Мой сводный бывший

Глава 1

– Так и знал, что твоё место – на коленях передо мной.

Если существует способ умереть от позора мгновенно – я только что его изобрела.

На глазах у десятков гостей, на важном мероприятии, организованном моей мамой.

Я запнулась на каблуках, пытаясь поднять упавшую ленточку, и да, конечно едва не впечаталась лицом в пах мужчины.

Хуже всего то, что этот мужчина – мой бывший.

Я поднимаю голову и вскакиваю так резко, что каблук снова подламывается, и я чуть не падаю обратно.

Щёки горят, руки дрожат, в ушах гул, коленки саднят. Мне хочется исчезнуть, раствориться в воздухе, стать пыльцой, чем угодно только не стоять перед ним вот так.

Дан стоит и смотрит сверху вниз. Ухмыляется. Даже руки не подал, чтобы помочь мне подняться.

Джентльмены двадцать первого века.

Его глаза прищурены от нескрываемого веселья. Господи, как же я ненавижу эту ухмылку.

Аж зубы сводит!

– Осторожней, Снежка, – лениво тянет Дан. – Ещё чуть-чуть и ты бы снова оказалось подо мной. Дежавю, не находишь?

Он улыбается своей белоснежной улыбкой во все тридцать два.

Не дам ему этого удовольствия. Не дам!

– Оставь свои влажные фантазии при себе, – выпаливаю я сквозь улыбку, которая больше похожа на оскал.

Дан чуть склоняет голову. Вот бы вцепиться в это чертовски красивое лицо.

В его идеальные скулы, ровный нос, губы, которые когда-то целовали меня так, что я забывала, как дышать.

Я быстро моргаю, отгоняя ненужные воспоминания.

Идиотка! Он не поселится в моей голове! Нет!

Дан – это самовлюблённый демон в идеально выглаженной белой рубашке.

На рукавах закатанные манжеты, на запястье часы, скрывающие шрам. Выступающие вены тянутся по рукам, спускаясь к крупным ладоням.

Дан, словно специально, играет мышцами. Рубашка натягивается на его широких плечах.

Этот подонок явно не пропускает занятия в зале. А после – это так нагло демонстрирует.

Его тёмные волосы привычно растрёпаны, и одна короткая прядь падает на лоб, когда Дан наклоняет голову.

Всё в нём выверено до неприличия. И даже эта небрежность – зачаровывает.

Я ненавижу, что он красив. Отвратительно, просто ужасно красив.

Ненавижу, что запах его духов всё ещё знаю наизусть.

Ненавижу, что сердце предательски вздрагивает, когда наши взгляды встретились.

– Всё такая же неуклюжая, – шепчет он. – Но всё такая же красивая.

Щёки снова обдаёт жаром, завожу руки за спину, чтобы он не видел как они дрожат.

– Отвали, Дан, – выдыхаю, глядя прямо ему в глаза. – Я больше не играю в твои глупые игры.

Он усмехается. На его щеке появляется раздражающая ямочка. Которая так и просит, чтобы в неё ткнули ногтём.

Гул в ушах усиливается. Воздух застревает в груди. Я стою напротив него и думаю только об одном.

Зачем, черт возьми, судьба снова свела меня с ним? Я ведь усвоила урок!

Худшей моей идеей было влюбиться в этого мудака. Нет, правда.

Можно было прыгнуть с парашютом, съесть просроченный суши-сет, завести крысу – и всё это было бы безопаснее, чем Дан.

Стоило сразу понять такие, как он, не созданы для отношений. Красивые, самоуверенные, холодные.

Они не держат за руку, они держат власть.

Я смотрю на него, и всё внутри скручивается. Воспоминания в голове как проектором показывает картинки, как он разбил мне сердце.

И ведь я, идиотка, ещё тогда думала, что, что-то чувствую к нему.

Дура!

Хорошо хоть, никому не рассказала, что мы встречались. Если бы кто-то узнал, я бы в жизни не отмылась от этого позора.

– Ну что, любуешься, Снежка? – его голос нарушает тишину между нами.

– Просто удивлена, что таких, как ты, всё ещё пускают на приличные мероприятия, – выдыхаю, держа спину прямой.

Он усмехается. Вот же гад.

– Даже не мечтай, – говорит он негромко, глядя прямо в глаза. – В жизни сюда не пришёл, если бы не отец.

Мы стоим на открытой площадке. Вечер тёплый, воздух пахнет жасмином и вином. Повсюду огни, смех, звон бокалов.

Красивая картинка и вот я, посреди неё, рядом с человеком, который когда-то сделал мне больно так, что до сих пор ноет где-то под рёбрами.

Дан скользит взглядом по площадке, будто не замечая моего взгляда.

– Интересно тут всё устроили, – он наконец-то поправляет выбившуюся прядь. – Даже стиль есть.

– Я занималась планировкой, – бросаю безразлично.

– А, ну тогда понятно, почему гости явно хотят свалить.

Господи, почему он просто не может заткнуться?! Исчезнуть, чтобы перестать отравлять мою жизнь.

Глава 2

Меня словно ударили. Сильно. Без предупреждения. Прямо в солнечное сплетение.

Помолвка.

МОЯ мама.

И ЕГО отец.

Нет. Нет. Нет!

Всё внутри выворачивается, грудь сжимает. Ощущение такое, словно в рёбра воткнули нож и с наслаждением закручивают.

Меня колотит, я не понимаю то ли холодно, то ли жарко, то ли я сейчас просто сойду с ума.

Он будет моим сводным.

Мой бывший.

Мой.

Сводный.

У меня начинает кружиться голова. Шум, аплодисменты, радостные возгласы всё сливается в одно месиво.

Я стою посреди толпы, словно в аквариуме. В ушах звенит, перед глазами расплываются лица.

Что это вообще за…

Как?

Почему я не знала?

Мама, ты… Ты серьёзно?!

Моё сердце бешено колотится где-то между рёбрами. Я пытаюсь вдохнуть, но воздух не проходит.

Ноги ватные, ладони холодные, внутри всё скручивается в тугой клубок.

Я поднимаю взгляд. Мама сияет, её рука в руке у отца Дана. Она такая счастливая.

Я чувствую взгляд Дана на себе. С неохотой оборачиваюсь, ощущая, как всё звенит внутри от напряжения.

Дан смотрит то на сцену, то потом на меня. Выражение его лица становится всё более хмурым.

– Ты… Ты об этом знал? – слова срываются, мой голос дрожит. – Знал?! Поэтому ты…

– Да нихрена я не знал, – бросает раздражённо. – Сам в ахуе.

Взгляд его острый, тяжёлый. Плечи напряжены, а желваки дёргаются без остановки.

Всё в его позе – злой, настороженной, словно к бою готов – говорит о том, что Дан не врёт.

Он в таком же дурацком положении как и я.

Только легче от этого не становится. Внутри всё начинает гудеть лишь сильнее.

