Мой запретный форвард

ГЛАВА 1.

Яр

— Я же говорил, что сделаю это! — я кидаю клюшку в раздевалке, чуть ли не разрываясь от радости. — Да, да, да, мать твою!

Команда ревет, как будто мы выиграли чемпионат мира, а не всего лишь прошли в полуфинал.

Решающий гол – мой. Уже четвертый за месяц.

Камеры ловят каждый мой вздох, а девчонки в фан-клубе готовы сожрать друг друга за автограф. За фотку со мной они вообще готовы встать передо мной на колени.

Давайте знакомиться, милые дамы: Яр Анисимов, центральный форвард хоккейной команды и просто красавчик.

— Яр, ты че вообще за машина?! — Димон вваливается в раздевалку, бросая свой шлем на скамейку. — Ты сегодня просто рвешь, я думал, у вратаря Барсов инфаркт случится.

— Потому что он слишком долго думал, — усмехаюсь я, цепляя пальцами свой хоккейный свитер и показывая всем свой счастливый номер «39». — А я не думаю, я беру и делаю!

Парни подбегают ко мне и начинают подбрасывать меня в воздух.

Раз! Два! Три!

Мы все громко ржем, пока в раздевалку не входит тренер. Все замирают, так и держа меня на своих руках.

Василич быстро подходит к нашей могучей кучке, парни медленно опускают меня на пол.

— Везучий, засранец, — Андрей Васильевич расплывается в улыбке, теребит меня по влажным волосам и в итоге по-отцовски прижимает к себе.

Раздевалка «Сибирских орлов» снова взрывается от радости.

— Так, охламоны, — строгий голос тренера пронзает пацанячий гогот. — Сегодня отмечаете в рамках закона, завтра день на приведение формы и своих лиц в божеский вид, а в пятницу снова на тренировку. И не дай бог кто-нибудь из вас вляпается в какие-нибудь неприятности. Пашка, ты ответственный.

— А че сразу я??? — разводит руками крайний нападающий нашей команды.

— Я все сказал!

Я люблю победы.

Особенно, когда они пахнут потом, пивом и легальным безумием.

Через час мы штурмуем наше общежитие, как пираты. Эта территория уже давно нами освоенная.

Врубаем колонки на максимум прямо в коридоре, двери комнат нараспашку. Кто-то кидает в воздух свои потные майки. Я уже в одних спортивках с бутылкой пива в руке, на спине чужие следы ногтей. Тренер, конечно, будет беситься. Но не сегодня, сегодня я – герой.

Коридор и комната напротив уже заполнена криками, музыкой, девчонки из соседнего универа пьют из пластиковых стаканчиков, кто-то целуется на кухне, кто-то орет: «За Анисимова!»

За меня. Как всегда. Номер 39, если вы еще не запомнили!

Я стою у окна, делаю глоток прямо из бутылки и смотрю вниз на пустой стадион.

Интересно, это чувство когда-нибудь притупляется? Невъебенная радость, что ты забил решающий гол и стал богом хотя бы на одну ночь.

— Яр, твой подарок прибыл! — Димон хлопает меня по плечу.

— Че за подарок? — рядом материализуется Пашка. — Эй, Яр, только не говори, что ты заказал ту крутую клюшку!

Мы с Димоном ржем.

— Да какая нахер клюшка, Паша?! — отвечает за меня Димон. — Та цаца конечно шикарная, но сегодня у Яра будет очень жаркая ночка.

— Кто сказал жаркая ночка? — в комнату вплывает Демьян, еще один форвард нашей команды.

Нас всего трое нападающих, если че. Я – центральный.

— Яр поспорил с капитаном Барсов. Чья команда выиграет, тот и распакует упругую попку блонди из группы поддержки.

— Нихуя себе, — глаза Паши ползут на лоб. — А задница у нее зачетная.

— Как ее зовут? Алина? Алиса? — хмурится Демьян.

— Да какая, блядь, разница, — довольно скалюсь я, как зверь на добычу. — Главное, что сегодня она будет стонать и просить еще, когда мой хер будет штурмовать ее узкую дырочку.

Парни одобрительно хлопают меня по плечу, мы стукаемся бутылками пива.

И тут в комнату вплывает виновница нашего разговора.

Сиськи – уверенная троечка, ноги от ушей. Я видел, как она может их раздвигать на выступлениях. Шпагаты-шмагаты и все в этом духе. Губки пухлые, глаза горящие. Самое то, чтобы провести время с удовольствием.

Друзья быстро ретируются, а я с ухмылкой осматриваю приближающуюся девчонку с головы до ног. Надеюсь, под ее короткой джинсовой юбкой нет трусиков? Не люблю долго возиться с одеждой.

— Привет, Яр, — сладко тянет своим голоском.

Я опираюсь поясницей о подоконник, расставляю ноги. Девчонка встает ко мне впритык.

— Я так рада, что твоя команда выиграла.

— А че так? — делаю глоток пива.

— Капитан Барсов – стремный тип, — улыбается девчонка. — А ты красивый. Ты мне нравишься.

Блонда забирает бутылку из моих рук, обхватывает пухлыми губами горлышко из темного стекла, чуть опускается ниже.

Бляяяя, у меня в паху каменеет.

А потом ее губки скользят выше. Она в прямом смысле делает бутылке минет, скользит кончиком языка по гладкому краю.

Да, детка, сегодня ты с таким же усердием будешь сосать у меня.

— Слушай, я сразу обозначу границы. Только секс и ничего большего.

— А мне большего и не надо, — подмигивает она, наклоняется ко мне, параллельно оставляя бутылку на подоконнике.

Я резко хватаю ее сзади за шею, тяну к своим губам. Но тут музыка резко стихает, из коридора доносятся недовольные крики:

— Эй, ты че творишь?! Вруби обратно!

Да че за херня там происходит?!

Я обхожу блонду и семеню к выходу. Пробираюсь сквозь толпу и сразу замечаю девчонку, которая стоит возле колонок со скрещенными руками на груди.

— Вы с ума сошли? — спрашивает она строго, осматривая каждого.

Рядом со мной встает блонда.

— У вас новенькая что ли? — чуть склоняюсь к ней.

— Нет! Эта серая мышь не из наших.

Я делаю шаг вперед, вырываясь из толпы.

— Прости, а ты кто, блядь, такая? — я прищуриваюсь.

— Та, кто хочет спать, — она кидает хмурый взгляд на колонку. — Вы не в клубе. Это общежитие и уже почти полночь.

Кто-то прыскает со смеху. Кто-то уходит в другую комнату.

ГЛАВА 2.

Полина

Я ненавижу хоккеистов.

Громкие, самодовольные, вечно с наглыми прикосновениями и глупыми подмигиваниями.

Этот – особенно. Ярослав Анисимов, центральный нападающий «Сибирских орлов», всеобщий любимчик.

Слишком красивый. Слишком наглый. Слишком уверенный, что весь мир обязан ему аплодировать.

Я видела его в спортивных новостях, в VK клипах, в спортивных подборках. Но вживую он раздражает в сто раз сильнее.

