На танцполе творится настоящее сумасшествие. Откровенно наряженные девушки растворяются в объятиях малознакомых мужчин. Позволяют чужим рукам исследовать самые запретные части их тел: живот, грудь, ягодицы…
Я живу в России уже больше десяти лет и прекрасно осознаю, что женщины тут куда более свободные и эмансипированные, чем на моей исторической родине. Здешние нравы уже давно меня не шокируют, но частью этой культуры я так и не стала. Все же я человек из другого мира. И жить так, как живет большинство, мне не позволено.
Подавив который по счету зевок, кошусь на часы. Время почти одиннадцать, а значит, скоро пора выдвигаться домой. Отец отпустил меня лишь до полуночи. Вообще-то он не поощряет все эти ночные походы по клубам, но в честь дня рождения моей лучшей подруги решил сделать исключение.
– Давайте еще раз выпьем за нашу именинницу и пойдем танцевать! – поднимая в воздух бокал, голосит Аня.
– За Арину! – встрепенувшись, подхватывает Настя.
– За Арину, – вторю я. – Будь счастлива, дорогая!
Чокаемся. Пьем. Подруги кривятся, а я ехидно улыбаюсь. От моего напитка, в отличие от их, не несет этиловым спиртом. Я предпочитаю исключительно безалкогольные коктейли.
– Ну что, красотки, – Аня потирает ладони, – готовы отжечь?
– Погнали! – Арина соскакивает с дивана и пытается приспустить свое провокационно задравшееся платье.
– Девочки, вы идите, а я вас тут подожду, – пробую отвертеться я.
– Ты опять за свое, да? – сложив руки на груди, Арина хмурится.
– Ты же знаешь, я не очень люблю все эти танцы…
– Так, Каримова, кончай юлить! – строго произносит она. – Сегодня мой день рождения, и мы идем танцевать все вместе! Или ты хочешь испортить мне праздник?
– Конечно, не хочу.
– Вот и все! – подруга хватает меня за ладонь и вздергивает на ноги. – Танцпол ждет нас, крошка! Покажем этим курицам, как двигаются настоящие королевы!
Покидаем вип-кабинку и спускаемся вниз по лестнице. Прямо в самую гущу сотрясающихся в психоделическом экстазе тел. Тут тесно и душно. Бравурная музыка неприятно долбит по перепонкам, а чьи-то локти то и дело впиваются в ребра.
Стараясь не запачкать длинное шелковое платье от Валентино, я пробираюсь к барной стойке и, надрывая голосовые связки, заказываю себе воду. Этакий благовидный предлог для того, чтобы хоть немного постоять на отшибе.
Подружки тем временем отвоевывают небольшой клочок танцпола и принимаются ритмично двигать бедрами. Скачут, словно молодые горные козочки. У Насти лямка от лифчика с плеча сползла, Анька так разошлась, что периодически трусами светит.
Мне нравится наблюдать за их шальным весельем, но сама на такую вольность я ни за что не отважусь. Отец узнает – голову оторвет и на остроконечную пику насадит. Он у меня не то чтобы деспот, но семью в строгости держит. Его не только я и сестры, но даже мама побаивается.
Вяло покачивая головой в такт музыке, делаю небольшой глоток из стеклянной бутылки и вдруг вздрагиваю, почувствовав на себе тяжесть чужой, невероятно мощной энергетики. Перед глазами – забитая татуировками шея с выступающим кадыком. В легких – дурманящая древесно-пряная свежесть.
Сглотнув, перевожу внимание выше и невольно съеживаюсь.
Потому что то, что я вижу, прекрасно и ужасно одновременно.
Хищный взгляд, пропитанный опасностью и пороком, буравит мое лицо. Парень не просто смотрит, нет… Поджигает. Воспламеняет. Высекает огненные искры на коже.
Это взгляд-капкан. Взгляд-пуля. От него невозможно спастись.
Я хочу отвернуться. Хочу разорвать гипнотическую зрительную связь, но при этом не могу пошевелиться. Стою и не в силах моргнуть тону в зеленых омутах адской красоты.
Неожиданно незнакомец вздергивает уголок рта, а еще через мгновенье его губы растягиваются в широком, поистине дьявольском оскале. Он улыбается, а у меня по спине мурашки бегут. Крупные такие, колючие… Словно тысячи маленьких игл, воткнутых в кожу.
Я не эксперт в плане мужской привлекательности, но точно знаю, что из-за таких вот улыбок женщины творят самые непростительные глупости: разрушают семьи, бросаются под поезда, пускают в лоб свинцовые пули…
Испуганно дергаюсь назад, но бежать некуда. Позади – барная стойка, впереди – незнакомец со странной демонической аурой.
Пробую сместиться в сторону, чтобы обойти его внушительную фигуру, но в следующий миг он подается вперед и крушит на ошметки не только мой план, но и мой хрупкий внутренний мир.
Горячие пальцы обхватывают подбородок.
Зеленые омуты приближаются и делаются еще опаснее.
Горячее дыхание с привкусом табака и ментоловой жвачки опаляет лицо.
Я не успеваю среагировать. Даже подумать не успеваю. Всего сотая доля секунды – и горячий влажный язык проталкивается в мой рот. Напористо. Дерзко. Настырно.
Рецепторы считывают чужой вкус, но, как ни странно, не посылают в мозг сигнал об отторжении. Мне не противно и не гадко. Даже наоборот. Должно быть, я рехнулась, но пару-тройку мучительно прекрасных секунд я позволяю этому наглецу себя целовать. Он посасывает мои губы, перемешивает нашу слюну, и я таю…
Растворяюсь в нем, как сахар в кипятке.
– Ты что творишь?!
Парализованный флюидами разум наконец начинает функционировать, и, резко отстранившись, я заряжаю незнакомцу хлесткую пощечину. Но даже она не способна сбить с его самодовольной физиономии спесь и выражение мрачного триумфа.
– Вкусная, – произносит низким прокуренным голосом.
Я почти уверена, что он сказал это очень-очень тихо, но каким-то невероятным образом его полушепот заглушил долбящие по перепонкам биты.
– Отстань от меня! – огрызаюсь я.
Злюсь. В первую очередь на себя. За то, что растерялась. За то, что позволила какому-то зарвавшемуся мерзавцу залезть себе в рот.
На меня это вообще непохоже!
Незнакомец на мой выпад не отвечает. Неотрывно смотрит в глаза и загадочно улыбается. А затем вдруг медленно протягивает руку и касается моей шеи. Осторожно, едва осязаемо, но я все равно напрягаюсь, морально готовясь в любую секунду дать отпор.
– Диора! Диора, подожди, пожалуйста! – в спину прилетает оклик, и я нехотя притормаживаю.
Меня торопливо нагоняет Карина, моя одногруппница.
– Слушай, ты лабораторку по правоведению сделала? – спрашивает она, подстраиваясь под темп моих шагов.
– Сделала. И уже даже сдала.
Мимо проплывают парни с четвертого курса. Посылают масляные улыбки и заигрывающе здороваются. Отвечаю им коротким безэмоциональным кивком и невозмутимо иду дальше. Их флюиды на меня не действуют.
– А ты не могла бы… Ну, знаешь помочь мне немного, – сбивчиво продолжает Карина. – Я с пятым заданием уже полдня мучаюсь. Никак сделать не могу.
Для меня не секрет, что Карина – та еще халявщица. Тусовки и шашни с накаченными красавчиками интересуют ее гораздо больше, чем учеба. Каринино будущее в университете всегда висит на волоске, который не обрывается только потому, что ее папа – известный в широких кругах дипломат.
– А почему, собственно, я должна тебе помогать? – холодно интересуюсь я.
Мне не нравится Карина, и я не вижу особой нужды это скрывать. Она глупая, ограниченная и явно не обременена моральными принципами. А еще в прошлом году она переспала с парнем, с которым встречалась моя подруга Настя. С ним и еще парой-тройкой его приятелей.
– Просто, – пожимает плечами Карина. – Мы ведь в одной группе как-никак учимся.
– Ну… Кто-то учится, а кто-то штаны протирает, – не удерживаюсь от колкости. – Прости, Карин, ничем помочь не могу. Мне пора.
Девушка одаривает меня злым неприязненным взглядом, но я, как обычно, не принимаю негатив близко к сердцу. Ну а что? Мне каждый день приходится кому-то отказывать: ленивым одногруппникам, жаждущим скопировать мой интеллектуальный труд и получить оценку повыше, наглым парням, считающих себя неотразимыми, псевдоподружкам, которые зовут меня погулять только для того, чтобы впоследствии получить бесплатный гостевой абонемент в СПА-салон моей мамы.
В общем, желающих поживиться за мой счет – куча. А я, сами понимаете, одна. Поэтому мне надо беречь свою психику и ревностно охранять личные границы.
Выхожу на залитую полуденным солнцем улицу и делаю глубокий медленный вдох. В душистом воздухе явственно звенят нотки приближающегося лета. Еще несколько недель – и зацветут пионы. Тополиный пух окутает землю полупрозрачной белесой пеленой. А в небе замаячат черные силуэты вернувшихся с зимовки стрижей.
Обожаю лето. А в особенности – июнь. Как по мне, это лучшее время года.
Спускаюсь на университетскую парковку и ищу глазами свой новенький Лексус. С водителем я передвигаюсь только тогда, когда негде оставить машину. А в остальное время предпочитаю рулить сама. Так впечатления ярче. И свобода ощутимее.
Припоминаю, что утром припарковала автомобиль у левого выезда и, не мешкая, направляюсь туда. Огибаю череду выстроившихся в ряд иномарок и вдруг замираю как громом пораженная. С выкатившимся из орбит глазами и приоткрытым от удивления ртом.
Посреди парковки, заняв аж два машино-места, стоит черная Бэха. Тюнингованная такая, заниженная. С огромными красными дисками. А на ее капоте, ухмыляясь, сидит тот самый демон из клуба, воспоминания о котором я усиленно травила несколько минувших дней.
Драные на коленях джинсы, черная косуха, усыпанная татуировками кожа и борзый взгляд – парень выглядит все так же вызывающе. Прямо нарывается на осуждение приличного общества. Выпрашивает порцию косых взоров и приглушенных шепотков.
