Она вошла такая легкая, манящая, пахнущая свежестью, словно только что из душа, с запахом обычного мыла для рук. Так, как он любил, чтобы пахли женщины. Без единого намека на парфюм и косметику. Вошла несмело, тихо постучавшись в дверь. Остановилась возле его стола, замерев, словно боясь отвлечь от дел. Такая послушная…
По своему обыкновению он сначала бросил взгляд на тело — легкое платье, светлое, скромной бежевой расцветки, до колена, едва обрисовывало округлые бедра. Он поднял взгляд выше. И в скромном вырезе отметил упругую грудь в простом, без пуш-апа бюстгальтере, из которого призывно торчали округлые соски. Слишком тонкая ткань платья. Слишком жарко на улице. Видно даже соски — но так, если очень хорошо приглядеться. А он это умел — приглядываться и отмечать детали. Деталь показалась ему слегка надуманной, специально выставленной напоказ, но стоило взгляду подняться выше, как он увидел ее глаза — круглые, темные, со взглядом преданной собаки…
В памяти всколыхнулись воспоминания, заставив сердце биться учащенно, даже больно. Любимый Рекс, подобранный на улице пес, всегда смотрел на него именно так — преданно.
Нет, она не предана ему, эта девушка его совсем не знает, просто у нее такие глаза…
Нашел…
Обзор посетительницы занял пару секунд, но он уже составил свое мнение и почуял призыв. Не упустить. Только не ее!
— Что вы хотели? — голос прозвучал без эмоций профессионально, хотя внутри все клокотало от радости.
— Простите, — он не смог снова заняться документами, на тонкий, почти детский голос невольно поднял взгляд. — Я принесла заявление…
— Слушаю, — бросил он сухо. Тихо, почти воровато выпустив из ноздрей горячую струю воздуха.
— Это от жильцов.
Рука с тонким запястьем мелькнула у его стола, положив где-то с краю исписанный синим листок.
— Девушка, — он решился отложить ручку, так помогающую ему сосредоточиться, — о каком заявлении идет речь?
— Понимаете, — начала она, мило краснея, — это жалоба на соседа нашего дома…
— Понятно, — твердо ответил он, взял бумагу, сделал вид, что читает, а сам пытался все это время уловить ее запах, когда включенный вентилятор, поворачиваясь, доносил до него сводящий с ума аромат. — Давайте проясним.
— Давайте, — несмело отозвалась она.
…давайте…
Это простое слово решило все. Тело взбунтовалось, отозвалось набухшим членом и вспотевшими враз ладонями. План созрел мгновенно. Упускать ее нельзя. Она нужна немедленно. Прямо сейчас…
— Вот здесь, — он встал, потряс заявлением, выходя из-за стола, привлекая ее внимание, уводя взгляд от набухшей ширинки, — вы пишите, что жилец громко включает музыку по ночам.
— Да, — она, не обращая внимания на бумагу, смотрела «этим» взглядом, словно соприкасаясь со всем его телом. — И заливает. Постоянно. Кричит, ругается на всех.
Вздохнула, хлопнула густыми, неприлично длинными ресницами, и ему показалось, что он почувствовал ветерок от этого завораживающего взмаха.
— Девушка, — он подошел ближе, шмыгнул носом, изображая насморк, а сам на мгновение замер, наслаждаясь ее запахом, — я вас понял. Слегка склонил голову, чтобы лучшее рассмотреть ее, и только теперь заметил тонкие серебряные пряди в волосах, скрученных небрежным узлом. Это показалось странным — на вид жертве было около тридцати. Хотя, какая разница. Это была она. И тянуть с новым приобретением не было сил.
— Прости, — выдохнул он, отбрасывая заявление. Резким движением руки закрыл ей рот, прижимая другую к затылку, фиксируя голову. Никогда и никому не говорил «прости», а тут сорвалось… Грубая ладонь задрожала, когда он почувствовал ее губы — мягкие и влажные. Жертва не успела издать даже звука, неумело сопротивляясь, снова свела с ума своими глазами — роскошным взмахом ресниц и взглядом испуганной, но преданной собаки.
