вспышек света и теней.

И увидела.

Он сидел в VIP-ложе, откинувшись на бархатный диван, среди своих людей, но при этом казался совершенно отдельным от всего этого шума и суеты. На коленях у него какая-то девица – яркая, наглая, с губами, выкрашенными в ядовито-розовый цвет. Она кокетливо гладила его по груди, но он не обращал на неё внимания, будто она была просто частью интерьера. Высокий, в идеально сидящем пиджаке, с тем же холодным взглядом, что и тогда.

«Босс. По нему сразу видно».

— Ты опоздала на семь минут, — сказал Винсенте, когда я подошла. Даже не повернул головы, будто знал, что это я, ещё до того, как увидел.

Голос – ровный, без эмоций, точно читал прогноз погоды. Но в глазах что-то мелькнуло – может, раздражение, а может, что-то ещё.

Я молча протянула конверт, стараясь не дрожать, но пальцы всё равно предательски тряслись.

Он не взял. Указал на пустое место рядом, не глядя:

— Садись.

Девица его, что сидела на коленях, заметно напряглась, пальцы вцепились в его рукав, будто пытаясь удержать его внимание. Ей не нравилось, что оно ускользает к такой, как я – в дешёвом платье, с бледным лицом и пустым кошельком. Прямо на лице было написано: «Кто ты такая, чтобы отвлекать его? Знай свое место…»

— Я… только принесла деньги, и… — пробормотала я, чувствуя, как сердце колотится где-то в горле.

— Я сказал – садись.

Его люди замерли, затаив дыхание. Им нравилась картина того, как я пресмыкаюсь. Один неверный шаг – и всё. Один не тот взгляд – и мне конец.

«Наслаждайтесь, уроды… Вам только улыбок не хватает для полного счастья на лице»

Я опустилась на край дивана, боясь раздавить его своим весом. Хоть и скинула килограмм пять в этой беготне, если не больше.

— Пей, — он пододвинул ко мне бокал с чем-то янтарным, даже не уточняя, что это.

— Я не…

— Пей.

Я шумно выдохнула, взяла в руку бокал и сделала глоток. Огонь расплылся по горлу, заставив сжаться пустой желудок. Я прокашлялась, вытерла губы и отодвинула бокал обратно, давая понять, что больше пить не буду.

— Ты плохо выглядишь, — заметил Марино, изучая меня взглядом.

— Спасибо, — я скривила губы. — Это от бессонных ночей на трёх работах. Хотите также?

Он наклонился ближе, и я почувствовала запах его одеколона – дорогого, резкого, как и он сам.

— Ты могла просто снова попросить отсрочку.

— А вы бы дали? — то ли с надеждой, то ли раздражением спросила я, смотря ему прямо в глаза.

Глава 7

Десять тысяч. Через месяц. «Всего лишь» месяц. Или «целый» месяц?

Телефон в кармане слабо завибрировал, нарушая тишину. 04:37. До начала смены оставалось каких-то двадцать три минуты — ровно столько, чтобы успеть дойти до «Быстроефа», где я брала смены и там платили наличкой, и перевести дух.

Знакомый запах подгоревшего растительного масла и дешёвого растворимого кофе встретил меня на пороге заведения.

«Чтобы я когда-то даже есть в такое пришла?» — мысленно скривилась я.

Если бы мне сказали…

Я машинально натянула не самый чистый фирменный фартук, кое-как заколола растрёпанные волосы резинкой и заняла своё привычное место за кассой. Первые посетители — вечно сонные студенты и задержавшиеся до утра тусовщики — уже толпились у стойки, заказывая жирную картошку фри и гамбургеры, чтобы хоть как-то унять похмелье или просто заглушить голод.

— Двойной чизбургер и колу, — бросил мне через стойку парень в потрёпанной кожаной куртке, даже не утруждая себя взглядом в мою сторону.

Я молча кивнула, привычными движениями пробила заказ на кассе, а потом передала его с кухни ему в руки.

— С вас три пятьдесят, — автоматически произнесла я, глядя на экран.

