Свет.
Он был последним, что я помнила. Не тёплый, солнечный свет июньского дня, который заливал веранду ресторана, и не мягкое сияние софитов, расставленных фотографом для идеальных свадебных снимков. Нет. Это был хищный, всепожирающий белый свет, который выжег реальность, обратив её в ничто. Он ворвался в мир в тот самый миг, когда мой голос, сорвавшийся на крик, произнёс окончательное, бесповоротное «НЕТ!».
Мгновение до этого я была Ангелиной Воронцовой, почти женой, стоящей у увитой розами арки в платье за триста тысяч рублей. Мгновение до этого я швыряла букет из пионов и эустом в лицо человеку, которого ещё полчаса назад собиралась любить до гробовой доски. Игорю. Моему идеальному, моему надёжному, моему лживому Игорю. А рядом с ним, давясь слезами фальшивого сочувствия, стояла Света. Моя лучшая подруга. Свидетельница. Любовница моего почти мужа.
Ярость была такой силы, что, казалось, могла бы расколоть землю. Она смешалась с болью, унижением и горьким разочарованием, превратившись в термоядерный коктейль, взорвавшийся у меня в груди. Я кричала, не разбирая слов, выплёскивая всё, что накопилось за те несколько минут, пока пазл из подслушанных шепотков и уклончивых взглядов складывался в уродливую картину предательства.
А потом — свет. И тишина. И ощущение падения в бездонную, мягкую пустоту.
Возвращение было медленным и неприятным, как пробуждение после тяжёлой болезни с высокой температурой. Сначала вернулись ощущения. Холод. Пронизывающий, каменный холод, который просачивался сквозь тонкую ткань платья и впивался в кожу. Запах. Густой, спёртый воздух пах пылью, старым деревом и чем-то сладковато-пряным, похожим на ладан. И боль. Тупая, ноющая боль в затылке и плече, которым я, очевидно, приложилась при падении.
Я застонала и попыталась пошевелиться. Мои пальцы наткнулись на шершавую, неровную поверхность, и я с трудом разлепила веки.
Мир был размытым и тёмным. Несколько мгновений я просто моргала, пытаясь сфокусировать зрение. Постепенно из полумрака начали выплывать очертания. Высокий, почти теряющийся во тьме потолок с массивными деревянными балками. Стены, затянутые тяжёлыми, выцветшими гобеленами, на которых угадывались сцены охоты и какие-то геральдические чудовища. Огромная кровать под балдахином, занавешенная плотным бархатом винного цвета. И одно-единственное узкое, высокое окно, больше похожее на бойницу, забранное толстым, мутным стеклом, через которое едва пробивался серый, безрадостный свет.
«Что за?..» — прошептала я, и мой собственный голос прозвучал в оглушающей тишине комнаты чужеродно и хрипло.
Первая мысль была до смешного обыденной: я упала в обморок на собственной свадьбе. Да, точно. От стресса. А Игорь, этот подонок, вместо того чтобы вызвать скорую, притащил меня… куда? В какой-то тематический отель для любителей Средневековья? Очень в его духе. Устроить идиотский розыгрыш, чтобы потом сказать: «Малыш, ты так переволновалась, тебе всё привиделось».
Гнев, на мгновение отступивший, вернулся с новой силой. Я села, игнорируя протестующую боль в теле. И оглядела себя. Моё белое платье, ещё утром бывшее произведением искусства, теперь выглядело жалко. Подол был испачкан в пыли, на корсаже красовалось тёмное пятно неизвестного происхождения, а тонкое кружево было порвано.
— Игорь! — крикнула я, и мой голос эхом отразился от каменных стен. — Хватит! Это уже не смешно! Выходи!
Ответом мне была всё та же давящая тишина, нарушаемая лишь тихим потрескиванием дров в огромном камине, который я заметила в дальнем углу комнаты. Огонь едва теплился, почти не давая ни света, ни тепла.
— Я сейчас полицию вызову! — пригрозила я, хотя прекрасно понимала всю абсурдность угрозы. Моя сумочка с телефоном и документами, скорее всего, осталась на той самой веранде, где рухнула моя жизнь.
Я с трудом поднялась на ноги. Ноги, обутые в изящные свадебные туфли, подкашивались. Голова кружилась. Опираясь на стену, я доковыляла до массивной деревянной двери, обитой железными полосами. Дёрнула за тяжёлое кованое кольцо, служившее ручкой. Заперто. Разумеется.
Паника начала подтачивать фундамент моего гнева. Всё это было слишком. Слишком реально. Слишком странно. Декорации были чересчур качественными для отеля, а воздух… воздух был настоящим. Древним и специфически вонючим. Я подбежала к окну, встав на цыпочки, чтобы заглянуть в него. За мутным стеклом я не увидела ничего, кроме серого, однородного неба и верхушек каких-то тёмных, незнакомых деревьев. Ни парковки, ни дороги, ни единого намёка на цивилизацию.
В этот момент я услышала звук. Звук тяжёлого засова, который отодвигают с другой стороны двери.
Я отскочила от окна и инстинктивно попятилась вглубь комнаты, ища глазами хоть какое-то оружие. Под руку попался тяжёлый металлический подсвечник с оплывшими свечами. Я схватила его, ощущая холод и вес металла в ладони. Не бог весть что, но лучше, чем ничего.
Дверь со скрипом отворилась. На пороге стояли двое.
Мужчина и женщина. Они были одеты так, словно сошли со страниц исторического романа. На нём — тёмный бархатный камзол, расшитый серебряной нитью, и высокие сапоги. На ней — тяжёлое платье из тёмно-зелёной парчи, с высоким воротником и неестественно узкой талией. Их лица были холодными, надменными и совершенно незнакомыми.
Женщина, высокая и костлявая, с гладко зачёсанными тёмными волосами, в которых пробивалась седина, окинула меня презрительным взглядом, задержавшись на моём растрёпанном виде и грязном платье. Мужчина, чуть пониже, но шире в плечах, с жёстким, властным лицом и коротко подстриженной бородкой, смотрел на меня как на предмет. Как на вещь, которая доставила некоторые неудобства.
— Что это за маскарад? — прошипела я, сжимая подсвечник так, что побелели костяшки пальцев. — Где я? Кто вы такие?
Они переглянулись. На их лицах не отразилось ни малейшего понимания, только раздражение. Женщина что-то сказала мужчине на незнакомом, гортанном языке. Звучало это резко и требовательно.
Я не знаю, как долго просидела на коленях на ледяном каменном полу, сотрясаясь от беззвучных рыданий. Минуту? Час? Целую вечность? Мир сузился до боли в сбитых костяшках пальцев, до унизительной мокрой дорожки от слёз на щеках и до оглушающей, абсолютной тишины, поселившейся у меня в горле.
Тишина. Раньше я никогда по-настоящему не задумывалась о ней. Она была просто отсутствием звука. Теперь же она стала чем-то материальным. Тяжёлым, удушающим одеялом, которое набросили на меня, отрезав от всего мира. Мой главный инструмент общения, мой способ выразить гнев, страх, несогласие — мой голос — был отнят. У меня украли не просто звук, у меня украли часть меня самой.
Постепенно слёзы иссякли, оставив после себя лишь горькую пустоту и саднящее чувство в груди. На смену отчаянию медленно, очень медленно, начала приходить холодная, звенящая ярость. Это была не та вспыльчивая, горячая ярость, что заставила меня кричать на Игоря у алтаря. Нет. Эта была другой. Спокойной, сосредоточенной и смертельно опасной. Ярость загнанного в угол зверя, которому больше нечего терять.
Я подняла голову. Комната тонула в густых сумерках. Единственным источником света были догорающие угли в камине, отбрасывавшие на стены дрожащие, уродливые тени. Мои похитители, мои новые «родители», так и не вернулись. Они просто бросили меня здесь, как сломанную игрушку, уверенные в моей полной беспомощности.
Что ж, в этом они ошибались.
Я встала. Каждый мускул в теле ныл, но я не обращала на это внимания. Боль — это доказательство того, что я ещё жива. А пока я жива, буду бороться. Я подошла к двери и методично ощупала её поверхность. Массивные дубовые доски, скреплённые коваными железными полосами. Никаких щелей, никаких слабых мест. Засов с той стороны, судя по звуку, был размером с мою руку. Выбить такую дверь было невозможно.
Тогда окно. Взобравшись на стул, я смогла рассмотреть окно поближе. Оно было маленьким, не шире моих плеч. Толстое, мутное стекло было намертво впаяно в свинцовый переплёт, а тот, в свою очередь, вмурован в каменную кладку. Даже если бы мне удалось разбить это стекло, пролезть в узкий проём, не перерезав себе все артерии, было бы проблематично. И куда потом? Судя по высоте, я находилась как минимум на третьем этаже. Прыжок отсюда означал бы верную смерть.
Я слезла со стула, чувствуя, как холодные пальцы безнадёжности снова пытаются прокрасться мне под кожу. Нет! Я не сдамся!
