Мой (не)случайный малыш

Глава 1

ВТОРАЯ КНИГА. Первая книга ""Измена. Развод. Моя (не)случайная беременность" БЕСПЛАТНО. Читать по ссылке:

https://litnet.com/shrt/lSq7

Рейнер

– Мы проиграли, Илья Эдуардович. Они выкатили релиз о запуске революционного программного обеспечения.

У генерального директора Васнецова глаза смертельно больной собаки. Он прекрасно знает, что это означает. Знаю об этом и я.

Вряд ли Лесновский за такой короткий срок смог сделать прорыв и из разрозненных кусков слепить что-то по-настоящему дельное. Напрашивался нерадостный вывод: он заполучил остаток недостающих паззлов.

– Это невозможно, – сорвалось с моих губ.

Васнецов посмотрел на меня ещё печальнее.

Почему нет? Всё может быть, если на руках у Лесновского козыри. Просто у меня в башке не укладывалось, что такое могло случиться.

Выводов напрашивалось два: либо меня предал мой яйцеголовый гений – Артём Дёмин, либо кто-то умеет читать мысли, влез в мою башку и забрал то, чего им не хватало.

В последнее время я пытался спасти тонущий корабль. И был уверен: всё у меня получится.

Я забросил семью. Почти махнул рукой на сына. Забыл, когда последний раз навещал прабабку. Да что там: я с очень дорогой мне девочкой почти не встречался. Всё было отдано единому богу: сохранить бизнес, активы, удержаться наплаву.

– Нам надо было сработать на опережение, – гнул своё Васнецов, – я вас предупреждал и предлагал. Но вы тянули и отмахивались.

Это он от отчаяния. Он бы никогда не позволил так со мной разговаривать. Но сейчас пользовался моментом.

Ощущение, что на голову свалился дом, развалился на куски и похоронил меня под руинами. В тот миг я думал, что это конец. И непонятно что ощущал.

Досаду – да. Дезориентацию – безусловно. Хотелось только одного: плюнуть, уйти, спрятаться в маленькой квартирке под крышей и уткнуться лицом в живот одной очень маленькой и храброй девочке, что умела сражаться со всем миром в одиночку. Сражалась и не сдавалась. Терпела меня, мудака, и ни разу ни в чём не упрекнула.

Я так ни разу и не сказал, что обожаю смотреть ей в глаза. Что люблю зарываться лицом в волосы, пахнущие осенью и горчинкой опавших листьев. Что обожаю, когда она отдаётся мне и ерошит волосы. У неё это получалось так мило… Будто я её маленький мальчик. Я поддавался этому. Прятался за неё. Был самим собой больше, чем где-либо. Рядом с ней.

Везде я изображал крутого и властного мудака. С Аней я мог быть слабым. И она это принимала.

Я хотел защитить её от всего мира. На самом деле, это она меня укрывала и оберегала, позволяла дышать, ощущать вкус жизни на губах.

Я так и не сказал, что люблю… Потому что колебался и копался в себе. Никак не мог решить. А может, трусил, потому что никогда раньше. Ни разу до неё. Оказывается, я так много упустил. И с ней я мог всё это наверстать.

Мне до чёртиков надоели крысиные бега. Я смертельно устал. И, может, хорошо, что всё летит псу под хвост. У меня есть шанс попробовать жить по-другому.

– Хватит пороть ерунду, Васнецов, – прервал я нытьё генерального. – Вы лучше других знаете: спешка нужна в двух случаях. И оба – не наш вариант. Ни один здравомыслящий человек не запустит сырой продукт.

– Ну, Лесновский рискнул! – у Васнецова голос сорвался в фальцет. Кажется, он истерит и жалок до безобразия.

Я посмотрел на него долгим взглядом. Фирменным. Васнецов попятился невольно. Правильно. Лучше бойся меня и не изображай из себя бессмертного.

– Правда? – приподнял я бровь. – И вы уверовали, что у него получится? Риск, конечно, дело благородное. А ещё удел глупцов. Если бы я был уверен хотя бы на девяносто девять процентов, я бы уже это сделал. И вы лучше других знаете, почему я не спешил.

– Потому что вместо исследований и испытаний, мы все занимались не пойми чем!

Осмелел, да. Отчаяние ещё и не такое ускорение придаёт.

– Я пытался всем дать шанс на долгую и счастливую жизнь. Вижу, зря. А поэтому… пусть всё катится к чёрту. А вы подумайте на досуге, что сделали вы. И что делаете сейчас, вместо того, чтобы искать выход. Впрочем, можете не стараться. Можете метнуться под крыло Лесновского. Возможно, он вас осчастливит. Если у него получится, конечно.

На Васнецова больно смотреть. И я больше не стал ни давить его, ни унижать. Я просто поставил всё на паузу и отправился в отдел переводов. Мне нужна одна-единственная девочка, которая сумеет залечить любые раны и не станет меня ни в чём упрекать.

В отделе переводов – рабочий бардак. Только стол Ани чист и непривычно пуст.

– Где? – задал я всего лишь один вопрос и увидел, как поменялась в лице Лола.

– Так уволилась. Сказала, вы в курсе.

Эта тоже буквально попятилась под моим взглядом.

И тут я понял, что… ничего не понял. Уволилась? Молча? Ничего не сказав?.. Как, однако, вовремя…

Первые мысли – самые дикие и взрывные. Они вспыхивали во мне дикими фейерверками и ослепляли.

Глава 2

Я не мог сопротивляться этим мыслям. Они как отрава. Они как смертельный яд, что проникает в организм и парализует. И неизвестно – выживешь ли ты после его разрушающего действия. Разве что чудом.

И тогда я бросил свой тонущий корабль, как крыса, а не как капитан, что покидает судно последним. Оставил всё и отправился в квартирку, где был счастлив и беспечен.

Пока ехал, отрезвел.

Нет. Она не могла. Только не Аня. Иначе больше не останется за что зацепиться. Не останется во что верить. Не будет кого любить…

И тогда либо звереть и терять человеческий облик, либо умирать.

Я позвонил в дверь. За дверью кто-то был – я слышал, но открывать мне не спешили. А я всё давил и давил на звонок, слушая, как грохочет сердце в груди.

– О! Прости!

На пороге – девушка. Красивая. Но не моя Аня.

– Я тут это… в наушниках, – указала она пальцем на красный проводок, что висел у неё на шее. – Не сразу услышала, что ты трезвонишь. Ты, стало быть, Райдер? – смотрела она на меня с прищуром.

– Рейнер, – зацепился я взглядом за её тёмно-рыжие кудри. Вот кто девушка-осень. Яркая. Нестандартная. Но не Аня. А поэтому не вызвала во мне ровным счётом ничего. Никаких движений и колыханий.

– А, да-да, конечно! – рассмеялась она, будто я не фамилию свою назвал, а сказал что-то очень забавное или смешное. – Илья?

– Он самый.

– Проходи, – мотнула она головой, отчего грива её волос задорно взметнулась.

Я переставлял ноги как робот. Я уже понимал: Ани нет. И от этого хотелось тоскливо выть, как раненому волку.

– Я тут прибираю, нужно подготовить всё, чтобы отдать ключ хозяйке.

– Аня где? – спросил я. Получилось страшно и хрипло, будто я потерял бронхи в борьбе с простудой.

– Присядь, пожалуйста, – метнула в меня девица какой-то жалостливый взгляд, от чего стало ещё хуже.

Я рухнул на диван, который слишком много помнил. Скоро здесь ничего не останется. Стены. Мебель. Пустота. Обезличивание.

Я кинулся к шкафу. Не знаю зачем. На вешалках висели Анины вещи. То, что я ей покупал. Почти всё. Ничего не забрала…

– Я Маша, Анина подруга, – зачем-то представилась девушка. Как будто мне есть до этого дело. Маша, Наташа… без разницы. Вообще всё равно.

– Аня где? – обернулся я к ней. Вид, наверное, у меня был страшный, но девушка, видимо, не из робкого десятка. Не попятилась. Смотрела лишь на меня, слегка приподняв брови.

– Уехала.

– Куда уехала?

– Домой. Подожди, у меня для тебя есть кое-что.

Она вышла и вернулась через минуту. Протянула белый листок, сложенный пополам.

Я стоял не шевелясь. Наверное, боялся. Что вот сейчас возьму это и окончательно пойму: Ани здесь нет и не будет.

Девушка сама вложила лист в мою ладонь.

– Я выйду. На лоджию. Там цветы. Аня просила забрать. А ты… ну, ты сам знаешь, что делать.

Она отводила взгляд. И мне становилось всё хуже. Я сжал листок в руке. Скомкал его. Порвал бы, если б мог.

В ушах ревело пламя. В глазах двоилось от яростной беспомощности. Будто кто взял и насыпал песка. И больно, и ослепило…

Я слышал лёгкие шаги. Слышал, как открылась дверь на лоджию. Потом стало тихо. Очень тихо.

