Мой ветер перемен. Часть 1. Если можешь — беги

Глава 1. Дневник одинокой девушки

— Осторожно, дамзель!

Меня ухватили за локоть и рывком оттащили от кромки тротуара. Я даже возмутиться не успела — из-за угла на бешеной скорости вылетела спортивная «стрела», хлестнула пощёчиной ветра и пыли, ослепила блеском зеркального бока и скрылась за поворотом, бесшумная, стремительная и смертоносная, как акула.

Я должна была оказаться на её пути.

Но не оказалась. Потому что меня остановили.

Чужая рука всё ещё сжимала локоть. Случайный прохожий, очутившийся рядом в нужный момент. Немыслимая, невозможная удача, какая выпадает, наверное, одному из тысячи.

На ватных ногах я обернулась к своему спасителю.

Он стоял слишком близко — выше меня почти на голову. Острый чёрный лацкан, серый шарф через плечо, смуглая щека… Что-то случилось с моим зрением. Взгляд, как объектив синематографического аппарата, брал детали крупным планом, не в силах охватить облик незнакомца целиком. Небритый подбородок, короткий взъерошенный чуб цвета тёмного шоколада…

Это от испуга. Сейчас я соберусь.

— Спасибо, — выдавила, пытаясь прийти в себя. — Спасибо вам. Если бы не вы… Страшно представить, что бы со мной было!

Страшно, но очень легко. Глухой удар — и Верити Войль тряпичной куклой взлетает над сверкающей крышей мажи-мобиля, делает кульбит в воздухе и смачно шлёпается на асфальт в живописных пятнах клюквенного сока.

Меня прорвало. Воображение рисовало жуткие картины, а слова сыпались с языка, как капель с крыши:

— Все аварии из-за этих лихачей. Людей сбивают каждый день! Конечно, есть шанс, что он успел бы затормозить. Но это только говорят, что нет ничего быстрее мысли. Я читала: когда перед мобилем внезапно появляется пешеход, шофёр сначала испытывает шок и лишь потом думает, что надо остановиться. А к этому моменту уже поздно. Мало кто способен среагировать мгновенно, и неважно, мажисьер ты или нет… Сколько уже скандалов было, сколько судебных исков, а Магистериум всё раздумывает. Есть же простое решение: поставить «пищалки» на все мажи-мобили. И вообще, почему они чуют ухабы на дороге, а пешехода перед собой — нет? К чему тогда весь этот магнетизм?..

Губы моего спасителя чуть заметно дрогнули, и я осеклась. Трещотка! Наговорила с три короба — незнакомому человеку. Ругала Магистериум…

На перекрёстке улиц Пиньона и Суконной под хмурым весенним небом не было никого, кроме нас двоих. Я и прохожий в чёрном. Он уже не сжимал мой локоть железной хваткой, а лишь слегка придерживал — для страховки. Как кавалер-собственник свою даму. Или как заботливый сын старушку-мать.

От него пахло дымом. Дымом и лесом. Смешно. Когда я в последний раз была в лесу? Почему-то представилось: острые макушки сосен, костёр у подножия горы, мой спаситель сидит на камне и подбрасывает сучья в огонь…

— Вам на ту сторону? — рука в чёрной перчатке взлетела, указывая направление. — Идёмте, пока дорога свободна.

И он двинулся рядом, прикрывая собой от любой опасности, которая могла появиться из-за угла.

Хотелось рассмотреть его лицо как следует, чтобы паззл наконец сложился. Но мы шли через улицу быстрым шагом; следовало глядеть под ноги, а не на спутника. Да и неприлично это — таращиться в упор.

Всё, что я осознала и запомнила за те первые секунды, что мы стояли друг против друга на бровке тротуара: он молод, у него внимательные бархатно-карие глаза и оттенок кожи, какой бывает после поездки на южный курорт. Но в начале весны даже в Мисьюде солнце не печёт так горячо. Разве что он провёл месяц на Южных островах.

