– Тебе понравилось, моя розочка?
Нежные пальцы Патрика поглаживают мой бок. Нежно-нежно. Приятно, не могу не признать, Патрик знает, как доставить удовольствие женщине. Ноги только у него холодные. И когда он свои холодные пытается подсунуть под мои – погреться, меня аж передергивает. Но в остальном… вот как бочок мне поглаживает – просто чудесно.
– Ты просто жеребец, моя радость! – говорю я. – Это лучшая ночь в моей жизни!
Патрику нравится, когда его хвалят, аж распирает от гордости и удовольствия, светиться начинает. И стараться начинает, надо признать, втрое больше. Так что для меня похвалить его – сплошная польза.
Улыбается довольно… самодовольно, скорее, ну и пусть. Но глядит на меня с обожанием, и осторожненько, изящненько раскладывает мои локоны по подушке. Нравится ему. Ох, сколько сил приходится убивать, чтоб закрашивать в этих локонах седину и вовремя осветлять отросшие корни! Патрик седину не выносит. Молчит, конечно, но у него сразу губа брезгливо дергается. И тут уж… Как говорит Шибел: «Хочешь молодого любовника – терпи». Патрик на десять лет меня моложе. На одиннадцать. Но красавчик – просто невозможно! Пожалуй, самый красавчик из всех моих. Имею я право развлечься? Взрослая женщина, никому уже ничего не должна…
– Хочешь еще? – улыбается Патрик. – Или велеть им принести завтрак?
Я бы поспала, право слово! И спина болит после таких упражнений.
А Патрик уже второй рукой меня гладить полез. Жеребец! Чтоб его… Не зря я его соблазняла. И голубые глазки блестят так азартно. Он целует меня в шею… подбородок у него совсем не колется, Патрик вечером, перед тем как в постель лезть, брился и прихорашивался два часа, я аж ждать устала, думала, от скуки усну. Надо было и спать, а то сейчас с ним не поспишь…
А он уже…
– Леди Айлин! – вдруг крик дворецкого за дверью. Почти напуганный, но скорее возмущенный. – Миледи! Тут ваш муж!
И конский топот, возня, словно моего мужа кто-то пытается в спальню не пустить. Но не дворецкий точно, он бы не справился, и связываться бы не стал. Что там у него?
Какого черта? Мы ведь договорились.
А Патрика подбрасывает на кровати. Он в панике, почти в истерике. Попасть под горячую руку моему мужу в здравом уме не захотел бы никто.
С треском распахивается дверь. Этард на пороге. Здоровый как лось, взлохмаченный, красный, словно всю дорогу от Кетнаха он бежал.
Патрик уже истерично пытается влезть под кровать, спрятаться, но не успевает, только на коленки встает, голову под кровать почти засовывает, но задница его все равно видна.
– Ты! Как тебя? Глоссери! – рявкает Этард, пытаясь отдышаться. – Пошел вон отсюда!
Патрик подскакивает снова, отползает, затравленно оглядывается в поисках штанов, но они, если не изменяет память, валяются далеко у окна. Дико мечется, хватает одеяло, заворачивается. И это при том, что я без одеяла остаюсь совсем голая на кровати.
– Какого черта? – говорю я. – Нэт, что происходит?
Не спеша поднимаюсь, беру кружевной пеньюар, накидываю. Я свое не теряю. Да и остаться голой не очень боюсь, чего он не видел там… Подхожу к мужу ближе.
Он стоит, тяжело дышит, опираясь одной рукой о дверной косяк, навалившись. И правда бежал? Пот с него ручьем льет, лицо идет бордовыми пятнами, даже смотреть страшно, так, словно вот-вот удар хватит.
– Гони своего… сосунка… – почти через силу говорит он, дыхания не хватает. – Скоро здесь Гордан будет со своей сворой и… – сглатывает с усилием. – Короче, Айлин, твоя репутация должна сегодня быть кристально чиста. Гони пацана в задницу.
– Да как вы смеете! – пытается пискнуть Патрик, поняв, что убивать его не будут.
– Это мой дом! – рявкает Этард так, что стены трясутся. – Пошел вон!
Патрик что-то возмущенно бурчит под нос, но осторожно пятится, прикрывшись моим одеялом.
– Что-то случилось? – говорю я. Мне это не нравится.
С Этардом у нас давно друг к другу никаких претензий, никто не лезет в чужую жизнь, живем отдельно. Главное, совсем уж черту не переходить, в рамках приличий, и друг другу не мешать. Больше двадцати лет… сколько можно? Свой долг я давно исполнила, наследника родила, а больше не требуется.
– Меня обвиняют в государственной измене, я… – говорит Этард, переводит дыхание. – Сейчас, подожди, голова кружится.
Он опирается о стену второй рукой, руки трясутся, да и ноги тоже.
– Сядь, – говорю я.
– А, да… – соглашается он. И прямо так, в дверях, сползает на пол, садится, прислонившись к стене спиной. Почти со стоном.
– Ты бежал, что ли?
– Бежал, – соглашается он, ерошит волосы на макушке. – У меня лошадь сдохла… загнал… еще у Синего моста. Ну и… времени нет. Мне к вечеру в Кетнахе быть надо. Я думал, ты в Оване, а ты здесь… Ну и правильно, что так… – Вздыхает, смотрит на меня. – Слушай, к тебе скоро придут.
В Оване наш родовой замок, и крутить шашни с Патриком там не очень уместно, слишком на виду, поэтому тут.
Но все это не укладывается в голове. Я даже не понимаю, с чего начать укладывать…
– Он уже был здесь?
Гордан Макинтайр, лорд-дознаватель, приехал после обеда, уставший, весь в грязи, промокший. Утром, как Этард уехал, зарядил дождь, и все лил… Начало лета вроде бы, но дороги размыло еще с весны, и не просохнут никак.
Гордан один, без «своры», что, пожалуй, удивительно.
Впрочем, один - значит, арестовывать меня не станут. Не сейчас, по крайней мере. Значит, пока Гордан хочет поговорить.
– Был, – согласилась я. Если добрался сюда, то наверняка тоже побывал в Оване и сам все знает. – Может, хоть ты мне расскажешь, что происходит?
Гордан тяжело вздохнул. Оттер воду с лица.
– Есть что выпить, Айлин? А то я под этим дождем…
– Конечно, есть, – согласилась я. – Заходи.
С Горданом мы не то чтобы друзья, но отношения всегда были добрыми. Чего не скажешь о его отношениях с Этардом… там все очень сложно.
Гордан снял мокрый плащ, стряхнул с себя воду как мог, зябко передернул плечами. Пошел за мной в гостиную и там устало упал в кресло, вытянул ноги к разгорающемуся камину, и руки тоже, с наслаждением закрыл глаза.
Видно было, он тянет время, не очень-то знает, как подступиться к делу. Или знает, но это ему не нравится.
– Мерзкая погода, – пожаловался, глядя на огонь, – снова колени болеть будут.
– Мерзкая, – согласилась я снова.
Внезапно подумала, что Этард еще весь день сегодня в дороге, до темноты вряд ли успеть. И там вряд ли кто предложит ему посидеть у горящего камина.
Если только все это правда.
– Это ведь правда, Гордан? – спросила я. – То, в чем его обвиняют?
– Измена? – он усмехнулся с сарказмом.
– Майрет, – сказала я. – Нэт действительно сделал это?
Гордан повернулся ко мне. Его губы дрогнули, раскрылись на вдохе, но слов не вышло. Он поджал губы снова. Долго смотрел на меня, словно это я пришла к нему и чего-то от него хочу, а он все надеется, что я отстану.
– А ты как думаешь, Айлин? – сказал наконец.
– Я? Меня ведь там не было. Я отлично знаю Нэта, он шанса не упустит… но это, мне кажется, слишком даже для него.
– Вот и меня там не было, – вздохнул Гордан, потер подбородок задумчиво. – Джон в ярости, рвет и мечет. У них с Нэтом в последнее время вообще все сложно, а теперь и вовсе… Джон его на месте хотел убить. Шкуру спустить грозился, прямо по-настоящему, как Джангаши. На дыбу его…
Гордан сморщился.
– Его пытали? – сказала я тихо.
– Да на кой черт его пытать, если он во всем сразу готов признаться? Ничего не отрицает, все готов рассказать.
– Но ты сомневаешься?
Принесли крепкого горячего грога, как Гордан любит. Он взял, обхватил ладонями, отпил немного и несколько минут молчал, делая вид, что греется.