Он небрежно протянул смятые купюры в четыре доллара. Я приняла их, открыла кассовый ящик, достала мелочь и аккуратно отсчитала сдачу.

— Эй, — вдруг сказал он, прищурившись и наконец-то взглянув на меня. — Ты же та самая… с прошлой недели?

Я почувствовала, как напряглись мышцы спины.

— Какая «та самая»? — нарочито спокойно переспросила я, хотя внутри уже зашевелилось беспокойство. Что он под этим подразумевает?

— Да не прикидывайся, — он усмехнулся, склонив голову набок. — Ты тогда этого типа отшила, который к тебе приставал. Чётко так сказала, что у тебя «работа, а не свидания».

А, вот о чём он вспомнил! Нашел о чем…

— Ну, да, это я, — пожала плечами я, стараясь не показывать, что мне вообще есть до этого дело. Хотя неприятный осадок после той встречи еще остался.

— Офигенно, — неожиданно ухмыльнулся он и положил на стойку ещё одну сотню. — Держи. Я прям покайфовал, наблюдая за вами!

Я на секунду замерла, не сразу сообразив, что это чаевые.

— С-спасибо… — пробормотала я в ответ, всё ещё не понимая, с чего вдруг такая щедрость. Покайфовал?

— Не за что, — он махнул рукой и направился к выходу, оставив меня с неожиданным бонусом.

Я медленно сунула деньги в карман. +Сотня к тем самым десяти тысячам! Вот так радость! А что? Каждая мелочь на счету.

После долгой и утомительной смены в «Быстроефе», где я провела целых почти пять часов на ногах, обслуживая бесконечный поток вечно торопящихся посетителей, оставалось еще три часа до второй работы — вечерней смены в прачечной «Чистый пар». Эти три часа казались одновременно и вечностью, и мгновением, ведь я едва успевала перевести дух между этими двумя работами.

По пути, чтобы немного отвлечься от мыслей, я решила срезать через торговый квартал, где вечно толпились туристы с фотоаппаратами и местные, выискивающие скидки в надежде сэкономить пару долларов. Ну а что? Вдруг приглянется что-нибудь поприличнее, чтобы этот напыщенный индюк больше не говорил, что я одета как… хотя, если честно, он ничего такого и не говорил. Наверное, мой мозг сам придумал эту фразу, чтобы дать мне повод для хоть какой-то мечты.

Остановилась у витрины секонд-хенда, где всегда можно было найти что-то необычное среди горы старой одежды. Он давно привлекал мое внимание. За стеклом болталось на вешалке платье — винтажное, тёмно-синее, с мелким белым горошком, которое выглядело так, будто его случайно забыли здесь из другого времени. Воротник-стойка, чуть расклешённая юбка, которая, казалось, создана для того, чтобы кружиться в ней под музыку. То самое, из тех самых «если бы», о которых я иногда позволяла себе мечтать в редкие минуты передышки.

— «Сто двадцать долларов», — прочитала я ценник и фыркнула, потому что даже в моих самых смелых фантазиях я не могла позволить себе такую сумму.

Конечно. Даже в мире старых вещей есть своя иерархия.

Я уже собралась уходить, потому что стоять и смотреть на то, что тебе не по карману, — это просто мучить себя, но вдруг заметила, что на бирке поверх основной цены кто-то шариковой ручкой вывел: «СРОЧНАЯ ПРОДАЖА — 60».

— Хм…

Шестьдесят — это уже не сто двадцать. Но всё равно — шестьдесят долларов. Шестьдесят долларов — это почти три смены в «Быстроефе», три дня бесконечных заказов и улыбок, которые я выдавливала из себя, даже когда хотелось плакать. Это еда на неделю, если экономить и покупать только самое необходимое. Это часть тех самых десяти тысяч, которые я так медленно, но верно копила, чтобы наконец-то…

Но…

Я прижала ладонь к холодному стеклу витрины, оставив на нём едва заметный отпечаток. Платье выглядело так, будто его никогда не носили. Ни потёртостей, ни вытянутых швов, ни следов времени. Как будто оно ждало именно меня.