Я скидываю кроссовки, захлопываю дверь и падаю на кровать лицом в подушку.

Честное слово, я терпела их выходки. Крики, музыка, визг каких-то левых девок, которых тут не должно быть. В принципе, как и меня. В голове шумит от злости, от усталости и от того, что все опять идет не по плану.

И тут раздается стук в дверь. Я вскакиваю с кровати и открываю.

На пороге стоит Анисимов собственной персоной. Голый торс, улыбка, от которой нормальные девочки с ума сходят.

Че приперся? Задело, что девчонка щелкнула по носу?! Так я тебе сейчас еще преподам урок.

— Спокойной ночи, Терехова, — язвительно произносит он, опираясь на косяк. — Я решил, что тебе нужно кое-что знать.

— И что же? — выдыхаю я и скрещиваю руки на груди, голову держу гордо.

Он наклоняется чуть ближе, ощущаю запах мужского дезодоранта.

— Если ты думаешь, что сможешь здесь диктовать правила, — низким голосом говорит он, — ты не знаешь, с кем связалась.

А потом он уходит.

Ну-ну, это мы еще посмотрим!

Наутро в коридоре царит разруха: пустые бутылки, смятые стаканчики, пачки от чипсов и сухариков. Это что, бляха муха, презервативы? Ну, вообще с катушек слетели. Я, конечно, не ханжа. Но если папа узнает, что они тут устроили, то оторвет им всем головы. В этом я не сомневаюсь.

Все еще спят, комнаты раскрыты нараспашку, раздаются храпы.

Добро пожаловать в мою новую жизнь!

Нет, правда. Спасибо, пап.

Всю юность я провела на льду в Торонто, учась молчать, терпеть и гнуть спину за оценки, баллы, балет у станка. А теперь я в спортивном общежитии, где по полу катаются энергетики, а парни спорят, кто быстрее отожмется со штангой на груди.

И сосед через стенку не кто-нибудь, а Яр Анисимов.

Звезда. Проблема. Форвард с лицензией на хамство.

Слово «запрет» для него звучит как вызов. Я это поняла еще вчера, когда он стоял у моей двери с видом «ну что, Терехова, сдашься первая?».

Ага. Щас. Уже бегу, волосы назад!

— Все в порядке? — папа с интересом смотрит на меня за завтраком в спорткомплексе.

Он всегда такой: прямой, собранный и уверенный. В его мире нет места эмоциям, только графики, победы и дисциплина.

И я всегда была правильной. Но почему-то после разговора с Ярославом я начинаю хотеть делать неправильное.

— Все супер, — киваю я, ковыряясь вилкой в омлете. — Спасибо за комнату, шикарные соседи.

Он улыбается, не улавливая моего сарказма.

— Если бы ты предупредила заранее, что прилетишь, я бы снял тебе квартиру. Сейчас свободного времени мало, веду своих олухов к финалу.

Я понимающе киваю. Мое возвращение в Россию для всех стало неожиданностью.

— Ты ведь не собираешься снова тренироваться, Поля?

— Пап, только ты не начинай, а? — нервно бурчу я.

— Хорошо. Только держись подальше от хоккеистов. Они...

— Поверхностные, шумные и вечно травмируются?

— Именно, — он кивает. — У тебя другой путь.

Да, теперь у меня путь сидеть в аудитории ненавистного мне университета, глотать экономику и делать вид, что я не скучаю по льду.

И уж точно не тянуться к парню, от которого пахнет скоростью, потом и адреналином.

Позже я сижу в общей зоне общаги с ноутбуком. Пытаюсь разобраться в расписании, когда из лестничной площадки вываливается Анисимов.

Как всегда громкий, наглый, будто вся база – его личный каток.

— О, соседка, че такая хмурая? Не понравилась наша вечеринка? — Яр падает на диван рядом без приглашения.

— Извини, здесь место только для людей с интеллектом выше комнатной температуры.

Он смеется, откидывается назад.

— Я знал, что ты скучала. Просто не признаешься.

Я щелкаю по клавиатуре, не смотрю, не реагирую. А он не уходит.

— А вообще, ты не думала, что тебе пиздец как повезло? — продолжает он, рассуждая сам с собой. — Жить рядом со мной – это как бонус. Мотивация. Ты видела мой гол вчера?

— Да. Жаль, что с таким эго он поместился в ворота.

— Ууу, — он присвистывает. — Знаешь, ты, как гадюка. Скользкая, холодная и опасная, но мне такие нравятся.

Я перевожу на него хмурый взгляд.

— А ты, как банан. Надоедливый, быстро портящийся и везде лезешь.

Губы Анисимова растягиваются в довольной улыбке.

— Че, любишь баловаться с бананом? Так у меня есть кое-что получше. Природа дала мне джойстик для управления телочками, так почему им не воспользоваться? — он выгибает одну бровь.

Мой взгляд на секунду опускается на его пах.

— Прикидываешь сколько сантиметров?

— Я тебя читаю. Как предупреждение на сигаретной пачке.

— А может, ты просто боишься, что я тебе понравлюсь?

Я начинаю заливисто хохотать.

— Не льсти себе, Ярослав.

— Яр.

— Что?

— Зови меня Яр, крошка.

— Хорошо, Я-рос-лав!

Он недовольно цокает.

— Видимо, уже нравлюсь. Скоро будешь умолять меня: да, да, Яр, глубже! Еще глубже!

Я приоткрываю рот от шока, а этот самодовольный придурок встает и уходит, даже не посмотрев на меня.

И если он думает, что я одна из тех глупых фанаток, что ждут его за пределами катка, то он глубоко ошибается.

Я – не его игра.

Но если он настаивает, я сыграю.

Жестко. Холодно. И до последнего периода.

*******************

Мои драгоценные, приветствую!

Далее идет визуализация наших героев ---->>>>>>

Визуализация - 1

Ярослав (Яр) Анисимов, 19 лет

Звезда молодежной хоккейной команды. Форвард. Первый в списке на драфт.

Наглый, харизматичный, остроумный.

Плохой парень на льду и вне его. Девочки, вечеринки, скандалы – стандарт.

Далее у нас Полина ------>>>>

Визуализация - 2

Полина Терехова, 18 лет

Бывшая фигуристка, с 10 лет жила и тренировалась в Канаде.

Умная и воспитанная, но с характером. Ледяная принцесса с огнем внутри.

Ненавидит хамство, особенно в спортивной среде.

Мне очень важна ваша поддержка, поэтому не забудьте добавить книгу в библиотеку и поставить лайк.

Ниже памятка для моих новых читателей

ГЛАВА 3.

Яр

Пятница, пять утра. Темень, как в заднице у носорога. На льду – мы.

Добро пожаловать в молодежку!

Если хочешь в ВХЛ, то забудь о сне, о еде и о позвоночнике.

(Прим. автора: ВХЛ – Высшая хоккейная лига).

Тренер сегодня в ударе, а когда он в ударе нам всем звездец.