– Неважно, во что я верю, Айлин. Но через неделю Нэта казнят. Это решено, и с этим ничего не сделать. Джон ничего не желает слушать и… неважно. Он всегда относился к Нэту как к брату, а теперь… Нэта казнят. За месяц-другой Джон мог бы остыть, но тут не хватит. Поэтому стоит подумать о том, что будет с тобой и Китом. Я привез тебе бумаги, подпиши все. Киту я написал, сам еще заеду к нему, поговорю. Кит горяч, но ты ведь разумная женщина, ты все подпишешь.
– Подпишу, – согласилась я. – Тебя что-то смущает?
Гордан отхлебнул из кружки, откинулся на спинку кресла.
– Не знаю, – сказал он. – Что-то не так, но я не могу найти концов. У меня не то что доказательств, но даже толковых предположений нет. Только чутье… Хотя чутье меня никогда не подводило.
– Ты думаешь, он не виноват?
– Сложно думать, что он не виноват, если его застукали утром без штанов в постели с Майрет. А до этого, вечером, видели, как они о чем-то шептались в саду. Все, как бы, однозначно. Я даже не знаю, что может быть не так. Но что-то не так. И Нэт ничего не пытается отрицать.
Я покачала головой. Не знаю… Все это слишком. Этард никогда не отличался благоразумием, особенно когда дело касалось женщин. Ходят слухи, что нет женщины при дворе, которая бы не спала с ним. И Майрет давно не ребенок, красавица, но… Я не знаю тоже.
– И что теперь ждет Кита? – спросила я. – Герцогом Арраншира ему не быть?
Гордан нахмурился, потер ладонью колено.
– Думаю, все зависит от того, как Кит поведет себя. Лучше сейчас вообще не показываться Джону на глаза, Кита он к себе не требует. Тебя, кстати, требует. Но ты тоже подожди хоть пару дней, не стоит ехать сразу, а то под горячую руку попадешь. Пока Джон обещал мне, что если Кит прилюдно откажется от отца, то его не тронут. Будет герцогом. Отправят, может быть, на год-другой послом в Эларсу или куда-то еще, чтобы не мозолил глаза. Но потом вернется, и все будет по-прежнему.
Холодок внутри от этих слов.
– Кит не откажется.
– Надо, чтоб отказался, – Гордан покачал головой. – Пусть не прилюдно, пусть просто перед Джоном, пусть подпишет. Хоть так. Хоть скажет, что ничего не знал и не ожидал, что поступок отца поразил его в самое сердце, ранил, что сложно поверить… Джон любит такие слова. Поговори с Китом, Айлин, объясни ему. Потому что если он будет упорствовать, то может лишиться головы тоже. Смотри, как бы и ты вместе с ним… А то ведь тебе придется отказываться не только от мужа, но и от сына…
Когда-то, выходя замуж, я знала, что мужа нужно бояться и почитать. Именно бояться в первую очередь. Так учила моя мать, так жили все женщины в моей семье.
Моя мать отца боялась, не смела даже глаз поднять. Ей было чего бояться.
Она была девушкой из родовитой, но обедневшей семьи с кучей долгов. Он «взял сиротку из сострадания», даже долги семьи уплатил. Сострадание! Тогда я искренне верила в это. Он был на десять лет старше мамы… но дело не в возрасте. Вернее, и в возрасте тоже, но не так. Ему нужна была жена, которая не посмеет перечить ни в чем, тихая и послушная. Такая, на которой можно безнаказанно сорвать злость, за которую некому заступиться, которая считает, что всегда виновата сама. А молоденькую девочку запугать проще.
Сейчас их обоих уже нет в живых, и я долго винила Этарда… но сейчас винить его у меня нет сил, он хотел помочь…
Моя мать жила так всю жизнь, и у меня перед глазами всегда был ее пример как единственно возможный. Я была уверена, что иначе невозможно. Все так живут. Только так, бояться и почитать.
В первый раз я увидела Этарда, когда все было уже решено и договорились о браке. Его родители видели меня раньше и считали хорошей скромной девушкой строгих правил, которая наставит их непутевого сына на путь истинный. Он уже тогда не пропускал ни одной юбки, а если женится, сказали мне, то, может, остепенится, возьмется за ум…
Не может…
Но надо отдать должное, Этард честно пытался быть хорошим мужем.
Для моего отца, человека богатого, но дворянина лишь во втором поколении, удача породниться с герцогом Мурреем – виделась отличным шансом получить больше.
Надо отдать должное и здесь – отец ошибался.
Этард старше меня всего на два года, но тогда почему-то казался страшно взрослым, опытным, повидавшим все. Он на Святой земле был, полмира обошел… А теперь я понимаю, что тогда он был на два года моложе Кита, а Кит мальчишка.
Этард был огромный. На голову выше моего отца и едва ли не вдвое шире в плечах.
Я была в ужасе. Я видела, как мужчина может обращаться с женщиной, и, примеряя это на Этарда, понимала, что он меня просто убьет… ненароком.
Да, тогда, в день свадьбы, я боялась его до потери сознания. Буквально. Я упала в обморок, когда мы впервые остались в спальне вдвоем и он сделал ко мне шаг.
Надо сказать, Этард тоже был в ужасе, не понимал, что со мной, такой, делать. Опыт с девушками у него был немалый, но это были девушки, которые сами хотели его внимания и его ласк. Еще бы его не хотеть… А я…
Он опрокинул на меня кувшин с водой.
Я очнулась. И в еще больший ужас пришла, потому что вот так – совсем не подобает, хорошая жена не должна падать в обморок в спальне в первую брачную ночь, хорошая жена должна радоваться всему, что ее муж хочет с ней сделать. Должна быть благодарна…
Тогда я впервые глянула ему в глаза. Почти случайно. С перепугу.
Когда он приезжал знакомиться, я не могла на это решиться, девушка должна быть скромной, послушной… смотреть в пол. А в церкви и на свадебном пиру не могла решиться тем более.
Глаза у него были зеленые и растерянные.
– Ты чего? – спросил он.
– Я… простите… Простите меня! – Тут я и вовсе испугалась не на шутку. – Я не хотела, я… Я… от радости.
– Вот радость, мать твою! – буркнул он и подался ко мне.
Я изо всех сил закрылась руками, думала, он ударит меня.
Но он поднял на руки и отнес на кровать.
Сам сел рядом.
Я невольно отодвинулась дальше.
– Боишься меня? – спросил он.
Было чего бояться! Здоровенный лось, и смотрит на меня так сурово… Будь на его месте отец, он убил бы… Я знала, как это бывает.
Этард смотрел на меня и ждал.
Но я только отчаянно замотала головой. Знала, что говорить о таком страхе нельзя. Бояться нужно, а говорить нет.
– Я тебя не трону, – сказал Этард. – Просто ложись и спи. Сегодня был тяжелый день.
– Нет, так нельзя! – вскрикнула я, понимая, что с мужем нельзя спорить. Но ведь и делать так нельзя. – Мы должны стать мужем и женой на самом деле.
– Переспать? – спросил он. С усмешкой. Мне показалось, он издевается надо мной.
У меня дрогнул подбородок.
– Закрепить наш союз на брачном ложе… – попыталась я шепотом.
Он заржал. В голос, очень обидно. Словно то, о чем говорю я, – несусветная чушь.
Потом, отсмеявшись вдруг резко, провел ладонью по лицу. Вздохнул, почти со стоном.
И вдруг снова подался ко мне, совсем близко.
Меня разом затрясло, я зажмурилась. Он замер, я чувствовала его дыхание на своем лице.
– И как ты себе это представляешь? – спросил он. – Ты снова лишишься чувств, а я тихонько трахну тебя, пока ты не дергаешься? Ты даже не почувствуешь, так удобно. И тогда все будет как надо?
– Миледи, сэр Кристофер Муррей ожидает вас!
Кит стоит у окна. Жесткая складка между бровей, плотно сжатые губы. Он знает.
– Мама? – поворачивается ко мне. – Ты уже знаешь? Ты ведь для этого здесь?
У него на столе – вскрытое письмо.
– О твоем отце? Он просил меня поговорить с тобой.
– Он не виновен!
Кит убийственно серьезен, настолько, что одновременно хочется рассмеяться и расплакаться.
– Кит… – Я подхожу к нему, хочется обнять или тряхнуть, я не знаю. – Кит, ты ведь знаешь, почему его обвиняют?
Он поджимает губы – упрямо, хмуро, совсем как Этард, сейчас это сразу бросается в глаза…
– Из-за Майрет, – говорит тихо, смотрит на меня. – Мне Макинтайр написал. Но это неправда.
Глухо и почти отчаянно.
Так искренне, что я слегка теряюсь.
– Кит, ты разве не знаешь своего отца?
Да, согласна, мне самой это кажется как-то слишком, но я не могу отрицать факты.