– Отлично, – я закатываю глаза. – Просто прекрасно.

– Тише, – отвечает Дан, не отводя глаз от сцены. – Хочешь для гостей сцену устроить?

– Я просто не верю, что живу в этом дурдоме.

– Походу, придётся привыкнуть. У нас теперь, блядь, титул семейки года.

Эта его ирония – последняя капля. Падает в переполненный кувшин злости и негодования.

Меня начинает потряхивать, по телу прокатывается колющая волна раздражения.

Сердце бьётся так громко, что я его слышу. И понимаю, если останусь ещё на секунду, просто взорвусь.

Мама, сияя на сцене, ловит мой взгляд. Её улыбка подрагивает, превращаясь в виноватую и растерянную.

Я стараюсь, но не могу. Ни улыбнуться в ответ, ни притвориться, что всё хорошо.

Не могу поднять бокал, не могу подойти и сказать «поздравляю». Я просто не в состоянии сделать ничего.

Внутри кипит растерянность, прожигает насквозь. Мысль, что мой бывший парень станет моим сводным…

Она взрывает, размазывает. Клешнями вырывает кусочки души из моей груди.

К маме уже подходят люди, поздравляют, жмут руки, смеются. Я просто разворачиваюсь, пытаясь поскорее уйти.

Платье цепляется за стул, кто-то окликает, но я не слышу.

Надо уйти. Сейчас же. Каблуки стучат по плитке, а внутри гремит только одно. Стук. Стук. Стук. В груди бьётся паника.

Он будет моим сводным.

Он. Чёртов Дан.

И если это не ад, то я не знаю, что ещё может им быть.

Всё внутри горит. Каждый мускул напряжён. Ощущение такое, что нервы рвутся один за другим.

Каблук съезжает с камня, нога подворачивается. Лодыжку простреливает болью, вызывая искры перед глазами.

Со стоном я сбрасываю туфли, подхватывая их за тонкие ремешки. Наплевав на боль, двигаюсь вперёд.

Сжимаю нежную ткань платья, задирая подол повыше, чтобы было удобнее. Бегу по газону.

Холод земли щиплет, ноги пронзают колючки, но мне плевать.
Голова раскалывается от мыслей.

Меня трясёт так сильно от необоснованной злости, что перед глазами всё плывёт.

Вены словно выкручивает, а в груди пылает костёр. Я рвано хватаю воздух, ощущая себя в шаге от взрыва.

Я понимаю, что не должна злиться. Мама не знала, а Дан – всего лишь мудак из прошлого. Мне должно быть плевать.

Но мне плевать!

И это лишь сильнее раздирает внутри. Злость, которую не на кого выпустить, извивается внутри.

Царапает, ранит. Сдирает корочку со старых шрамов, заставляя их вновь кровоточить.

В момент, когда в ушах начинает звенеть, раздаётся ещё один звук. Чьи-то шаги.

– Ну что, Снежка, – слышу за спиной мужской голос. – Пошла топиться в пруду?

Глава 3

Я моргаю. Один раз. Второй. Слова медленно доходят до сознания.

Вчетвером.

Мы.

В отпуск.

Я чувствую, как в груди всё снова поднимается, как тёплая волна ярости. Мир качается.

Хочется истерично засмеяться, но получается только короткий выдох.

– О, чудесно, – выдыхаю я, едва не срываясь на хрип. – Как… Звучит очень интересно.

– Отец, мне кажется это плохая идея, – Дан качает головой, чуть прищурившись.

– Нет-нет, – отмахивается Михаил Иванович. – Всё решено. Мы уже всё забронировали.

– Конечно, – добавляет мама мягко. – Это ведь важно, чтобы вы подружились.

Внутри всё сжимается, горло горит, грудь будто скована ремнями и их затягивают всё туже и туже.

Я даже не знаю, плакать или смеяться, может, я уже действительно сошла с ума и это всё розыгрыш?

Моя жизнь катится в тартарары прямо у меня на глазах.

Дан смотрит на меня, наши взгляды встречаются, всего на секунду, но всё понятно просто без слов.

И я точно знаю – он думает то же самое. Это не поездка. Это катастрофа.

С каждой секундой осознание масштаба ужаса доходит до сознания.

Я краем глаз замечаю, как желваки ходят на лице Дана, а его губы натянуты в какой-то фальшивой полуулыбке.

Взгляд чёрный будто вот-вот из глаз молнии полетят. Я знаю слишком хорошо Дана. Прямо видно, как под кожей у него что-то дрожит, пульсирует.

И я не знаю, утешает ли меня то, что ему тоже не нравится эта идея.

Я заторможено киваю маме. Улыбаюсь. Делаю вид, что всё хорошо. Меньше всего мне хочется её расстраивать.

Маму с Михаилом окликают организаторы для уточнения какого-то момента. Они уходят, а я пытаюсь вспомнить, как дышать.

Толпа гудит, музыка играет, люди смеются. А у меня сердце бьётся где-то в горле, кончики пальцев покалывает.

Я должна успокоиться. Но сделать это просто невозможно. Меня словно ломает раз за разом.

У Дана звонит телефон, и мужчина отходит ближе к пруду. Я стою растерянная, не зная, куда себя деть.

Я тоже пользуюсь моментом, желая убраться подальше от этого раздражителя моей нервной системы.

Я пробираюсь между гостей, выискивая хоть какой-то выход к покою, делаю круг по площадке, потом второй.

Вроде улыбаюсь, даже здороваюсь с кем-то, но внутри всё скрипит, как натянутая струна.

Отпуск. Семейное сближение. Спасибо, вселенная, обожаю твоё чувство юмора.

Иду дальше, куда угодно, лишь бы стало легче. Кажется, словно движение поможет мне выжить.

До меня доносится звонкий смех, я оборачиваюсь и замечаю компанию знакомых.

Они шутят, ярко жестикулируют, едва не роняя бокалы. Кто-то замечает меня, машет приветливо.

Меньше всего мне сейчас хочется с кем-то говорить. Но я понимаю, что толпа – лучший способ спрятаться, раствориться.

Я выдыхаю и направляюсь к ним. Хочу просто побыть среди чужого смеха, хоть на минуту забыть, что теперь моя жизнь это нескончаемый сериал.

– О, Снежка! – вскрикивает знакомый из универа. – Подходи!

Я изо всех сил пытаюсь влиться в компанию. Киваю на шутки, поддерживаю разговор своими «ага» и «угу».

Шум вокруг немного позволяет заглушить собственные эмоции. В компании легче притворяться.

Мы перемещаемся ближе к пруду, кто-то из парней с хитрой ухмылкой вытаскивает бутылку шампанского.

– Нашли сокровище, – сообщает он гордо.

Пробка хлопает, шампанское фонтаном бьёт в воздух, кто-то визжит.

Смех, вспышки телефонов, лёгкая музыка откуда-то издалека. Я стою чуть в стороне, поток нескончаемых мыслей в голове, как рой пчёл, который никак не отогнать.