Ярость, накопившаяся за эти бесконечные часы, вырвалась наружу. Я схватила тот же стул и со всей силы опустила его на пол. Стул, сделанный из тёмного, крепкого дерева, лишь глухо стукнулся о камень и даже не поцарапался. Я швырнула его в стену — тот же эффект. В отчаянии я начала метаться по комнате, пытаясь сломать, разбить хоть что-то, выплеснуть свою ярость, но всё здесь было чужим, каменным и нерушимым.
Когда приступ бессильной ярости прошёл, я рухнула на пол, задыхаясь от собственной беспомощности. Руки дрожали, в груди всё горело, а перед глазами плыли чёрные пятна. Я была как раненый зверь, мечущийся в клетке. Но даже в этом состоянии инстинкт самосохранения толкал меня к действию. Сидеть на месте было невыносимо. И я поползла по комнате, ощупывая стены, заглядывая под мебель, движимая не логикой, а животным желанием найти лазейку, спрятаться, сбежать.
Под кроватью я нашла только вековую пыль и пару пауков размером с грецкий орех, которые поспешно скрылись в щелях между камнями. За гобеленами на стенах оказались цельные, холодные каменные блоки без намёка на потайные ходы или тайники. Камин был огромным, но дымоход — слишком узким даже для ребёнка.
Я была готова сдаться, когда мои поиски привели меня в самый тёмный угол комнаты, за кровать с балдахином. Там, почти невидимая в густой тени, стояла железная клетка.
Она была сделана из толстых, почерневших от времени прутьев, сваренных между собой грубо, но надёжно. На дне лежала какая-то старая, грязная мешковина. Сначала я подумала, что клетка пуста — просто ещё один предмет из коллекции средневековых древностей этого странного места. Но потом, когда мои глаза привыкли к темноте, я заметила какое-то движение внутри.
Но стоило мне приблизиться, как во мраке вспыхнули два золотистых огонька и уставились прямо на меня. Я инстинктивно отступила на шаг, однако любопытство взяло верх. Сделав ещё один осторожный шаг вперёд, я, наконец, различила очертания крупного животного.
Это был кот. Огромный, пушистый рыжий кот, который сидел, свернувшись клубком, и неотрывно смотрел на меня своими фосфоресцирующими в темноте глазами. Он не шипел, не выгибал спину, не показывал когти. В его взгляде не было страха или агрессии. Только спокойное, оценивающее любопытство, словно это не я изучала его, а он меня.
Не знаю почему, но я не испугалась. Наоборот. После нескольких часов абсолютного одиночества вид другого живого существа принёс странное облегчение. Пусть даже это был просто кот в клетке.
Я медленно опустилась на пол перед ним. Усталость навалилась на меня всей своей тяжестью. Я смотрела на кота. Он смотрел на меня. От бессилия и одиночества к горлу снова подступил комок. Я прислонилась лбом к холодным прутьям клетки и беззвучно заплакала. Снова. Я рассказывала этому рыжему коту всю свою историю. Без слов. Рассказывала о предательстве, о рухнувшей свадьбе, о похищении, об этих жутких людях и о том, как у меня отняли голос.
И когда из клетки раздался низкий, с лёгкой хрипотцой и откровенной насмешкой голос, я подумала, что окончательно сошла с ума.
— Впечатляюще. Но мебель тебе ничего не сделала. Успокойся и давай поговорим.
Я тотчас резко отпрянула от клетки и уставилась на кота, который теперь сидел, выпрямив спину, и с невозмутимым видом умывал лапой морду.
— Да-да, не бывает, — произнёс кот, прервав умывание и посмотрев на меня так, словно прочитал мои мысли. — А ещё не бывает магии, которая лишает голоса, и порталов, которые выдёргивают истеричных невест с их собственных свадеб. Однако вот мы здесь. Так что предлагаю принять новую реальность и перейти к конструктивному диалогу. Время поджимает.
Сделка.
Слово повисло в затхлом воздухе комнаты, тяжёлое и обязывающее. Я смотрела на самодовольную рыжую морду, на золотистые глаза, в глубине которых плясали лукавые огоньки, и пыталась осмыслить происходящее. Мозг, всё ещё не оправившийся от шока, работал со скрипом, как старый, заржавевший механизм.
Сделка с говорящим котом. Всего несколько часов назад я собиралась выйти замуж за человека, которого, как мне казалось, я знала и любила. А теперь я сидела на полу в средневековом замке, лишённая голоса, и мой единственный потенциальный союзник — саркастичный пушистый авантюрист, который попался в ловушку из-за зачарованной валерьянки. Если бы кто-то рассказал мне такое вчера, я бы покрутила пальцем у виска и посоветовала ему обратиться к специалисту.
Но это была моя новая реальность. Жестокая, абсурдная и пугающая до дрожи в коленках.
Я перевела взгляд с кота на свои руки. Пальцы, испачканные в пыли и саже, с обломанными ногтями. На безымянном пальце правой руки всё ещё виднелся бледный след от помолвочного кольца, которое я швырнула в лицо Игорю. Казалось, это было в другой жизни. Та жизнь, со всеми её проблемами, предательствами и разочарованиями, сейчас представлялась мне недостижимым, потерянным раем.
Что у меня было? Полная неопределённость. Меня похитили, чтобы принести в жертву. Мои похитители — безжалостные аристократы. Мой будущий «муж» — некромант, от которого, по слухам, его жёны мрут как мухи. И у меня отняли голос — моё главное оружие.
А на другой чаше весов — этот кот. Яспер. Он был наглым, самовлюблённым и, судя по его рассказу, не слишком умным, раз уж попался на такую примитивную уловку. Могла ли я ему доверять? Конечно, нет. Но был ли у меня выбор?
Тоже нет.
Я снова посмотрела ему в глаза. Он ждал. Спокойно, уверенно, словно уже знал мой ответ. В его взгляде не было жалости. Было деловое предложение. Партнёрство. Союз двух существ, загнанных в угол разными обстоятельствами, но объединённых одной целью — выбраться отсюда.
И в этот момент ярость, что тлела во мне всё это время, вспыхнула с новой силой. Ярость на Игоря и подругу, на этих графа с графиней, на этого Каэлана, на весь этот безумный мир. Они все считали меня пешкой. Жертвой. Куклой. Но я не была куклой. Я была живой. И я собиралась бороться за свою жизнь до последнего.
Медленно, очень медленно, чтобы он понял всю серьёзность момента, я кивнула. Один раз. Чётко и решительно.
На морде Яспера промелькнуло что-то похожее на удовлетворение. Он тут же перешёл на деловой тон, словно мы только что подписали многомиллионный контракт.
— Прекрасно. Рад иметь дело с разумным существом. Итак, первый пункт нашего плана: моё освобождение. Замок на этой клетке дешёвая поделка, но мои лапы слишком широки, чтобы пролезть сквозь прутья и вскрыть его изнутри. Мне нужен тонкий и прочный инструмент. Что-то вроде… — он окинул меня оценивающим взглядом, задержавшись на моей голове, — шпильки из твоей причёски.
Моя причёска. Я рефлекторно коснулась головы. То, что ещё утром было сложной свадебной укладкой, теперь представляло собой жалкое, спутанное гнездо. Лаковые кудри растрепались, часть прядей выбилась и свисала грязными сосульками. Но где-то там, в этом хаосе, действительно должны были остаться шпильки.
Я принялась лихорадочно обшаривать волосы. Это было не так-то просто. Пальцы путались в волосах, натыкались на колтуны. Одна шпилька, вторая… Они были слишком короткими и тонкими. Наконец, где-то на затылке, я нащупала то, что нужно — длинную, прочную металлическую шпильку, которая была основой всей конструкции. С трудом выдернув её, я протянула своё сокровище коту.
Он ловко подцепил шпильку когтем сквозь прутья. И тут началось представление. Яспер зажал один конец шпильки зубами, и, орудуя с поразительной точностью, принялся ковыряться в замочной скважине. Его усы подрагивали от сосредоточенности. В полумраке комнаты были слышны лишь тихие щелчки и скрежет металла о металл.
Я же смотрела на него, затаив дыхание. Этот кот был далеко не так прост, как хотел казаться.
Наконец, раздался громкий, отчётливый щелчок. И дверца клетки со скрипом приоткрылась.
Но Яспер не спешил выходить. Сначала он выплюнул погнутую шпильку, затем картинно потянулся, выгнув спину дугой так, что хрустнули позвонки. Только после этого он неторопливо, с чувством собственного достоинства, ступил на каменный пол. Свободен.
— Так-то лучше, — пробормотал он, отряхивая лапы, словно они испачкались в чём-то неприятном. — Условия содержания здесь, прямо скажем, оставляют желать лучшего. Никакого уважения к редким магическим видам.
Он обошёл меня по кругу, обнюхивая моё платье с видом эксперта-искусствоведа.
— Да, и гардероб тебе определённо придётся сменить. В этом далеко не убежишь.
Я вопросительно посмотрела на него, беззвучно спрашивая: «Что теперь?».