– Знаю. Но нет.
Упрямо.
– Почему?
Вдруг мысль проскочила – что если Кит что-то знает? Такое, что могло бы все изменить. Не то чтобы я сильно сочувствую Этарду, он сам виноват, но… что если не виноват?
Кит только хмурится.
– Не с Майрет, – говорит он. – Нет, это невозможно. Она… Нет.
И это все. Стоит, сжав зубы, желваки играют на скулах.
– Кит, если ты что-то знаешь, то лучше сказать. Вдруг это как-то можно использовать. Поговорить с Горданом…
– Нет. Я не знаю ничего. Просто Майрет не могла…
Он запинается. Губы поджимает. Его лицо идет красными пятнами.
Майрет?
Та-ак!
Кит, твою мать! Да что же вы творите все? Ему даже говорить ничего не надо, все так отчетливо написано на лице. Здоровый, вроде, парень, разумный, на войне побывал. А врать так и не научился. Глаза всегда выдают его однозначно. И пылающие уши.
Я смотрю на него и не знаю, что делать теперь.
И честно, прямо смех разбирает, потому, что Кит все еще верит, что я не поняла.
– Надеюсь, ты-то хоть с ней не спал? – говорю я, мысленно закатывая глаза.
Он дергается, словно от пощечины, так испуганно, что становится парня жаль.
– Мама! Нет! Что ты говоришь?! Мы никогда!
«Мы».
– И давно у вас роман? – говорю я.
Глаза Кита становятся совсем круглыми от ужаса.
– Нет! У нас ничего не было! Я бы никогда… я… Я просто люблю ее, но…
Совсем отчаянно.
Та-ак… Я отлично понимаю, что если надавить на Кита еще, то он будет рассказывать, что Майрет едва ли вообще не подозревает о его существовании, а он тайно вздыхает о ней. Конечно. Именно поэтому «Майрет бы никогда». Но Майрет действительно никогда бы не переспала с другим, будь у них все серьезно. Майрет девушка правильная, я не понимаю, как все это вышло.
И Кит будет защищать ее до последнего. И отца защищать. Вот так же упрямо и бестолково стоять на своем, еще, не дай бог, Джону ляпнет, Джон и с него голову снимет, за компанию. Гордан прав, не стоит Киту никуда ездить.
– А отец об этом знает? – говорю я.
У Кита дергается подбородок, он мотает головой. Не знает. Или, по крайней мере, Кит уверен, что не знает.
– Отец не виноват…
– Да? – удивляюсь я. – А кто виноват? Майрет? Может быть, это она соблазнила его?
Кит едва не подскакивает на месте.
– Мама! Как ты можешь?!
Я только вздыхаю. Никто не виноват, оба совершенно случайно оказались утром в одной постели. Сквозняком занесло.
Вот, кстати, интересно, я так и не узнала, в его или в ее постели они были?
Нельзя Кита в Кетнах отпускать, тем более одного. Он наворотит там…
И ведь удивительно, Этард был точно таким же в его возрасте. Прямолинейным горячим балбесом. Прямо один в один. И характером, и внешностью, и всеми этими дурацкими замашками.
И это всегда выводило меня из себя. Наверно, потому, что Этард был полной противоположностью моему отцу, мне все казалось, что так неправильно, я не понимала, чего от него ожидать. Все это упрямо-открытое стремление стоять на своем, и привычка идти только вперед, бить врага в лоб, говорить в глаза. Я ненавидела это в Этарде. Бескомпромиссность.
Самое удивительное, что теперь, в Ките, все то же самое меня восхищает. Потому что именно это делает его хорошим и честным парнем, который и в огонь и в воду готов за близких людей и за то, что считает правильным… не отступая.
Я даже рыжую щетину Этарда ненавидела. А Кит, такой же рыжий, кажется мне красавцем.
– Айлин! На пару слов, хорошо?
Шибел успела перехватить меня.
– Джон ждет меня, – сказала я.
– Ничего, я быстро. Давай отойдем.
Королева оттащила меня за руку, глаза блестели лихорадочно, щеки бледные. Никогда я не видела ее такой.
– Я хочу предупредить, – быстро сказала она. – Будешь говорить с Джоном, не упоминай Иверача. Ни Ришерта, ни Алана, никого из них. Если будет говорить он – просто уходи от темы. А то Джон начинает беситься. И будь осторожна. Когда поговоришь с ним, зайди ко мне, я буду у себя.
– Что-то случилось?
– Что-то случилось, – согласилась она. – Но я пока ничего не понимаю.
* * *
Джон ходил по кабинету от стены к стене, явно на взводе.
– А, вот и наша бедная овечка! – воскликнул он.
Я остановилась подальше на всякий случай, склонила голову.
– Вы хотели видеть меня, ваше величество?
– Оставь это, Айлин, – Джон отмахнулся раздраженно. – Что ты можешь сказать обо всем этом? Я не понимаю! Нэт всегда был мне как брат, а тут… Как это вышло?! Как он мог?
На его месте я бы тоже была в шоке.
Я и на своем месте в шоке тоже.
– Я сама не понимаю, ваше величество.
– Айлин!
– Не понимаю, Джон, – поправилась я. Штука в том, что с Джоном никогда не угадаешь, стоит ли обращаться официально. – И даже предположить не могла, что Нэт способен на такое… Но за последний год я видела его только дважды, и то на официальных приемах. Я почти ничего не знаю о нем.
Джон скривился.
– А вот надо было знать! Надо было не крутить… хм, романы со своим Глоссери, а следить за мужем. От хорошей жены ни один мужчина гулять не станет. Ты же могла бы его удержать! И не говори, что нет! Если Глоссери смогла, то Нэта – тем более!
Бог ты мой! Вот только не надо сравнивать мимолетное увлечение без обязательств и двадцать три года законного брака!
– Нэт никогда меня не любил.
– Никогда? Да первые три года он из кожи вон лез, чтобы понравиться тебе. А ты только высокомерно задирала нос. Он ни на кого больше не смотрел.
– Это неправда, – сказала я. – Его почти не было дома, а если и бывал, то делал вид, что меня не существует. – Вздохнула, бесполезно спорить об этом. – Не важно, Джон. Все это было страшно давно, к чему вспоминать?
Он скрипнул зубами, верхняя губа дрогнула раздраженно.
– Если бы ты хоть немного уделяла ему внимание, то этого бы не случилось.
Ну, конечно! Виновата здесь я.
– Я виновата исключительно в том, что не люблю своего мужа. Но я никогда не отказывалась исполнять свои обязанности жены. Виновата только в этом и больше ни в чем. Он сам предложил мне жить отдельно… Джон, десять лет мы живем так, ты все прекрасно знаешь. А последний год я вообще почти не видела его, даже не представляю, чем он занимался все это время, о чем думал, какие планы строил.
– Какие планы? То есть ты допускаешь, что это действительно может быть умышленное предательство?
Такого поворота я даже от Джона не ожидала.
– Джон… – И не сразу поняла, как ответить. – Я не знаю, что думать. Я ничего об этом не знаю. И я всегда считала, что мой муж, конечно, тот еще кобель, но… тебе он всегда был абсолютно верен.
Джон чуть прищурился, шагнул ко мне, склонился так доверительно.
– Меня хотят отравить, Айлин! Что если это план Нэта? Что если он хотел отравить меня, соблазнить Майрет и править от ее имени, пока Нивен еще мал? А потом и Нивена отравить тоже. Что если так, ты не думаешь?
И глаза блестят, как у сумасшедшего.
Историю о том, что Джона хотят отравить, я слышу давно. Больше года точно… пожалуй, не один год. Нэт говорил, что у него всегда были такие мысли, но раньше они были менее навязчивы. Да и не совсем уж лишены оснований… И он всегда был подозрительным, боялся, что ему желают смерти. А теперь, с годами, это усугубилось.
Джон пристально смотрел мне в глаза.
– Ты мне не веришь?
– Я верю тебе, Джон. Конечно, верю. – Я даже осторожно шагнула ближе и, когда он не подумал отстраниться, мягко коснулась его плеча, погладила. – Я верю тебе. Корона – всегда лакомый кусок. Но кто же в здравом уме будет соблазнять так? Это надо делать очень тихо, незаметно. Нэт, конечно, никогда не отличался благоразумием, но он не идиот.
– Ты защищаешь его? – глаза Джона сузились, он подался назад.
– Я не защищаю, я просто пытаюсь понять. Это все так… я до сих пор не могу поверить…
– Ты хочешь сказать, я придумал все это? – Джон дернулся, шагнул прочь, его ноздри яростно раздулись.
Да что с ним такое?