Он легко повернул ее к себе спиной и потащил к креслу, где на полу лежала рабочая сумка. Там, под видом уколов инсулина, хранилось сильное снотворное. Жертва начала неожиданно резко брыкаться, показывая несоизмеримую с хрупким телом силу, непроизвольно дотрагиваясь до его паха, распаляя и без того едва сдерживаемое желание. Но он был сильнее. И опытнее. Повалил на пол возле стола, не давая возможности крикнуть, зажимая рукой и рот, и нос. Вскоре с ужасом понял, что жертва уже не сопротивляется, а бьется в конвульсиях, задыхаясь. Пришлось ее перевернуть, зафиксировать руки надо головой и сделать то, что он никогда и ни с кем не делал — прижаться губами к губам, чтобы освободить свою руку и дать ее возможность вздохнуть хотя бы носом.
Она с шумом втянула воздух, дернула головой, но он уже успел достать шприц. На миг замер, наслаждаясь непривычным ощущением — первым в своей жизни сладким поцелуем, а потом, поцеловав в засос, воткнул тонкую иглу в плечо. Жертва взвизгнула, выгнулась дугой, пытаясь отбиться, а он все продолжал целовать, наслаждаясь вкусом и ощущениями. Вкусом… она пила недавно кофе. Он обожал кофе.
Вскоре сопротивление начало ослабевать, отчаянные рывки становились все слабее, и это приносило долгожданное удовлетворение, — на миг показалось, что жертва расслабилась, поддалась, принимая его таким, какой он есть.
И уже совсем потеряв способность сопротивляться, тихо застонала, словно признавая его власть.
Он слегка отстранился, чтобы удостовериться — спит, и невольно залюбовался припухшими от его поцелуев губами, растрепанной прическе, капельками слезинок на щеках. Рука скользнула по едва вздымающейся груди и самопроизвольно опустилась ниже, между ее ног. Ладонь задела его набухший член, и он не сдержался, приподнялся, привычным движением расстегнув ремень, сжал свою плоть и начал ритмично двигать рукой, доводя себя до экстаза, не сводя глаз с ярких припухших губ.
Оргазм пришел почти сразу, но почему-то от приятных мгновений стало только хуже — собственные действия вызвали волну отвращения. Ну не здесь же, не так. Не с ней…
Вадим сладко потянулся, пытаясь расслабить мышцы спины и шеи, затекшие от долгого сидения за столом. Отчеты по делам следствия он обещал сдать до выходных, но ссора со Снежкой сместила сроки. Сегодня он пришел на работу непривычно рано, часов в пять утра, когда дежурный еще не сдал смену. Вяло поздоровался и прошел к своему кабинету, где с неохотой вставил ключ в почерневшую от времени замочную скважину. Постоял немного, прислонившись лбом к обшарпанной древесине, вспоминая последнюю со Снежкой ночь, их ссору рано утром и ее суетливый уход. Хмыкнул иронично — собирался сделать предложение — вошел в пахнущий пылью, немытыми полами кабинет. Сел за несданные отчеты, с головой погрузившись в работу.
— Уф-ф, — выдохнул он, заведя руки за шею. — Ужели все?
Дверь со скрипом открылась, в проеме показался Иван.
— Доброе утро всем! — он приветственно махнул папкой с документами. — Обедали?
— Как, обедать? — Вадим с удивлением посмотрел на часы, висевшие над дверью. — Уже обед, что ли?
— Ну да, — Иван подошел к его столу, бросил быстрый взгляд на завершенные отчеты. — А Саша еще не вернулся? О, я смотрю, ты решил порядок в делах навести?
— Ну, я ж не ты, — усмехнулся Вадим. — Я так быстро не умею. Навел, вроде. А Санька еще не видел.