— Если бы я надела его…

Глупости. Мне некуда его надевать. В моей жизни не было мест, куда можно было бы надеть такое платье. А Марино все же дал задание.

В кармане жарко лежала та самая сотня от парня в кожаной куртке, который сегодня оставил её на столе.

Я глубоко вдохнула, как будто собиралась нырнуть в воду, и толкнула дверь магазина.

— Это платье, — сразу сказала я продавщице, указывая на витрину, стараясь говорить уверенно, хотя внутри всё дрожало. — Там написано шестьдесят?

— Ага, — женщина за стойкой лениво подняла глаза от телефона, как будто моё присутствие её слегка раздражало. — Оплата только наличными, — добавила она, жуя жвачку.

Я сглотнула, чувствуя, как сердце колотится где-то в горле.

— Можно примерить?

Та вздохнула, как будто я просила её поднять штангу, но всё же медленно поднялась и достала платье с вешалки, делая мне одолжение.

Не буду на нее злиться. Я же не знаю, почему она такая грубая! Может, как и я — просто выживает.

Глава 8

Солнечный свет пробивался сквозь полупрозрачные занавески, рисуя на полу теплые золотистые пятна. Я лежала, не шевелясь, с закрытыми глазами, но уже понимала — что-то не так.

Подушка под щекой была слишком мягкой. Одеяло пахло свежестью, а не пылью с пола, где я точно вчера уснула, чтобы не беспокоить раненного.

Как я оказалась в кровати?

Медленно, будто боясь спугнуть тишину, я приоткрыла один глаз.

Комната была пуста.

Но из кухни доносился тихий звон посуды, шипение масла на сковороде и… неужели тосты? Аромат хрустящего хлеба и яичницы смешивался с горьковатым запахом свежесваренного кофе.

— Проснулась?

Голос был мягким, почти домашним.

Я резко распахнула оба глаза и села, впиваясь пальцами в край одеяла.

Он встал в дверном проеме, опираясь на косяк. На нем была футболка Грегори — та самая, серая, с выцветшим логотипом какой-то группы. И его же домашние штаны в мелкую клетку.

Зачем я вообще забрала их с собой?

Не помню.

Может, потому что в тот день, когда уходила из некогда нашей общей квартиры, хотела верить, что он вернется. Что все еще можно исправить. Или оставила как сувенир…

Святая наивность.

— Да… готовишь? — мой голос прозвучал хрипло от сна.

Он улыбнулся.

Солнце падало на его лицо, делая морщинки у глаз заметнее. Красивый чертяка… а раз я жива, то все еще ничего не помнит.

— Ты так сладко спала, хоть я и не понял, почему легла на полу.

— А?

— Я не настолько сильно ранен, чтобы меня не тревожить…

Он говорил легко, будто мы старые знакомые, а не два чужих человека, один из которых вчера вечером подобрал другого в полубессознательном состоянии в подворотне. Точно… он то не знает, что я на самом деле не его супруга.

Я скользнула взглядом по его лицу и голове — повязка, которую я наложила, выглядела аккуратной.

— Смешно даже… не знаю, что ты предпочитаешь на завтрак. Я… ничего не помню.

Он коротко посмеялся.

— Ничего, яичницу я тоже люблю, — я не сдержала улыбки и сбросила одеяло.

Пол был прохладным под босыми ногами.

Когда я прошла мимо него на кухню, он слегка посторонился, и на секунду наши взгляды встретились.

— Кстати… — он протянул мне кружку. — Кофе.

Я взяла кружку, пальцы ненадолго коснулись его.

— Спасибо.

— Не за что…

Он замолчал, будто хотел добавить что-то еще, но передумал. Вместо этого неуверенно коснулся уголка моих губ своими, оставляя легкий поцелуй. Мои же щеки предательски загорелись.

— Т-ты ч-чего это? — он не на шутку перепугался.

— Я? А… а ты?

— Ну… подумал, раз мы супруги, то… ну… это как-то в порядке вещей. Или… у нас с тобой не такие отношения?

Вот ты и попалась, Лилиан!

Сердце в груди бешено колотится.

Что мне ему ответить? Что на самом деле я лгунья? Что он просто тот, кому я должна миллионы? Что он мафиози, держащий в страхе своих же людей?