И тогда я снова сел на диван и бережно расправил белый листок на колене. Пальцы у меня подрагивали.

Я закрыл глаза. Пытался отдышаться. Там – Анин почерк. Красивый, аккуратный, учительский. Родной. Её пальчики старательно выводили буквы. Для меня.

И я знал, что она прощалась. И никак не мог понять, почему. О том, что я подумал в первые минуты, когда узнал, что она ушла, я старался не вспоминать.

Бред. Не верю. Не хочу и не буду верить.

Я снова погладил смятый листок, будто он мог дать мне силы. А потом открыл глаза и начал читать.

«Я пишу тебе: здравствуй.

Я дышу в темноте и понимаю, что нужно попрощаться.

Не спрашивай меня ни о чём, ладно? Я всё равно не смогу ни рассказать, ни объяснить. Я уезжаю, потому что так надо, так правильно. Так лучше для тебя. Тебе одному будет легче со всем справиться. И мне тоже.

Я благодарю тебя за всё, что было, за всё, что ты для меня сделал. Ты помог мне стать сильнее. Ты дал мне то, чего так не хватало: я стала увереннее. И уже точно знаю: я смогу всё преодолеть.

Помнишь, однажды я сказала, что нужно не переоценивать себя и не недооценивать моего мужа? Будь осторожен, пожалуйста. И прости, что не поговорила с тобой глаза в глаза.

Иногда общение через лист бумаги – самый верный и единственный способ сказать то, чего не произнесёшь вслух.

Очень прошу: береги себя, ладно? И Ромку береги, и бабушку.

Ещё раз прости.

Глава 3

Анна

– Вот что, – сказал Андрей, как только тронулся поезд, – сейчас ты расскажешь всё, а я решу, что делать дальше.

Мой старший брат. Гордость семьи. Впрочем, нас всех любили одинаково и всеми гордились. Но Андрюшка, кажется, выделялся сам, невольно. И потому что старший, наверное, научился командовать «мелочью», то есть братьями и мной. Вот и сейчас он спешил всё разрулить так, как посчитает нужным.

– Если бы я хотела, то осталась бы и всё решила сама. Я же хочу исчезнуть. Может, на время, а может, не вернусь сюда никогда.

– Что он тебе сделал, твой Майский? Нет, надо было посадить тебя на поезд, вернуться и вырвать ему кадык.

Андрей умел быть жёстким, хоть сразу о нём так и не скажешь.

– Давай хомячки не будут вести следствие? – устало предложила я. – Всё позади. Пожалуйста, мне сейчас не нужно ничего. Ни жалости, ни помощи, ни чтобы за меня кто-то что-то решал. Мне нужна пауза. Воздух. Время отойти от всего.

Андрей замолчал. Я видела только, как ходуном ходили желваки на его щеках. Надолго его не хватило.

– Я вообще не понимаю, что происходит, Ань! Ты почему не позвонила сразу и не рассказала, что у тебя что-то не ладится? Что ты ушла от мужа? Я уверен: там были причины, ты бы никогда не сделала этого просто так! – взорвался он и орал так, что стены дрожали. Хорошо хоть у нас отдельное купе…

– Ты здорово позволяешь вмешиваться в свою жизнь? – ответила вопросом на вопрос.

– Я – другое дело. Я мужик.

– А я не маленькая Анюта, которой ты сопли подтирал. Есть вещи, которые не хочется никому рассказывать, особенно родным.

– Нет, я всё же вернусь и нагну этого козла! Что он такого откозлил, что ты даже рассказывать не хочешь?!

И всё опять пошло по кругу. Может, и надо было позволить ему припугнуть Вадима. Только я знала: если Андрей хоть половину правды узнает, угрозами дело не закончится, а криминалом – вполне.

Я очень тревожилась за Илью. Лицо бывшего мужа так и стояло перед глазами. Этот взгляд с превосходством. Эта улыбка на губах. Он так себя вёл только тогда, когда был стопроцентно уверен, что провернул удачную сделку, что имеет численное превосходство и какие-то козыри на руках.

То, что Рейнер наступил на Вадимово эго, я не сомневалась. И то, что в такие моменты Вадим становился особенно опасным, понимала, как никто другой.

Только ради этого нужно было встретиться с Ильёй и поговорить. Но я не знала, как рассказывать всё остальное. Я лучше себе язык откушу.

Андрей ещё что-то кричал, злился, а я пропускала мимо ушей всю его ярость и праведный гнев.

Я впала в прострацию и плыла по течению. Хоть старший брат и бесился, мне было с ним хорошо и спокойно, будто я уже дома, в стенах, которые и охраняют, и лечат, и оберегают.

На душе неспокойно, но, можно сказать, впервые за всё время после мерзкой встречи с Вадимом, когда я так беспечно попалась на его якобы желание зарыть топор войны, я наконец-то почти расслабилась.

Внутри распустилась пружина.

– Я тебя люблю, – сказала я Андрею.

– Я тебя тоже! – нахмурил брови он. – И поэтому не хочу, чтобы ты просто сбежала, а Майскому всё сошло с рук.

– Я больше не Майская, поэтому плюнь и забудь о нём, – попыталась я урезонить брата, хоть и понимала: если Андрей завёлся, то очень трудно тормозил – несся вперёд и махал шашкой, даже если против него с пулемётом кто-то выходил.

– А что с работой? – вёл допрос брат.

– Я уволилась, – не стала я рассказывать ему, что уволилась с двух работ. – Я свободна, и могу делать, что хочу. Сейчас я бы желала, чтобы ты наконец-то угомонился и помолчал.

А потом я уснула – вырубилась, будто кто-то взял и дёрнул рубильник моего сознания вниз. В последние дни спала я плохо, а сейчас сон решил надо мной смилостивиться.

А может, это ребёнок, что жил и рос во мне. Крохотный, маленький, но такой уверенный и сильный. Дитя насилия или дитя любви? Я всё же думала об этом, когда проснулась – Андрей тряс меня за плечо.

– Просыпайся, Ань, подъезжаем.

Родной город показался неприветливым и не совсем знакомым. Отвыкла. А я ведь здесь знаю чуть ли не каждую улицу, все достопримечательности, могла когда-то экскурсии водить если не с закрытыми глазами, то уверенно и не сбиваясь.

За пять лет всё же многое изменилось. А я не так часто навещала родных – больше они ко мне приезжали. Впрочем, Вадим не любил ни когда я уезжала, ни когда к нам кто-то в гости наведывался.

Оказывается, как много всяких мелочей всплывает через время. Не самых лучших. Но сейчас я и не хотела помнить хорошее: один поступок способен перечеркнуть годы жизни, а Вадим их совершил достаточно, чтобы я навсегда похоронила пять лет замужества.

– Я маме позвонил, – сказал Андрей. – Мама в тихом шоке. Отцу пока не сообщали. Так что ты почти сюрприз. Неожиданно, среди недели… В общем, отожгла, сестрёнка, так отожгла. Да ещё тихо-тихо.

Он никак не мог успокоиться. Я его немного понимала. Младшая, всегда послушная и тихая сестра, вышла из повиновения и сделала всё не так, как от неё ожидали.

Глава 4

У нас большой дом. Очень тёплый и светлый, очень комфортный. Здесь всё сделано с любовью – папа и мама постарались.

Он наш, родной. Здесь всё любимо и знакомо. Братья помнят другое место, где раньше жила наша семья. Я нет. Я в этом доме родилась и выросла. Может, поэтому он так дорог. А может, потому что это моя семья – большая и шумная, но всё по классике, наверное: ворона воронёнку говорит: «мой беленький».

– Руки мойте – и за стол!

Мама себе не изменяет. Она, как в сказке: вначале накормить, напоить, спать уложить, а потом уж и расспрашивать. Никогда не спешит, не теребит, не дёргает. У неё своя, особая тактика: она знает, что её дети, когда надо, поделятся чем-то личным.

Рейнер часто в шутку называл меня строгой учительницей. Он просто никогда не видел мою маму. Она оставила школу, когда в семье родились близнецы, но, как любит шутить папа, учитель не профессия, учитель – это диагноз.

– Я быстро, у меня дела, – Андрей хмурит брови, и видно: о чём-то думает. Я даже догадываюсь о чём. Он пару раз сбрасывал настойчивый телефонный звонок, пока мы добирались до дома.

Судя по всему, невеста. Невеста, которой он изменил с Машкой. Или всё же наоборот?.. В данном конкретном случае измена не казалась мне ужасным событием. Видимо, критерии всё же разные даже для этого… явления в нашей жизни.

Он уже сел за стол и вибрировал, как натянутая струна. А я всё же задержалась и позвонила Машке с нового номера телефона.

– Твой Рейнер приходил, – она сразу – с места в карьер.