– Джон, что ты… я ничуть не сомневаюсь в твоих словах. Да и как я могу сомневаться? Я хочу сказать, что это страшный удар и для меня тоже, я и подумать не могла, что Нэт пойдет на такое. Я ничего не знала. Если бы я только подумать могла, я бы сразу пошла с этим к тебе.
– Шибел… я, наверно, сейчас очень странный вопрос задам, – облизала губы, собираясь с духом, – но ты уверена, что у них действительно что-то было?
Королева тем временем наливала бренди.
Меня отпустили, проводили наверх, сказали только не уезжать, дождаться Фергюса и… официальной части. Я дождусь. Надеюсь, пугать меня больше не будут.
Вот только руки трясутся до сих пор. Шибел отпаивает…
Но чем дольше я думаю над этим, тем более странным кажется.
Королева хмурится.
– Что ты хочешь этим сказать? – спросила она.
Ровно то, что говорю.
– Они проснулись в спальне, Шибел. Кстати, в чьей? В спальне Нэта?
– Это гостевая спальня внизу. – Она нахмурилась еще больше, не понимая, к чему я клоню. – О чем ты сейчас? Какая разница?
– Они были всю ночь вместе… – Я и сама пыталась это осознать. – Это не похоже на насилие. Не так, чтобы Нэт напился до беспамятства и зажал Майрет в кустах. Она не звала на помощь, не сбежала…
– Айлин! – в голосе Шибел ясно сверкнуло предостережение. Еще немного, и она захочет убить меня за такие слова.
– Но неужели ты думаешь, что Майрет пошла на это добровольно? – поспешила я.
– Она была напугана! Она совсем девочка!
Да полно! Когда я была такой девочкой, Кит уже гонял голубей по саду!
– А ты не думаешь, – сказала я осторожно, – что это могло быть подстроено кем-то? Кто-то мог опоить их обоих так, что они не понимали ничего. И не помнят. Что говорит Майрет? Что если кто-то желал подставить Нэта или подставить твою дочь… Я не знаю, зачем. У Нэта много врагов… Это все странно. Но если представить, что они оба сделали это добровольно, это странно еще больше.
– Ты защищаешь его! – ноздри Шибел гневно дрогнули. – Майрет бы никогда не согласилась сама. Он заставил ее, запугал! Я не знаю, что сделал! Но это он что-то сделал с ней!
Шибел всегда недолюбливала Нэта. Не знаю уж, что там было между ними… из того, что я слышала мимоходом, скорее – ничего. Шибел едва ли не единственная женщина, которую Нэт своим вниманием обошел. Но для Нэта она королева и законная жена его друга. А для Шибел, как и для любой женщины, это обидно. Подробностей я никогда не желала знать.
Но обиженная Шибел может быть еще опаснее, чем Джон. Если Джон просто с ходу ударит в лоб, в этом они похожи с Нэтом, то Шибел будет тихо мстить исподтишка. Искать любой повод. Лучше не портить отношения с ней.
– Я не защищаю его, Шибел. От Нэта я могу ожидать чего угодно. Но Майрет никак не могла! Ты ведь сама понимаешь… Она бы позвала на помощь, она бы сбежала. Она не из тех, кто не может за себя постоять. Ты ее знаешь. Как же так вышло?
А, между прочим, я помню, как на каком-то балу с Майрет танцевал какой-то красавчик, сын какого-то барона… не важно. Он что-то рассказывал, Майрет весело смеялась. И в какой-то момент красавчик самонадеянно решил, что ему позволено больше. И его рука, словно невзначай, скользнула по спине Майрет и вниз. Майрет что-то сказала ему, он явно не понял. Прямо там, в бальном зале. И тогда Майрет, ни мгновения не сомневаясь, врезала красавчику по морде. Причем не просто пощечина, а разбила губу. Я помню, как он стоял, совершенно обалдело, утирая пальцами кровь…
А Майрет как ни в чем не бывало развернулась, подошла к другому, и так «милорд, мой кавалер плохо танцует, не потанцуете ли вы со мной?».
Ее Нэт этому научил. Майрет и сама была не промах, а с таким учителем и подавно. Насмотревшись на меня, Нэт всех встречных девочек учил бить морду обидчикам. Отвечать сразу, не задумываясь, не страдая от угрызений совести. Забыть о том, что женщина чего-то не должна. Очень радовался, когда видел, что его наука пошла впрок, говорил: «Вот, смотри! Она точно не будет падать в обморок и бояться мужа! Пусть муж ее боится».
Кит с Майрет ровесники, одногодки, а Нэт часто бывал при дворе и часто брал Кита с собой. Они с Майрет лазили по деревьям, дрались на палках, как на мечах, и кидались грязью. Шибел была в ужасе, пыталась избавить дочь от столь дурного влияния, но как-то не очень выходило. Джону было все равно, его интересовали только сыновья, а девочка, ну, растет – и ладно.
Майрет выросла такой красавицей…
И Нэт, конечно, в глазах Шибел… тот Нэт, который всю жизнь учил Майрет плохому, сейчас решил пойти дальше.
И ведь еще вопрос, кто им стелил постель в гостевой спальне?
Шибел поджала губы. Она обидчивая, но далеко не дура.
– Не знаю, – покачала головой. – Но моя девочка пострадала, Айлин. Что с ней теперь будет? Кто-то должен понести за это наказание.
Без сомнений. Нэт должен понести…
Вот только после всего, что было, – я уже ни в чем не уверена.
Что если он действительно не виноват? Как это вышло? Если он и правда не помнит… А я не помню, чтобы он напивался так, чтобы совсем не знать, что произошло вчера. И пьяный он тихий, просто засыпает где-то в уголке, его не тянет на подвиги.
Не с Майрет же!
– Как ты? – Гордан заглянул вечером. – Шибел уже напоила тебя бренди? А я принес пирожки с мясом. Любишь такие?
С мясом не очень, но люблю с луком и шкварками, впрочем, сейчас не важно, я готова съесть все. Меня не то чтобы под охраной держали, но когда я попыталась выйти, мне намекнули, что лучше бы вашей светлости далеко не ходить. А кормить меня здесь тоже никто не спешил.
Благо хоть вещи мои принесли, я смогла переодеться.
– Давай пирожки, – согласилась я.
Гордан зашел, поставил миску на столик, и еще бутылку вина принес. Сам уселся в кресло напротив, глядя на меня.
Я взяла пирожок, попробовала. Сойдет…
– Аппетит у тебя не пропал, это хорошо, – улыбнувшись, сказал он.
– Когда я нервничаю, то всегда хочу есть, – сказала я.
– Да? – удивился он. – Не похоже. Такая худая до сих пор.
Я тяжело вздохнула, чуть закатив глаза.
– Потому что до недавнего времени, Гордан, жизнь у меня была легкая и прекрасная. Никаких нервов. И никаких лишних пирожков.
Похоже, бренди все же ударил мне в голову. Но вроде не слишком.
– Я думал, ты будешь напугана, а ты ничего, держишься.
– Меня столько пугали в детстве, – сказала я, – что теперь долго бояться уже сложно. Значит, ты позвал сюда Фергюса?
Гордан заулыбался, откинулся на спинку кресла.
– Не звал, – сказал он. – Но если надо, то позову.
– Но он приедет?
Гордан пожал плечами.
– Если захочет. Думаю, он все знает, у него действительно свои источники. Письмо я сам написал от его имени. Дал приказ своим, что как только я пошлю за нашатырем, нести письмо мне. Джон знает, что Фергюс тебя любит, и предпочитает с дядей не связываться. Я ведь говорил, что смогу защитить тебя.
Обманом.
Наверно, неважно как… если б не Гордан, кто знает, что бы со мной сейчас было. Вышла бы я вообще оттуда живой. Но об этом лучше не думать.
Нэту Гордан не поможет. Даже если это будет в его силах, он не станет. Я видела, с каким удовольствием Гордан бил его. Отлично понимаю, что есть за что, это старые счеты, и Гордан возможности не упустит. Хотя бы за разбитый нос и почти сломанную руку…
– Слушай, Гордан… а что такое произошло у Нэта с Джоном? Мне Шибел рассказывала, как Нэт грозился Джона убить, всю мебель у него в кабинете переломал, орал на него так, что тряслись стены.
Гордан удивленно поднял бровь, заинтересованно.
– Шибел сказала, что Нэт орал на Джона?
Вот так поворот, снова! И что не так?
– Этого не было? – спросила я.
– Было, – согласился Гордан и как-то едва уловимо подобрался, даже чуть вглубь кресла отодвинулся. – Я просто не думал, что Шибел могла слышать это.