— Нет, просто… я подумала, раз ты ничего не помнишь, то… тебе будет неловко и…— на ходу придумывала я, спотыкаясь о собственные же слова.

— Но ты то помнишь, — неожиданно перебил меня Марино, — Почему должна думать о подобном? Если я твой муж, помню я или нет, я остаюсь им. И подобное, — в воздухе тот повел ладонью, показывая на всю меня, — В порядке вещей. Нет?

— В порядке вещей... — я медленно повторила, сжимая кружку так, что пальцы побелели.

Кофе был горячим, обжигал губы, но я сделала глоток, чтобы выиграть время. Его логика была безупречна. Если я его жена — почему я отшатываюсь от его прикосновений? Почему веду себя так, будто он мне чужой? Либо я возьму себя в руки — либо выкопаю могилу.

— Просто... — я прошла на кухню, и поставила кружку на стол, стараясь не смотреть ему в глаза. — Ты же вчера был весь в крови, без сознания. Я переживала. Думала, что тебе нужно время, чтобы... прийти в себя.

Он задумался, потом кивнул:

— Разумно. Но теперь я в порядке. Ну, почти. — Он потрогал повязку на виске и скривился. — Хотя голова все еще гудит.

Я невольно улыбнулась:

— Тогда идем, будем завтракать. Лучший способ прийти в себя — это наладить привычный режим.

— А то, — он ухмыльнулся и пошел за мной.

Марино опустился на стул, развалившись так, будто это его кухня.

Будто это его дом.

Я отвернулась к плите, чтобы он не увидел, как дрожат мои руки.

Что я делаю?

Он не помнит. Не помнит ни долга, ни меня, ни своей прошлой жизни.

А теперь... теперь он смотрит на меня так, будто я его спасение.

Я перевернула яичницу, и желток лопнул, растекся по сковороде.

— Ой.

— Ничего страшного, — он засмеялся. — Я люблю, когда так.

Я замерла.

— Правда?

— Ну... — он задумался. — Не знаю. Но звучит правдоподобно.

Я рассмеялась, и вдруг стало так легко, будто никакого долга, никакого страха. Будто мы просто двое людей на кухне утром.

«Звучит правдоподобно…»

После завтрака я, не торопясь, но и не слишком медленно, собралась на работу, сунула в сумку ключи и телефон, а перед выходом, немного задержавшись, обернулась к Винсенте, который стоял посреди комнаты, рассеянно поглаживая повязку на голове.

— Ты никуда не выходишь, — сказала я, подчеркивая каждое слово, будто разговаривала с ребенком, который вот-вот натворит глупостей. — Понял?

Он поднял брови, словно удивленный моей настойчивостью, но все же кивнул.

— Мало ли те хулиганы вернутся… Или еще что. — Я нервно поправила ремень сумки на плече, ощущая, как он слегка натирает. — Мне так будет спокойнее.

Он усмехнулся:

— Ты говоришь так, будто я — твоя собака, которую нельзя оставлять одну.

— Собаки хотя бы не стреляют в людей, а тут на каждом шагу таких придурков хватает… — буркнула я, уже наполовину выйдя за дверь, и резко захлопнула ее, отрезая все возможные возражения.

Прачечная встретила меня привычным гулом машин и запахом порошка, который въелся в стены и, кажется, никогда не выветрится. День прошел быстро. И также быстро, почти на автомате, я отдала смену коллеге, сославшись на «семейные обстоятельства» — фраза, за которой можно скрыть что угодно.

Глава 9

Я прошла на кухню, еще ощущая на коже тепло душа, смывшего с меня дневную усталость. Влажные волосы тяжело лежали на плечах, а запах дешевого геля для душа смешивался с ароматом чего-то горячего, что варилось на плите.

Марино стоял у старой газовой плиты с облупившейся эмалью, неуклюже помешивая что-то в потемневшей от времени кастрюле. Его мощная фигура казалась нелепой на фоне крошечной кухни с потертыми обоями и скрипучими шкафчиками.