Дан станет моим братом.

Сводным.

Братом.

Мозг не принимает это сочетание слов. «Дан» и «брат» в одном предложении звучат как издёвка.

Я вспоминаю, как в детстве просила у мамы братика, и у Деда Мороза тоже.

Но нужно было уточнять, какого именно. А не этого высокомерного ублюдка.

От мыслей становится физически дурно. Не могу представить наш совместный отпуск, как вообще это будет выглядеть?

Типо мы нормальная семья, которая ходит с утра на завтраки, а вечером будем играть в настолки?

Я делаю глоток шампанского. Оно сладкое, приятное, но от этого совершенно не легче.

Господи, чего я такого плохого в жизни сделала, что мне такое наказание?!

Рядом появляется Лана, сияющая, как новогодняя ёлка. И тащит за собой Раевского.

Они шумно смеются. Он что-то ей шепчет, она щёлкает его по руке, и только потом замечает меня.

Глава 4

Парень держит меня за талию крепко, почти болезненно. Я чувствую его пальцы, вонзающиеся в кожу сквозь ткань платья.

Хочу оттолкнуть, но руки будто не слушаются.

– Авдеев, отпусти, – шепчу, и голос звучит чужим.

Он лишь усмехается. Обдаёт меня парами алкоголя. Я морщусь от отвращения.

– Да ладно тебе, – бормочет, на его лбу выступают крупинки пота. – Не строй из себя святую.

Его ладонь скользит выше, и я вздрагиваю всем телом. Мне хочется вырваться, но мышцы словно свело.

Ощущение, что моё тело больше мне не принадлежит.

Паника накатывает волной. Сбивает, бросает на острые камни. Всё внутри обрывается как отрезали провода.

Грудь стягивает, в горле пересохло. Я не могу издать ни звука. Я пытаюсь вдохнуть – не получается.

– Ты же сама пошла меня провожать, а теперь ломаешься? – Серёжа наклоняется ближе, его губы у моего уха.

Меня током прошибает. Сердце отчаянно колотится, отдавая болезненными спазмами в солнечном сплетении.

Я дёргаюсь, но бесполезно. Авдеев намного сильнее. Одна его рука сжимает моё запястье, другая – тянет к себе.

Я ведь просто хотела проводить пьяного человека, чтобы с ним ничего не случилось. И он не попался на глаза кому не надо.

А в итоге попала в такую ситуацию… Хуже некуда…

– Отпусти, – выдавливаю сквозь зубы. – Отпусти, пожалуйста.

– Да тише ты, – шипит. – Я ж не кусаюсь, только если попросишь.

Я вижу за его спиной огни, движение. Ребята из нашей компании стоят метрах в ста, но никто ничего не замечает.

Авдеев закрывает меня своей широкой спиной. Отрезает любой шанс на спасение.

И я понимаю, что никто не видит, никто не подойдёт и не оттащит его меня.

Единственный шанс – крик. Но я просто не могу. Только хриплю, ощущая, что паника выкачивает все силы.

Наглы и липкие пальцы Авдеева скользят по спине. И от каждого прикосновения по коже бегут ледяные мурашки ужаса.

В груди пульсирует. Язык прилипает к нёбу, звук не выходит. Только дыхание рвётся, хриплое, сбивчивое.

Мир вокруг растворяется, остаётся только отвращение. От которого хочется выпрыгнуть из собственного тела.

Мои ладони впиваются в его ладонь, и хватка парня становится сильнее. Он зло оскаливается, ощутимо встряхивая меня.

Холод прокатывает о позвоночнику, а сердце бьётся так сильно, отдавая пульсацией в висках.

Отпусти. Отпусти. Отпусти.

Он шепчет что-то в ухо обрывки фраз. Грязные, бессвязные, смех прорывается где-то внутри его горла.

А я просто стою. Не дышу. Не двигаюсь. Потому что всё внутри застыло. Меня словно выдернули из реальности.

Мне страшно до оцепенения, внутри будто органы сдавило прессом.

– Ну что ты, – шепчет он снова. – Не ломайся, я же аккуратно…

Его рука скользит выше, я чувствую каждое касание, каждую мерзкую секунду.

Будто кислотой по коже, жжёт, прожигает, оставляет след.

Мне хочется содрать с себя это платье, кожу, всё, лишь бы не чувствовать.

Я зажмуриваюсь, слёзы подступают, но не выходят. Сердце рвётся из груди.

Я трепещу в его руках, не в силах остановиться. Меня колотит от ужаса. Меня начинает тошнить.

– Авдеев… – выдыхаю почти беззвучно.

Он не слышит. Точнее, не хочет слышать. Сжимает сильнее, прижимает ближе.

Всё тело протестует. Внутри будто разливается яд. Мне кажется, что это конец. Что никто не поможет.

И вдруг давление исчезает.

Резко. Будто кто-то выдрал меня из его рук.

Я моргаю непонимающе. Мир качается, расплывается. Всё будто в дымке, секунда и вдруг всё происходит разом.

Глухой звук. Резкий удар.

Я моргаю снова и вижу, как Авдеева отбрасывает в сторону. Он падает на землю, а над ним…

Над ним возвышается Дан. Он дышит тяжело, губы сжаты, глаза чёрные налитые ненавистью.

Он просто бьёт. Кулак с хрустом врезается в лицо Авдеева.

Раз.

Ещё.

Ещё.

Каждый удар будто эхом отдаётся в голове. Глухой стук костяшек, сдавленный стон. Кровь летит каплями в разные стороны.

Я не двигаюсь. Просто стою и смотрю, как будто всё зло мира собрано в его кулаках.

Дан нависает над Авдеевым, плечи подрагивают от злости. Мышцы напряжены, лицо перекошено чистой яростью, животной, дикой.

Он бьёт снова, и снова. Авдеев прикрывается руками, пытается откатиться, но Дан хватает его за ворот и снова тянет к себе.

Кулак врезается под челюсть. Треск. Авдеев давится воздухом.

– Дан! – вырывается у меня. – Дан, хватит!

Глава 5

Мы идём молча. Только шаги по гравию и редкое шуршание травы под каблуками.

Я краем глаза замечаю, как Дан сжимает пальцы кулак. Костяшки сбиты, кожа местами лопнула, кровь подсохла коркой.

Вены проступают под его кожей. Мужчина чуть двигает челюстью, будто проверяет, цела ли, и я понимаю: ему тоже досталось.

В груди неприятно покалывает. Не то что бы мне его жаль. Просто…

Он ведь реально врезал тому уроду. Из-за меня. И теперь вот идёт, сжав зубы, и даже не морщится.

Я отворачиваюсь, стискиваю пальцы. Я словно пытаюсь задавить изнутри это мерзкое, липкое чувство благодарности.

Не хочу. Не хочу быть ему благодарна. Не хочу вспоминать, как он когда-то тоже защищал меня.