Заметив меня, демон отрывает задницу от кузова своей позерской тачки и пружинящей походкой направляется навстречу. У меня есть всего несколько секунд, чтобы притвориться, что я знать его не знаю, и я, естественно, использую этот шанс. Беру под контроль мимику, расправляю плечи и, глядя строго перед собой, шествую к своей машине.
– Эй, Шахерезада! – его голос вибрирует чувственной хрипотцой. – Садись ко мне, прокачу.
Ага. До кладбища.
Не поворачивая головы, поднимаю в воздух средний палец и несколько секунд демонстрирую его нахалу. Надеюсь, этот красноречивый жест доходчиво объяснит, что я не желаю иметь с ним ничего общего.
– А-а-а, я понял, – в его интонациях слышится насмешка. – Типа недотрога. Цену себе набиваешь?
– Мне нечего набивать. Я бесценна, – огрызаюсь я.
И тут же прикусываю язык, пожалев о сказанном.
Эх, ну зачем, зачем? Вообще не надо было ему отвечать. Отсутствие реакции гасит любую инициативу. Это же еще со школьных времен известно!
– О как, – веселится демон, идущий следом. – Ну раз платить ни за что не нужно, давай сразу перейдем к главному. Я, ты, заднее сиденье моей тачки. Смекаешь?
Он меня бесит. Аж до огненных вспышек перед глазами. Разговаривает со мной, словно с дешевой клубной шлюхой. Откуда вообще пошли эти грязные намеки на секс?! Что-то я не припомню, что давала повод.
Упорно храню молчание, сокращая метры между мной и моим Лексусом. Этот грубиян больше ни слова из меня не вытащит.
– Что такое, Шахерезада? Обиделась? – притворно ласково шипит гаденыш, а потом, вконец обнаглев, хватает меня за запястье и силой разворачивает к себе. – Не обижайся. Я постараюсь быть нежным.
– Руки убрал, – цежу я, выдергивая свою кисть из его пальцев. – Еще раз тронешь, и я… Я в полицию позвоню!
А потом папе. Он тебе подобных как колорадских жуков давит.
Меня слегка потряхивает. От обиды, злости и непонимания. Чего этому мерзавцу от меня нужно?! Зачем ходит за мной по пятам?!
Парень считывает дрожь в моем теле и самодовольно скалится:
– Все, блядь, шоу началось. Сердечко-то екнуло.
Ненормальный. На всю голову больной! По таким, как он, психушка плачет!
– Отвали! – бросаю грубо.
И, не дожидаясь ответной реплики, сажусь в автомобиль.
Отгородившись от гаденыша дверью, я чувствую относительную безопасность, но его настырный взгляд, пробивающийся через оконное стекло, все равно изрядно нервирует.
Спустя десять пути мне наконец удается взять под контроль расшалившиеся чувства и более-менее прийти в себя. Обычно дешевые моно-спектакли всяких придурков не вызывают во мне никаких эмоций. А этот разрисованный тип прям из колеи выбил. До скрежета зубов довел.
Выезжаю на шоссе и разгоняюсь до восьмидесяти. Плавная езда, подобно пустырнику, успокаивает нервы. Бросаю короткий взгляд в зеркало заднего вида, и в этот самый момент мое сердце совершает неожиданный кульбит.
Черная заниженная Бэха. Прямо позади меня.
Вот черт!
Волнение штормовой волной подкатывает к горлу. Пальцы сильнее впиваются в кожаный руль. Ударная доза кортизола выплескивается в кровь.
Перевожу взор обратно на дорогу и включаю поворотник. Я не питаю иллюзий, что демон очутился здесь случайно, но все же хочу проверить эту безумную теорию.
Плавно ухожу вправо, и – о ужас – черная Бэха тоже перемещается на соседнюю полосу.
Все понятно, он меня преследует. Вот только с какой целью?
В груди ожидаемо зарождается паника, а ладони вмиг делаются влажными. Кто знает, что в голове у этого психа? Может, он маньяк и хочет меня убить? Или ограбить? Или изнасиловать?
Одна мысль хуже другой, но я изо всех сил стараюсь не терять самообладания.
Он просто зарвавшийся беспредельщик. Он ничего не сделает. В крайнем случае всегда можно позвонить папе и вызвать охрану.
Пока я занимаюсь самовнушением, Бэха идет на обгон. Теперь мы мчим параллельно. Я – на крайней правой, он – левее.
Делаю глубокий вдох и шумный медленный выдох. Чего бы этот подлец ни добивался, я не дам ему желаемого. Кожей чувствую, что он повернул голову и снова смотрит в мою сторону. Издевательски, с насмешкой. Но отвечать на его зрительный вызов я не собираюсь. Пусть хоть глаза сломает.
Сжимаю челюсти и повторяю спасительную мантру.
Я просто еду домой. Мне все по барабану.
Однако гаденыш вновь меняет правила игры.
Ускорившись, Бэха уходит в отрыв. Едва я успеваю испытать облегчение, как машина резко смещается вправо и в наглую меня подрезает. Судорожно выжав педаль тормоза, выругиваюсь.
Вот кретин! Я же могла в него врезаться!
Теперь, помимо раздражения, внутри набухает ярость. Что это ненормальный вытворяет?! Одно дело – словесные выпады, и совсем другое – опасные маневры на дороге! Это уже не шутки, а реальная угроза жизни!
Подгоняемая диким желанием высказать этому негодяю все, что я о нем думаю, сбрасываю скорость и останавливаюсь. Хочу выйти из машины и расцарапать ключами его тюнингованный драндулет! Чтобы впредь неповадно было аварийные ситуации создавать!
Но демон меня опережает. Пока я, задыхаясь от злости, отстегиваю ремень безопасности и открываю дверь, он вылетает наружу и как-то на удивление резво запрыгивает ко мне в салон. Прямо на пассажирское сиденье.
– Ты совсем оборзел? – сиплю я, роняя челюсть.
Я никогда в жизни не сталкивалась с подобной бесцеремонностью. Никогда!
Проигнорировав мой риторический вопрос, зеленоглазый мерзавец дергается ко мне с явным намерением поцеловать, но на этот раз моя реакция незамедлительна.
Отворачиваюсь и выставляю перед собой руки как преграду. Демон напарывается грудью на мои ладони и разочарованно клацает зубами. Поцелуй сорвался, однако это не помешало ему украдкой лизнуть мою щеку.
– Фу! – восклицаю я, вытирая его слюну с кожи. – Какой же ты мерзкий!
В ответ на мое оскорбление парень лишь смеется. Хрипло. Пугающе. Его хищный взгляд скатывается мне на грудь, которая надежно прикрыта тканью черной водолазки, и плотоядно проводит языком по верхней губе.
– В следующий раз не надевай лифчик, – понижает голос до провокационного шепота. – Я хочу видеть твои соски.
Мои глаза закатываются до небес. Интересно, этот идиот вообще способен генерировать мысли, не касающиеся секса?!
– Ты озабоченный, наглый и гадкий, – шиплю с ненавистью. – Меня от тебя тошнит!
– Ну да, я такой, – ухмыляется, ничуть не обидевшись. – Быть хуевым – мое законное гражданское право.
– Тогда пользуйся своими правами в каком-нибудь другом месте! Подальше от меня.
Я перевожу взгляд на дорогу и демонстративно хватаюсь за руль, всем своим видом показывая, что наш разговор окончен. Пусть выметается из моей тачки! Видеть его не могу.
Пару мгновений демон молчит, изучая глазами мой профиль, а затем каким-то непривычно печальным тоном интересуется:
– Что, не нравлюсь я тебе, Шахерезада?
– Ни капли, – отвечаю твердо.
– А вот ты мне очень. Смотри.
Следом слышится какое-то невнятное копошение, а через мгновенье слуха касается негромкий металлический звон. Не совладав с любопытством, я вновь поворачиваю голову вправо, и с губ срывается сдавленный стон.
Демон расстегнул ремень на джинсах. И теперь принялся за ширинку.
– Ты что, блин, делаешь?! – ахаю я. – Немедленно прекрати!
Огненный стыд хлестко лупит по щекам.
Горло пересыхает.
Сердце срывается с петель и летит куда-то в страшную черную бездну.
Дернув вниз замок ширинки, парень приспускает трусы и извлекает наружу мощный эрегированный член. Сотой долей помутившегося сознания я понимаю, что должна рассердиться, вспылить, вытолкать его из своей машины… Но я какого-то черта бездействую. Просто сижу и, словно загипнотизированная, таращусь на его огромный агрегат с проступью набухших вен и бледно-розовой головкой.
Я впервые в жизни вживую вижу мужской половой орган. И у меня, если честно, культурный шок. Потому что на похабных картинках из Интернета он выглядел далеко не так устрашающе, как в реальности.
Демон обхватывает член ладонью и принимается двигать кулаком туда-сюда. Неспешно, но ритмично. При этом он закрывает глаза и нарочито сексуально закусывает нижнюю губу.
– Пожалуйста, перестань… – блею я, не помня себя от смущения.
Ледяной пот струится вдоль позвоночника. Давление наверняка как у гипертоника. По телу рассыпается лихорадочная дрожь.
Двенадцать лет назад.
Разлепляю сонные веки и жмурюсь. Драное тряпье, играющее роль занавесок, совершенно не защищает от ярких солнечных лучей, и они с прицельной точностью бьют прямо в глаза.
Блин! А я так хотел выспаться!
Широко зевнув, поворачиваюсь на другой бок и зарываюсь носом в подушку. В ноздри тотчас проникает запах пыли, сырости и, конечно, краски. Тут вообще все пахнет краской, потому что она буквально везде. Разноцветные склянки с яичной темперой* громоздятся на подоконнике, толпятся в углах и теснятся на столе.
Помимо краски, повсюду валяются доски, которые впоследствии становятся «основами» для икон, а также меловой грунт в банках. Ну и, само собой, кисти. Много кистей. Разных форм и размеров.
Как вы, наверное, уже догадались, мы живем в художественной мастерской. Это такая небольшая каморка в дальнем углу храма, где мама днями напролет расписывает иконы. Благодаря ее работе у нас всегда есть кусок хлеба, крыша над головой и какая-никакая безопасность.
Пытаясь снова провалиться в сладкую дремоту, натягиваю лоскутное одеяло аж до бровей, но срабатывает закон подлости: чем больше ворочаюсь и стараюсь уснуть, тем меньше хочется.
Эх, такой облом! А ведь сегодня даже в школу не нужно!
– Проснулся? – ласковый голос мамы нарушает утреннюю тишину.