От его вида — такого большого, сильного мужчины, растерянно смотрящего на ложку, будто это сложнейший механизм — у меня невольно дрогнули уголки губ.

— Ты уверен, что справишься? — я приподняла бровь, подходя ближе, стараясь говорить как можно спокойнее, будто ничего необычного не происходит.

Он обернулся, в темных глазах привычно мелькнуло что-то теплое, почти домашнее.

— Ну, если честно… нет. — Он усмехнулся, в уголке его рта появилась едва заметная ямочка, которую я раньше не замечала. — Но ты же говорила, что нужно налаживать привычный режим. А я… — он замялся, потирая пальцами ручку ложки, — …кажется, всегда готовил для тебя.

Ложь.

В нашей настоящей прошлой жизни он не подошел бы к плите даже под дулом пистолета. Питался в ресторанах, либо от еды личного повара. Но сейчас он верил в эту выдуманную историю так искренне, что у меня внутри что-то болезненно сжалось. Врать не хорошо, так меня учили. Но если это необходимо для выживания… если это необходимо, чтобы остаться в живых…

— Давай я помогу, — я взяла у него ложку, наши пальцы снова соприкоснулись. На этот раз я не отдернула руку. Его кожа была шершавой, с едва заметными следами старых шрамов. Почему-то хотелось ее касаться.

Мы стояли плечом к плечу, и странное чувство спокойствия разлилось по груди. Будто так и должно было быть. Будто этот обман — не обман вовсе, а просто… наша жизнь.

— Лилиан... — он вдруг произнес мое имя тихо, задумчиво, как будто пробуя его на вкус.

Я замерла.

— Да?

— Иногда… — он провел рукой по лицу, — Иногда мне кажется, что я почти что-то вспоминаю. Но…Ты… ты точно моя жена?

Кастрюля на плите показалась мне слишком горячей, а пар от нее — удушающим.

— А кто же еще? — я заставила себя рассмеяться, но звук получился фальшивым.

Он посмотрел на меня так пристально, что мне захотелось исчезнуть, провалиться сквозь этот старый линолеум с выцветшими разводами.

— Просто… — он медленно покачал головой, — Когда я смотрю на тебя, мне кажется, что между нами что-то… не так.

Он чувствует.

Даже без памяти его инстинкты кричали, что я — чужая. Что эта «идиллия» — лишь декорация, за которой скрывается что-то опасное.

— Это из-за амнезии. К тому же… ты только недавно вернулся, — я быстро отвернулась к плите, делая вид, что проверяю готовность еды. Мои пальцы слегка дрожали. — Ты просто еще не привык.

— Может быть… — он вздохнул, в голосе прозвучала усталость.

Наступила тишина. Я чувствовала его взгляд на своей спине, но не оборачивалась. Боялась, что он увидит правду в моих глазах.

— Знаешь… — вдруг сказал он, голос стал мягче,— Даже если я все забыл… сейчас, вот так, просто стоя с тобой на кухне… мне кажется, что все правильно.

Я сжала ложку так, что костяшки пальцев побелели. В горле стоял ком, а в голове крутились мысли, которые я не могла выговорить вслух.

«Если бы он только знал…»

Вместо ответа я лишь кивнула.

— Лилиан… — снова позвал он меня, еще тише, почти шепотом, по спине пробежали мурашки.

— М? — выдохнула я, не в силах произнести больше.

Он взял меня за подбородок и заставил посмотреть на себя. Всего на мгновение, всего на один короткий миг, но этого хватило, чтобы мир вокруг перестал существовать. А потом… потом его губы коснулись моих, и сердце пропустило удар, замерло где-то в груди, боясь нарушить эту тишину.

— Я все вспомню, обещаю… и сделаю тебя счастливой, — прошептал он.

На секунду я почти поверила.

Всего на секунду.

«Это уж вряд ли… если ты все вспомнишь — мне точно конец».

Я заставила себя улыбнуться, хотя внутри все сжималось от противоречивых чувств. Было неожиданно приятно от этой его заботы, от этого тепла, которого так не хватало без Грегори… но это чужой мужчина. Не мой.