А вот сейчас он врет. Кому угодно он может врать, но я вижу.
– Я так поняла, там весь дворец слышал. Нэт рвал и метал как разъяренный дракон. Говорит, он тебе нос сломал, когда ты его оттащить пытался?
– Не сломал, но разбил, да, – Гордан потер переносицу. – Крови много было, весь камзол мне залило, а я только новый, с серебряным шитьем… – Он вздохнул, сморщился. – Я не знаю, что у них произошло, Айлин. Я прибежал на крики, но из-за чего у них все это, мне никто не сказал. Джон во всем видит заговор, последнее время у него навязчивая идея. Думаю, дело в этом, они с Нэтом в очередной раз не сошлись во взглядах. А Нэт вспыхивает… ты сама знаешь. Он мне руку вывихнул, до сих пор еще болит. – Гордан вытянул руку передо мной так, словно я могла бы что-то увидеть. – А камзол выбрасывать пришлось, столько крови не отстирать, я кучу денег отдал, а я, знаешь ли, не герцог, чтобы каждый раз новый…
Вздохнул, покачал головой.
Гордан уходит от темы.
Так-так… А ведь выходит, по его словам, что Нэт наорал на короля, мебель поломал, и ему за это ничего не было? Да ладно? Джон, как минимум, вышвырнул бы из дворца и велел бы не возвращаться. И не смог бы Нэт принцесс соблазнять.
Что-то мне подсказывает, не на Джона Нэт орал, там был кто-то еще. Не зря Гордан так удивился. Не хочет говорить.
Но если не Гордан мне расскажет, то кто? Кому я вообще могу верить? Я и Гордану не могу, конечно. Но больше совсем некому.
Ладно… Я взяла еще пирожок.
– Гордан, я слышала, Нивена отправляют в Лотиан? – сказала небрежно.
И Гордан напрягся снова.
– Шибел сказала? – почти зашипел он.
Хм…
– А это секрет?
– Да нет… – Гордан потер ладони, чуть выдвинув вперед нижнюю челюсть, задумчиво. – Я никогда не понимал стремление Шибел отправить сына к Иверачу. На севере, конечно, спокойнее и, наверно, будет полезней для парня, но…
– Подожди, – сказала я. – Шибел всегда говорила мне, что она против, это Джон настаивал?
Я не спала всю ночь.
Каждое мгновение боялась услышать шаги, боялась узнать, что моего сына схватили… или, того хуже, что он убит, пытаясь залезть в спальню к принцессе. Или он сорвался с крыши. Или пропал, и нигде нет, а на самом деле его тихо утащили в подвалы. Или что-то еще…
Я боялась, не понимала, что думать.
Иногда мне кажется, я давно привыкла к жизни Кита, где война и дуэли и никогда не знаешь, что ждет завтра. И ведь Кит еще так за девушками не бегает, как Нэт, ему не достается от строгих отцов и обманутых мужей. Но даже без этого дури через край. Мне не остановить его, никакими разумными доводами не остановить, я пыталась, но если уж что пришло ему в голову… Когда Киту было лет пятнадцать, справиться еще выходило, но теперь – уже нет. Чуть придержать – еще выходит, остановить – не выходит больше.
Привыкнуть к этому невозможно, страшно каждый раз.
Всю ночь я ходила от стены к стене, сидела у окна.
Потом, утром за мной пришли, сказали что пора, суд скоро начнется.
Когда я вошла в Большой зал, Кит уже сидел там. Не могу не признать, я выдохнула с облегчением. Он сидел на скамейке, чуть в стороне от других, сцепив пальцы, ссутулившись, глядя в пол, но без цепей и точно не под арестом, он был свободен. И это значит, все хорошо. С остальным мы разберемся после.
Нэта тоже уже привели. Дали помыться и сбрить щетину, но цепи не сняли. Словно опасный преступник. Он стоял посреди зала в кандалах, в окружении четырех гвардейцев. Чтобы пройти к своему месту, мне нужно было пройти мимо него.
Когда я вошла, он обернулся ко мне, улыбнулся, едва заметно, но очень тепло, так, словно просто рад меня видеть. Я… А мне тяжело смотреть было. Я отвела взгляд… попыталась отвести. Но и не смотреть не могла.
У него на висках капельки пота поблескивали. И стоять ему тяжело, после всего, что с ним было, после пыток… удивительно, как он вообще держался на ногах. Здоровье у Нэта всегда было лошадиное, но у всего есть предел. Да и не мальчик уже… Нэт… Когда я проходила мимо, он чуть выпрямился еще, плечи расправил, даже, кажется, втянул живот… думаю, скорее неосознанно, просто… Я закусила губу. Не могу я… на него смотреть не могу, сердце разрывается… и вообще…
Тихо прошла на свое место, села рядом с Китом.
– Кит, – осторожно спросила я. – Как ты?
Он даже не посмотрел на меня.
– Все нормально, – сказал глухо.
И как-то мне это не понравилось.
– Тебя ведь не поймали? – спросила я шепотом.
Он покачал головой.
– Ты говорил с Майрет? – спросила я снова.
Он как-то шмыгнул носом, совсем отчаянно.
– Говорил.
Сглотнул судорожно, все так же глядя перед собой и не глядя на меня. Лицо серое совсем, осунувшееся. Я его таким никогда не видела.
Что же она Киту сказала?
– И что?
– Ничего! – зло буркнул Кит. – Не бойся, я все подпишу.
Дернулся было встать, но не встал, только отвернулся. Уйти он не может.
И совершенно точно не станет сейчас говорить. Мне не узнать. Лучше не трогать пока, ему и без того нелегко. Не здесь, не в зале, не при всех… Но какого черта? Что там произошло у них?
Я попытаюсь узнать…
Уже почти все собрались, Гордан стоит за королевским троном, нет только самого Джона.
Нет Майрет, но она, скорее всего, и не придет.
Мы ждем короля. Он любит, чтобы его ждали, чтобы почувствовали его значимость.
Нэт переступает с ноги на ногу, поводит плечами… спина у него болит, и тяжелые кандалы тянут вниз, но сесть он не может.
Сукин сын ты, Джон, даже в такой мелочи…
Мы ждем… Четверть часа уже прошла, как все в сборе. Я бросаю взгляд на Нэта, но он не смотрит на меня, смотрит куда-то за окно… я смотрю тоже, но там ничего нет, только синее ясное небо… ласточки летают… дворец на берегу, и ласточки вьют гнезда под крышей. Нэт стоит, упрямо сжав зубы… смотрит туда.
Эшафот на заднем дворе уже почти построили, сегодня закончат. Весь суд это фарс, представление на публику.
Я закрываю глаза. Помолиться, что ли… но я не знаю о чем. Ничего уже не исправить.
Радостно поет рожок, и открываются двери. Входит Джон, проходит к своему месту, садится. Поворачивается к Гордану.
– Можешь начинать.
Гордан разворачивает бумаги.
– Этард Муррей из Ована, – громко говорит он, и это сразу режет слух. Не «лорд», даже не «сэр», просто Этард. – Вы обвиняетесь в государственной измене, в попытке покушения на его величество короля Джона, в многочисленных угрозах и подстрекательстве к государственному перевороту…
Он говорит что-то еще, я слушаю, но среди всего этого Майрет не упоминается ни разу. С одной стороны, понятно, потерянную невинность дочери Джон хочет обойти стороной, с другой стороны… дело ведь не в невинности. Думаю, все заинтересованные лица понимают это.
Кита я поймала во дворе, он уже почти собрался садиться на лошадь.
– Кит! Что происходит, объясни мне?
Видела, как ему хотелось сбежать, но он остался, насупился, повернулся ко мне.
– Не бойся, – сказал он. – Сейчас я еду домой. Я… – Он облизал губы. – Макинтайр прав, тебе не стоит вмешиваться.
– Гордан? Ты говорил с ним?
– Говорил. Мама, я по-прежнему не доверяю ему ни на грош. Но тут он прав. Тебе не стоит…
Кит сжал зубы.
– Что он сказал?
– Не важно, – Кит мотнул головой. – Король отправляет меня в Эларсу, я должен ехать завтра, послезавтра в крайнем случае. Это приказ, и не подчиниться сейчас я никак не могу. Так что не волнуйся, я никуда не влезу.
Кита вывели из игры? Но ведь есть что-то еще. Кит совсем на взводе.
– А Майрет? Ты ведь говорил с ней? Она сказала, что произошло?
– Сказала. – Лицо Кита нехорошо потемнело. – Ты хочешь знать, да? – почти ярость полыхнула в его словах. Усталость от всего этого, отчаянье и ярость. – Она сама сделала это! Ее тоже прижали, конечно, но это все равно был ее выбор. Сама, понимаешь! – он почти кричал, шепотом, но кричал, у него дрожал голос. – Она пошла к нему, сама его привела…
Кит зажмурился.