Поворачиваюсь и выхватываю взглядом ее изящный силуэт. Родительница, как всегда, увлечена работой. Тонкие пальцы с зажатой меж них кистью порхают над холстом. Светлые густые волосы привычно покрыты выцветшим платком. А на лице царит выражение глубокой сосредоточенности.
– Угу, – отзываюсь я, растирая глаза.
– Поднимайся, умывайся и иди в огород, – не отрываясь от росписи, говорит она. – Там грядки прополоть нужно.
– Опять? – хнычу. – Я ж только позавчера всю траву выдергал!
– Сорняки каждый день растут, – мама пожимает плечами. – Ты же знаешь, сынок, раз Агапий сказал, значит, надо.
Ох уж, этот старый пень с кучерявой бородой! На дух его не переношу! Ему лишь бы меня запрячь: на пустом месте работу выдумывает! То картошку окучь, то полы по сотому кругу помой, то звонаря подмени. Теперь вот с этими грядками прицепился!
– Ма-а-ам, ну сегодня же выходной, – не сдаюсь я. – Я на площадку сходить хотел… С ребятами в футбол поиграть.
– Я не против, Ранель, – повернувшись, родительница одаривает меня теплой улыбкой. – Но сначала работа, а потом уже развлечения. Как с поручениями Агапия справишься, так сразу можешь идти к друзьям.
Ага, справишься с ними… Как же.
Нехотя отбрасываю одеяло и, свесив ноги с раскладушки, упираюсь голыми ступнями в пол. Потягиваюсь и, опять зевая, гляжу за окно. Еще чуть-чуть – и грянет лето. А значит, одной заботой в виде извечной домашки станет меньше. Может, хоть тогда мне удастся по-человечески с пацанами мяч погонять? А то в этой рабоче-учебной суете ни фига не успеваю.
Разом выпиваю полбутылки воды и закусываю вчерашней краюшкой хлеба. Завтрак, конечно, не бог весть какой, но я привык. Храм – это вам не пятизвездочный отель. Тут не до изысков. С голоду не помираешь – и на том спасибо.
– Ольга, доброе утро! – после короткого стука дверь нашей комнатушки распахивается, и на пороге показывается местный эконом. – Не отвлекаю?
– Здравствуйте, Александр Владимирович, – встрепенувшись, мать откладывает кисть. – Нет, конечно. Проходите.
Мужчина заходит в нашу каморку, и, оглядевшись, сцепляет руки в замок. Присесть ему тут явно некуда.
– Ольга, у меня к тебе разговор. Так сказать, с глазу на глаз.
Он многозначительно косится в мою сторону, и мама понимает его с полуслова.
– Ранель, миленький, ты же поел? – спрашивает она и, получив в ответ кивок, продолжает. – Ну тогда иди умойся, а потом к Агапию ступай. Он тебе покажет, что сделать нужно.
Вздохнув, накидываю поверх майки видавшую виды рубашку и протискиваюсь на выход. Закрываю за собой дверь, однако уходить не спешу. Что, я дурак, что ли, разговоры «с глазу на глаз» пропускать? Интересно же, о чем речь пойдет.
Убедившись, что вокруг ни души, припадаю ухом к двери и прислушиваюсь. Поначалу Александр Владимирович и мама обсуждают всякие пустые формальности, но уже через минуту диалог плавно сворачивает к главному.
– Тут неподалеку один богач давеча поселился.
– Какой еще богач? – отзывается мама.
– Рустам Каримов. Из Узбекистана родом. Воротила тамошний. Дом на Ключинке купил.
– О… – в голосе родительницы слышатся благоговейный трепет.
Ключинка – самый престижный район в нашем провинциальном городке. Там одни буржуи живут.
– Сейчас прислугу в дом активно набирает: уборщиц, поварих, прочий персонал.
– Понятно.
– Что понятно-то, Оль? Что понятно? – горячится Александр Владимирович. – На собеседование тебе надо пойти! Глядишь, возьмут тебя на какую-нибудь должность. Хоть заживешь нормально! Или ты тут всю жизнь с хлеба на воду перебиваться собралась?
– Так я же… Иконы расписываю… – растерянно отвечает мама.
– Не до икон сейчас, Оль, не до икон. Время трудное. Экономика хромает. У людей с работой беда. Да и пожертвования в последнее время существенно сократились, – мужчина прокашливается. – В общем, к чему я веду? Неизвестно, сколько мы еще сможем тебя и твоего сорванца кормить… А у Каримовых работы валом. И деньги, насколько я слышал, приличные платят. Так что ты сходи, пообщайся… Может, предложат чего.
– Хорошо, Александр Владимирович, как скажете, – печально вздыхает мама.
– И не смей горевать, Оль, – строго добавляет эконом. – Я же, в конце концов, о твоем благе пекусь! Понятно, что тебе после смерти мужа ничего не надо, но ты о сыне подумай. У него вся одежда прохудилась, новая нужна. Да и обувь бы сменить не помешало. Год-другой – и сверстники ведь дразнить начнут. Ну, из-за того, что в тряпье постоянно ходит… Ты же знаешь, Оль, дети могут быть очень жестокими.
– Да-да, – тихий всхлип. – Я все понимаю.
– Платье коротковато, – окинув меня скептическим взглядом, бросает мама. – Переоденься, Диора.
С недоумением оглядываю свой легкий шифоновый наряд и снова смотрю на родительницу.
– Разве? Ниже колена ведь.
– Все равно как-то чересчур легкомысленно. Папа не одобрит.
Спорить с мамой бессмысленно, поэтому, коротко кивнув, я возвращаюсь в свою комнату и по новому кругу принимаюсь изучать ряды вешалок. Не подумайте, родители не контролируют мой гардероб. По крайней мере, большую часть одежды я выбираю на свой вкус. Просто сегодня особенный день: к папе приезжает давний друг из Ташкента, и по этому поводу у нас намечается застолье. Отец крайне ревностно относится к своему публичному имиджу, поэтому строго следит за тем, чтобы каждый член его семьи выглядел и вел себя подобающе.
Дернув молнию, стягиваю с себя с себя забракованное мамой платье и, оставшись в одном белье, цепляюсь взглядом за свое отражение в зеркале. В глаза бросается полумесяц, висящий на шее, и разум против воли наполняется постыдными, вязкими, как смола, воспоминаниями.
Красивая побрякушка, Шахерезада. Представляю, как она будет трястись между твоих сисек, когда я буду тебя трахать.
Это безумие, но голос демона звучит в моей голове так громко и четко, будто он стоит у меня за спиной. Я даже почти чувствую его обжигающее дыхание на затылке. Почти ощущаю невесомое прикосновения его забитых татуировками пальцев…
Что это за чертовщина такая? Зачем я вообще по-прежнему о нем думаю?!
Силясь избавиться от помутнения, трясу волосами и делаю серию коротких выдохов. Должно быть, столь бурная реакция организма связана с тем, что в прошлый раз мерзавцу действительно удалось меня удивить. Да что там удивить – шокировать! Раньше это ни у кого не получалось.
Сосредотачиваюсь на содержимом гардеробной и через десять минут останавливаю свой выбор на черном шелковом платье в горошек. Длина – почти до пят, декольте – максимально скромное. Думаю, уж этот прикид родительница точно одобрит.
Пока я одеваюсь, поправляю макияж и привожу в порядок волосы, в комнату просачиваются две маленькие хитренькие сестрички-лисички. Они устраиваются у меня на кровати и с неподдельным восхищением принимаются наблюдать за моими сборами.
– Какая ты красивая, Диора, – с придыханием произносит Гульнара. – Когда я вырасту, то стану такой же!
– Ты станешь еще красивее, малыш, – посмеиваюсь я. – Обещаю.
Младшенькой Гульнаре всего семь, и в силу возраста она жутко впечатлительна. А вот Надиру, среднюю из нас, уже не так-то просто расщедрить на комплимент.
– Ты наденешь серьги, которые тебе жених подарил? – иронично интересуется она.
Для меня не секрет, что разговоры об Арслане ее забавят. В пятнадцать лет мало кто всерьез относится к браку. Да и к жизни, по большому счету, тоже. Хотя, если честно, для меня моя помолвка – пока тоже что-то вроде шутки. Родители договорились о замужестве сразу, как только я закончила школу. С тех пор я видела Арслана всего дважды. Мы мило общались, но сблизиться, естественно, не успели. Поэтому понятие «жених» по-прежнему воспринимается мной как нечто абстрактное и расплывчатое.
– Нет, они сюда не подходят, – отзываюсь, крутясь перед зеркалом.
– Почему же? Я думала, бриллианты подходят ко всему, – ерничает эта маленькая заноза.
– Нет, эти серьги слишком крупные. Сюда нужно что-то поменьше.
Я не хочу признаваться вслух ни себе, ни тем более Надире в том, что аргументы про неподходящий размер – просто отмазка. Где-то в глубине души таится подспудное осознание, что мне просто не нравятся серьги, подаренные Арсланом. Они вычурные и слишком пафосные. Я люблю дорогие вещи, но при этом не считаю, что богатство нужно столько красноречиво выставлять напоказ. Все же истинный стиль – это скромность.
– Ну-ну, – хмыкает Надира, спрыгивая с кровати и приближаясь к моему туалетному столику.
Наверняка мне не удалось ее провести, но я благодарна, что она хотя бы не озвучивает свои догадки. Вести дебаты на тему подарков жениха мне сейчас совсем не хочется.
– А вот это ты будешь носить? – спрашивает Надира, извлекая из моей шкатулки маленькое серебряное колечко со знаком бесконечности.
Помнится, я купила его на блошином рынке в Америке лет пять назад. Кольцо стоило не больше десяти баксов. Смотрелось оно просто, но в то же время завораживало, цепляло взгляд. В школьные годы я носила его, не снимая. А потом как-то плавно перешла на более изысканную ювелирку.
– Нет, – пожимаю плечами. – Если хочешь, бери.
Я давно заметила, что Надира неровно дышит к этому кольцу. Все время на него смотрит, примеряет.
– Правда отдашь? – лицо девочки озаряется изумлением вперемешку с радостью.
– Конечно, – улыбаюсь. – Мне для тебя ничего не жалко.
Это правда. Сестер я люблю, пожалуй, больше всех на свете. И они, к счастью, отвечают мне взаимностью.