— Я знаю, — солгала я, потому что правду сказать не могла. — Давай ужинать?

— Давай…

***

После ужина мы устроились на кровати, приглушив свет и включив какой-то старый фильм про шпионов — Марино выбрал его наугад, листая каталог. Я сидела, поджав ноги, а он полулежал рядом, его плечо тепло прижималось к моему.

Экран мерцал в темноте, но я не могла сосредоточиться на сюжете. Мысли крутились вокруг того поцелуя на кухне. Он был… неожиданным. Нежным. Совсем не таким, каким я представляла его поцелуи, зная, кем он был до.

— Ты смотришь? — голос прозвучал тихо, я вздрогнула.

— А? Да, конечно… — я кивнула, хотя даже не заметила, как герои перешли от перестрелки к диалогу.

Он усмехнулся, почувствовал мою ложь, и потянулся к пульту, убавляя громкость.

— Неинтересно, да? Можем выбрать что-то другое…

Я хотела возразить, но он уже переключил внимание на меня. Его пальцы медленно скользнули по моей руке, от запястья до локтя, как будто изучая каждый сантиметр.

— Ты вся… напряжена, — заметил он.

— Просто устала, — я попыталась отвести взгляд, но он поймал мое лицо в ладони, заставив встретиться с ним глазами.

— Лилиан… — он произнес мое имя, — Почему мне кажется, что ты боишься меня?

Сердце заколотилось.

— Не глупи, — я попыталась рассмеяться.

— Я не глупый, — он нахмурился. — Я… чувствую. Ты вздрагиваешь, когда я прикасаюсь. Отводишь глаза. Как будто ждешь, что я сделаю что-то… плохое.

Потому что ты сделаешь. Как только вспомнишь.

— Это просто… — я искала слова, — Ты долго отсутствовал. Я отвыкла.

Он задумался, потом медленно кивнул, но в его взгляде оставалась тень сомнения.

Глава 10

Я не помнила, когда в последний раз готовила завтрак для кого-то. Казалось, прошла целая вечность с тех пор, как мои руки заботливо накрывали стол для двоих. Руки сами наливали кофе, действуя по давно забытой, но все еще знакомой программе, переворачивали яичницу на сковороде с той самой легкой поджаристой корочкой, резали тост пополам — все на автомате, пока мысли крутились вокруг вчерашнего, не давая сосредоточиться на простых утренних ритуалах.

Он не вспомнил.

Или сделал вид?

Сковорода зашипела, выпуская в воздух аромат подрумянивающегося масла, когда за моей спиной раздались шаги — тяжелые, неторопливые, будто он все еще не до конца проснулся. Теплые ладони легли на мои бедра, пальцы слегка впились в ткань халата, губы коснулись шеи, оставив за собой мурашки.

— Пахнет потрясающе, — голос Винсенте был хриплым от сна, низким и бархатистым, как тогда он только выпил виски.

Я замерла, чувствуя, как его тело прижимается ко мне сзади, как тепло его кожи проникает сквозь тонкую ткань. Его…Твердое. Снова готовое.

— Ты вообще спал? — попыталась шутить я.

— Не особо, — он провел носом по моей щеке, обнимая меня крепче, так что я почувствовала каждый его вдох. — Все думал...

— О чем?

— О том, как ты стонала… и как это мне чертовски нравилось, и сколько таких моментов я забыл… — он касается губами где-то за ушком, целует там, медленно, опускается ниже, к шее, оставляя за собой горячий след.

— Яичница подгорит, — пробормотала я, отклоняя голову в сторону, чтобы предоставить ему больше пространства, хотя сама уже почти забыла о завтраке.

— Черт с ней, — он подхватил меня на руки, развернулся, усадив на кухонный стол, кофейная чашка, мешавшая нам сейчас, со звоном упала на пол, но ни один из нас даже не вздрогнул.

Его губы обжигали кожу, скользя по шее, опускаясь к ключице, оставляя за собой след из мурашек. Я вцепилась в край стола, чувствуя, как дерево впивается в бедра, но боль терялась в волнах удовольствия, в этом странном сочетании нежности и настойчивости.