Вадим с легкой завистью посмотрел на белоснежную рубашку и безупречно отглаженные брюки дознавателя. Иван никогда не носил джинсы или майки, всегда был выбрит, причесан и свеж, словно не таскался целыми днями по городу, а сидел в прохладном офисе, причем почти не двигаясь. Хотя, сегодня он явно забыл пригладить темный хохолок на макушке. Взгляд следователя мгновенно отметил эту особенность.
А Вадим даже зубы не чистил и вспотел как свинья. Но придется терпеть – рабочий день только начался.
— Я в магазин. Тебе что захватить? Что сегодня есть будешь?
— Вот, — Вадим с наигранной гордостью достал из ящика стола коробку лапши быстрого приготовления.
— Фу, — Иван скривил губы, — ты серьезно?
— Снежка ушла. А я с пяти утра тут торчу.
— Поругались? — Иван присел на край стола, на красивом лице мелькнула тень сочувствия, и Вадим едва сдержался, чтобы не выдать раздражение презрительным фырканьем. Неприязнь к Ивану Стриженову у Вадима возникла с самого первого дня, как только молодой следователь появился у них в участке. Объяснить свою нетерпимость Вадим не мог, учитывая, что Стриженов сразу же завоевал уважением мужского коллектива и обожание женского. Высокий, стройный, с идеальными чертами лица истинного аристократа и подкупающей тактичностью. Но Вадима он бесил, хотя и непонятно чем умудрялся вывести из себя этот мистер «совершенство».
— Ну да. Ну да… Ты ушла рано утром, — тихо запел Вадим, вставая, — собралась в один миг, — включил электрочайник, повернулся к Ивану. — Вот только после себя моя бывшая будущая жена не оставила ничего.
— Да ладно, — Иван улыбнулся, как всегда, одними губами, — жениться? Ты?
— Ну а что? — Вадим снова потянулся, с удовольствием слушая хруст собственных позвонков. — Я ж ее нашел. Мою.
— Ну, удачи, — Иван встал, бросил недовольный взгляд на коробку с лапшой. — Не отравись.
— Ага.
Иван дотронулся до дверной ручки и тут же посторонился — в кабинет влетел взъерошенный Саша.
— О, здрасти! — Саня на миг замер, встретился взглядом с Вадимом и Иваном, кивнул всем сразу, направляясь к своему столу. — Я все, я с отчетом!
— Приятного аппетита, — бросил Иван перед тем, как закрыть за собой дверь.
— Ты где был? — Вадим, услышав звук бурлящей воды в чайнике, взял со стола ненавистную коробку обеда.
— Опять трупак, — устало выдохнул Саня, сбрасывая с плеч увесистый рюкзак. — Уже второй. Не маньяк ли у нас завелся?
— Маньяк? — Вадим, хмыкнув, взял чайник, залил кипяток в белое корытце. — Не наговаривай…
— Ага, — Саня быстро извлек из рюкзака булку, ряженку и емкость с порошковым картофельным пюре. — Жрать хочу — умираю!
Вадим заварил свой нехитрый обед, передал чайник Саше, тот быстро приготовил из полуфабриката пюре, размешав порошок ложкой из своего рюкзака. Вадим давно перестал удивляться тому, что скрывается в недрах этого вещмешка цвета хаки.
— Будешь? — Санек протянул Вадиму половину разломленной булки.
— Давай.
Вадим ел молча, прокручивая в голове тяжелое утро, краем глаза наблюдая за Саней — тот успевал жевать, стучать по клавишам компьютера и лазать в своем телефоне. Темная майка с синими китайскими иероглифами пропиталась потом, нечесаные длинные волосы, забранные в небрежный хвост, лезли в глаза, но младший лейтенант этого не замечал, забивая отчет и хмыкая на экран мобильного.
— Я тут фотки с места убийства закачал, — быстро проговорил Саня. — Скидываю тебе, глянь.
— Давай, — вяло ответил Вадим, нехотя взялся за мышку. — Что-то сегодня работа из меня вся вышла.