– Спасибо, Ди! Ты супер! – взвизгивает Надира, заключая меня в объятия.
Ну надо же, всего лишь какое-то копеечное колечко, а у малой столько эмоций.
– Диора Рустамовна, – коротко постучав, в комнату заглядывает одна из домработниц, – гости приехали. Ваша мама велела передать, чтобы вы с девочками спускались к столу.
– Спасибо, Мария, – киваю я. – Мы скоро будем.
Домработница скрывается из виду, а я перевожу взгляд на сестер:
– Ну что, обезьянки, готовы превратиться в воспитанных дам?
– Готовы, – без энтузиазма ворчит Надира, направляясь на выход.
У нее сейчас стадия подросткового бунта, поэтому она особенно остро ненавидит всю ту официальщину, к которой нас день за днем принуждает отец. Благо Надире хватает ума не высказывать родителям свое недовольство. В основном она бурчит только себе под нос. Ну и мне время от времени жалуется.
А вот маленькая Гульнара, наоборот, рада возможности почувствовать себя принцессой. На ней пышное воздушное платьице с несколькими слоями тюля и красивая диадема из белого золота. Мать балует ее даже больше, чем меня в свое время. Что сказать? Поздние дети, как правило, особенно любимы.
– Не нравлюсь, Шахерезада? А вот ты мне очень. Смотри.
Перед глазами напряженный, слегка подрагивающий от скопившийся в нем крови член. Я облизываю пересохшие губы и наклоняюсь вниз, испытывая смесь страха и предвкушения. Замираю всего в сантиметре от набухшей головки с каплей блестящей жидкости на самом конце и, сглотнув скопившуюся слюну, осторожно слизываю языком терпкий солоноватый вкус.
– Смелее, детка. Я так тебя хочу, – раздается над ухом низкий, будоражаще-хриплый голос.
А следом на голову опускается сильная рука и слегка надавливает на затылок.
Пару раз моргнув, повинуюсь. Обхватываю губами твердый ствол и медленно скольжу вниз. Он заполняет всю полость моего рта. Интуитивно хочется отодвинуться, но лежащая на темени ладонь не позволяет бросить начатое на полпути.
Раз взялась, надо довести до конца.
Направляемая все той же покровительственной рукой, я делаю несколько движений вверх-вниз, с каждым разом все больше и больше входя в раж. Посасываю, облизываю, смакую. Это странно, но мне дико нравится каждая деталь происходящего.
Терпкий вкус, дразнящий рецепторы.
Пальцы, сжимающие мои волосы у корней.
Стоны, наполняющие тесный салон авто.
– Продолжай, Шахерезада, – слуха касается одобрительный вздох. – У тебя охуительный рот…
Нутро скручивает острый спазм удовольствия. Скопившееся внизу живота возбуждение изливается наружу и обжигающими цепенящими волнами прокатывается по телу. Меня натурально потряхивает. Ноги содрогаются в неконтролируемых конвульсиях, а сердце так и норовит выпрыгнуть из грудной клетки.
Я на грани: где-то между небом и землей. Покачиваюсь над пропастью. Танцую на острие наслаждения…
Распахиваю веки и резко, словно от удара током, сажусь на кровати. Дыхание шумное и прерывистое. Грудь высоко вздымается. Провожу рукой по лбу – влажный. Да и по вискам каплями стекает пот.
Озираюсь по сторонам и, убедившись, что я нахожусь одна в своей комнате, облегченно выдыхаю. Это был сон. Всего лишь сон. Хоть и поразительно реалистичный…
Снова откидываюсь на подушки и с ужасом понимаю, что между ног до сих пор сладко поднывает. Пульсации оргазма почти сошли на нет, но вот его приятное послевкусие все никак не схлынет. Подобно тягучей медовой патоке, течет по телу и воспаляет чувствительные нервные окончания.
Поверить не могу! Я кончила во сне. Впервые в жизни испытала сексуальное удовлетворение, находясь в бессознательном состоянии. И ладно бы мне снилось что-то отвлеченное, абстрактное… Но нет! Опять этот зеленоглазый демон! Уже и во сны ко мне пробрался!
Дабы скрыться от тягостных чувств, накрываюсь одеялом с головой и сворачиваюсь калачиком. Мне так стыдно, что аж под землю провалиться хочется. Перед собой стыдно. Перед Аллахом. Разве может правоверная мусульманка видеть такие сны? Нет, нет и еще раз нет! Это дурно, грязно, аморально.
Я не должна думать о мерзавце! Не должна!
Я повторяю эту фразу как мантру, но легче почему-то не становится. Даже наоборот, вместо долгожданного очищения голова вновь наполняется порочными образами: рассыпанные по телу татуировки, губы, изогнутые в дьявольской усмешке, парализующий волю взгляд и это дурацкое «Шахерезада», произнесенное томным сиплым голосом…
Блин! Почему он вообще меня так называет? Из-за восточных черт лица, что ли?!
От осознания собственной испорченности хочется расплакаться. Всего две случайные встречи – а демон уже успел заразить меня вирусом разврата. Подумать только! Я ведь испытала самый настоящий оргазм, представляя, что делаю ему минет!
Это вообще нормально?! Или каким-то психиатрическим диагнозом попахивает?
Рывком скидываю одеяло и, снова приняв сидячее положение, пару раз ударяю себя по щекам.
Очнись, Диора, очнись! Ты же не одна из тех глупышек, которые таят от дебильных псевдосексуальных провокаций! Ты приличная девушка с головой на плечах. Ты не позволишь какому-то озабоченному распутнику пошатнуть твою внутреннюю опору. Ты сильная. И ты непременно справишься!
До тошноты накачавшись аффермациями, я иду в уборную и долго привожу себя в порядок. Принимаю душ, высушиваю и укладываю волосы, наношу легкий макияж. Несмотря на то, что сегодня выходной, у меня запланирована масса дел.
Чем выше загруженность, тем меньше времени на глупые мысли. Это доказанный факт.
Весь день я кручусь как белка в колесе. Для начала тщательно готовлюсь к семинарам по экономике и сравнительному правоведению. Затем еду на встречу по поводу благотворительного аукциона, организацией которого занимается фонд моего отца.
Поздний обед провожу в компании Арины. С часок мы с ней сидим в уютном рыбном ресторанчике и душевно сплетничаем. Подкрепившись, направляюсь в фитнес-клуб на часовую интервальную тренировку. И только ближе в восьми вечера возвращаюсь домой. Уставшая, но довольная.
– Ну как? Встречалась с организаторами? – интересуется отец, едва я пересекаю порог гостиной.
Он сидит в кресле-качалке с бокалом бренди в руках.
– Да, мы обсудили основные моменты. На сегодняшний день дело движется очень даже бодро.
На самом деле я не имею никакого прямого отношения к деятельности отцовского фонда, но время от времени он разрешает мне принимать участие в его делах. Особенно, когда речь идет об организации каких-нибудь публичных мероприятий. Папа доверяет моему вкусу и всячески поощряет инициативу. Говорит, что подобный опыт – это отличная возможность развить свои управленческие навыки.
– Я рад, – одобрительно кивает он. – А в остальном как дела? На учебе все в порядке?
– Более чем.
– Надеюсь, грядущая сессия будет закрыта без четверок?
– Ну разумеется.
– Смотри, Диора. Я очень рассчитываю на твой красный диплом.
– Я не подведу, отец, – смиренно опускаю взгляд.
Двенадцать лет назад.
Маму взяли на работу. Теперь она будет помогать по хозяйству в доме какого-то безумно богатого дядьки.
Когда родительница сообщала мне эту новость, то плакала и улыбалась одновременно. Я, если честно, не понимаю, как можно радоваться и вместе с тем грустить, но у женщин, видимо, в принципе более широкий спектр эмоций. Маму вдохновляла возможность заработать денег, но и прощаться с привычным местом ей было нелегко. Все же мы прожили в храме несколько лет. И временами даже по-своему были счастливы.
В день отъезда мама собирает наши скудные пожитки в холщовый мешок, и я, сжав ладонями края, закидываю его за спину. Мы бредем по длинным, тускло освещенным коридорам храма и прощаемся со всеми, кто встречается нам на пути. Псаломщик, казначей, уборщица, продавщица из иконной лавки – мама одинаково мила с каждым и для каждого находит доброе слово. Наверное, поэтому ее здесь так любят.
Родительница замирает у иконы Богородицы и принимается креститься, бубня молитву себе под нос. Стоя за ее спиной, я тоже по привычке совершаю крестное знамение, хотя, признаться откровенно, не испытываю никаких возвышенных чувств.
Наверное, это странно слышать от человека, который до недавнего времени жил в храме, но я не слишком религиозен. Как-то пару лет назад я пробовал разговорить священника, задавая ему интересующие меня вопросы, но вразумительных ответов так и не получил.
Алексей Павлович не смог объяснить, почему болеют и умирают невинные дети. Почему по отношению к кому-то Бог суров и справедлив, а для кого-то снова и снова делает поблажки. Как совместить восхваляемое христианством смирение и столь высоко ценимое среди сверстников умение постоять за себя. Как не потерять веру, когда жизнь наносит удар за ударом.
Короче говоря, ежедневно контактируя с религией, я все больше и больше склонялся к мысли, что в церкви все специально устроено так, чтобы у прихожан формировался комплекс вины и неполноценности. Ну, сами посудите! Народ призывают соблюдать уйму запретов и табу, но жить с этими ограничениями практически невозможно. Поэтому и приходится бесконечно грешить. А потом винить себя, каяться и ждать прощения.
Люди ходят на исповедь еженедельно, но в их жизнях годами ничего не меняется. Какой тогда в этом прок?
Пока мама «разговаривает» с Девой Марией, я подавляю зевок и, озираясь по сторонам, делаю глубокий вдох. Что мне действительно нравится в церквях, так это запах. Можете не верить, но у каждого собора, храма и даже маленькой часовенки есть свой собственный душистый портрет, составленный из множества ароматных мазков. Например, в «нашем» храме это ладан, мирра, свечной воск и немного лаванды, которой приправлена вода для крапления.
– Все, сынок, пойдем, – негромко говорит мама, переводя на меня влажный от молитвы взгляд. – Нас уже ждут.
Дорога до дома богача, как я мысленно величаю маминого нового работодателя, занимает чуть больше часа. Мы минуем редкий лесок, огораживающий храм от городской суеты, проходим через центральную площадь и минут двадцать плетемся по так называемой Ключинке, благоустроенному частному сектору, где живет высшая прослойка общества.