Я с трудом сглотнула ком, что застрял в горле и никак не хотел проходить. И дело не в утренней тошноте, которая не так уж сильно, но всё же немного доставляла неудобства.

– Как он? – каркнула, как ворона.

– Ну, держится. Что я ещё могу сказать? Не обрадовался, нет. Огорчился. Если ты это хотела услышать.

Я знаю. Конечно, я знаю. Может, я и не была смыслом всей его жизни, но то, что мы испытывали друг к другу, никак не могло потухнуть за несколько дней разлуки.

– Надеюсь, ты не наговорила ничего лишнего?

Машка фыркнула.

– За кого ты меня принимаешь, Сотникова? Всё, что между вами, – это ваше, и разбираться с этим – только вам. Всё, как и договорились: я отдала письмо, он прочитал и ушёл. Расстроенный очень. Кажется, мужик в непонятках, что случилось. Но это уже его проблемы, которые на него навешали ты и твоя трусость. Прости. А так – я прибрала, цветы полила. Ключи хозяйке квартиры, извини, не отдала. Я решила, что мне нравится это место. И было бы глупо его упустить. Раз уж ты так бездарно свинтила.

Она меня ранила. Но её прямота и справедливость – всё же черты характера. Это больно, но не обидно.

– Илья не будет разбираться. Он гордый. К тому же, не так много нас и связывало.

Машка опять фыркнула. В этот раз – сильнее и пренебрежительнее.

– Кажется, кто-то плохо знает мужчину, с которым спала и от которого пятьдесят на пятьдесят у неё ребёнок. А как по мне – так вообще там соточка в процентах, но это тоже лишь моё личное мнение, на которое можно забить и не услышать.

– Маш, не надо, – прошептала я и снова сглотнула горький ком.

– Всё, молчу, молчу, а то по морде получу и подвиг свой не совершу.

Я вдруг поняла, что с губ рвутся злые слова. О ней и об Андрее. О том, что она, кажется, тоже не великий знаток мужчины, которого – я теперь была тоже на целых двести процентов уверена – до сих пор любит и с которым у неё ничего не закончилось. Но я пересилила себя. Промолчала.

– Аня, ты где? – это мама волнуется.

– До встречи, Маш, – скороговоркой попрощалась с подругой и отключила телефон.

– Иду! – прокричала и всё же помыла руки.

Андрей ел быстро и поглядывал на часы. Я ковырялась и старалась не дышать. Меня подташнивало. Мама сидела, подперев кулаком щёку, и любовалась нами.

Идиллия. Почти. Но внутри снова закручивалась пружина, потому что сейчас Андрей уйдёт, а мне предстоит разговор с мамой.

Я могла бы, конечно, оттянуть неизбежное, но смысла в том не видела. Нужно проговорить основное вслух – и больше не придётся напрягаться.

– Я побежал, ма, всё было очень вкусно, как всегда.

Лёгкий, подвижный, стремительный. Мы и рта не успели открыть, а брат уже на пороге.

– И да, мне снова придётся вернуться, я не завершил все дела, так что не волноваться, не искать. Я сам позвоню, как смогу.

– Наташа звонила! – крикнула мама Андрею вслед. Тот на миг замер.

– Я с ней поговорю, – кивнул он и скрылся за дверью.

– Хорошая девочка, – это мама уже мне объясняет. – Легкомысленная немного, но хорошая. Молодая, резвая. Как раз Андрюшке подходит. А то он слишком серьёзный у нас. В семье должно быть равновесие.

– И сколько ей лет? – я никогда не видела резвую Наташу, но уже испытывала к ней неприязнь. Может, потому что девочку эту я не знала, а Машка со мной сто лет.

– Двадцать, – вздохнула мама.

Глава 5

Рейнер

У меня никак не укладывался в голове Анино исчезновение.

Она не могла. Она бы ни за что так не поступила, если бы что-то не случилось. Я где-то что-то прошляпил, потому что был занят другим – пытался спасти свой бизнес, и мне бы удалось, если бы не чьё-то предательство.

Я сто раз выругал себя за беспечность. За то, что снял охрану. Уверовал, что всесильный и всемогущий, что Ане больше ничего не угрожает, потому что я рядом. Но, так получилось, что рядом я был не всегда. И пока отсутствовал, что-то произошло.

Я перечитал её короткое письмо ещё пару раз. Буквально выучил наизусть. И вычленил то, что изначально зацепило, дёрнуло, как ноющий зуб, но сразу, оглушённый, я не сделал правильных выводов.

Майский. Аня предупреждала. Аня просила беречь себя и близких.

Моя добрая, хорошая девочка, что вечно думала не о себе, а о других. Переживала и волновалась. Хотела что-то сказать между строк, а я пока не мог понять, что именно.

Я не забыл об этом эпическом мудаке, но поставил на паузу собственные планы мщения, потому что было не до него. Я думал, что успеется. Месть не бывает не вовремя или поздно.

Нет, наверное, всё же бывает, и я поступил неправильно, что спустил на тормоза обещание самому себе.

Майский изрядно потрепал нервы, хоть его пафосное заявление в полицию и выеденного яйца не стоило: дело закрыли. Но он не угомонился, по всей видимости. В прессе появилась пара-тройка заказных статеек.

Тогда я подумал, что это Лесновский изгаляется – он любил делать пакости исподтишка и не гнушался подобными способами поднасрать и сделать мою жизнь нескучной.

Я привык к подобным выпадам и уже не обращал внимания на белый шум вокруг себя. Дал распоряжение опровергнуть, заткнуть рот – и забыл об этих незначительных случаях.

Сейчас же я почти был уверен: это не Лесновский старался, а Майский. И сейчас, как никогда, нужно докопаться до истины. Понять, о чём предупреждала Аня. Что она знала такое, что уехала, не поговорив, не попрощавшись.

Или чем её так запугали, что моя храбрая девочка сорвалась с места внезапно, без видимых на то причин.

И это для меня внезапно. Это для меня без причин. У Ани они были.

Я по пальцам пересчитал, сколько дней мы толком не виделись. Две недели. Даже больше. Я то приехал, то опять уехал. А она тут одна. И даже присматривать за ней никого не оставил. Клял себя, как только мог. Ведь ничего не стоило только распоряжение оставить. А я… упустил.

Но рвать волосы во всех местах не мой стиль. Разве что немного. От отчаяния.

– Анатоль, зайди ко мне, – позвал я своего телохранителя, друга и исполнителя особо деликатных просьб, которые я бы никому, кроме него, не доверил.

– Карета подана, шеф, – не дал он мне и рта раскрыть.

Это была фраза из разряда шифра.

Толян не доверял моим апартаментам. Да я уже и сам себе не доверял.

– Поехали, – мотнул я головой на выход и вышел вслед за Толиком.

Как оказалось, стены душили: я с удовольствием вдохнул холодный воздух. Зима, – где-то на осколках сознания пришло осознание.

Зима завоёвывала не только природу. Она поселилась в моём сердце.

Без Ани словно солнце выключили.

– Собери информацию на Майского. Подробную, – сказал я, как только мы с Толяном сели в его машину. – Не по верхушкам поскакать, а раздеть до трусов и знать каждый его шаг и вздох. Как положено. Объект в разработке.

– А на его жену? – у Толяна лицо, словно из камня. Вождь краснокожих, мать его.

У меня даже кол в горле застрял.

– Ты что-то знаешь? – пришлось откашляться – голос не хотел меня слушаться.

– Ничего такого, – дёрнул плечом Толян, – только интуиция. Она слишком вовремя оказалась рядом. А я в такие совпадения не верю.

Он посмотрел мне в глаза.

– Что касается её мужа…

– Её бывшего мужа, – машинально поправил я.

– Да разницы нет, – отмахнулся Толян, как от назойливой мухи, – люди сходятся и расходятся по разным причинам. И выгодные разводы ещё никто не отменял.

– И присветить любимой жене по лицу – это тоже ради выгоды? – невесело усмехнулся я.

– Если нужно для дела, то да. А тут достаточно большое денежное дело. В общем, я действовал с опережением, пока ты тормозил. Как только Лесновский выкатил релиз, я пробил всё, чтобы понимать, откуда он такой борзый.

Я напрягся. Толик если что-то делал, то основательно. У него отличная интуиция.

– И знаешь, что я обнаружил? Майского. Выплыл, как фрегат под пиратскими парусами – гордо, но безмозгло. Он теперь партнёр Лесновского. Прям в дёсна целуются. Неожиданный форсаж, тебе не кажется?

Не кажется. В висках пульс застучал так, что на миг словно оглох.

– И зря, зря ты подпустил эту девку так близко к себе. Слишком близко, Ильич, – голос Толика звучал, как из глубокого колодца.

Глава 6

Толик только головой дёрнул. Губы упрямо сжал. Я видел, как напряглись его могучие плечи и чётче обозначились бицепсы под тонкой курткой.