Вадим открыл присланный файл и замер, не донеся до рта пластиковую вилку с лапшой. Среди тины и пожухшей ряски лежала обнаженная Снежка.
Он едва не подавился, вдохнув воздуха вместе с едой, натужно кашлянул, зажмурился. И, чувствуя, как немеют от напряжения и страха руки, снова посмотрел на экран.
Нет. Это была не она. Не Снежка. Просто похожая молодая женщина. Такая же… как и прошлая жертва.
Вадим отложил недоеденный обед, потянулся к телефону. Но тут же фыркнул, насмехаясь над собственными страхами. Мало ли что, похоже. Снежке, он, конечно, наберет. Но позже. Где-то через час. Она проигнорит, а он наберет снова, уже перед сном. Всего дважды в день. И так будет до тех пор, пока она не сдастся и не ответит. А она ответит, рано или поздно. Не в первый раз случается ссора.
Он целый день не мог сосредоточиться на работе, мысленно возвращаясь в свой старенький домик, где спала жертва. Снотворное будет действовать еще часа три, он успеет заехать и сделать еще один укол прежде, чем вернется домой окончательно. До следующего рабочего дня. И у него будет несколько часов, чтобы насладиться ее телом и этими удивительными, манящими глазами преданной собаки.
Позвонить бы.
Да, уже пора. Вадим набрал номер Снежаны и приготовился слушать длинные гудки. Ждал до последнего. По своему обыкновению Снежка не ответила. Ну и ладно.
Вадим вытянул ноги, запрокинул голову, разглядывая трещины на потолке и пятна от обвалившейся местами штукатурки. Взгляд переместился в угол кабинета, где среди прозрачной паутины, свитой пауком на старой проводке, застыла дохлая муха.
— Майор Холодов! — тихо, но грозно рыкнул Саша, при этом широко улыбаясь. — У нас тут семь трупов, а ты в прострации. Чего случилось-то?
— Снежка-а, — тихо протянул Вадим. — За что взъелась? У меня такие планы были на эти выходные…
— Вспоминай, чего сделал, что сказал? — со знанием дела ухмыльнулся Саша.
— Да про ремонт в моей квартире говорили, — Вадим сморщился, словно в рот попало что-то кислое. — Обои мои старые ей, видите ли, не нравятся. Окна красить решила…
— А ты?
Вадим снова вернулся к обозреванию трещин на потолке, вспоминая, как разозлила его эта идея. Зачем менять что-то, если и так можно жить? Что он тогда сказал? «Иди и в своей общаге комнату перекраивай». Да, именно так. И после этих слов Снежка молча ушла.
— А я не разрешил.
— Вот и причина. Если женщина взялась перестраивать твою хату, значит, она там уже обжилась. Гнездо, так сказать, свила. А ты все обломал, не пустил, так сказать, дальше порога. Вот она и психанула.
— Тоже мне, знаток женской логики, — беззлобно бросил Вадим.
— Потому что я, в отличие от тебя, женат, — Саша взял рюкзак, засунул туда папку с бумагами. — И отлично знаю, что такое бабьи истерики. Пошли, к Ивану заглянем. Он из морга приехал. С новостями.
В длинном коридоре пахло свежестью — Людмила Степановна успела прибрать и здесь. Но со стороны запасного входа уже вползал запах сигарет, в огромных количествах, выкуриваемых возле ржавого мусорного ведра.
— У меня тут ни одна камера не работает! — проорал Шуйский в сотовый, быстрым шагом проходя мимо офицеров. — Ни одна, понимаешь ты? На хера мне эти бумажки тоннами? Найдите денег, мля! И человечка толкового пришлите, задолбали уже эти сбои! Почему я должен этой херней заниматься?
Нервно сунул телефон в карман брюк, достал из другого сигареты и нырнул к дверям черного хода.
— На глаза ему лучше сегодня не попадаться, — поостерегся Саша. — К Ивану, и валим отсюда.
— Согласен.
