Мой муж подонок

Глава 1

Рейн

Музыка грохотала так, что вибрации от басов, казалось, пронизывали все тело. Комната была залита красным неоновым светом, который мерцал, как аварийные огни. Дым сигарет висел в воздухе, смешиваясь с запахом алкоголя, создавая удушливую, почти наркотическую атмосферу. Я сидел развалившись на кожаном диване, сигарета тлела в правой руке, а дым лениво поднимался к потолку, расползаясь под неоном.

Блондинка стояла на коленях между моих ног, её лицо было в тени, но я видел, как её глаза поблескивают от слёз. Она держала мой член, её губы двигались плавно, почти механически, но из-за громкой музыки было отчётливо слышно ее приглушенные стоны. Её глаза блестели, красные, мокрые, и от этого она казалась ещё более потерянной. Но не останавливалась, её пальцы крепко сжимали меня, а рот работал без остановки, как будто это была единственная задача, которую она знала.

Моё дыхание стало более частым, я чувствовал, как лёгкие горят от никотина и возбуждения. Я наблюдал за ней, делая глубокие, размеренные затяжки, и медленно выпускал дым, почти наслаждаясь этим процессом.

Сзади ко мне прижалась брюнетка. Ее губы скользили по моей шее, оставляя мокрые, горячие следы, а руки плавно перемещались по моей груди. Она кусала меня, царапала, но я почти не реагировал, будто это было что-то привычное, словно ритуал, который нужно повторять снова и снова. Вокруг всё дрожало в такт музыке, свет мерцал, создавая ощущение пульсирующей реальности, и я сидел в центре этого хаоса, как король своего собственного маленького мира.

Я сделал ещё одну затяжку и глубоко выдохнул, выпуская дым прямо в лицо блондинке. Она посмотрела на меня снизу вверх, её глаза ещё блестели от слез, но она продолжала сосать. Я видел, как ее тело дрожит, как губы ещё сильнее сжимаются вокруг моего члена, а по щекам катятся крупные капли.

Глубоко втянул воздух через нос, чувствуя, как возбуждение пульсирует в висках, и резко схватил блондинку за волосы. Пальцы крепко сжались в её светлых прядях, и я грубо притянул её ближе, заставляя её взять глубже. Она издала приглушенный звук, но не остановилась, продолжая двигаться, как я хотел.

Стиснул челюсти, чувствуя, как напряжение нарастает, и когда всё накрыло волной, я запрокинул голову, выдыхая сквозь стиснутые зубы. На мгновение всё вокруг стало размытым, красный неон, дым — всё смешалось в единый вихрь. Я вернул к ней взгляд, глаза были тяжелые, острые.

— Глотай, — хрипло приказал, не отпуская её волосы, продолжая держать крепко, как будто она могла уйти, если бы не этот захват.

Она подчинилась, её глаза чуть прищурились, но она сделала то, что я велел. Я медленно ослабил хватку, но не отпускал полностью, давая понять, что всё ещё держу её под контролем. Внутри всё постепенно успокаивалось, но голос всё ещё был низким, глухим, словно отдавал приказы не впервые.

Громкий хлопок двери, ударившейся о стену, на секунду заглушил музыку.

— Ты серьёзно?! — Стив влетел в комнату, глаза злые, голос перекрывает музыку. — Я, блядь, полчаса тебя ищу по всему этому клубу, а ты тут телок трахаешь?!

Я не сразу заметил его — мысли ещё были в тумане.

— Мы не трахаемся, Стив, — лениво бросил я, проводя языком по нижней губе, пока брюнетка продолжала водить руками по моей груди, спускаясь всё ниже. — Но могли бы. Если бы ты, придурок, вовремя свой зад сюда не притащил.

Стив чуть не задохнулся от злости, видимо, не знал, как ответить на это, так что просто выпалил:
— Зак звонил. Товара нет.

Улыбка тут же соскользнула с моего лица. Я повернул голову к нему, глаза сузились, словно я всматривался сквозь него.

— Чего, блядь, значит "нет"? — холодно прорычал, зарываясь взглядом в его глаза. В голосе всё ещё было спокойствие, но под ним таилась готовность рвать и метать.

Стив напрягся, его губы поджались, он провёл рукой по волосам, будто это могло его спасти.

— Да откуда я знаю, — буркнул он, будто пытался отмахнуться от вопроса. — Зак сказал срочно приехать.

Рука блондинки поползла снова к члену, её пальцы жадно скользнули вниз, и это было почти забавно. Я резко схватил её за запястье, сжал так, что она охнула, и убрал её руку, даже не глядя на неё.

— Заканчиваем, — бросил это, словно команду, не повышая голоса, но так, что обе девчонки сразу замерли. Жёстко шлёпнул блонду по заднице, чтобы она знала, что на этом всё закончено. — Катитесь отсюда.

Они растерянно переглянулись, явно не ожидая, что всё так обломится.