– Илюх… Все мы ошибаемся. Ну, открой, наконец, глаза!

– Все претензии – в трёх экземплярах, в письменном виде, – отчеканил я фразу, которая говорила ему: не лезь и не обсуждай.

Толян снова дёрнулся. Ещё жёстче прорисовались черты его лица.

– Я тебя понял. Тогда я по плану, а всё, что свыше – ты сам.

– Найди, куда Аня уехала. И всю информацию по Майскому-Лесновскому скинь.

Толик снова кивнул, давая понять, что услышал.

На том мы и расстались. Он отправился копать глубже, а я домой. Нужно собраться с мыслями, составить план действий и, по возможности, сохранить то, что ещё можно сберечь. Но я уже понимал: это всё равно что черпать воду решетом. Вода прибывает куда быстрее, чем я черпаю.

Я не чувствовал отчаяния. У меня был запасной план, как снова подняться с колен. Может, даже хорошо, что всё рухнуло. Иногда проще начать с нуля, чем пытаться спасти дом, где прогнили все сваи. Особенно те, что держались на людях, которые никак не могли быть опорой.

Моя мудрая бабуля, королева Елизавета, любила повторять фразу: на какие бы высоты тебя не занесло, однажды придётся упасть. Она говорила, что не мешает об этом помнить всегда. Я помнил. А поэтому не то чтобы не переживал, а воспринимал всё, как должное.

За всей этой каруселью с хороводами у меня было время подумать о других стратегиях. Но всё это сейчас отошло на второй план.

Я никогда не думал, что однажды моё личное станет важнее, чем дело, в которое я вложил всё. Но сейчас я хотел нажать на паузу. Остановиться.

Были ценности важнее денег, стратегий, бизнеса, материального благополучия. Видимо, настало время подумать и о душе. О том, что её наполняет. И не нарисовалась ли там пустота, которую позже ничем не заполнить, не восполнить, не воскресить?

На полпути я развернулся. Нет, это не то, что мне сейчас нужно.

Меня, кажется, тянуло на приключения.

И я поехал в офис. Не в свой.

Я понимал: нельзя так делать. Знал: ничего хорошего не выйдет. Но пересилить себя не мог.

Я отправился к Майскому. Хотел в глаза его наглые посмотреть, а заодно, возможно, узнать хоть какие-то подробности.

Майский переезжал. Носились с выпученными глазами работники, таскали какие-то коробки, царил беспорядок.

Полный бардак. Секретаря на месте нет, видимо, тоже, потея, переносит скарб, нажитый непосильным трудом.

Из кабинета Майского неслись вопли.

– Ты не можешь со мной так поступить! – визжала какая-то девица. – Вадим! У нас будет ребёнок!

Кажется, я попал на первый акт драмы. Заходить не стал. Стоял и подслушивал, как самая распоследняя сплетница.

– Какой ребёнок?! – ревел Майский, словно раненый в жопу динозавр.

– Живой! Вот какой! Настоящий! Тот, которого тебе твоя жена дать не смогла!

– Заткнись по-хорошему! В голосе Майского прорезалась угроза. – А если залетела – это только твои проблемы.

– А ты думал, что трахаться – это только удовольствие? – набирала обороты неизвестная. Голос у неё срывался на высоких нотах. Получалось некрасиво и для слуха неприятно.

Я вдруг подумал: Аня бы не стала кричать. И визжать вот так вульгарно – тоже. Да и вообще не стала бы выдирать из горла «своё». И я даже порадовался: пусть хоть кто-то потреплет Майскому нервы. В конце концов, визжащая баба – это то, что он заслужил.

– За все свои поступки надо отвечать! – вела она свою оперную партию.

– Повторю: всё, что с тобой происходит, не мои проблемы! – открещивался Майский от любовницы, как от чумы. – Дам денег – делай аборт. Всё! Исчезни!

– А поздно! – злорадно заявила его пассия. – Поздно делать аборт!

– И это тоже твои проблемы! – не потерялся он. – Думать надо было головой, а не тем местом, которое ты охотно подставляла сама! Или ты надеялась, что я на тебе женюсь? – наконец-то дошло до него, как до жирафа.

– А почему бы и нет? – не теряла боевого запала девица.

– Да пошла ты!.. – нецензурно указал он направление. – Это из-за тебя от меня жена ушла! Это ты меня подставила и разрушила мой идеальный брак!

О, как. Идеальный. Видимо, верность с его стороны в этот идеал не входила.

– Это ж ты тогда ныла: давай цивильно, в постели, как положено! А я повёлся, идиот!

Ну, наконец-то хоть правильная оценка своих умственных способностей.

– Да у тебя там так пригорало, что ты сам меня затащил в свою квартиру! Тебя ж всегда это заводило, да, Вадичка? Риск, бурление, адреналинчик? Сделать то, что, в твоём понимании, на грани? Пожёстче. Без этого же у тебя не так… бурно? Не так твёрдо?..

– Ах, ты дрянь! – разъярился этот мудозвон.

– Я тебе не твоя овца бессловесная! Молча не уйду, так и знай! Я тебя ославлю на весь мир! Устрою такой скандал, что небесам будет жарко!

Глава 7

Он нарывался. Как только что делала его любовница. Нарывался, чтобы закопать меня поглубже. Я разглядывал его и ощущал гадливость. Это как раздавить в руке склизкий перезревший плод.

– Ты мерзок, – сказал я кратко то, что ощущал.

– А ты в жопе! – торжественно заявил он. – И чтобы у тебя иллюзий не оставалось, знай: ты в полной жопе! Бизнес твой вот-вот пойдёт ко дну, а Анна тебе не достанется! Или ты наивно думал, что она попала под твои чары? – ухмыльнулся он. – Сейчас всё уляжется, и она ко мне вернётся. А знаешь?.. Она ко мне приходила. И мы очень мило провели вечер. Очень такой душевный семейный вечер, – подчеркнул он с наслаждением. – А знаешь, зачем она приходила? Мириться. И пришла не с пустыми руками ко мне, да.

Он озвучивал то, что я уже знал от Толика. Все пазлы сходились как бы. Кроме одного: Майский врал.

– А потом взяла и развелась с тобой.

Майский заржал.

– Какой же ты дурак, Рейнер. Вообще удивляюсь, как твой бизнес продержался так долго. Такой большой, а в сказки веришь! Всё это – игра. Тактические манёвры. Немного времени – и всё вернётся на круги своя. Я расширю бизнес, Анна переждёт, а потом мы воссоединимся, чтобы жить долго и счастливо, спать в одной постели каждую ночь. Я буду иметь её каждую ночь и не по одному разу. А она будет извиваться и просить ещё.

Он провоцировал и ждал. Я видел это по его глазам. Ждал, что я кинусь и размозжу ему голову.

Не скрою: больше всего на свете мне хотелось сделать именно это. Но если я сейчас двину ему кулаком в морду, он получит карт-бланш и раздует шумиху, поднимет на ноги полицию и снова почувствует себя победителем.

– Ты бы разобрался вначале, кто вообще согреет тебе постель, – кивнул я на его расцарапанную рожу. – Что касается всего остального… фантазировать никто не запрещал. Иллюзии они такие. Затягивают. Но так и остаются всего лишь домыслами больного воображения. Всего хорошего.

И я направился к выходу.

– Слабак! Ничтожество! Да ты же не мужик, Рейнер! – всё ещё пытался себя разогреть Майский, но я уходил, не поддаваясь на его вопли.

Ничего. Месть – это блюдо, которое всё же должно остыть до нужной температуры. Настанет время – и я его размажу. Но не сейчас.

Я вышел на улицу и глотнул свежего воздуха. Домой. Вот теперь точно лучше всего убраться отсюда подальше.

Дома меня ждал сюрприз.

Ромка сидел, развалившись, в кресле, и втыкал в какую-то игрушку. На мониторе мелькали фигуры и вспышки. Он так был увлечён, что даже не заметил моего появления.

– Что за хрень? – не очень вежливо, но относительно спокойно поинтересовался я, срывая с него наушники.

Ромка взвился. Вытаращенные глаза, волосы дыбом. Испугался. Но мой парень крепкий, его просто так не пронять.

– Пап? А что ты делаешь дома?

– Этот вопрос я хотел бы задать тебе. Не ты ли должен сейчас сидеть на уроках?

– А у нас… карантин! И все там переболели, все дела…

Он лгал. И я это видел. Понимал и он, что попался, но продолжал ломать комедию. Знай я его чуть хуже, повёлся бы.

– Правда? Мне позвонить в школу и узнать?

– Да валяй, – снова развалился он в кресле. Железные нервы, отличная выдержка. – Может, классуха заплачет от счастья, услышав твой голос. Или директриса обольёт тебя слезами умиления, что ты наконец-то мной поинтересовался.