Тогда всё закончилось плохо. Тогда я потеряла слишком многое. Я больше не повторю своей ошибки.

Я усвоила урок очень хорошо.

– Спасибо, – выпаливаю, еле слышно, почти шёпотом. И сразу хочется взять слова обратно.

– За что? – он даже не смотрит на меня. – За то, что снова вляпалась?

– За то, что заступился.

– Просто в следующий раз не тусуйся с утырками, чтобы не пришлось тебя спасать.

– Я сама разберусь, – выпаливаю резко.

– Разобралась уже, видел, – бросает он с насмешкой. – Ещё чуть-чуть, и этот придурок бы тебе…

– Хватит! – перебиваю, голос дрожит. – Мог и не вмешиваться. Там защитников хватало.

– Кто? Раевский?

Дан резко поворачивается ко мне. Я едва не спотыкаюсь о собственные ноги, стараясь затормозить.

В его взгляды вспыхивают недобрые огоньки, а скулы заостряются. Они практически в лезвия превращаются – так сильно мужчина сжимает челюсть.

– Не обольщайся, – скалится Дан. – Единственная, на кого ему не похуй, это его Руслана.

– По крайней мере, он не бьёт людей до полусмерти, – шиплю.

– Уверена? Ты нихуя не знаешь, Снежка.

– Зато ты знаешь всё, конечно. Самый святой из нас. Да ты же только своим членом и думаешь.

Дан усмехается уголком губ, медленно, будто смакуя каждое слово, которое собирается сказать.

– По-моему, – выдыхает он. – Ты не жаловалась, когда этот член был направлен на тебя.

У меня в животе что-то резко сжимается. Сердце вздрагивает, будто пропускает удар. В висках стучит, а щёки обдаёт жаром.

– Закрой рот, – выдыхаю я. – Просто закрой, пока я тебе не врезала.

Я начинаю закипать от такой наглости. Хотя чего я ожидала? Это Дан! Он всегда был таким.

Просто раньше эндорфины влюблённости затмевали мой разум.

– А у тебя получится? – он усмехается, чуть склоняясь ко мне ближе. – У тебя слишком дрожат руки.

– Потому что ты меня бесишь, – я начинаю шагать, ускоряясь, но мужчина не отстаёт.

– А я думал, возбуждаю, – говорит спокойно.

Я чувствую, как кровь приливает к лицу. Внутри всё пылает. Злость, стыд, раздражение – всё перемешалось в один раскалённый ком.

Мы идём рядом. Слишком близко. Моё плечо почти касается его руки. Я ощущаю его тепло.

Хочу отодвинуться, но тело будто не слушается. Каждая клетка в панике, но и в странном ожидании.

Как будто Дан снова может подойти ближе, снова прорваться туда, куда я поклялась больше не пускать.

Я чувствую, как где-то в груди начинает подниматься та же старая буря. Воспоминания, запах его кожи, голос, шепчущий на ухо, его ладонь на моей талии.

Всё возвращается.

Внутри бурлит злость на собственную слабость. Потому что, стоило ему появиться, как я снова не контролирую ни мысли, ни сердце, ни своё тело.

И я понимаю если это только начало дальше будет хуже. Намного хуже.

Я ускоряюсь, хочу поскорее добраться до людей. До любого шума, который заглушит мой внутренний грохот.

Платье цепляется за плитку, подол бьёт по щиколоткам, каблук скользит по гравию, и я теряю равновесие.

Мир чуть наклоняется, ладони взлетают. Я понимаю, что мне не за что ухватиться.

Сердце проваливается, и я уже представляю, как бегу к пластическому хирургу.

Спасать то, что осталось от моего лица.

Но в ту же секунду меня перехватывают. Рука Дана ложится на поясницу. Резко и точно.

Его пальцы упираются в кожу сквозь шёлк, вторая ладонь фиксирует меня за рёбра. Мужчина притягивает к себе, прижимает грудью.

Я тону в плотном жаре чужого тела. Ощущаю, как под тонкой рубашкой двигаются мышцы. От его дыхания колышется прядь волос у моего виска.

Запах его парфюма бьёт в голову сильнее, чем стыд за то, что снова чуть не полетела лицом вперёд.

Мужчина держит крепко. Ладонь на моей пояснице смещается ниже на полсантиметра.

Глава 6

Сегодня тот самый день, когда мы должны уезжать. И меня трясёт с самого утра, как только открыла глаза.

Всё эти два дня, всё время до этой проклятой поездки, я молилась всем Богам мира, чтобы этого не случилось.

Но по закону подлости: чего ты больше всего жаждешь – тебе не доступно.

Я стою посреди комнаты, раздражённо бросаю вещи в чемодан. Всё внутри клокочет.

Вешалки звякают, платья вылетают одно за другим. Я ловлю первое, попавшее под руку, сворачиваю в комок и швыряю в чемодан.

Не хочу думать, что беру с собой, не хочу представлять, как это будет.

Я раздражена до предела, паника, смешанная со злобой. Меня трясёт от собственной беспомощности.

Я столько думала, как бы сделать так, чтобы никуда не ехать, даже думала палец себе сломать… Но мама…

Я видела, как горят её глаза. Я не могу так с ней поступить. Иначе никогда себе не прощу, если разрушу её счастье.

Мама сделала для меня столько всего… Она всю жизнь работала над моим счастьем.

И я не могу не ответить ей тем же. Я переживу несколько дней в одном доме с Даном.

Да хоть неделю!

Лишь моя мамочка была счастлива.

Остервенело сбрасываю вещи в чемодан, не обращая внимания, что беру. Хочется поскорее закончить с этой пыткой.

Смотрю на хаос из вещей, и всё внутри противно сжимается. Потому что я люблю порядок, а сегодня его нет нигде. Ни вокруг, ни внутри.

И да, во всём виноват он. Чертов Дан!

Если бы этот человек однажды просто взял и… Ну, исчез, испарился, канул в пропасть…

Не было бы ничего ни этой свадебной феерии, ни торжественных речей, ни поездки, которую мне предстоит отбывать как каторгу.

Было бы всем легче. Мне так точно.

Я не хочу ехать. Не хочу видеть его. Не хочу дышать с ним одним воздухом.

Последняя наша встреча ясно показала: мы не можем находиться рядом. Ни минуты.

Мы либо взорвём дом, либо придушим друг друга. И я даже не уверена, что это фигура речи.

В голове крутятся куски позавчерашних разговоров, выражение его лица, когда он наклоняется ближе, как будто собирается…

Стоп. Стоп, сказала. Этого больше не будет.

Никаких близостей, взглядов, намёков, ничего и никогда. Закрыть доступ, заколотить дверь.

Я кидаю взгляд на часы и, к своему удивлению, вижу, что уложилась. Даже в таком состоянии.

Молодец, Снежка, медаль за стойкость.

Скоро должна заехать мама.

Я повторяю себе, что ничего страшного не случится. И прекрасно понимаю, что вру.