Я и раньше бывал в этом райончике и видал немало роскоши, но особняк Каримовых поистине поражает воображение. Это гребаный двухэтажный дворец, от одного только взгляда на который потеют ладони и предательски сосет под ложечкой.
Потупив голову, смотрю на ободранные носы своих изношенных кроссовок и впервые в жизни остро ощущаю собственную ущербность. На фоне окружающего великолепия наша с мамой нищета как никогда ярко бросается в глаза.
Мы не из этого мира. И находимся здесь только потому, что богачи сами не чистят свои сортиры.
– Здравствуйте! Вы же Ольга? – к нам приближается женщина в аккуратном белом передничке.
– Добрый день, да, – кивает мама. – А это мой сын, Ранель.
– Очень приятно, – женщина проходится по мне вежливым, но прохладным взглядом и снова фокусируется на матери. – Напоминаю, что меня зовут Инесса. Мы с вами общались на собеседовании. Пойдемте, я покажу вам место, где вы будете жить.
Домик для прислуги представляет собой небольшое, но вполне уютное одноэтажное здание. Здесь есть несколько спален, туалет и даже душевая. По сравнению с мастерской в храме отведенная нам с мамой комната – натуральные хоромы. С трудом верится, что отныне мы будем спать на настоящих кроватях, а не на прохудившихся матрасах, брошенных прямо на пол.
– Ну что ж, осваивайтесь и приводите себя в порядок, – инструктирует Инесса. – К рабочим обязанностям приступаете завтра с самого утра. Поэтому в шесть ноль-ноль жду вас на кухне.
– Хорошо, – немного смущенно отзывается мать. – Спасибо вам.
Инесса озаряет нас дежурной улыбкой, а затем оставляет наедине.
– Ну вот, это наш новый дом, – провозглашает родительница, осторожно присаживаясь на краешек кровати. – Как тебе тут, Ранель? Нравится?
– Угу, – отвечаю я, приближаясь к небольшому створчатому окну. – Прикольное место.
Внезапно мой взор, бесцельно блуждающий по огромной придомовой лужайке, цепляется за маленькую розовую фигурку вдали. Подавшись вперед, облокачиваюсь на подоконник и напрягаю зрение: кажется, это девочка. Да-да, точно. Прыгающая на скакалке девочка в нарядном малиновом платьице.
Она вся такая легкая и воздушная, что уголки моих губ сами собой ползут вверх. Смотрю на нее – и во все тридцать два щерюсь. Потому что прыгает классно. Потому что платье у нее красивое. Потому что темные волосы на ветру живописно развеваются…
– Ранель, – мамин голос выдергивает из радужных мыслей, – тебе надо помыться и постирать одежду. В грязном тут не ходи. А то хозяин заругать может.
– Ладно, ма.
– Ну иди! Чего стоишь? – торопит она. – Душ прямо по коридору и налево.
Нехотя отлипаю от окна и принимаю из маминых рук чистое полотенце. Я все еще не понял, нравятся мне происходящие перемены или нет. Но отчего-то кажется, что жизнь в новом доме будет куда веселее, чем в храме.
РАНЕЛЬ



ДИОРА



Это мое авторское видение))) Вы, конечно, можете представлять их любыми) Как вам ребята?)
Накинув на голову капюшон, торопливо вышагиваю по поселку. Постоянно озираюсь по сторонам, словно какая-то мошенница в бегах. Хотя, если честно именно так я себя и ощущаю: преступницей, нарушительницей закона, лгуньей.
Я обещала отцу быть благоразумной. Обещала себе никогда впредь не связываться с демоном. Но, несмотря на это, добровольно покинула дом и иду навстречу неизвестности.
Что со мной творится? Может, зеленоглазому бесу и впрямь удалось меня загипнотизировать?
Останавливаюсь у назначенного места и в замешательстве оглядываюсь вокруг. Тут никого нет. Ни души. Только я и тихо плещущаяся вода. Неужели все эти сообщения были лишь дурацким розыгрышем, и я зря поверила написанному?
Медленно обхожу фонтан по периметру и окончательно убеждаюсь, что я здесь одна. Повелась на нелепую провокацию и теперь чувствую себя глупо. Демон не искал встречи, он просто решил поглумиться надо мной. А я как последняя дура уши развесила.
Стиснув кулаки от злости и бессилия, устремляюсь обратно в дом. Надо заблокировать номер мерзавца и рассказать обо всем отцу. Потому что сама я с его пагубным влиянием явно не справляюсь. Каждый раз, когда демон появляется на горизонте, я напрочь теряю трезвость мышления. Принимаю странные необдуманные решения, а потом чувствую себя ничтожеством.
Покинув фонтанную площадь, прохожу мимо небольшого парка, когда вдруг чьи-то руки обхватывают мои плечи, сгребают в охапку и силой затаскивают в кусты. Все это происходит так молниеносно, что я даже пикнуть не успеваю. Ориентация в пространстве возвращается лишь через секунд десять, когда я оказываюсь в прохладной лесной сени. Спина прижата к дереву, перед лицом – полыхающие опасностью зеленые глаза.
– Ты в своем уме?! – шиплю разъяренно.
Демон стоит близко. Недопустимо близко. Табачно-ментоловый аромат щекочет ноздри и вырубает мозги. Горячее дыхание поднимает дыбом даже самые крошечные волоски на теле. Пристальный немигающимй взгляд обезоруживает.
Ладони парня расположены на моей талии. Лежат, но не удерживают. И это создает иллюзию, что при желании я в любой момент смогу уйти. Рассеять демонические чары и вырваться из ментального капкана. Однако тихий внутренний голос подсказывает, что свобода мнима и обманчива. Я угодила в тиски зверя. И просто так мне отсюда не выбраться.
– Лифчик не надела, – произносит он, фокусируя внимание на моем тонком домашнем топе, виднеющимся из-под расстегнутого худи. – Послушная девочка.
В голосе демона слышится одобрение, а я вспыхиваю негодованием. Неужели он думает, что я не надела белье специально для него?!
– Не обольщайся, – фыркаю я. – Я просто так торопилась, что об одежде даже не подумала.
– Не терпелось меня увидеть? – его губы растягиваются в лукавой ухмылке.
– Не терпелось сказать, чтобы ты шел лесом! И чтобы оставил меня в покое!
– То есть я тебе по-прежнему не нравлюсь?
– Нет.
– Тогда зачем ты здесь, Шахерезада?
Он не человек, точно. Змей-искуситель. Его хриплый вкрадчивый голос проникает под кожу и меняет первоначальный состав крови. Такое чувство, что теперь по венам бегут сплошные эстрогены. Я возбуждаюсь от его вида. От звуков, которые он издает. От запаха, который он источает.
Возбуждаюсь и ненавижу себя за это.
– Ты же сказал, что у меня пять минут, – пытаюсь оправдаться. – Я не хотела, чтобы ты заявился ко мне домой…
– Думаешь, я бы это сделал? – насмешливо. – У вас охрана вооружена до зубов. И батя твой, насколько я знаю, тип нервный. Я, может, и беспредельщик, но точно не самоубийца.
С сожалением закусываю губу, признавая рациональность его доводов. Я действительно поступила опрометчиво. Никто, находясь в здравом уме, не посягнул бы на частную собственность Рустама Каримова. А я, дура доверчивая, даже не попыталась оценить ситуацию критически.
– Я скажу, зачем ты здесь, – продолжает демон. – Ты пришла, потому что тебе нравится, когда я тебя трогаю, – он поддевает край моего топа и обводит большим пальцем впадинку пупка. – Нравится осознавать, что у меня на тебя стоит. Нравится быть плохой девочкой. Не так ли, Шахерезада?
– Это ложь, – цежу я, хотя внутри меня все трепещет от предательского предвкушения. – Я совершенно не такая!
– Такая-такая, – наклонившись, он приникает губами к моей шее и дразняще проводит языком по пульсирующей венке. – Все вокруг считают тебя ангелом, но мы оба знаем, что это ни хуя не так. Внутри тебя спит вулкан, – язык сменяется на зубы, которые вонзаются в самое чувствительное место, – и скоро я взорву твой кратер.
Колени подгибаются от ватной слабости, а веки предательски тяжелеют. Мысли вязнут в топкой трясине проснувшегося влечения. Я с трудом контролирую реакции собственного тела и едва держусь на ногах. Никогда не пила алкоголь, но подозреваю, что высшая степень опьянения ощущается именно так. Демон натурально сводит меня с ума. Прогибает мою волю под свои под свои грязные замыслы.
– Как тебя зовут? – шепчу я, обхватывая ладонями плечи парня.
Хочу оттолкнуть, но вместо этого лишь сильнее вонзаюсь ногтями в ткань его бомбера.
– Ранель. А тебя? – он по-прежнему терзает ласками мою шею.
Ни за что не поверю, что он не знает ответ на этот вопрос, но все равно бормочу заплетающимся языком:
– Ди-диора…
– Будем знакомы, Диора, – его голос, в отличие от моего, твердый и уверенный. – А теперь снимай нахрен этот треклятый топик.
– Что?! – ахаю я, в ужасе распахивая глаза.
– Я просто хочу посмотреть на твои охуительные сиськи, – он стаскивает с моих плеч худи и нахально цепляет лямки топа. – Покажешь?
– Ты рехнулся? – изо рта вырывается истерический смешок. – Что за дичь у тебя в голове?
– Порно, – отвечает на полном серьезе. – С твоим участием.
Мне хочется рассмеяться и расплакаться. Причем одновременно. Я не понимаю, как меня может заводить столь откровенный и пошлый треп, но он заводит. Заводит, черт возьми! Да так сильно, что я действительно хочу избавиться от одежды и ощутить горячие губы мерзавца не только на шее, но и ниже.
Двенадцать лет назад.
Слуг в доме Каримовых предостаточно, но тем не менее для меня всегда находится работа. Например, сегодня: я только намылился дать деру, чтобы позависать с пацанами на заброшке, как у самых ворот меня стопанула Инесса и велела перетаскать какие-то мешки с веранды в зимний сад.
Честно говоря, восторга я не испытал, но и перечить не осмелился. Мать очень просила постараться и произвести на местных благоприятное впечатление. Дескать, это поможет нам заслужить расположение хозяев и администрации.