— Винсенте… сейчас не… — мое дыхание участилось, когда его пальцы нашли пояс халата, развязали его одним движением, будто он делал это тысячу раз.

— Ты сказала, что яичница подгорит, — он прикусил мое плечо, заставив меня вздрогнуть, оставив легкую боль, которая тут же растворилась в тепле. — А что насчет тебя?

Его рука скользнула между моих ног, и я ахнула, почувствовав, как еще влажно, еще чувствительно после вчерашнего, как мое тело отзывается на каждый его жест.

— Ты… — я попыталась протестовать, но слова превратились в стон, когда его пальцы начали водить медленные, мучительные круги.

— Я что? — он приподнял голову, глаза горели смесью азарта и чего-то более мягкого, почти нежного, что заставляло мое сердце биться чаще.

— Ты нечестен… — прошептала я, но бедра сами приподнялись навстречу его прикосновениям, предательски выдав мое желание. Толчок внутрь, еще один.

Он рассмеялся — низко, глухо, звук пробежал по моей коже мурашками, заставив сжаться внутри.

— А ты любишь, когда я нечестен.

Он поцеловал меня, глубоко, властно, так что я промычала в его губы, хватая его за волосы, но он не останавливался. Я уже была готова кончить, но тут он отстранился, и я недовольно проскулила, чувствуя, как волна отступает, оставляя меня на грани.

— Вот видишь, — опустил на себе штаны, облизывая губы, его член давит на мое бедро, твердый, требующий, будто он и сам не мог больше ждать. — Ты уже готова.

— Точно подгорит… — прошептала я, но уже не сопротивлялась.

Он вошел одним резким толчком, заполняя меня полностью, и мы оба застонали — он от тесноты, я от этой внезапной, почти болезненной наполненности. Марино начал двигаться сначала медленно, почти нежно, с такой противной размеренностью.

— Смотри на меня, — прошептал он, снова требуя, как и вчера, и я послушалась, потому что не могла ослушаться, не хотела.

Я обвила его шею руками, прижимаясь ближе, глубже, и когда он наклонился, чтобы поймать мои губы, я почувствовала — это не просто страсть, не просто желание. Это что-то еще. Нет. Я не могу. Не за пару дней. Это же безумие. Но отрицать того, что он мне нравится — не могу. Не хочу.

— Еще… прошу… еще… — слетает с моих губ само собой, без моего разрешения, а толчки его становятся только грубее, быстрее, вырывая все более громкие стоны, переходящие на вскрики. Я готова. Готова принять любые последствия, но сейчас, в этот момент, я не хочу никого другого рядом с собой. Только его. Только во мне.

Запах гари становился всё отчетливее, пробиваясь даже сквозь этот туман желания, но Винсенте, кажется, не собирался останавливаться. Жаднее, глубже, и я уже не могла думать ни о чем, кроме его тела, его рук, его губ на моей коже, его дыхания в моих волосах.

— Винс… — его имя сорвалось с моих губ, когда он вогнал себя в меня особенно резко, заставив меня выгнуться, впиться пальцами в его спину.

— Громче, — прошептал он, прикусывая мою нижнюю губу, заставляя меня вздрогнуть. — Я хочу слышать, как ты теряешь контроль.

И я потеряла. Снова. Полностью. Без остатка.

Мои ногти впились в его плечи, крик сорвался сам собой, когда волна удовольствия накрыла меня с головой, смывая все мысли, все сомнения.

— Да… еще… — его голос был хриплым, почти звериным, когда он резко вошёл в меня в последний раз. Снова это чертово тепло, снова его нутро во мне. Это входит в дурную привычку. Опасную.

Мы замерли, тяжело дыша, лоб Винсенте прижался к моему плечу, его волосы были мокрыми от пота.

— Яичница… — я слабо махнула рукой в сторону сковороды, из которой уже валил густой черный дым.

Он рассмеялся, его грудь дрожала от смеха, от этого чертовски приятного ощущения.

— Зато ты не подгорела.

Я фыркнула, но не смогла сдержать улыбку, эту дурацкую, довольную улыбку.

— Ты невозможен.

— Но тебе нравится.