Майрет сама подставила Нэта?
– Но ведь ничего не было? – спросила я.
– Было! – глухо рявкнул Кит. – Ты хотела знать… Она позвала, и он пошел с ней!
Зубы заскрипели аж до хруста, Кит отвернулся, дернулся прочь, пошел…
– Кит, подожди!
Я не могу понять…
– Я не знаю, – бросил Кит отчаянно. – Я уже ничего не понимаю, мама. Мне нужно подумать. Не трогай меня…
Вскочил на лошадь.
Кит в ужасе, в растерянности, все это как предательство, любимая девушка отказалась от него сама, и отец не оправдал доверия… Вот почему только я вижу в этом лишь то, как мастерски Кита вывели из игры? Остальное… не знаю…
Сейчас Кит в растерянности, а завтра уедет в Эларсу и никому не станет мешать. Это хорошо и для него тоже, так безопаснее. Но его убрали.
Я могу понять Майрет. Ей тоже могли угрожать… Хотели убрать Нэта? Или тут что-то еще. Но скорее всего, в этой ситуации, ее заставили. Угрожали ее жизни, жизни Нивена, жизни Кита в конце концов. Уж точно не для развлечения она пошла на такое. Не Майрет… Возможно, на ее месте я поступила бы так же.
Если против Джона действительно заговор, если Нивена хотят забрать, то Нэт, скорее всего, очень мешал им.
Как оправдать Нэта, я не знаю. Даже если его хотели подставить, он должен был понимать… Возможности провести ночь с девушкой, тем более если она зовет сама, он бы, конечно, никогда не упустил. Но вот это все слишком, Нэт не идиот… И что-то не вяжется. Я пока не знаю что.
По крайней мере, Кит уедет.
* * *
Меня настойчиво пытались выставить вон, до казни.
Так настойчиво, что я твердо решила остаться.
Да и просто уехать не могла. Мне все казалось – уехать значит оставить Нэта одного. Я ничем не могу помочь, и он, наверно, сам виноват… но уехать будет неправильно. Если я уеду – потом буду жалеть.
Не знала, что делать. Да, мне нужно подумать тоже.
Благо силой меня не выставляли, просто советовали. Вещи даже пытались собрать, но под руки не выводили.
Я не спала и эту ночь тоже. Все думала… вспоминала, как мы жили с Нэтом… как же вышло это все…
В какой-то момент, ночью, даже подумала, что, возможно, Джон прав. Уделяй я хоть немного больше внимания Нэту, такого бы не случилось. Полюбить, конечно, насильно не вышло бы, но хоть… что-то…
Я знаю, что все это пустые разговоры, было как было, и теперь уже не изменить ничего.
Я пыталась быть хорошей женой. Но не умела. Меня учили совсем не так.
В самом начале я боялась его, а он, как это ни смешно, боялся меня. Не понимал.
Наша первая ночь…
Я тогда все же заснула на рассвете. А когда проснулась, моего мужа в спальне не было.
Я не понимала, что мне делать. Пыталась притворяться спящей, дождаться, пока он вернется. Я не могла представить, что буду делать, если кто-то придет и спросит, где мой муж. Я ведь не знаю. Что мне сказать? Он ушел, потому что я вела себя недостойно? Как? Я пряталась под одеяло. Все ногти изгрызла. До обеда.
А в обед заглянула горничная, сказала, что «надо одеваться, миледи. Вас ждут за столом». Я думала – умру от стыда. Но не умерла, конечно. Оделась, спустилась вниз. Оказалось, что Нэт уже сидит там.
Он улыбнулся мне, поднялся, подал руку как ни в чем не бывало. Спросил, как я спала, все ли хорошо. Что-то еще спрашивал. Я отвечала тихо, покорно, как меня учили. «Да, милорд. Благодарю вас, милорд. Как пожелаете, милорд». Сейчас понимаю, что у него зубы сводило от таких ответов. В какой-то момент он запнулся и замолчал. И больше не говорил ничего. А потом, после обеда, собрался и уехал в Кетнах. На неделю. Сказал, у него дела. Всю эту неделю я не решалась из своей комнаты выходить. Не знала, как вести себя, в чем я виновата. Да, чувствовала, что именно я виновата во всем, как всегда была виновата моя мать.
Плаха. Эшафот.
Все уже собрались. Мелкий дождик моросит.
Я стою в верхней галерее, подальше, выглядываю осторожно. Вниз, во двор, меня не пустили, сказали, что не стоит мне на это смотреть. Но не смотреть я не могу. Если не увижу, потом не смогу поверить, что он мертв, Нэт всегда останется живым для меня. И как мне тогда жить дальше?
Тем более, что мне сказали – не отдадут тело. Изменника нужно похоронить без почестей, просто закопать за оградой, никакого семейного склепа быть не может. От меня не требовали отречься от живого Этарда, но от мертвого отречься придется.
Это нехорошо. Но что делать с этим, я пока не знаю. Возможно, потом, спустя время мне тело покажут и отдадут…
Дождик моросит. И от сырости пробирает ознобом.
Я стою за колонной галереи…
Палач уже достал и проверил топор.
Нэта ведут…
Утром приходил Гордан, такой злой, весь нервный, очень настойчиво советовал мне уезжать. Говорил, что это для моего же блага, что Джон не в себе. Что если Джон увидит меня, то может что-то там такое нехорошее захотеть.
Я послала Гордана ко всем чертям. Сказала, что Кит уехал, а я уже не боюсь. Что все уже сказано. Я имею право увидеть смерть мужа. Он не может меня прогнать. Если будет приказ Джона уехать – я уеду, а Гордану подчиняться не обязана.
После Гордана приходили гвардейцы. Думаю, Гордан послал их. Но я от них сбежала.
Когда меня попытались схватить, я врезала одному… точно не могу сказать куда, но куда-то врезала, локтем, куда вышло. Нэт учил бить в солнечное сплетение, но без опыта я – куда уж попала. Нэт когда-то учил меня драться. Говорил, что если у девушки богатая личная жизнь, то кто-то может подумать, что она хочет совсем не того, чего хочет на самом деле. И надо убедительно ответить. Можно прямо по яйцам, чтобы совсем убедительно.
Я врезала, а потом наорала на них, что как они смеют прикасаться к герцогине?! Да я пожалуюсь Макинтайру, я пожалуюсь королю! Да их повесят за то, что они пытаются лапать меня. Да как они смеют?! В общем, дальше парни ловили меня без особого рвения, и я от них сбежала.
И вот, я здесь.
Нэта ведут через двор. Он идет спокойно, ровно, с прямой спиной. Если бы не цепи, можно было бы подумать, что просто вышел по делам.
Поднимается на помост.
На последней ступеньке его толкают в спину, он едва не спотыкается, но удается удержаться на ногах.
Джон смотрит на него. Гордан у Джона за спиной – смотрит тоже.
Гвардейцы с мушкетами стоят вытянувшись, глядя вперед.
Народу собралось не так уж много, я даже толком никого не узнаю. То ли Гордан всех разогнал, то ли дождик, то ли… не знаю что.
– Этард из Ована, – говорит Гордан, я плохо вижу его лицо, слишком далеко, но голос у него злой, – вы приговорены к отсечению головы. Приговор будет приведен в исполнение сейчас. Но перед казнью, по милости короля, с вас будут сняты кандалы, а также будет надет мешок на голову, чтобы вы не видели, когда опустится топор.
– Что? – удивляется Нэт. – Какого черта?
Очень искренне удивляется, и я удивляюсь тоже. Я слышала о таком, слышала, что так иногда поступали с предателями, завязывали глаза, чтобы они не видели момент смерти, не были готовы, как не были готовы те, кого эти люди предали. Но поступить так с Нэтом?
– А также, – говорит Гордан, – милостью короля вам дарована возможность отпущения грехов. Отец Бенедикт готов выслушать вас.
– Сейчас?
– После того, как тебе отрубят голову, говорить будет сложновато, – усмехается Джон, как-то нехорошо так усмехается.
Что у них за новые игры?
Нэт смотрит на него.
– Какого черта… – он к такому тоже не готов.
Подходит кузнец, сбивает с него кандалы. Нэт с удивлением и наслаждением почти трет запястья, поводит плечами, расправляя.
– Не вздумай бежать, – говорит Гордан, кивает на гвардейцев. Нэта пристрелят.
