Мой зверь

Глава 1

За окном медленно брезжил рассвет. Золотые и розовые полосы пробивались сквозь темную ткань ночного неба, медленно разгоняя угрюмые тени. Я сидела неподвижно на лавке у окна, не отрывая взгляда от мрачной стены леса, что плотным кольцом обступила нашу маленькую избушку. Ни звука, ни движения. Только бесконечные, молчаливые деревья, скрывающие в своей глубине неведомые опасности.

Калеб… Где ты сейчас? Все ли с тобой в порядке? Жив ли ты?

Тревога, словно змея, безжалостно обвивалась вокруг сердца, сдавливая его в тисках. В голове роились самые мрачные мысли. Я знала, что сейчас он там, в лесу, лицом к лицу со смертью.

Тяжело быть женой охотника на оборотней. Этот постоянный страх, это томительное ожидание … Но когда-то я сама выбрала этот путь, добровольно связала свою жизнь с этим человеком. Теперь я жду, пока он в ночь полнолуния уходит в лес вместе с другими охотниками, чтобы выслеживать и уничтожать этих проклятых тварей, этих порождений тьмы.

И каждый раз, провожая его, я знаю, что это может быть последний раз. Каждый раз я молюсь, лишь бы он вернулся домой живым, целым и невредимым. Лишь бы я снова увидела его улыбку, услышала его голос, почувствовала его тепло.

Когда в избе стало достаточно светло, чтобы различать предметы, я наконец оторвалась от окна. Хватит терзать себя догадками и предаваться мрачным фантазиям. Нужно занять чем-то руки, отвлечься хоть ненадолго, чтобы тревога не поглотила меня целиком.

Подбросив хвороста в печь, я принялась за привычные утренние хлопоты, стараясь не думать о плохом. Сначала наполнила водой чугунок из ведра у двери и повесила его над огнем, наблюдая, как языки пламени жадно лижут его бока. Пока вода медленно закипала, я принялась вытирать пыль с деревянных полок, где стояли глиняные горшки с травами и специями, собранными мною в лесу.

Когда вода в чугунке забурлила, я бросила в кипяток горсть сушеных грибов, собранных летом, и немного овсяной крупы. К каше я добавлю вяленое мясо, которое Калеб приготовил еще осенью. Запах дыма и грибов, смешанный с тонким ароматом трав, наполнил избушку, словно окутывая меня теплым одеялом. Этот знакомый запах всегда немного успокаивал меня.

Вскоре простой, но сытный завтрак был готов. Я достала домотканую скатерть, которую вышила собственными руками, и заботливо накрыла стол. Расставила две деревянные миски и ложки, вырезанные Калебом из березовой коры. По привычке, не задумываясь, налила сначала в его миску, до краев, потом в свою, немного меньше.

А вдруг он не вернется? Зачем я все это делаю? Для кого готовлю?

Прежде чем сесть завтракать, я не смогла удержаться и решила еще раз взглянуть в окно, словно надеясь увидеть чудо.

И увидела.

Вдали, на самой опушке леса, между темными стволами деревьев, был виден темный силуэт. Сердце на мгновение замерло, словно испуганная птица, а затем бешено заколотилось в груди, бешено отбивая чечетку в такт моим надеждам. Неужели… это он?

Я прильнула к запотевшему от дыхания стеклу, пытаясь разглядеть знакомые черты, уловить характерную походку. Фигура была еще слишком далеко, расплывчатая и неясная.

Кто это может быть? Другие охотники живут в деревне, с другой стороны… Нет, это он! Должен быть он! Никто другой не ходит так уверенно и не держит спину так прямо.

Нетерпеливо затаив дыхание, я всматривалась в приближающуюся фигуру, пытаясь рассмотреть каждую деталь. И вот, наконец-то, залечила его размашистая, уверенная походка. Да, это он! Широкие плечи, длинные сильные ноги… Даже издалека я узнала бы его из тысячи. Вот и старая кожаная куртка, пропитавшаяся запахом костра и леса, моя любимая, такая мягкая и уютная. И любимая шапка из волчьего меха, которую я когда-то сшила ему своими руками, вложив в каждую петельку свою любовь и заботу.

груди вспыхнула такая бурная волна радости, такой нестерпимый прилив счастья, что я не смогла сдержать тихого вскрика.

– Калеб! Живой! Ты вернулся! Целый и невредимый!

Целый месяц спокойствия, любви и простого счастья, когда мы будем вместе встречать рассветы, бродить по лесу, собирать травы и ягоды, делить друг с другом радости и печали. Месяц тихих вечеров у камина, рассказов о прошедших днях и планов на будущее. Целый месяц, пока проклятая луна вновь не заставит его уйти в ночь, навстречу опасности, в объятья смерти.