Сколько ударов сердца нужно, чтобы пересечь проезжую часть шириной в шесть метров? На последних шагах мой рыцарь стал забирать влево. Пара мгновений, и он уйдёт навсегда, оставив спасённую деву томиться сожалением.

— Простите, но как вам удалось заметить «стрелу»? — Мне и правда хотелось знать. — Я ничего не видела и не слышала. Это же мажи-мобиль. Он бесшумный.

С опаской покосилась на желтовато-серое здание в семь этажей — один из доходных домов сьера Пиньона. Не выскочит ли из-за него призраком на магнетических флюидах ещё один безумный гонщик?

Незнакомец проследил за моим взглядом и снова потянул за локоть, вынуждая скорее взойти на тротуар. Здесь нам ничего не грозило. Мажи-мобили созданы скользить над ровной поверхностью. Если чувствительные жгутики, бахромой свисающие с днища, нащупают препятствие, в нашем случае гранитный бордюр, мобиль встанет как вкопанный — магнетические алгоритмы погасят силу инерции.

А на мой вопрос незнакомец всё-таки ответил.

— На свете нет ничего бесшумного, дамзель, — произнёс он. — Слышите?

Мы оба ненадолго замерли. Он — выжидательно. Я — обратившись в слух и с растущим недоумением.

По противоположной стороне улицы прошла пожилая пара: размеренный, чуть шаркающий звук шагов, перестук трости. Из подворотни выпорхнула девушка в клетчатом полупальто и красной шляпке-колокольчике. Споро стуча каблучками, перебежала дорогу и двинулась в сторону центра. Где-то вдалеке залаяла собака. Вот и всё.

Я честно вслушивалась в звуковой фон тихого жилого района и в то же время разглядывала своего визави, сознательно и сосредоточенно, стараясь запечатлеть в голове каждую подробность. Прямой нос, густые ресницы, широкие брови…

Глава 2. Немного магии

В пятницу у меня опера. И это хорошо — весь день занят.

Несколько часов отняли маникюр и причёска, простая лишь на вид. Мастер Барбейро, как всегда, идеально подобрал волосы, уложил изысканно-строгими волнами и свил несколько пикантных колечек. Макияж я нанесла дома: щёки побелее, тени погуще, губы поярче. Надела шёлковые чулки и лишь затем извлекла из шкафа платье — прямое, на тонких бретельках, в сложных драпировках и узорах из бисера, с длинной бахромой по подолу.

У меня три вечерних платья — три королевы с многочисленной свитой из выходных пальто и манто с мехом, шляпок, сплошь в паетках и блёстках, разноцветных боа, головных повязок с перьями и вышитых туфелек. Я могла позволить себе десять платьев или двадцать — и гардеробную только для светских туалетов. Но зачем? Всё равно, кроме театра, мне их носить некуда.

Сегодня на очереди наряд в бежево-синих тонах, мой любимый. Добавим две нитки жемчуга, длинные перчатки, на левую руку — широкий браслет… Готово.

Поначалу я удивлялась, как такое открытое платье может быть настолько тяжёлым, и ощущала каждый мужской взгляд, липнущий к голой спине, — но сейчас любовалась собой в зеркале безо всякого стеснения. Лицо казалось утончённым и загадочным, платье безупречно подходило к цвету глаз и волос. Ещё бы бёдра чуть поуже, грудь поменьше — и можно на обложку «Шика» или «Высокого стиля». А спина у меня красивая. Так сказал прошлым летом один наглец на ступенях концертного зала сьера Фаунтли. «А у вас некрасивые манеры», — парировала я оскорблённо и три дня кипела от негодования, пока не поняла, что комплимент, пусть и бестактный, мне приятен.