— Теперь слушай внимательно, — он сел передо мной, и его тон снова стал серьёзным. — Наш план состоит из нескольких этапов. И самый важный и опасный из них — это свадьба.
Я отшатнулась, яростно мотая головой. Нет! Ни за что! Я не пойду ни на какую свадьбу!
— Успокойся и дослушай! — рявкнул он так властно, что я невольно замерла. — У нас нет другого выхода. Ты должна пройти через эту церемонию. Потому что во время неё произойдёт ключевое событие. Каэлан наденет на тебя кулон. Это не просто украшение, это могущественный артефакт, который свяжет вас магическими узами.
Он сделал паузу, давая мне осознать услышанное.
— Но у этого артефакта есть побочный эффект, о котором, я уверен, твои «родители» не знают. Пока кулон на тебе, его магия будет тебя скрывать. Для Каэлана ты станешь чем-то вроде «слепого пятна». Он будет знать, что ты где-то рядом, но не сможет тебя найти. Это наш единственный шанс получить фору и скрыться.
Я смотрела на него, пытаясь переварить эту безумную идею. Снова идти к алтарю. Снова произносить клятвы, пусть и беззвучно. Снова смотреть в лицо мужчине, который видел во мне лишь вещь. От одной этой мысли к горлу подкатила тошнота. Но… если это единственный способ…
Казалось, мы уже вечность сидим в тишине. Время превратилось в густой, вязкий кисель, в котором тонули минуты и часы. Я думала о предстоящей церемонии, и ледяные пальцы страха сжимали моё горло. Снова идти к алтарю. Снова быть в центре внимания, чувствуя себя товаром на витрине. От одной этой мысли к горлу подкатывала тошнота.
Яспер, напротив, казался абсолютно невозмутимым. Он тщательно, с видом знатока, вылизал свою пушистую рыжую шерсть, затем свернулся в идеальный клубок и, кажется, задремал. Его спокойствие действовало на нервы, но в то же время странным образом успокаивало. Хотя бы один из нас был уверен в успехе нашего безнадёжного предприятия.
Я прислонилась головой к холодной каменной стене и закрыла глаза, пытаясь отогнать непрошеные образы. Образ Игоря, его лживые глаза. Образ Светки, моей «лучшей подруги». Боль от их предательства была всё ещё свежей, острой, как осколок стекла под кожей. Тогда, у алтаря, я взорвалась. Я выплеснула всю свою ярость и ушла. Но что теперь? Здесь криком делу не поможешь. Здесь нужно было действовать. Холодно, расчётливо, без права на ошибку.
Внезапно Яспер поднял голову. Его уши дёрнулись и повернулись в сторону двери. Он не спал. Он всё это время слушал.
— Идут, — прошептал он так тихо, что я скорее угадала слова, чем услышала их.
Моё сердце пропустило удар. Я вскочила на ноги, инстинктивно вжимаясь в самый тёмный угол комнаты. Вот оно. Началось.
За дверью послышались шаги. Лёгкие, торопливые, сопровождаемые шуршанием юбок. Вот они остановились прямо у моей двери, через секунду в замке заскрежетал ключ. Дверь со скрипом отворилась, и в комнату, семеня, вошли три женщины. Две молодые служанки, с испуганными глазами и низко опущенными головами, и одна постарше, видимо, главная, с лицом таким же кислым, как прошлогодний лимон. Они несли перед собой огромное облако ткани — шёлка, кружев и лент. Новое свадебное платье.
Женщина постарше окинула меня брезгливым взглядом, задержавшись на моём изорванном и грязном наряде. Её тонкие губы скривились.
— Снимай это непотребство, — проскрипела она. — Леди Ангелина должна выглядеть подобающе.
Они развернули платье, и я невольно отступила на шаг. Это было чудовищное сооружение. Десятки метров тяжёлой, переливающейся парчи, жёсткий корсет, способный, кажется, переломить рёбра, и бесчисленные нижние юбки, которые весили, наверное, не меньше меня. Я представила, как пытаюсь бежать в этом гробу на ножках. Шансов — ноль.
Я посмотрела на них. Прямо в глаза старшей. И медленно, отчётливо помотала головой.
— Что? — переспросила служанка, словно не поверив своим глазам. На её лице отразилось искреннее изумление. Видимо, безмолвных кукол, которые бы ей перечили, она ещё не встречала. — Ты что себе позволяешь, девка? А ну живо!..
Она сделала шаг ко мне, протягивая свои костлявые руки. Я сделала шаг назад. Когда одна из молодых служанок, подталкиваемая взглядом начальницы, робко попыталась схватить меня за руку, я отреагировала инстинктивно. Я увернулась и схватила с туалетного столика тяжёлый серебряный гребень, который припрятала ранее и выставила его перед собой, как нож.
Служанки тотчас в ужасе отшатнулись, издав коллективный писк.
— Ведьма! — взвизгнула старшая, отскакивая назад и чуть не сбив с ног своих подчинённых. — Она одержима!
Начался хаос. Они пытались подойти ко мне то с одной, то с другой стороны, а я, как дикая кошка, металась по комнате, не давая им приблизиться. Я не могла кричать, но моё молчание было страшнее любого крика. Я опрокинула тяжёлый стул, загораживая им путь. Смахнула со стола шкатулку, остатки драгоценностей с жалобным звоном разлетелись по полу.
Эта немая битва продолжалась несколько минут, пока в комнату, привлечённая шумом, не вошла сама графиня. Увидев разгром, она побагровела от гнева.
— Что здесь происходит?!
— Она… она не даётся, госпожа! — пролепетала старшая служанка, указывая на меня дрожащим пальцем. — Она буйная!
Графиня перевела взгляд с меня на платье в руках служанок, и её губы скривились в злой усмешке.
— Так вот оно что. Что ж, раз эта дикарка не хочет надевать платье леди, значит, пойдёт к алтарю в своих лохмотьях. Мне всё равно. Ведите её.
Церемония проходила в роскошном зале замка — явно, парадном помещении, где граф и графиня принимали важных гостей. Высокие потолки украшали фрески с изображениями охотничьих сцен и геральдических символов рода де Рос. Массивные хрустальные люстры заливали зал золотистым светом, отражаясь в полированном мраморном полу. Стены были обиты дорогим бархатом глубокого синего цвета с золотой отделкой. Всё здесь кричало о богатстве и знатности хозяев — от резных дубовых панелей до витражных окон с фамильными гербами. Но именно эта показная роскошь делала происходящее ещё более зловещим. Красивая обёртка для уродливого содержимого.
Меня вели под руки два стражника в чёрных доспехах, словно преступницу на казнь. Их железные перчатки впивались в мои локти, но я шла прямо, подняв подбородок. Если суждено идти на заклание — пойду с достоинством.
Где-то в тенях между колоннами мелькнул знакомый рыжий силуэт. Яспер занял позицию. Всё шло по плану.
У алтаря, украшенного белыми лилиями и розами, меня уже ждали. Мои «родители», граф и графиня, с натянутыми улыбками на лицах, изображающие счастливых родителей. И судя по всему мой жених.
Каэлан оказался совсем не таким, каким я его себе представляла. Я ожидала увидеть чудовище — горбатого, с жёлтыми клыками и красными глазами. Вместо этого передо мной стоял мужчина, который вполне мог сойти за принца из готической сказки. Высокий, широкоплечий. Длинные тёмные волосы, перехваченные серебряной лентой, подчёркивали строгие черты резко очерченного лица. Он был одет во всё чёрное — бархатный камзол с серебряными застёжками, узкие штаны, высокие сапоги из мягкой кожи.
Но больше всего меня поразили его глаза. Они были тёмными, цвета полуночного неба, и смотрели на меня с холодным, отстранённым любопытством. В их глубине мелькало что-то древнее и опасное. От него исходила аура силы — давящая, почти осязаемая, заставлявшая воздух вокруг него словно сгущаться и мерцать.
— Нам нужно укрытие, — проговорил кот, спустя несколько минут отдыха. — Скоро стемнеет. В этом лесу ночью небезопасно.
Я кивнула, хотя не представляла, где мы можем найти укрытие в этой глуши. Но Яспер, кажется, знал, что делать. Он принюхался, поводив усами, и уверено трусцой побежал в сторону, углубляясь в чащу. Собрав остатки воли в кулак, я поплелась за ним.
Мы шли около двух часов, может, больше. Лес становился всё гуще и темнее. Древние дубы и ели смыкались над головой плотным зелёным сводом, почти не пропуская света. Под ногами хлюпала болотистая почва, усеянная прелыми листьями и скользкими корнями. И когда я уже была готова снова упасть и остаться лежать здесь навсегда, деревья внезапно расступились.
Мы вышли на небольшую поляну, заросшую бурьяном и крапивой по пояс. А посреди неё, словно вросший в землю гриб, стоял дом.