— Какие новости? — с порога спросил Вадим, заходя в кабинет, где сидели два дознавателя. Иван сегодня был один. Сюда Людмила Степановна еще не добралась, и комнатка выглядела серой и пыльной. Только место Ивана, каким-то образом, выделялось аккуратностью — папки ровными стопками, на столе и мониторе ни пылинки, канцелярские принадлежности в желтом пластиковом стаканчике.
— Опознали вчерашнюю жертву, — ответил Иван, протягивая Вадиму файл с бумагами. — Я разговаривал в морге с родственниками, ничего полезного не выяснил. Ушла в магазин и не вернулась.
— Охота тебе по моргам мотаться? — спросил Саша, заглядывая Вадиму через плечо. — Вызвал бы сюда, мы бы тоже поговорили.
— Поговорите, — Иван строго посмотрел на коллегу. — У них дочь убили, а я буду их по кабинетам таскать? Понимать надо такие вещи.
— Да ладно, понял я, понял.
— Едем к ним домой, — Вадим сунул документы в свое портфолио. — Телефон может, найдем, или еще чего. Спасибо, Вань.
— Пожалуйста.
Моя…
Она лежала на кровати, заботливо укрытая тонким пледом. Он никогда не позволял себе укладывать кукол на свою кровать, держал их в подвале, где специально оборудовал слив, куда спускал их вонючую кровь.
Взял шприц, набрал из ампулы легкого транквилизатора и сел рядом, глядя на успокоенное сном лицо. Красивая.
Привычным движением сделал жертве укол в вену, убрал шприц и прилег рядом, с замиранием сердца ожидая, когда откроются прекрасные глаза.
Она дернулась, сжалась и содрогнулась рвотой.
— Что же ты.., — он схватил ее и повернул так, чтобы не захлебнулась. — Не пошло тебе лекарство, моя хорошая. Ничего, найдем другое. Я вылечу тебя. Не бойся…
Ее рвало желчью и водой. Нежная, теплая после сна кожа вмиг покрылась испариной, а тонкое тело дрожало, выбрасывая из себя яд. Ее рвало на его кровать. Подушка и покрывало уже пахли горечью, впитывая в себя вонючую жидкость. Кукол за это он наказывал, но Ее было жалко. Если организм не справится, Она погибнет, и уже никогда не посмотрит на него этим взглядом.
Он дождался, пока прекратится рвота, переложил жертву на другую сторону кровати, быстро сменил постель и рванул в подвал за глюкозой. У него всегда был запас восполнения жидкости для кукол, чтобы дольше не умирали.
Прибежал быстро, поставил систему и сел рядом, с нежностью поглаживая ее растрепавшиеся волосы.
— Я спасу тебя, моя хорошая, — прошептал почти неслышно побледневшими от страха губами. — Не умирай…
Вадим пришел домой уже за полночь. Устало бросил у двери куртку, снял ботинки, небрежно разбросав их по коридору, и сразу прошел на кухню. Поставил на плиту сковородку, достал из холодильника несколько яиц и только потом вспомнил, что не помыл руки.
— Как же охота жрать, — простонал он, открывая кран.
Намыливая руки на мгновение замер перед зеркалом, разглядывая отражение. Выглядел он неважно. Сказывалась усталость и постоянная нервотрепка, отчего большие карие глаза приобрели красноватый оттенок, впалые щеки покрылись темной щетиной, тонкие губы сжались в упрямую полоску.
На кухню Вадим вернулся еще более уставшим. Пожарил яйца, нарезал толстыми ломтями хлеб и пошел в гостиную, к телевизору.
Сел на диван, включил новости, с тоской посмотрел на свой скудный ужин. Яиц не хотелось. Хотелось мяса, Снежкиных наваристых щей. Но в холодильнике было пусто, вчера все подъели, а сегодня готовить уже некому.
Вадим достал телефон, чтобы набрать ее номер, но передумал. Поздно уже. Снежка наверняка спит.