Вечером гибридный таксомобиль отвёз меня в театр «Небесный сад», где было полно голых спин и глубоких декольте. Вход сверкал огнями, к подъезду выстроилась очередь из мобилей. Похоже, ожидался фурор. Лакеи открывали дверцы и подавали руку дамам в мехах, не забывая кланяться мужчинам в цилиндрах и белых кашне. Мужчины подхватывали спутниц и влекли вверх по лестнице к портику в шесть колонн, где их встречали важные швейцары в золотых позументах. Все приезжали парами или компаниями, одиноких мужчин было немного, женщин — единицы.

«Королеву орхидей» я слышала пару месяцев назад, но сегодня вместо Диди Леко, грузной стареющей примы, Фредерику пела столичная дебютантка Фелиция Киффер. Газеты превозносили её прелестное личико, юную грацию и, конечно, ангельский голос. Захотелось взглянуть на хвалёную «соловушку», как нарёк её «Вестник Каше-Абри», и похоже, половина города испытывала то же желание…

Газеты преувеличили лишь самую малость: в экстравагантном костюме из перьев Фелиция впрямь была хороша и уже после первого акта сорвала овации. Сцену закрыл занавес, а публика потекла в фойе, где начиналось представление иного рода.

Свет хрустальных люстр разливался по полированному мрамору пола, осыпал блёстками драгоценные туалеты дам, вспыхивал в зеркалах, играл бликами на листьях филодендронов, струях фонтанов и мужских лысинах, выбивал искры из запонок в манжетах и булавок на лацканах фраков. Зрители чинно прогуливались, угощались игристым вином и бесплатными десертами, раскланивались, беседовали, флиртовали, обменивались взглядами, говорящими порой больше слов.

Этот театр человеческих страстей стал для меня спасением. Подготовка сцены ко второму акту занимала три четверти часа. Слишком много для девушки, оставшейся наедине с собой в окружении мужчин и женщин, занятых друг другом. Помню, как в первые выезды от жалости к себе на глаза наворачивались слёзы. Но с этим покончено. Я больше не изгой-одиночка в мире стайных особей — я превратилась в натуралиста, который с азартом наблюдал за роением жучков и букашек в их естественной среде.

Вот забавная картина: три полноватые розовощёкие старушки, по виду сёстры, обхаживают двух сухоньких старичков. Даже принесли им крем-брюле. Старички млеют, но кажется, навязчивая забота начинает их тяготить…

А не съесть ли и мне мороженого?

На фуршетном столике-этажерке в три яруса потели креманки, наполненные белой и пудровой массой под снежными шапками взбитых сливок в потёках сиропа и глазури, в весёлых россыпях ягод и кусочков фруктов. Должно быть, внутрь столика был встроен охлаждающий элемент на флюидах: мороженое совсем не таяло. Я выбрала пломбир с шоколадом и орехами, повернулась отойти… и налетела на даму в платье цвета стали с кружевной вставкой спереди.

Эти кружева с серебряной нитью и приняли на себя мой пломбир, и шоколад, и ореховую крошку… Рука рефлекторно отдёрнулась, и креманка толкнулась мне в грудь, оставив на ткани пастозный белый мазок.

Растяпа. Мы обе растяпы, и она в первую очередь. Видишь человека у столика с мороженым? Обойди стороной!

Но говорить ей об этом нельзя, тем более что я тоже повинна в происшедшем — следовательно, могу быть вежливой.

Слова извинений слетели с губ легко.

Но стоило поднять голову, и всё внутри обратилось в лёд, точно это в меня встроен охлаждающий элемент и кто-то перевёл рычаг в положение «заморозить»…

У дамы в стальном платье были яркие аметистовые глаза.

Чистокровная мажисьен!

Я отставила креманку со злосчастным мороженым — аккуратно, тщательно контролируя каждое движение, чтобы не натворить новых бед. Непослушными пальцами кое-как справилась с замком сумочки.

— У меня есть носовой платок… Сейчас, минутку.