Он был старым, почерневшим от времени и дождей. Покосившаяся крыша, покрытая мхом и лишайником, просела в нескольких местах. Крыльцо накренилось, а ступени изъела гниль. Окна зияли пустыми, тёмными глазницами — стёкла давно вылетели, оставив лишь кривые рамы, словно беззубые рты. Но стены из толстых брёвен всё ещё стояли крепко.
— Ну вот, — с ноткой самодовольства в голосе произнёс Яспер. — Говорил же, что найду. Старая… — он помолчал, принюхиваясь, — хм, интересный запах. Не охотничья заимка, как я думал. Тут жила ведьма.
— Ведьма? — пересохшими губами прошептала я.
— Ну да. Травы, зелья, всякая алхимическая дрянь. Запах въелся в дерево намертво. — Кот пожал лапами. — Но давно заброшена, хозяйка, судя по всему, сгинула. От дождя и хищников укроет.
Мы подошли ближе. Дверь, украшенная выцветшими защитными рунами, висела на одной петле. Я осторожно толкнула её, и она с протяжным, жалобным скрипом отворилась, впустив нас внутрь.
Яспер был прав. Это определённо был ведьмин дом. Даже в полумраке было видно, что здесь творились дела, далёкие от обычной жизни. Под потолком висели иссохшие связки трав — я различила полынь, зверобой и что-то ещё, незнакомое, с резким, почти одурманивающим запахом. На стенах проступали странные символы, нацарапанные углём или вырезанные ножом прямо в древесине — спирали, треугольники с глазами посередине, руны, значение которых ускользало от понимания.
В углу громоздилась огромная каменная печь, а рядом с ней — массивный чёрный котёл на трёх ножках, покрытый толстым слоем паутины. Вдоль стен тянулись полки, уставленные пустыми склянками самых причудливых форм — грушевидными, спиральными, с длинными тонкими горлышками. На одной из полок восседала высохшая сова, её стеклянные глаза смотрели в никуда мёртвым, немигающим взглядом.
У окна стоял грубый деревянный стол, весь изрезанный ножом и покрытый пятнами неопределённого происхождения. На нём валялись какие-то ржавые инструменты — ступки, совочки, нечто похожее на маленькие ножницы.
— Уютненько, — пробормотал Яспер, обнюхивая котёл. — Интерьер в стиле «кошмарный сон инквизитора». Надеюсь, прежняя хозяйка не оставила после себя каких-нибудь сюрпризов.
Как только я переступила порог, последние силы меня оставили. Ноги больше не держали, и я просто сползла по стене на пол, прислонившись спиной к холодным брёвнам. Всё. Мы в относительной безопасности. Хотя бы на время.
Яспер тем временем с деловитым видом обследовал наше новое жилище. Он заглянул в печь, поскрёб лапой по полу под столом, обнюхал каждый угол. На одной из полок он задержался особенно долго, что-то вынюхивая среди пустых склянок.
— Есть хорошие новости и плохие, — объявил он, вернувшись ко мне. — Хорошие — крыша над тем углом вроде цела, дверь можно подпереть скамейкой, и нас здесь так просто не достанут. Плохие — еды нет вообще. Даже мышей нет, все давно сбежали.
Я по привычке хотела было ответить, но из горла вырвался лишь сиплый хрип. Голос. Заклятие… Заклятие, кажется,, слабеет! Яспер говорил, что магия графа действует, пока я рядом с ним. А мы убежали достаточно далеко, чтобы...
Я медленно, с замиранием сердца, поднесла руку к горлу и попробовала ещё раз:
— Спасибо за оптимизм, пуш... — и осеклась. Голос! Мой голос вернулся! Чужой, скрипучий, как несмазанная дверная петля, но мой!
Я вскочила на ноги так резко, что у меня закружилась голова. Откуда взялись силы, понятия не имею, но меня как током ударило от радости. Я начала кружиться по комнате, как сумасшедшая, задевая полки и склянки.
— Я говорю! — вопила я, взмахивая руками. — Я говорю! Чёрт возьми, я снова могу говорить!
— Тише, придурошная, — зашипел Яспер, прижав уши. — Хочешь, чтобы на твой визг сбежались все хищники в округе? И вообще, что за дикие пляски? У нас тут не балаган.
— Балаган? — Я остановилась, тяжело дыша, но улыбка не сходила с лица. — Кот, да это же чудо! Я думала, что никогда больше не смогу...
— Ну смогла, и что? — фыркнул он. — Теперь сможешь в голос жаловаться на голод. Какое утешение.
Эйфория начала спадать, уступая место суровой реальности. Мой желудок болезненно сжался, напоминая о себе. Когда я ела в последний раз? Утром, перед свадьбой? А пила? Глотка воды из ручья явно не хватало.
— Ладно, — сказала я, стараясь говорить спокойно. — Давай осмотрим дом. Может, прежняя хозяйка что-то оставила.
И я принялась обыскивать избушку. Я проверила все полки, залезла в печь — там были только угольки и сажа. Заглянула под кровать в углу — обнаружила лишь клочки истлевшего тряпья и мышиный помёт. В деревянном сундуке у стены лежали какие-то обрывки пергамента с непонятными записями и сломанная деревянная ложка.
— Блестяще, — прокомментировал Яспер, наблюдая за моими потугами. — Нашла что-нибудь съедобное?
— Только если ты любишь паутину с приправой из мышиного помёта, — огрызнулась я, вытирая руки о юбку.
— М-м-м, деликатесы, — протянул кот. — А если серьёзно, нужно добраться до ручья. Без воды мы протянем максимум день-два.
Я подошла к окну и выглянула наружу. Лес погружался в сумерки. Между деревьями уже клубились серые тени, а откуда-то издалека доносился протяжный волчий вой.
Я проснулась от холода. Не от того пронизывающего, ледяного ужаса, что сковывал меня в замке, а от обычного холода, который пробирает до костей, когда спишь на голом полу в сыром, продуваемом всеми ветрами доме.
Ночь прошла в тревожной, рваной дрёме, наполненной тенями, шорохами и далёким воем, от которого стыла кровь в жилах. Каждый раз, когда усталость, наконец, брала своё и я проваливалась в забытьё, меня тут же выдёргивал обратно любой звук — скрип половиц, шелест сухих трав под потолком или далёкий крик какой-то лесной твари. И тогда я лежала с бешено колотящимся сердцем, ожидая услышать лязг доспехов или почувствовать ледяное прикосновение Каэлана.
Но утро пришло. Бледное, серое, оно просачивалось сквозь пустые окна и дыры в крыше, разгоняя ночные страхи и безжалостно обнажая всю убогость нашего убежища.
Я села, разминая затёкшие мышцы и суставы. Всё тело ломило так, словно меня пропустили через мясорубку, а потом заставили пробежать марафон. Яспер, устроивший свою голову у меня на коленях, недовольно мяукнул на то, что его потревожили, приняв царственную позу, сердито на меня посмотрел.
— Доброе утро, — прохрипела я. В горле першило и царапало, словно я всю ночь глотала песок. — Если его можно назвать добрым.
— Любое утро, в которое тебя не собираются приносить в жертву, по определению доброе, — философски заметил кот, принимаясь наводить утренний марафет. — Нам надо срочно решать насущные проблемы. Проблема номер один: я хочу пить так, что готов слизать росу с листьев. Проблема номер два: я хочу есть так, что всерьёз рассматриваю возможность охоты на мышей. И я почти уверен, что ты испытываешь схожие чувства.
Он был прав. Желудок сводило от голода так, что перед глазами плыли чёрные пятна, а во рту было так сухо, словно я наелась песка. Но я понятия не имела, что можно есть в лесу, а что смертельно ядовито.
— Сначала к ручью, — твёрдо сказала я, с трудом поднимаясь на дрожащие ноги. — А потом… потом нам нужно в деревню.
Яспер прекратил умываться и посмотрел на меня с таким изумлением, словно я предложила ему станцевать балет.
— В деревню? — переспросил он, и его усы возмущённо дёрнулись. — Ты случайно головой не ударилась, когда падала? Мы провели здесь всего одну ночь! А если там стража графа? Или, что ещё хуже, ищейки твоего ненаглядного муженька? Тебя схватят быстрее, чем ты успеешь сказать «помогите».
— А какой у нас выбор? — Я развела руками, и этот простой жест стоил мне немалых усилий, руки дрожали от слабости. — Сидеть здесь и ждать, пока мы умрём от голода? Питаться корешками и надеяться, что не отравимся? У нас есть драгоценности. Нам нужно продать хотя бы одну вещь, чтобы купить еды, тёплую одежду, одеяла…
Я запнулась, осознав, как много нам нужно, и как мало я знаю об этом мире.
— И… и вообще, что здесь едят? Какие монеты в ходу? Как торговаться? — голос мой сорвался на полушёпот. — Яспер, я же ничего не знаю! Я из совершенно другого мира! Я не знаю, как выжить здесь!
— Эй, эй, — кот подошёл ко мне и потёрся о ногу. — Не раскисай. Я помогу. Что касается еды — тут всё как везде: хлеб, мясо, овощи. Монеты — медяки, серебро, золото. Чем драгоценнее металл, тем дороже. А торговаться… ну, будем импровизировать.