Я сел на его кровать. Посмотрел в глаза.

– Мне казалось, что мы семья. Что должны друг друга поддерживать, а не устраивать бесконечную корриду, когда бык и тореадор изматывают друг друга и не хотят сдаваться.

– Кто из нас бык? – поинтересовался сын и скривил губы в усмешке. Я словно в зеркало посмотрел.

– Можешь выбрать роль по вкусу, – благосклонно кивнул, не разрывая зрительного контакта. – Мне как-то всё равно: бодаться с тобой или мулетой махать. Результат важнее, а его нет. Впечатление, что я бьюсь головой в глухую стену.

– Ну, может, потому что тебе на меня насрать, пап? Тебе вечно некогда, ты постоянно чем-то занят? То работа, то Аня. А я так, тьфу, бесплатное приложение, что под ногами мешается? Может, лучше бы маме меня отдал? И она бы не отмахивалась от меня, как от надоедливой мухи? Любила меня? Прислушивалась?

Это очень больно слушать. Практически, как кожу сдирать наживо.

– Твоя мама – самая лучшая, сын. И, уверен, она была бы куда лучшим родителем, чем я. Женщины всегда более чуткие и мягкие. У них сердце больше и добрее. И их хватает на всё, в отличие от мужчин. Но твоя мама умерла. И ты об этом знаешь.

– Почему мне кажется, что ты врёшь?

И этот взгляд у Ромки – жёсткий и непримиримый – тоже очень знакомый. Мой бунтарь. Я был бы счастлив, если б лгал…

– Почему нет у тебя ни одной её фотографии? Почему ты никогда не рассказываешь о ней? Почему, почему, почему?! Почему ты не женился, когда я был маленьким? И другая добрая и чуткая не заменила мне её? Я бы не знал и ничего не спрашивал! Не задавал вопросы, неудобные для тебя! И почему у меня ощущение, что ты что-то скрываешь? Ты её убил и закопал?

Глава 8

Лобовая атака – крайний метод. Но срабатывает он хорошо.

Ромка растерялся. Как бы он ни умел держать лицо, ему ещё не хватало матёрости и опыта, чтобы держать эмоции в узде, особенно, когда он на взводе.

– Так это всем известно, – проблеял он. Голос у него сорвался. – Все средства массовой информации на ушах.

– Да что ты? – съязвил я, не спуская с него глаз. – Не такая уж я медийная личность, чтобы обо мне трубили из каждого утюга. К тому же… там могут быть лишь намёки, а не подробности провала моего бизнеса. И об Ане там тоже написали? Что она «свалила»? – медленно нарисовал пальцами я кавычки.

Ромка вначале покраснел, потом побледнел, затем снова стал красным, как будто на солнце обгорел.

– Ты меня за дурачка держишь? – дёрнул он кадыком и дерзко уставился мне в глаза. – Да тут каждая собака знает, что Лесновский уложил тебя одной левой!

Он решил спрыснуть с вопроса об Ане. Думал, что поговорить о рухнувшем бизнесе более безопасно. Завравшийся сопляк.

Я никогда при нём не произносил фамилию Лесновского. Никогда не обсуждал при сыне проблемы, и с чем они связаны. И об этом из газет-Интернета не прочитаешь. Он даже подслушать не мог. Разве что… следил за мной. Копался в моих документах. Не исключаю – ставил прослушки.

Ромка умный и не по годам развитый. Вполне себе хакер. Он плотно общался и дружил с Артёмом Дёминым – моим гением-программистом. Если Дёмыч и «дружить» совместимы, конечно. Но эти двое ладили и находили о чём поговорить, хоть Артём на десяток лет Ромки старше.

Я не запрещал эту почти виртуальную полудружбу. Даже поощрял.

У Ромки, в связи с особенностями его развития, почти нет друзей-пацанов, с которыми он мог бы пообщаться, сходить на секцию, поплавать в бассейне. Я как-то принимал это спокойно, потому что понимал: когда ты умнее и развитее других, найти человека по душе – очень сложно.

Я смутно догадывался, что тут и снобизм немалую роль сыграл. Но как-то отмахивался от этих мыслей, считая, что он неповторимый, уникальный, личность, и я не имею права ему навязывать ещё и это. Хватит, что кардинально решал вопрос со школой, и каждый раз садился в лужу, потому что никак не мог нащупать подход к мальчишке, что уже почти вырос, но не созрел.

И вот сейчас эта незрелая личность сидела передо мной и буквально гнула пальцы, диктовала условия, хоть – я уверен – наложил в штаны.

Но, сидеть, обосравшись, и с гордо поднятой головой, с отчаянной борзостью во взгляде – это по-рейнеровски.

– А ну-ка расскажи мне, сын, что же такого сделал Лесновский, что уложил меня одной левой? – и пока он не очухался: – И поведай-ка мне, будь любезен, откуда ты вообще знаешь о Лесновском?

– А я… я в офисе у тебя слышал! – снова подпрыгнул у Ромки кадык, как шарик для пинг-понга.

– Ну, допустим, – кивнул я, соглашаясь. – Но, насколько я помню, в офисе у меня ты был один-единственный раз. Перед поездкой в Германию. И вряд ли в то время говорили о том, что кто-то куда-то меня уложил. Логично?

Ромка снова сглотнул.

– Больше ты ни разу не появлялся в офисе. Я бы знал. И об Ане ты тоже знать не мог. Отсюда напрашиваются не очень хорошие выводы. Я знаю: ты умный, но не переоценивай собственные возможности. И не учись врать на ходу. Ты не умеешь. Может, кому-то – да. А я тебя вижу насквозь. Как вижу то, что ты сидишь сейчас мокрый, но строишь из себя крутого. Вытри пот, сынок. Уже по виску течёт.

Ромка тронул пальцами волосы. Затем сверкнул глазами так, что меня аж обожгло.

– Ненавижу! Ненавижу тебя! – выкрикнул он отчаянно.

Загнанный в угол волчонок. Но сейчас во мне не было ни жалости, ни сострадания. Потому что паззлы в моей голове медленно, но верно сошлись.

– Знаешь, что плохо? Это нож в спину от человека, которому доверяешь, потому что он твой, родной, кровь от крови твоей. От него не скрываешься и не прячешься, не ждёшь подлости или обмана.

Ромка наконец-то опустил голову. Руки в кулаки сжал. Я глядел на его вихрастую голову, разглядывал побелевшие костяшки, футболку, что потемнела от пота.

От него разило страхом. Он понимал, что натворил. Он знал, на что шёл.

– Это ты слил Лесновскому часть информации. Ничего существенного. Так, зацепки, которые смог бы раскрутить только какой-то гений. Как Артём, например. Но у Лесновского его не было, и поэтому ты точно знал, что это доставит мне неприятности, потреплет, но не заденет очень глубоко. Это яма, из которой можно выкарабкаться.

Ромка молчал. Голову не поднимал. Только сжал кулаки так сильно, что на предплечьях вздулись мускулы. Мальчишеские, ещё не совсем оформившиеся. Птенчик, что не успел опериться, но научился делать подлости.

– Я даже знаю, когда ты это сделал. Перед тем, как уехать в суперпуперэлитную школу за границей. Это была твоя нота протеста. Я её понимаю. И даже принимаю. Эдакая месть от бессилия. Возможность выразить то, что сидит у тебя глубоко в сердце, душе. Ты считаешь, что тебя недооценили, недолюбили, не поняли. Ранили. Решили избавиться. Хотя это не так. Но доказывать сейчас я ничего не стану – ты либо не поймёшь, либо не услышишь. Потому что слышишь только себя, своё эго, собственную обиду.

Глава 9

– Да ничего я не сделал! – запустил он пятерню в и так взлохмаченные волосы. – По углам не пугал, бутылкой по башке не бил. Сама собралась и свалила!

– Ты лжёшь, Ром. Продолжаешь лгать. И это хуже всего. Тогда зайдём с другого конца. Ты зачем слил Лесновскому остаток кода? Самого важного, без которого всё остальное – так, мелочь, нервишки потрепать?

Снова дёрнулся его кадык – острый, очень мальчишеский. Ромка облизал пересохшие губы. Он играл роль стойкого партизана, которого можно пытать или резать, а он будет стоять с гордо поднятой головой, хоть и осознаёт: это конец.

– Нет, я в курсе, что таким образом ты решил «вернуть меня в семью», этот момент понятен. Я пока не понимаю, как это связано с Аней.

И как только я проговорил эту фразу, кое-что и в моей голове прояснилось. Не зря я Анино письмо помнил наизусть.

– Или ты сливал это не Лесновскому? А Майскому? Да, Ром?

И в этот момент его наконец-то порвало.