— АНИСИМОВ! — орет Василич через лед, перевалившись через бортик. — Ты зачем в офсайд влетел, как дурак? Глаза еще не разлепил?

— Хотел удивить соперника нестандартным ходом, — отвечаю я, едва дыша.

— Я тебя сейчас удивлю, если еще раз забудешь, где синяя линия!

Поправляю шлем. Потею, хриплю, но молчу.

Сейчас на льду я не герой. Сейчас на льду я – раб.

Хоккей, он как улица. Если слабо стоишь на ногах, тебя снесут, поэтому я всегда стою твердо.

Мы катаем «двухсторонку»: красные против синих. Я сегодня за красных. Пашем так, что у меня икры сводит. Парни стонут, как старики. У кого-то кровь из губы, у кого-то уже из носа. Нормально. Обычное утро.

На скамейке сажусь рядом с Димоном. Тот с трудом держится на ногах.

— Убей меня, брат, — бурчит наш бессменный вратарь. — Это не тренировка, это геноцид.

— Если не сдох, значит, жив, — делаю резкий глоток прохладной воды — Все по плану.

Он выплевывает капу себе на ладонь.

— Не видел больше нашу новую соседку?

Я дергаю плечом.

— Не-а, а что?

— Переживаю, как бы тебя раньше финала из команды не выперли, — издевается друг.

— Не выпрут, — усмехаюсь я, стирая полотенцем пот со лба. — Такая стерва – это прям мое. Глаза у нее, конечно… черт. А ноги... вырезать бы и в рамку. А еще лучше закинуть бы их себе на плечи, пока буду засаживать ей по самые яйца.

— Ты долбанулся? — цокает Димон. — Это же дочь тренера. Нам бы ее обходить десятой дорогой.

— Вот именно. Запретный фрукт, брат. Самый вкусный.

— Это не фрукт. Это кактус. Колется везде.

— Не колется, а соблазняет, — я мечтательно закатываю глаза. — Я бы такой орешек расколол. Причем с наслаждением.

Друг постукивает пальцами по шлему.

— Орех у нее, конечно ого-го. Прям просится, чтобы…

— Эй, угомони свои таланты. А то будешь неделю чистить мой шмот, понял?

— Яр, без обид, — Димон вскидывает руки, сдаваясь. — Просто констатация факта. Я про характер девчонки.

— Ага, характер. Такой, что убить может взглядом.

Но я злюсь не на друга, а на то, что уже второй раз за утро думаю о ней. О том, как она стояла в дверях. Такая вся холодная, ровная, будто генерал в юбке. О том, как не повелась на мою фирменную ухмылку.

Не срабатывает. Не прогибается. И это бесит.

После катания – кросс, потом зал, потом еще лед.

Василич сегодня реально психует. Кричит так, что голос сорвал.

Я падаю на скамью в раздевалке, когда все заканчивается. Руки трясутся, спина горит.

— Ты живой? — спрашивает Демьян, похлопывая меня по плечу.

— Я вообще существую? — протяжно стонет Пашка.

— Нас как будто не к финалу готовят, а к полету в космос, — смеется Димон.

И тут дверь резко распахивается, а на пороге появляется тренер. В раздевалке повисает молчание, все парни мгновенно напрягаются.

Василич заходит медленно, руки сложены за спиной, чеканит шаг. Он осматривает каждого игрока хмурым взглядом, а потом останавливается на мне.

— Ну что, охламоны, — с нажимом произносит он, — у меня для вас одно очень важное объявление.

Мы молчим, переглядываемся. Неужели он уже знает с кем нам предстоит играть в полуфинале?

— Моя дочь, Полина, временно будет жить на базе. Здесь, в общежитии.

Он делает паузу, еще раз прожигая каждого строгим взглядом. И снова он зависает на мне.

Да я че, самый белый из всей команды?

— Если хоть один из вас, озабоченных, попробует подкатить к ней, вылетит из команды быстрее, чем пробка из бутылки.

Никто даже не шевелится, а Василич добавляет:

— Это не шутка и не просьба. Это приказ.

Я почти слышу, как у Димона внутри что-то лопается. И замечаю, как несколько голов поворачиваются…

На меня.

И вот сидим мы, молчим, а у меня внутри два Яра сцепились.

Один – тот самый дерзкий ублюдок, которому похрен на все запреты. Хочет ее. Хочет, чтобы она посмотрела не как на очередного клоуна в форме, а чтобы… да сам не знаю что.

Второй – тот, кто пашет с одиннадцати лет ради этого шанса, ради этой команды. Ради того, чтобы однажды оказаться в ВХЛ, а потом, если повезет, и выше. Для меня хоккей – не игра. Это воздух. Это жизнь. Это все.

И если я вляпаюсь в историю с дочкой тренера, Василич меня не просто выкинет. Он похоронит все мои мечты, и билет в большую лигу сгорит прямо у меня в руках.

Я стискиваю зубы так, что слышу их скрежет. Надо держаться. Надо помнить, ради чего я здесь. Ради чего я просыпаюсь в пять утра, дохну на льду и в зале, глотаю боль и кровь.

Но, блядь!

Мне ведь хватит и одного раза. Только одного!

ГЛАВА 4.

Яр

У пацанского вайба есть три обязательных условия:

1. Жрать вредную фигню.

2. Орать на весь этаж.

3. Не закрывать рот про девчонок.

Мы соблюдаем все три.

В комнате валяется пустая коробка из-под пиццы, на столе стоит бутылка газировки, мокрые после душа бошки и потные носки под кроватью, которые Демьян гордо называет «счастливыми».

Димон лежит поперек своей кровати, обняв подушку. Я сижу у окна, рассматривая свои фотки и думая, не сбрить ли нафиг все волосы?!

Из-под шлема течет, как из ведра. И челка на лоб часто прилипает.

— Яр, я возьму твой планшет?

— Ага.

Пашка прыгает на свое место, снимает блокировку с моего планшета.

— Анисимов, ты серьезно? — усмехается друг. — Опять у тебя на заставке твоя клюшка?

— Это мой личный бог, — отвечаю я с широкой улыбкой. — Она дает мне все: деньги, славу, любовь фанаток.

— А ты ей что?

— Свои волшебные руки.

— Ты лечиться пробовал? — подкалывает меня Димон.

— Я пробовал побеждать, Дим. Тебе не понять.

И тут, как гром, только не с неба, а из коридора, в дверь вваливается Федя. Точнее, Фред. Так его прозвали за странную любовь к американским сериалам и тупым шуткам. Но заходит он так, как будто сорвал джекпот.

— Парни! Вы слышали?!

Все пялимся на него в ожидании сенсации.

— Что, в столовке по утрам вместо каши будут давать красную икру? — ржет Димон.

— Лучше, — Фред сияет от счастья. — Терехова. Она теперь...

Он делает драматическую паузу.

— Медсестричка!!!

— Что? — выпрямляюсь я.

— Кто? — переспрашивает Демьян.

— Ну, типа помощник врача. Вся такая в белом халате. Бинтики, лед, все дела. Только не в сериале, а прямо тут, у нас на базе. И, сука, парни, она в этом халате, как шоколадка в фольге: хочется медленно разворачивать и разворачивать.