— В этом, — я с отвращением посмотрела на остатки своего свадебного наряда, превратившиеся в жалкие, грязные лохмотья, — я точно никуда не пойду. Мне нужна нормальная одежда, чтобы не вызывать подозрений. И вообще, как я объясню, откуда у меня дорогие украшения?
Яспер задумчиво почесал за ухом задней лапой.
— В твоих словах есть звенящая логика отчаяния, — нехотя признал он. — Но это очень рискованно. Нужно всё продумать до мелочей.
После того как мы умылись ледяной водой в ручье, который, как оказалось, пробегал всего в десятке шагов от ведьминого дома, мы приступили к реализации нашего дерзкого плана.
Сначала нужно было раздобыть одежду.
Путь до деревни превратился в настоящее испытание на прочность нервов. Мы шли почти час, крадучись по самому краю леса, стараясь не попадаться на глаза случайным путникам. Каждый шорох заставлял нас замирать и прижиматься к стволам деревьев. Яспер двигался бесшумно, как настоящий хищник, а я спотыкалась о каждый корень и ветку, проклиная остатки своего свадебного платья, которое цеплялось за всё подряд.
— Тише! — шипел кот всякий раз, когда треск сломанной ветки под моей ногой разносился по лесу. — Ты идёшь, как стадо слонов!
— Извини, но я не кошка! — огрызалась я, выпутывая кружева из колючих кустов.
Дважды нам приходилось замирать и ждать, пока по тропинке не пройдут люди. Первый раз это была старуха с корзиной яиц — она медленно брела по дороге, опираясь на палку и что-то бормоча себе под нос. Второй раз — двое молодых парней с топорами, видимо, дровосеков. Они ехали на телеге, громко переговариваясь о чём-то своём, и я слышала их смех ещё долго после того, как они скрылись за поворотом.
Мои ноги уже начинали болеть от непривычной ходьбы по пересечённой местности, когда между деревьев, наконец, показались первые дома поселения.
Деревушка оказалась небольшой: десятка два почерневших от времени домов, сгрудившихся вокруг пыльной площади с каменным колодцем. Пахло дымом из печных труб, навозом со скотного двора и — о боже! — свежеиспечённым хлебом. Этот запах заставил мой желудок сжаться в болезненном спазме.
Мы залегли в густых зарослях папоротника у крайнего дома, двор которого выходил к лесу. На верёвке, натянутой между старой яблоней и покосившимся сараем, сушилось бельё. Среди простыней и мужских рубах там болталось простое, но чистое платье из грубого серого домотканого полотна.
— Теперь мой выход, — прошептал Яспер, и в его зелёных глазах блеснул азартный огонёк охотника. — А ты смотри и учись.
Он распластался на земле, превратившись в рыжую тень. Каждое его движение было продумано — он двигался по-пластунски, сливаясь с высокой травой, используя каждую кочку и каждый куст как укрытие. Я затаила дыхание, наблюдая за ним. Вот он добежал до низкого плетёного забора, одним лёгким прыжком перемахнул через него и замер у стены сарая, прижавшись к потемневшим от времени доскам.
— Это что ещё за дьявольщина?! — выдохнула я, замирая на месте. В горле мгновенно пересохло. — Что... что ты такое?
Скелет, естественно, не ответил. Он просто стоял и смотрел на меня пустыми глазницами. Или то, что от них осталось.
— Ложись! — пискнула я, взмахнув рукой. — Ложись обратно! В землю! Быстро!
Скелет тотчас послушно начал опускаться, складываясь в неестественные позы.
— Да нет, не так! — в панике завопила я. — Не садись! Исчезни! Растворись! Сдохни!
При последнем слове череп скелета дёрнулся, словно он обиделся. А потом он начал разваливаться. Буквально. Кости начали отделяться друг от друга и падать на землю с сухим стуком.
— О нет, нет, нет! — Я схватилась за голову. — Не разваливайся! Стой! Стой как стоял!
Кости тут же начали собираться обратно, складываясь в человеческую фигуру. Это было отвратительно и завораживающе одновременно, как будто время пошло вспять, и смерть отступила.
Из зарослей, конечно же, донёсся знакомый саркастичный голос:
— Трогательная сцена. Некромантша дрессирует первую жертву.
— Яспер! Что это такое? Что со мной происходит? Я не делала ничего особенного!
— Особенного? — кот фыркнул. — Ты подняла мертвого одним пинком и парой грубых слов. Для начинающей некромантки это довольно неплохо.
— Какой ещё некромантки?! — Мой голос сорвался на визг. — Я не некромантка! Я обычная девушка! Из двадцать первого века! Я работала в рекламном агентстве!
— Была обычной, — терпеливо поправил меня кот. — До того, как попала в другой мир и вышла замуж за одного из сильнейших некромантов континента. Магические узы, милочка. Каэлан не просто надел на тебя кулон, он связал вас магической клятвой. Часть его силы теперь в тебе. А некромантия... это как заразная болезнь. Стоит немного подцепить и пошло-поехало. Хотя странно, еще ни одна его супруга не принимала в себя его силу, что-то в тебе… есть от ведьмы.
— То есть я теперь... навсегда?
— Навсегда — это громко сказано, — Яспер пожал лапами. — Возможно, если разорвать брачные узы... Но это не точно. Магия некромантии имеет неприятное свойство въедаться в душу.
Скелет тем временем терпеливо сидел на земле, поворачивая череп то ко мне, то к коту, словно следил за нашим разговором.
— А он... оно... это... разумное? — спросила я, показывая на скелет.
— Проверим, — Яспер подошёл к скелету и обнюхал его. — Эй, костлявый! Ты меня понимаешь?
Череп кивнул.
— Можешь говорить?
Скелет попытался что-то сказать, но из него вырвался лишь хриплый, булькающий звук. Очевидно, без голосовых связок речь была проблематична.
— Можешь писать?
Скелет кивнул более энергично и указал костлявым пальцем на землю.
— Тогда пиши, — приказала я. — Кто ты такой?
Скелет начал царапать что-то в земле. Буквы получались корявыми, но читаемыми: «ТОМ. СЛУЖИЛ ПИСАРЕМ У БАРОНА»
— Том? — я моргнула. — Тебя зовут Том?
Череп кивнул.
— Это же... банально как-то, — пробормотала я.
Яспер фыркнул.
— А ты что ожидала? «Граф Вальдемар фон Кладбищенский»? Простые люди и после смерти остаются простыми.
Том тем временем продолжал царапать: «НАПАЛИ РАЗБОЙНИКИ. ДОЛГО СПАЛ В ЗЕМЛЕ. ТЫ РАЗБУДИЛА».
— Понятно, — медленно сказала я. — И что ты теперь будешь делать?
«СЛУЖИТЬ», — написал он.
— Нет-нет-нет! — Я замахала руками. — Мне не нужен... слуга! Особенно мёртвый!
Том поник. Точнее, его костлявые плечи опустились, и вся его поза выражала глубокое уныние. Было даже что-то трогательное в этом зрелище.
— Хм, — задумчиво произнёс Яспер. — А между прочим, он мог бы пригодиться. Дрова колоть, воду носить, дом ремонтировать. Мёртвым ни есть, ни спать не нужно. Идеальная рабочая сила.
— Ты серьёзно предлагаешь мне завести скелет в качестве домработника?!
— А что? Практично же.
Я хотела возразить, но в этот момент услышала приближающиеся шаги и весёлый мужской голос:
— Госпожа ведьма! Где вы там? Йонас припасы несет!
— О нет! — прошипела я, оглядывая поляну. — Что, если он увидит скелет? В деревне начнётся настоящий кошмар!
— Быстро! — скомандовал Яспер. — Отправь костлявого в лес!
— Следуй за котом! — приказала я, показывая на Яспера. — И прячься! Чтобы никто тебя не видел!
Скелет тут же поднялся и семенящей походкой направился к кустам. Яспер же ехидно улыбнувшись, пробормотал.
— Забавно. Мёртвый слушается тебя лучше, чем живые мужья своих жён.
Через несколько секунд оба странных товарищей исчезли в зарослях как раз в тот момент, когда из-за поворота тропинки показался Йонас. Он тащил на плече огромный мешок, а в руках нёс корзину, полную всякой всячины.
— Вот и я! — радостно объявил он, подойдя ко мне. — Всё принёс, что заказывали. Мука, мясо, сыр, овощи... — он начал перечислять, доставая припасы из мешка. — Одеяла тёплые, подушки пуховые, горшок добротный, нож острый...
Я слушала вполуха, постоянно оглядываясь на лес. Где-то там скрывался скелет, и эта мысль не давала мне покоя.
— ... а ещё мать просила передать, что если что-то нужно будет, обращайтесь, — продолжал Йонас, явно не торопясь уходить. — Мы тут все простые люди, ведьм уважаем. А уж такую красавицу-ведьму...
Он многозначительно подмигнул мне.