Застегнул ремень на джинсах, поправил их, и медленно поднялся с дивана, не обращая на них больше внимания, и уставился на Стива. Его лицо было напряженное, он явно нервничал. Плохо, когда Стив нервничает.

Мы вышли из клуба, и сразу накатила тишина. Слишком тихо. Будто кто-то резко убавил громкость реальности, и от этого становилось только хуже.

— В машину, — коротко бросил я, не оборачиваясь. Открыл дверь, сел за руль, пока Стив, мелькнув сбоку, быстро залез на пассажирское место. Я выжал педаль газа, и мы с визгом вылетели со стоянки.

— Ещё раз спрашиваю: что значит, "нет груза"? Кто, нахрен, за ним следил?! — я вцепился в руль так, что костяшки побелели, голос был холодный.

Стив бросил на меня короткий, ленивый взгляд.

— Рейн... за грузом следил ты, чувак, — спокойно сказал он, будто напоминая мне о чём-то незначительном.

Я ударил по рулю так, что в машине что-то глухо хрустнуло. Стиснул челюсти, зубы скрипели.

— Где был Зак? — прорычал, пытаясь удержать голос ровным, но нотки раздражения уже прорезались сквозь ледяное спокойствие. — Ты понимаешь, что будет, если груз реально проебался? Ты хоть представляешь, в каком дерьме мы окажемся?

Стив пожал плечами, глядя прямо вперед.

— Без понятия, где он был, — ответил он.

Машина мчалась по дороге, фары выхватывали куски пустых улиц. Я ускорялся, не давая себе времени думать. Если груз потерян, то дерьма будет столько, что разгребать его лопатой не получится.

Глава 2

Кэсси

Три года назад

Я должна была поступить в университет, как нормальный семнадцатилетний подросток. Планировала подать документы на факультет менеджмента, строить свою жизнь, мечтать о будущем. Но всё посыпалось, когда я узнала, что беременна. Все мои планы рухнули в одно мгновение, как домино, и я осталась одна, посреди этого хаоса, пытаясь найти выход.

Уже заранее знала, как обо мне будут шептаться, представляла эти мерзкие, недобрые взгляды, злобные усмешки. «Беременна в семнадцать? А где твой парень или муж? Тебя кинули?» — я могла предугадать каждое слово, которое станут бросать за моей спиной. И как бы больно это ни было, я была готова. Готова выдержать. Но не Макс.

У нас семья верующих. Родители ходят в церковь каждый день, молятся перед едой, и всегда внушали нам одно — девушка должна быть с одним мужчиной на всю жизнь. Секс до брака — это грех, позор, клеймо, которое не смоешь никакими молитвами. И даже если Макс давно сбился с этой колеи, он оставался верен их жестокой морали. Для него то, что произошло со мной, стало личным крахом. Пятном на его репутации, которое он не хотел терпеть.

Он лишил меня всякого шанса поступить в университет. Даже не дал возможности попытаться. Запер меня, как в клетке, чтобы никто не видел, никто не знал, что я существую.

— Можешь даже не читать их ответ на твое заявление, ты никуда не поступишь, — сказал Макс, его голос был жестким, резким, как сталь. Он сидел напротив, развалившись в кресле, и его взгляд был ледяным, отстраненным, как будто он смотрел на чужого человека.

Я напряглась, но всё же попыталась найти выход, хоть какую-то зацепку.

— Живот пока не видно, — сказала, стараясь не дрожать, — я могла бы перевестись потом на дистанционное обучение...

Макс мгновенно напрягся, его глаза прищурились, и он выдохнул, как будто сдерживая злость.

— Думаешь, все вокруг идиоты, а одна ты умная? — резко бросил он, почти сорвавшись на крик. Внутри меня всё сжалось, но я постаралась выдержать его взгляд.

Глаза наполнились слезами, и я не могла их сдержать, как бы ни старалась.

— Я никого не позорила… родители ведь не знают, — прошептала, но голос дрожал, а руки непроизвольно сжались в кулаки, чтобы не дать себе разрыдаться.

Макс резко подался вперёд, его взгляд прожигал, словно он собирался сломать меня одним своим присутствием.

— И не узнают, — процедил сквозь зубы, почти шипя. — Только попробуй что-то вякнуть, и вылетишь из дома, моментально. Ты не забывай, от кого ты сейчас зависишь. — В его словах была угроза, настоящая, тяжелая, и я знала, что он не шутит.

Он прав. Как бы я ненавидела это, я завишу от него. Макс оплачивает квартиру, покупает продукты. Вся моя жизнь сейчас висит на тонкой ниточке, и эту ниточку он держит в своих руках, как петлю, готовую затянуть.

— Что теперь? — спросила, голос срывался, но я пыталась хоть как-то отстоять себя. — Мне всю жизнь молчать?! Прятаться, как преступница?

Макс только нахмурился, будто не понимал, почему я ещё спорю.