— Откуда инфа? — я встаю со стула так резко, что тот отшатывается назад.

— Я видел собственными глазами! Сегодня, когда выходил из зала, а она шла по коридору с подносом и с ледяным компрессом. У меня сразу возникло желание коленом об стенку шарахнуть, чтобы она меня полечила, — улыбка у Фреда до ушей, а у меня возникло желание пересчитать ему зубы. — И Терехова специально, как будто знает, что ее нельзя трогать, рассекает по базе как вызов.

Я стою и тихо наблюдаю, как друзья оживляются. Смешки, шутки, перестрелки глазами, для них это просто развлечение. Для меня – сигнал.

— О, я понял, — цокает Пашка. — Она как красная кнопка. Не нажимай, убьет.

— Да нафиг надо, проблем потом не оберешься, — подытоживает Димон.

— Согласен, — кивает Демьян, — никто к ней и не сунется. Зачем портить себе карьеру из-за стервочки с лицом ледяной статуи?

— Вот именно, — подтверждает Димон. — Она красивая, не спорю, но с ней не заиграешься. Она сожжет тебя взглядом, пока ты только подумаешь подкатить.

Все кивают. Все, кроме меня.

— Вы, конечно, можете и дальше лапать свои клюшки по ночам и дрочить на фотки голых телок, — медленно тяну я, скрещивая руки на груди. — Но лично мне жизненно необходимо уложить эту куколку в постель.

— Че ты сказал? — Фред ржет, принимая мои слова за шутку, но я серьезен как никогда.

— Что слышал.

— Яр, это ж дочка Терехова! — с ошарашенными глазами пялится на меня Димон.

— И она, как девчонка с огнеметом. А я – бензин, — усмехаюсь. — Зато красиво сгорим.

— Да ты сдохнешь, даже не взлетев! — Фред хлопает меня по плечу. — Анисимов, ты реально на это решишься?

— Не решусь. Я уже решился.

— А если тренер узнает?

Я смотрю на каждого поочередно.

— Не узнает, если вы ему не проболтаетесь.

Все молчат, смотрят на меня, как на идиота. А потом раздается синхронный ржач.

— Анисимов сошел с ума!

— Кажется, ему сегодня шайба в голову прилетела…

— И каким же образом ты собираешься уложить ее в постель? — ехидно спрашивает Демьян. — На вечеринке она сразу показала себя, та еще штучка.

— Слушай, Дём, я пока не знаю, — задумчиво тру подбородок. — Но узнаю. Такие, как она, всегда думают, что выше всех. А потом...

— А потом? — интересуется Пашка.

— А потом начинают ждать, когда ты посмотришь в их сторону, — уверенным тоном произношу я. — Но чую, что с ней надо по-другому. Типа там ухаживать, знаки внимания там всякие делать… Короче, Яр Анисимов ненадолго станет джентльменом.

Делаю театральный поклон, парни подхватывают мое настроение и аплодируют мне, присвистывая.

— Слышь, джентльмен! Мы держать свечку, конечно же, не будем, но комната 317 до сих пор пустует и у меня есть запасной ключ, — Фред подмигивает мне.

А я улыбаюсь, потому что я не блефую.

Мне не просто хочется.

Мне надо.

ГЛАВА 5.

Полина

Есть вещи, которые не обсуждаются.

Например, что понедельник – зло, что спорт – это боль. И что Ярослав Анисимов – ходячее недоразумение с прессом.

Да, я видела этот пресс уже несколько раз. Увы, я живу с ним на одном этаже.

Сидеть без дела в общежитии не мой формат. Я не из тех, кто бесцельно гоняет сериалы и жалуется, что «жизнь – не сахар».

Я с шести лет жила на жестком графике. Подъем, лед, тренировка, сбалансированное питание, учеба, сон, все по кругу. Поэтому спустя три дня без расписания я начала нервно грызть ногти.

Папа это заметил и предложил «немного поработать».

Ключевое слово – немного.

— Помощник врача? — переспросила я с холодной вежливостью, глядя на отца через стол.

— Помощник спортивного врача, — поправил он, делая глоток кофе. — Нам не хватает рук, ты в теме. У тебя медицинская база, плюс ты знаешь, как работать с травмами. И тебя уважают.

— «Уважают» и «боятся» - разные вещи, — буркнула я.

— Но обе формулировки работают, — подытожил он. — А это важно.

И вот я иду по коридору к медкабинету, с бейджем «Полина Терехова» и с комом раздражения где-то под ребрами.

Потому что я знаю, что это не просто кабинет, это новый эпицентр унижения. Где все эти лоси с клюшками будут мельтешить перед глазами, пыхтеть, травмироваться, и (о, да!), приходить за льдом и бинтами именно ко мне.

Открываю белую дверь и вхожу в кабинет. Тут светло, места много, пахнет спиртом, резиной и чем-то мятным.

На стуле у окна сидит врач. Как только я переступаю порог, он отрывает взгляд от бумаг.

— Ты Полина Терехова? — с улыбкой спрашивает он и встает.

Парень молодой, лет двадцать шесть, не больше. Хмурый, худой, но с добрым лицом.

— Да.

Я протягиваю руку, он едва-едва сжимает ее, как человек, который не привык ломать.

— А я – Илья и ко мне на «ты». Не волнуйся, я вполне адекватный и не строгий. Хотя, если зайдет Анисимов, то я могу быть резким.

Я хмыкаю.

— Тебе он тоже успел насолить?

— Раз в неделю кто-то да принесет мне от него травму. Так что этот вспыльчивый форвард обеспечивает меня работой.

Мы мило улыбаемся друг другу.

— Ладно, — Илья кивает на дверь, — раз уж ты теперь моя помощница, проведу экскурсию по этажу.

Мы выходим в коридор. Он широкий, с серыми стенами и бесконечными дверями. Где-то вдалеке слышен смех, хлопки, кто-то орет: «Пашка, тащи шайбу!».

— Вот это, — Илья показывает на дверь с табличкой «Зал ЛФК», — место, куда ты будешь бегать чаще всего. Растяжка, упражнения, восстановление. Если вдруг увидишь там полкоманды валяются на полу, не пугайся. Это они так «работают».

Я усмехаюсь.

— Работают или спят?

— И то, и другое, — отвечает он сухо, но глаза улыбаются.

Мы идем дальше. Он открывает следующую дверь.

— Комната для массажа и прогрева. Тут лежит куча ламп, подушек, всяких приблуд, которые иногда кажутся средневековыми орудиями пыток. Но нет, это все для блага игроков.

— Угу, — я скептически поднимаю бровь. — Уверен?

— Абсолютно, — он чуть наклоняет голову. — Хотя если тебе попадется Димка – основной вратарь команды, будь осторожна. Он любит симулировать: будет орать, что умирает, пока ему просто фиксируют тейп.

Мы минуем еще одну дверь. Из-за нее доносится грохот музыки и хохот.