— Слушай, Йонас, — прервала я его, — а ты не боишься ведьм?
— А чего их бояться? — удивился он. — Старая Мирита была хоть и строгая, но справедливая. Лечила, когда болели, коровам помогала телиться... Конечно, случалось, что и наказывала, если кто не по чести поступал.
— Как наказывала?
— Ну, там, бородавки напустит, или волосы на голове выпадут, — беззаботно ответил он. — Один раз Генрика-мельника в свинью превратила на неделю, он тогда зерно у вдовы украл.
— В свинью? — переспросила я, и в голове начал созревать план.
— Ага. Хрюкал неделю, жёлуди жрал. Зато больше никогда ничего не крал, — Йонас засмеялся. — А знаете, госпожа ведьма, а вы на старую Мириту не очень похожи. Вы... как бы это сказать... более приветливая.
Я доела наскоро собранный бутерброд, запила его холодным молоком из глиняного кувшина и откинулась спиной на стену. Впервые за эти безумные сутки желудок перестал болезненно сжиматься, а в теле появилось что-то похожее на силы. Но вместе с насыщением пришло и осознание реальности — той самой, от которой я отвлекалась, пока боролась за выживание.
Я посмотрела на Яспера, который с важным видом умывал морду лапой после трапезы, потом перевела взгляд на окно, за которым терпеливо сидел на пеньке Том, и, наконец, оглядела убогую избушку с её паутиной, прогнившими половицами и призраками прошлого, витающими в затхлом воздухе.
— И что теперь? — тихо спросила я, ломая тишину. — До конца своих дней прятаться здесь от мужа? Жить на украденные драгоценности, пока они не закончатся, а потом... что потом?
Яспер прекратил умываться и посмотрел на меня своими золотистыми глазами, в которых плясали лукавые огоньки.
— А потом ты можешь продавать зелья, — невозмутимо ответил он. — Люди наивные, верят, что какая-нибудь настойка из лопуха принесёт им облегчение. А в том, что ты ведьма, у них сомнений нет. Йонас уже, небось, всей деревне растрепал про угрозу превращения в жабу.
— Нет, — резко сказала я, и моя ладонь со стуком опустилась на стол. — Так не пойдёт. Я не собираюсь всю жизнь прятаться в этой развалюхе и обманывать доверчивых людей, продавая им воду с травками. Мне надо каким-нибудь образом снять брачные узы. До тех пор, пока меня не нашёл Каэлан.
Я помолчала, и в груди вдруг сжалось от неожиданной тоски.
— В идеале... вернуться в свой мир. Там родители, наверняка они меня ищут. Друзья...
Я запнулась, вспомнив Игоря. Вспомнив Свету. Вспомнив ту сцену у алтаря. Боль от предательства всё ещё была свежей, как незажившая рана, но теперь к ней примешивалось что-то ещё. Злость. На себя. За то, что не увидела признаков, не разглядела ложь, верила в иллюзию.
— Вернуться, увы, не выйдет, — спокойно сказал Яспер, и в его голосе не было ни капли сочувствия, только голые факты. — Камень переноса редкий, заклинание сложное и затратное. Тот, кто тебя притянул сюда, высох как слива. Граф слабенький маг, он нанял кого-то. И этот кто-то, скорее всего, умер в процессе или сразу после. Такова цена межмирового портала.
Надежда, которую я даже не осознавала, что держу в глубине души, рухнула. Я сжала кулаки так сильно, что ногти впились в ладони. Значит, дороги назад нет. Совсем. Я застряла здесь, в этом странном, жестоком мире, где магия реальна, а жизнь человека стоит меньше, чем погашение долга.
— А вот расторгнуть брак... — протянул Яспер, и в его тоне появилась знакомая хитрая нотка. — Есть у меня мыслишка.
Я мгновенно выпрямилась, впившись в него взглядом.
— Какая?
— Пока не скажу, — он отвернулся и принялся вылизывать хвост с преувеличенным вниманием. — А то попрёшь на амбразуру, а кочерги здесь нет. Подумать прежде надо.
— Яспер! — В моём голосе зазвучала откровенная угроза. — Не испытывай моё терпение. У меня был очень тяжёлый день. Несколько дней. Я лишилась голоса, чуть не стала жертвой, прыгала в ледяную реку, голодала, и теперь выясняется, что я некромантка поневоле. Так что говори!
— Нет, — твёрдо ответил кот, поворачиваясь ко мне. — Когда будешь готова услышать. А сейчас ты в том состоянии, когда можешь наделать глупостей. Эмоции — плохой советчик в делах, касающихся Тёмных магов.
Я хотела было возразить, но осеклась. Он был прав. Внутри меня бушевал коктейль из страха, злости, отчаяния и какого-то лихорадочного желания действовать немедленно. Это было опасное состояние. Именно в таком состоянии люди совершают фатальные ошибки.
— Ладно, — сквозь зубы выдавила я. — Но долго я ждать не буду.
— И не придётся, — успокоил меня Яспер. — Дай мне несколько дней обдумать детали. Это дело непростое и опасное.
Он спрыгнул со стола и неторопливо прошёлся к двери, где на мгновение замер, глядя в щель.
— Кстати, — вдруг сказала я, и в голосе моём прозвучало неподдельное любопытство. — Ты говоришь как я. Используешь мои выражения, мою манеру речи. Почему? Здесь вроде как средневековье, а ты про амбразуру в таком современном контексте...
Яспер обернулся, и на его морде появилось выражение, которое у человека можно было бы назвать смущением.
— Когда ты мне душу у клетки изливала, — медленно начал он, — я всё прочёл. Всё, что у тебя в голове было. Ты в тот момент была весьма беззащитна, открылась полностью. Я увидел не только твои воспоминания, но и сам твой мир.
Он помолчал, и в его глазах появилось что-то похожее на ностальгию.
— Твой мир хорош, — тихо сказал он. — Странный, шумный, наполненный удивительными вещами. Эти... как их называют... автомобили, что ездят без лошадей. Ящики, показывающие движущиеся картинки — телевизоры. И эти маленькие штуковины, через которые можно разговаривать с кем угодно на любом расстоянии — телефоны. Я видел твои воспоминания о них, чувствовал твоё отношение к ним.
Он снова отвернулся, но я успела заметить в его взгляде зависть.
— Видел я и другое. Горячую воду из крана, свет одним нажатием, тепло зимой без необходимости колоть дрова. Еду в ярких упаковках, лекарства от болезней, которые здесь убивают людей сотнями. Книги, тысячи книг, доступные каждому. Музыку, льющуюся отовсюду...
Его голос стал тише, почти мечтательным.
— Я бы тоже хотел попасть туда. Хотя бы на день. Пройтись по этим шумным улицам, где горят яркие огни, даже когда солнце село. Посидеть в тёплой квартире на мягком диване и посмотреть в окно на машины, спешащие по своим делам. Попробовать эту... как её... пиццу, о которой ты так тепло вспоминала. Прокатиться в метро — под землёй! Целые города под землёй, можешь представить?
Я слушала его, и внезапно к горлу подкатил комок. Он описывал мой мир — обычный, привычный, иногда раздражающий своей суетой мир — так, словно говорил о сказочной стране. И я вдруг с болезненной ясностью осознала, как много я потеряла. Не Игоря, не карьеру, не квартиру. Я потеряла саму возможность жить в том мире, который принимала как данность.
Утро началось с мысли о кофе. Ещё не открыв глаз, ещё не до конца проснувшись, я уже чувствовала воображаемый аромат, слышала шипение кофемашины, ощущала тепло любимой керамической кружки в ладонях. На несколько блаженных мгновений я была дома, в своей квартире, и самой большой проблемой дня было успеть на работу вовремя.
Потом я открыла глаза и увидела почерневшие от времени балки потолка, выметенный вчера, но всё ещё серый от въевшейся грязи пол, и тусклый свет, пробивающийся сквозь дыры в крыше. Реальность обрушилась тяжёлым камнем. Никакого кофе. Никакой квартиры. Только полуразрушенная ведьмина избушка в чужом мире.
Яспер, свернувшийся калачиком у меня под боком, недовольно мяукнул, когда я пошевелилась.
— Доброе утро, — пробормотала я, разминая затёкшие мышцы. Всё тело ломило после вчерашней уборки, а руки были исцарапаны занозами и покрыты синяками.
— Что в нём доброго? — проворчал кот, поднимая голову и сердито таращась на меня. — Сыро, пахнет плесенью, и я всю ночь слышал, как ты во сне бормотала что-то про «капучино» и «круассаны». Идеальное начало дня.
Я не стала спорить. Вместо этого встала, накинула одеяло на плечи и подошла к окну. За ним занимался серый, неприветливый рассвет. Лес окутывал туман, придавая всему какой-то призрачный, нереальный вид. На поляне перед домом всё ещё лежала вчерашняя куча хлама, а из сарая показался Том — видимо, терпеливо ждал, когда его позовут.