Вздохнув, вслед за Инессой плетусь к веранде и, оценив масштаб предстоящей работы, испускаю горестный вздох. Тут минимум час придется провозиться. А то и два. А я так хотел хоть немного помаяться бездельем!
Поцокав языком, засучиваю рукава и принимаюсь за дело. Ну а что мне остается? Горюй – не горюй, работа сама себя не сделает.
Подхватываю первый мешок за дно и, быстро присев, заталкиваю его за плечо. Тяжелый, зараза! Как бы кишки наружу не вывалились…
Путь до зимнего сада пролегает через ту самую лужайку, где неделю назад прыгала на скакалке девочка в розовом платье – хозяйская дочка. Кстати, с тех пор я ее больше не видел. Зато слышал, как она занимается музыкой. Из распахнутого окна ее комнаты по вечерам регулярно доносятся какие-то приятные мелодичные звуки. То ли пианино, то ли фортепиано… Хотя я без понятия, в чем разница. Но звучит в любом случае прикольно.
Заворачиваю за угол увитой плющом веранды и вдруг застываю, слегка обалдев от увиденного. На аккуратно подстриженной лужайке расстелено большое бежевое покрывало, а на нем сидят четыре нарядно одетые девочки. Все в ярких ажурных платьях, с бантами на головах, в белых гольфах с рюшами – точь-в-точь куклы с магазинной витрины. Но самая красивая из них, несомненно, хозяйская дочь.
Сегодня ее смоляные волосы собраны в тугую косу, в которую вплетена алая шелковая лента. Вроде бы ничего сверхъестественного, обычная девчачья прическа… Но я почему-то залип. Да так надолго, что аж спина заболела.
Опомнившись, делаю шаг назад и медленно опускаю мешок на землю. Очевидно, что куколки меня пока не заметили, а значит, есть шанс немного понаблюдать за ними из-за угла.
Вы не подумайте, я не какой-то там озабоченный… Да и девчонок тысячу раз видел: у нас в школе их пруд пруди. Просто эти девочки кажутся мне особенными. Не такими, как мои одноклассницы. Они изящные, милые и чем-то напоминают фей из мультика про Питера Пена.
Подавшись вперед, напрягаю слух и впервые в жизни слышу голос хозяйской дочки. Он у нее высокий, звонкий и совсем чуточку писклявый. Но мне это даже нравится. Девчонки ведь должны быть писклявыми, верно?
Слегка щурясь на полуденном солнце, она рассказывает подругам какую-то историю. Что-то про лесных разбойников, стрельбу из лука и спасение прекрасных дам. Согласитесь, сюжетец-то не из ванильных? Поначалу я с трудом улавливаю суть, но постепенно все больше и больше втягиваюсь в ее рассказ. Я слышал много разных сказок, но такой увлекательной – никогда. Мне становится не на шутку любопытно. Что же случится дальше? Как поведет себя главный герой? Удастся ли ему разгадать хитрые вражеские замыслы?
– Ранель? – строгий оклик заставляет вздрогнуть.
Выругавшись себе под нос, оборачиваюсь к Инессе, которая уперла руки в бока и смотрит на меня с явным неодобрением.
– Что ты здесь делаешь? Я же велела тебе перетаскать мешки.
– Я просто… Отдыхал.
– Отдыхал от чего? – недоверчиво изгибает бровь. – Ты еще ни одного мешка до сада не донес.
– Извините, сейчас все будет, – цежу сквозь зубы.
Хотя, если честно, так и подмывает послать ее куда подальше. Аж язык чешется.
Взваливаю мешок обратно на спину и, превозмогая странное волнение, локализующееся где-то в области желудка, шагаю на лужайку. Я стараюсь держаться как можно дальше от сидящих на покрывале куколок, но их взгляды все равно примагничиваются ко мне. Хозяйская дочка прерывает свою историю на самом интересном месте, и на дворе воцаряется тишина.
– Кто это такой? – интересуется одна из ее подруг.
– Не знаю. Должно быть, кто-то из прислуги, – отвечает она, а затем слегка повышает голос, обращаясь ко мне. – Мальчик! Мальчик, иди сюда!
На мгновенье застываю на месте, а затем разворачиваюсь на девяносто градусов и топаю по направлению к куколкам. Они смотрят на меня с нескрываемым интересом, слегка вытянув длинные шейки.
– Мальчик, ты откуда? – строго спрашивает хозяйская дочка. – У тебя родители здесь работают?
Судя по виду, она младше меня на год-полтора, но при этом держится почти как взрослая.
– Да, мать, – отзываюсь я. – Мы живем вон в том домике.
– Ну точно, из прислуги, – резюмирует негромко, будто обращаясь к самой себе. А потом добавляет. – А что у тебя в мешке?
– Земля, кажется.
– Зачем ты носишь землю?
– Инесса велела. Для зимнего сада.
– Ясно, – она оглядывает меня с едва заметным скепсисом. – Тяжело?
Адски.
– Да нет, не особо.
У меня ноет спина, гудит поясница, и подгибаются колени. Но я, само собой, не подаю виду. Не хочу ударить в грязь лицом перед куколками.
– Ну ладно, мальчик, иди, – бросает хозяйская дочка, отворачиваясь. – И смотри не запачкай лужайку землей. А то папа будет ругаться.
Кивнув, поправляю мешок на плечах и ковыляю в обратном направлении. Вдоль спины струится горячий пот, мышцы налиты свинцом, но, несмотря на это, на губах играет довольная улыбка.
Я рад, что мне удалось пообщаться с хозяйской дочкой. И тому, что удалось послушать ее занимательные сказки, тоже чертовски рад.
Сплю я плохо. Всю ночь ворочаюсь с боку на бок, беспрестанно прокручивая в голове события минувшего вечера. Пошлые фразы, сладкие поцелуи и бешеный адреналин, вспарывающий вены… По-моему, так круто мне было впервые. Не в смысле весело или приятно, а именно круто. Дофамином по мозгам лупило. На разрыв эмоциями хлестало.
Наверное, надо быть смелой и признать наконец, что я увязла в этом парне. Глубоко, основательно. И с каждым новым днем шанс на спасение становится все более призрачным и зыбким.
Смогу ли я выпутаться? Или все же окончательно пойду ко дну?
Телефон, лежащий на тумбочке, призывно пиликает, а по моему телу пробегает трепетная дрожь. Интересно, с каких это пор я столь бурно реагирую на звук входящего сообщения? Хотя ответ в принципе очевиден. С того самого момента, как мне впервые пришло послание от демона.
Трясущимися пальцами хватаю мобильник и подношу его лицу. Я уже заранее знаю, что увиденное меня шокирует, и мои ожидания оправдываются с лихвой.
На экране – очередное провокационное фото в исполнении Ранеля. Его любимая часть тела, освобожденная от одежды и предрассудков. Внушительного размера член, обхваченный татуированной рукой, и лаконичная подпись «соскучился».
Невзирая на то, что я уже видела его обнаженным, картинка режет глаз. Хочется зажмурится и отвести взгляд. Слишком уж вызывающе то, что я вижу. Слишком неприлично. Однако вопреки всплеску смущения и здравой логике я продолжаю как завороженная рассматривать похабный снимок. А затем и вовсе увеличиваю фото, чтобы изучить тело Ранеля во всех возможных деталях.
Надо же. Татуировки у него даже там. Не прям на самом члене, но очень-очень близко. Голая Белоснежка справа, подмигивающий Микки Маус слева и надпись «Disneyland» по центру. Что сказать? Демон, похоже, тот еще извращенец.
Пока я с любопытством разглядываю его нательные рисунки, на телефон приходит еще одно сообщение.
Ранель: «А ты? Соскучилась?»
Несколько секунд мнусь, размышляя над тем, чтобы заблокировать его номер, но в итоге сдаюсь и быстро печатаю ответ.
Диора: «Нет».
Ранель: «Не верю».
Пф, подумаешь. Его право.
Ранель: «Жду фотку твоих охуительных сисек. Порадуй меня, детка».
Закатываю глаза и качаю головой. Демон в своем репертуаре. Испорчен до мозга костей.
Диора: «Ни за что».
Я признаю, что власть этого парня над моим бедным мозгом пугающе сильна, но все же фотки в стиле ню ему меня не развести.
Ранель: «Да брось! Чего ты такая зажатая? Разве мой член тебя не завел?»
Диора: «Нет. Я спокойна, как пульс покойника».
Ранель: «Ну-ну. Вынь руку из трусов, врушка».
Кошмар! Как можно быть таким самоуверенным?!
Диора: «Ты выдаешь желаемое за действительное».
Ранель: «Я открою тебе один секрет: в моей жизни все желаемое рано или поздно становится действительным».
Диора: «Но только не в случае со мной!»
Ранель: «Напомни, это не ты вчера кончала от моего языка?»
А в конце предложения - унизительный смеющийся смайлик.
Вот же гад! По больному бьет!
Диора: «Я уже сказала, что вчерашнее больше не повторится».
Ранель: «Ну, конечно. Зачем повторять, если можно двигаться дальше, правда?»
Диора: «Ты невыносим!»
Ранель: «А ты стерва. Но от этого я лишь сильнее тебя хочу».
На губах появляется глупая улыбка, а к щекам приливает жар, но я не желаю так быстро капитулировать.
Диора: «Ты можешь говорить о чем-нибудь, кроме секса?»
Ранель: «Могу. О чем ты хочешь поговорить? О ядерной физике? Токсичных химикатах? Или, может быть, о творчестве Ремарка?»
Предложенный список тем изрядно озадачивает. Не думала, что он так серьезно отнесется к моему вопросу.
Диора: «Ты читал Ремарка?»
Ранель: «Свободен лишь тот, кто утратил все, ради чего стоит жить».
Он атакует меня меткой цитатой почти мгновенно, поэтому вероятность, что он ее просто загуглил, сводится к минимуму. И это еще один повод для удивления: и я предположить не могла, что демоны читают книги!
Диора: «Выходит, «Триумфальная арка» - твоя любимое произведение?».
Ранель: «У меня много любимых. Я вроде как полигамен».
Я понимаю, что речь все еще идет о литературе. Но в тоже время чувствую, что в этой фразе есть некое второе дно.
Диора: «Что ж, это еще один повод держаться тебя подальше».