— А это – раздевалка. Туда без меня лучше не соваться, даже если позовут. — Илья на секунду задумывается. — Особенно если позовут.

Я прикусываю губу и киваю.

— Запомню.

— Обязательно запомни, — голос Ильи серьезен. — Эти парни хорошие, но у них свои правила. И у тебя тоже должны быть.

Мы снова идем по коридору. Он останавливается у узкой двери с матовой табличкой «Физиотерапия».

— Твое второе место работы. Аппараты, токи, компрессы.

— Поняла, — я чувствую, как внутри все сжимается от ответственности.

Илья замечает это.

— Не пугайся, Полина. Ты быстро вольешься. Они громкие, наглые, иногда бешеные. Но когда они выходят на лед, сама понимаешь: ради этого и стоит терпеть их идиотские шутки.

Мы останавливаемся у окна. Внизу двор, асфальтовая площадка, на которой пара ребят гоняют мяч.

— И последнее, — тихо говорит Илья. — На Анисимова не ведись. Он заводила. Всегда проверяет, где границы. Если дать ему палец, откусит руку.

Я закатываю глаза.

— Илья, признайся честно, мой папа велел тебе провести со мной беседу по поводу хоккеистов?

Он улыбается и кивает.

— Тогда ты мне еще и инструкции по выживанию выдай.

— Если нужно – выдам. Полина, ты справишься. Главное – не дай им почувствовать, что ты их боишься.

Кажется, это девиз Ильи. Именно так он выживает среди всех этих тестостероновых ходячих проблем.

Первый визит наполовину трагикомичный. Заходит защитник, колено в бинтах, настроение ниже плинтуса.

— Поскользнулся, — недовольно бурчит он.

Я помогаю Илье с компрессами, протираю кожу антисептиком.

Все спокойно до тех пор, пока в дверь не заходит Он.

Как по часам. Как будто вселенная говорит: ну-ну, расслабилась, девочка? Щас я напомню, кто тут главный источник проблем.

— Здорóва, доктор, — голос ленивый, как будто он только что проснулся после вечеринки.

В проеме стоит Ярослав в шортах, с растрепанными волосами, с синяком на щеке, который выглядит почти как аксессуар. Руки в карманы, тело расслабленное, взгляд дерзкий.

— Ну, здравствуй, мой пациент года, — говорит Илья без улыбки. — Что на этот раз?

— Да ничего особенного.

— Если ничего особенного, зачем тогда приперся? — фыркаю я.

Анисимов поворачивает голову в мою сторону и ехидно усмехается.

— Привет, Терехова.

— О, а вы уже познакомились? — выгибает одну бровь Илья.

— Не мы, — говорю я. — А он – с моим терпением.

— А ты теперь санитарка? — Ярослав плюхается на кушетку, раскинув руки, как хозяин жизни. Мышцы под тонкой футболкой перекатываются, и он этим намеренно хвастается. — Или это очередной эксперимент: «наставь ледяную стерву на путь служения»?

ГЛАВА 6.

Полина

Бумаги, бумаги, бумаги. Кажется, я в них сегодня закопалась. Черт бы побрал все эти бумаги.

Я думала, что «помощник врача» – это работа с хоккеистами, а оказалось, что бóльшая часть дня – это таблицы, карточки, подписи и отчеты.

Сидеть за компом и печатать фамилии с бесконечными цифрами – вот где настоящий ад. После четырех часов беспрерывного клацанья по клавиатуре у меня болит не только пятая точка, а еще и спина, и шея, и даже ноги.

К вечеру я плетусь в сторону душевой, как герой после апокалипсиса. Хочу побыстрее смыть с себя сегодняшний день.

На базе женского душа нет. Логично. Тут живут только парни. Но по волшебному приказу папы уже на второй день на двери появился шпингалет. Я обычно хожу в душ поздно вечером, когда весь этаж утопает в храпе, либо утром, когда все парни уже на тренировке.

Сейчас ждать, пока хоккеисты все разбредутся по комнатам, нет сил.

Захожу. Плитка, пар, запах шампуня и мужского геля для душа. Кабинки, правда, без дверей, только шторки. И каждая шторка выглядит так, будто ей лет сто.

Скидываю одежду, забираюсь под воду.

Боже, какое счастье!

Горячая вода бежит по коже, и я готова рыдать от благодарности.

Минуты через три понимаю, что счастье быстро закончилось, потому что в душевой кто-то явно есть.

Слышу шаги, а потом раздается хриплый голос, который ни с кем нельзя перепутать.

— Эй, парни, че за фигня? Кто закрыл дверь изнутри?

Нет. Нет. Только не это.

Я застываю, как в дешевом фильме ужасов, внимательно наблюдаю за шторкой и готовлюсь бить кулаком прямо в нос.

Тень от руки тянется к шторке, и вот теперь я точно готова умереть.

— Анисимов, свали отсюда!!! — кричу громко и хватаю шторку, не позволяя ему ее открыть.

— Блядь, Терехова? — слышится ошарашенный голос. — А ты че тут делаешь? Это ж мужской душ!

— Ага, Шерлок! А где мне мыться, по-твоему? В фонтане на площади?

Он громко и нагло смеется. И я прям чувствую его присутствие по ту сторону. А еще я смотрю вверх, вдруг этот наглый придурок захочет заглянуть через высокие перегородки.

— Да расслабься ты, я не подсматриваю, — лениво тянет Анисимов.

Конечно. Уже представила, как он стоит там и ухмыляется, прижимаясь к стене.

— Как ты вообще вошел? Я закрылась изнутри.

— Дернул дверь сильнее.

— Сила есть, ума не надо, — бурчу я. — То есть закрытая дверь тебя не остановила?

— Да я вообще забыл, что ты тут у нас живешь.

— Хватит зубы мне заговаривать. Выйди!

— Ага. И потом объясняй всей команде, почему ты орала в душе? Не-е-ет, Терехова, они же сразу поймут, что между нами что-то было.

— Ниче между нами не было! — я закатываю глаза и шумно выдыхаю.

Шум воды глушит его шаги, но я знаю: он все еще тут. И я знаю еще кое-что. Если я сейчас выйду, точно врежусь с ним нос к носу. Мокрая и уязвимая.

И Анисимов будет ухмыляться так, как будто выиграл финал Кубка Гагарина.

Я еще пребываю в шоке, но делаю глубокий вдох. Решаю действовать так, будто я полностью контролирую ситуацию.

— Ладно, — говорю сквозь зубы, — давай ты уйдешь, и я останусь при своем достоинстве?

— Не переживай, Терехова, — лениво тянет он, — я просто подам тебе полотенце. Настоящая услуга от Яра Анисимова.

— Я сказала, уйди! — ору я, пытаясь перекричать поток воды.

Но Ярослав, конечно, действует как чемпион по тестостерону и наглости. Он просовывает руку в душевую и протягивает мне полотенце. Но его пальцы тут же размыкаются, и полотенце прилетает прямо к моим ногам.

Я поднимаю его и слышу ядовитые смешки за шторкой. Он получает удовольствие от собственной дерзости.