— Ты будешь молчать, пока я так сказал. Это ты виновата! Ты и никто другой! Сучка не захочет кобель не вскочит! Ты вертела задом, красила губы! Поэтому тебя изнасиловали! — бросил он, как приказ, его глаза сверкнули. — Когда я что-то придумаю, тогда и скажу. А пока — сидишь тихо и никого не позоришь. Поняла? — его слова звучали так, будто он вбивал их в меня, чтобы я не забыла ни единого.

Я медленно кивнула, пытаясь проглотить слёзы, но они продолжали катиться по щекам, тёплые и солёные. В этот момент я почувствовала, как внутри что-то рухнуло, словно вся моя борьба оказалась напрасной. Макс сидел напротив, спокойный, с холодной уверенностью, будто он выиграл эту битву, и от этого внутри стало еще пустее.

Максу было невыносимо даже думать о том, что я оказалась беременной. Сама эта мысль, что меня кто-то «обрюхатил», вызывала у него едва сдерживаемую ярость. Для него это был удар, грязный, унизительный — и в его глазах часть вины лежала и на мне. Он считал, что я была невнимательной, глупой, что позволила этому случиться. В его словах сквозило презрение, как будто он говорил о какой-то случайной шлюхе с улицы, а не о своей сестре. Это разрывало мне сердце.

Макс не мог смириться с этим фактом. Ему было стыдно. Я видела, как он корчился изнутри, едва скрывая отвращение, как будто готов был содрать с себя кожу, лишь бы не чувствовать этот позор, не ассоциировать себя с этим грязным пятном. Порой он был жестоким, но у него были свои жесткие, нерушимые принципы, и ситуация со мной ломала их один за другим.

— Я разберусь с этим, — резко сказал он, и голос его дрожал от сдерживаемого гнева. — Так не должно быть, и, блять, не будет! — слова звучали, как обещание, как приговор, от которого мне стало не по себе.

Я понимала, о чём он говорил, понимала, что для него это что-то глубже, чем просто семейный скандал. Это задевало его гордость, его воспитание, его представления о правильном и неправильном. Но мне не хотелось верить, что он действительно сможет всё повернуть так, как хочет. Я цеплялась за надежду, что у него ничего не выйдет, что реальность окажется сильнее его упрямства. Пусть он просто смирится и примет это, как неизбежное, и всё.

Но Макс не умел смиряться. Он не знал, как принимать то, что не вписывалось в его мир. И от этого в его глазах я видела ту жесткость, которая пугала меня больше всего.

Наши дни

Я проснулась от того, что маленькие ручки настойчиво толкали меня в плечо. С трудом открыла глаза и увидела улыбающегося Альберта, который радостно махал перед моим лицом баночкой.

— Мама, откой, откой! — жалобно попросил он, глаза блестели, как у котёнка, и я, устало вздохнув, не могла не улыбнуться.

— Конечно, малыш, — сказала, ещё не до конца проснувшись, открыла крышку и снова опустила голову на подушку, надеясь выкрасть ещё несколько минут покоя. Но тут же резко вскинула её, осознав, что только что открыла. Чёрт. Краска. Я моментально вскочила с кровати и бросилась в ту комнату, куда убежал Альберт, сердце уже колотилось от тревоги.

Глава 3

Рейн

Незнакомый номер. Что-то подсказывало, что эта тварь, которая сейчас набирает меня, звонит не просто так. Интуиция шептала, что за этим стоит что-то большее. Я глянул на экран и ответил.

— Да, — хрипло бросил, поднеся телефон к уху.

— Что-то потерял? — голос на том конце был зловещий, в нем звучало скрытое, едкое удовольствие, будто собеседник заранее знал, что будет развлекаться.

Я невольно сжал телефон крепче, мышцы напряглись.

— Может, представишься? Чтобы я знал, с каким дерьмом разговариваю, — выплюнул я, закуривая сигарету и делая глубокую затяжку, чтобы успокоить раздражение.

— Ох... Рейн, я бы не стал грубить на твоём месте, — услышал я, и в его голосе сквозила угроза, которую он даже не пытался скрыть.

Я сжал зубы, выпустил дым, заставив себя не сорваться.

— Давай так, возвращаешь то, что спиздил, и я, может быть, сделаю вид, будто ничего не заметил, — зловеще процедил я, тон был почти ленивым, но за ним чувствовалось напряжение. Без понятия, кто этот уёбок, но одно ясно — груз у него. И это сразу выводило из себя.

Собеседник лишь коротко рассмеялся в ответ, словно услышал какую-то шутку, понятную только ему.

— Приезжай и забери, — сказал он с вызовом, словно намеренно бросал мне перчатку.

Я усмехнулся, прикончив сигарету и выбросив окурок в пепельницу. Выпустил дым, прежде чем ответить.

— Тебе же будет лучше, если товар и вправду окажется у тебя, — сквозь зубы прошипел и сбросил вызов, не дав ему времени ответить.