Глава 3. Ночные приключения

Мы свернули в боковую улицу, освещённую одиноким фонарём и жёлтыми огнями единственного здесь заведения. «Лунная карета» замерла у входа. Дитмар подал руку мне, Аврелий — Евгении. Навстречу нам выбежал слуга, одетый клоуном — напудренное лицо с нарисованной улыбкой, красный шарик носа, лиловый фрак с фалдами до земли и помпонами вместо пуговиц. Дитмар швырнул ему монету, и лиловый поспешил к мобилю, чтобы отогнать его на стоянку. Другой клоун, в рыжем парике и смешной красной шляпе, уже распахивал перед нами дверь. Цирк это, что ли?

Внутри было сумрачно, многолюдно, жарко и шумно. Играла музыка. Вернее, ревела, завывала, визжала, громыхала и трещала. Сумасшедшая дикарская бузза, от которой корчился желудок и сводило скулы. Но моим компаньонам это, судя по всему, было не внове.

К нам устремились девушки-клоунессы в малиновых чулках, мужских манишках на голое тело и белых юбочках, по виду нижних, да ещё и бесстыдно обрезанных до середины бедра. Евгения без колебаний сбросила им на руки свои богатые меха, и я заставила себя последовать её примеру.

Верхнего света в огромной зале не было, но по стенам, колоннам и полу были рассыпаны фонарики в цветах четырёх светил: жёлтые, синие, красные, белые. Вокруг колыхалась толпа — безумные глаза, потные лица, разинутые рты, хваткие руки. Дитмар приобнял меня за плечи — непозволительная вольность, за которую в тот момент я была ему благодарна — и уверенно повёл за очередным клоуном к возвышению, тесно заставленному столами. За каждым сидели, жевали, галдели. Казалось, мест нет, я молилась, чтобы и не нашлось, но видимо, клоун на самом деле был фокусником: откуда, если не по волшебству, взялся свободный стол у самой эстрады, где как раз начиналось новое представление?

Две одинаковые блондинки в старомодных платьях с кринолином исполняли грациозный танец. За их спинами виднелся то ли ещё один стол, то ли какая-то подставка. Рядом надрывался бузза-бун — дюжина темнолицых туземцев с Южных островов извлекали из обычных труб, скрипок, виолончелей и валторн нечеловеческие звуки, приправленные барабанным громом и стрекотанием трещоток. В газетах писали, что словом «бун» называют воровские шайки дикарей в портах южного побережья. Как можно танцевать под этот тарарам?

Внезапно блондинки синхронным движением сбросили шляпки и начали раздеваться: их платья оказались костюмами из нескольких предметов. Я поспешно отвела взгляд. Внутри нарастала паника. Одна я ни за что на свете не пошла бы в такое заведение, а если бы, по случайности, заглянула, то сейчас же выскочила обратно.

Мы сидели полукругом, чтобы всем было видно сцену. Евгения с понимающей улыбкой наклонилась ко мне через Аврелия и шепнула на ухо:

— Не бойтесь, они не голые.

И действительно, оказалось, что девушки по самое горло затянуты в трико телесного цвета. Взобравшись на подставку, они принялись извиваться, сплетая или расплетая гибкие тела, словно лишённые костей.

Вспомнилось, как в детстве папа водил меня в цирк смотреть на львов, тигров, воздушных акробатов, факиров, клоунов и «каучуковую женщину». В полупрозрачной блузке и нешироких чёрных шальварах, расшитых серебром, она виделась мне сказочной принцессой. А какой-то мальчик громко спросил: «Тётя — оборотень?»

Не знаю, какими глазами я смотрела бы на неё сейчас. Гуттаперчевые блондинки явно не уступали в мастерстве принцессе из моего детства, но в этом кошмарном месте их искусные трюки выглядели непристойно.

— Верити, хотите овощного рагу со сладким перцем? Или свиных колбасок с белой фасолью? — я едва расслышала слова Дитмара в одуряющем грохоте буззы. — Кухня здесь простая, но вкусная.

— Простите, я не ем так поздно.