Ранель: «Бесполезно, Шахерезада. Тебе не спастись. Я уже у тебя под кожей».
Мне очень хочется осадить зарвавшегося наглеца, но подходящий колкий ответ никак не приходит на ум. В режиме «здесь и сейчас» мне всегда сложно быть красноречивой.
Диора: «Не просто под кожей, а в печенках сидишь!»
Взволнованно покусываю губы в ожидании ответа, но Ранель выходит из сети, так и не прочитав мое сообщение.
Офигеть! Он прервал диалог на середине! Он, а не я! Вот же нахал!
Уязвленное самолюбие болезненно поскуливает, а внутренний голос ядовито нашептывает, что я сама виновата в случившемся. Не надо было вовлекаться в эту идиотскую переписку! Он просто показал член, блеснул заезженной цитатой, а я уже поплыла, как акварель под дождем.
Глупо, Диора! Очень глупо!
Отбрасываю мобильник и раздраженно кривлюсь. Блин, может, зря я написала про печенки? Теперь эта фраза не кажется мне такой уж остроумной… Удалить? Или пускай будет?
Зарываюсь лицом в подушку и издаю горестный стон. Общаясь с Ранелем, я медленно, но верно схожу с ума. Вот вроде осознаю, что процесс поражения запущен, но остановить его никак не получается. Не хватает ни сил, ни воли. Чувствую себя бесхребетной дурой, хотя раньше никогда такой не была.
___
Ваши комментарии очень мотивируют автора❤️
От демона нет вестей уже три дня. Но это не самое страшное. Самое страшное, что я жду этих самых вестей, словно ребенок новогоднего подарка. То и дело проверяю телефон, нервно озираюсь по сторонам в надежде наткнуться на полыхающий опасностью зеленый взгляд и время от времени перечитываю нашу короткую переписку.
Кстати, на мое последнее сообщение Ранель так и не ответил. И даже не открыл его, хотя в минувшие дни многократно был в сети. Не скажу, что для меня это какой-то непереносимый удар, но ощущения, мягко говоря, неприятные. Раньше меня никогда не динамили. Да еще так в открытую.
Все же падать с небес на землю – довольно болезненное мероприятие. Я-то привыкла считать, что это Ранель на мне зациклен. А на деле получается, наоборот. Не знаю, как мы умудрились поменяться местами, но факт остается фактом: я стала зависима. От постыдных воспоминаний, фантомных прикосновений и шальных фантазий, которые наводняют голову каждый раз, когда я думаю о нем. И контролю это не поддается.
– Диора, ау! – Арина трясет меня за локоть, вырывая из топкого болота грез.
– А? – вздрагиваю я. – Ты что-то говорила?
– Говорила, конечно! Ты где летаешь? – подруга хмурится.
– Задумалась просто…
– Артур зовет к себе на дачу. Как считаешь, поехать?
– Ну ты опять? – вздыхаю я. – Сотый раз на одни и те же грабли?
У Арины с этим Артуром долгая и цикличная история: они бурно ссорятся, страстно мирятся, непродолжительное время живут в любви и согласии, а затем снова сжигают мосты. Если честно, такой неуравновешенной пары я еще никогда не видела. Их отношения напоминают синусоиду: то пик, то дно. И никакой стабильности.
– Ну кто знает? – Арина взволнованно покусывает ноготь. – Вдруг в этот раз все будем по-другому?
Огромная, раздутая, как мыльный пузырь, иллюзия. Мы обе знаем, что иначе Артур не умеет. А еще знаем, что Арина уже все для себя решила. Неважно, что я сейчас скажу и какие приведу доводы. Она все равно поедет к нему. Все равно совершит эту ошибку.
– Поступай так, как подсказывает сердце, – пожимаю плечами я.
Ну в самом деле, кто я такая чтобы рушить чужие воздушные замки? Со своими, вон, до сих пор разобраться не могу.
– Чертов Артур! – негодует Арина. – Никак не могу выкинуть его из головы! Мне срочно нужно переключиться на какого-нибудь другого классного мужика!
– Вышибить клин клином? – усмехаюсь понимающе.
– Ну да! Раньше это всегда работало.
Мы выходим на улицу и глубоко вдыхаем будоражащие ароматы лета. Погода шепчет. Солнце согревающим теплом скользит по коже. Мелодичное пение птиц ласкает слух.
– Ты домой? – интересуется подруга, пока мы медленно бредем к парковке.
– Угу. Буду к английскому готовиться.
– Брось, ты и без подготовки сдашь!
– Я без подготовки на экзамены не хожу, – улыбаюсь.
– Ой, какая же ты занудная зубрилка! И почему я вообще с тобой дружу?
Лениво перебрасываясь колкостями, мы Ариной доходим до наших машин, которые припаркованы по соседству. Чмокаю подругу в щеку на прощанье и вдруг улавливаю что-то неладное. То ли боковым зрением, то ли кожей. Перестав дышать, поворачиваю голову, и узнавание током бьет по нервам.
Объявился все-таки. А я уж было размечталась, что ему надоело меня мучить.
Лукавая ухмылка, сканирующий взгляд с поволокой надменного самолюбия и облачко сизого дыма над головой – демон неторопливо затягивается сигаретой и, слегка сощурив глаза, выпускает в воздух никотин. Подходить ко мне не спешит. Здороваться тоже. Полуразвалившись, сидит на капоте своей тюнингованной Бэхи и загадочно взирает на нас с Ариной.
Подруга перехватывает направление моего изумленного взгляда и тоже вылупляется на демона с нескрываемым любопытством. Ну еще бы! Такие экземпляры в нашем окружении – редкость. В универе все парни вылизанные, одетые с иголочки, смазливые. А Ранель выглядит так, словно только что сошел с экрана какого-нибудь боевика. Смотришь на него – и инстинкт самосохранения срабатывает. Чисто рефлекторно убежать хочется.
– Привет! – Арина первая выходит из оцепенения и делает шаг в направлении демона.
М-да. Похоже, убежать от него хочется только мне.
– Привет, – отзывается Ранель, снова обхватывая губами сигаретный фильтр.
Его лицо нечитаемо. Он никак не выдает, что мы с ним знакомы. Глядит исключительно на Арину, а на меня не обращает ни малейшего внимания.
– Ты здесь учишься? – она подступает к нему с грацией охотящейся львицы. – Я никогда раньше тебя не видела…
Услышав в голосе подруги знакомые игривые нотки, я невольно кривлюсь. Поверить не могу! Она что, флиртовать с демоном надумала?!
– Не-а, – он мотает головой. – Я не местный.
– Правда? – Арина подходит совсем близко и, прогнувшись в пояснице, опирается ладонью на пыльный кузов его машины. – Тогда мне вдвойне интересно, что ты тут делаешь?
Подруга по натуре хищница и, как правило, с легкостью кадрит понравившихся парней. Но у меня в голове не укладывается мысль, что ей пришелся по вкусу весь такой пирсингованный и вызывающе неформальный Ранель. Да еще и так быстро! С первого взгляда буквально!
– Детка, мне кажется, или ты меня клеишь? – стряхнув пепел на асфальт, демон озорно вскидывает бровь.
– Это зависит от твоего ответа, – Арина чертовски хороша с своей стервозной дерзости. – Так зачем ты здесь?
Несколько секунд Ранель таинственно молчит, словно обдумывая ответ, а затем произносит:
– За девушкой приехал.
Пока я пытаюсь понять, кого именно он назвал своей девушкой, парень переводит на меня взгляд и насмешливо бросает:
– Ну, Диора, чего замерла? Садись в тачку. Поехали.
Лицо Арины, обернувшейся ко мне в этот момент, надо видеть. Там и шок, и ужас, и удивление, и восхищение. Целая смесь противоречивых, но невероятно сильных эмоций.
– Вы знакомы? – она роняет челюсть.
– Немного, – блею я, испытывая жгучее смущение. – Совсем чуть-чуть…
В салоне пахнет кожей, автомобильным ароматизатором и немного табаком. Ранель крутит руль с уверенностью бывалого водилы и постоянно отвлекается от дороги для того, чтобы окатить меня очередным пробирающим до костей взглядом.
Я сижу ровно и смотрю строго перед собой. Руки лежат на коленях, голова прижата к подголовнику. Я жутко нервничаю, но при этом не хочу, чтобы демон об этом знал. Хотя смутно подозреваю, что я для него уже давно открытая книга.
Мы едем уже минут десять, но так и не проронили ни слова. Когда я села к нему в машину, Ранель нырнул на водительское сиденье, молча завел мотор и рванул в одному ему известном направлении. Я думала, что в процессе поездки демон расщедрится на подробности, но, походу, он не собирается ничего объяснять. Ему и так неплохо. По крайней мере, дискомфорта, в отличие от меня, он точно не испытывает.
– Как твоя фамилия? – не выдержав, первая нарушаю тишину.
– А зачем тебе? – в его голосе слышится издевка. – Хочешь зафрендить меня в соцсетях?
– Хочу отправить друзьям информацию о том, на кого возложить вину, если я вдруг пропаду без вести.
– Ты думаешь, я хочу тебя похитить? – ему явно весело.
– Или убить.
– Ни в том, ни в другом случае я бы не стал светить тачкой на вашей университетской парковке. Это же так непрофессионально.
– Так, может, это и не твоя тачка вовсе, – пожимаю плечами. – Я вообще ничего о тебе не знаю.
– А что бы ты хотела знать?
– Для начала – фамилию.
Ранель замолкает, что-то прикидывая в уме, а затем наконец выдает:
– Моя фамилия Измайлов, Шахерезада. Надеюсь, теперь ты довольна?
– Не совсем, – качаю головой. – Покажи права.
– Зачем?
– Я проверю, не солгал ли ты насчет фамилии.
– Бля-я-я… – он хрипло смеется. – А тебе палец в рот не клади.
Приподняв бедра, парень извлекает из кармана джинсов портмоне, выдергивает оттуда розовую пластиковую карточку и протягивает ее мне:
– Держи.
Жадно впиваюсь взглядом в написанную информацию. Демон не соврал. Ни про имя, ни про фамилию. Измайлов Ранель Александрович. Рожден двадцатого апреля. На год старше меня. Значит, сейчас ему двадцать два.
– Все ясно, – возвращаю ему права.
– Ну что, убедилась в моей кристальной честности? – бросает иронично.
– Думаю, с кристальной ты погорячился, – фыркаю я.