Калеб приближался, с каждым шагом становясь все отчетливее. Не в силах больше сдерживать себя, я поспешно накинула старый плащ, натянула скрипучие сапоги, схватила с крючка у двери теплый шерстяной платок, связанный еще моей бабушкой, и выскочила на крыльцо.

Он увидел меня издалека, и мир вокруг словно наполнился светом. Улыбка, такая широкая и искренняя, озарила его лицо, стирая с него следы усталости и напряжения. Большая, загорелая рука взметнулась в приветственном жесте. От внезапного облегчения и безграничной радости у меня перехватило дыхание, в глазах защипало от слез. Я, не стесняясь, забыв про свой возраст, запрыгала на месте, размахивая руками, как девчонка.

Калеб, заметив мой восторг, громко рассмеялся, и этот смех, такой родной и любимый, такой долгожданный, отозвался в моем сердце самыми теплыми и нежными нотами. В этот миг, глядя на его счастливое лицо, на его лучистые глаза, я ощутила себя самой счастливой женщиной на свете. Мой муж вернулся. Живой. И это было единственным, что имело значение.

Глава 2

Наконец, он рядом. Вот он, передо мной, такой сильный, родной, любимый. Я с радостным криком, полным восторга и облегчения, кинулась ему в объятия, крепко обхватив руками его сильное, натруженное тело, чувствуя, как бьется его сердце. В этот момент мне показалось, что он тихо застонал от боли, прижав меня к себе слишком сильно.

– Калеб, что случилось? – с тревогой отстранилась я, внимательно осматривая его лицо, пытаясь понять. – Ты ранен?

– Да нет, родная, все в порядке, – попытался он отмахнуться, но в голосе прозвучала какая-то натянутая бодрость. – Пару синяков, не больше. Главное, мы одного из них прикончили. Мир стал немного безопаснее. Скоро все заживет, буду как новенький.

– Все равно покажи, – нахмурилась я. – Дома есть мазь с арникой. От ушибов самое то. Она быстро снимет боль и воспаление.

– Не стоит, родная, – отмахнулся он, прижимая меня к себе. – Ты же знаешь, на мне все как на собаке заживает, быстро и бесследно. Лучше скажи, я успел к завтраку?

– Да, я как раз на стол накрыла, – улыбнулась я.

– Ну тогда пошли скорее, – воскликнул он, подхватывая меня на руки, словно пушинку. – Я голодный как волк!

Он аккуратно понес меня в избушку. Мне было так уютно и тепло в его сильных объятиях, так спокойно и надежно. Мягко покачиваясь в его руках, словно в колыбели, я ощущала себя в полной безопасности, словно все тревоги и страхи остались позади, за дверью нашего дома.

В какой-то момент мне снова показалось, что Калеб едва слышно застонал, и тревога снова кольнула сердце. Что с ним? Что за рану он скрывает? Почему он не хочет мне показать?

– Болит, да? - встревоженно спросила я. – Отпусти меня, Калеб. Я сама дойду, не нужно меня носить. Просто возьми за руку, и мы вместе дойдем до дома.

– Прости, родная, - виновато сказал Калеб, бережно опуская меня на землю. – Просто я немного устал. Через пару дней буду как новенький и снова буду носить тебя на руках везде, куда пожелаешь, хоть на край света.

– Ловлю на слове! - улыбнулась я.

Войдя в избушку, мы сперва скинули у порога тяжелые, промокшие сапоги, умылись холодной водой из старого ушата, стоявшего у стены, вытерли руки грубым полотенцем, пахнущим травами, затем уселись завтракать. Калеб набросился на еду с жадностью, нахваливая меня и уплетая кашу за обе щеки. Я счастливо улыбалась, глядя на него.

– Расскажешь, как охота прошла? – спросила я.

– Да все хорошо, – ответил он, немного помолчав, словно подбирая слова. – Никаких потерь, серьезных травм, все живы. Просто немного устали. Зверюга попалась что надо! Первый раз такого здорового вижу. Пришлось повозиться, чтобы с ним справиться.

– Когда же они все сдохнут! — со злостью воскликнула я, вспомнив о постоянной опасности, которой он подвергается, о том, что каждое полнолуние он рискует своей жизнью ради спокойствия других людей. – Вы ведь каждую луну ходите, ловите их, убиваете, а, мне кажется, их меньше не становится. Только больше.

– Да, тоже об этом думаю, - вздохнул Калеб, отводя взгляд. – Видимо, перерождаются.