На краю помоста высокая ширма, рядом четыре здоровенных крепких монаха в бурых одинаковых рясах, в накинутых капюшонах. Один из них, очевидно, отец Бенедикт. Не то чтобы это как-то особенно странно само по себе… но почему здесь? Священника обычно приглашают в камеру, и он говорит с заключенным до того, как его выведут на казнь.
Не успели?
Нэта подталкивают к ширме, он послушно идет. Разговор со священником требует уединения, все это понятно… И странно в то же время.
Я не вижу, что происходит там, за ширмой, видимо, молятся. Нэт никогда не был особенно религиозным, но перед смертью – кто знает. Долго… У Нэта, очевидно, много грехов. Есть, что рассказать.
Потом выходит священник в капюшоне. Потом Нэт. Я почти не вижу его, на него сразу надевают мешок, завязывают, ведут к плахе под руки.
Что же мне так не дает покоя? Я смотрю и не могу понять.
В замке Ована было пусто. Кит уехал утром, не дожидаясь никого. А я приехала домой только к вечеру.
В растрепанных чувствах, сама уже не понимая – видела я что-то или нет. Чем дольше я думала, тем больше мне казалось – что нет, померещилось все. Далеко, не разобрать. Я просто придумала себе, не хотела верить. Нэт мертв.
Мне нужно было остаться и хоть что-то узнать.
Но уже не было сил.
Все это – словно пыльным мешком оглушило.
Две бессонные ночи, и до этого сплошные переживания, как только узнала, как только Нэт прискакал ко мне.
После казни я вдруг поняла, что ноги не идут. Просто стояла там, на галерее и понимала, что не могу идти. Не могу, и все. Кое-как добралась до своей кареты. Упала внутрь. Заснула по дороге. Проснулась уже недалеко от Ована с гудящей головой и затекшей шеей. Все это слишком для меня.
Что я видела сегодня? Что это значит? Почему?
Нет, сегодня не было сил думать.
Я уснула, проспала до обеда.
А когда проснулась, не могла поверить еще больше. Да нет же, что можно увидеть с галереи под дождем? Да, все это странно, но это было странно с самого начала. При дворе свои игры, и так было всегда. Нэт умел играть, а меня это мало интересовало.
И все же, надо поговорить с Горданом. Осторожно поговорить. Если я теперь знаю то, чего не должна знать, то это может быть опасно. Но ведь Гордана я могу не бояться? Лично я. Нет, о доверии речь не идет, конечно, но Гордан не сделает мне ничего плохого.
Или ставки слишком высоки?
Если Гордан знал заранее, то почему предлагал жениться? Он ведь честно предлагал это. Он ведь говорил именно о законном браке, а не о том, как бы приятно провести время.
Гордан не знал? Все это придумали почти на ходу в последнюю ночь? Поэтому он с утра был такой злой? Без Гордана все это не провернуть, но не сомневаюсь, что Гордан желал бы Нэту смерти… тем более, что это ломало его планы.
И Нэт не знал. Я видела, он был удивлен таким поворотом. Не понимал, что происходит. Он шел туда, будучи уверенным, что его казнят.
…или я ошибаюсь?
Весь день я проходила со звенящей головой, полной мечущихся в безумном хороводе мыслей.
А на следующий день, к вечеру, приехал Гордан.
Только увидев его, я поняла, что все мои сомнения не напрасны. Гордан напряжен, даже насторожен, аж искрит.
Он знает, наверняка, что я видела казнь, и хочет знать теперь, что именно я видела.
Одно ведь дело разыграть такое представление перед чужими, которым все равно, и другое – перед женой, которая знает много лет…
Сказать ему о своих сомнениях честно? Или сделать вид, что ничего не знаю?
Я подумала, что лучше бы сначала узнать, что скажет сам Гордан.
– Я смотрю, траур ты не носишь? – фыркнул он с ходу, разглядывая меня.
Да, на мне бледно-голубое домашнее платье, я всегда его любила.
– Ты ведь сам говорил, что от траура стоит отказаться, – удивилась я. – К тому же, уж будем честны, печаль моя не настолько сильна, чтобы еще больше мучиться в некрасивых платьях. Черный меня старит.
– Ох, Айлин… – Гордан вздохнул. – Тебе идет все. Рад, что ты в добром расположении духа.
– Давай начистоту, Гордан. Смерть Нэта ничего в моей жизни не изменила, я виделась-то с ним пару раз в год. Конечно, очень больно было видеть все это, сложно поверить, и он ведь неплохой человек в целом, но… Только и всего.
И это, по большому счету, правда. Если Кит герцог, то для меня не изменилось ровным счетом ничего.
Гордан криво усмехнулся, скорее каким-то своим мыслям, покачал головой.
– Угостишь меня чаем?
– Конечно, – сказала я. – Идем. На обед ты опоздал, но сейчас велю, чтобы пораньше подавали ужин. Ты ведь с дороги.
– Не стоит, – сказал Гордан. – Я ненадолго. Я просто хотел проведать тебя, посмотреть как ты держишься. Но от чая не откажусь.
Потом мы пили чай с пирожками. Гордан сидел прямо и напряженно и как-то особенно разглядывал меня.
А я не могла отделаться от мысли, что он приехал узнать, что я видела.
– Ты ведь уехала после казни? – спросил он, деликатно отпив из чашечки пару глотков.
– Да, – сказала я. – Должна была увидеть… Не знаю, Гордан, все это… Наверно, я действительно зря осталась, потому что досмотреть не смогла. Я видела, как его вывели, как говорили там что-то. Потом у меня так дико начала кружиться голова, я вообще не выношу крови. Думала, упаду в обморок прямо на месте, еле до кареты дошла.
Он чуть нахмурился, присматриваясь.
– Не досмотрела?
– Ты так спрашиваешь, словно там что-то необычное произошло. Я видела, как голова упала в корзину.
Я поехала. По большей части даже – посмотреть, что задумал Гордан. Он ведь не просто так меня позвал, что-то нечисто там… Или я уже тоже, как Джон, вижу заговор за каждым кустом?
Ему нужно, чтобы я поехала с ним, или наоборот, чтобы меня какое-то время не было в Оване. Если Нэт жив, то он может вернуться домой… или тут другое? Я никогда не пойму сама всех этих планов. Но вот тут – решила подыграть. Да, посмотрим, что будет. Упираться особого смысла нет, я сама не знаю, как правильно, и если начну упираться, на меня начнут давить… лучше не будет.
Мое появление произвело впечатление. Меня не ждали. Вернее, ждали, но далеко не все. Фелиция Коулз аж позеленела, увидев меня, что-то страшное зашипела мужу. Майкл забыл ее предупредить. Ну, как забыл? Счел за благо умолчать, должно быть. Женщины из приличного общества не любили меня, и это взаимно. Но я герцогиня, и отмахнуться от меня не выйдет, им приходится только брезгливо поджимать губы.
– Рад видеть вас, ваша светлость! – Майкл старательно улыбался мне.
Фелиция, за его плечом, пыталась испепелить меня взглядом, вот только огня ей не хватало… старая курица.
– Благодарю, Майкл. – Я мило улыбнулась, подавая ему руку, он склонился, коснулся губами. – Прогулка на свежем воздухе – именно то, что мне нужно сейчас, чтобы успокоить нервы.
– У вас очень крепкие нервы, ваша светлость, – фыркнула Фелиция.
– Безусловно, – согласилась я.
– Ваш муж умер, а вы находите в себе силы… развлекаться. Вы сильная женщина.
Фелиция смотрела на меня с улыбкой голодной гиены.
Я тоже умею так улыбаться, и даже лучше. Особенно, если улыбаться в сторону встречающих меня мужчин. Мужчины обычно – за меня.
– Вы, наверно, не все понимаете правильно, – сказала я так сладко, как только могла, наблюдая, как у Фелиции начинает дергаться глаз. – Мой муж не умер, его казнили за измену. Я, безусловно, могу скорбеть о том, какой скотиной он был, но вовсе не о его смерти. Джон считает траур по нему неуместным, и тут я с ним совершенно согласна.
На «Джон считает» надавила особо. Майкл Коулз мелкий барон, несмотря на всю роскошь его имения, никаких особых достоинств. Когда они с Фелицией бывают при дворе, то все, что им доступно, – кланяться издалека его величеству, выражая почтение, а в самых торжественных случаях кланяться, стоя вблизи. Для меня Джон всегда был другом моего мужа. Даже если покойного сейчас, все равно. Я помню Джона мальчишкой и принцем, я, в конце концов, ела с ним черешню из одной мисочки, сидя на крыльце охотничьего домика, кидаясь косточками, кто дальше… дальше всех выходило у Нэта… страшно давно.
У Фелиции дергается верхняя губа.