Не знаю, как там всё повернётся. Общие завтраки, улыбки для фотографов, общие разговоры на семейные темы…

Дан будет рядом. Он всегда умеет оказаться рядом, даже если стоит в другом конце зала.

Лезет под кожу взглядом, словом, этой своей наглой уверенностью, будто ему всё можно.

Я справлюсь. Я справлялась и с худшим.

Телефон звенит. Резкий звук пугает, заставляя подпрыгнуть на месте. Я оборачиваюсь, ища мобильник под грудой одежды.

– Да, мам, – выдыхаю я. – Я уже собралась. В принципе, готова выходить.

– Ой, Снежка, слушай, тут небольшие проблемы на работе, – голос мамы мягкий, виноватый.

Я замираю. Проблемы? Отлично. Великолепно. Может, судьба всё-таки не такая уж и жестокая?

– Ничего страшного, – выдыхаю, стараясь звучать спокойно, но внутри всё ликует. – Если нужно отложить поездку, я понимаю. Правда, мам, всё в порядке!

Я едва не начинаю улыбаться. В груди разливается облегчение, будто меня кто-то освободил от цепей.

Господи, ты услышал мои молитвы!

Не зря я так мечтала об отмене. Никакой поездки. Никакого чертова Дана. Никаких вчетвером.

Просто божественно. Я уже вижу, как бросаю чемодан в угол, завариваю чай и радуюсь жизни.

– Нет-нет, Снежка, – голос мамы возвращает меня в реальность. – Мы с Мишей сегодня поедем, просто чуть позже. У нас встреча по проекту, который мы вели, всё затянулось. Не знаю, когда закончим. Может быть, поздно вечером.

Я застываю. Пузырь радости лопается.

– Ааа, – разочарованно выдыхаю.

– Да. И смотри, заезжать с офиса домой неудобно, это совсем не по пути. Мы, наверное, сразу поедем из центра. Пробки, сама понимаешь.

– Подожди, – говорю осторожно. – То есть вы хотите сказать, что вам удобнее поехать вдвоём? Мам! Это же отлично, проведёте время вместе, медовый месяц, так сказать!

– Ну... Не совсем. Просто вы с Даном поедете первыми, а мы подъедем потом.

Я моргаю. Несколько секунд не понимаю смысла слов. Мотаю головой, стараясь выстроить мысли в ряд.

А они только сильнее разлетаются, упархивают, оставляя меня с душащей тревогой.

Глава 7

Я не двигаюсь, не дышу. Мир снова замирает. Грудь сжимается, в голове пустота и тысячи звуков сразу.

Дан ведёт машину, смотрит прямо, будто ничего не происходит. А я чувствую его ладонь.

Она лежит на моём бедре так уверенно, будто он имеет на это право.

Пальцы сжимаются не сильно, но достаточно, чтобы сердце соскользнуло куда-то вниз.

Жар вспыхивает мгновенно. Всё тело будто под током, мышцы подрагивают. Кожа горит, мышцы сводит, дыхание сбивается.

Мозг шипит: не смей! Не реагируй!

Но тело, предатель, не слушается.

– Ты чего творишь? – я резко дёргаюсь. – Руки лишние?

– Не дёргайся. Не к тебе лезу.

И его ладонь скользит чуть выше по колену, будто специально. Будто проверяет, где у меня терпение заканчивается.

Я открываю рот, чтобы сказать что-нибудь язвительное. Но Дан тянется вперёд, наклоняясь через меня.

Его плечо задевает моё. Вжимается, отдавая вибрацией. От этого касания мурашки взрываются по всему телу.

Дан открывает бардачок. Достаёт знакомую серебристую пачку.
Жвачки. Те самые, что всегда валялись тут, его любимые.

Конечно, даже привычки не поменял.

Мужчина выхватывает две пластинки, закидывает в рот, жуёт спокойненько.

Как будто не он только что довёл меня до судорог от злости!

Его рука возвращается на руль. А я моя кожа продолжает пульсировать, сгорая от мимолётного касания.

Дан бросает на меня короткий взгляд. Уголки губ приподнимаются в ухмылке.

Той самой, от которой когда-то сердце останавливалось, а теперь хочется чем-нибудь тяжёлым зарядить по лицу.

– Не надейся, Снежка, – произносит язвительно, глядя на дорогу. – У меня вкус поменялся.

Я замираю. В груди будто что-то взрывается, отдавая противным жаром по телу. Меня словно выворачивает.

В груди горит и пульсирует одновременно. Перекручивает нервы, превращая терпение в ошмётки.

Ублюдок, самый настоящий.

Хочется ответить остро, зло, чтобы застряло ему где-то между рёбер, но губы не слушаются.

Я просто сжимаю кулаки, ногти впиваются в ладони. Оставляю глубокие лунки, пока не начинает отпускать.

Кожа всё ещё помнит его прикосновение. Горячее, обжигающее, словно там остался отпечаток.

Каждый поворот руля, каждый вздох рядом будто усиливает это чувство.

Я начинаю ёрзать, ремень безопасности натирает ключицу. Я дёргаю его, передвигаюсь ближе к двери, пальцы нервно перебирают подол платья.

Мне некуда деть руки, некуда смотреть. Каждая клетка тела орёт: беги!

Я смотрю в окно, деревья, столбы, трасса – всё сливается в размытую линию.

Хочется открыть дверь на ходу, вывалиться прямо на обочину, просто чтобы не чувствовать это напряжение, не слышать его дыхание.

Не видеть эту чёртову ухмылку.

Я чувствую себя зажатой между прошлым и настоящим. Дан рядом, и это рядом давит, жжёт, ломает.

И, кажется, если он ещё хоть раз коснётся меня, я либо врежу ему, либо взорвусь.

Тишина в машине становится просто невыносимой. Я сижу, сцепив пальцы на коленях, и чувствую, как внутри всё клокочет.

Хоть бы что-то заглушило это… Хоть бы что-то!

Я тянусь к монитору. Щёлкаю наугад, лишь бы разорвать это чёртово напряжение.

Щёлк. Щёлк. И вот музыка.

Я прикрываю глаза, пытаясь сосредоточиться на словах, втянуться, отвлечься.

Но песня резко обрывается. Тишина возвращается мгновенно, громче прежнего.

Я распахиваю глаза. Дан спокойно рулит, пальцами постукивает по рулю. Ни капли сожаления на лице.

– Ты чего? – раздражённо бросаю. – Я хотела послушать!

– У тебя хреновый вкус.

Я моргаю. Медленно. Чувствую, как злость поднимается изнутри, горячая как кипяток.

– Ну да, – выдыхаю сквозь зубы. – Хреновый, раз уж я когда-то посмотрела на тебя.

Секунда удовольствия от колкой фразы. А потом я мысленно хватаюсь за голову.

Зачем? Зачем я это сказала? Я буквально чувствую, как по шее поднимается волна жара.

Боже, почему я не могу держать язык за зубами?