Через минуту на телефон пришло сообщение с адресом. Я взглянул на экран и хмыкнул.

— И кто это был? — спросил Стив, который всё это время стоял позади вместе с Заком, скрестив руки на груди и хмуро наблюдая за разговором.

— Какой-то чертила. — Сказал, что груз у него, и скинул адрес.

— Сука, нас кто-то сдал, — Стив сплюнул на землю, нервно глядя в сторону. Его лицо перекосилось от раздражения.

Я засунул телефон в карман и усмехнулся.

— Нет, чувак, дело не в этом. Просто этот ублюдок решил поиграть со мной, — хрипло ответил я, направляясь к машине, оттолкнувшись от стены. — Завести меня в ловушку, да. Но ему что-то нужно, иначе он бы не высовывался. Он что-то знает, и хочет заставить меня раскусить наживку.

— И куда ты? — с раздражением крикнул Стив, догоняя меня. — Думаешь, он просто так отдаст груз? Просто приедешь и заберешь?

Я обернулся, уже стоя у машины, и хмыкнул.

— Нет, конечно, — отрезал, прищурившись. — Но я лучше выбью ему все зубы, чем буду объясняться с японцами, что груз пропал, а они даже слушать меня не станут, сразу прикончат, — выплюнул я, захлопывая багажник. В голосе звучала холодная решимость, потому что связываться с японцами в таких вопросах — всё равно что играть с гранатой без чеки.

— Нам ехать с тобой? — спросил Зак, приподняв бровь, как будто сомневаясь, что я пойду на это в одиночку.

Я остановился на секунду, обдумывая.

— Нет, я скину вам адрес. Если через полчаса не выйду на связь, выезжайте туда. Но до этого — сидите тихо и не рыпайтесь, — добавил, бросив короткий взгляд на Стива и Зака.

Сел за руль, завел двигатель и выехал с причала. Место это всегда выглядело мрачно, будто из дешевого триллера, и мне даже нравилось, как оно подчеркивает ту скользкую, грязную работу, которую мы там делаем. Но сейчас это был только фон для игры, которую затеял кто-то другой. И мне чертовски хотелось узнать, кто этот смелый тип, который решил схватить меня за яйца и потянуть.

Я усмехнулся, крутанул руль, и закурил, выпуская дым через приоткрытое окно. На экране мелькал адрес, и чем ближе я подъезжал, тем больше мысли завязывались в один тугой узел.

Мне не раз приходилось разбираться с такими самоуверенными отморозками, которые думали, что всё рассчитали и могут что-то требовать от меня.

Хер там, не на того напал. Всё, что этот ублюдок получит, — это хороших пиздюлей, и будет молить, чтобы на этом всё закончилось.

Я подъехал на тёмную улицу, где всё выглядело так, будто здесь время застыло. Тусклые фонари едва пробивались сквозь мрак, отбрасывая уродливые тени на груды контейнеров, которые тянулись вдоль по обе стороны, словно мрачные, немые стражи. Заглушив двигатель, я вытащил пистолет из бардачка и засунул его под рубашку, чтобы был под рукой. Кто знает, что за дерьмо ждёт меня там.

Кругом стояла гробовая тишина, которую лишь изредка нарушал отдалённый звук грузовиков, проезжающих где-то вдалеке. Контейнеры торчали с обеих сторон, угрюмые и ржавые, как пустые коробки, в которых когда-то хранили мебель или другие крупные грузы. Тусклые огоньки здесь и там лишь добавляли места убогой, серой жизни.

Достал телефон, взглянул на экран: контейнер номер 44. Отлично. Загадочный гандон решил поиграть в прятки, так что придётся искать его среди всего этого металлолома. Плевать, если придётся всё перевернуть — найду.

Пошел вдоль ряда, мои шаги эхом отдавались по бетонному полу. Вокруг всё казалось одинаковым: одинаковые серые коробки, ржавые замки и затхлый воздух, от которого хотелось сморщить нос. Но я шёл дальше, целеустремленно, раздвигая туман в голове, не отвлекаясь на всё это дерьмо вокруг.

Затем я увидел его. Красный, большой, с облезлой краской — контейнер номер 44. Отличается от остальных, как раненый зверь в стае. Дверца чуть приоткрыта, и изнутри пробивается слабый свет, едва заметный, но этого достаточно, чтобы понять: кто-то там есть.

Я осторожно взялся за дверцу и толкнул её, открывая чуть шире. Скрип прорезал тишину, словно лезвие по стеклу. Заглянул внутрь. Тусклый свет продолжал мерцать, будто лампочка вот-вот перегорит.

Собравшись, шагнул внутрь контейнера. Огляделся — холодно, запах сырости и старого железа. Внутри было немного мусора, какие-то ящики свалены в углу. Этот тип не собирался встречать гостей с распростертыми объятиями, но я уже был здесь. И если он думает, что можно так просто меня вызвать, то скоро поймёт, насколько сильно ошибся.