– Все еще не веришь мне?
– А должна? – собравшись с силами, поворачиваю голову и тут же угождаю в цепкие сети гипнотического мужского обаяния.
– Конечно, – его дьявольский оскал запускает бег мурашек по моей коже. – Ведь я еще ни разу тебе не солгал.
Находясь в капкане нашего затянувшегося зрительного контакта, я чувствую себя зверьком, попавшим во власть удава. Опасность, исходящая от Ранеля, становится все более явственной, но я не могу остановить творящееся между нами безумие. Меня тянет к нему. Прямо как мотылька на огонь.
– Смотри на дорогу, – хриплю я, заторможено моргая. – Будет обидно умереть, так и не узнав, что ты затеял.
– Заинтригована? – ухмыляется.
– Разве что немного, – повожу плечами. – Бешеного интереса пока не испытываю.
Разумеется, это ложь. На самом деле меня разрывает от любопытства. Но я хочу сбить спесь с наглеца. Как по мне, он слишком самоуверен.
Через минут тридцать, когда мы стремительно покидаем пределы города, я вновь начинаю беспокоиться. Не то чтобы я всерьез строила какие-то гипотезы, но все же думала, что Ранель повезет меня туда, где, по крайней мере, есть люди. В кино. В кафе. На квест. Но, как видно, я снова ошиблась. Потому что за городом подобной инфраструктуры точно нет.
– Ну что ж, прощай, Москва, – нервно усмехаюсь я, глядя в окно. – Теория, связанная с похищением, кажется все более реалистичной.
– Да брось! Какой мне резон тебя похищать? – забавляется демон. – Чтобы изнасиловать?
– Ну… Как вариант, – настороженно отзываюсь я.
– Тогда это точно бред, – отмахивается он. – Мне не нужно применять силу. Ты сама мне дашь.
– Да что ты говоришь?! – едва зародившийся страх мгновенно сменяется возмущением.
Уж лучше бы он был маньяком, чем настолько самонадеянным нахалом!
– А что? – Ранель окидывает меня невыразимо пошлым взглядом, от которого пуговицы на моей блузке начинают плавиться. – Есть сомнения на этот счет?
– Масса!
– Не криви душой, Шахерезада. Ты хочешь меня. И если я прямо сейчас засуну руку в твои трусики, то там будет влажно. Разве нет?
От прямого ответа благоразумно воздерживаюсь. Нельзя давать этому парню повод лишний раз потешить свое эго.
– Почему ты такой испорченный? – кривлюсь с осуждением.
– Я не испорченный. Это просто ты девственница. Когда вкусишь сладость секса, мы с тобой заговорим на одном языке.
– А вот это вряд ли!
– Посмотрим, – его «посмотрим» звучит как «у тебя нет выбора». – Время покажет.
Машина сбрасывает скорость, плавно уходя вправо, и я вновь обращаю внимание за окно. Перед глазами – бесконечное рапсовое поле. Яркое, невыносимо прекрасное. На фоне голубого неба, подернутого молочной дымкой облаков, лимонно-желтые цветы выглядят как живое олицетворение лета. Их цвет настолько насыщенный, настолько сочный, что с трудом верится в его натуральное происхождение.
Все-таки мать-природа лучшая художница! Так чудесно, как она, никто не рисует!
– Мы… Мы приехали? – оборачиваюсь на Ранеля, который с улыбкой наблюдает за моей восторженной реакцией. – Ты будешь убивать меня в рапсе?
– Ага, – саркастично бросает он. – Всегда любил сочетание красного и желтого.
Это не смешно, но я все равно смеюсь. Сама не знаю, почему.
Измайлов выходит из машины, и я выпархиваю наружу следом за ним. Открыв багажник, он достает оттуда большую плетеную корзину, плед и сумку-холодильник. С широко распахнутыми глазами наблюдаю за его неторопливыми движениями и все глубже погружаюсь в шок. Сказать, что я потрясена – ничего не сказать.
Мы шагаем в безбрежный золотистый океан рапса. Тут необычная атмосфера: пахнет травами и медом, гудят насекомые. Вдоль поля пролегают тропки, на которых, если поискать, можно найти небольшие зеленые островки. Они будто специально созданы для отдыха и дум о вечном. Тут-то мы и расстилаем плед.
Ранель держится непринужденно и даже как-то интригующе-безразлично. Не стремится меня коснуться, не отпускает сальных шуточек, да и в мою сторону смотрит лишь изредка. Усевшись на плед, молча достает из корзинки ягоды и фрукты, а из сумки-холодильника – две алюминиевые банки пива.
– Я не пью, – спешу предупредить я. – Мне по религии не положено.
– Безалкогольное, – усмехается он. А затем ловко вскрывает одну из банок и протягивает мне. – Держи. И кончай уже корчить из себя пай-девочку. Кроме нас, тут никого нет.
Он по-прежнему уверен, что мое благоразумие – просто кич. И это немного обидно, ведь до встречи с ним я действительно была самой что ни на есть пай-девочкой.
– Аллах все видит, – возражаю я.
Но пиво из рук Ранеля все же беру. Раз безалкогольное, значит, можно. Делаю небольшой глоток и прислушиваюсь к ощущениям. Вкус непривычный, но довольно приятный. Терпкая горечь быстро растворяется на языке, уступая место легкой ненавязчивой сладости.
– А ты не думала, что у Аллаха полно куда более важных дел, чем следить за градусом твоего напитка? – иронизирует демон.
Он открывает свою банку и разом осушает ее почти наполовину.
– Ты неверующий, да? – догадываюсь я.
– Ну почему же? – он задумчиво глядит вдаль. – В каком-то смысле очень даже верующий.
– А вот мне кажется, что твой образ жизни невообразимо далек от идеалов благочестивого христианина, – едко вставляю я.
Правоверный демон. Ну ей-богу, смешно же!
– Каюсь, грешил. Но, бля, с каким удовольствием!
Он посмеивается, и я тоже не удерживаюсь от улыбки. Этот парень неотразим в своем бесстыдном обаянии! Весь такой беспечный, порочный, плюющий на общественные нормы морали… И как меня угодило попасть в его сети? Ведь не выберусь оттуда живой. Ох, не выберусь…
– Долго будешь стоять? – интересуется Измайлов, вырывая меня из мыслей, полных самобичевания. – Садись давай.
Плед, расстеленный на траве, стандартного размера, но в данную секунду кажется мне неприемлемо маленьким. Если я сяду, наши с демоном тела неизбежно соприкоснуться, и тогда…
Одному лишь дьяволу известно, что случится тогда.
– Да мне и так неплохо, – пробую отвертеться я.
Ранель проходится по мне долгим изучающим взглядом, а затем вдруг говорит:
– Давай откровенно, Шахерезада. Чего ты боишься?
– Тебя, – помолчав, отзываюсь я.
– Ты боишься, что я причиню тебе боль?
– Не физическую, – мотаю головой. – Скорее, душевную.
Возможно, это предубеждение, но мне почему-то кажется, что этот человек способен катком пройтись по моим чувствам. Растоптать. Уничтожить. В крошку перемолоть. Он – хищник, а я – травоядное. И законы джунглей никто не отменял.
– Тогда давай придумаем стоп-слово? – неожиданно предлагает он.
– Какое еще стоп-слово?
– Если общение со мной станет совсем невмоготу, просто скажи это слово. И я оставлю тебя в покое.
– Ты серьезно? – не верю я.
– Абсолютно, – он смотрит на меня с вызовом, не моргая.
– Ну… Хорошо, – соглашаюсь растерянно. – И что же это будет за слово?
– Нужно нечто такое, что мы не употребим в рядовом разговоре… Как насчет сомнамбула?
– Сомнамбула? – его выбор слегка шокирует.
– Ну да. Лично я никогда не использую это слово в обычной речи, а ты?
– И я…
– Значит, решено. Наше стоп-слово «сомнамбула», – бодро провозглашает демон. – А теперь садись, Шахерезада. И перестань меня бояться.
Мне не остается ничего иного, кроме как повиноваться. Осторожно опускаюсь на плед и сгибаю ноги в коленях. Адреналин вспарывает вены. Позвоночник натянут струной. А в груди теснит от предчувствия чего-то большого и светлого…
– Любишь стихи? – Ранель поворачивает голову, и наши лица замирают на расстоянии дыхания.
– Люблю, – отвечаю одними губами.
Скоропалительно и неумолимо, меня засасывает на дно глубоких зеленых омутов. Я растворяюсь в глазах Измайлова. Безвозвратно тону в них.
– Поэт-фаворит? – спрашивает шепотом.
– Есенин, – отвечаю, не задумываясь.
Вообще-то я еще Окуджаву люблю. И Заболоцкого. Но первым на ум почему-то Сергей Александрович пришел.
– Вы помните,
Вы всё, конечно, помните,
Как я стоял,
Приблизившись к стене,
Взволнованно ходили вы по комнате
И что-то резкое
В лицо бросали мне.
Вы говорили:
Нам пора расстаться,
Что вас измучила
Моя шальная жизнь,
Что вам пора за дело приниматься,
А мой удел —
Катиться дальше, вниз...*
Ранель декламирует стихи Есенина, а внутри меня закручивается бешеный вихрь смятения, перемешанного с восторгом. Знаете, есть такое выражение «бабочки в животе порхают»? Так вот, в моем животе не бабочки, а, скорее целый улей пчел! Мне и щекотно, и волнительно, и больно – все вместе.
Происходящее напоминает четко выверенный коварный план по соблазнению наивной впечатлительной дурочки. Рапс, плед, безалкогольное пиво, стихи… Умом я понимаю, что прямо сейчас меня профессионально и технично цепляют на крючок, но я бессильна оказать сопротивление. Бессильна остановить безумство взбунтовавшейся души.
Честно? Я ни за что бы не подумала, что Ранель увлекается литературой. По моим субъективным впечатлениям, он из той категории парней, что вечно зависают в клубах, балуются наркотиками и изредка почитывают комиксы. Они знают о многом, но по верхам. Уважают женщин, но только на словах. Мечтают о красивом будущем, но каждый день гробят его ленью и алкоголем.
Мне казалось, что я хорошо знаю этот типаж, но, как видно, опять ошиблась. Потому что чтение книг никак не вписывается в созданный у меня в голове образ. Есть человек просто разумный, а есть читающий. И он всегда глубже, сложнее, опаснее…