– Я бы лучше умерла, чем переродиться! - запальчиво воскликнула я, чувствуя, как внутри меня нарастает гнев. – Превратиться в кровожадного монстра, одержимого жаждой убийства… Это же кошмар!

В этот момент мне показалось, что Калеб вдруг побледнел.

«Наверное, просто устал», подумала я, стараясь отогнать тревожные мысли. «Всю ночь провел в лесу, сражаясь с опасным зверем. Ему нужно отдохнуть, набраться сил. Все будет хорошо».

– Да, родная, ты права, – прошептал он, избегая моего взгляда, и в его голосе я услышала какую-то странную нотку. – Лучше умереть… чем превратиться в это.

– Ты устал? –забеспокоилась я. – Ложись скорее спать.

– А ты? – спросил он, поднимая на меня усталые глаза. – Знаю же, что ты тоже всю ночь не спала, а просидела у окна, меня ждала, вся извелась от переживаний.

– Именно поэтому спать мы будем вместе! – воскликнула я радостно, стараясь разрядить напряженную обстановку и прогнать дурные мысли. – Задернем шторы, разденемся и…

Калеб слабо улыбнулся.

– Спать. И только спать, – твердо повторил он. – Для верности раздеваться не буду, чтобы не было никаких соблазнов.

– Да ладно тебе… - начала было я, но, встретив его серьезный взгляд, поняла, что шутки тут неуместны.

– Ладно. Пусть в одежде, – согласилась я. – Но только чур, ты меня будешь обнимать! Хочу почувствовать твоё тепло.

– Обязательно, – пообещал он, немного смягчившись. – Но сначала я, пожалуй, схожу в баню. Нужно смыть с себя пот и кровь, очиститься от этой ночной мерзости, – сказал он, вставая из-за стола.

– Потереть тебе спинку? – лукаво спросила я, пытаясь хоть немного развеселить его.

– Селена, я серьезно, – ответил он строго.

– Поняла. Жду, – вздохнула я грустно, чувствуя, как тревога снова заполняет меня изнутри.

Глава 3

Калеб спал беспокойно. Ворочался, стонал во сне, словно его мучили кошмары. Когда случайно поворачивался на левый бок, вздрагивал всем телом и тут же спешил перевернуться на другой. Неужели так сильно болит? Я лежала рядом, притворяясь спящей, и наблюдала за ним, боясь пошевелиться и потревожить его. Сердце сжималось от тревоги и жалости.

Проспав таким образом несколько часов, он тихонько поднялся с постели, стараясь не шуметь и не разбудить меня. Крадучись, как вор, направился к двери, словно собирался сбежать.

– Что случилось, Калеб? – спросила я, резко садясь на кровати. – Тебе так сильно болит? Может, сходим к знахарке? Может, она сможет тебе помочь?

Он вздрогнул от неожиданности.

– Разбудил тебя, родная? – виновато пробормотал он, избегая моего взгляда и отступая назад. – Прости, не хотел. Просто не спится. Просто этот проклятый зверь прыгнул на меня, и я неудачно упал на бок, немного отшиб его. Ничего страшного, пройдет.

– Дай посмотрю, - с тревогой в голосе попросила я, протягивая к нему руку.

– Не надо, Селена, не беспокойся, – настойчиво повторил он, делая шаг назад и отворачиваясь от меня. – Все нормально, правда. Хочу пойти поработать немного в огороде. Свежий воздух, физическая работа, разомнусь, и все пройдет, вот увидишь.

– Возьмешь меня с собой?

– Как хочешь, – пожал он плечами. – Но, может, лучше останешься дома и испечешь пирог на ужин? С яблоками, как ты умеешь. Я так давно не ел твоего пирога.

– Конечно, – согласилась я. – Только еще минут пять поваляюсь.

Он тепло улыбнулся мне, но его глаза оставались грустными, и вышел из избушки.

Я полежала немного в кровати, прислушиваясь к звукам, доносящимся с огорода, затем встала и быстро оделась. Я подошла к окну и осторожно выглянула наружу, стараясь остаться незамеченной. Калеб копался в огороде, но его движения показались мне какими-то скованными, неуверенными, неестественными. Он явно избегал нагрузки на левую сторону тела, словно боялся лишний раз потревожить ушибленный бок.

Почему так странно себя ведет? Что с ним происходит?

Отступив от окна, я принялась за готовку, стараясь занять чем-то свои руки и отвлечься от дурных мыслей. Растопила печь, замесила тесто на пирог, нарезала яблоки тонкими дольками. Успокаивающий запах корицы и яблок, смешанный с ароматом дыма из печи, наполнил наш дом.