— Че, Терехова, похоже, твоя ледяная гордость немного тает.

— Держись на расстоянии, Ярослав! — грозно объявляю я, выжимая полотенце.

— Ладно-ладно, — тянет он, — даю тебе десять минут. А потом я приду, и буду купаться в соседней душевой. И даже шторку не задвину.

Я злюсь, но уже не на него, а на себя. Не могла подождать пару часов? Будет мне уроком.

Все еще осматриваясь по сторонам, я быстро обмываюсь, оборачиваюсь в мокрое полотенце и осторожно выглядываю из-за шторки. Никого нет.

И тут я вижу, что на вешалке нет ни футболки, ни спортивок, ни белья. Только одна вещь висит, нарочито аккуратно, как в витрине магазина.

Мужская футболка. Черная, широкая, с огромным номером «39» на спине. А выше красуется фамилия: Анисимов.

Я зажмуриваюсь и считаю до трех. Может, это розыгрыш Вселенной? Может, мои вещи просто уползли сами?

Но нет, это его работа.

— Серьезно? — шиплю я в пустоту, сжимая край полотенца. — Он решил, что я буду щеголять в его футболке?!

Футболка, конечно, просторная. Настолько, что на мне она будет как платье. Только вот платье с яркой надписью, которая орет на весь этаж: «Эй, ребята, смотрите! Терехова в вещах Анисимова!».

Я беру ее двумя пальцами, как что-то радиоактивное. Она пахнет им. Точнее, мужским парфюмом, который упрямо держится на ткани.

— Охренеть, — шепчу я, чувствуя, как щеки предательски горят.

Выбор у меня, конечно, так себе: либо выйти в одном коротком полотенце (и словить по пути весь этаж свидетелей!), либо натянуть на себя трофей с номером 39.

Я закатываю глаза, бормоча:

— Терехова, добро пожаловать в ад.

И натягиваю футболку. Ткань мягко ложится на плечи, закрывает мои ноги до середины бедра. В зеркало я выгляжу так, будто пришла поддерживать любимого хоккеиста с плакатом «Я ♥ Анисимова».

— Если меня сейчас кто-нибудь увидит, — я прикусываю губу, — я его убью.

Но, конечно же, именно в этот момент за дверью раздается знакомый гогот. Громкий, наглый, с тем самым оттенком победителя. Кажется, он уже ждет шоу.

Что ж, я ему сейчас его устрою!

ГЛАВА 7.

Полина

Осторожно приоткрываю дверь и делаю первый шаг, прижимая края футболки к бедрам.

Медленно поднимаю голову и вижу, что у стены, неподалеку от моей комнаты, растянулись трое: Ярослав, Пашка и Димон. Все в спортивках, расслабленные и довольные жизнью. Как будто специально собрались здесь, чтобы добить меня.

Анисимов замечает меня первой, его взгляд скользит по мне. Начиная с волос, где капли стекают по шее, потом до подола футболки, опускается к голым коленкам и в конце зависает на моих щиколотках.

— О-о-о, — протягивает он с самой самодовольной ухмылкой. — Вот такая реклама моей фамилии мне нравится.

Я чувствую, как земля уходит из-под ног.

— Ну, ни хрена себе, — присвистывает Пашка, которого Ярослав сто пудов специально притащил сюда. — Полин, а ты че, фанатка Анисимова?

— Тогда надо встать в очередь, — вставляет Димон, и парни начинают ржать.

Я ощущаю, как краснею, нервно покусываю нижнюю губу, пальцы вцепились в край футболки. Хочется провалиться сквозь землю. Но я же Терехова. Я не дам себя в обиду.

Делаю вдох и расправляю плечи.

— Смешно, парни. Очень смешно, — бросаю я равнодушным тоном и приближаюсь к ним. — Зал аплодирует стоя.

— Не-не, — Ярослав подается чуть вперед, локтем облокотившись о стену. Голос ленивый, но глаза блестят. — Зал пока просто любуется.

Он смотрит так, будто специально смакует каждую секунду моего позора. И я чувствую – ему этого мало. Ему нужно, чтобы я взорвалась, показала свои эмоции.

Не дождется.

— Ты украл мои вещи! — шиплю я.

— Я? — он делает вид, что удивлен. — Да ты что, Терехова. Наверное, они сами сбежали. А я оставил тебе лучшее, что у меня есть.

Он кивает на футболку.

И я понимаю, что у меня нет ни малейшего шанса выглядеть убедительно, когда я стою перед ним босиком, с мокрыми волосами и в его именной форме.

— Убери свою нахальную улыбочку с лица и верни мои вещи.

— Тебе идет, — он меня игнорирует, продолжая пожирать взглядом. — Прям как будто уже моя. Еще и без трусиков.

Я останавливаюсь в шаге от него, приподнимаюсь на носочки.

Тянусь к его лицу так близко, что он чувствует тепло моего дыхания. Его улыбка застывает, еще секунда и он решит, что я…

— В следующий раз, — медленно шепчу я ему прямо в ухо, — постирай футболку, прежде чем подсовывать девушкам. Воняет.

Я резко отстраняюсь, сдерживая смех. У него на лице выражение полного офигевания. Пашка и Димон сначала зависают, а потом давятся хохотом.

Я прохожу мимо них, демонстративно поправляя «платье» с номером 39, и даже не оглядываюсь.

Но всей спиной чувствую, что Ярослав Анисимов остался в коридоре с видом человека, у которого только что слегка пошатнули корону на голове.

Захожу к себе и сразу же закрываюсь на два оборота. Стягиваю футболку, бросаю ее на кровать.

И что мне с ней теперь делать? Выкинуть в окно? Порезать на лоскуты? Помыть ею пол?

Нет, пожалуй, я приберегу ее. Пусть полежит в моем шкафу, пока не наступит ее время. И тогда Анисимов пожалеет, что подсунул мне ее.

Вечером я спокойно сижу на кровати, уплетаю зефир и параллельно стараюсь читать учебник по экономике.

Боже, это такая скука! Лучше бы я прогнала несколько номеров без отдыха, чем в десятый раз перечитывать одну и ту же страницу.

Но тут я слышу за стенкой девичий смех. Такой заливистый, как будто там выступает стендап комик. Не трудно догадаться, что у кого-то из хоккеистов будет горячая ночка.

Смех сменяется стонами, толчками кровати о стену и мне хочется свалить из комнаты куда подальше. Прыгаю в кеды, хватаю учебник и тихонько выхожу из своей комнаты.

В коридоре тишина. Что ж, может свежий воздух поможет мне сконцентрироваться на чтении?!

На следующее утро я как штык в восемь утра в медблоке.

— Полин, сегодня будешь помогать мне на восстановлении. А то твой отец конкретно так погонял мальчишек, — говорит физиотерапевт Ирина Петровна и вручает мне планшет с графиком игроков.

— Ты справишься?

А куда я денусь.

Я киваю, завязываю волосы в высокий хвост и надеваю медицинские перчатки.