Глава 4

Кэсси

— Выглядите превосходно, — сказала женщина с мягкой улыбкой, словно всё это было какой-то сказочной историей.

Я повернулась к зеркалу и посмотрела на своё отражение. Длинное, пышное свадебное платье, белоснежная фата, которая тянулась за мной по полу, аккуратно накрученные локоны… И всё это казалось чужим, будто не моё. Вместо радости, которую, наверное, испытывают невесты, я ощущала, как что-то сдавливает грудь, словно огромный камень нависает изнутри, не давая дышать. Это так болит душа? Казалось, я попала в кошмар, из которого не могу выбраться, и вот-вот задохнусь.

Слеза предательски скатилась по щеке, но женщина которая наносила мне макияж, сразу смахнула её, впитав в салфетку.

— Понимаю, вы переживаете, такой день... — мягко сказала она, искренне улыбаясь, как будто пыталась утешить. Она и понятия не имела, что я выхожу замуж не по своей воле. Не за того, кого люблю, а за того, кого вынудили принять.

— Ладно, оставлю вас на минутку, — добавила она и быстро вышла из комнаты. На пороге столкнулась с Максом, улыбнулась ему и прошла дальше.

Он вошёл, и его взгляд сразу же впился в меня, словно оценивал свой «шедевр».

— Превосходно, — ухмыльнулся он, довольный, как будто всё шло по плану. От этой ухмылки меня мутило. Дайте мне ножницы, и я вырежу узоры в виде среднего пальца на этом платье, чтобы каждый видел, что я о нём думаю.

— Кто с Альбертом? — спросила я, лишь бы сменить тему и не выслушивать его фальшивые комплименты, которые были мне сейчас нахрен не нужны.

— С няней, — отрезал он, даже не взглянув на меня. — Ты ведь помнишь, никто не должен знать о нём. — Произнес это с таким холодом, что у меня по спине пробежали мурашки.

Я промолчала, стиснув ткань платья в кулаках, пытаясь не сорваться.

— Я хочу, чтобы ты улыбалась, когда выйдешь отсюда, — сказал, шагнув ближе, его голос был мягким, но глаза оставались холодными, как лед. — Чтобы все поверили в ваше счастье. Ты должна изображать самого счастливого человека на земле. Не вздумай меня разочаровать.

Разочаровать его? Да он вообще понимает значение этого слова? Хотелось плюнуть ему прямо в лицо, но я сдержалась, хотя пальцы всё сильнее сжимали ткань платья, словно я готова была его порвать.

А я готова была это сделать.

— Пришей уголки моих губ к бровям, чтобы все увидели эту искреннюю улыбку, — ядовито бросила я, едва сдерживая сарказм. — Ты ведь можешь, да?

— Не язви, — прошипел он, сузив глаза, но голос оставался ровным. — Всего несколько часов. Убедишь всех, что вы хотели эту свадьбу, что всё это — ваш осознанный выбор.

— Для меня это похороны, а не свадьба! — вырвалось у меня, и голос дрогнул, предавая боль, которую я не могла больше сдерживать. — Зачем это платье? Зачем эта грандиозная показуха?

Макс на мгновение напрягся, но быстро взял себя в руки. Его глаза потемнели, и лицо застыло, как будто высеченное из камня.

— Моя сестра не будет выходить замуж в обносках и в какой-то забегаловке, — холодно бросил он, не скрывая презрения.

— Ты, наверное, забыл, что для меня эта свадьба ничего не значит, — прошипела я, чувствуя, как голос срывается от гнева и отчаяния.

— А ты сделай так, чтобы значила! — резко повысил голос Макс, и шагнул ко мне, его лицо оказалось близко, так что я почувствовала, как от его ярости становится не по себе. Он замер на секунду, потом бросил взгляд на дверь и снова повернулся ко мне, сбавив тон. — Мне плевать, как ты это сделаешь. Но нарисуй себе в голове картинку счастливой свадьбы, и пусть все поверят, особенно родители.

Он говорил это с таким холодным, бесстрастным спокойствием, что внутри меня всё разрывалось от ярости. Я была всего лишь пешкой в его игре, но от меня требовали сыграть роль до конца.

Злость смешивалась с отчаянием, душила изнутри, превратилась в боль, которая разрывала грудь. Я схватилась за его пиджак обеими руками, пальцы впились в ткань, как будто от этого зависела моя жизнь.

— Пожалуйста, Макс... я не хочу, — дрожащим голосом проговорила я, едва сдерживая рыдания, слёзы уже скопились в уголках глаз, готовые сорваться. Он даже не попытался ответить, не дал мне шанса договорить — резким движением он отдернул меня от себя, как будто я обожгла его.

— Я больше не хочу этого слышать! Никогда! — резко отрезал он, и его голос был словно хлесткий удар по лицу. Палец, направленный на меня, был как предупреждение, как последний рубеж, который я не смела переступить.