— Есть хочется, — констатировала я, чувствуя, как желудок напоминает о себе. — И пить. Горячего чего-нибудь.
О, как же я мечтала о кофе! О крепком, ароматном кофе с молоком и сахаром, налитом в мою любимую керамическую кружку. Я почти чувствовала его вкус на языке, слышала шипение кофемашины, видела поднимающийся пар...
— Хватит пускать слюни, — оборвал мои фантазии Яспер. — Кофе здесь не растёт. Но чай найти можно. Видела вчера, когда убирались — на одной из полок остались связки трав. Некоторые из них вполне годятся для заварки.
— Чай, — повторила я, и это слово показалось мне почти волшебным. — Да, согласна на чай. Горячий чай. Сейчас разожгу печь и...
Я осеклась, глядя на массивную каменную печь в углу. Вчера мы её не трогали, решив, что разберёмся утром. И вот утро наступило, а я понятия не имела, как обращаться с этим чудовищем средневековой инженерии.
— Ты хоть раз в жизни печь топила? — с подозрением спросил Яспер.
— Нет, — честно призналась я. — У меня дома была плита. Повернул ручку — есть огонь. Повернул обратно — нет огня. Всё просто.
— Чудесно, — протянул кот. — Значит, сейчас будет познавательно.
Я подошла к печи и открыла массивную чугунную дверцу. Внутри лежала зола и несколько обгорелых головешек. Логика подсказывала, что нужны дрова, растопка и огонь. С дровами проблем не было — во дворе валялось достаточно сухих веток. Растопку я нашла в виде сухих щепок и бересты, которые аккуратно сложила пирамидкой в печи. А вот с огнём...
— Как здесь разжигают огонь? — спросила я у Яспера. — У меня же нет спичек или зажигалки.
— Кремень и огниво, — ответил он. — Должны быть где-то рядом с печью. Старая Мирита не могла обходиться без них.
После недолгих поисков я нашла кремень и металлическую пластину в нише у печи. Принцип был понятен: нужно высекать искры, ударяя кремнем о металл. На практике оказалось гораздо сложнее. Я била и била, но искры либо не летели вообще, либо гасли, не долетев до растопки.
— Сильнее, — комментировал Яспер. — Нет, не туда бей. Под другим углом. Боги, да дай я покажу... а, нет, у меня же лапы.
— Очень полезные комментарии, спасибо! — огрызнулась я, в очередной раз промахиваясь.
Наконец, после бесчисленных попыток, одна из искр попала на бересту. Я бросилась раздувать крошечный огонёк, который дразняще вспыхивал и гас. Дуй сильнее — гаснет. Дуй слабее — тоже гаснет. Но, в конце концов, пламя разгорелось, перекинулось на щепки, потом на более крупные ветки.
— Получилось! — торжествующе объявила я, закрывая дверцу.
Торжество длилось ровно минуту. Потом из всех щелей печи начал валить дым. Не в трубу, нет — прямо в комнату. Густой, едкий дым, от которого защипало глаза и начался кашель.
— Закрой поддувало! — закашлялся Яспер. — Или открой заслонку! Или... я не знаю, делай что-нибудь!
Я металась вокруг печи, дёргая все ручки и заслонки, какие только находила, но дыма становилось только больше. В итоге мне пришлось распахнуть дверь, чтобы хоть как-то проветрить помещение. Печь я залила водой из ведра, и огонь погас с сердитым шипением.
Когда дым, наконец, рассеялся, я вышла на крыльцо и рухнула прямо на траву. Лицо было чёрным от копоти, одежда пропахла дымом, глаза слезились, а в горле першило. Я лежала на спине, глядя в серое небо, и чувствовала, как подступают слёзы — не от дыма, а от чистого отчаяния.
«Помыться даже негде, — мелькнула мысль. — Нет ванной. Нет душа. Нет даже чёртовой бани, где можно было бы смыть с себя эту грязь. Беспросветный кошмар».
— Жалкое зрелище, — раздался над ухом язвительный голос Яспера. — Могучая некромантка, поднявшая мертвеца одним пинком, побеждена обычной печью.
— Заткнись, — устало ответила я, не открывая глаз.
— Нет, правда, это было впечатляюще. Особенно момент, когда ты металась с ведром воды, словно тушила пожар в царских покоях.
— Яспер, я тебя предупреждаю...
— А дым! Столько дыма я не видел со времён... впрочем, неважно. Главное, что ты смогла закоптить дом за рекордные пять минут. Талант, что и говорить.
Я открыла один глаз и посмотрела на него. Он сидел в паре шагов, невозмутимо вылизывая лапу, и его золотистые глаза насмешливо блестели.
— Знаешь что? — медленно произнесла я, поднимаясь. — Я пойду в деревню. Прямо сейчас.
— Зачем? — удивился кот. — Думаешь, там тебя научат топить печь?
— Нет, — я отряхнула платье, которое от этого стало ещё грязнее. — Я наймý людей, которые сделают всё как надо. Со скелетом я крышу не подправлю, окна не вставлю, печную трубу не прочищу. Это сейчас тепло, а что будет, когда наступит зима?
Пробуждение было жутковатым, прямо над головой ухнула сова. Она сидела на подоконнике и методично поворачивала голову то в одну, то в другую сторону, издавая свой фирменный мёртвый хрип. Серый рассветный свет пробивался сквозь щели в ставнях, и в этом полумраке её стеклянные глаза жутко поблёскивали.
— Яспер, — простонала я, натягивая одеяло на голову. — Скажи этой твари, чтобы заткнулась.
— Это твоя тварь, не моя, — невозмутимо отозвался кот откуда-то из угла. — Ты её подняла, ты и управляй.
— Заткнись! — рявкнула я на сову.
Та послушно замолчала, но продолжала сидеть, уставившись на меня немигающим взглядом. От этого становилось ещё хуже.
— Уйди, — выдавила я. — Лети куда-нибудь. На крышу. В лес. Куда угодно, только не сиди здесь!
Сова беззвучно расправила крылья и вылетела в окно. Я облегчённо вздохнула и попыталась снова заснуть, но сон уже ушёл. А вместе с ним пришло осознание того, что сегодня придут строители.
Чужие люди. В мой дом. Будут смотреть, оценивать, судачить. И я должна буду изображать из себя ведьму — властную, уверенную, может быть, слегка пугающую. При том что внутри я всё ещё была Ангелиной Воронцовой, которая паниковала перед важными встречами и репетировала разговоры в голове по десять раз.
— Вставай, — скомандовал Яспер. — Скоро явятся. Надо привести себя в порядок.
— Какой порядок? — я села, зевая. — У меня одно платье, и то украденное. Умыться толком негде. Волосы торчат во все стороны...
— Тем лучше, — невозмутимо заметил кот. — Настоящие ведьмы не должны выглядеть как невесты с обложки журнала. Растрёпанность — это часть образа.
Я хотела возразить, но он был прав. Вместо этого я встала, плеснула в лицо воды и попыталась хоть как-то пригладить волосы. Безуспешно. Они торчали упрямыми космами, отказываясь подчиняться.
— Отлично, — пробормотала я, глядя на своё отражение в мутном осколке зеркала, найденном вчера среди хлама. — Похожа на помесь бродяги и сумасшедшей.
— Идеальный образ местной ведьмы, — одобрил Яспер.
Строители появились около полудня. Я услышала их приближение задолго до того, как они вышли на поляну — сова ухнула три раза, давая сигнал тревоги. Том, исполняя мой приказ, тотчас послушно скрылся за деревьями. Яспер скрылся за большим кустом неподалёку от дома, откуда собирался наблюдать за происходящим.
А я вышла на крыльцо, скрестила руки на груди и постаралась изобразить на лице выражение холодного высокомерия. Внутри же колотилось сердце, и ладони вспотели от нервов.
Первым показался Конрад, за ним: трое крепких мужиков с топорами и мешками с инструментами. И последним — невысокий, коренастый мужчина лет пятидесяти с седеющей бородой и цепким, умным взглядом. Мастер Бруно, надо полагать.
— Госпожа ведьма, — Конрад поклонился, явно нервничая. — Привёл, как обещал. Это Бруно-мастер, лучший строитель в округе. А это его помощники — Ханс, Вилли и Курт.
Помощники дружно поклонились, не поднимая глаз. Только Бруно смотрел на меня прямо, изучающе, и в его взгляде читалось скорее любопытство, чем страх.
— Здравствуйте, — сказала я, стараясь, чтобы голос звучал твёрдо. — Проходите. Осмотрите дом, скажите, что и как нужно делать.
— С вашего позволения, госпожа, — Бруно кивнул и первым поднялся на крыльцо.
Остальные последовали за ним, но держались позади, явно опасаясь. Бруно же методично обошёл комнату, простукивая стены, заглядывая в печь, проверяя балки на потолке. Время от времени он что-то бормотал себе под нос, записывая заметки на дощечке с помощью угольного карандаша.