– Ты нихрена не понимаешь! Вот вообще! – махнул он рукой нелепо и пробежался по комнате, как загнанный в клетку зверь. – Она бы тебя предала и бросила всё равно! Однажды! И ты бы страдал! Потому что влюбился в эту дуру с ясными глазами. Девочка-припевочка, а на самом деле – такая же, как все! Если бы тебя она любила, то не убежала бы! Ты ж этого хотел? И в горе, и в радости? А эта смотри, умчалась, задрав хвост. Потому что ты наконец-то нищий и неинтересный!

– А тебе не кажется, что я взрослый и самостоятельный, и сам мог бы решить свои проблемы? Личные – в том числе? С какой стати, ты взял на себя функцию бога? Совсем берега потерял? – я старался говорить спокойно и даже холодно, но внутри бурлила ярость. Я, как никогда, был близок к тому, чтобы ударить сына. Впервые в жизни.

– Ну, ты же принимаешь за меня решения? Где мне учиться, чем заниматься? – петушился Ромка.

– Может, потому что ты ещё не взрослый и не самостоятельный? – сверлил я его взглядом. – Более того, незрелый и безответственный? Ты не просто похерил многолетние разработки, сын, чтобы отомстить отцу, который, как тебе кажется, забил на тебя. Ты спустил в унитаз сотни людей, что работали на меня, получали зарплату и кормили семьи – таких же мальчиков и девочек, как ты. Если бы ты умел принимать правильные решения, никто бы тобой не руководил. Но жизнь так устроена: до поры до времени приходится подчиняться определённым правилам. В семье – в том числе. Ты позволил собственной обиде разрастись до непомерных размеров. Ты не подумал о последствиях. Наплевал на жизнь тех, кто завтра окажутся на улице. Ты просто-напросто зажрался, сынок. У тебя всегда было всё и даже чуточку больше. И поэтому ты позволил собственному эго взять верх над всем остальным, чему я тебя учил. Честь. Совесть. Справедливость. Чуткость, наконец. С каких пор ты решил, что способен указывать, как мне жить и с кем? Только потому что Аня стала гораздо большим, чем просто мифические женщины, которые то появлялись, то исчезали из моей жизни? Я думал, это нормально: желать, чтобы твой близкий человек был счастлив. Оказывается, ты считал по-другому.

– А ты был с ней счастлив? – и снова эта коронная ухмылка. Кажется, мне не пробить эту стену, не выиграть этот бой, пытаясь достучаться туда, где спрятались Ромкины душа и сердце.

– Да, – ответил честно и прямо. – И не «был» в прошедшем времени. Я счастлив, что встретил Аню. Что она стала частью моей жизни. Что я узнал такую девушку, как она: честную, искреннюю, правильную.

– Почему ж она тогда, эта твоя праведница, не осталась, а удрала?

– Потому что, наверное, ты не просто данные слил. А поставил какие-то условия. И эти условия оказались такими, что ей пришлось исчезнуть. Знаешь, о чём она просила меня в прощальном письме?

Ромка дышал бурно. И уже не прятал дрожащие пальцы. В конце концов, мне удалось вывести его на эмоции. Больше не существовало идеально-красивого мальчика с язвительными глазами. С него слетела маска, за которой он прятался.

– Она просила беречь тебя и бабушку. Вот о чём она переживала. Потому что ты дал в руки никчёмному человечишке орудие. Ты вручил мудаку, что способен ударить женщину, запугать, уничтожить, растоптать, карт-бланш. На что ты обменял данные, сын?

Ромка наконец-то сдулся. Стоял, опустив голову. Самый обычный мальчишка, нашкодивший, виноватый, уши пылают.

– Я просто хотел, чтобы она исчезла из нашей жизни, – в голосе его дрожь. Ещё немного – и он расплачется.

– Должен тебя огорчить. Она не исчезнет. Я не дам. А всё остальное… Можешь праздновать пиррову победу. Твой отец нынче нищий. Тысячи людей остались без работы. И, к сожалению, в ближайшее время я всё так же не смогу уделять тебе много внимания, потому что хочу хоть как-то облегчить жизнь людям, которые пострадали из-за твоего предательства. Нужно сделать всё правильно, а не махнуть рукой и обнять тебя со словами: «Отныне никто и никогда не помешает нам быть вместе». Так не бывает, сын. Так не бывает. И если ты не понял, что такое Совесть и Честь, я не пойду по этому пути только потому, что не сумел правильно тебя воспитать. И эту вину я с себя не снимаю. Мне стыдно за тебя, Ром. Больно и стыдно.

Не знаю, смог ли я… Получилось ли пробиться хоть куда-нибудь. Внешне, казалось, его проняло. Но осознание ли это того, что он натворил, или просто обида и страх из-за взбучки? Я не знал. И боялся давить ещё больше.

Глава 10

Я уже уходил, когда пришло сообщение от Анатоля. Он скинул адрес, куда предположительно уехала Аня. Вернулась в родной город. Не пряталась, не заметала следы, но, тем не менее, сменила номер телефона и словно оборвала все нити, что нас связывали.

– Пошли туда человека, – отзвонился я Анатолю. – Только не нашего, а кого-то со стороны, но выбери максимально надёжного. Пусть разыщет и приглядывает. Отчёт – каждый день. Пока я тут разгребу всё.

– Сделаю, – Толик умел слова даром не тратить.

А я бы бросил всё. И сам. Чтобы быстрее. Но, может, это и к лучшему, что Ани рядом нет. Была бы ещё одна пленница под надзором, – подумалось невесело.

А ещё меня нереально ломала неизвестность. Что ей сделал Майский? Что наговорил? Она бы никогда не поступила так, моя девочка, моя дорогая Аня…

У меня был запасной план. Тот дурак, кто не думает о будущем и живёт сегодняшним или вчерашним днём. Когда всё закрутилось, я продумал и предусмотрел некоторые шаги. Открыл небольшую фирму и сохранил кое-какие активы. По крайней мере, я не потеряю команду, выплачу компенсацию тем, кому придётся другую работу искать.

Большой шкаф падает громко и плашмя. И разбивается насмерть, если полон. Мой шкаф был почти пуст, а поэтому вреда от него – так, минимум, больше мусора, который можно легко убрать.

Когда-то я был дерзок, с ветром в кармане, но то, что в моей голове – как было, так и осталось при мне, никуда не делось, не растерялось.

И я вполне могу начать всё сначала. Без трагедий, депрессий, воплей «всё пропало». Но я не хотел. Не здесь и не сейчас. Были дела поважнее. Сын, хоть и поступил подло, всё же преподал урок. В чём-то горький, в чём-то отрезвляющий.

В тот же вечер я поехал к бабке Елизавете.

– Ну?! – грозно свела она брови и стукнула клюкой об пол. – Явился не запылился? Долго ж тебя не было, внук мой разлюбезный!

Я без сил опустился в кресло напротив неё. Ей восемьдесят семь, скоро восемьдесят восемь. У неё плохие ноги, но всё ещё ясная голова и неплохое зрение. А ещё – сердце, что умеет не только слышать, но и видеть.

– Случилось что, Илюш? – растеряла она всю свою грозность.

Наверное, за это я её и любил. За вот эти переходы от сварливой невыносимой бабки, что спокойно вынесет мозг, до любимой бабушки, что почувствует и рванётся навстречу, чтобы заслонить крылом своего птенца…

– В общем, и да, и нет. Больше да… Но всё это не так важно, ты не волнуйся. Я вот что хотел тебя спросить… Скоро я уеду и, наверное, надолго. А может, навсегда. Как сложится, как получится. Пока не могу сказать точно. Ты поедешь со мной?

– Что-то ты темнишь, – прищурила она глаза и сжала губы, сканировала моё лицо вдоль и поперёк.

– Нет, не темню, – мотнул я головой, – я почти потерял бизнес, но не мозги. Хочу поставить всё на «паузу» и отправиться за девушкой, которая очень дорога мне.

– Влюбился, что ли, Илюш? – у бабки подобрели глаза ещё больше.

– Да, наверное, – выдохнул я и почувствовал такую тоску, что хоть вешайся.

– Так да или наверное? – свела бабуля брови.

– Наверное, да, – невольно рассмеялся я.

– Натворил чего, ирод? Что невеста от тебя сбежала?

– Всё очень сложно, в двух словах не рассказать, – вздохнул, потирая воспалённые веки. – Как раз хочу выяснить, что случилось. Ну, и заодно побыть простым смертным. Просто Ильёй Рейнером, внуком и отцом. Если повезёт – любимым мужчиной.

– А как же бизнес? – не сводила с меня внимательного взгляда бабуля.

Я пожал плечами.

– А никак. Иногда есть кое-что поважнее денег.