Желание уколоть его, вывести, сделать больно – оно жжёт, как открытая рана.

Это не просто импульс, это зуд где-то в груди, который невозможно почесать, пока не сорвёшь кожу.

Я чувствую, как внутри что-то тлеет, разгорается, подступает к горлу. Мне нужно было его задеть. Хоть как-то. Хоть чем-то.

Дан усмехается, чуть, едва заметно. Качает головой, даже не поворачивается.

И всё.

Вот так просто одной этой усмешкой он выбивает у меня почву из-под ног. Никакого спора, никакого возмущения.

Глава 8

Меня шатает. Мысли расползаются, сознание плывёт. В этой неразберихе остро ощущается лишь близость Дана.

Слишком горячая, слишком знакомая.

Его губы едва касаются уголка моего рта.

Сердце срывается в бешеный галоп. Под рёбрами стучит пульс, отдавая болезненными спазмами.

Я ненавижу этот отклик, ненавижу своё тело за то, что оно так реагирует на Дана.

В горле першит, язык немеет. И всё равно хочется на миг перестать сопротивляться.

Дать себе хотя бы полсекунды слабости.

Разум бьёт тревогу, всё внутри кричит: оттолкни его! Он сделает тебе больно ещё раз!

Я собираю остатки воли в тугой узел, упираюсь ладонями в его грудь и толкаю.

Мужчина почти не двигается, плечи напряжены. Но я отвожу голову, перерезая невидимую нить, и холодно шиплю, не узнавая свой голос:

– Не нужно врать, Дан. Ты вообще меня не заводишь. Никак.

Он смеётся низко, победно-злорадно. И от этого невесёлого смеха меня ещё больше трясёт.

Я разворачиваюсь резко, перехожу почти на бег, толкаю дверцу плечом и выхожу из магазина.

Я прижимаю ладони к пылающим щекам. Мои губы подрагивают от смущения, а в груди скребётся злость.

– Гад, – бормочу сквозь зубы. Убить мало.

И я, конечно, умница! Кто заставлял допускать его так близко, кто вообще позволил себя к полке прижать.

Идиотка, вот честное слово. Идиотка!

Резко открываю дверь машины, плюхаюсь в кресло и защёлкиваю ремень так резко, что пластик скрипит.

Хочется пнуть бардачок, хлопнуть дверью, заорать. Хоть как-то выпустить клокочущую внутри ярость.

Но я только упираюсь коленями, вытягиваю спину и смотрю в лобовое стекло, где отражается бестолковая девчонка с бешеными глазами.

Пальцы дрожат, я прячу их под бёдрами, будто это поможет не выдать себя.

Я делаю два больших вдоха и выдоха, пытаясь прийти в себя, но не получается.

Через несколько минут дверь со стороны водителя открывается, Дан садится, поворачивает ключ, мотор отзывается ровным гулом.

Мужчина не смотрит на меня, ничего не говорит, не объясняет. Молча кидает на мои колени ту самую пачку чипсов, что я пыталась достать.

Я фыркаю, перекладываю пачку в дверной карман, будто это грязная вещь.

– Уже и не хочется, – цежу ледяным тоном. – Оставь себе.

Он едва заметно дёргает уголком губ, что-то среднее между усмешкой и равнодушием. Выкручивает руль и выворачивает на трассу.

Мы едем в молчании, но это не тишина – это натянутая проволока под электричеством.

Её просто чувствуешь. В висках отдаётся дрожью, в ключицах щекочет. Под кожей то и дело вспыхивают горячие точки.

Я ловлю себя на том, что смотрю на его руку на руле. Широкая ладонь скользит по рулю, костяшки натёрты, сбитая кожа.

Длинные пальцы уверенно обхватывают, словно играют на руле. У этого ублюдка даже руки красивые!

Эти пальцы совсем недавно лежали на моём бедре, и меня снова передёргивает. Выйди из моей головы!

Выйди!

Я отворачиваюсь к окну, готовая уткнуться лбом в стекло. Лишь бы не видеть профиль, в котором собрано всё, что раньше меня так привлекало.

Навигатор что-то бубнит, и даже он раздражает. Любой звук в тишине становится резким, давящим.

Мне кажется, что все звуки вокруг становятся невыносимо громкими. Режут барабанные перепонки.

Я слышу рядом резкий выдох Дана. Слышу, как он языком двигает жвачку. Как пальцы постукивают в ритм по кожаному рулю.

Кажется, что салон напитан электричеством – стоит шевельнуться и взрыв.

Я невольно бросаю короткие взгляды на мужчину. Не могу удержаться.

Где-то внизу живота тянет узлом, неприятно и сладко одновременно.

Из двери выглядывает пачка чипсов, и мне вдруг становится смешно и горько.

От одного факта, как жалко выглядит эта попытка «позаботиться», когда пять минут назад меня впечатывали в стеллаж, а ещё ранее предложили перепихнуться.

Я чувствую, как между нами сгущается что-то горячее, тяжёлое, неразрешённое.

Это не романтика и не нежность, это избыточная энергия, та самая, от которой в комнате становится душно.

Машина внезапно сворачивает с асфальта, шины глухо врезаются по щебёнке, и я, не успев даже моргнуть, врезаюсь плечом в дверь.

– Нам не туда, – бросаю, выпрямляясь, цепляясь за подлокотник. – Поворот дальше.

– Не учи меня, – отрезает Дан. – Я знаю, куда ехать.

– Я в твоих знаниях всегда сомневалась, Дан. Интеллект не твоя сильная сторона.

Он поворачивает голову, бросает на меня быстрый, злой взгляд, и демонстративно прибавляет газу. Машину подбрасывает на кочках.

Глава 9. Дан

Сукаааа!!!

Как же она меня бесит! Просто до дрожи, до ебаной белой горячки.

Вот в ней всё от и до – из того разряда, что хочется трясти её, пока не поймёт.

Заносчивая, упрямая, мелкая ведьма, которая вечно лезет туда, куда не надо.

Я сижу за рулём, рука всё ещё на реверсе, мотор рычит, как бешеный пёс, и я сам, сука, на него похож.

Смотрю в лобовое, туда, куда она упиздовала. Серое месиво леса, грязь, дождь и тишина.

И её нет.

Конечно, блядь! Конечно, блядь, она пошла.

Потому что мозги у неё, видимо, отключаются. Ведь проще хлопнуть дверью, чем подумать головой.

Мелкая сучка! Что я скажу её матери?

Я её потерял, извините?

Я стискиваю руль, кожа под пальцами скрипит. Гнев пульсирует в венах, разливаясь жгучей лавой по телу.

Сука, всё так же как в прошлый раз. Один в один.

Я откидываюсь на сиденье, закрываю глаза на секунду, но внутри всё гудит.

Пульс в висках, будто кто-то долбит изнутри молотком. Она сама виновата! Сама!

Надо же быть конченой идиоткой, чтоб переться в ебучий лес под проливной дождь.