Когда пирог был готов, и золотистая корочка аппетитно поблескивала в мягком полумраке избы, я вышла на крыльцо и позвала, стараясь придать своему голосу как можно больше беззаботности:

– Калеб! Иди домой ужинать! Пирог готов!

Он медленно оторвался от прополки сорняков, с трудом разогнув спину, и повернулся ко мне лицом. В свете заходящего солнца его лицо показалось мне бледнее, чем обычно, с тенями усталости. Неспешно, словно через силу, он направился к дому.

– Что-то ты сегодня долго возился, – сказала я, встречая его у порога. – Устал, наверное?

– Да, немного.

Мы вошли в избушку и молча сели за стол. Кроме пирога, я подала к ужину тушеную картошку с мясом и соленые огурчики. Но Калеб ел мало и как-то без аппетита, словно заставляя себя.

– Что-то ты совсем не ешь, – заметила я, пристально глядя на него и стараясь прочитать по его лицу, что происходит. – Не нравится? Или болит что-то?

– Да все вкусно, родная, – отмахнулся он, стараясь улыбнуться, но улыбка получилась какой-то натянутой и неестественной. – Просто устал немного, и аппетита совсем нет. Пирог, как всегда, божественный. Спасибо.

Но я не верила ему. Я чувствовала, что он что-то скрывает от меня.

– Калеб, что происходит? – тихо, но твердо спросила я, пристально глядя ему в глаза и не отводя взгляда. – Что с тобой? Я чувствую… что-то не так. Я вижу это.

– Глупости, Селена, – отмахнулся он, стараясь говорить как можно спокойнее и убедительнее. – Я просто устал. Тяжелая была охота. Все в порядке.

– Калеб, мы женаты три года, – мой голос звучал все жестче. – Каждый месяц ты уходил на охоту, и каждый раз я ждала тебя с замиранием сердца. Но никогда, слышишь? Никогда до этого ты не возвращался таким… уставшим. Таким… сломленным.

– Я же говорю, что зверь попался слишком… сильный, – попытался оправдаться он, избегая моего взгляда, но в его голосе звучала такая неуверенность, что он сам, казалось, не верил своим словам.

– Не ври мне! - взорвалась я, вскакивая со стула и опрокидывая его на пол. Ярость и отчаяние захлестнули меня, словно цунами. – Либо ты сейчас показываешь мне, что у тебя за рана на боку, либо я прямо сейчас иду к знахарке и привожу её сюда!

Он замер. Какое-то время мы просто смотрели друг на друга в тишине, нарушаемой лишь треском поленьев в печи и моим сбившимся дыханием. В его глазах боролись боль, страх, отчаяние и какая-то безысходность, словно он уже смирился со своей судьбой. Потом, сдавленно вздохнув, он опустил голову, словно признавая поражение и сдаваясь на милость победителя.

– Он укусил меня… – прошептал Калеб, и его слова, словно ледяной нож, вонзились в мое сердце.

– Что? – мне показалось, , что это какой-то кошмарный сон, от которого я сейчас проснусь. – Что ты сказал? Повтори.

Глава 4

– Не бойся, родная, – взмолился он, протягивая ко мне дрожащую руку. – Как видишь, я еще… не обратился. Я все еще я. У нас есть время. У нас есть целый месяц. До полнолуния. Может, мы что-нибудь придумаем…

– Почему…? Как… – мой разум отказывался верить в происходящее, отказывался принимать эту страшную реальность.

– Почему не сказал никому? – его голос дрожал, а по щекам текли слезы. – Ты же знаешь, Селена… они бы убили меня на месте. Как бешеную собаку. А я… я хотел… хочу жить… хотя бы еще немного. Рядом с тобой. Увидеть еще один рассвет, почувствовать твое тепло, услышать твой смех…

– Как это случилось? – прошептала я, стараясь унять дрожь в голосе.

– Мы гнали зверя всю ночь, несколько раз окружали его, но он каждый раз уходил, словно демон. Потом, под утро, когда мы уже выбились из сил, мы рассредоточились по лесу в поисках его, думая, что он ранен. И тут он выпрыгнул на меня из ниоткуда и смог задеть зубами, когда мы боролись. Я добил его, конечно. Но было уже поздно. Остальные были далеко и ничего не заметили. Укус был неглубокий, поэтому крови было немного. Я соврал… Сказал, что это кровь зверя. Прости меня, родная, – его голос оборвался, он закрыл лицо руками и плечи его затряслись от беззвучных рыданий. – Прости меня… Я не знаю, что мне делать. Я так хочу… жить… с тобой…

Я стояла, как громом пораженная, и не знала, что делать, что сказать. В голове царил хаос, мысли путались. Все, что я знала, все, чему меня учили с детства, говорило одно: укушенные – это обреченные. Словно прокаженные, отмеченные печатью смерти. Они превратятся в зверей, в чудовищ, жаждущих крови, ведомых лишь инстинктом убийства. Таков закон.