– Я тебе вот что скажу, – стукнула бабуля палкой по полу так, что я вздрогнул, – какое бы решение ты ни принял, оно будет правильным. Мы так и живём: где-то ошибаемся, что-то делаем неправильно, однажды взлетаем, порой падаем… Это жизнь. А, бывает, проходим мимо, не замечаем или упускаем возможность. Знаешь, я в последнее время стала волноваться. Что ты как раз чего-то не дополучил в своей жизни. Мимо прошёл. Оказывается, нет. Нравится тебе девушка? Завоёвывай! Считаешь нужным побежать за ней вслед? Так беги! А всё остальное… были бы кости – мясо нарастёт. Ты у меня умный, Илюш. Голова у тебя светлая. Всё твоё будет твоим. Это я о материальном.

– Благословляешь? – хрипло получилось как-то и улыбка, наверное, жалкой получилась. Как у мальчика, что просит совета у матери.

– Конечно! Безусловно! И ты ещё сомневаешься? А что касается твоего предложения… – подбоченилась она и даже словно моложе стала, – А поеду! Что мне тут в четырёх стенах торчать? Ты ж Ромочку с собой заберёшь?

– Естественно, – хмыкнул я. – Куда ж я без него? Как раз самое время побыть ему отцом не на расстоянии.

– Ну, вот и хорошо. За мальчиком будет мой глаз, пока ты там за своей девушкой будешь гоняться. А то он вроде взрослый, а вроде как не совсем. Всё хорошо складывается, Илюш, как надо. А главное – вовремя.

Я с тоской подумал, что, возможно, я многое упустил. Но ведь важно всё наверстать?..

– Я люблю тебя, – поцеловал я свою королеву в лоб и обнял.

Глава 11

Анна

– А Вадим в курсе? – первое, что спросила меня мама.

Вот же: она знала, что у меня не получалось забеременеть, знала, сколько я прошла кругов ада, ожидая беременности! Но вместо того, чтобы обрадоваться, прижать меня к себе, задала этот дурацкий вопрос!

И у меня, что называется, упала штора.

– Как ты думаешь, мам, почему я развелась с Вадимом?

–Ну, мало ли? – всплеснула она руками. – Причины бывают разные! И легкомысленные – в том числе. А ребёнку всё же нужен отец…

– Я твоя дочь. Ты меня вырастила и воспитала. Я похожа на ту, что разведётся из-за ерунды?

У мамы разрыв шаблона. Стоит, растерянная, ресницами хлопает. Раньше она никогда бы не сомневалась, а сейчас… наверное, может сказать, что не знает свою дочь, которая вылетела из гнезда и долгое время жила где-то там, вдали от неё.

– Он изменял мне, – отчеканила я. – Изменял налево и направо. Не один раз, а, полагаю, постоянно. У него есть любовница, и эта женщина ждёт от него ребёнка. Может, кто-то смог бы закрыть на всё это глаза. Я – нет. Ни понять, ни простить. Я ушла от него. Не хочу рассказывать всё. Не хочу давить на жалость. Не хочу, чтобы кто-то, кроме тебя, узнал о том, что мне пришлось пережить. Я оказалась буквально на улице. Без вещей и денег. А позже потеряла и работу. Не без его горячего участия. И ты хочешь, чтобы у моего ребёнка был такой отец?

– Ну, что ты, девочка моя, что ты, – рванулась ко мне мама и наконец-то прижала меня к груди. Но я уже ничего не ощущала. Это были запоздалые объятия. – Успокойся, тебе нельзя волноваться.

Мне остро не хватало других объятий. Тех, кто никто не в силах заменить. Ни мать, ни братья, ни отец, ни подруга. Я с глухой тоской подумала об Илье. О том, как же он нужен мне. Здесь. Сейчас. Всегда. И даже это Майский сумел испоганить, осквернить, сделать невозможным.

– Я хочу, чтобы ты знала. Только ты. Возможно, он и не отец моего ребёнка. В моей жизни был другой мужчина.

Мать замерла. Для неё это всё шок. Но я больше не хотела никого жалеть.

– Ты не бойся, мам. Я приехала, но ни у кого на шее висеть не стану. Найду работу, сниму квартиру.

– Да что ж ты такое говоришь-то?! – наконец-то её прорвало по-настоящему. – Даже думать ни о чём таком не смей! Просто… новости твои – согласись – пережевать нужно. В голове не укладывается. Тут же каждый сразу на себя всё примеряет. Я вдруг представила, что наш папа… Нет, я даже думать о таком не хочу! Ты наша дочь, здесь твой дом, мы тебе всегда рады. Рады, когда у тебя всё хорошо. А если плохо – всегда поможем. И ребёнок – это прекрасно. Даже если у него отца нет. Сколько вон растут без отцов – и ничего. И нашего на ноги поднимем.

Я, конечно, всё понимала: и шок, и мамину правильность. А тут – разрыв не шаблона, а шаблонов, но то, что она не приняла меня сразу и безоговорочно, покоробило, обидело, заставило посмотреть на мир немного другими глазами.

Может, гормоны тому виной, а может, я слишком остро всё воспринимала. Но я ехала сюда с мыслью, что спрячусь в крепости, где мои родные встанут за меня горой. И то, что для матери оказались важнее какие-то избитые догмы «у ребёнка должен быть отец», а не я и мой самый драгоценный и долгожданный малыш, задевало так, что хотелось снова сбежать.

Только бежать мне было некуда. Да и не с чем. Разве что совсем упасть на дно. И, может, будь я одна, так бы и поступила. Но во мне рос ребёнок, а поэтому я глотнула обиду.

– Я пойду в свою комнату.

– Иди, иди, Анечка, отдохни, – суетилась вокруг меня мама, провожала на второй этаж, вела меня туда, где пахло детством и беззаботностью.

В моей комнате всё осталось, как и было. Даже обои не поменяли за столько лет. И в комнате для восемнадцатилетней девочки я чувствовала себя… странно.

Раньше не замечала – ведь я приезжала к родным не раз и не два за последние годы. А сейчас будто ударило.

Дверь за мамой закрылась, и я наконец-то оказалась в тишине. Присела на кровать и прислушалась к себе. Я ощущала… пустоту. Усталость и какую-то яму, в которую мне никак нельзя.

Голова кружилась. Я прилегла на кровать и посмотрела в потолок.

Сегодня я позволю себе быть слабой. А завтра начну действовать. Искать работу. Среди учебного года вряд ли есть вакансии, но мало ли?..

А в принципе, я вообще кем угодно могу устроиться. И, может, действительно подумаю о том, чтобы жить отдельно.

Отвыкла я, наверное. Всё не так. И, что уж греха таить, я точно знала, что мне не по душе. Думала, родные стены и люди помогут. Враньё. Я отвыкла. А ещё… я невыносимо люблю мужчину, который остался там, а я оказалась здесь.

Но что уж теперь?.. Возврата нет. У него своя жизнь и борьба. У меня – своя. И тоже борьба предстоит. За понимание себя. За принятие всего, что случилось. За возможность наконец-то стать матерью. За преодоление горечи: мой малыш мог стать нашим – моим и его.

Я уснула незаметно. Разбудил меня телефонный звонок.

– Я упаковала и отправила тебе все твои вещи. Не благодари!

Машка. И сразу повеяло теплом и горечью.

Глава 12

Рейнер

Потянулись серые дни. Ни чёрные, ни светлые. А тошнотворно изматывающие, как близнецы. Я не мог всё бросить и рвануть туда, куда хотел больше всего. Нужно было закончить всё здесь.

Нет, я мог сорваться и съездить хотя бы на день-два. К Ане. Но умом понимал: день-два ничего не решат в нашем случае. А сделают только хуже. Больше всего я боялся, что она сорвётся с места, исчезнет. Но сейчас, когда она под присмотром, я чувствовал себя немножко увереннее.

Каждый мой день заканчивался одинаково: я читал электронный отчёт засланного человека. Иногда мы разговаривали.

– Устроилась на работу, – докладывал Сергей. – В одну из местных школ.

– Съехала от родителей. Со скандалом. Живёт в маленькой квартирке неподалёку от работы.

– Ни с кем не встречается, живёт очень обособленно.

Ещё бы. Моя скромная тихая девочка… Я восхищался и гордился ею.

Судя по отчётам, она могла просто жить в большом уютном доме с видом на реку. Нужды в том, чтобы работать, не было. Анин отец крепко стоял на ногах. Старший брат достаточно крут. Братья-близнецы – два свободных небедных оболтуса. Но она не спряталась за широкими спинами родных. Она поступила так, как посчитала нужным.

И было ещё кое-что.

«Посетила гинеколога. Встала на учёт по беременности».

Всего две фразы в сухом отчёте – и я сжал в кулаке ручку так, что разломал её нахрен.

Не это ли стало одной из причин, по которой она уехала так быстро?

Скрыла. Промолчала. Не сказала ничего, моя молчунья. Моя плодородная ваза, которая считала себя пустой и пыльной.

Боялась, что я откажусь?.. Настолько не доверяла? Настолько в меня не верила?