Да хоть черти там танцуют – ей похуй! Главное, чтоб гордость не пострадала. Да, у нас ведь гордость важнее жизни!

Пусть прётся. Пусть, сама вернётся.

Я выдыхаю сквозь зубы, хлопаю по рулю ладонью, чтобы хоть как-то выместить свой гнев.

Раз, ещё.

Бесполезно. Всё внутри свербит. Я резко открываю дверь, и в лицо хуячит дождь ледяной. Злой, прям как я, блядь!

Хлюпает под ногами, ноги сразу по щиколотку в грязи.

– Заебись!

Сигареты достаю из кармана, и пачка тут же размокает в руках. Я зло смеюсь.

– Ну и куда ты, блядь, попёрлась, а? – говорю в пустоту.

Ответа, очевидно, нет. Дождь хлещет сильнее. Я провожу руками по мокрым волосам.

Во мне всё так бурлит, кровь кипит. Я не чувствую холода из-за злости. Единственное, что я ощущаю – животную ярость, сука!

Аж кончики пальцев покалывает, под рёбрами свербит. Я смотрю между деревьев.

– Ну и иди, мать твою, – рычу. – Пусть тебя там, блядь, ёжики съедят. Хотя нет. Ёжики сдохнут быстрее, потому что ты их всех заебёшь.

Сердце гудит, у меня наверное пульс сейчас четырёхзначный. Плевать.

Пусть идёт, пусть делает, что хочет. Девочка взрослая. Я снова смотрю на ту сторону дороги.

Отец не мог выбрать себе жену с другой дочкой? Не этой безумной девкой?

Я скриплю зубами, пинаю со всей дури колесо, так, что машина чуть шатается.

– Да чтоб тебя! – рявкаю. – Найду – прибью!

Дождь хуярит в лицо, будто специально ледяными иглами хлещет. Уже похуй – всё и так промокло.

– Пиздец, – выдыхаю.

Пальцы белеют от напряжения, мышцы горят, будто под кожу ток подали и нажимают на ебучий рубильник.

Сжимаю кулаки, потом резко бью ладонью по капоту, металл скрипит.

Недостаточно.

Пинаю снова колесо, и грязь разлетается во все стороны.

Блядь какая же это всё хуйня. Один из худших дней во всей моей жизни.

Машина застряла, дождь ебашит, дорогу размыло, я стою как дебил, а она…

Она, сука, шляется где-то по лесу.

Отец вообще исполнил! Жениться на её матери! Она типо мачеха моя теперь, да?

Я трахал во всех позах её дочь! Ало! Я даже хуй знает, если кому рассказать подумают – пиздит!

Внутри всё закипает. Кровь гудит в ушах. Я чувствую, как пульс долбит, будто мне выламывают грудную клетку битой.

Хочется взять и вломить кому-то. Себе. Миру. Любому прохожему.
Без разницы. Лишь бы отпустило.

Сука.

Вот ведь сучка упрямая.

Ни разу не подумала, что может потеряться.

Нет, конечно, Снежка же у нас умная. Всегда права. Всегда. Она вечно делает всё назло, лишь бы доказать что-то. Вечно идёт наперекор, вечно выёбывается.

И самое главное, что я знаю – сейчас она идёт, шипит себе под нос, бесится на меня. И мне от этого становится ещё хуже.

Потому что я вижу её в голове: волосы прилипли к лицу, губы сжаты, глаза сверкают, и она всё равно идёт.

Назло. Мне.

Я облокачиваюсь на капот, сплёвываю. Я ей не мальчик на побегушках – всё время из всякого дерьма доставать.

Она будто магнит для неприятностей. Сама всё делает для того, чтобы с ней случилась какая-нибудь хуйня.

Вот прям как сейчас!

Ливень заливает грязь, всё сливается в одно серое гавнище.

Глава 10

Я дрожу так, будто уже никогда не смогу согреться. Суставы выворачивает изнутри, зубы так стучат, что кажется сейчас один вылетит.

Я не знаю, сколько времени я провела в том долбаном лесу.

Минут десять? Полчаса? Вечность?

Меня трясёт так сильно, что даже злость на Дана не даёт тепла. Вообще никакого.

Единственное, чего я хочу сейчас: согреться, залезть под воду и не выходить.

Но, конечно, всё, что способно быть нормальным – обязательно ломается в присутствие Дана Морозова.

Потому что он стоит прямо передо мной. Стоит, смотрит, занимает слишком много места. И я не знаю, как вообще можно расслабиться в его присутствии.

– Всё, теперь выйди, я приму душ одна, – я указываю рукой на дверь.

– Нет, – он даже не двигается.

– В смысле нет?! Проваливай!

– За спасение полагается награда.

– Награда? Может, то, что я тебя ещё не утопила она и есть?

Мужчина резко делает шаг вперёд. Я отступаю назад инстинктивно, автоматически.

Спина упирается в ледяной кафель, от чего меня снова пробивает дрожь. Дан подходит настолько близко, что воздух между нами становится тяжёлым.

Сердце начинает лупить так, что я ощущаю его удары во всём теле. Всё внутри взрывается от близости мужчины.

Дан наваливается на меня всем своим горячим, тяжёлым я чувствую, как все его мышцы напряжены.

– Ну давай, – хрипло бросает. – Я с удовольствием посмотрю, как ты меня утопишь. Покажи, Снежка. Удиви меня.

Я открываю рот, чтобы что-то выкрикнуть, но не успеваю.

Пальцы мужчины смыкаются на подоле моего мокрого платья. Он дёргает вверх резким, уверенным рывком.

Тяжёлая от воды ткань обволакивает тело, липнет. Не поддаётся, словно пытаясь спасти меня от безумия Дана.

– Эй! Ты что творишь?! – шиплю я, пытаясь оттолкнуть его ладони. Но Дан будто и не слышит.

Второй рукой мужчина удерживает меня за плечо, резко разворачивает. И я всем телом влетаю в его грудь спиной.

Я выгибаюсь, пытаясь вывернуться, но Дан держит так, что кажется – рёбра пересчитать мне решил.

Бабочки в животе начинают танцевать, я мгновенно покрываюсь новой волной мурашек.

Мне жарко. Мне холодно. Меня лихорадит от контраста ощущений.

– Стоять, – рявкает мужчина, и меня обдаёт жаром.

Прежде чем я успеваю качнуться вперёд, его пальцы находят молнию на спине. Вжух. Один короткий звук.

А он отдаёт взрывами внутри. Волны проходят по телу, бьют током по нервам.

Меня начинает покачивать, колени подгибаются. Я едва могу устоять на ногах.

Я чувствую, как низ живота обжигает волной злости. Дрожь расходится по телу, обжигая.

Ткань платья падает к моим ногам. Я делаю рваный вдох, даже не сразу понимая, чего мне так не хватало.

Облегчение от того, что мокрое платье больше не на мне, прокатывается волной удовольствия по всему телу.

Дан тянет меня чуть на себя, и я оказываюсь прямо под струями горячей воды.