Он улыбнулся:

— Вашей стройности ничего не грозит, поверьте. Мы будем танцевать всю ночь! Вам понадобятся силы.

— Тогда на ваше усмотрение. Кажется, я и правда проголодалась. Но боюсь, мне станет дурно… от всего этого, — беспомощно повела рукой, имея в виду сразу и зал, и эстраду, и буззу, и публику, и мигающие в темноте огни, которые сбивали с толку.

Дитмар весело рассмеялся.

Все они сначала смеются. Потом думают, что имеют дело с сумасшедшей. Потом исчезают — или пытаются воспользоваться ситуацией, как Ральф.

— Возьмите картофельный гратен, — предложила Евгения. — Он здесь весьма неплох. Но наш повар готовит лучше. Вы непременно должны приехать к нам в «Гиацинтовые холмы»!

Подошёл официант, и Аврелий сделал заказ.

Девушки в трико, между тем, перебрались с эстрады в зал и ходили на руках по одному из столов, среди тарелок и бокалов — к полному восторгу посетителей «Золотого гусака». Едоки побросали вилки и ножи, пьющие отставили рюмки, курильщики выпустили из пальцев папиросы, и на акробаток обрушились овации — куда там ценителям оперы! Услышь этот гром и рёв Фелиция Киффер, право слово, умерла бы от зависти…

Духи Светил, куда я попала?

Первый шок прошёл, и я стала замечать вокруг людей со светскими повадками, одетых дорого и со вкусом. Значит, это не притон для жуликов и уличных женщин, куда мажисьеры явились пощекотать себе нервы, зная, что никто не посмеет их тронуть. Так теперь развлекается респектабельная публика?

— Взгляните, какая прелесть!

Я не сразу поняла, что умилили Евгению не кульбиты гимнасток, а поднос с нашим заказом, прикативший сам собой на мигающей огоньками тумбе.

Глава 4. «Гиацинтовые холмы»

«Здравствуйте, мои дорогие! Вчера я опять ходила на «Королеву орхидей». У новой примы чудесный голос, а режиссёр придумал занятный трюк с полётом…» Было хорошо писать на кухонном подоконнике, чувствуя солнце на лице и глядя, как зеленеет на дворе юная травка.

Дымчатый котёнок на цепочке лежал тут же, блестя опаловыми капельками глаз.

После ухода ночного визитёра — называть его Фалько больше не хотелось — я подобрала брелок на ковре. Долго металась по дому, зажигая свет, проверяя замки и задвижки и вздрагивая от малейшего шороха. Когда не осталось сил, обречённо легла в постель и положила котёнка под подушку, не представляя себе, как усну, как теперь вообще буду спать под крышей дома, куда в любой момент может войти чужой... Даже глаза боялась закрыть — разве что на минутку.

Однако за эту минутку мгла за окном куда-то исчезла. По комнате разлился золотой предполуденный свет, и при мысли о ночном происшествии уже не холодели пальцы. Хотелось всё забыть, выбросить из головы, списав на буззу и вино. Но я больше не обманывалась и не считала себя сумасшедшей. Человек, которому я опрометчиво дала имя опереточного героя-любовника, действительно стоял посреди моей спальни — и он может прийти снова. Наверняка придёт. Никакие запоры его не остановят.

На первый раз он не причинил мне вреда, но дал понять, что я в его власти, и теперь станет этой властью пользоваться. Есть такая разновидность душевной болезни: человек становится одержим идеей, вещью или другим человеком и добивается своего со слепым упорством, переступая через все моральные запреты. А если в нём и правда течёт кровь магнетика, кто меня защитит?

Ответ был ясен. Я поеду в «Гиацинтовые холмы» и в подходящий момент попрошу мажисьеров о помощи.