На охоту всегда ходили группами, чтобы в случае укуса, не дать проклятию распространиться, тут же убить несчастного и спасти его, и его семью, от мучений и позора. Это считалось милосердием, актом гуманности. Но разве можно убить того, кого любишь больше жизни? Разве можно хладнокровно лишить жизни человека, которого ты поклялась любить и оберегать до последнего вздоха?

Я никогда не слышала, чтобы кому-то удавалось это скрыть, чтобы кто-то смог избежать своей участи. Хотя… откуда же тогда берутся новые оборотни? Причем в последнее время их становится все больше и больше, словно тьма расползается по миру, пожирая свет. Неужели кто-то все-таки смог обмануть охотников и сохранить свою тайну?

Мы с Калебом даже думали уехать из деревни, бросить все, оставить позади эти глухие места и начать новую жизнь в городе, заниматься чем-нибудь другим, мирным и спокойным. Давно мечтали об этом, строили планы на будущее, представляли себе нашу новую жизнь. Но…

Но все мужчины в роду у Калеба были охотниками на оборотней. Это была их призвание. С самого детства он рос на рассказах о смелости и доблести дедов и отцов, на легендах о борьбе со злом. Это была его судьба, его долг, его предназначение. Ему было немыслимо бросить это все, предать память предков, отказаться от своего наследия.

А что теперь? Что теперь будет с нами? Что будет с нашими мечтами, с нашими планами, с нашей любовью?

Но ведь это мой Калеб… Мой любимый муж. Человек, с которым я делила хлеб и кров, радости и горести, сны и мечты. Каждую клеточку его тела я знаю, каждую черточку лица люблю, каждый его шрам. И сейчас, глядя на него, я не вижу монстра. Я вижу лишь отчаяние и страх, боль и надежду.

Разве он заслужил смерти? Разве можно так просто лишить его жизни, словно он не человек, а зверь? Он исполнял свой долг, был храбрым и честным охотником. Он получил этот проклятый укус, сражаясь со зверем, защищая нас всех, а не убегая от него. Разве мог Калеб причинить мне вред? Разве мог он сознательно причинить боль кому-либо? Всю свою жизнь он только защищал окружающих, никогда не причинял им страданий.

Я подошла к нему, словно во сне, не отдавая отчета своим действиям. Молча обхватила его голову руками и крепко прижала к своему животу, словно пытаясь защитить его от надвигающейся беды. Моё платье мгновенно намокло от слез – Калеб беззвучно плакал, его плечи судорожно вздрагивали. Это был мой сильный, смелый Калеб, сломленный и беспомощный, как ребенок. Мое сердце разрывалось от боли и жалости, от любви и отчаяния.

Я погладила его по волосам, стараясь успокоить и поддержать. Они были такими же, как всегда – густые, жесткие, непослушные, пахнущие лесом и дымом костра. Как же я люблю этот запах… Это запах моего Калеба. И я не хочу его терять.

– Всё будет хорошо, Калеб, - прошептала я, стараясь унять дрожь в голосе. – Мы что-нибудь придумаем. Вместе мы справимся с этим. Я не брошу тебя.

Калеб поднял на меня свое лицо и долго, пристально всматривался в мои глаза, словно словно ища там надежду.

– Ты… ты не ненавидишь меня? – прошептал он с болью. – За то, что я оказался таким трусом… Я должен был сам лишить себя жизни там же, в лесу, чтобы не подвергать никого опасности. Чтобы не обрекать тебя на это. А я… я пришел домой, надеясь на чудо. Теперь ты тоже в опасности из-за меня.

– Я люблю тебя, Калеб, - твердо сказала я. – И не хочу, не могу жить без тебя. Ни сейчас, ни потом. И не позволю тебе умереть. Покажи мне укус.

Калеб встал, словно повинуясь приказу, и, с трудом сдерживая дрожь в руках, начал задирать рубашку. При этом торопливо, сбивчиво объясняя:

– Обычно укусы гораздо глубже, рваные, страшные… А тут он вскользь задел меня. Скорее царапина, чем укус. Может быть… может быть, ничего и не будет? Может быть, от таких укусов не перерождаются? Я… я ничего такого не чувствую, Селена. Я все еще я.