Белые. Как символ моей личной войны за чистоту от гнилых комментариев, от грязных шуток и от одного конкретного лица, которое сегодня опять будет маячить на горизонте.

И проблема сегодняшнего рабочего дня в том, что я должна «помогать» восстанавливаться всей команде. То есть не просто мелькать в коридоре, а стоять рядом. Трогать. Массировать. Обрабатывать растяжения, ушибы и вывихи.

Сказать, что я в восторге – это как сказать, что лед обожает огонь.

Пацаны, конечно, стараются не перегибать. Кто-то стесняется, кто-то косит глаза. Но есть один, кто не играет по правилам. И он появляется последним, как будто выжидает.

— Здрасьте, Ирина Петровна, вы сегодня прекрасно выглядите, — тянет этот подхалим. — Новый цвет помады? Вам очень идет.

— Садись давай, звездочка ты наша, — улыбается женщина, млея от комплимента, а потом смотрит на меня. — Массаж голени, Полин. Он ногу дернул на тренировке.

И физиотерапевт спокойно уходит, оставляя меня наедине с Анисимовым.

Отлично, блин!

— Устал по девочкам бегать? — спрашиваю хладнокровно, не глядя на парня.

— С чего ты взяла? — усмехается Ярослав, растягиваясь на кушетке.

— Откуда бы еще растяжка на правой ноге? Не от чтения же книг.

— Терехова, ты следишь за мной или просто мечтаешь обо мне по ночам?

Я игнорирую его вопрос, опускаюсь на корточки. Начинаю разминать мышцу.

Молчу, но Анисимов же не может молчать.

— У тебя очень умелые руки.

— А у тебя очень воспаленное воображение.

— Я люблю, когда ты язвишь. Это делает процесс интимнее.

— Я люблю, когда ты молчишь. Это делает мир чище.

Он смеется, а я поднимаю голову и смотрю в его карие глаза. Веду себя спокойно и ровно, а его прям распирает. Чую, что он сейчас опять что-то ляпнет.

ГЛАВА 8.

Яр

Рано утром просыпаюсь от того, что Пашка храпит так, будто бензопилой деревья валит. Димон тоже орет во сне, опять шайбу не поймал, наверное. Красота.

Я переворачиваюсь на бок, пару минут пялюсь в потолок и понимаю: сна нет.

Встаю, чешу затылок, пробираюсь к окну. Штора перекошена, я отодвигаю ее, смотрю вниз и зависаю.

На стадионе кто-то нарезает круги, прищуриваюсь.

Конечно! Кто ж еще может так выпендриваться в пять утра?

Терехова.

Волосы собраны, движения резкие, лицо сосредоточенное. Она не просто бегает, она будто убегает от кого-то. От всего, наверное. От меня? Ха. Не выйдет.

Я подпираю подоконник рукой и ухмыляюсь. Девочка-ледышка решила показать характер. Да ладно, принцесса, я тебя уже читаю, как открытую книгу.

Смотрю еще пару минут. И вот что странно: она не тормозит. Ни на секунду. Ни телефон не проверяет, ни на музыку не отвлекается. Просто бежит, будто у нее жизнь стоит на кону.

Хм. Интересно.

Что она вообще тут делает?

Василич тупо поселил ее в общаге и сказал всем: «Моя дочь будет рядом, не бузите». Ну да, конечно. Я-то знаю, что такие истории просто так не появляются.

И как к ней подступиться?

Скольжу взглядом по ее фигуре, по упругой попке, что выступает даже сквозь черные шаровары, и чувствую, что губы сами растягиваются в наглой ухмылке. Подступиться – не вопрос. Вопрос, когда она сдастся?!

Разворачиваюсь, хватаю планшет со стола и вбиваю в поиск: «Полина Терехова».

Щелкаю по первому же результату.

Ого. Фото с соревнований. Лед, форма, медали. Значит, спортсменка. Ну, так и знал.

Еще пару страниц: интервью, пара новостей про отца. Все сходится.

Я откидываюсь на стуле, пальцами щелкаю по экрану.

Значит, ты у нас не просто «папина дочка», а сама знаешь, что такое тренировки до изнеможения, знаешь цену победам.

Я усмехаюсь.

Ну что, Терехова, добро пожаловать в мой список. Я ведь люблю тех, кто думает, что сможет мне сопротивляться.

Листаю дальше, и тут мне прилетает.

«Фигуристка Полина Терехова поймана на допинге».

Че-го???

Я чуть со стула не валюсь, перечитываю заголовок, потом еще раз.

Нихрена себе!

Щелкаю на статью, сразу всплывает фотка: она в платье на льду, сияет, в руках медаль.

Подписано: «Лучшая пара чемпионата Канады».

А ниже жирными буквами: «Лишены всех регалий. Партнер отказался от комментариев».

Я присвистываю, не обращая внимания на дрыхнущих парней.

Вот это, блядь, поворот!

Читаю дальше.

Терехова клянется, что никакого допинга не принимала. Ага. Конечно. Все так говорят. Но анализы, видимо, орали обратное.

Значит, наша ледяная принцесса не такая уж и святая. Спортсменка, весь из себя эталон дисциплины и тут – бац!

Обосралась на весь мир.

И теперь сидит тут, на нашей базе, и делает вид, что выше всех нас. Ты посмотри какая, а?!

Я усмехаюсь.

Да ты просто подарок, Терехова. Ты нарезаешь круги на стадионе, будто пытаешься смыть с себя прошлое. Но, знаешь, оно всегда догоняет.

А я? Я как раз тот ублюдок, который умеет прошлое доставать, выворачивать наружу и делать больно.

Вопрос теперь звучит иначе: не «как подступиться», а с чего начать?!

И тут меня накрывает мысль. А ведь я могу быть первым, кто скажет ей: «я все знаю». Представляю, как в ее глазах загорается смесь злости и страха.

И сразу ясно: я задел там, где больно.

Ярко и вкусно.

Возвращаю свое внимание на планшет, щелкаю следующую статью. Та же история: «Терехова, скандал, дисквалификация».

Бесконечные одинаковые буквы, и только ее фотки цепляют. На них она королева льда, а сейчас бегает по стадиону, как будто отрабатывает срок.

Я наклоняюсь ближе к планшету, провожу пальцем по экрану.

— Ну что, Поля, — бормочу сам себе. — Накрутила ты из себя ледяную богиню, а на деле такая же грязная, как все.

Сижу, барабаню пальцами по столу. План встает в голове сам собой.

Первое. Мне надо проверить, как она реагирует на само слово «допинг». Если дернется – бинго.

Второе. У нее явно больная тема с доверием. Такую проще всего прижать в угол, когда она не ожидает.

Третье. В этой истории куча дыма. А значит, можно вытащить из нее огонь.

И я уже вижу, как это может выглядеть. Она вся такая правильная, с умным видом помощницы врача. А я тот, кто держит в руках ее маленький секрет. Или не такой уж маленький.

И главное: я не скажу сразу. Я придержу этот козырь у себя в рукаве, буду играть, как с шайбой. Сначала намеки. Потом – легкие подколы. Потом – жесткий заход.