Я смотрела на него, чувствуя, как в груди сжимается тугой узел.

— Мне всего двадцать... ты разрушишь всю мою жизнь, — едва слышно выдавила я, пытаясь встретиться с его взглядом, пытаясь найти хоть крупицу жалости, хоть намек на то, что он видит меня не как врага, а как сестру. Но там не было ничего. Ни сострадания, ни мягкости. Только ледяной, бездушный холод, как у чужого человека, который давно решил для себя, что я — просто помеха.

— Жизнь себе испортила только ты, три года назад, — процедил он, и эти слова ударили сильнее, чем любой крик. Они резали, как лезвие, глубоко и безжалостно.

Сердце ухнуло в пятки. Я застыла, не веря, что он может говорить такое. В его глазах не осталось ни тепла, ни заботы — всё, что когда-то я считала родным, превратилось в пустую оболочку. Передо мной стоял кто-то другой, холодный и бесчувственный, для кого я была лишь проблемой, которую надо было устранить.

— Он испортил... — выдавила я сквозь всхлипы, горло сдавило, и каждое слово было, как заноза.

— Думаешь, он будет улыбаться и изображать счастье?! — бросила я, пытаясь пробить его уверенность хоть чем-то. Внутри всё дрожало от ужаса и бессилия, но я знала, что молчать больше не могу.

Макс хмыкнул, и в его усмешке было что-то мерзкое, что выворачивало душу наизнанку. Он медленно поправил часы на запястье, словно не торопился.

— Поверь, будет, как миленький, — сказал он, его голос был спокойный, без единой нотки сомнения. — С ним я уже поговорил, — он бросил на меня взгляд, полный спокойной, уверенной угрозы. — Он знает, что если что-то пойдёт не так... ему кишки вырвут.

Глава 5

Кэсси

Спустя три года эти зелёные глаза снова смотрят в мои. Но теперь в них нет ни тепла, ни света, только ледяное равнодушие, словно он видит меня впервые. Дышать становится трудно, будто мне перекрыли доступ к кислороду. Я должна улыбаться, должна сохранять спокойствие, но всё, что я могу — это цепляться за слова священника, как за последнюю реальность, чтобы не провалиться в пропасть отчаяния.

Перестань смотреть на меня. Смотри куда угодно — на пол, на стены, на эту чертову толпу гостей. Только не в мои глаза!

Священник с улыбкой обводит взглядом нас обоих, как будто всё это — праздник, а не цирк.
— Кольца, которыми вы обменяетесь, символизируют любовь и связь. Пусть они напоминают вам о нерушимом союзе, который вы создаете сегодня, — произносит он торжественно.

Союз? У меня внутри всё переворачивается. Эти кольца будут напоминать мне только о том, как я ненавижу Рейна, как проклинаю тот день, когда впервые встретила его. От одного слова "любовь" меня выворачивает наизнанку — любви здесь нет и никогда не было.

Священник кивает Рейну:
— Надень это кольцо на Кэсси в знак вашей любви.

Рейн молчит, но его взгляд впивается в меня, холодный, как лезвие ножа. Он берет кольцо и поднимает мою руку, а я чувствую, как сердце колотится где-то в горле, а пальцы предательски дрожат.

Он медленно надевает кольцо на мой палец, а затем снова встречается со мной взглядом.

Кольцо давит, оно словно не на пальце, а на шее, перекрывает дыхание, стягивает всё внутри. В ответ я надеваю кольцо на его палец, стараясь как можно меньше касаться его руки, которая словно обжигает меня леденящим холодом. Я сделала это. Чёрт возьми, я взяла и надела ему это чёртово кольцо. Не по своей воле.

— Теперь, по праву, данным мне, я объявляю вас мужем и женой. Можете скрепить ваш союз первым супружеским поцелуем, — произносит священник, и в груди тут же встаёт ком.

Поцелуй? Чёрт, нет. Я не хочу. Хочу сбежать, раствориться в воздухе, провалиться сквозь землю, куда угодно — лишь бы не стоять здесь. Но я вынуждена остаться, и когда он делает шаг ко мне, сжимая мою руку, я чувствую его горячее дыхание на своём лице. Моё тело немеет, как парализованное. Он слишком близко. Слишком отчетливо я вижу каждую черту его лица, его губы, глаза...

— Расслабься, — тихо шепчет он с ледяным равнодушием, от которого по спине пробегает мороз. И прежде чем я успеваю отпрянуть, он прижимается своими губами к моим.

Я замираю, не отвечаю, не двигаюсь. Не хочу отвечать ему, но его губы настойчивы, они мягко захватывают мою нижнюю губу, чуть сжимают, тянутся в этом мнимом поцелуе. Я ощущаю привкус сигарет, перемешанный с терпкой вишней.

Он отстраняется так же быстро, как приблизился, оставляя меня в оцепенении.