Я лихорадочно пытался припомнить, не говорил ли я чего по поводу семьи и детей. Мы с Аней много разговаривали. Как оказалось, не всегда это на пользу. Как-то да, однажды я высказался, что не хотел обременять себя семьёй. И по поводу детей прошёлся – Ромка, кажется, тогда достал сильно своими выкидонами.

Может, она запомнила? Решила, что я ненадёжный? Решила, что не нужна мне? Что наш ребёнок будет в тягость?..

Сколько ни задавай себе вопросы, все они останутся без ответов, пока я не поеду и не задам их той, что предпочла тихо исчезнуть, а не объясниться.

Умом я понимал: не в этом дело. Главная причина её побега – Майский. Но откуда в этой хрупкой девочке такая уверенность, что я бы не смог справиться с любой правдой, не смог бы решить любые проблемы? Да будь она рядом, я бы горы ради неё свернул. Анино неверие в меня задевало за живое.

Был ещё один момент, мешающий дышать спокойно. Этот «момент» сидел под домашним арестом с гордым видом непонятого гения и молчал.

Мы с Ромкой вошли в воды обоюдного молчания и холодной войны.

Нет, в буквальном смысле не молчали сутками, но всё, что мы делали, говорило не о тёплых отношениях, а о глобальном обморожении.

«Да», «нет», «приятного аппетита», «покажи, что ты за сегодня сделал» – вот на таком общении мы замкнулись. У Ромки был такой вид, будто его оскорбили. Я больше не хотел разговаривать с ним по душам. Вряд ли достучусь. Да и он не шёл навстречу, так что мы застряли.

То, что очень легко и просто решилось с бабулей, намертво заклинило с собственным сыном. Я так и не сказал ему, что мы вскоре уезжаем. Не из вредности и не потому что хотел наказать. Просто не находил сил ещё на один разговор.

Уж если мы о главном не поговорили толком, то об этом… и говорить ничего не стану. Поставлю перед фактом. Всё равно у него нет выбора. Разве что сбежать, как Аня. Но уж тут – без шансов. По крайней мере, я на это очень надеялся. Что и охрана у меня – лучшая. Что Ромка не настолько изворотлив и хитёр и способен обвести профи вокруг пальца.

Как-то всё утрясётся само по себе – на это я надеялся. А попросту – плыл по течению, ощущая, что вокруг меня какая-то мерзкая каша из снега и грязи, в которой я барахтаюсь и никак не могу вылезти. В такой субстанции только замёрзнуть насмерть можно.

Прошло чуть больше месяца с того знакового дня, как из моей жизни, забрав воздух, исчезла Аня. Я почти закончил то, что хотел. День Икс приближался, и я ждал его с нетерпением. Точнее, рвался в путь, как конь, застоявшийся в стойле.

Ветер и простор – вот чего желала моя душа. Вырваться и вдохнуть кислород. Но дать его могла мне только одна-единственная девочка. А до неё ещё добраться нужно.

Незадолго до моего отъезда Лесновский и Ко объявили о запуске революционного программного обеспечения. Спешили, с ног падали. Словно боялись, что им кто-то дорогу перейдёт. Я не стремился. Почему-то стало безразлично. Будто трясся над какой-то очень дорогой вещью, а она взяла и разбилась на мелкие осколки. Потеряла ценность и превратилась в ничто.

А ещё случились два разговора. Оба очень важные.

Мне позвонил херр Гельмут Келлер – стареющий лис, который вроде как обещал поддержку, а вроде как покрутил возле носа морковкой да так и не выпустил её из своих цепких волосатых рук с пальцами-сосисками.

– Умно, – хохотнул он. – Что вы задумали, Рейнер?

Глава 13

– Поедешь со мной? – спросил я Артёма Дёмина, моего гения.

Тот почесал небритую щёку и посмотрел на меня рассеянно. Он вечно где-то не здесь.

– А ты уезжаешь? – немного завис он. О том, что я уезжаю, знали, наверное, все. Артём из тех, кто пропускает мимо ушей ненужную информацию.

– Да, в другой город. Скорее всего, надолго. Возможно, навсегда.

– С тобой – поеду.

Очень твёрдый ответ. И я выдохнул.

Артём обвёл взглядом свой «бункер».

– Все твои «игрушки» заберём.

– Ну, и отлично, – улыбнулся он широко. Улыбка у него – дух захватывает.

А потом Артём снова ушёл в себя. Он умеет так – отключаться на полуслове.

– Слушай, я что хотел сказать-то, – вынырнул он из эмпирей и провёл пятернёй по взлохмаченным волосам, – я тут это… ну, в общем, со всей этой историей…

Я немного напрягся. Иногда полёт Артёмовой мысли понять очень сложно. Никогда не угадать, о чём конкретно он думает.

– В общем, тут такое дело… Мы тут с Ромой немного общались…

Я напрягся ещё больше.

– С сыном твоим, – зачем-то пояснил Артём, и мне захотелось его пристукнуть, чтобы он наконец-то перешёл к делу.

Но Дёмина сбивать нельзя. Иначе есть риск застрять на половине разговора навсегда, поэтому я молчал, как памятник. И окаменел точно так же.

– В общем, я тогда не подумал. Или точнее, значения не придал. А если ещё точнее, не сосредоточился. А он задавал такие вопросы, о которых знать не мог, по идее. Это уже потом я вспомнил и соединил…

–Он спрашивал о проекте, который слили, – не выдержал я.

– Точно! – щёлкнул пальцами Артём и улыбнулся. – Ну, не совсем о самом проекте, а о частях кода. Я ему пояснил кое-что. Попроще, как мог.

Внутренне я застонал.

– Наверное, не надо было, да?.. Просто он так уверенно говорил, что я подумал… в общем, не подумал, точнее. Будь кто другой, я б дурачком прикинулся. А тут на автомате выложил кое-что… Собственно, этого и недостаточно, чтобы что-то понять… Или достаточно, если он очень умный.

Ромку вряд ли можно назвать дураком.

– А что конкретно он спрашивал?

– Сейчас покажу, – с готовностью окунулся Артём в привычный для него мир.

В такие минуты он переставал отвлекаться, тянуть кота за хвост, речь его выравнивалась, и шпарил он, как заведённый. Это была его среда. Его стихия.

Через полчаса я всё знал. И это «всё» заставило меня призадуматься.

– По-моему, не всё ещё пропало? – посмотрел на меня Артём с надеждой. – Как думаешь?

– Вот что, – принял я решение. – Всё пропало, Дёмыч. Считай, не было никогда.

Он снова почесал в затылке и посмотрел на меня рассеянным взглядом.

– Собственно, не думай об этом. У нас есть план и кое-что другое в разработке. Может, не такое крутое и не такое революционное, но всё же. К тому же, я хочу побыть никем.

– У тебя не получится, – помотал головой Артём и улыбнулся.

Светлый мальчик. На таких, как он, держится мир. В нём что-то эдакое было, как и в моей Ане – неиспорченное, честное, правильное.

И снова заныло в груди, забилось птицей, закружило тоской.

Ну, ничего. Это недолго. Отсчёт времени пошёл буквально на дни.

– Мы уезжаем, – сказал я сыну тем же вечером.

Тот только плечом дёрнул.

– Документы твои из школы я забрал. Так что скоро у нас новая жизнь. Всё, как ты хотел: нищий папа, у которого будет время заниматься тобой, уделять тебе внимание. У нас будет дом, бабушка, новые знакомства.

– Новая школа и Аня, – буркнул сын.

– Всё верно, сынок, всё верно, – согласился я, потому что отрицать очевидное нет смысла.

Ромка посмотрел на меня. Я ждал. Но он так ничего не сказал, только в очередной раз дёрнулся его кадык.

Упрямый. Весь в меня. И это не так плохо на самом деле. А мне ещё предстоит достучаться до его души. Если получится. И найти общий язык. И как-то примирить его с Аней. И чёрт знает, что ещё сделать, чтобы сохранить баланс. Точнее, достичь его, потому что всё давно разболталось, расшаталось во все стороны, и я понимал: в этом есть и моя вина.

А ещё Аня беременная. И об этом я тоже помнил. И каждый раз меня охватывало чувство беспомощной ярости. И на неё, и на себя. А ещё на то, как мы всё это соединим. Ведь речь шла не только о нас двоих, но и о наших детях. О Ромке и о малыше, что притаился где-то там… пока ещё очень далеко от меня.

Но как-то оно будет. И я пытался думать, что всё будет хорошо.

Оставалось ещё одно дело, которое я хотел решить до отъезда.

Ради него я, скрипнув зубами, отправился к бабке. Не к царице Елизавете, а другой. Та, которая бабка, дочь её.

Она у нас гламурная. Как и все рейнеровские женщины, рано родила мою мать, без брака, и на этом успокоилась, считая, что выполнила свою миссию по деторождению. Зато в других удовольствиях себе не отказывала.