Тяжёлые капли бьют по плечам, стекая вниз. Мои мышцы сначала напрягаются до болезненности. А после – постепенно расслабляются, вызывая приятные покалывания.

Волны удовольствия накрывают одна за другой. Я почти стону и прикрываю глаза.

Господи, как же хорошо!

Тепло проникает под кожу, и я почти… Почти растворяюсь в этом. Почти.

Потому что чувствую руки Дана, которые сжимают меня сильнее, чем нужно.

Я дёргаюсь.

– Всё, – выдыхаю. – Достаточно, можешь сваливать, я согреваюсь, всё как ты хотел.

– Неее, – лениво бросает он, даже не думая убираться. – Я ж тебя спасал. Напомню, что промок нахрен. Мне тоже греться надо, Снежка. Так что придётся вдвоём.

Слова Дана лезвием прокатываются по телу, заставляя вздрогнуть. Отдают уколами под рёбрами.

Злость скручивает низ живота, выстреливая убийственными фейерверками внутри.

Я резко оборачиваюсь к Дану, посылая ему взгляд, полный ненависти.

Горячая вода льётся потоком на нас, жаркий пар бьёт в лицо. Но я держусь изо всех сил.

– Чего ты хочешь, Морозов?

Его глаза тёмные, яростные. В них будто что-то горит. А внутри меня начинает всё вибрировать.

От холода, от злости, от того, что он слишком близко.

И от того, что моё долбаное тело снова реагирует на него. Жар растекается медленно, как будто кто-то проводит огнём по животу.

Кожа ощущается тонкой, чувствительной, каждая капля воды бьёт разрядами электричества.

И мне приходится напомнить себе, что нельзя. Ничего сейчас нельзя. Потому что Дан уже кинул меня.

Глава 11

Поцелуй рвёт меня в клочья. Дан прижимает меня к кафелю так, что спина ноет, а ноги подгибаются. И я буквально чувствую, как теряю контроль.

Его рот двигается жадно, грубо, требовательно. Губы мужчины горячие, и меня пробивает дрожью.

Он прикусывает мой язык, отчего в животе разрывается волна жара, покалывающая всё тело.

Ладони Дана сжимают мои ягодицы так сильно, что я тихо выдыхаю в его рот.

Он тянет меня ближе, будто хочет вжать в себя. И я… Я поддаюсь. Плавлюсь, утрачиваю связь с реальностью.

– Стой… – выдыхаю, но это совершенно не звучит как протест.

Дан цепляет мою скулу губами, будто не слышит. И я ещё сильнее теряю равновесие, потому что кожа горит там, где он касается.

Я хватаю воздух, как будто его не хватало несколько минут. Задыхаюсь от бурлящих ощущений.

Поцелуй повторяется ещё резче, жарче. Дан буквально давит этим поцелуем. Вкладывает в него всю злость, всю ярость, всё напряжение за последние дни.

Я чувствую, как внутри всё трещит. Дыхание сбивается, грудь приподнимается, пальцы соскальзывают на его плечи.

Я стону в его рот, и от этого поцелуй становится только глубже. Я жадно отвечаю, поддаваясь порыву.

Это похоже на больную жажду. На зависимость. Когда понимаешь, что играешь в русскую рулетку, но лишь вновь и вновь крутишь барабан.

Пальцы Дана задевают резинку моих трусиков. Она отстреливает, хлёстко бьёт по коже. Этот щелчок, как ток, пробивает меня.

Осознание бьёт как кулак по виску. Что мы творим вообще? Что я творю?

Я ведь усвоила урок! Никакого Дана Морозова в моей жизни никогда! Ни при каких обстоятельствах!

Я дала себе обет.

Он уже один раз пустил мою жизнь под откос. Как можно думать, что он не поступит так со мной снова?

Я собираю всю свою волю в кулак, и резко отворачиваюсь. Упираюсь ладонями ему в грудь, дышу тяжело.

– Не подходи ко мне больше, – выдыхаю, возвращая себе рассудок.

– Ага, – Дан усмехается. – Твои стоны только что другое просили.

– Да? Проверь слух, – бросаю с вызовом. – Я не стонала, а просила о помощи.

– Ты ведь хочешь меня, зачем отрицаешь?

– Я тебя не хочу.

Я проговариваю каждую букву так точно, будто я оратор с вековым стажем.

Глаза мужчины чернеют ещё сильнее, огонь в них распыляется, всё моё нутро кричит.

Я вкладываю всю силу в ладони, толкаю Дана. Он сдвигается всего на миллиметр, но этого мне хватает.

Я вылетаю из душевой так резко, что пятка срывается с мокрого кафеля. Ноги уезжают вперёд, тело проваливается назад. Почти падаю. Почти.

– Осторожно, – Дан дёргается, пытаясь меня перехватить.

Я успеваю выставить руку, игнорируя его ладони. Цепляюсь за дверной косяк, ноги подкашиваются.

Сердце бьётся так, будто у меня сейчас случится сердечный приступ.

Но я удерживаю равновесие и возвращаю себе координацию.

– Не трогай меня! – шиплю.

Я хватаю первое попавшееся полотенце, сдёргиваю его с полки и в ту же секунду наматываю на себя.

Внутри всё орёт, рвётся, хлестает, как током слово – нельзя, НЕЛЬЗЯ!

Дан же предатель, он же мне сердце разорвал! Нельзя об этом забывать. Никогда!

Мужчина уехал тогда, даже не оглянувшись. Оставил меня, не заботясь.

А потом его улыбка в соцсетях на фотках с другой девушкой.

– Мудак, – бормочу сквозь зубы, поправляя полотенце и шагая в коридор.

Всё между ног пульсирует, кровь гоняет жар туда, где быть его не должно.

Я сжимаю ноги, чувствуя, как мокрое бельё липнет к коже, натирает, и становится только хуже.

– Господи, что со мной, – выдыхаю, заскакивая в первую открытую дверь.

Комната пустая. Я влетаю внутрь, прислоняюсь спиной к стене и на секунду просто закрываю глаза.

Пытаюсь выровнять дыхание. Загасить жар внутри, вернуть контроль над эмоциями.

Но получается хреново. В груди колотится так, что аж рёбра болят.

В голове на повторе мелькает то, как Дан целовал меня. Как держал. Давление его тела и терпкий вкус губ.

Я резко моргаю, отгоняя картинки. Надо думать о другом. Надо найти одежду. Я же не пойду к родителям в полотенце.

Они должны приехать скоро, я должна нормально выглядеть. Привести себя в порядок и притвориться, что я только что не умирала.

Высовываюсь в коридор, осматриваясь. Облегчение прокатывается по телу, когда вижу, что там пусто.

Дана нигде не видно, и это дарит зыбкую надежду. Что хотя бы сейчас всё пройдёт нормально.

Я иду вдоль дверей, тихо открываю одну за другой. Ищу хоть что-то полезное.