На сборы ушло около часа. Евгения и Дитмар принадлежат к высшему обществу. Значит, мне понадобится по меньшей мере один вечерний туалет, возможно платье для коктейля, утреннее платье и одежда для прогулок на свежем воздухе. Обувь, шляпки, украшения, предметы гигиены. Разумеется, ночная сорочка и лучшее бельё. Не то чтобы я собиралась его демонстрировать… но кто знает, как заведено у мажисьеров? Может, там прислуга приносит кофе в постель или помогает одеваться к обеду.

Закончив, я села писать открытку родителям.

Наша маленькая уловка.

В инструкции сьера Б. К. говорилось о письмах, дневниках, записках, телеграммах, и ни слова — об открытках. Наверное, он просто упустил из виду этот нюанс. Не может человек, даже такой дотошный, как сьер Б. К., предусмотреть абсолютно всё. Получать и отправлять письма он не запрещал (тривечные знают, сознательно или по забывчивости) — только хранить, и первое время мы с родителями писали друг другу на трёх-четырёх листах. Сжигать эти трогательные послания по прочтении, словно мы заговорщики-антимажисты, было нелепо и обидно. Тогда я перечитала инструкцию и отправила в Нид первую открытку. Тем более, что со временем наши письма друг к другу и так стали короче.

Родителям я писала в доме, ответы читала в садовой беседке и прятала в жестяную коробку из-под чая, а коробку — в сундучок под откидным сидением скамейки. Просто на всякий случай. Сьер Б. К. не хотел, чтобы частная корреспонденция хранилась в доме — так её там и не было.

Часы в столовой пробили полдень. Следовало поторопиться. Я прошла в кабинет, достала из секретера конверт, подняла закрывающий клапан, собираясь вложить открытку внутрь… Пальцы дрогнули, и конверт птицей с подбитым крылом порхнул на пол.

Опять!

Не хочу!..

Вот сейчас крепко зажмурюсь, досчитаю до ста, потом подниму конверт, и в нём не будет плотного листка бумаги цвета пергамента с короткой надписью типографским шрифтом... Конверт новый, куплен в лавке писчих принадлежностей сьера Пико в прошлом месяце вместе с десятком других, никаких вложений в нём быть должно. Я собственными руками убрала всю пачку в ящик секретера и каждую неделю брала по одному…

Они всегда появлялись в неожиданных местах, эти листки с предостережениями, вызывая одинаковое чувство протеста и беспомощности. Ни поговорить, ни объясниться, ни обсудить. Никаких компромиссов. Можно только подчиниться — или потерять всё.

Надпись гласила: «Не следует водить дружбу с магнетиками». И ниже подпись — «Б. К.».

Почему так скоро? Всего один вечер, ни к чему не обязывающее знакомство. Встретились, разошлись и никогда больше не увидимся… Как он узнал, что я собираюсь в гости?

Пальцы снова задрожали — на этот раз от облегчения.

Давно было ясно, что за мной следят, но так искусно, что я вспоминала об этом лишь при появлении очередной записки. Откуда ещё поверенные сьера Б. К. узнавали о малейших нарушениях? И эти листки. Кто-то должен был их подбрасывать. Как? Возможно, теперь я знала ответ.

Фалько приходил, чтобы подложить записку, и не успел уйти.

Всё остальное тоже встало на места. Он следил за мной с помощью магнетических уловок, заметил приближающийся мажи-мобиль и решил вмешаться. А потом, у театра, он меня упустил — я же никогда не убегала с середины представления, да ещё в обществе незнакомых магнетиков. Не зная, где искать, ждал у дома, встревоженный и злой, видел «лунную карету», слышал наш разговор и не удержался — выплеснул эмоции. В любом случае, он не сумасшедший, просто курьер или соглядатай. Точка.

Теперь стоило проявить благоразумие и остаться дома. Но я больше не хотела быть благоразумной, я хотела жить полной жизнью, отбросив навязанные правила. Гулять ночи напролёт, предаваться сомнительным развлечениям, ввязываться в авантюры, заводить знакомства, встречаться с друзьями и без страха глядеть в глаза мажисьеру с фиолетовым венчиком вокруг зрачков.