И посмотрим, как быстро твоя ледяная маска треснет, Терехова.

Я откидываюсь на спинку, улыбаюсь в потолок.

Парни храпят так, что уши закладывает. На стадионе все еще бегает она. А я думаю о том, что ни хрена не собираюсь быть просто ее «очередным».

Нет.

Я стану тем, кто разобьет ее хрустальный фасад и покажет всем, что внутри.

Все.

Решено.

ГЛАВА 9.

Яр

Тренировка начинается с криков Василича. Он выходит на лед вместе с нами, и у меня иногда возникает ощущение, что этот дед, если дать ему коньки и клюшку, все равно сделает круг быстрее любого из нас.

— Анисимов, быстрее жопой двигай, это не дискотека! — орет тренер так, что даже пустые трибуны вздрагивают.

— Есть, командир! — ухмыляюсь, подбрасывая шайбу клюшкой.

Мы гоняемся по льду, будто у нас не тренировка, а финал чемпионата мира. Демьян падает, встает и снова падает. Пашка лупит по воротам так, что даже сетка звенит. Фред, сука, опять орет песни из своего любимого сериала и мешает сосредоточиться.

Я разогнанный до предела. Лед стучит под лезвиями коньков, мышцы горят, а в голове только одно: сегодня я здесь царь.

На тренировке, в игре – это мой лед. Тут я хозяин.

— Ради победы не жалко и кровь на лед пролить! — ревет Василич, и у меня на секунду по телу скользит холодок.

Потому что он не просто зверствует, он верит в нас. И мы верим.

Я слышу его голос через адреналин, через собственное бешеное дыхание. Мозг фиксирует каждое слово.

Не жалко крови. Ну моей, может, чуть-чуть. Чужой – хоть ведро. Главное – победа.

Сгоняли серию бросков. Я уперся в вратаря так, что он уже сам психует:

— Да пошел ты, Яр!

— Рад стараться, Димон, — ухмыляюсь я.

В раздевалке потом все дышат, как марафонцы. Пот с нас течет, волосы мокрые, руки дрожат. Но это кайф. Настоящий кайф.

Василич заходит, закрывает за собой дверь, и мы сразу замолкаем. Не потому что боимся, а потому что он реально наш идол.

— Ну что, мужики, — он скользит взглядом по каждому, — готовьтесь. В полуфинале вас ждут «Стальные Зубры».

На секунду в раздевалке повисает тишина, даже подпевающий себе под нос Фред рот закрыл.

«Зубры» - это жесть. Они как танки, у них защита, как бетонная стена, а нападение – чистый ураган.

Я провожу рукой по лицу, зачесываю влажные пряди волос назад и усмехаюсь.

— Отлично, — говорю я повышенным тоном. — Хоть будет кого разъебать по-настоящему.

Парни оживляются, кто-то подкидывает бутылку вверх, кто-то хлопает ладонями по скамейке.

Эта новость как бензин в огонь.

Я уже чувствую: впереди будет мясо. Но мясо – это то, ради чего мы живем.

Василич щелкает пальцами, будто подытоживает все вышесказанное:

— Вечером всех жду в общем зале. Будем разбирать игру «Зубров».

Он специально делает паузу, дожидается, пока каждый кивнет. Даже те, кто обычно отмораживается.

— И чтоб никто, мать вашу, не слился, — рычит тренер. — Хотите в финал? Значит, головы включайте. На характере далеко не уедем, мозгами тоже нужно работать.

Парни переглядываются, я вижу: глаза горят, у всех внутри завелась та самая пружина.

Фред под нос бурчит:

— Будем жрать этих зубров.

— Тебя бы сначала отучить песни петь, — огрызаюсь я. — А то твои треки как пластинка потом в башке крутятся весь день.

Ржем, но внутри уже клокочет от предвкушения. Вечером, когда засядем смотреть их матчи, это будет совсем другое кино. Там все всерьез: схемы, тактика, кто как клюшку держит, кто на коньках летает, а кто черепаха.

Я завязываю шнурки на кроссах и поднимаю голову.

В полуфинале шуток не будет. И кровь на лед мы реально прольем, если надо будет.

В обед сижу в столовке, ковыряю вилкой макароны, слушаю, как Пашка рассказывает про новый сериал, а Федя спорит с Димоном, кто сильнее: Овечкин или какой-нибудь канадский мамонт.

И тут в зал заходит Терехова. В чистой футболке, волосы мокрые после душа, нос уткнула в поднос. Садится через два столика от нас.

Ну что, детка. Самое время.

— Василич сказал, чтоб без всякого…, — начинаю громко, так, чтобы слышали все, и кидаю пацанам многозначительный взгляд, — …допинга.

Слово специально вытягиваю, как наживку на крючке.

Демьян ржет:

— Да кому нужен твой допинг, Яр. Тебе и так крышу срывает.

— Ага, — поддерживает Димон, — ты и без химии шайбами стены пробиваешь.

— Ему и так хватает, — влезает Пашка. — Ты посмотри, у него эго в три раза больше, чем бицепс.

Все смеются, а я краем глаза ловлю реакцию Полины. Она замирает на долю секунды. Маленькая, почти незаметная пауза, но я ее вижу. Вилка зависла над тарелкой, потом девчонка резко продолжает есть, будто ничего и не случилось.

Бинго, Яр!

Я усмехаюсь и делаю вид, что вернулся в разговор парней, но внутри уже щелкнуло: попал в цель.

Девчонка резко встает, поднос громко шлепается об стол, раздается стук посуды. А Полина выходит из столовки, даже не оборачиваясь.

Ну куда ж ты, моя ледяная стерва? Думаешь, сбежишь?

Небрежно бросаю вилку в тарелку и срываюсь за ней.

Коридор пустой и длинный. Она идет быстро, почти бежит, влажные волосы подскакивают на плечах.

— Эй, Терехова, — догоняю ее и встаю рядом. — Привет.

— Чего тебе, Ярослав? — бросает она, даже не глядя на меня.

Я нагибаюсь ближе к ее уху, почти касаясь дыханием:

— Мне бы спину помассировать. Приходи сегодня вечером ко мне в комнату, никто нам не помешает.

Терехова резко тормозит, медленно поворачивает голову. Взгляд, как скальпель, острый и дико опасный.

И тут за нашими спинами раздаются гулкие шаги.

Я оборачиваюсь и вижу Василича. Он идет по коридору, руки за спиной, морда каменная. Но глаза… мать его, эти глаза прожигают насквозь.

Я чувствую себя пацаном, пойманным за сигаретой за углом спортшколы.

Полина вдруг ядовито улыбается. И тихо, едва двигая губами, шепчет:

— Сейчас у папы разрешения спрошу. Можно мне к тебе сегодня вечером в комнату или нет.

И кидает взгляд в сторону тренера.

Я сглатываю, спина покрывается холодным потом.

Вот же черт.

Я, Ярослав Анисимов, нападающий, которого боятся вратари и защитники всей лиги, впервые за долгое время реально очкую.