Внутри всё словно разрывается на части, тело не слушается, отзывается тошнотворной слабостью на его прикосновение. Мне хочется вытереть губы, избавиться от этого ощущения — как будто меня запачкали. В ушах гул, в глазах туман, но я поднимаю лицо и выдавливаю фальшивую улыбку для гостей. Пускай думают, что я счастлива. Пусть никто не видит, что внутри меня всё уже сломалось.

По всему залу раздались аплодисменты, как только прозвучали слова "муж и жена". Гости хлопали в ладоши, поднимали бокалы, а родители сияли от счастья, словно это действительно был праздник, а не фарс. Они подходили с поздравлениями, обнимали нас обоих, желали "любви и долгих лет", и я, как на автомате, натягивала самую правдоподобную улыбку, на какую только была способна. С каждым новым "поздравляю", с каждым прикосновением, мне становилось всё тошнее и невыносимее, как будто я дышала сквозь плёнку, от которой вот-вот задохнусь.

Затем объявили первый танец молодых. Я знала, что должна держаться близко к Рейну, должна делать вид, что счастлива рядом с ним, чтобы никто ничего не заподозрил. Но казалось, что я вот-вот сломаюсь. Сердце колотилось так сильно, что эхом отдавалось в висках. Руки тряслись, как у алкоголика в похмелье. Внутри всё было на пределе.

Когда нас позвали на танцпол, я сделала пару шагов вперёд, а потом застыла, как вкопанная. Я не могла заставить себя подойти ближе. Ноги будто приросли к полу, тело отказывалось двигаться. Просто стояла там, как загнанное животное, и смотрела на него с каким-то отчаянным, обреченным взглядом.

Рейн, сдавленно ухмыльнувшись, понял, что я не собираюсь сделать первый шаг. Он сам подошёл, взял мои руки в свои и медленно положил их себе на шею, словно это был не танец, а демонстрация полной и абсолютной власти надо мной. Его холодный, изучающий взгляд прожигал меня насквозь, и я чувствовала себя абсолютно беззащитной под этим пристальным вниманием. Он знал, что я стою перед ним парализованная, и наслаждался этим.

Его руки легли мне на талию — почти невесомо, но достаточно, чтобы я почувствовала, как скрутилось внутри всё от отвращения. Между нашими телами оставалось всего несколько дюймов, и я старалась смотреть куда угодно, только не в его глаза. Я не могла выносить этот холод, эту пустоту, которая исходила от него, как от острого льда.

Мы начали двигаться в такт медленной, вязкой музыке. Я пыталась сосредоточиться на ритме, на счёте, чтобы хоть как-то отвлечься. Но он вдруг наклонился, и я почувствовала его дыхание на своей коже, горячее и тягучее, как яд. Оно скользнуло по уху, коснулось шеи, заставив меня напрячься до боли.

— Ты даже не представляешь, какой ад тебя ждёт со мной, — прошептал он, его голос был твёрдым, как сталь, и режущим, как нож.

По спине пробежал леденящий холод. Мне стало страшно так, что я еле удержалась на ногах.

— Я уже в аду, — прошептала я, и голос предательски дрогнул.

Он резко притянул меня к себе, наши тела сомкнулись, и я ахнула от неожиданности. Его грудь прижималась к моей, руки держали меня крепко, сжимали, словно я была его пленницей, и он улыбнулся — эта улыбка была чудовищной, дьявольской, как у человека, который получает удовольствие от твоих страданий.

Глава 6

Кэсси

Меня разбудил грубый, настойчивый стук в дверь. Я резко вскочила, сердце гулко забилось в груди. За окном только-только начинало светать, серое предутреннее небо едва прорезало первые лучи света. Я взглянула на часы — шесть утра. Альберт спал, уютно свернувшись на кровати, его тихое дыхание слегка успокоило меня.

Нахмурилась, сбросила халат и быстро натянула шорты и первую попавшуюся футболку, которая свисала с плеча. В голове туман, тело еще сонное, но внутри уже просыпалась тревога. Подойдя к двери, я заглянула в глазок, и внутри всё моментально напряглось.

Рейн.

Я сделала глубокий вдох, сдерживая ненависть, которая вспыхнула при одном виде его фигуры, и медленно повернула замок. Едва я открыла дверь, он вошёл в дом, как будто это было его право, даже не удосужившись объясниться. От него резко пахло алкоголем и сигаретами, глаза были усталыми, но холодными, а белая рубашка, небрежно расстёгнутая, выглядела так, будто он провёл всю ночь на какой-то дикой вечеринке. На шее и животе виднелись следы яркой помады, её алые пятна почти кричали о том, чем он занимался последние часы.

Моё сердце бешено застучало, и я едва сдержалась, чтобы не шагнуть назад. Мысли в голове путались, одна глупее другой. Что мешает мне схватить сковороду и вышвырнуть его отсюда к черту? Я взглянула на кольцо на своей руке и сразу вспомнила ответ. Эти проклятые оковы, словно насмешка над моей свободой. Я обратила внимание на его руку — и, конечно, никакого кольца. Ему это кольцо ни к чему. Оно просто не имеет значения.