Я улыбаюсь. Как раз и Гордан подходит, он давно смотрит на меня.
А Гордан сегодня приоделся особо, словно не на охоту, а на парад.
– Рад, что ты приехала, дорогая!
И руку мне подставил, словно я приехала лично к нему.
Ладно, я его под руку взяла. Ты будешь так открыто ухаживать за мной, Гордан? Ты точно моего мужа не ждешь?
Это было странно… настолько, что я почти готова засомневаться.
Настолько странно, что где-то внутри начинает ворочаться тревога. И очень хочется эту тревогу хоть чем-нибудь заглушить. Что за…
Ну в самом деле, что за дело мне до Этарда? Пару раз за год я видела его мельком, и видеть чаще не было никакого желания. Так что же теперь? Только из-за того, что случившееся с ним несправедливо? А если Майрет сказала Киту правду и у них с Нэтом действительно было… ну, кто знает? Тогда справедливо, и более чем. Я отлично знаю его привычки.
Но тоска и тревога внутри ворочаются все равно.
И хочется сделать хоть что-то… Не знаю… Предложить Гордану объявить о помолвке прямо сейчас? Моей репутации уже ничего не страшно, а Гордан вряд ли станет это делать, зная, что Нэт жив. Одно дело лично мне рассказывать, другое дело – для всех. Потом придется отказываться от своих слов, а отказываться Гордан не любит. Признавать поражение.
Но это как-то слишком. Вдруг он согласится? А я не хочу. Чем дальше, тем больше я понимаю, что не хочу иметь с Горданом ничего общего, я ему не верю. Я не знаю, кому могу верить вообще.
Оглядываюсь.
И взгляд привычно цепляет одного, неизвестного мне мужчину. Отчасти похож на Майкла, те же глаза, те же скулы… Харольд? Хенрих? Как его зовут, я точно не помню. Как-то на «Х». Знаю только, что его помотало по свету, дома он почти не бывал. Симпатичный. Немного моложе меня, пожалуй, но точно не мальчик, высокий, крепкий, военная выправка чувствуется… Стоит чуть-чуть в стороне. И он ведь не втянут в эти игры?
Что ж, я улыбнулась ему.
– Гордан, а я, кажется, не всех здесь знаю. Ты не представишь?
Как можно более небрежно, но Гордан аж вытянулся, что-то недовольно буркнул, даже попытался меня утащить.
А этот Хвицарк уже решительно шел к нам, видя мою многообещающую улыбку.
– Ваша светлость, разрешите представить вам моего троюродного брата, – влез Майкл. – Это Хальдор Коулз, он совсем недавно из Рикаты.
Я была уверена, что поступаю правильно.
Особенно в Кинсе, когда, остановившись в трактире, услышала новость, что на днях в Оване был пожар. О том, насколько все погорело, – мнения расходились, одни, качая головой, уверяли, что погорело решительно все, другие – что ничего там страшного, все удалось быстро потушить.
А я внезапно подумала, что останься я в Оване, сейчас те же люди могли бы рассказывать, что такая трагедия, герцогиня-то тоже погибла при пожаре, какой-нибудь горящей балкой ее там придавило, дверь заклинило, или просто – напилась герцогиня с горя и не заметила, как задохнулась в дыму.
Возможно, вся эта история с пожаром – дело рук Гордана. У него свои интересы. Но не могу не признать, что меня он бережет.
И нужно признать также, что у меня теперь есть куча врагов.
Вернее, не врагов даже, но людей, которых мне стоит опасаться. Которые могут желать мне зла, при которых опасно говорить лишнее.
Привычная жизнь закончилась.
Эти люди – враги моего мужа. Но я так мало общалась с ним, что даже не знаю – кто они. Не знаю, кого стоит бояться в первую очередь. Чего они добиваются даже – не знаю.
Более того, я и о муже своем толком не знаю ничего.
Не знаю, где он сейчас и что планирует делать дальше. Жив ли он еще? Свободен ли? Собирается ли вернуться или теперь тихо заляжет на дно. Увижу ли я его снова хоть когда-нибудь.
Но главное, я совсем не знаю, что он за человек.
Я не знаю даже о том, о чем, казалось, знаю отлично…
Совсем недавно я полезла разбирать старые вещи. По большей части разбирала горничная, конечно, но я присматривала, говорила, что стоит оставить, что отдать, а что совсем безнадежно и надо выкинуть.
В глубине одного шкафа, в ящике, я нашла старые три чулка. Два дорогих, шелковых, и один шерстяной попроще. И даже сердце защемило… не пойму, как не выбросила, не сожгла это еще много лет назад. Отлично помню, как эти чулки Нэт принес и бросил мне в лицо, крикнув что-то о том, что он устал от добропорядочной жизни, и если мне все равно, то он будет развлекаться.
Три чулка трех разных женщин. Из Кетнаха.
Он уехал туда на неделю, после нашей очередной ссоры, как раз где-то под конец третьего года брака. Тогда я уже не боялась его, но все равно не очень понимала, как себя вести, держалась вежливо и отстраненно. В Нэте всегда полыхал огонь, а я была такой ледяной девой… Не умела… Совсем не умела даже представить, что мне может быть с мужчиной хорошо.
Я понимала, что Нэт, в целом, хороший человек, но ответить на его огонь, вспыхнуть самой – не выходило. А вдруг я что-то сделаю не так? Вдруг ему не понравится? Чего хочу я сама? Не нужно у меня спрашивать, я хочу лишь быть хорошей женой. Тихо, молча… Да, мы спали вместе, но никакой радости нам обоим это не доставляло. Не часто… То есть спали мы в одной кровати, но никакой близости не было, по пальцам можно пересчитать, сколько раз у нас с Нэтом эта близость была за всю нашу жизнь… Он отлично видел, что его ласки смущают меня, и сам все чаще старался избегать.
Мы так и поругались – в постели. Вернее, Нэт просто не выдержал.
Он обнимал меня, а я только лежала и ждала, когда все это закончится. И нет, мне вовсе не было противно, и неприятно не было. Наверно, даже, отчасти, все это нравилось мне. По крайней мере, нравилось чувствовать, что все правильно и мой муж сейчас со мной… Отстраненно.
И где-то сорвалось. Он сел тогда на постели. Злой. «Что я делаю не так, Айлин? Скажи мне, что делать, и я все сделаю! Но вот так – я больше не могу». «Все хорошо», – попыталась я. И даже: «Мне все очень нравится». «Как нравится, если ты лежишь, словно бревно, хорошо еще глаза не зажмуриваешь и не трясешься так, как раньше, когда я дотрагиваюсь до тебя. Я делаю все не так? Ты не хочешь? Я… не буду больше мучить тебя. Я так не могу. Но не думай, что до конца жизни буду хранить верность жене, которая меня не любит».
Честно говоря, я была уверена, он изменял мне уже тогда. До того раза. Я видела, как он улыбался женщинам, как легко говорил с ними, как они улыбались ему в ответ. Мне сказали потом, что до того дня – ни разу, вся его болтовня и улыбки – не в счет. Он пытался быть правильным, пытался что-то изменить.
Тогда он оделся и прямо посреди ночи уехал.
Вернулся через неделю, такой весь слегка растрепанный, слегка пьяный, дико пахнущий чужими духами. Подошел и швырнул мне три чулка. Сказал: «Вот! Если не нужен тебе, я найду других!»
Ушел вниз и больше суток сидел в гостиной у камина. Вечер, ночь, день, и следующую ночь тоже. Ждал. А я была в таком ужасе, что боялась выходить. Плакала, не понимала, что происходит, что мне делать с этим теперь? Я была раздавлена. Он сидел там, а я не выходила.
Потом он уехал, и месяца три я совсем не видела его… Зато много слышала потом о его подвигах, о том, как он меняет женщин одну за другой. Готова была умереть со стыда. Мне казалось, теперь все будут показывать на меня пальцами, будут презирать, поймут, что со мной все не так, раз Нэт… Мне понадобилось все мое мужество, чтобы выйти из дома.
Потом как-то привыкла.
Но те три чулка… Когда я нашла их спустя двадцать лет, то поняла, что они новые. Их никто никогда не надевал. Вернее, новые шелковые, а шерстяной не раз аккуратно стиран и штопан. Но, готова поклясться, его тоже, как и два других, он не снимал с женщины вместе с одеждой. Ему эти чулки отдали. Даже неважно кто. Он не изменял мне в тот раз. Это была последняя попытка сделать хоть что-то, хоть какие-то чувства во мне пробудить, пусть даже злость и ревность. Он сутки тогда просидел у камина, в надежде, что я выйду поговорить. Но я не вышла.