— Крыша требует основательного ремонта, — наконец произнёс он. — Половина балок прогнила, черепица осыпалась. Окна — все рамы сгнили, стёкол нет. Печь... — он присвистнул, заглянув в трубу. — Печь забита сажей и птичьими гнёздами. Чудо, что вы ещё не устроили пожар, когда пытались её топить.
Я покраснела, вспомнив вчерашний дымовой кошмар.
— А пристройка? — спросила я, меняя тему. — Возможно сделать?
— Возможно, — кивнул Бруно. — Но это дело не быстрое. Недели три, если погода не подведёт. И денег понадобится...
— Деньги есть, — перебила я. — Главное, чтобы было сделано как следует.
Бруно окинул меня оценивающим взглядом.
— А вы, госпожа, правда, ведьма? — неожиданно спросил он. — Или просто в старый дом заселились?
Его помощники ахнули от такой дерзости. Конрад побледнел. А я... я растерялась. Впервые кто-то задал мне прямой вопрос.
— А ты сомневаешься? — холодно спросила я, поднимая бровь.
— Старая Мирита была ведьмой настоящей. Вылечить могла, проклясть могла, погоду менять умела. А вы... молодая больно. И не местная. Акцент у вас чужестран... — недоговорил мастер, отшатнувшись от окна, в которое бесшумно, словно призрак, влетела сова. Она сделала круг над головами строителей и уселась на балку прямо над Бруно. Повернула голову на сто восемьдесят градусов и ухнула, тем самым мёртвым, булькающим звуком.
Эффект был мгновенным. Помощники с воплями шарахнулись к стенам. Конрад упал на колени, бормоча молитвы. Только Бруно остался стоять, хотя лицо его побледнело, а в глазах мелькнул неподдельный страх.
— Вот и ответ на твой вопрос, — спокойно сказала я, хотя внутри ликовала. — Других доказательств, я полагаю, не требуется?
— Нет, госпожа, — хрипло ответил Бруно, не сводя глаз с совы.
— Тогда приступайте к работе. Чем быстрее начнёте, тем быстрее закончите.
Строители принялись за дело с опаской, но усердно. Бруно распределил обязанности: Ханс и Вилли полезли на крышу оценивать повреждения, Курт занялся окнами, а сам мастер углубился в изучение печи. Я наблюдала за их работой с крыльца, пытаясь выглядеть отстранённой и загадочной, хотя на самом деле просто не знала, чем себя занять.
Сова продолжала сидеть на балке, время от времени поворачивая голову и пугая рабочих. Я уже подумывала отправить её куда-нибудь подальше, когда на поляну вышла девушка.
Я проснулась от того, что кто-то жаловался на жизнь. Громко, с чувством, с расстановкой.
Первые несколько секунд я лежала с закрытыми глазами, пытаясь понять, сон это или явь. Голос был незнакомый — тонкий, писклявый, с металлическими нотками, от которых хотелось поморщиться. Но слова складывались в осмысленные жалобы, и это меня окончательно разбудило.
— ...а потом он вернулся из очередного облёта и начал крушить всё подряд! — причитал голос. — Сначала вазы. Огромные, старинные, стоили, наверное, как три замка. Бах — и осколки. Потом мебель. Столы, стулья, даже кровать! Её-то за что? Она же ни в чём не виновата!
— М-м-м, — отозвался второй голос, узнаваемо ленивый и ехидный. Яспер. — И как долго это продолжалось?
— Три часа! — взвыл первый голос. — Мы только-только всё убрали после прошлого раза, навели порядок, думали, может, отдохнём наконец. Ан нет! Он влетает в зал, и всё по новой! А потом, — голос понизился до драматического шёпота, — он испепелил Мерсила.
— Кого?
— Мерсила! Дважды! — в голосе звучало настоящее возмущение. — Понимаешь, мы, конечно, живучие. Восстанавливаемся из пепла, всё такое. Но это, знаешь ли, больно! Сначала горишь изнутри, и каждая клеточка, каждая чешуйка кричит от боли. Потом ты рассыпаешься в прах, и это отдельный кошмар — чувствовать, как твоё сознание размазывается в ничто. А потом медленно, мучительно собираешься обратно. Час за часом. И всё это время помнишь, как горел...
— Сочувствую, — в голосе Яспера прозвучала искренняя симпатия. — Хозяева с характером — это всегда испытание для прислуги.
— Да уж говоришь! — подхватил демон, явно рад сочувствию. — И теперь вообще кошмар. Он не спит. Совсем. Всю ночь по замку бродит, что-то бормочет. А днём носится по округе. По лесам, по деревням. Всех допрашивает. Демонов во все стороны света рассылает. Говорит, что должен найти невесту…
Я открыла глаза и уставилась в потолок, чувствуя, как что-то неприятное шевелится в груди.
Каэлан не спит. Ищет меня. Крушит замок и мучает слуг.
Логика подсказывала, что мне должно быть всё равно. Или даже приятно — пусть помучается, раз собирался меня убить. Пусть даже ненамеренно, но факт оставался фактом: его предыдущие жёны не пережили первую брачную ночь. С какой стати я должна испытывать хоть каплю сочувствия к человеку, который видел во мне расходный материал для погашения чужого долга?
Но это чувство вины всё равно царапнуло где-то под рёбрами. Назойливое, неправильное, от которого хотелось отмахнуться, но не получалось.
«Прекрати, — одёрнула я себя. — Ты ему ничего не должна. Вообще ничего. Это он должен был подумать о последствиях, прежде чем жениться на девушке, которую вырвали из другого мира против её воли».
— А ещё он стал страшный, — продолжал между тем демон, и в его голосе звучал почти благоговейный ужас. — То есть, он и раньше был жутковатый, это да. Но сейчас... Глаза горят таким огнём, что смотреть страшно. Даже старшие демоны обходят его стороной. А уж мы, младшие...
— Эм… ты чего-нибудь понимаешь? — громко спросила я, поворачивая голову к окну, где на подоконнике восседала моя мёртвая сова.
Оба собеседника — кот и демон — мгновенно замолчали. Сова же повернула голову на сто восемьдесят градусов (это зрелище я так и не могла видеть без содрогания) и посмотрела на меня своими стеклянными, пустыми глазами.
Ухнула. Один раз.
Пауза.
Второй раз.
Ещё пауза.
Третий.
Тревожный сигнал. Кто-то приближается к дому.
Я вскочила с такой скоростью, что в глазах потемнело, а одеяло слетело на пол.
— Шухер! — рявкнула я, и в голосе прозвучала самая настоящая паника. — Том!
Скелет, который послушно дежурил в углу всю ночь (интересно, скучно ему там или нет?), мгновенно поднялся на ноги. Его кости тихо щёлкнули, складываясь в вертикальное положение.
— В лес! — я замахала руками, словно пытаясь прогнать особо упрямую курицу. — Быстро, марш, прячься! И сиди там, пока я не позову!
Том кивнул — насколько может кивнуть существо без мышц и связок — и послушно засеменил к двери.
— А ты, — я повернулась к Ясперу, который сидел на подоконнике рядом с совой и наблюдал за моей суетой с видом эксперта, оценивающего чужую некомпетентность, — ты… можешь остаться.
— Польщён твоим доверием, — протянул он с издёвкой.
— А ты! — я ткнула пальцем в воздух, где, судя по писку, скрывался демон. — Исчезни! Немедленно! Провались сквозь землю, растворись в воздухе, делай что хочешь, только чтобы тебя здесь не было!
— Но... — жалобно пискнул бесёнок.
— Никаких «но»! Вали!
Воздух дрогнул, словно над костром в жаркий день, и присутствие демона исчезло. Том уже скрылся за дверью — я слышала, как его кости тихо постукивают, удаляясь в сторону леса.
Я судорожно плеснула в лицо водой из ведра — настолько ледяной, что перехватило дыхание, — и попыталась хоть как-то привести в порядок волосы. Они, естественно, не поддавались, торча во все стороны упрямыми космами. Ну и пусть. Растрёпанность — это часть образа ведьмы. Яспер так говорил. Хоть в чём-то этот пушистый циник оказался прав.
Строители появились минут через десять — видимо, сова подала сигнал, едва завидев их вдалеке. Бруно, как всегда, шёл впереди, за ним его помощники с инструментами. Они поклонились мне с гораздо меньшей опаской, чем вчера. Вчерашние демонстрации магии явно произвели впечатление.
Работа закипела почти сразу. Застучали молотки, заскрипели доски. Бруно со знанием дела командовал помощниками, а те послушно таскали брёвна, пилили, забивали гвозди.
Я стояла на крыльце и пыталась изобразить загадочную отрешённость, но надолго меня не хватило.
— Яспер, — тихо позвала я, когда кот неспешно прогуливался мимо. — Мне нужно в деревню.
Он остановился и посмотрел на меня с интересом.
— Зачем?
— Купить кое-что необходимое. — Я посмотрела на своё затрапезное, грязное платье с нескрываемым отвращением. — Не могу же я вечно ходить в этом. Нужна нормальная одежда. Гребень. Мыло, если здесь вообще такое понятие существует...