Столько вопросов закружилось в голове, один хуже другого. Он теперь будет жить здесь, с нами? Он ведь даже не видел Альберта. Как он на него отреагирует? А может, ему всё равно? Может, он так же равнодушно проигнорирует его, как проигнорировал всё, что было между нами?

От страха и волнения ноги стали ватными, колени подкашивались, но я держала лицо. Не позволю ему видеть, как меня трясёт. Он остановился посреди комнаты и бросил на меня холодный, оценивающий взгляд, полный презрения. Будто он здесь — хозяин, а я всего лишь фигура на заднем плане.

Я стояла перед ним, заставляя себя дышать ровно, не отводя взгляда, хотя сердце колотилось так, что казалось, вот-вот разорвется.

— Почему ты здесь? — тихо спросила, стараясь удержать голос спокойным, хотя внутри всё дрожало.

Рейн злобно ухмыльнулся, чуть запрокинув голову, а потом медленно облизнул нижнюю губу, глядя на меня с презрением.

— Спроси у своего брата, этот сукин сын очень убедительный, — холодно ответил он, и от его слов по коже пробежали мурашки.

Я сглотнула, чувствуя, как в горле пересохло.

— Ты… теперь будешь здесь жить? — спросила, почти шепотом.

Он сделал один шаг ко мне, и я машинально отступила, натыкаясь на стену.

— А что, не нравится эта идея? — с издевкой продолжил он, его взгляд горел злорадством. — Не по душе, что твой муж ночью трахает кого-то, а утром возвращается домой, к жене?

Я стиснула зубы, борясь со слезами, которые предательски подступили к глазам. Ненависть и унижение смешались в горький ком, и я попыталась ответить твердо, но голос всё равно предательски дрогнул.

— Мне не нравишься ты. И всё, что связано с тобой, вызывает отвращение.

Его лицо исказилось в усмешке, полной презрения.

— Об этом нужно было думать до сраной свадьбы, дорогая. А теперь живи с тем, что есть, — саркастично выдал он, и от этого "дорогая" у меня внутри все скрутилось от ненависти.

Я бросила взгляд на красные следы помады на его рубашке и, сжав кулаки, процедила:

— Ты отвратителен. Если думаешь, что я позволю тебе входить в мой дом в таком виде...

— То ты глубоко ошибаешься, — добавила, пытаясь казаться уверенной, хотя сердце бешено колотилось.

Рейн рассмеялся — коротко, с той же мерзкой усмешкой — и сделал ещё один шаг вперед, загоняя меня в угол. Я уперлась спиной в стену, и всё тело предательски задрожало. Еще один шаг — и он ударил кулаком по стене в нескольких дюймах от моей головы. Я вздрогнула, инстинктивно зажмурив глаза, а потом снова открыла их, сталкиваясь с его жёстким, стиснутым лицом.

— И кто ты такая, чтобы запрещать мне что-то? — прошипел он с ухмылкой. — Жена? Это только на бумажке, так что не обольщайся.

— Кэсси! — выпалила я резко, чувствуя, как все внутри напряглось от злости и отчаяния. — Я — Кэсси.

Всматривалась в его лицо, надеясь увидеть хоть проблеск узнавания. Интересно, вспомнит ли он, вспомнит ли хоть что-то? Но в его взгляде не дрогнуло ни единой эмоции. Пустота.

Он не помнит.

Рейн фыркнул, почти презрительно.

— Кэсси... — его голос был ледяным. — Мне также плевать на тебя, как и на количество животных в Африке. Просто похуй.

Моё дыхание сбилось, грудь сдавило от глухой боли и злости. Но прежде чем я успела ответить, услышала маленький, ясный голосок:

— Мама!

Топот маленьких ножек приближался, и я повернулась в сторону коридора, где стоял Альберт, протирая глаза, ещё сонный. В этот момент Рейн застыл. Его тело напряглось, он медленно повернул голову, встречаясь взглядом с малышом.

В его глазах мелькнуло что-то непонятное, почти болезненное. Взгляд был потерянный, как будто он увидел что-то, чего никак не ожидал. Что-то, что вышибло у него почву из-под ног.

Рейн

Двум часам ранее

Я сидел в полутемном клубе, лениво затягиваясь сигаретой, и смотрел в никуда. Всё это место — шум, неоновый свет, запах алкоголя и дыма — окружало меня, как плотная, раздражающая оболочка, но я почти не обращал внимания. Просто выжигал время, пока не решу, куда отправиться дальше.

Вдруг передо мной кто-то появился, перекрывая весь обзор. Я поднял взгляд и увидел Макса. Закатив глаза, снова сделал затяжку, не скрывая раздражения. Макс сел рядом, сложив руки в замок на коленях и посмотрел на меня с видом, будто ему предстоит лекция.